Окна третьего этажа

В детстве Лия только и слышала от мамы о том, как та намучалась её рожать. В подробностях. «Давление подскочило, коллеги, мы её теряем». Эту историю сама Лия слышала сотни раз, и эту историю рассказывали всем: хорошим знакомым, малознакомым и даже случайным попутчикам. Сначала маленькой Лие маму было жалко до слез, потом она начала чувствовать раздражение и злость. «Я же не просила меня рожать!» — думала Лия.

Вообще, жизнь у неё была не сахар. Отец ушёл из семьи, когда ей исполнилось три, и Лия, в общем, его понимала, жить с матерью порой было просто невыносимо. Мать, несостоявшаяся актриса, провалилась в театральный, играла. И дом стал для неё сценой, а Лия — статистом материнских спектаклей.

Мужчины около Лииной матери не задерживались, отец оказался самым стойким. Лиина мать приманивала их, как мотыльков, своей неземной красотой: рыжие кудрявые до талии волосы, бледная кожа, которая, казалось, светилась изнутри, огромные наивные глаза в пол-лица цвета неба. А потом безжалостно сжигала своими истериками, капризами и злобными выпадами. Лия пошла в отца и красотой не блистала: выцветшие пшеничного оттенка волосы, веснушки, белесые ресницы. Вторая по популярности история Лилиной матери — «И почему же ты у меня уродилась такая страшненькая?» Как будто это Лия сама выбирала, красоткой ей быть или нет. Она делала вид, что слова матери её не задевают, и фыркала в ответ, а сама по ночам плакала в подушку и считала себя уродиной.

Отец появлялся раз в месяц, водил Лию в кафе-мороженое в соседнем доме, где они мучительно изображали общение. Лия никак не могла придумать, о чём говорить с отцом. И он не делился подробностями своей жизни. Лия знала, что он женился второй раз и у него растёт дочь.

Дома Лия работала всё свободное время. Прислуживала матери. «Принеси-подай, убери, приготовь, погладь». Одно выручало — облезлый и страшный пёс, похожий на мочалку. Его оставили Лииной матери на передержку и забыли забрать. Оставил, к слову, несостоявшийся ухажёр, который наобещал матери золотых гор, а сам уехал на Север на заработки, начисто забыв о своей собаке. И было понятно почему. Пса звали Бабл. Он вонял, был зол и кусач. Но к Лииному счастью, нуждался в частых прогулках. Иначе в прихожей около коврика их ждали лужи, а то и кучки. Лия была уверена, что мать не избавилась от собаки в надежде, что ухажёр вернётся. И Лия с радостью шаталась с псом по окрестностям, заглядывая в окна соседней пятиэтажки, гадая, что там за люди живут.

Однажды, возвращаясь с прогулки, Лия заметила, что в окне третьего этажа соседнего дома кто-то стоит и смотрит прямо на неё. Обычно там горел свет, но шторы были плотно задернуты. А сейчас они были распахнуты, и в проёме виднелась фигура — тощий мальчишка в джинсах с растрёпанной шевелюрой. Он не отводил глаз, будто ждал её.

Лия резко опустила голову и потянула Бабла за поводок.
— Пошли, — прошептала она псу, но тот упёрся лапами в асфальт и зарычал.
— Бабл, ну! — Лия дёрнула поводок сильнее, но пёс не сдвинулся с места. Вместо этого он оскалил зубы и залаял, глядя вверх.
Мальчишка в окне улыбнулся и помахал ей рукой.

На следующий день Лия снова увидела его — теперь уже во дворе. Он сидел на лавочке с книгой, но, заметив её, тут же закрыл её и поднял голову. Книга была потрёпанная, поля исписаны каракулями – драконами и непонятными формулами.«И кто в наше время вообще читает бумажные книги? Фрики, не иначе», — подумала Лия.
— Привет, — сказал он.
Бабл заворчал, но на этот раз не так агрессивно.
— Твой пёс? — спросил парень.
— Нет, — ответила Лия. — Слинявшего мужика моей матери.
— Как тебя зовут?
— Лия.
— Я Марк.
Она кивнула и уже хотела уйти, но он вдруг добавил:
— Ты живёшь в том доме напротив, да? Я часто вижу, как ты гуляешь с ним.
Лия почувствовала, как кровь приливает к щекам. Значит, он наблюдал за ней.
— Да, — пробормотала она.
— А почему всегда одна?
— Потому что так хочу.
Марк усмехнулся.
— Я тоже теперь всегда один.

С этого дня они стали встречаться во дворе. Сначала молча, потом разговаривать. Оказалось, Марк живёт теперь с бабушкой. Мать уехала в командировку в далёкий Китай на целый год. А то и больше. «Понимаешь, сынок, от таких предложений не отказываются, а школу тебе надо закончить». И его привезли пожить с бабушкой. А их с матерью квартиру сдали. Но в школу он ходит в свою, так что встаёт ни свет ни заря и тащится через полгорода. «Мы с мамой пять школ сменили, — как-то сказал он, разбирая старые наушники, которые вечно торчали у него из кармана. — Она вечно искала “тот самый шанс”.

Бабл, к удивлению Лии, постепенно перестал рычать на Марка и даже позволял ему гладить свою лохматую голову. Марк научился делать смешные свистки из травинок, и пёс таскал ему палки, как будто забыв, что должен быть злым.

А однажды вечером, когда мать Лии снова закатила истерику из-за немытой посуды, Лия выбежала из квартиры, схватила пса и потащила его к подъезду Марка.
«Выходи», — написала она ему.
«Иди ко мне, с бабушкой познакомлю, у нас торт и чай с малиновым вареньем», — ответил он.

Лие было страшно идти к бабушке, потому что она насмотрелась на взрослых: истеричных и крикливых, обидчивых и капризных. Ну или как отец, скучающе-равнодушных.
Бабушка оказалась совсем другая. Во-первых, она не задавала лишних вопросов. Лия была уверена: приведи она Марка к себе в гости, мать бы его замучила расспросами, подозрениями вроде «А не совратил ли ты мою малолетнюю дочь?» и так далее. Лия точно знала, что от матери не приходится ждать ничего хорошего, так что Марка она не позвала бы ни за что. Как, впрочем, и никого другого. Марк учил её не огрызаться на мать, а игнорировать: «Она как интернет-тролль. Кормишь вниманием — растёт».

В памяти Лии до сих пор жил случай, когда она отпраздновала свой день рождения дома ещё в шестом классе, пригласив одноклассниц. И даже всё прошло мило: девочки были совершенно очарованы Лииной матерью, похожей на русалку, которая была с ними так мила в тот вечер (роль называлась «любящая мать»). Только вот после этой вечеринки мать не досчиталась своего кольца. Лия была уверена, что мать его засунула сама и забыла куда, с её привычкой раскидывать вещи, и умоляла дать ей шанс поискать.

Мать же развернула целую кампанию.
Рыдала три часа: «Воровки! Воровки! Я их чаем поила, торт ели, сидели, а сами у меня, матери-одиночки… Гадины малолетние! Я их выведу на чистую воду! Звоню участковому!»
Пока Лия в слезах судорожно обыскивала квартиру, её мать позвонила классной руководительнице, чтобы узнать номера телефонов родителей тех девочек. И ведь звонила им, угрожала. Орала так, что было слышно на три этажа: «Засужу! Клеймо на всю жизнь! Требую обыскать их вещи!»

Кольцо, естественно, нашлось дома, на что Лиина мать пожала плечами.
А Лия стала в классе изгоем. Естественно. После такого перформанса, о котором её мать забыла уже на следующий день.

Вообще, Марк стал первым человеком за долгое время, с кем она могла спокойно поговорить.
Ну и с бабушкой, конечно. Вера. Просто Вера, не надо отчества, деточка. Вера была обалденная, потрясающая, классная, мечта, а не бабушка. За такую Лия бы отдала многое, хотя у неё ничего и не было. «Запомни, в этом доме всё моё» — любила повторять Лиина мать.
У Веры и Марка было… Идеально. Вот по-настоящему идеально. Чисто, много цветов и книг, огромная стереосистема, из которой мурлыкала музыка. На стене висела гитара с оторванной струной. «Это Марк, — закатывала глаза Вера. — Говорит, музыка помогает думать. А соседи говорят, помогает проснуться в пять утра».
Чистая светлая кухня, с суперсовременным двухдверным холодильником. И главное, была свобода. Можно было делать всё что хочешь.
Пить чай в неимоверных количествах. И с чем хочешь. Без комментариев матери на тему: «На лицо не вышла, так надо хоть фигуру сохранить, а для этого советую не жрать». Порой Лия думала, что мать такая злая от недоедания. Дома у них вечно был пустой холодильник.
У Марка была горячая, а главное вкусная еда. Вера ко всем её достоинствам шикарно готовила.
И Лия стала пропадать у них дома. На её счастье, у матери завёлся новый мужчина, и мать не горела желанием видеть дома вечерами дочь и брехливого пса. Ведь Бабл традиционно ненавидел всех гостей. А так, мать была счастлива, что дочь уходит: «Мама, я к однокласснице делать уроки». Да и забирает с собой пса.
Так начались перемены.
И начались они с Бабла. Вера настояла на том, чтобы они вызвали на дом собачьего грумера. С ума сойти, чтобы пса помыли и привели в порядок.
Лиина бы мать не потратила бы ни копейки. Лия думала, что Вера шутит, но действительно приехала крохотного роста весёлая девушка по имени Машенька, и тут же покорила сердце Бабла, подкупив его собачьими вкусняшками.
Она мыла его и приговаривала: «А кто у нас такой хороший, а кто у нас такой красивый».
«Доброе слово и собаке приятно», — усмехнулась Вера и пошла готовить ужин.
Ужинали все вместе. Бабл оказался не просто дворнягой, а породистым. Порода называлась — бедлингтон-терьер. Английская порода собак, потом они с Марком прочитали в интернете. Редкая и достаточно дорогая.

И так началась у Лии с Марком совсем другая жизнь. И Лия незаметно для себя стала меняться.
У нового мужчины с матерью, кажется, всё было серьёзно. Он торчал у них дома, и  на первый взгляд, был не так плох.  Купил Лие айфон, хотя она не просила. Подкупал. Ну и мать при нём сдерживалась. И Бабл мужчину худо-бедно принял. Николай  оплатил кинолога, чтобы Бабла социализировать и хоть чему-то научить.
И кинолог включил Бабл в группу собак и их хозяев для отработки команд и послушания. И ещё больше повезло, что эта площадка была совсем рядом с домом.
Так что теперь с утра в выходные Лия с Марком водили Бабла на тренировки. Он учился командам и послушанию. И у них получалось! То ли Бабл был в восторге от того внимания, что ему уделяли, то ли кинолог оказался толковым, так или иначе Бабл на глазах превращался в воспитанную собаку, на которую было приятно посмотреть.
В субботу они всей толпой ходили обедать в кафе для собачников. Всей группой, где в основном была молодёжь и подростки, как Марк и Лия. Иногда даже приходила бабушка Марка Вера, у неё неожиданно завёлся поклонник, молодой военный пенсионер, хозяин страшно избалованного английского бульдога Афеля. Намерения у пенсионера были самые серьёзные, и он наворачивал круги вокруг Веры и не сводил с неё горящих глаз.
Лия шутила: «Глядишь, ты и дедом обзаведёшься».
«А ты отчимом», — отвечал ей Марк.
«Ну он так положительно влияет на мать, она почти перестала орать, представляешь, дома тишина. Сидят как голубки тут на диване, телевизор смотрят, за руки держатся. Идилия. Хотя вот вчера за разлитый мной чай орала до хрипоты. И Николай её успокаивал и отпаивал коньяком. Он считает мать тонкой и чувствительной натурой, кто бы мог подумать».

Как ни странно, у самой Лии с потенциальным отчимом сразу возник контакт. Он действительно интересовался её жизнью.
И он действительно оказался хорошим человеком. Работал учителем истории, и знал так много, что слушать его — заслушаешься. И вот уже не только Лия торчит дома у Марка с Верой, а Марк с Верой приходят на ужины и слушают Николая. Который к тому же оказался и чудесным поваром. Они часто готовили с Верой в две руки, обменивались рецептами и крепко подружились. Мать, правда, часто фыркала: «Не дом, а общежитие, и посуду за всеми потом мыть», — будто она сама мыла, ага.

Больше всего Лия боялась, что мать примется за своё, и Николай сбежит, как сбегали все поклонники до него, и как в своё время сбежал её отец. Но Николай обладал удивительной способностью гасить любые конфликты. Тихий и скромный с виду, он умел утихомирить буйный нрав матери, не обращая внимания на её колкости и порой очень обидные замечания.
К тому же, Лиина мать вскоре забеременела, и они с Николаем расписались к Лииной радости.

У них родилась рыженькая девочка с глазами в пол-лица и длиннющими ресницами. Арина. Ришка. Как её любила Лия, словами не передать. Никакой ревности, да и как можно ревновать к такому чуду.
Хотя мать порой любила сказать что-то вроде: «Ну хоть одна дочь красавица, в меня пошла». Имея в виду, конечно, Арину. Лия закусывала губу и держалась. С годами она научилась не обращать внимания на колкости матери. И не принимать их близко к сердцу.

Шли годы. Лия с Марком так и дружили — не разлей вода. И никто не сомневался, что они поженятся рано или поздно, хотя даже парой они не были. Что у неё, что у него заводились бойфренды и герлфренды, но ни к чему серьёзному это не привело. «Ты чего кислый?» — спросила Лия, когда он узнал про её нового парня. «Да так, — он крутил в руках монетку из своей “китайской” копилки, что стояла под кроватью. — Просто... не хочу быть как моя мать. Уеду и забуду».
Лия пошла учиться на историка по стопам отчима, Марк — на переводчика с китайского. Мать его обосновалась в Китае надолго и даже вышла там замуж за англичанина. «Судьба», — говорили все, — «от неё не уйдёшь».

Марк и Лия поженились, конечно. Марк уже закончил университет, Лия была на пятом курсе. Повстречались с другими, поняли, что значат друг для друга. Лия его помариновала немного, колебалась, но в итоге согласилась. Она боялась повторить опыт своих родителей, боялась, что на смену дружбе придут скандалы и раздражение.

И жили они. Старались жить счастливо. Дружили домами, готовили, ужинали, пили вино, говорили, путешествовали. Бабл был ещё жив, хотя заметно постарел и почти оглох. Но он так и оставался их собакой. Лия с Марком после свадьбы жили с Верой, смысла куда-то переезжать после того как так сроднились не было. Под кроватью так и осталась банка с монетами — «на билет в Китай», который Марк теперь вряд ли когда-нибудь купит.

Лия даже наладила отношения с биологическим отцом, сама ездила к ним, и оказалось, что вторая жена никаких препятствий к их общению не чинила, наоборот, обрадовалась, что сводные сестры будут дружить. Так и вышло, у Лии помимо Арины появилась вторая младшая сестра Лета, Виолетта.

После института Лия пошла работать в музей, Марк стал переводчиком. Они знали друг друга сто лет и не ссорились по мелочам, хотя, конечно, и в их жизни случались и конфликты, и недопонимания, и даже ревность. Но они всегда умели договариваться, да и к тому же оба хотели одного и того же. Сохранить семью.

Бабл умер от старости, и они, отплакав полгода, купили щенка этой же породы, и назвали его Бабл Второй.

А потом в один прекрасный день Лия обнаружила на тесте на беременность две полоски. Поплакала от неожиданности. Вере рассказала сразу же. Матери — только через месяц, и то потому что та сама догадалась. «Ну наконец-то! А то я уж думала, ты вообще детей не захочешь», — фыркнула она, но тут же расплакалась и полезла обнимать. Лия застыла в этом объятии, как всегда — между раздражением и жалостью. И началась новая история. В которой будут появляться новые дети. И вот уже топают ножки по паркету, и весёлый звонкий лай за этими ножками. Жизнь.