Сука. Синдром Раскольникова
В первый же день посещения анталийского пляжа нам с Тёткой попалась на глаза одна из местных дворняг. Здесь это вполне обыденные явления: кошки и собаки, едва волочащие лапы по жаре и норовящие найти тень под вашим зонтом или лежаком; наглые воробьи, стремглав проносящиеся в бреющем полёте, едва не задевая ваши лица, или снующие вокруг в надежде поживиться зёрнами кукурузы от початков, разносимых Меметом – личностью, ставшей за последние 12-15 лет одной из достопримечательностей Антальи. Его «Ми-и-сир! Ку-ку-рю-ю–зя!» вы услышите задолго то того, как пред вашим взором предстанет его сгорбленная под тяжестью термоконтейнера худощавая фигура и страшненькая, но милая физиономия, украшенная парой кривых передних зубов. Мы непременно кивнём друг другу или махнём рукой с обязательным приветствием:
- Мэраба;!
Иной раз, поздоровавшись, он подойдёт и достанет из термоконтейнера один или пару початков, сопровождая сие действо жестами, дающими понять, что деньги ему не нужны. Удивительно, но за столько лет ежедневных, вне зависимости от погоды, променадов вдоль кромки моря он усвоил лишь три-четыре русских слова.
И в этот раз tuba mirum* его навязчивого зова не заставил себя долго ждать. Увидев нас, он остановился, на мгновенье изобразил недоумение и почти сразу же обрушил на нас лавину турецких слов в сопровождении отчаянной жестикуляции. Уловить смысл этого перформанса труда не составило: «А почему вас всего двое? И где же вся ваша компания?» Я пожал ему руку и поддержал пантомиму, дав понять, что через несколько дней подтянутся остальные и доберутся-таки до его кукурузы.
Но что-то я ушёл в сторону от своего повествования. Итак, увидели мы одну из пляжных дворняг, и я заметил:
- Тётка, а где же наша сцука? Сдохла, видать, от старости и жары.
…С Сукой мы познакомились за несколько лет до начала пандемии. Она подошла к моему лежаку и бесцеремонно улеглась в тени его спинки. Обычно отдыхающие немедленно прогоняют подобных незваных гостей, но для меня любое живое существо если и не лучше людей, то, по крайней мере, не хуже. Пока я делился с ней на русском языке своим видением устройства мироздания, периодически вдохновляясь глотком пива, из моря вышла Тётка.
- Тётка, глянь, экий зайчег к нам пожаловал.
Рыжая Сука выглядела нелепо. Размером с немецкую овчарку, она обладала несуразно массивным телом. Его перемещение требовало усилий, и это сразу бросалось в глаза. Но, наверное, неправильно было бы назвать Суку толстой. Да и с чего жировать бездомной турецкой собаке?
- Дядька, она, наверное, пить хочет, - заметила Тётка. – Смотри, взгляд какой. И язык на плече.
- Без проблем! – ответил я и достал швейцарский нож, благо, он всегда при мне.
Отрезал дно от пустой пластиковой полуторки и налил в импровизированную миску немного воды. Уговаривать гостью не пришлось. Даже пришлось доливать.
В последующие дни при подходе к пляжу мы неизменно заставали новую знакомую лежащей на газоне перед спуском на пляж. Я кивал ей, она же, высунув язык, всем видом показывала, насколько ей всё безразлично. Тем не менее, как бы нехотя вставала и плелась за нами вслед, чтобы занять место для лежбища в тени моего лежака.
…В этот приезд на третий-четвёртый день пребывания ближе к вечеру мы познавали (в хорошем смысле этого слова) давно изведанные окрестности.
И тут моё внимание привлекло распластанное на брусчатке тротуара несуразное тело нашей давней знакомой.
Я подошёл к ней:
- Зайчег, привет!
Она даже не шевельнулась. Её прижатая к тротуару морда осталась на прежнем месте, лишь взгляд сменил направление в мою сторону. Наши глаза встретились. И от глубины этого взгляда, казалось, несущего в себе всю скорбь мироздания, становилось немного жутковато.
Я присел, протянул руку и погладил её по голове...
Мы с Тёткой двинулись дальше в сторону набережной, но мне никак не давало покоя ощущение бездны в этом ужасающе осмысленном взгляде. Эта пучина невольно затягивала мой разум, чтобы выплеснуть его затем на поверхность бурлящим потоком вполне определённых ассоциаций:
Бомж, согревшийся и почувствовавший себя счастливым у металлической бочки с горящим в ней мусором. Гений, открытие которого 99,9% людей считают несомненным благом для человечества. Делец, для которого очередной отжатый на бирже лимон-другой баксов – повод для хорошего настроения и пары глотков элитного алкоголя. Сука, единственная цель жизни которой - не сдохнуть от голода или жары, и ничего более. Весомость любого из этих персонажей с точки зрения человечества далеко не равнозначна, но так ли это, ежели взглянуть на нашу Вселенную со стороны?
Что Великий Полифонист с его «Музыкальным приношением» человечеству, что продавец кукурузы Мемет, что гениальный Эйнштейн и что жалкая, потрёпанная жизнью Сука со свалявшимися комками рыжей шерсти на раздутых боках. Кто более матери-Вселенной ценен? И хотя для большинства ответ однозначен, в масштабах Мироздания все они равноценны в смысле влияния на его структуру и онтогенез.
Взять, к примеру исчезнувшие цивилизации. В каждой из них были свои Декарты, Менделеевы, Лоренцы и протчие ботаны. И что изменилось бы в устройстве Мироздания, коль их место занимали бы свои шумерские, да и какие бы то ни было Суки?
Мы, человеки, берём на себя смелость детерминировать разум, кичимся его наличием и безапелляционно ставим себя на ступень выше других живых существ – тварей дрожащих. По крайней мере, в масштабах нашей планеты. Но что это, как не гордыня? Если задуматься, и чем же таким особенным отличаемся мы от них? Синдромом Раскольникова? Ха-ха, отличный довод, против которого не попрёшь!
Конечно, мои умозаключения могут вызвать недоумение и показаться абсурдными или даже нелепыми тем, кто считает, что Господь Бог и «созданное» им человечество – это и есть Мироздание. Но мой посыл явно не к ним.
И чтобы не было недопонимания. Нет, мои суждения вовсе не о взаимосвязи всего живого и неживого, разумного и «неразумного» (или более разумного и менее разумного) в мире. Об этом и без меня твердит каждый второй. Мои суждения именно о равноценности всего сущего.
*tuba mirum (латынь) - трубный глас.
Свидетельство о публикации №225062901288