Временная жизнь

22 глава
Марта села в такси. Нервное напряжение пробежало по коже, как рой мурашек. Ей было тревожно. Не страх, нет — скорее ожидание чего-то важного. Так бывает перед экзаменом, где оценивают не знания, а тебя саму.

Дом на Лесной был всё тем же — облупленный фасад, старая дверь, запертая изнутри. Волна тревоги немного отступила. Осталась только лёгкая дрожь в пальцах.

Марта постучала. Раз. Другой. Потом — шаги. Дверь открылась не сразу. И не широко.

На пороге стояла Елена Дрогина. Худая, сдержанная, будто сама дверь держала её за плечо.

— Вы — Марта?
— Да.

Пауза.

— Заходите. Только ничего не записывайте. Ни голос, ни слово. Я не обещала интервью.

— Я ничего не буду брать, — спокойно ответила Марта. — Я просто пришла.

Дрогина молча кивнула и пошла внутрь, не оборачиваясь. Дом пахнул тишиной и временем: сухими цветами, чернилами, старым деревом.

Они прошли на кухню. Стол был накрыт — чайник, чашки, ломоть хлеба, банка мёда. Всё просто, почти по-бедному, но ни капли не небрежно.

— Садитесь, — сказала Дрогина. — Чай будет через минуту.

Марта бережно достала из сумки абрикосовый пирог — подарок от Анны Савельевны. Поставила его на край стола, словно передавала что-то важное. Села. Руки сложила на коленях. Сердце стучало в горле.

— Я не знаю, зачем вы пришли, — наконец сказала Елена, не поднимая взгляда. — Не думаю, что в прошлом есть что-то ценное.

— Возможно. Но я пришла не за прошлым. Я пришла — за вами.

Тишина.

— Меня уже хоронили столько раз… А вы что, воскрешать пришли? — пробурчала она.

Марта чуть улыбнулась.
— Я просто хочу понять, почему от ваших страниц болит где-то глубоко внутри. А потом — становится тихо.

Дрогина посмотрела на неё. Долго, не отводя взгляда.
Для Елены это было первое подобное общение за долгие годы. А для Марты — первое настоящее открытие себя через чужие слова.

Дрогина отвернулась, словно не услышала.
— И что вы хотите от меня услышать?

— Всё, что вы готовы сказать. Или ничего. Я останусь, если позволите. И уйду — если нужно.

— Вы говорите, как человек, который больше не хочет ломать.

— Я — человек, который слишком долго молчал.

Медленно, будто внутри неё что-то треснуло, Дрогина откинулась на спинку стула и впервые — еле заметно — кивнула.

— Тогда оставайтесь. Пейте чай.

Они сидели, как две женщины, уставшие от объяснений.
Без диктофона. Без блокнота. Только тишина, чай и две жизни, медленно приближающиеся друг к другу.

Марта заметила, как Елена чуть наклонилась к пирогу, словно пытаясь уловить запах абрикоса.

— Я не ем абрикосовый пирог, — сказала она, немного помолчав. — Не могу. Хотя… когда-то это был самый счастливый вкус моего детства.

Марта не стала ничего говорить.

— У Анны Савельевны был дар. Не только к выпечке — она знала, когда и кому что нужно. Мы с ней жили по соседству, — продолжила Елена. — Я тогда была школьницей. Мама работала на двух работах, отец ушёл. Я часто оставалась одна. Анна это видела. И однажды просто позвала меня к себе на кухню.

Марта слегка подалась вперёд. Ей казалось, что она слышит не историю, а музыку.

— Она поставила передо мной тарелку с тёплым пирогом и сказала: "Ты должна помнить, что в жизни всегда будет кусочек лета. Даже если его не видно". — Елена усмехнулась. — Она имела в виду пирог. Абрикосы — как солнце, понимаешь?

Марта кивнула. Сердце сжалось.

— Я приходила к ней, когда у меня ничего не получалось. Когда кто-то предал, когда я проваливала экзамены… А она просто пекла пирог. Не спрашивала. Просто клала передо мной тарелку и говорила: "Пока тёплый — ешь".

Её голос стал тише.

— Потом всё изменилось. Я уехала учиться. Мы не виделись. А когда вернулась — её уже не было.

Наступила тишина. Елена смотрела в окно.

— В романе… — вдруг сказала она. — Там есть сцена, где героиня печёт пирог для девочки, которую никто не замечает. Я переписывала её много раз. Но это — о ней. О Анне.

— Вы любили её? — тихо спросила Марта.

— Я ей обязана всем, что во мне было настоящего, — ответила Елена. — Но так ей и не сказала.

— Но, может, ещё не поздно? — мягко сказала Марта.

Дрогина посмотрела на неё. Почти с упрёком, но без злости.

— Не сейчас, — сказала она. — Сначала — чай.