de omnibus dubitandum 11. 265
Глава 11.265. ССЫЛКИ НА СТРАШНЫЙ СУД, СИЛЬНО РАЗГНЕВАЛИ ПУГЛИВОГО ИВАНА…
19 мая 1566 года
Митрополит Афанасий не участвовал в заседаниях церковного синклита во время Земского собора. Он был резким противником опричнины, открыто осуждал ее перед царем и, в конце концов, 19 мая 1566 года, не спрашивая разрешения Ивана V Ивановича "Молодого", сложил с себя белый клобук.
Присутствие в это время в Москве такого количества настоятелей и церковных иерархов могло быть вызвано необходимостью созыва Церковного собора для избрания нового митрополита.
Сделать это было не так просто. Прежде чем стать митрополитом, Афанасий был духовником Ивана V Ивановича "Молодого". Во многих случаях он пытался прибегнуть к традиционному праву заступничества церкви за тех, на кого обрушился гнев Ивана V Ивановича "Молодого". Афанасий оказался достоин той роли, которую царь отвел ему, и служил препятствием для выполнения его прихотей в минуты гнева.
Это раздражало Ивана V Ивановича "Молодого" еще больше, чем обычно, в то время как он использовал церковные верхи для диалога с земщиной, преимущественно боярским правительством той части страны, которая не входила в его частный удел. Первый кандидат в митрополиты, архиепископ Казанский Герман Полев, казался вполне надежным, он был последователем иезуита Иосифа Волоцкого, как и Макарий, не отличался фанатизмом и выглядел приемлемым для разных групп. Полев прибыл в Москву, но продержался всего два дня.
Как добрый пастырь, он пытался устрашить Ивана V Ивановича "Молодого" вечными муками, если царь не исправится и не упразднит опричнину, однако это было сделано мягко и в приватной обстановке. Тем не менее, неуместные ссылки на Страшный суд, вызывающие в памяти неизбежность смерти и загробных страданий, сильно разгневали пугливого Ивана V Ивановича "Молодого", ибо он опасался божественного правосудия не меньше, чем преступного мятежа. Вскоре Полеву было приказано покинуть палаты митрополита и вернуться в Казань.
Предводители опричнины также были настроены против назначения сурового митрополита, и по окончании второго заседания Церковного собора выбор царя и иерархов (возможно, по их настоянию и в целях умиротворения духовенства) несколько неожиданно пал на Филиппа Колычева, игумена Соловецкого монастыря на Белом море [Флоря Б. Иван Грозный.., с. 208].
Филипп родился в 1507 году и сначала пытался сделать придворную карьеру, но в 1537 году, вероятно, из-за опасений быть замешанным в мятеже, вызванном арестом по приказу правительницы Елены Глинской (матери Ивана Васильевича Грозного - Л.С.) князя Андрея Старицкого, удалился из Москвы и, в конце концов, оказался в Соловецком монастыре. По-видимому, он, участвовал в Церковном соборе 1550 года в Москве и был хорошо знаком со священником Сильвестром [Карамзин Н.М. История.., т.IХ, гл. 1, с. 59, предполагает, что Сильвестр оказал существенное влияние на представления Филиппа об Иване V Ивановиче "Молодом". Но достоверно неизвестно, бывал ли когда-либо Сильвестр на Соловках].
Под управлением Филиппа, который оказался способным руководителем, монастырь благоденствовал. Филипп принадлежал к знатному роду, один из его двоюродных братьев был окольничим, другой — боярином и членом опричной Думы, двенадцать членов этого семейства присутствовали на Земском соборе. Тесными родственными узами он, был связан с родом Старицких и с Иваном Петровичем Федоровым, которого царь в то время еще считал, по всей видимости, одним из самых умелых и честных своих слуг и который, был фактически главой Боярской думы в Москве и отвечал за управление земщиной [См.: Staden. Land and Government, p. 20. Он подписал приговор боярской фракции на Соборе 1566 года третьим, после Бельского и Мстиславского (Скрынников Р.Г. Царство террора..., с. 292)]. Возможно, он был причастен к назначению Филиппа. Нельзя также исключить и того, что Филипп, которого знали как человека высоких достоинств и смелости, мог быть связан с оппозицией бояр и служилой знати на Земском соборе, и что за ней стоял И.П. Федоров, в связи с чем, этот период рассматривается сейчас как время «боярского заговора» [Скрынников Р.Г. Царство террора.., с. 294].
Еще не вступив в должность митрополита, Филипп потребовал на заседании Церковного собора, чтобы Иван V Иванович "Молодой" отменил опричнину, и заявил, что в противном случае не примет звание митрополита. Он просил освободить арестованных в ходе недавней подачи протеста.
Иван V Иванович "Молодой" на этот раз сдержался и настоял на том, чтобы Филипп занял пост митрополита и, не вмешивался в дела опричнины, то есть не осуждал действия царя и его управление своим «домовым обиходом».
Насколько можно судить, Филипп поддался уговорам и 20 июля подписал соглашение с Иваном, хотя право давать советы и заступаться было за ним сохранено, что усилило его позиции. Формально, он был назначен митрополитом 24 июля 1566 года, а обряд интронизации, состоялся на следующий день [В целом см. Зимин А.А. Опричнина.., с. 240 и след. Оговоренные условия были, должным образом внесены в Запись о поставлении Филиппа, подписанную несколькими архиепископами (в их числе был Пимен Новгородский, но отсутствовал Герман Казанский)].
Что бы ни обещал Иван V Иванович "Молодой" Филиппу, нападки бояр и служилой знати на опричнину привели к новому витку казней и репрессий, хотя основная масса арестованных в этот момент была отпущена на свободу.
Восстановить действительный ход событий довольно трудно, поскольку основные источники значительно расходятся не столько в своих показаниях, сколько в хронологии.
К несчастью для нового митрополита Церковь была расколота, некоторые иерархи были ближе ко двору Ивана V Ивановича "Молодого" и к опричнине [например, архиепископ Новгородский Пимен, архиепископ Суздальский Пафнутий (город входил в опричнину) и царский исповедник Евстафий]. Взаимоотношения Филиппа с последним были особенно напряженными, так что митрополит даже собирался наложить на царского духовника епитимью [Скрынников Р.Г. Царство террора.., с. 217]. Но теперь, его судьба оказалась связанной с одним из самых опасных — по мнению Ивана V Ивановича "Молодого" — заговоров против царя и с одной из самых разнузданных кампаний террора, развязанного им против своего народа.
Как это обычно бывает применительно к периоду царствования Ивана V Ивановича "Молодого", источники очень скудны, запутанны и противоречивы, поэтому определить, что в самом деле случилось в период кризиса 1567-1572 годов, в каком хронологическом порядке и как события были связаны между собой, довольно трудно.
Но, исходя из всей совокупности данных, именно в это время достиг своего предельного обострения конфликт между представлениями о роли царя, сформировавшимися, с одной стороны, у Ивана V Ивановича "Молодого", а с другой — у большинства его придворных и высших военачальников. Открытое выступление против опричнины массы служилых дворян, присутствовавших в июле на заседании Земского собора, должно было возмутить Ивана V Ивановича "Молодого" и нарушить его душевное спокойствие. До тех пор столь большое количество его подданных ни разу не осмеливалось бросить ему подобный вызов.
Многие пассажи в письме к Курбскому 1564 года свидетельствуют о его убежденности в том, что неограниченная власть, полученная им от Бога, дает ему право казнить и миловать по собственному произволу всех, кто пренебрегает его повелениями, не исполняет своего долга на поле битвы, нарушает присягу, изменяет ему и, православной церкви и бежит (или пытается бежать) в Литву. Вопрос стоял о различиях между традиционной формой верховной власти, самодержавством и неограниченной властью.
Таким образом, упомянутое коллективное выступление должно было явиться тяжелым ударом для нервного и впечатлительного Ивана V Ивановича "Молодого", который жил в призрачном политическом мире, созданном им самим, мире воли, где для его желаний и поступков не было ограничений [Kurbsky. Correspondence, первое послание Ивана к Курбскому, passim. Следует напомнить, что оно было написано всего за три года до этого].
Иван V Иванович "Молодой" стал задумываться об удалении от дел и об избавлении от тревог, со всех сторон осаждавших его, он всерьез помышлял об уходе в монастырь и принятии схимы. В 1567 году его притягивал Белозерский монастырь, который находился далеко на севере, в безопасности от нападений литовцев и татар. Здесь проходила дорога в порт св. Николая, где можно было укрыться на борту английского корабля.
В мае 1567 года Иван V Иванович "Молодой" совершил паломничество в этот монастырь, где он вел долгие беседы с игуменом и старцами, укрывшись в одной из келий, вдали от мирского шума. На этих встречах он открыто объявлял о своем желании постричься. Монахи рассказывали ему о суровости затворнического существования, «и когда я услышал об этой божественной жизни, сразу же возрадовались мое скверное сердце с окаянной душою, ибо я, нашел узду помощи божьей для своего невоздержания и спасительное прибежище» [Иван IV, в “Послании в Кирилло-Белозерский монастырь”. Послания Ивана Грозного/ Под ред. Д.Н. Лихачева и Я.С. Лурье, с. 352 —353].
Эти слова с полной ясностью показывают, что Иван V Иванович "Молодой" в моменты просветления прекрасно сознавал неуравновешенность своего нрава. Царь просил монахов приготовить для него келью и дал настоятелю 200 рублей на ее устройство; в последующие годы он прислал несколько икон для своего будущего жилища [Флоря Б. Иван Грозный.., с. 214]. Он, также предоставил монастырю значительные хозяйственные привилегии, а именно право беспошлинной торговли на всей территории опричнины [Скрынников Р.Г. Царство террора.., с. 341, прим. 31; Садиков. Из истории опричнины..,с. 210].
В это время Иван V Иванович "Молодой" ввел в обиход Александровской слободы монашеские обряды, носил вместе с членами своего опричного двора монашеское платье, сшитое по его образцу, и жил (когда он, находился в слободе и у него было соответствующее настроение) по монастырскому уставу.
В четыре утра звонил колокол к заутрене, и все дневное расписание было подчинено строгой дисциплине. Иван V Иванович "Молодой" выступал в роли игумена, князь Афанасий Вяземский был келарем, Малюта Скуратов — ризничим. Царь особенно любил петь и хорошо знал церковную музыку. Собрав своих “монахов” в трапезной, он усаживал их обедать, а сам оставался стоять и иногда пел “покаянные стихиры” [Стихи покаянные (Наго изыдохо на плач сеи, Младенец сын, Наго и отойду паки) в кн.: Памятники литературы Древней Руси второй половины XVI века / Под ред. Л.С. Дмитриеваи Д.С. Лихачева. — М., 1985, (с. 560)] и садился за стол, только когда остальные завершали обед. Исполнив долг благочестия, он переходил в пыточный застенок, располагавшийся за соседней дверью, а затем, в 9 вечера, шел спать, и три слепых старца на ночь рассказывали ему “старинные истории, сказки и фантазии” [Таубе И., Крузе Э. Указ, соч., с. 38 и след. Некоторые из этих сведений относятся к более позднему времени].
Свидетельство о публикации №225062901596