Над чем плакала вся Европа?

  Вечером по телевизору нашёл старую отечественную комедию конца 60-ых "Старый знакомый". В памяти осталась песенка, героем которой неожиданно оказался Жан-Жак Руссо. После того, как телевизор был выключен, песню вдруг продолжили петь.

Румата (поёт):
Жил-был француз Жан-Жак Руссо,
Носил жабо, играл в серсо,
Любил он следовать во всём тогдашней моде.
Но вот однажды он прозрел,
Цивилизацию презрел
И человечество позвал назад к природе.
Николенька: Ошибаетесь, сударь мой, Руссо был швейцарец, как он всегда подчёркивал - "женевский гражданин". Кто вы?
Румата: Зовите меня дон Румата,  или можете - Антон. Братья Стругацкие, "Трудно быть богом". Из будущего меня часто интересуют нравы прошлого - если мне довелось попасть во что-то похожее на те времена на Земле на других планетах.
Николенька: Николай Петрович Иртеньев, герой трилогии Льва Толстого.
Румата: Нас кто-то ещё слушает...
Татьяна: Всё это было, когда
Воображаясь героиной
Своих возлюбленных творцов,
Кларисой, Юлией, Дельфиной,
Одна я в тишине лесов
С опасной книгою бродила,
Искала в ней и находила
Свой тайный жар, свои мечты,
Плоды сердечной полноты.
Вздыхаю и, себе присвоя
Чужой восторг, чужую грусть,
Шепчу в забвенье наизусть
Письмо для милого героя...
Татьяна Дмитриевна, я известна по роману в стихах Пушкина как Ларина. Я всегда готова всё отдать
За полку книг, за дикий сад...
Николенька: В шестнадцать лет я носил на шее медальон с портретом Руссо вместо нательного креста... Я уехал в деревню, стал читать Монтескье, это чтение открыло мне бесконечные горизонты; я стал читать Руссо и бросил университет, именно потому, что захотел заниматься. Так писал мой автор, Лев Толстой, но это было и со мной.
Татьяна: Знаете, сударь, ведь Онегин предпочитал Ричардсону и Руссо Байрона -
Певца Гяура и Жуана
И с ним ещё два-три романа.
 И вот я читаю у него в усадьбе, когда его там уже не было, "Чайльд-Гарольда", а там, между прочим, автор очень хорошо отзывается о Руссо, описывая Швейцарию, и вспоминает "Новую Элоизу":
                Руссо, апостол роковой печали,
                Пришел здесь в мир, злосчастный для него,
                И здесь его софизмы обретали
                Красноречивой скорби волшебство.
                Копаясь в ранах сердца своего,
                Восторг безумья он являл в покровах
                Небесной красоты, и оттого
                Над книгой, полной чувств и мыслей новых,
                Читатель слезы лил из глаз, дотоль суровых...
                И что же? Не красавица живая,
                Не тень усопшей, вызванная сном,
                Его влекла, в отчаянье ввергая, -
                Нет, чистый образ, живший только в кем,
                Страницы книг его зажег таким огнем.
                Тот пламень - чувство к Юлии прекрасной,
                Кто всех была и чище и нежней, -
                То поцелуев жар, увы, напрасный,
                Лишь отклик дружбы находивший в ней,
                Но, может быть, в унынье горьких дней
                Отрадой мимолетного касанья
                Даривший счастье выше и полней,
                Чем то, каким - ничтожные созданья! -
                Мы упиваемся в восторгах обладанья.
Румата: Для человека далёкого будущего этот роман весьма длинен - около семисот страниц. Мне было трудно весь его осилить, я сосредотачивался на отдельных письмах.
Николенька: Но в те времена, в век Просвещения его кто только не читал! И действительно "читатель слёзы лил из глаз". Плакала вся читающая Европа! Плакали даже многие писатели!
Румата: Знаете, я изучал архивы в России начала XXI века, времени, в которое живёт хозяин этой квартиры. И прочитал такое: "Эпистолярный роман... Сентиментальный. Когда-то я плакала, читая эти страницы... Теперь улыбаюсь, но с благодарностью за те слезы..." И через два с половиной века можно плакать!
Татьяна: Насколько я знаю, Руссо начал в литературе жанр, вскоре ставший очень распространённым - роман в письмах...
Николенька: За пять лет до написания романа Руссо влюбился в молодую графиню Софи д’Удето, родственницу своей покровительницы госпожи д’Эпине. Считают, что эта любовь к Софи, у которой был невенчанный спутник жизни, терзания графини, попросившей Руссо остаться ей лишь другом - и другом её фактическому мужу, отразились в сюжете "Новой Элоизы". И писал Жан-Жак роман в спокойствии загородной усадьбы в Монморанси.
Румата: И тем не менее в предисловии к роману читаем: "Касательно достоверности событий, - заверяю, что я множество раз бывал на родине двух влюбленных и ровно ничего не слышал ни о бароне д;Этанж, ни о его дочери, ни о господине д;Орб, ни о милорде Эдуарде Бомстоне, ни о господине де Вольмаре. Замечу также, что в описании края допущено немало грубых погрешностей: либо автору хотелось сбить с толку читателей, либо он сам как следует не знал края. Вот и все, что я могу сказать. Пусть каждый думает, что ему угодно". «Я наблюдал нравы своего времени и выпустил в свет эти письма».
Николенька: Итак, в Швейцарии, в Кларане, бедный разночинец Сен-Пре нанимается в знатное семейство д'Этанж учителем к дочери главы семьи - Жюли, или Юлии. И они полюбили друг друга.
Татьяна: Но в этом романе письмо с признанием первым пишет Сен-Пре. Здесь я оказалась, быть может, смелее Юлии.
Николенька: Вот это письмо: "Как! Вам — прогнать меня, мне — бежать от вас? Но почему? Почему преступно питать нежные чувства к тому, что достойно, и любить то, что заслуживает уважения? Нет, это не преступно, прекрасная Юлия, — ваша прелесть ослепила меня, но она никогда бы не пленила мое сердце, если б не более могущественные чары. … Я жажду одного — исцеления или смерти, и молю вас о жестокости, как молят о взаимной любви».
Татьяна: Но она не прогнала его, и даже первой его поцеловала. И от этого поцелуя, я помню, герой романа сказал -  ему «никогда не исцелиться».
Николенька: А знаете, что Онегин, когда уже был безнадёжно влюблён в вас, сам вспомнил о Жан-Жаке?
Стал вновь читать он без разбора,
Прочёл он Гиббона, Руссо,
Мандзони, Гербера, Шамфора...
И, думается, что он читал или "Исповедь" женевского гражданина - столь откровенный рассказ о жизни, или перечитывал "Новую Элоизу"...
Румата: И точно - одно другому не мешает.
Татьяна: Только когда я, смиренная девочка, читала эту книгу, мне "в сновиденьях являлся" избранник, такой, как Сен-Пре. А Евгений в ту зиму, наверное, читал прежде всего, что заявлял Сен-Пре о превратностях жизни.
Николенька: Но мудрости героя не уступит и героиня.
Татьяна: Я напомню одно из писем Юлии - видно, как она радуется за других людей, ставя это выше своей печали. "Милый мой друг, я только что наслаждалась самым отрадным зрелищем, какое только может пленять взоры. Самая благоразумная, самая славная девушка на свете стала наконец достойнейшей и лучшей на свете супругой. Человек порядочный, чаяния коего сбылись, полон уважения и любви к ней, и цель его жизни - баловать, боготворить ее, сделать счастливой. Не могу передать, как мне радостно быть свидетельницей счастья моей подруги, - то есть всей душою разделять его".
Николенька: Роман был назван "Юлия, или Новая Элоиза". Это название напоминает об истории далёкого времени во Франции - истории любви схоласта Абеляра и Элоизы. Право же, с историей Пьера Абеляра и Элоизы роман сближает лишь одно и другое: повесть идёт в письмах, и учитель влюбляется в свою ученицу. Но всё дальнейшее непохоже - ведь Элоизе запретили видеться с Абеляром, они вместе бежали, венчались и жили вместе тайно. В романе же Жан-Жака Юлию тут же выдают замуж за старого Вольмара и она покоряется судьбе.
Татьяна: Именно так.
Но я другому отдана,
Я буду век ему верна.
И я, как Юлия, не могла думать о своём счастье при несчастии других...
Николенька: У Абеляра и Элоизы нашлось много врагов. Они изувечили Абеляра и заставили его покинуть Элоизу, отправить её в монастырь... Он тоже ушёл в монастырь и они так и писали друг другу письма, почти не видясь...
Румата: Что было с этой парой тогда, в двенадцатом веке - этого я насмотрелся на планете Альканар.
Татьяна: А здесь, господа, я вижу совсем другое. Вольмар входит в положение Юлии, разрешает ей видеться с Сен-Пре... И тот даже живёт на деньги Вольмара. «Начинается наша дружба, вот милые сердцу узы её. Обнимите Юлию. Чем задушевнее станут ваши отношения, тем лучшего мнения о вас я буду. Но, оставаясь наедине с нею, ведите себя так, словно я нахожусь с вами, или же при мне поступайте так, будто меня около вас нет. Вот и все, о чем я вас прошу».
Румата: Это называется предельный трагизм - герои несчастны даже при том, что все они - достойные люди. Сен-Пре вовсе не какой-то ловелас...
Татьяна: О да, у Ричардсона Ловлас развлекается, обольщая Кларису, а Сен-Пре - благороден... И таким мне казался Онегин... А вот что пишет Юлия о своём отце, месье Д'Этанже: "Вы знаете, что мой батюшка в молодости имел несчастье убить человека на дуэли – он убил своего друга. Они дрались нехотя, принуждаемые безрассудным представлением о чести. Смертельный удар лишил одного жизни, а у другого навсегда отнял душевный покой. С той поры отец не может избавиться от смертельной тоски и угрызений совести. Часто, оставаясь в одиночестве, он льет слезы и стонет, будто все еще ощущает, как его жестокая рука вонзает клинок в сердце друга. В ночи ему все мерещится мертвое тело, залитое кровью; он с содроганием взирает на смертельную рану, — ему так хотелось бы остановить кровь. Ужас охватывает его, и он кричит. Страшный призрак неотвязно преследует отца"... Мне так и представляется Евгений, которому является каждый день тень Ленского...
Николенька: И Вольмар совсем не прост - он интересуется политикой, даже состоял в каком-то заговоре...
Румата: Но почему, почему не могут соединиться Сен-Пре и Юлия?
Николенька: То, что называется сословное неравенство. Ложная гордость аристократического семейства, исключающая породнение с простолюдином. То самое "общественное мненье", знакомое вам, Татьяна Дмитриевна. Вот что пишет Бомстон, ставший другом Сен-Пре, хотя вначале между ними чуть было не произошла дуэль из-за чувств обоих  к Юлии: «Ради всеобщей справедливости следует искоренять такое превышение власти, — долг каждого человека противодействовать насилию, способствовать порядку. И если б от меня зависело соединить наших влюбленных, вопреки воле вздорного старика, я бы, разумеется, довершил предопределение свыше, не считаясь с мнением света».
Татьяна: Расставшись с Юлией, Сен-Пре оказывается в высшем свете, в Париже. И мне так близко то, что он пишет:"Я стараюсь, насколько это возможно, быть учтивым без двоедушия, услужливым без низкопоклонства и до такой степени усвоить от общества все хорошее, чтобы оно меня терпело, хотя я и не перенимаю его пороков. Человеку праздному, желающему увидеть свет, дОлжно до известной степени усвоить его обычаи, - он не имеет права требовать, чтобы его принимали люди, которым он ненадобен, ежели он не обладает искусством нравиться. Но ежели он овладел этим искусством, то от него большего и не потребуется..." И ещё: "Итак, с какой стороны ни посмотреть - здесь все болтовня, условный язык, пустые слова. На театре, как и в свете: хоть ты и вслушиваешься, а все равно не понимаешь, что происходит. Да и нужды нет понимать! Человек говорит, - значит, можно заключить о его деяниях. Разве он не делает все, что надобно? Разве суждение о нем не сложилось? Человеком чести считается отнюдь не тот, кто хорошо поступает, а тот, кто прекрасно изъясняется, - одно опрометчивое, необдуманное замечание может причинить тому, кто его обронил, непоправимый вред, его не искупить и за сорок лет праведной жизни. Одним словом, не только деяния людей не походят на их речи, но и судят о людях только по их словам, деяния же в расчет не принимаются".
Николенька: Так же воспринимал высшее общество и сам Руссо, и так же, швейцарец, чувствовал себя в Париже непринятым туда.
Румата: В общем, Сен-Пре - двойник самого Руссо.
Николенька: А как иначе могло быть? Но, конечно, Руссо показывает тут себя как бы в лучшем варианте, чем реальный. Многие знают, что Жан-Жак по жизни был очень легко ранимым, неуживчивым, конфликтным человеком. В "Исповеди" он, как никто до него, откровенно написал о своём сложном "я", заявив: «С одинаковой откровенностью рассказал я о хорошем и о дурном...Я показал себя таким, каким был в действительности: презренным и низким, когда им был, добрым, благородным,
возвышенным, когда был им. Я обнажил всю свою душу и показал ее такою, какою ты видел ее сам, всемогущий. Собери вокруг меня неисчислимую толпу подобных мне: пусть они слушают мою исповедь, пусть краснеют за мою низость,
пусть сокрушаются о моих злополучиях».
Татьяна: В моём романе говорится о таких вот отношениях с другом - бароном Фридрихом Мельхиором Гриммом:
Руссо (замечу мимоходом)
Не мог понять, как важный Грим
Смел чистить ногти перед ним,
Красноречивым сумасбродом.
Николенька: Защитник вольности и прав
В сем случае совсем неправ.
Румата: Жан-Жак Руссо - вообще парадоксальный человек. Не был вегетарианцем, а пропагандировал отказ от мяса животных. Многие становились вегетарианцами, читая его проповедь о безнравственности поедания мяса!
Николенька: Написал роман "Эмиль, или О воспитании", о том, каким воспитывать мальчика, который считали настольной книгой видные педагоги, а о нём рассказывают, что он своих детей отправил в воспитательный дом, как нежелательных.
Татьяна: О боже!
Румата: Я вас поправлю, Николай: исследователи более позднего времени пришли к выводу, что дети его жены были не его дети. И всё же - чьи бы они ни были дети, получается, что Руссо на практике, а не в романе, не мог их воспитать!А вот другие, руководствуясь принципами Руссо, воспитывали, и успешно - Песталоцци, Дистервег...
Татьяна: Правда ведь, и герой романа даже мог увлечься в свете другой женщиной. "Однако же я и сам начинаю испытывать какое-то умопомрачение, которое охватывает всякою, кто ведет здешний бурный и суетливый образ жизни; у меня просто голова идет кругом..." Но он быстро кается перед Юлией.
Николенька: Но как описана у Руссо в романе природа! Ведь вся жизнь героев проходит в полях, лугах, горах Швейцарии, в саду "Элизиум" Вольмаров. «То шумные водопады низвергались с высоты, обдавая тучею брызг, то путь мой пролегал вдоль неугомонного потока... Случалось, я пробирался сквозь дремучие чащи. Случалось, из темного ущелья я вдруг выходил на приметный луг, радующий взоры. Тогда-то мне стало ясно, что чистый горный воздух – истинная причина перемены в моем душевном состоянии... Как будто, поднимаясь над человеческим жильем, оставляешь все низменные побуждения, душа, приближаясь к эфирным высотам, заимствует у них незапятнанную чистоту».
Румата: Ну вот, это и есть - назад к природе.
Татьяна: И словно бы сама природа соединяет Юлию и Сен-Пре.
Николенька: Да, они в этом часто признаются друг другу.
Румата: В поместье Вольмаров ведут хозяйство, которое Руссо ставит всем в пример. Гармонию природы дополняет гармония человеческих отношений.  "Вольмары не сдают землю в аренду фермерам, а обрабатывают ее своими стараниями, и это занимает много места в их занятиях, в их доходах, в их удовольствиях. Имение баронов д;Этанж состоит из полей, лугов и леса, но в Кларане основа хозяйства - виноградники, и тут еще больше, чем на хлебных полях, урожай зависит от способов обработки - еще одна экономическая причина, по которой супруги Вольмар предпочли жить в Кларане. Однако почти каждый год они оба ездят в Этанж ко времени жатвы, а Вольмар довольно часто бывает там и без жены. Они положили себе за правило извлекать из сельского хозяйства все, что оно может дать, - но не с целью наживы, а для того, чтобы кормить как можно большее число людей. Г-н де Вольмар утверждает, что плодородие земли пропорционально количеству рук, ее возделывающих, чем лучше земля возделана, тем больше она родит. А изобильные урожаи дают возможность еще лучше ее возделывать; чем больше людей и скота для сего употребляют, тем больше избытков дает земля для их содержания. Никто не знает, говорит он, где предел этому непрестанному и взаимосвязанному увеличению плодородия земли и количества земледельцев, занятых на ней. Наоборот, земли запущенные теряют плодородие; чем меньше в стране людей, тем меньше съестных продуктов она производит; из-за недостатка населения нельзя и прокормить его; и в каждом краю, который обезлюдел, уцелевшие его обитатели рано или поздно должны умирать с голоду.
      Так как в Кларане много земли и вся она обрабатывается с великим тщанием, то, кроме дворовых слуг, тут еще нужно много поденщиков; следовательно, супруги Вольмар дают, к своему удовольствию, пропитание многим людям".
Николенька: Руссо, как и Вольтер, с которым они были в очень непростых отношениях, обозревает глазами своего героя мир.
Румата: Мне в романе хорошо помнится письмо Сен-Пре о своём кругосветном путешествии. Он как будто побывал на разных планетах в пределах одной Земли своего времени. "Прежде всего, увидел я Южную Америку, обширный континент, обитатели которого из-за отсутствия железа покорились европейцам, а те превратили сии земли в пустыню, дабы обеспечить свое господство. Я видел берега Бразилии, где Лиссабон и Лондон черпают свои сокровища и где нищие туземцы попирают ногами золото и алмазы, не смея поднять их с земли. Я спокойно пересек бурные моря, лежащие у Южного полярного круга; зато Тихий океан встретил меня ужаснейшими бурями...На побережье Мексики и в Перу видел я ту же картину, что и в Бразилии: редкое и несчастное население - жалкие остатки двух могущественных народов - влачит свою жизнь в оковах, в нищете среди драгоценных металлов и со слезами упрекает небо за то, что оно так щедро наделило сокровищами их землю". Вот - о Китае: "Я увидел многочисленную и самую прославленную в мире нацию, подчиненную горсточке разбойников; я близко видел этот знаменитый народ и теперь уже не удивляюсь, что он порабощен. Сколько раз на него нападали и покоряли его, всегда он был добычей первого попавшегося и будет ею до скончания века. Я увидел, что он достоин своей участи, ибо не имеет даже мужества сетовать на нее. Образованные, трусливые, лицемерные шарлатаны; краснобаи, которые болтают без толку; острословы без единой искры даровитости, бесплодные умы, богатые знаками, выражающими мысль, но самих мыслей не имеющие; учтивые, льстивые, ловкие, коварные и бесчестные, они чувство долга заменили этикетом, мораль превратили в кривлянья, а гуманность свели к комплиментам и реверансам". А это - о Южной Африке: "Я видел Европу, перенесенную на оконечность Африки; это совершено было стараниями жадного, терпеливого и трудолюбивого народа, победившего при помощи времени и настойчивости препятствия, которые весь героизм других народов не мог преодолеть. Я видел обширные и несчастные страны, казалось, предназначенные лишь для того, чтобы разводить на земле новые стада рабов. При виде этих жалких созданий я отводил взгляд и полон был презрения, ужаса и жалости; зная, что четвертая часть человечества - мои ближние - обращена в скотов и существует лишь на потребу своих господ, я стенал - зачем я человек".
Николенька: Осмотрев мир, Сен-Пре не мог не вернуться в Кларан, к Юлии. Так и проходит их жизнь втроём. При этом Юлия заботливо воспитывает своих детей, а их воспитателем становится Сен-Пре. И, спасая сына во время крушения лодки на озере, Юлия падает в воду. Тяжёлая болезнь оказывается смертельной... «Я ценою жизни покупаю право любить тебя любовью вечной, в которой нет греха, и право сказать в последний раз: «Люблю тебя». И Вольмар, и Сен-Пре, и другие общие друзья оплакивают Юлию.
Румата: Мы собирались попробовать улучшить людей, но, вероятно, они сами должны получить позыв к тому, чтобы изменить своё мышление. И Руссо - один из тех, кто эти позывы создавал. Через сто лет Чернышевский напишет, что его роман возвестил царство равноправности женщины. И он же, правда, заметил, что книга может быть "ныне читаема без смеха, лишь как исторические памятники давно минувших фазисов общественной жизни". Но я пережил в других мирах именно те фазисы, и вспоминаю нашу любовь с Кирой, в которой, право же, было что-то от Сен-Пре и Юлии. Наверное, ещё следует это перечитывать.
Николенька: Эта прекрасная книга заставляет не только плакать, но и думать - так сказал Толстой.
Татьяна: А я так и запомнюсь людям
С печальной думою в очах,
С французской книжкою в руках.

  Герои книг разошлись по полкам... А в моих ушах продолжала звучать песенка:
Мы не Жан-Жаки, не Руссо,
И не играем мы в серсо,
И философия его чужда нам вроде.
Но, день сегодняшний ценя,
Сидеть мы любим у огня
И уходить по выходным назад к природе!
   Ну что же, сегодня нужно внять этому совету... Хоть не Жаны-Жаки мы, не Сен-Пре, не Вольмары...