Кто такие мелхинцы, малхистинцы? Какова их история? Давайте разберёмся. Мелхинцы, это чеченцы из высокогорной исторической области Малхиста, которые составляют так называемый тукхум Мелхий. Мелхий, это один из древнейших чеченских тукхумов. В тукхум Мелхий входят тайпы — Баьстий, Бенастхой, Италчхой, Камалхой, Кхоратхой, Кеганхой, Меший, Саханхой, Тератхой, Джархой, Эрхой, Iамхой. Мелхинский говор входит в так называемый галанчожский диалект чеченского языка, он известен также как аккинско-орстхойское наречие. Галанчожский диалект чеченского языка распространён среди тайпов и тукхумов традиционно проживающих в Галанчожском районе Чечни: Орстхой, Нашхой, Лам-Аьккхий, Кей, Галай, Ялхарой, Маьлхий. Галанчожский диалект чеченского языка объединяет мелхинский, лам-аккинский, орстхойский, нашхойский и некоторые другие говоры галанчожского диалекта чеченского языка.
Чеченский историк Ахмад Сулейманов в своей книге пишет — МАЬЛХИСТА (маьлхий). Общество Маьлхиста было расположено в бассейнах Меши-хи и БIаьста-хи, левых притоков реки Чанты-Аргун. Ущелье тянется с запада на восток от границ ингушского горного общества Цори. На юге общество граничит с Грузией, на севере с чеченскими обществами Кей и Терлой, на востоке к ущелью подходят отроги Тюлой-Лам и Тебулос-Мта. Протяжённость малхестинского ущелья 18 — 20 километров. Из 14 небольших аулов, в которых жили малхестинцы, только два были расположены на правой стороне реки Меши-хи — ЖIаре (на карте Джарего) и КIегине (на карте — Кагинахо). Остальные населённые пункты, главным образом, были расположены на южном (солнечном) склоне горы Коре-Лам, тянущегося параллельно Главному Кавказскому хребту. Может быть, это обстоятельство и послужило поводом называть жителей ущелья «маьлхи», что в буквальном переводе означает «солнечники». Но возможно и другое толкование. Малхестинцы в языческий период были как и многие народы солнце и огнепоклонниками. Об этом говорят как предания самих малхестинцев, так и многочисленные солярные знаки, высеченные на старинных сооружениях: жилых и боевых башнях, на склепах и культовых святилищах и храмах. Поэтому можем предположить, что и всё ущелье носит название Маьлхиста. Что первая часть слова малх — «солнце», не вызывает сомнения. Окончание — иста может обозначать и чеченское йист — «край» говорит то обстоятельство, что в районе верхнего течения Чанты-Аргун есть и другие топонимы с окончаниями -ста, — иста: БIаьниста, МIайста, МогIуста, Нохараста и другие. Смотрите подробнее: Книга: Ахмад Сулейманов. Топонимия Чечни.
Чеченские историки Зелимхан Мусаев и Ислам Хатуев в своей книге писали — Горная местность Нашха относится к Галанчожскому району Чечни и здесь традиционно проживают носители галанчожского диалекта, представители тукхумов или тайпов — Орстхой, Нашхой, Аьккхий, Кей, Галай, Ялхарой, Мелхий. Обнаруженные памятники аланской письменности в настоящее время получается досконально расшифровывать только с чеченского языка. К примеру, ни один из оппонентов до сих пор не смог опровергнуть вариант перевода знаменитой Зеленчукской надписи, предложенный чеченским учёным Хаджи Хизриевым. Более того, исследования чеченских историков, не оставляющие для дискуссий ни малейшего шанса, по-прежнему активно (если только так можно выразиться) игнорируются в научной среде, где преобладает определённое лобби. Останки былой столицы Алании — MaIac, — даже с точки зрения современных изрядно усечённых, искусственно суженных в ходе многовековых коллизий административных границ, обнаружены не где-нибудь, а на нынешней чеченской территории. Кавказские соседи чеченцев называют этот город либо Маас, либо Магас. Но оба эти варианта неверные, так как в арабских источниках отчётливо обозначен звук-перемычка «I», одинаково отсутствующий в таких языках, насыщенных кавказской фонетикой, как адыгский, карачаево-балкарский, осетинский и ряд дагестанских, зато в нахских диалектах он довольно широко распространён. И данный аргумент, по-нашему мнению, свидетельствует в пользу того, что у указанных народов никогда не было, нет и не может быть единоличного права называться потомками алан, так как наследственность подразумевает определённую преемственность. А в нашем случае мы с уверенностью констатируем тот факт, что, кроме чеченцев, ни один из вышеназванных народов, претендующих на правопреемственность от алан, не имеет гортанного звука «I», который составлял название главного города Алании. Более того, именно в топонимии современной Чечни мы встречаем название МIайста или МаьIаст, в котором без проблем читается название средневековой столицы нахов. Уже этого одного факта хватает, чтобы прекратить какие-либо споры на этот счёт! Тем не менее, мы убеждены в том, что к аланской цивилизации так или иначе имеют отношение перечисленные нами кавказские народы. В отличие от других, чеченцы «не тянут на себя одеяло». Небольшой экскурс в этнопсихологию. — В этнографической науке принято считать, что обычаи и традиции, хранящие в себе и выявляющие дух любого народа, менее подвержены изменениям, деформациям, чем, скажем, к примеру, его язык. Чеченской психологии свойственно такое понятие, как преемственность. Каждое новое поколение в своих мировоззренческих постулатах ссылается на мораль, опыт и жизненную философию своих предков. Над поступками людей всегда довлела мораль, какой бы негативной она ни казалась нынешнему поколению чеченцев с точки зрения современного восприятия духовно-нравственных ценностей. Что же касается алан, историки отмечают, что они презирали старость и стариков, так как считали, что дожить до преклонных лет, спрятаться от опасностей и не погибнуть в боях в поисках славы — является признаком трусости. Нечто подобное мы обнаруживаем и в психологии некоторых носителей галанчожского диалекта. У мелхистинцев, к примеру, считалось почётным иметь шрамы на лице. До недавних пор даже у женщин бытовала традиция проявлять презрение к старческому возрасту: «Окажись он настоящим мужчиной, то давно бы погиб в какой-нибудь заварухе!» Сохранилось также причитание по усопшему следующего содержания: «О, если бы ты не умер, а был убит, чтобы мы отомстили за тебя!» Смотрите подробнее: Книга: ЧЕЧЕНСКИЙ АРХИВ. ВЫПУСК 3. Грозный. ФГУП ИПК «Грозненский рабочий». 2011 год. Глава — Зелимхан Мусаев. Ислам Хатуев. ФРАГМЕНТЫ ДРЕВНЕЙ НАХСКОЙ ИСТОРИИ, ОТРАЖЁННЫЕ В ФОЛЬКЛОРЕ И ЛЕКСИКЕ ЧЕЧЕНЦЕВ.
Даргинский историк Далгат Башир Керимович в своей книге пишет — Все малхестинцы — члены одного тейпа — малхий, но внутри себя они делятся на ряд более мелких делений — тейпа: гар и некий. В столкновениях с другими тейпами малхистинцы всегда выступают единодушно, забыв свои распри, хотя внутри тейпа все живут друг с другом в страшной вражде на почве, главным образом кровничества. Я должен заметить здесь, что кровная месть и вражда между членами одного тейпа (рода) явление не нормальное для родового быта и наличие их свидетельствует о разложении тейпа или большого рода на более мелкие родовые группы (гар и некий) и о крайнем ослаблении родственной и прочих связей между членами тейпа. Кровная месть наблюдается в Малхиста в страшных формах, она — господствующий во всей жизни фактор. Там почти нет стариков, так как до старческого возраста мужчины не доживают, кончая жизнь от кинжала или пули. У них даже есть поговорка: когда какую-нибудь фамилию хотят унизить, то говорят: — «Ну, кто они такие? Кого они убили? Кто у них убит?» Смотрите подробнее: Книга: Б. К. Далгат. РОДОВОЙ БЫТ И ОБЫЧНОЕ ПРАВО ЧЕЧЕНЦЕВ И ИНГУШЕЙ.
Сильнейший абхазский историк Гурам Гумба издал большую книгу посвящённую чеченской истории, в ней он описывает многие интересные факты которые касаются также и мелхинской истории и истории мелхинцев. Гумба пишет — Исследователями убедительно доказано бесспорное нахское происхождение этнонима нахчаматеанк, упомянутого древнеармянским географом в перечне племён, обитавших в Азиатской Сарматии. По единодушному мнению учёных, этноним нахчаматеанк состоит из двух компонентов — нахча и мат, с прибавлением свойственного древнеармянскому языку окончания множественного числа — еанк. Нахча представляет собой самоназвание нахского народа чеченцев — нахчуо — нохчуо, причём в «Ашхарацуйце» отражена его первоначальная форма — нахча (нахчуо). Что же касается компонента — мат, то это слово в нахских языках имеет широкое распространение и употребляется в различных значениях (язык, земля, страна, место, племя, народ). Так или иначе, термин нахчаматеанк, встречающийся в тексте «Ашхарацуйца», несомненно, является нахским этнонимом. Этноним нахаматеанк употребляется в «Ашхарацуйце» не только в этническом, но и в политическом собирательном значении и под этим названием имеются в виду племена, проживавшие в северной и южной частях Центрального Кавказа во второй половине I тысячелетия до н. э. Важные сведения о нахских племенах содержатся в сочинении древнегрузинского историка ХI века Леонти Мровели — «Жизнь картлийских царей». Нет сомнения в том, что термин кавкасиани Леонти Мровели употребляет в этническом смысле и обозначает им нахские племена, проживавшие в районах Центрального Кавказа. На нарисованной в древнегрузинском источнике этнической карте древнего Кавказа нахские племена — кавкасиани, занимают северные и южные части всего Центрального Кавказа. При этом границы страны нахов — кавкасиани грузинского историка и нахаматеан армянского географа, полностью совпадают. Привлекает внимание этноним малх, сохранившийся в абхазском и адыгском фольклоре. В ряде сказаний абхазского нартского эпоса, относимых к древнейшим слоям, абхазские нарты при международных контактах часто сталкиваются с этнической группой (племенным объединением), выступающей под названием малхуз (варианты — мархуз, матхуз), где формант (уз) является этническим показателем (то есть речь идёт о малхийцах, или мархийцах, или матхийцах). Если судить по сказаниям, древние абхазы и малхузы (матхузы, мархузы) на протяжении длительного времени находились в тесном контакте друг с другом. Взаимоотношения малхов и абхазских нартов были многогранными: эти народы вместе совершали успешные военные походы против великанов, отражали нападения полчищ неких рыжих, светловолосых людей, иногда они враждовали между собой — в частности, на почве похищения невест и так далее.
Для обозначения какого этноса употреблялось название малх у древних адыгов и абхазов, можно установить достаточно определённо из сохранившегося в современном адыгском языке этнонима мыщхыщ, которым адыги до недавнего времени называли вайнахов. Следовательно, можно предположить, что, возможно, в прошлые эпохи абхазам и адыгам нахи были известны под именем малх (малхуз), именем, которое сохранено в древних пластах абхазских и адыгских нартских сказаний. Если в фольклоре (абхазском и адыгском) название малх было «законсервировано», как это обычно бывает, то в живом языке, в соответствии с законами его развития, этноним малх в адыгском варианте со временем трансформировался в мыщх.
Этноним малх в нахской этнонимии находит реальное подтверждение в лице родоплеменной группы (тейп) малхийцев (малх-ий), населявших высокогорную историческую область Чеченской республики Малхиста, расположенную на левом берегу Аргуна, между руслами рек Мешихи и БIастахи. Нахские малхи также названы среди народов Центрального Кавказа в грузинском письменном источнике ХIII века. История и культура малхов, как и происхождение их этнического имени, давно уже представляет большой интерес у учёных. Археологические раскопки в Малхисте обнаружили яркие материальные памятники, «свидетельствующие о силе, многочисленности и достаточно высокой культуре этого нахского племени, уходящей в глубь древности».
В ущельях рек Мешихи и БIастахи сохранились обломки множества древних сооружений, боевых и жилых башен, некрополей. Поражает своим великолепием древний культовый центр Малхисты ЦIойн-пхьеде. Это некрополь, город мёртвых, состоящий из полусотни каменных склепов. Судя по дошедшим до наших дней преданиям, в далёкие времена Малхиста была военно-политическим центром и именно здесь, у подножия самых высоких гор, в ущелье, где быстрое течение Аргуна образует широкую дельту, один раз в год собиралось тогда обще-вайнахское войско. В настоящее время этноним малх (малхий) имеет локально-территориальный характер и его носители до сих пор проживают в области Малхиста.
Однако, как можно будет увидеть ниже, термин малх-ий в древности имел более широкое содержание. Наиболее яркие свидетельства существования культа солнца у племён Центрального Кавказа проявляются в археологических материалах кобанской культуры. То, что практически на всей территории распространения кобанской культуры обнаруживаются многочисленные предметы, относящиеся к культу солнца, отражено в научной литературе, поэтому не будем вновь об этом говорить. В качестве примера отметим лишь Сержень-Юртовское поселение, где открыто древнее святилище, расположенное на отдельном холме. Среди предметов ритуального характера здесь также обнаружены жертвенники, глиняные антропоморфные и зооморфные статуэтки, глиняные модели колёс, пинтадеры с магическими изображениями креста, свастики и спирали. Все эти предметы служат неоспоримым свидетельством присутствия культа солнца и неба, а антропоморфные и зооморфные фигурки говорят о культе плодородия, также связанном с дневным светилом. Стоит отметить также и древние каменные здания, сохранившиеся до сих пор в горных районах почти всего Центрального Кавказа. Эти небольшие домики, сложенные из обтёсанного камня, обычно стоят на высоких скалах. Обряды моления, совершавшиеся в этих местах ещё в ХIХ веке и зафиксированные многими этнографами, не оставляют никаких сомнений в том, что первоначально эти храмы были посвящены божеству солнца и огня.
Обширные древние некрополи, каждый из которых имеет более полусотни наземных склепов, известных у чеченцев и ингушей как малх-каш, то есть солнечные могилы, найдены на территории Чечни (Малхиста, Майста), Ингушетии (храм Мага-ерды на горе Маготе, святилища Матть-лам, Мятта) и Северной Осетии (Даргавс, где находится город мёртвых, называемый Маат, Матхох). «Солнечным» является и название соседнего с Малхистой области Майста (Мааста, Маашта) и проживающего там родоплеменной группы (тейп) — майстинцев. По некоторым преданиям, Майста является прародиной едва ли не всех вайнахов. Обще-нахский характер культа солнца находит своё отражение и в повсеместном изображении солярных знаков на различных предметах древней материальной культуры чеченцев, ингушей и бацбийцев, что отмечено многими исследователями.
На территории Центрального Кавказа найдены также многочисленные изображения тотемного волка на топорах, пряжках, свидетельствующие, по мнению учёных (И. И. Мещанинов, Е. И. Крупнов), о развитости культа волка у древних племён Центрального Кавказа. Как известно, в религиозных верованиях древних людей волк являлся помощником солнечного верховного божества и подчинялся ему. Языческий культ солнца, особенно отчётливо проявившийся в археологических находках, находит отражение и в этнографическом материале, подтверждая, что солнечное божество было главным в пантеоне древних вайнахов. Так, во время всех празднеств, в том числе и в честь других языческих богов, все молельни были обращены на восток и люди с благоговением наблюдали, как вдали появляется божественное солнце. Когда солнце восходило, все возносили ему хвалу и молитву: «Божье солнце, принеси нам благодать свою». Весьма часто в вайнахских народных сказках и преданиях герои-богатыри идут в бой с заклинанием Маьлх соьгахьа бу (Солнце на моей стороне). Наиболее яркие свидетельства почитания культа солнца обнаружены в древнем храме Мага-ерды на горе Маготе, близ селения Салги, а также в святилищах Матть-лам и Мятта на Столовой горе.
Довольно веским аргументом в пользу обще-нахского характера божества солнца Малха являются этногенетические предания чеченцев и ингушей. По одному из вариантов этногенетических преданий чеченцев, записанном А. П. Берже, легендарным родоначальником всех чеченцев был Молкх. И. А. Дахкильгов уточняет, что имя Молкх восходит к Малх. А по преданию ингушей, легендарным родоначальником всех ингушей является Мага. В данном случае к понятию ма (солнце) прибавляется, видимо, имя легендарного предка ингушей Га, в образе которого также прослеживаются яркие черты солярного культа. Так, по сказаниям, Га приходится сыном солнцу (Ма), носит медную обувь и в критические минуты всегда взывает о помощи к отцу-солнцу. Как отмечено выше, древний храм, носящий имя Мага — Мага-ерды, был также посвящён солнечному божеству. Всё это ясно свидетельствует о том, что имя легендарного родоначальника ингушей также происходит от имени бога солнца. Таким образом, по этногенетическим преданиям, имя мифического прародителя чеченцев и ингушей восходит к понятию Малх (Мага, Матх, Марх) — Бог солнца. Отсюда со всей очевидностью следует, что культ солнца и огня носил обще-нахский характер и бог солнца Малх являлся обще-нахским верховным богом.
Как известно, в древности переход имени верховного божества в этноним был закономерным явлением. «Названия очень многих племён таят в себе имена богов-покровителей. Можно без особого преувеличения сказать, что имя племени — это имя бога». Следовательно, сохранившийся в древних пластах нартских сказаний абхазов и адыгов этноним малх свидетельствует о том, что соседним народам нахи были известны под именем своего верховного бога Малх. Примечательно, что все варианты названия (малх-уз, марх-уз, мат-хуз), сохранившиеся в абхазском древнем эпосе, находят свои надёжные параллели и объяснения в нахских языках. Видимо, диалектные варианты (матх, марх, малх,) сосуществовали в нахских языках с древнейшего периода. Об этом свидетельствуют древние топонимы, образованные от имён Малх и Матх (или мат, с закономерным выпадением «х» в сложных словах) и связанные с языческими храмами и святилищами.
Со временем, с изменением исторической обстановки, а также этнической и политической ситуации, вероятно, произошла и смена верховного бога нахов. Имя Малх, применявшееся для обозначении обще-нахского верховного бога, в процессе дальнейшего развития и расселения нахских племён, видимо, утратило своё первоначальное значение и превратилось в имя легендарного прародителя нахских народов — чеченцев и ингушей (Малх, Мага). О подобном явлении постепенного смыслового и фонетического расхождения первоначально общих для родственных племён божеств, писал ещё Д. Фрезер: «Могло случиться так, что одни и те же божества, когда-то почитавшиеся общими предками до расселения племён, в процессе дальнейшего развития так переродились… что неузнаваемой стала их первоначальная тождественность». Таким образом, появляются веские основания считать, что в нартском эпосе кавказских народов — абхазов и адыгов, нахи упоминаются под именем их верховного бога — Малх.
Здесь стоит вспомнить современное осетинское название ингушей — махьал (макьал), махьалон (макьалон), связь которого с нахским словом малх — матх (магал) кажется вполне очевидной. Замечателен в этой связи тот факт, что форма махли встречается также и у чеченцев. Так, М. Х. Ошаев пишет, что в горной Чечне его «информатор-чеченец считал себя потомком Махло, а о том, что осетины называют ингушей махьалон, он не знал». Как известно, чеченцы и ингуши — близкородственные народы. Несмотря на определённые различия, современные чеченцы и ингуши при общении наряду с нохчо (чеченец) и галгай (ингуш) часто используют в качестве самоназвания этноним вайнах (вай-нах, вейнах — наш народ, ты нашего народа). Очевидно, что имя верховного божества нахов Малх (махьал), употреблявшееся у ираноязычных осетин в собирательном значении, как общее наименование древних вайнахов, впоследствии перешло в название одного из вайнахских народов, живших по соседству с осетинами, ; ингушей, а позднее и в название реки, на берегу которой проживали махьалоны-ингуши. Примечательно, что в осетинском фольклоре, как и в адыгском, имя Малх (Мальхсаг) сохранилось в основном, неизменённом виде, в то время как в живом языке трансформировалось в Махьал (Махьал-он).
Здесь же следует отметить тот примечательный факт, что хевсуры, тушины и пшавы называли свою землю Самзео, «предполагая, что она является царством солнца, страной солнечников». В слове самзео, где (мзе) означает солнце, компонент (са) В. В. Бардавелидзе рассматривает как грузинский префикс принадлежности. Однако не исключено, что в данном случае элемент (са) — это вайнахское слово, означающее земля, страна, слово, которое в вайнахских языках обычно и образует топонимы, «сочетаясь, главным образом, с названием местностей и божеств». Такое объяснение, кажется, более соответствует значению слово самзе — страна (земля) солнечников, или страна (поклонников) солнца. Обращает на себя внимание и тот факт, что понятие Самзео — страна (поклонников) солнца, сохранилось только у горцев (пшавов, хевсур, тушин и других), принадлежность которых в древности и в средневековье к вайнахскому этническому миру давно уже не вызывает сомнений в научной литературе, в то время как среди населения остальной части современной Восточной Грузии это понятие не встречается.
Таким образом, в абхазских, адыгских и осетинских нартских сказаниях сохранён древний обще-нахский этноним малхи, являющийся производным от имени обще-нахского верховного бога — Малх. В качестве этнонима название малх сохранилось и поныне в имени ингушей махъалон и нахского тейпа малхий.
На первый взгляд, может показаться, что предлагаемая интерпретация языческого пантеона и этногенетических преданий чеченцев и ингушей входит в противоречие с тем, что верховным богом в языческом пантеоне чеченцев и ингушей является Диела (Дъяла, Дала). Однако на самом деле здесь нет никаких противоречий. Как известно, у многих древних народов на протяжении их истории менялись верховные божества. Происходило это по самым разным причинам, чаще всего — политического характера. В результате объединения племён, которое могло происходить как путём межплеменных войн за главенство, так и мирно, перед лицом внешнего врага, божество племени, возглавившего такой союз, становилось верховным богом. Так, по мнению И. Ю. Алироева, в древне-вайнахском пантеоне верховными богами в разные периоды были Дъяла, Тхьа, Цу.
Из-за отсутствия соответствующих источников информации трудно с точностью указать, в какие именно периоды древней истории нахов божества Малх (Матх) и Дъяла являлись верховными богами. По мнению Р. И. Сефербекова, Дъяла был верховным богом единой «северокавказской этнической общности эпохи древности». Однако бог Дъяла присутствует в пантеоне божеств нахских и дагестанских народов, в то время как у абхазов и адыгов он не известен. Можно, конечно, предположить, что у последних с течением времени имя божества Дяла могло быть утеряно. Но более вероятным представляется, что Дъяла был верховным божеством в период нахско-дагестанской этноязыковой общности. Появление Малх (Матх, Марх,) в качестве верховного бога нахов относится, вероятно, к периоду распада нахско-дагестанской общности на нахскую и дагестанскую, произошедшему в конце III — начале II тысячелетия до нашей эры. Формирование нахской этнической общности неизбежно требовало замены старого верховного бога на нового, который соответствовал бы сложившимся новым историческим условиям.
Таким божеством, явившимся верховным богом нахов во II и I тысячелетии до нашей эры следует, скорее всего, считать Малх (Матх) — Бог солнца. Сказанное, безусловно, не исключает существования божества по имени Диела (Дъяла) параллельно с верховным богом Малхом и почитания его в качестве локально-племенного. Позднее — вероятно, в раннесредневековый период, на смену Малху в качестве верховного бога, по-видимому, выдвигается Диела (Дъяла). К сожалению, нет прямых доказательств, подтверждающих вышеизложенную гипотезу, но я не стал бы выносить её, если бы не было для этого определённых оснований. Прежде всего, на факт функционирования божества Малх в качестве обще-нахского верховного бога на ранних этапах истории указывает то, что имя Малх (Матх, Марх,) сохранилось в архаичных пластах нарского эпоса кавказских народов — абхазов и адыгов. Разумеется, в сказаниях отражён тот период, когда Малх (Бог солнца) являлся верховным божеством древних вайнахов.
Античные авторы оставили нам довольно много этнонимов, связанных с народами Кавказа. Однако греко-римские авторы имели весьма смутные представления об этно-географии Кавказа. Поэтому, учитывая, что в античной литературе тот или иной этноним мог быть изменён до неузнаваемости или же переосмыслен на основе греческой этимологии, нельзя, конечно, ожидать от авторов греко-римского мира точности при фиксации этнических наименований кавказских племён и осведомлённости в вопросах местонахождения носителей этих наименований. И тем не менее большинство сохранённых античными авторами кавказских этнонимов имеют параллели в названиях современных народов Кавказа и надёжную этимологию. Однако, большая часть из них труднообъяснима, а некоторые вовсе не известны в современной кавказской этнической номенклатуре. Будучи введёнными в научный оборот, эти этнонимы вызывают оживлённые дискуссии. Одним из таких этнонимов, с трудом поддающихся конкретной локализации и этнической идентификации, является загадочный этноним махли, упоминаемый при описании Кавказа античными авторами Лукианом Самосатским и Клавдием Элианом.
По Лукиану, по своей значимости на Кавказе и близлежащих регионах, махли приравнены к скифам, сарматам, колхам и Боспорскому царству. И уже сам этот факт подчёркивает общеизвестность и значимость данного народа, а также отражает существовавшую традицию достаточно чёткого этнического отграничения махлиев от других народов. Для нас важно подчеркнуть факт присутствия в сочинении Лукиана наряду со скифами, сарматами, колхами и другими народами — махлов. В комментариях к текстам античных авторов в издании В. В. Латышева, Л. А. Ельницкий, отождествляя махлиев Лукиана с махелонами Арриана, отмечает, что махли должны быть локализованы «на севере Колхиды». Р. Ж. Бетрозов же размещает махлиев на западном побережье Азовского моря. Однако трудно судить, на чём основана такая локализация, ибо автор не даёт никаких обоснований, да и вряд ли их можно найти, так как это противоречило бы сведениям, приведённым Лукианом.
И всё же, несмотря на видимую сложность, детальный анализ текста Лукиана позволяет всё-таки более или менее конкретизировать территорию проживания махлиев. Отправным пунктом здесь служит то, что «Адирмах увёз свою невесту в Меотию, к махлиям.» Месторасположение Меотии (Меотида) античным авторам было известно довольно хорошо — это восточное побережье Азовского (Меотийского) моря. В то же время нельзя упускать из виду то обстоятельство, что именем Меотия древние авторы часто обозначали не только восточное побережья Азовского моря, но и территорию всего Азовско–Каспийского бассейна и даже Аральского озера. Следовательно термин Меотия употреблялся в двух смыслах — в узко-собирательном, когда имелись в виду собственно меотийские (древне-адыгские) племена восточного и северо-восточного побережья Азовского моря и в широком, собирательном, когда имелась в виду вся территория Северного Кавказа. Поэтому локализация тех или иных племён и народностей, размещённых античными авторами в Меотии, требует тщательного исследования. И в выражении Лукиана «махлии в стране Меотии», имеем лишь общую ориентацию проживания махлиев — на востоке от Азовского побережья.
О махлиях на Северном Кавказе упоминает и другой античный автор — Клавдий Элиан. «Некто по имени Дионисий, по занятию купец, — свидетельствует Элиан, — часто совершавший из-за корыстолюбия многие отдалённые плавания и поднявшийся далеко от Меотиды, купил там колхидскую девушку, которую похитили махлии, одно из тамошних варварских племён.» По Элианау, купец Дионисий прибывает в страну махлиев, поднявшись далеко от Азовского побережья, что косвенно указывает на направление его пути к верховьям Кубани, Ставропольской возвышенности, то есть в районы Центрального Кавказа. Факт проникновения боспорских греков в центральные районы Северного Кавказа уже с V века до нашей эры сегодня ни у кого не вызывает сомнений — об этом свидетельствуют как археологические находки, так и сохранившиеся на них греческие надписи. Судя по найденным предметам античного импорта, Центральный Кавказ был включён в орбиту античной торговли уже с середины I тысячелетия до нашей эры. В VI–I веках до нашей эры древние греки организовывали фактории (торговые пункты, поселения) не только в Прикубанье, но и в районах Центрального Предкавказья. Представляется вполне вероятным, что Дионисий поднялся «далеко от Меотиды» в одну из таких факторий, расположенную в западной части Центрального Кавказа, где и купил колхидскую девушку. Подтверждением проживания махлиев Элиана именно в районах Центрального Кавказа служит и то обстоятельство, что махли похитили именно колхидскую девушку, что возможно было совершить лишь будучи соседями колхов.
Таким образом, данные древнегреческих авторов Лукиана и Элиана о локализации во второй половине I тысячелетия до нашей эры махлиев в районах Центрального Кавказа дают определённые основания предположить, что этноним «махли» античных источников является, искажённой формой названия малхи и перед нами один из многих примеров изменения термина в другой языковой среде вследствие метатезы — малхи — махли. Вероятно, нахский этноним малхи попал в античную литературу через абхазскую, адыгскую или ираноязычную (сарматскую) среду уже в изменённой форме ; махли. Думается, что всё вышеизложенное даёт достаточно оснований для следующего заключения: в I тысячелетии до нашей эры абхазам, адыгам и ираноязычным племенам нахи были известны под названием малхи (малх-уз, матх-уз, марх-уз), или махли — по имени верховного бога нахов Малх (Бог Солнца). Через абхазские, или адыгские, или ираноязычные, племена это имя было известно и античным авторам в форме — махли (малхи).
Здесь следует обратить внимание на два важных момента. Во-первых, по тем данным, которые мы имеем и на основании которых можем делать выводы, территория, занимаемая малхами — махлами, фактически совпадает с местами локализации нахаматеан армянского географа (рукопись Ашхарацуйц) и кавкасиан Леонти Мровели (рукопись Картлис Цховреба). Во-вторых, существование обще-нахского верховного бога Малх в его развитой форме относится к середине и второй половине I тысячелетия до нашей эры. Таким образом, по данным письменных источников (античных, армянских и грузинских), в I тысячелетии до нашей эры нахские племена проживали на всей территории Центрального Кавказа, включая южную и северную части Главного Кавказского хребта — от верховья рек Кубань и Ингури на западе, до подножья Андийского Хребта и верховья реки Алазани на востоке. На юге граница расселения нахов совпадала с границей Азиатской Сарматии, проходившей с запада на восток по Эгрисскому и Рачинскому хребтам, по северной окраине Лихского хребта, а далее — на юго-восток, по линии Жинвали — Тианети — Квел-Даба. Довольно сложно определить северные пределы, но, видимо, они доходили до степных районов Предкавказья. Безусловно, отмеченные границы проживания нахских племён не были фиксированными и зависели от изменчивой военно-политической обстановки, к тому же речь, разумеется, идёт только об основных географических ориентирах, в целом принятых в современной науке.
В I тысячелетии до нашей эры вайнахи были известны соседям под различными именами. Древние абхазы, адыги и ираноязычные племена называли этот народ — малхи — махли — по имени его верховного бога, а в античной литературе это наименование трансформировалось в — махли; в «Ашхарацуйце» нахи упоминаются под их самоназванием — нахаматеанк, в древнегрузинском источнике (Картлис Цховреба) — кавкасиани и дурдзук. Ситуация, когда один народ известен под несколькими этническими именами, данными ему соседями, является довольно характерной и примеров тому множество, особенно среди кавказских народов. Это объясняется, как разнородностью источников, их использующих, так и языковой и этнической мозаичностью населения древнего Кавказа.
Почти полное совпадение сообщений разных, независимых друг от друга, источников о проживании древних вайнахов в I тысячелетии до нашей эры на всей территории южной и северной частей Центрального Кавказа, как будто, оставляет мало места для сомнений.
На территории Центрального Кавказа, где, по данным различных, независимых друг от друга источников, в I тысячелетии до н. э. жили нахские племена, в тот период бытовала знаменитая кобанская археологическая культура. Своё название — кобанская — эта культура получила по месту первых находок, сделанных в 1869 году в селении Кобан, в Тагаурском ущелье Центрального Кавказа (Северная Осетия). Кобанская культура генетически связана с более ранними культурами Кавказа и вызрела из предшествовавшей ей в этих местах северокавказской культуры, корни которой, в свою очередь, уходят в майкопскую и куро-аракскую культуры. Во всех вариантах кобанской культуры отчётливо прослеживается преемственная связь с культурой бронзового периода, а последней — с культурами более ранней эпохи. В научных кругах по сей день не прекращаются дискуссии также по проблеме определения ареала кобанской культуры в целом и её локальных вариантов внутри общего контура. Тем не менее безусловным и бесспорным итогом более чем столетнего изучения данной культуры стало то, что сейчас её ареал устанавливается по всему Центральному Кавказу, включая обе стороны Большого Кавказского хребта и высокое плато современной Ставропольской возвышенности. Что касается проблемы конкретной этноязыковой принадлежности носителей данной культуры, то, говоря словами В. И. Кузнецова, «сейчас мы можем утверждать лишь то, что древние кобанцы органически связаны с кавказским этнокультурным миром и являются местными кавказскими аборигенами», однако остаётся открытым вопрос о том, «принадлежали ли они, скажем, к кругу протовайнахских племён или представляли самостоятельную языковую и этническую общность». Тем не менее большинство археологов склонны решать этот вопрос в пользу именно нахских племён.
В. Б. Виноградов выдвинул гипотезу о наличии у кобанцев в VII–IV вв. до н. э. «общего наименования, которое в определённых условиях отражало самосознание кобанской этнической общности». В настоящее время, похоже, можно говорить о том, что гипотеза, выработанная известным кавказоведом на основе изучения археологического материала, находит реальное подтверждение в письменных источниках. Так, в армянском источнике отражено общее самоназвание нахов — нах (нахаматеан), в грузинских и античных источниках приведены общие, собирательные названия древних вайнахов — кавкасианы, махли (малхи), под которыми они были известны своим соседям. Как было отмечено, все упоминания нахских этнонимов, встречающиеся в этих источниках, относятся к I тысячелетию до н. э., а территория проживания нахских племён в это время практически полностью совпадает с ареалом распространения кобанской культуры. Таким образом, версия археологов о возможном нахском облике кобанской культуры подтверждается данными письменных источников. Впрочем, следует отметить, что сама постановка вопроса о связи нахского этноса с кобанской археологической культурой не только правомерна, но давно уже подготовлена развитием всей кавказоведческой науки. При изучении проблем этноязыковой принадлежности кобанской культуры используются самые разные данные (топонимика, язык, антропология) и эти данные — как в отдельности, так и в совокупности — на протяжении многих десятилетий неизбежно приводят исследователей к нахскому этносу.
Сравнительно-исторический анализ исконно кавказских языков даёт неоспоримые доказательства формирования нахской этноязыковой общности на территории распространения кобанской культуры. Смотрите подробнее: Книга: Гурам Гумба. НАХИ: ВОПРОСЫ ЭТНОКУЛЬТУРНОЙ ИСТОРИИ. (I ТЫСЯЧЕЛЕТИЕ ДО Н. Э.)
Чеченский сильнейший историк Леча Ильясов также в своей книге приводит данные про мелхинцев и не только, он пишет — Трагическая участь постигла чеченские фамильные хроники — тептары. Тептар — вид фамильной (семейной) хроники, в которой велась запись всех предков и наиболее важных событий в жизни фамилии и народа. В более древние времена тептары писались на чеченском языке грузинским алфавитом, с IX–X веков (при сближении аланов с Византией) — греческим, а с XVII века — на арабском языке или чеченском языке арабским письмом. Есть сведения о чеченских тептарах, написанных клинописью, а также об использовании чеченцами грузинского и греческого (византийского) алфавитов. О надписи, состоящей из двух строк и выполненной греческим письмом на камне основания одной из башен в селении Кирды в Аргунском ущелье, упоминает Н. С. Иваненков. «Согласно чеченским тептарам, укрепление Кирды было построено аланским правителем, ушедшим в горы со своей свитой, спасаясь от нашествия отрядов Тимура. На чеченском языке выполнена аланская надпись на каменной могильной плите X–XI веков у реки Зеленчук в Карачаево-Черкесии». В 1944 году, во время выселения чеченцев, все тептары (также как и теологические сочинения XVII–XIX веков на чеченском языке) у местного населения были изъяты и уничтожены. Отдельные экземпляры вывезены офицерами НКВД в Россию, несколько тептаров удалось спасти их владельцам. Возможно объяснение на основе чеченского языка и этнонима «аланы», если учесть, что в древние времена этнические образования нередко получали наименования в соответствии с их основным религиозным культом, по имени главного божества или тотема. В течение тысячелетий основным культом древних нахских племён был культ солнца, культ дневного светила, который позже воплотился в идею Единого и Великого Дела. Согласно древним источникам культ солнца и огня был главным в религиозной идеологии алан. Этноним «алан» можно возвести к чеченскому слову «алуо» — пламя, жар, солнечный жар. Аланы — дети огня или солнечного пламени, что может также характеризовать их воинственный характер, о котором писали многие древние авторы. При дешифровке средневековых надписей нужно учитывать, что осетинский язык имеет довольно большой и древний пласт лексических заимствований из нахских языков.
Согласно исследованию абхазского историка А. Гумбы, по данным письменных источников (античных, древнеармянских, древнегрузинских), во второй половине 1-го тысячелетия до нашей эры древние нахские племена занимали территорию от Приэльбрусья и течения реки Малка на западе до подножия Андийского хребта и течения реки Аргун на востоке. Сообщения письменных источников согласуются с данными топонимики, языка, антропологии и этногенетических преданий нахских народов. Полное совпадение территории расселения древних нахских племён во второй половине 1-го тысячелетия до нашей эры с ареалом распространения позднекобанской археологической культуры является подтверждениям того, что носителями этой культуры были нахи. На основе детального анализа сведений античных историков Лукиана Самосатского и Клавдия Элиана, А. Гумба приходит к выводу о том, что во второй половине 1-го тысячелетия до нашей эры племена, проживавшие в центральных районах Предкавказья, античным авторам были известны под названием — «малхи». Наличие топонимических названий с корнем — «малх» (река Малка, Малкан, Малхал, Малхар, Малгобек, Малхиста,) в различных областях Центрального Предкавказья свидетельствует о широком расселении в центральных районах Северного Кавказа племенных групп — «малх». Термин «малх» был общенахским этнонимом. В абхазских нартских сказаниях нахские племена выступают под именем — «малхуз». В фольклоре адыгов и горных грузин нахи Центрального Кавказа выступают сильным и могучим племенем, играющим важную роль в жизни народов региона. По классификации чеченского историка М. Мамакаева, в XVI–XVII вв. в Чечне сложились девять тукхумов: Аькхий, Маьлхий, Нохчмахкхой, ТIерлой, ЧIаьнтIий, ЧIеберлой, Шарой, Шуотой и Эрштхой. На Северном Кавказе, также как и в прилегающих районах, человек появился в эпоху палеолита. Население этого времени на Северном Кавказе было очень немногочисленным и использовало в качестве жилищ естественные пещеры. Кроме того, уже в это время древний человек начинает облагораживать пещеры, гроты и скальные навесы, застраивая их завалами из камней. К этому периоду относятся находки археологов в районе высокогорных чеченских селений Хой, Макажой, Кезеной. В эпоху неолита в горных районах Кавказа начинается строительство из камня. Пещеры же используются как жилища в массовом порядке вплоть до эпохи бронзы, а по свидетельству Страбона и в 1-м веке до нашей эры. Неолитические поселения обнаружены археологами возле озера Кезеной-Ам, на Терском хребте, в окрестностях Нальчика. С глубокой древности на территории Кавказа остались следы различных культурных напластований: палеолита, неолита, эпохи бронзы.
И несмотря на небольшое количество исследованных поселений древнего периода, они позволяют судить о характере архитектурных и материальных традиций древнейшего аборигенного населения Северного Кавказа. С 1-го века нашей эры на территории кобанской культуры (расселения нахских племён) античными авторами упоминаются аланы. Выводы об ираноязычности алан делались не на основе данных топонимики, лингвистики, исторических источников, а исходя из того, что язык осетин, которые без достаточной научной аргументации считались единственными потомками алан, был иранским. Но границы расселения алан, данные топонимики, археологии и антропологии говорят о том, что аланы являлись потомками носителей кобанской культуры, то есть нахами. Уже во 2-м веке нашей эры Алания воспринимается как единая территория, а аланы — как одно из могущественнейших племён Северного Кавказа, в руках которого сосредоточены стратегические пути из Европы в Закавказье. Чеченские башни отличаются большим разнообразием форм, отдельных деталей. Это прежде всего может быть подтверждением того, что их строили в разные периоды времени. Наиболее ранние по времени постройки башни имеют сходные черты с башенными сооружениями Карачая, Балкарии, Северной Осетии. Это говорит о том, что в определённый период времени эти районы относились к единому ареалу материальной культуры. С развитием на территории расселения нахских племён кобанской археологической культуры начинается строительство так называемых циклопических построек, жилищ и прочих строений из громадных каменных глыб. Развалины циклопических построек сохранились в разных районах Чечни: в селениях Никарой, Баулой, Цеча-Ахк, Хаскали, Орсой. На рубеже нашей эры нахи, живущие на равнине, в различных исторических источниках уже называются аланами. Со 2-го века Алания упоминается как единое образование, оказывающее значительное влияние на соседние страны и народы. К VII–IX векам границы Аланского государства простирались от Дагестана до Кубани. Фортификационное строительство на его территории достигает в это время наивысшего развития. Арабские источники IX–X веков пишут о многочисленных городах и крепостях алан. По всей вероятности, это было связано с тем, что в этот период начинается создание Великой сигнальной системы, которая объединяла все селения и города нахов-алан. Чеченские жилые башни по основным параметрам не отличаются от ингушских и осетинских, но значительно превосходят их по размерам и количеству этажей. Жилые башни были распространены в горных районах Чечни, Ингушетии и Северной Осетии. В меньшем количестве они встречаются в Кабардино-Балкарии и Карачаево-Черкесии. Кроме того, жилые башни в качестве жилищ были характерны для северных районов Грузии, граничащих с Чечнёй: Хевсуретии, Тушетии и западнее для — Мтиулети, Хеви и Сванетии.
Башенными, то есть состоящими из одних боевых и жилых башен, были почти все селения в горной Чечне к западу от реки Шаро-Аргун: в Шарое, Майсте, Мелхисте, Терлой-мохке, Нашхе, Акки, в ущелье Тазбичи, Аргунском ущелье, в ущелье реки Фортанга. В работе многих авторов утверждается мысль о том, что различные фортификационные сооружения в горной Чечне были порождением родового строя, являясь собственностью рода или тейпа. Народные предания и исторические источники связывают строительство замков и крепостей с именами местных феодалов. Так, например, крепость в селении Кезеной, согласно фольклорным материалам, была построена правителем Чеберлоя Алдам-Гези, присланным сюда из Нашха Мехк кхелом. Строительство жилых и сторожевых башен, а также цитаделей начинается ещё в аланскую эпоху, особенно в IX–XI веках, а возведение замков и башенных комплексов приходится на XV–XVI век, когда территорию Чечни покинули сначала монголо-татары, а затем и отряды Тимура.
Это было время социально-экономического возрождения Чечни после гибельных для нахских народов набегов кочевников. Нашествие монголов в XIII веке привело к утрате могущества Алании — государства, основным этносом которого были нахи, предки современных чеченцев. Именно походы Тимура привели к значительной перекройке карты Северного Кавказа. Нахские племена, населявшие западные и центральные районы Кавказа, были вытеснены из районов тысячелетнего проживания или окончательно ассимилированы ираноязычными и тюркоязычными племенами. Следует заметить, что тюркизация западных нахов (алан) началась ещё в X–XI веках и при появлении монголо-татар на Северном Кавказе среди алан Северо-Западного Кавказа уже присутствовал определённый тюркский элемент. Окончательная иранизация нахов Центрального Кавказа завершилась только в XV веке. Особую роль в этом процессе сыграли ираноязычные гарнизоны Тимура, разместившиеся у ключевых горных проходов Центрального Кавказа. Древний нахский субстрат Центрального Кавказа сохранил и материальную культуру и антропологический тип, но утратил свой язык. Подобные процессы не являются единичными и присущими только данному региону. Например, в римских провинциях, причём не только в ближайших к Италии, но и в таких отдалённых, как Дакия, местное население утрачивало свой язык под влиянием римских гарнизонов и начинало говорить на латинском. Но на заимствованный язык метрополии накладывались особенности местных наречий, что привело впоследствии к образованию новых, так называемых романских языков. Поэтому можно говорить об определённом единстве материальной культуры нахов и осетин, которое существовало вплоть до XIV–XV веков, то есть до времени полной ассимиляции нахского субстрата ираноязычными элементами. И это единство получило конкретное проявление именно в древних архитектурных формах.
В горах Чечни существуют два крупнейших на Кавказе некрополя: Васеркел в Майсте и Цай-пхеда в Мелхисте. В каждом из них насчитывается более полусотни каменных склепов. Кроме того, небольшие группы склепов, а также одиночные погребальные сооружения сохранились на территории почти всей горной Чечни, от ущелья Фортанги на западе до течения реки Шаро-Аргун на востоке. В восточных районах Чечни (Ичкерия, Чеберлой,) подобных сооружений не сохранилось, но существует множество надмогильных слепообразных памятников, являющихся реликтами древней склеповой погребальной культуры. Петроглифы, магические знаки на башенных постройках и склепах, широко распространены по всей горной зоне Чечни. Ранее считалось, что они встречаются главным образом в восточных районах, пограничных с Дагестаном. На самом деле их немало на башнях и в Аргунском ущелье и западнее, в Нашхе и окрестностях озера Галанчож. Учёные считали, что петроглифы возникли в эпоху активного строительства башен и склепов, то есть в XI–XVI веках. Но самые последние исследования показали, что они гораздо древнее и имеют сходство со знаками, нанесёнными на керамику и металлические изделия племён кобанской культуры начала 1-го тысячелетия до нашей эры. Среди кобанских знаков встречаются почти в аналогичном виде и лабиринт и двойные спирали и солярные знаки различного вида, в том числе свастика с закруглёнными и прямоугольными концами, человеческая ладонь, змеевидные изображения, фигуры людей и животных. Такие петроглифы можно видеть на многих башнях горной Чечни: в Мелхисте, Аргунском ущелье, в Чеберлое.
МЕЛХИСТА — ДРЕВНЯЯ ИСТОРИЧЕСКАЯ ОБЛАСТЬ ЧЕЧНИ, расположенная на левом берегу Аргуна, на границе с Грузией, между руслами рек Меши-хи и Бяста-хи. Мелхиста в переводе с чеченского — «страна солнца». Название это, вероятно, связано с тем, что солнце считалось тотемным предком чеченского племени, жившего здесь. Хотя есть и другое предположение: дело в том, что южные склоны хребта Коре-лам, на котором находилось большинство селений Мелхисты, круглый год освещены солнцем. Остались в Мелхисте и следы былого христианства. Прежде всего в топонимике, например, в названии селения Джарие — «Крестовое», которое расположено по правому берегу Меши-хи, а также Джарие-Хьостуй — «Крестовый родник», расположенный недалеко от селения. Можно отнести к христианскому изображение в виде распятия на боевой башне в Цой-педе, а также изображение человеческой фигуры с копьём, по всей видимости, Святого Георгия, который был очень почитаем на Кавказе и отождествлялся с древним богом солнца. Именно здесь, по преданию, собиралось в прошлом общечеченское войско. Как гласит легенда, в далёкие времена в Мелхисте, у подножия самых высоких гор, в ущелье, где быстрое течение Аргуна образует широкую дельту, один раз в год собирались чеченские воины. Как бы далеко они ни жили, каждый из них должен был прибыть сюда в назначенный день, пока не взошло солнце. Того, кто приезжал последним после восхода солнца, ждала казнь. Таков был закон, установленный Высшим Советом страны — Мехк кхелом. Однажды, торопясь на очередной сбор, скакал по ущелью воин, зная, какое суровое наказание ждёт его, если он опоздает. Но, увидев солнце, поднимающееся над вершинами и стройные ряды воинов, он замедлил бег коня. «Ты опоздал, воин. Следуя закону, мы должны казнить тебя, — сказали ему старейшины, входившие в Высший Совет страны. — Но сначала ты должен назвать причину». Молчание нависло над ущельем, только мерный гул Аргуна нарушал тишину. Ни слова не произнёс воин, опустив голову и приготовившись к смерти. «Ты должен назвать причину», — повторил старейшина. «Я вчера женился, — произнес воин тихо, — но узнал, что моя невеста любит другого. И решил погибнуть, чтобы она получила свободу и могла соединиться с любимым». Но тут послышался стук копыт и люди увидели всадника, несущегося на быстром коне. «Подождите! Я приехал последним, казните меня!» — крикнул он. И когда спросили у него причину, по которой он опоздал, воин ответил: «Вчера девушка, которую я любил, вышла замуж. Зная, что её жених может опоздать на сбор, я, приехав сюда пораньше, ждал его, спрятавшись в ущелье. И увидев его, сразу же поехал вслед за ним. Я не хотел, чтобы его смерть омрачила жизнь девушки, которую я любил. Я же готов к смерти». Удивились старейшины и ушли на совет. Наступил полдень, прошёл вечер и только поздно ночью они вынесли свой приговор: «Пока среди нас есть такие благородные люди, ничто не угрожает чеченской земле. Мы отменяем суровый закон предков. Пусть больше никогда по этой причине не прольётся чеченская кровь в ущелье Мелхисты». Когда-то Мелхиста была густонаселённой. Здесь насчитывалось до четырнадцати селений. Доза, Банах, Комалх, Коратах, Джарие, Бенист, Сахана, Икалчу, Тертие, Меши — их развалины раскинулись по ущельям Аргуна и Меши-хи, в основном по южному склону хребта Коре-лам, мрачным безмолвием подчёркивая бренность жизни и вечность смерти и камня. Словно печать заклятия довлеет над башнями, в которых ещё полвека назад бурлила жизнь и кипели человеческие страсти. Но более всего поражает мрачным великолепием Цой-педе — древний культовый центр Мелхисты. Цой-педе — это, прежде всего, некрополь, город мёртвых, состоящий из полусотни каменных склепов. При входе в город мёртвых у тропы стоят два столпообразных сооружения. Это сиелинги — языческие святилища. Возле них выполняли разного рода культовые ритуалы и приносили в жертву животных. Кроме того, отправляясь в путь, в специальные чаши, посвящённые божеству, люди клали деньги, кольца, серьги и другие ценные вещи и никто до них не дотрагивался. Считалось, что тот, кто возьмёт что-либо из этих вещей, в наказание будет лишён разума. Сразу за святилищами располагаются склепы, которые разбросаны небольшими группами по северному склону горы. Склеп, или, по-чеченски, малх-каш, то есть солнечная могила — это прямоугольная постройка в виде домика, выложенного из камней, на известковом растворе. Наружные стены некоторых склепов замазаны глиняно-известковым раствором. Некоторые склепы состоят из двух помещений, одно из которых служило поминальной камерой. В ней вдоль стен выложены скамьи из камня и устроены ниши для свечей. В поминальной камере родственники в дни священных праздников пили ритуальное пиво и поминали покойных. В фасадной стене склепа устроен лаз — четырёхугольное отверстие, обрамлённое каменной рамкой. Старики утверждают, что в старые времена эти отверстия закрывались специальными каменными плитами. Очень часто камни с лицевой стороны склепов украшены петроглифами, они охраняли склеп от тёмных сил. Чаще всего это свастики, кресты, спирали. Кроме того, на некоторых склепах сохранились знаки, которые, вероятнее всего, были своеобразными фамильными гербами. Над лазом одного из склепов на северо-восточной стороне некрополя в стену встроен хорошо обработанный камень округлой формы, напоминающий человеческий череп. Он почти зеркально гладкий, по всей видимости, от постоянного прикосновения человеческих рук. Внутри склепов, вдоль стен, устраивались каменные полки в два-три ряда, на которых укладывали покойников. Рядом с умершим оставляли оружие, предметы домашнего обихода, которые, по представлению их родственников, могли им понадобиться в ином мире. Хотя большинство склепов было разграблено после выселения местных жителей в 1944 году, но до сих пор в некоторых из них чудом сохранились изделия из керамики и дерева, стрелы, женские украшения. Возникновение и существование коллективных склеповых захоронений датируется XII–XIV веками. Народные предания по-разному говорят об их происхождении. Согласно одной из легенд, склепы начали строить во время эпидемий, когда люди оставляли свои селения, спасаясь от мора и некому было хоронить умерших. Больные сами приходили в склепы и умирали на каменных полках. Сведения о страшной эпидемии в Мелхисте сохранились в легенде об Ун-нане и мелхинцах. Ун-нана, богиня болезней, посетила празднество, посвящённое богине плодородия Тушоли. Но во время ритуального шествия она посчитала, что молящиеся оскорбили её своим невниманием и наслала на них заразные болезни. Над склепами возвышается боевая башня. Она снабжена множеством бойниц, а у самого верха — машикулями. На камни башни нанесены петроглифы — магические знаки, которые должны были оберегать башню и воинов от врага. К югу от «города мёртвых» находилось прежде селение Цой-педе, отделённое от некрополя прочной каменной стеной, примыкающей к башне. Это было большое по масштабам горной Чечни селение. Как говорят старики, в Цой-педе из одних только ворот выезжало шестьдесят воинов на одинаково серых конях. Оно было очень хорошо укреплено. С северной стороны его прикрывала боевая башня и высокая каменная стена, с юга — высокий, неприступный обрыв, с юго-восточной стороны, над Аргуном возвышается мощный замок. Селение Цой-педе было разрушено в результате междоусобной войны. Как рассказывает легенда, три месяца осаждали его враги и не могли взять. В Цой-педе жила девушка, возлюбленный которой находился в стане врагов. Поздней ночью она поднялась на стену и указала осаждавшим безопасный проход со стороны пропасти. Враги ворвались в селение и оно было разрушено до основания. Вследствие удалённости от равнины и хороших естественных укреплений и фортификационных сооружений, построенных по всему Аргунскому ущелью, до Мелхисты редко доходил внешний враг. Но междоусобные войны, кровная месть терзали эту землю. Подобное положение старики-мелхинцы объясняли проклятием Ун-наны, богини болезней. Когда-то в Цой-педе жили три брата — Цатеш, Матеш, Макхера. Они совершали поминки по своей матери и приносили в жертву скот. Все именитые мелхинцы собрались здесь. Туда пришла и Ун-нана, чтобы пустить на людей заразу. На плечах у неё висели переметные сумы, полные золы. «Если мы не убьём Ун-нану, то она погубит наших гостей» — подумали братья и ударом сабли отсекли ей голову. Голова Ун-наны покатилась по склону и пробормотала: «Да не придёт моровая болезнь в Мелхисту, да не иссякнут война и вражда среди мелхинцев». Действительно, всё в ущельях Мелхисты напоминает о том, что люди, которые здесь жили, находились в состоянии войны всех со всеми. К востоку от селения Коротах лежат селения Комалх, Банах — на левом берегу Аргуна и Доза — на правом. Посередине меж этих трёх аулов сохранилось живописное место, которое называлось Узум-меттие — «Место, где исполняются песни». В средние века, во время священных празднеств, жрецы пели здесь культовые песни и когда раздавались звуки песни, жители окрестных селений знали о начале религиозных церемоний. Вверх по ущелью реки Меши-хи, вдоль хребта Коре-лам, лежат руины селений Икалчу, Бенист, Сахана, Тертие, Мешиех. В селении Тертие хорошо сохранился башенный комплекс, а также некрополь на южной окраине. На правом берегу реки Меши-хи было всего лишь два селения: Кегине и Джарие. Сторожевая башня Джарие видна с мыса Цой-педе, она нависает над пропастью на высокой, обрывистой скале. В работах этнографов, археологов Мелхиста, как правило, характеризуется как мрачный и угрюмый край. На самом деле ущелья Мелхисты очень красивы в любое время года. Весной здесь цветут дикая слива, шиповник, очень много разных цветов. Зимой, даже в январе, тепло и солнечно. Золотистого цвета трава и ярко-зелёные сосны живописно смотрятся на фоне серых скал и снежных вершин. Прекрасно вписываются в пейзаж и величественные башни, чёрные камни которых эффектно контрастируют с золотом травы. Вплоть до 1944 года почти вся Мелхиста была заселена, имелась даже школа-интернат в селении Сахана. Но после выселения жителей в 1944 году большинство боевых и жилых башен было взорвано, а некрополи разграблены. Смотрите подробнее: Книга: Леча Ильясов. Тени Вечности. Чеченцы: архитектура, история, духовные традиции. 2004 год.
Касаемо мелхинцев и другие интересные вопросы есть. Мелхинский древний город Цой-Педе и Даргавский древний город в Северной Осетии фактически одинаковые постройки. А это в свою очередь говорит о том что в Северной Осетии могло проживать общество родственное мелхинцам, либо это и были те самые мелхинцы и в старину зона расселения мелхинцев охватывала и Северную Осетию. Генетика к этому вопросу также даёт некоторые данные. В чеченском днк проекте FamilyTreeDNA — Chechen-Noahcho DNA Project у нескольких мелхинцев была найдена гаплогруппа J2, в осетинском днк проекте FamilyTreeDNA — Ossetian DNA Project гаплогруппа J2 также присутствует, она вторая по численности после доминирующей G2a1. По трудам из статьи генетика грузинского происхождения И. Насидзе и других генетиков также можно обнаружить что на Кавказе гаплогруппа J2 почти на половину представлена у осетин ардонцев, они же алагирцы, а также южных осетин, в минимальном проценте есть и у осетин дигорцев. Самый большой показатель (чуть ли не половина) у осетин ардонцев. Это как раз северные осетины. Статья: I. Nasidze. 2004. Mitochondrial DNA and Y-Chromosome Variation in the Caucasus. Нам кажется также в связи данных показателей что у ардонцев «скорей всего» чем больше будет тестов тем и ещё больше станет выявляться J2. Не исключено также что у мелхинцев есть и G2a1, ведь Малхиста это высокогорная историческая область в центральной части Северного Кавказа, а как показывают последние и новейшие генетические данные гаплогруппа G2a1 также является кавказской коренной и причём это также очень древняя кавказская гаплогруппа, а также последние и новейшие генетические данные показывают что именно гаплогруппа G2a1 является самой распространённой центрально-кавказской. Её так и называют — центрально-кавказской. Она также имеет прямое отношение к местной кавказской кобанской археологической культуре. Смотрите: Сайт: AA DNA — Адыго-Абхазский ДНК проект. Смотрите: Канал: Просто такая генетика. Видео: Онлайн-конференции «ДНК и история». Поэтому у нас даже сомнений нет что есть мелхинцы также помимо J2 и G2a1.
Но на сегодня конечно у части мелхинцев нашли лишь J2, самую распространённую группу у чеченцев, но интересное дело и в том что и у осетин туальцев по гаплогруппе J2 были найдены чеченские мелхинские корни. Чеченский генетик Пахрудин Арсанов говорил на своём канале (Канал: Pakhrudin Arsanov) что у осетинских J2 двалов (туалов туальцев) были обнаружены мелхинские и нашхойские корни. Арсанов говорил что основного массива по двалам (туальцам) J2 пока не выявлено, но они по веткам сходятся с мелхинцами и также с чеченцами связанными с чеченской нашхойской веткой. Здесь следует добавить и то что Мелхий очень древний чеченский тукхум, очень древний, а также что к примеру некоторые мелхинские рода напоминают нам по названию ветви того же рода Нашхой. К простому примеру: мелхинский тайп (род) Ч1архой напоминает по названию гар (ветвь) тайпа (рода) Нашхой — Ч1армахой, мелхинский тайп (род) Тератхой напоминает по названию гар (ветвь) тайпа (рода) Нашхой — Тестархой (Т1истархой), то есть на наш взгляд вполне возможно что часть «данных» чеченцев нашхойской ветки могут быть и потомками мелхинцев. Мы также допускаем что обнаруженные чеченские мелхинские и чеченцев нашхойской ветки корни у осетин (двалов) по группе J2 это вероятно какой-то некий общий и для туальцев и для мелхинцев и для нашхойцев предковый кластер, но скорее изначально мелхинский, так как «это очень древний чеченский тукхум, вполне возможно что часть „данных“ чеченцев нашхойской ветки также их потомки.» Касаемо тех же двалов есть и другие интересные моменты. В одной из своих книг один из самых сильнейших чеченских историков Хасан Бакаев писал — «Относительно двалов грузинский учёный В. Н. Гамрекели после детального анализа всех имеющихся данных пришёл к выводу, что „…двалы, будучи сначала (до языковой иранизации) обособленным иберокавказским племенем, ближе всего стояли к группе вайнахских племён, причём под вайнахскими следует разуметь не современный чечено-ингушский народ, а те этнические единицы, из которых позже сложилась вайнахская народность“. Что касается юго-осетин (туалов или по-грузински двалов) грузинский учёный В. Н. Гамрекели в своей объёмной монографии „Двалы и Двалетия в I–XV вв. н. э.“ пишет что до их языковой иранизации в XV–XVI вв. н. э. они „ближе всего стояли к группе вайнахских племён“, то есть утверждает, что ещё 400 — 500 лет назад население Южной Осетии говорило по-вайнахски. Этноним „двалы/туалы“ учёные выводят из нахского теонима „Дела“, что типологически соответствует таким названиям как „халдини“ („принадлежащие божеству Халди“), „маьлхи“ („солнечные“, „принадлежащие солнцу“) и т. д.» (Книга: Хасан Бакаев. Тайна Жеро Канта.) То есть судя по всему двалы до иранизации были чеченским племенем, причём Бакаев приводит параллели двалов и мелхинцев, а это нашло подтверждение и по днк, ведь мы уже объясняли что чеченский генетик Пахрудин Арсанов говорил на своём канале (Канал: Pakhrudin Arsanov) что у осетинских J2 двалов (туалов туальцев) были обнаружены мелхинские корни и корни от чеченцев из нашхойской ветки. Мы повторимся — мы также допускаем что обнаруженные чеченские мелхинские и корни от чеченцев из нашхойской ветки у осетин (двалов) по группе J2 это вероятно некий общий для мелхинцев и данных чеченцев из нашхойской ветки предковый кластер, но скорее изначально мелхинский, так как «это очень древний чеченский тукхум, вполне возможно что часть данных чеченцев из нашхойской ветки также их потомки.» Также про двалов грузинский сайт сообщает следующее: «Кроме собственно Двалети, двалы, по всем сведениям, обитали и в Алагирском и Дигорском ущельях.» (Сайт: ПАМЯТНИКИ ГРУЗИИ. ИСТОРИКО-АРХИТЕКТУРНОЕ ОПИСАНИЕ. Статья: ОБ ЭТНОГЕНЕЗЕ ОСЕТИН.) То есть по грузинским сведениям двалы (которых Бакаев связывал с маьлхи, мелхинцами) жили не только в Двалетии (Туалгоме), но и в алагирском и дигорском ущельях. И что самое интересное как мы уже объяснили в статье которую написали такие генетики как известный грузинский генетик Иван Насидзе и другие, можно видеть в таблице если смотреть осетин что J2 как раз доминирует у юго-осетин (двалы туальцы скорей всего) и у ардонцев (алагирцев), у дигорцев также есть, но мизерный процент, почти половина J2 у юго-осетин и у ардонцев (алагирцев), самый большой процент J2 у ардонцев. Возможно чем больше будет тестов тем больше у юго-осетин и алагирцев ардонцев будут находить J2, также исходя из всего возможно это всё как раз мелхинский след. Кроме того туальцы по осетинским преданиям это теже алагирцы, но называющие себя туальцами по месту проживания — Туалгом. То есть возможно не только туальцы, но и алагирцы которые находятся в группе J2 это иранизированные мелхинцы, потомки чеченцев мелхинцев. Остальные ответы на вопросы дело времени. Видимо двалы это действительно как подмечал Бакаев часть иранизированных мелхинцев. Кстати не только чеченский генетик Пахрудин Арсанов, но и осетинский генетик Спартак Дзанаев подмечал, что осетины группы J2 стали показывать некие связи с мелхинцами. Несомненно если брать Кавказ то обнаружение J2 у других народов это чеченский генетический след, J2 самая доминирующая группа в чеченском днк проекте, но также в проекте с чеченскими корнями и ветками есть гаплогруппы J1, L3, Q1a, G2a1, T, I2 и другие. В целом судя по всему, среди осетин, туальцы и алагирцы группы J2 это потомки чеченцев мелхинцев, утратившие свой язык и ассимилированные в осетинской культуре и языке. Интересная это тематика однако. Но мы не отрицаем что и по группе G2a1 могут быть осетины с чеченскими корнями и ветками, так как у чеченцев помимо других групп также есть G2a1 с чеченскими корнями и ветками, к примеру у аккинцев, ваштаройцев и других, а к примеру у тех же аккинцев есть предания что их часть осела жить и в Осетии. Но всё это конечно надо исследовать более подробно, в одной гаплогруппе бывают разные ветки.
Грузинский историк Месхидзе Дж. И в статье пишет — 17 августа 1939 года группа ленинградских археологов вступила на территорию области Малхиста, граничившей на севере с Кейн Мохк, на северо-западе — с Терла, на востоке — с Майста, на западе — с Цори (ныне — территория Ингушетии), на юге — с хевсурским Шатили (Грузия). Замкнутая пределами ущелья, Малхиста представляла собой особое, самостоятельное политическое и культурное пространство, в социально-экономическом отношении тесно связанное с горными районами Восточной Грузии. Проводником и информантом исследователей был житель селения Сахана Магома Ецаев, сообщивший несколько примечательных фамильных и общинных историй, транслировавшихся в памяти многих поколений. Среди них — рассказ, зафиксированный в полевом дневнике А. В. Мачинского, о некогда жившем в селении Цой Педе князе по имени Сепо. Согласно легенде, он всячески притеснял людей, но одолеть его никто не мог, поскольку справиться с ним было возможно лишь его собственным оружием. И вот однажды некий юноша пришёл в «княжеский» дом и похитил шашку, отломав её конец, он подошёл к Сепо и спросил, узнает ли тот, что это и после — убил его. «Голова князя Сепо отскочила и прыгнула через реку на другую сторону, в тех местах, где она прикасалась к земле, образовывались глубокие ямы, которые видны и теперь. С тех пор князей в Цой Педе не было». Легенда о князе Сепо (в иных вариантах имя звучит как Сип, Секки) перекликается с преданием о богине болезней Ун Нане. Однажды она пришла в Цой Педе во время совершения братьями Цатеш, Матеш и Макхера поминок по матери. Тогда, чтобы Ун Нана не напустила мор и не погубила гостей, братья ударом сабли отсекли ей голову — и та, посылая малхистинцам зловещие проклятия, покатилась по склону. Омываемый реками Меши-Хи и Чанты-Аргун, Цой Педе был расположен на труднодоступном с трёх сторон скалистом мысу, на высоте 1210 метров над уровнем моря. С юга его защищали две контролировавшие ущелье боевые башни, с севера — боевая башня с примыкающей к ней крепостной стеной, в западной части которой находились ведущие в селение ворота. Уже в 1939 году его территория была «покрыта развалинами жилых построек», от многих из них оставались «лишь груды камней» и только «в отдельных случаях» можно было установить план строений. Археологи осмотрели склеповый могильник на западном склоне холма и неплохо сохранившуюся на тот момент башню (обвалилась только верхняя часть). Вход в неё, как записал А. В. Мачинский, устроен с южной стороны, над ним вмонтирован камень «с вырезанным крестом и несколькими углублениями округлой формы», чуть ниже от входа, с левой стороны — камень с геометрическим рисунком. Западная стена фасада тоже была декорирована: в нижней её части — четыре «резных камня»: с изображением руки и человека, с кружками и зигзагообразной линией, с «непонятными фигурами» и камень «очень плохой сохранности». Наверху — «изображение человека с раскинутыми руками и расставленными ногами», его фигура «выложена из белого камня», а «голова дана отдельным камнем с грубо намеченными чертами лица». Проходившие мимо жители сказали, что это «изображение Сепо — последнего князя Цой Педе». В настоящее время комплекс средневековых историко-архитектурных и археологических памятников Цой Педе (датируются V–XVIII вв.), включающий в себя две боевые башни, два столпообразных святилища и состоящий из 42 склепов некрополь, один из крупнейших на Кавказе — объект культурного наследия федерального значения. Находившаяся в критическом полуразрушенном состоянии боевая башня с образом «князя Сепо», которую с некоторых пор стали называть Каш бIув (Могильная башня), в 2016 году была отреставрирована. Вопрос об историчности «князя» и о том, был ли «скульптурный портрет» прижизненным, возвеличивающим его могущество и власть, либо являлся его посмертным «воплощением», остаётся открытым, как и другие возникающие вопросы. Но даже принимая во внимание наличие петроглифов, в том числе и антропоморфных, как отличительную особенность чеченских боевых башен, сам факт «присутствия» на одной из них «мозаичной» фигуры со «скульптурным портретом» — явление примечательное. Было ли его создание проявлением творческой индивидуальности мастера-строителя или соответствовало определённой традиции и если так — какой именно? Являясь неотъемлемым декоративно-художественным элементом данной башни, скульптурное изображение могло быть и элементом охранительной магии, выполняя функцию покровительства и защиты. Последняя интерпретация является наиболее распространённой, тем более что наддверные антропоморфные орнаменты были довольно обычным элементом архитектурного декора. Вместе с тем есть и попытки персонификации образа: в частности, некоторые исследователи высказывают предположение, что это Святой Георгий. Характерно, что о христианском храме в Малхисте упоминал, например, Александр Юльевич Бальшин. Все предложенные трактовки имеют под собой достаточные основания, однако требуют более детальной научной аргументации, в частности, необходимо, определить характерное для локального мелхистинского сообщества мировоззрение и установить круг идей, нашедших отражение в петроглифах и «скульптурном портрете». Если говорить о мемориальной культуре, то в качестве объекта для сопоставления стоит обратиться к сопредельным регионам — в частности, к горной Грузии, где широкое распространение имели статуи, вполне реалистично передававшие внешний облик и прижизненные атрибуты покойного (одежду, боевое снаряжение, хозяйственные и ремесленные орудия). Изготавливались и каменные плиты «с горельефами, на которых высечена фигура умершего человека в полный рост, с характерными для конкретной эпохи элементами одежды». Типологический ряд можно было бы расширить. Что же касается непосредственно Чечни, то антропоморфные стелы из междуречья Хулхулая — Аксая (селения Галайты, Замай-Юрт, Бети-Мохк), относящиеся к единому этнокультурному кругу (VI–V вв. до н. э.) и каменные изваяния богов древнего пантеона — одно из ярких явлений в её культуре. К сожалению, решение вопросов «о взаимодействии местных вкусов с привнесёнными», о связи антропоморфных изображений «со средневековыми и современными надмогильными антропоморфными плитами, широко распространёнными по всему Северному Кавказу, независимо от вероисповедания населения» и с «синхронными и близкими памятниками Северного Причерноморья и Поволжья», делегированных ещё в 1964 году «делу будущего», остаётся не вполне раскрытым. И здесь нельзя не согласиться с мнением И. В. Палагуты о причинах небольшого количества обобщающих исследований памятников «первобытного» искусства, где бы «сопоставлялись и анализировались его различные аспекты, проявляющиеся в различных человеческих сообществах». Главная — источниковедческая проблема, связанная с «фрагментарностью материала и неполнотой информации о месте исследуемых памятников искусства в культуре соответствующих обществ».
В Чеченской Республике эта проблема многократно умножена фактом разрушения и уничтожения объектов культурного наследия (а иногда и их следов) как в период активной исламизации Чечни в XIX веке, так и вследствие депортации чеченцев в середине XX века и в ходе военных действий в конце XX — начале XXI века. Так, на территории Чечни сохранилось лишь единственное каменное изваяние — Вийлахское. Это находящаяся в западной части разрушенного и заброшенного селения Вийлах (общество Ялхорой Галанчожского района) грубая «статуя» богини плодородия Тушоли (такова стандартная интерпретация памятника) — по всей видимости, сохранившийся элемент древнего архитектурного (поминального?) комплекса. Она представляет собой вытесанную из скалы статичную фигуру высотой четыре с половиной метра, с чётко очерченным контуром головы и плеч и двумя сквозными отверстиями диаметром 20 сантиметров в области груди. О бытовании скульптурных образов древних богов в источниках имеется ряд свидетельств. В том же Итум-Калинском дневнике А. В. Мачинского приводится сообщение о проведении совместных религиозных ритуалов хевсурами и майстинцами перед «божественной статуей» к северо-востоку от селения Саханы. «…Выше развалин жилой башни (возвышавшейся над селением) на обрывистом склоне горы стоит низкий столпообразный памятник (лянг), возможно, что верхняя часть его разрушена. Почти у самого основания, на юго-западной стороне (по направлению к селению) в нём имеется ниша. По рассказу Магомы Ецаева, прежде этому памятнику поклонялись. Сюда приезжали хевсурские жрецы и ставили в нишу серебряное изображение — что-то вроде человека и местное население поклонялось ему…». В тексте документа 1849 года есть описание «Майстского Джвари», являвшегося объектом «давнишнего почитания и обожания кистинцев»: «истукан деревянный, лицо обитое серебром, вместо глаз вставлены два красных камня, обвёрнут лоскутками из разных материй белого и красного цвета». И эти эпизоды далеко не единичны. Расширяя источниковедческий обзор скульптурного искусства Чечни, нельзя не привлечь полевые материалы А. Ю. Бальшина по итогам экспедиций 1923 года в горные общества Майстой, Терлой, Чеберлой, Чиннахой, Шатой. Так, в них упоминается, что житель селения Юкер Келой (Юкъер Кела) Биза Абаев «при рытье ямы для картошки» обнаружил каменное изображение человеческой головы, размером чуть меньше естественной и поднёс ему «как диковинку»; она имела «два рога и фрагмент шеи, идущей столбиком от затылка». Недалеко от Нового Макажоя «на жилой башне Нурин гал» исследователь определил её «законное место»: на верхней арке входной двери была воспроизведена «фигура мужчины в молитвенной позе с изображением солнца над ним», а по бокам арки из стены выдавались фрагментированные шеи-столбики, предназначенные, по его мнению, для подобных голов. В майстинском «городище» Фарендз Кхел, во входной нише одного из склепов, было найдено каменное изображение кошачьей головы из мягкого пористого камня, сидевшей на длинном столбике, а точнее — оговаривает автор — «вид столбика, немного утолщённый конец которого был обработан в виде кошачьей головы, сделанной настолько неискусно, что её можно было принять и за голову льва, медведя и т. п.» Другую зооморфную голову — лошади — разыскал житель селения Харкарой Баймирза Обах. В своих записях учёный оставил ещё одно воспоминание — о статуе в селении Кокадой (Кхокхта). Там на вершине юго-восточного холма оказалась яма — по словам жителей, от фундамента бывшего святилища, перед которым «стояла лет 40 тому назад каменная фигура человека, почти в натуральный рост». Она была обращена к весеннему восходу солнца с поднятыми руками, аналогично некоторым наддверным орнаментам. По сведениям одних, это был женский персонаж, по словам других — мужской, «да ещё с рогами». Закономерный интерес вызывает информация А. Ю. Бальшина о специфических причинах исчезновения предметов скульптурного искусства, в частности — архитектурного декора. В Кокадое с правой стороны входа в двухэтажную башню Юсупа Эльдиева и с обеих сторон окна второго этажа, находились «торчащие столбики шеи со следами отбитых голов». Хозяин объяснил, что на концах были расположены изваяния голов баранов, которые он отбил. Стоявший рядом участковый комиссар Косум Зорабов поддержал беседу и прибавил, что подобная же баранья голова находилась с правой стороны входа в его башню и была уничтожена его старшим братом «весьма несложным техническим способом». А именно: «на выступавшее из стены изображение вплотную к стене накладывались камни до тех пор, пока голова, не выдержав, отламывалась начисто. По его словам, способ этот не являлся патентом его брата, а был общим для всей Чечни». Как полагал исследователь, «в этих головах мы имеем переживание анимистического периода, родовые тотемы, превратившиеся, возможно, в нечто вроде духов-хранителей, а возможно, отчасти в нечто вроде герба, — особых для каждого основного рода».
Интерпретация антропо — и зооморфной пластики требует отдельного рассмотрения. Здесь хотелось бы лишь дополнить источниковедческую базу сообщением австрийского учёного, доктора географии Кенигсбергского университета Бруно Плечке, который в 1910–1920-х годах путешествовал по горной Чечне и переходя из дома в дом, профессиональным взглядом всматривался в их убранство. В изобилующем «этнологически интереснейшими предметами» в малхистинском селении Тертие, в комнате одной из жилых башен, Б. Плечке восхитился огромным шкафом (со спальным местом), высотой два с половиной метра, длиной четыре метра и глубиной более метра, занимавшим всю стену и полностью украшенным резным орнаментом, мотивы которого были связаны единым изобразительным принципом. Кроме орнамента шкаф был декорирован искусно вырезанными тремя лошадиными головами — они использовались в качестве «фурнитуры», поддерживая полку для домашней утвари. Учитывая резьбу, орнаменты, стилизованные зооморфные образы (в виде голов волков, горных козлов, баранов, туров), используемые для создания предметов домашнего обихода и рассматривая их в совокупности с петроглифическими образцами, с монументально-архитектурным декором, допустимо говорить о сформированном круге мировоззренческих и эстетических представлений, об определившемся едином изобразительном стиле. Существующую на сегодняшний день историографию истории скульптуры в Чеченской Республике нельзя назвать обширной. И особая роль в ней принадлежит одному из первых исследователей изобразительного искусства Петру Лукичу Лысенкову, изучавшему пластику камня и дерева в районе Ведено летом 1931 года и оставившему, насколько известно, одну — но не потерявшую и сегодня своего значения — статью. Он обращался к «вещественным свидетелям влияний древних культур» на изделия народных мастеров и сделал важное наблюдение: умельцы преобразили дошедшие извне мотивы и технические приёмы, создав собственный оригинальный стиль. Несмотря на заимствования арабских элементов и «даже случаев, роднящих их искусство с искусством византийским, прочитывается то своеобразие выполнения, которое позволяет считать эти работы типично чеченскими». Примечательно, что автор ставит проблему: выяснить не столько привходящие элементы художественного творчества, сколько влияние, оказываемое творчеством местных художников «на соседние и другие, более отдалённые от неё страны, с которыми у неё были те или иные точки соприкосновения». О богатых традициях камнерезного искусства Чечни и узкой специализации мастеров хорошо известно. Как подтверждение тому, названия некоторых тайпов: ТIулгхой — от «тIулг» («камень») и Чхьарой — от «чхар» («камень, валун, глыба») обозначают камнедобытчиков и камнетёсов, а Оьргхой — знатоков «оьрг», выбивания текстов и рисунков на камне. Было бы логично привлечь к теме и данные о терминах, связанных с обработкой и резьбой по камню в чеченском языке, но подобная лингвистическая база ещё не создана. Петроглифическая традиция с её истоками в глубокой древности имела временную непрерывность, по меньшей мере, до XVIII века. Сообщается и о практике повторного использования «резных камней» из разрушенных построек для строительства новых сооружений. Изображения чаще всего наносили на угловые камни, помещали возле окон и дверей. Самым непосредственным образом это относится и к декоративному убранству мечети в селении Центарой Ножай-Юртовского района, два рельефных рисунка которой были сфотографированы В. Н. Полторацкой во время экспедиционных археологических изысканий под руководством А. В. Мачинского в 1939 году. (Снимки были воспроизведены в 2006 году в книге Галины Вацлавны Длужневской). Декоративное оформление мечети не ограничивается этими двумя рельефными изображениями, есть и другие — арабографичные надписи, солярные знаки, орнаментальные мотивы. Однако именно тамга в виде льва и сцена змееборчества привлекли особое внимание ленинградских исследователей. Появление этих двух изображений в кладке мечети, безусловно, не случайно. Как известно, ассоциирующийся с древними иранскими традициями знак льва в период правления династии Сефевидов получил шиитскую символику. На отдельном камне изображён сошедший с коня герой, сражающийся с драконом, в его руке — раздвоенный меч Зульфикар, являющийся ключевой эмблемой шиитского искусства. Период распространения шиитского ислама на Северо-Восточном Кавказе, охватывающий середину XV — начало XVII века, в значительной мере связан с расцветом Сефевидского Ирана. Во время правления шаха Аббаса Первого он проник и на чеченские территории. Здесь следует упомянуть таких прославленных проповедников, как шейх Термаол (Терман Ол), Берсан (Берса Шейх), шейх Султан-Мут Эндиреевский и другие. Большое значение для раскрытия темы имеют и материалы, связанные с суфийским братством халватийа. Среди чеченцев получили известность восходящие к праведному халифу Али ибн Абу Талибу шиитские предания-ахбары. Али стал персонажем народных преданий, вобрав в себя черты разных эпических героев. В Чечне распространены сказания и притчи о Турпале Али — герое богатыре, с присущими ему качествами чести, мужества, благородства. Это доблестный и храбрый воин, он мудр и полон достоинства. В нём воплотились представления чеченцев о къонах — «достойном человеке». Разумеется, при интерпретации данного рельефного изображения нельзя не учитывать популярный на Кавказе образ Святого Георгия, почитаемый и в исламе (арабское Джирджис). Чтобы полнее представить контекст подобных драконоборческих сюжетов, нельзя не привлечь экспонирующийся в Государственном Эрмитаже каменный рельеф из дагестанского селения Кубачи (согласно аннотации, он датирован 1870-ми годами, поступил в ГЭ в 1928 году из Дагестанского музея). Возможно, это своеобразная иллюстрация к «бродячему сюжету», который имеет параллели и в чеченском варианте Нартского эпоса. Герой Сеска Солса победил дракона / змея (чеченское Саьрмак), который обвивая телом водные источники, требовал от людей дани, а затем освободил девушку, предназначенную дракону в жертву и открыл людям доступ к воде. Сцена сражающегося с драконом всадника — несколько отличная в деталях от центаройского «резного камня», есть ещё на одной мечети — в расположенном к северу от Центароя селении Гордали (ГIоьрдала). Её фасад также декорирован растительными, геометрическими, эпиграфическими орнаментами. На одной из арабографичных надписей — дата 1324–1326 год хиджры / 1906–1908 годы: предположительно, указание на проводившиеся ремонтные работы. Последний раз мечеть ремонтировалась в 1990 году. Тогда же каменный остроконечный купол минарета мечети (высота минарета — 14 метров) был «одет» в конусообразный купол из оцинкованной жести. Утверждают, что до этого ремонта интерьер здания украшала каменная резьба, арабески, орнаменты, есть сведения и о якобы найденном там деревянном кресте. Центаройская и Гордалийская мечети включены в список объектов регионального историко-культурного наследия Чеченской Республики. В настоящее время научный интерес к мусульманской архитектуре заметно усилился, что должно привлечь внимание и к этим удивительным — хотя и скромным по сравнению с современными чеченскими мечетями — образцам культового зодчества, с их нерасшифрованной пока символикой, изобразительными и письменными «печатями» исторического прошлого.
Таким образом, благодаря исследователям второй половины XIX–XX веков пополнялся фонд научных знаний, формировалась источниковедческая и историографическая база для сегодняшних изысканий в области истории чеченской культуры и искусства — пластического в том числе. Дальнейшая работа по выявлению его локальных вариантов, стилистических особенностей, общих тенденций развития, соотношения с другими видами искусства и другое открывает возможность для решения более общих проблем истории развития чеченской культуры и её взаимодействия с иными культурными и художественными традициями. Это важно и для осознания выработанных веками эстетических констант и интерпретаций древних образов в творчестве современных ваятелей Чеченской Республики, вне зависимости от их текущих пристрастий и поисков нового понимания формообразования. Информация об авторе — Месхидзе Джульетта Изаувовна. Кандидат исторических наук, научный сотрудник, Отдел европеистики. Музей антропологии и этнографии имени Петра Великого (Кунсткамера) РАН РФ, Санкт-Петербург. Смотрите подробнее: Книга: САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ ВОСТОЧНЫЙ ФАКУЛЬТЕТ. ДОКЛАДЫ МЕЖДУНАРОДНОГО КОНГРЕССА ПО ИСТОЧНИКОВЕДЕНИЮ И ИСТОРИОГРАФИИ СТРАН АЗИИ И АФРИКИ. ТОМ 1. Глава Месхидзе Дж. И. (МАЭ РАН, Санкт-Петербург). К источниковедению истории пластического искусства Чеченской Республики.
МЕЛХИНСКАЯ ЛЕГЕНДА О КНЯЗЕ СЕККИ МЕЛХИНСКОМ
Жил на Кавказе аварский князь богатырь Муцул, силён был князь и отчаянный как и вся его дружина, доставлял князь аварский и его дружина трудности жителям в Малхиста. Однако в то время среди мелхинцев подрастал собственный богатырь, силён он был, звали его Секки, усиливал он силу свою и с помощью тренировок с камнями. Когда Секки вырос то одолел князя Муцула. Мелхинцы посчитали что Секки очень силён, очень отважен, такой достоин стать князем в Малхиста. Именно Секки надо поручить решать вопросы касаемые случаев кровной мести и других конфликтов, забот и прочего, а также именно Секки должен князем стать в Малхиста. И вот стал князем Секки в Малхиста. Правил он и всё было не плохо вроде, жизнь пошла своим чередом. Но однажды власть сильно вскружила Секки голову и он вдруг объявил мелхинцами новый закон в Малхиста, он сказал: «Отныне все невесты которые захотят выйти замуж на территории Малхиста должные провести со мной трое суток и только потом они получат права на мужа, так надо потому что я князь и все мы одно общество.» Население вроде бы согласилось и не сильно переживало по поводу нового правила решил Секки и жизнь пошла снова своим чередом. В то время жил в Малхиста юноша который решил одолеть Секки, но что делать и как одолеть Секки он не знал, добраться до него было очень сложно, однако однажды знающие мелхинцы ему объяснили как можно попробовать пробраться и достать Секки, «ну, а повезёт или нет уже как выйдет, не простое это дело,» юноша всё же рискнул и незаметно пробрался к Секки, ему всё же удалось, а затем он взмахнув саблей срубил ему голову, голова покатилась и пробормотала — Отныне нет князя в Малхиста! Отныне нет князя в Малхиста! А мелхинцы отвечали — И не будет больше князя в Малхиста! И не будет больше князя в Малхиста! С тех пор мелхинцы твёрдо решили что больше не будет в Малхиста князей и что все они равны и не нужны им князья. А слишком большая власть сильно вскруживает голову и своим собратьям. Поговаривают мелхинцы также что на том месте куда упала голова Секки осталась вмятина в земле, а также что после того как в Малхиста решили больше князей не назначать зажили мелхинцы ещё более свободно, как горные орлы.
СТРАННЫЙ И СТАРИННЫЙ ОБЫЧАЙ В МАЛХИСТА
В мелхинских преданиях также известно что в старину существовал в Малхиста странный и жёсткий обычай, к примеру когда кто-то становился известным в обществе, по разным причинам, одолел кого-то более сильного или кого-то важного, то другие мелхинцы старались его также одолеть или убить, чтобы потом про кого-то из них говорили мол «этот убил или одолел того то.» И если кому-то что-то подобное удавалось то охота начиналась уже за ним и так далее и так далее. В том числе надо отметить что скорее всего и на этой почве начинался ряд кровомщений, которыми в старину славилась Малхиста. Известно однако и то что в периоды общей беды мелхинцы оставляли все распри и умели хорошо объединиться и сплотиться.
Чеченцы мелхинцы. Чеченцы из Маьлхийста
© Copyright: Умар Бациев, 2025
Свидетельство о публикации №225062901832
Свидетельство о публикации №225062901832
Рецензии