Так не бывает Часть 32

XXXII

- Мама, это ты? – Игорь сидел на краю кровати в напряженной позе ожидания. - Мне разрешили вставать, ходить и обещали выписать домой. Это точно? Я ничего не напутал?
- Да, сынок, все верно, через полчаса отправимся домой. Папа сейчас выписные документы оформляет, а Вадя машину ищет.
- Очень хорошо, я рад, дома и стены помогают, - Игорь замолчал. Его лицо выдавало внутреннее волнение, борьбу с самим собой. Будто что-то рвалось из его сердца, а он усилием воли удерживал это в себе.
- Сыночек, ты что-то хочешь спросить? – Анна Михайловна, ближе придвинулась к сыну, положила свою руку на его.
- Мама, а почему повязку с глаз не сняли, если все в порядке? Врач как-то туманно намекал на что-то, но я ничего не понял.
- Сыночек, мне трудно тебе это говорить и врачу было трудно, - Анна Михайловна немного помолчала и продолжила. – Ты здоров, и это правда. И глаза твои не имеют видимых повреждений, и томограмма показала, что с точки зрения медицины мозг твой в норме, но…
- Я не вижу? Ты это хочешь сказать? – голос Игоря прервался и закончил он почти шепотом.
- Да, сынок, не видишь – Игорь резким движением сорвал повязку, темнота, окружающая его последние сутки, не рассеялась.
- Боже мой! – прошептал он, - Почему?
- Кому ты задаешь этот вопрос? Мне, врачам, Всевышнему? Это трудный вопрос, и ни я, ни врачи не смогут тебе на него ответить. Причина твоей слепоты лежит где-то глубоко в твоем подсознании. Врач замечательно сказал, что ты либо что-то очень хотел увидеть в момент аварии, либо чего-то боялся увидеть с той же силой. Так хотел, что предъявлял требование  Богу, я так думаю. А с Богом нельзя так общаться, нельзя требовать от него чего-либо. Только он знает, что и когда дается человеку для испытания его, для роста души и духа его, только он по милости своей иногда дарит человеку подарки, не заслуженные им, авансом дарит в виде талантов, вдруг раскрывающихся, способностей, встреч долгожданных, любви великой. И за это человек должен благодарить Создателя, впрочем, и за день, просто обычный день жизни, тоже должен благодарить Бога, а мы вечно забываем об этом в круговерти наших дней и обращаемся к Нему лишь в моменты скорби и болезни.
Вот и сейчас, сынок, ты ропщешь, протестуешь против того, что с тобой случилось, вместо того чтобы вознести благодарность за то, что остался жить, за то, что нашел свою суженную, вернее знаешь, где ее искать, точно знаешь, что живет она в одном с тобой городе.
- Да разве, нужен я буду ей, такой?
- А уж это не тебе судить. Пути Господни неисповедимы, и будущее, и ее, и твое знает только Господь, да и то рисунок судеб ваших будущих только намечен, а вот как проявятся они в реальности, будет зависеть только от вас.
- Мама, мама, тебе легко говорить! Но ты забыла, наверное, ведь я художник, архитектор. Кому я буду нужен слепой, как я буду работать? – в голосе Игоря слышалось отчаяние, и сердце Анны Михайловны отозвалось болью на боль сына.
- Ох, Игорек, ошибаешься, совсем не легко мне говорить это. Но это, правда жизни, такая какая есть, иногда горькая, иногда почти не выносимая, но правда. Я никогда не забываю и не забывала, что ты художник. Этот талант проявился у тебя с детства, и мы с папой сделали все от нас зависящее, чтобы он не пропал, а развился. Но этот талант у тебя нельзя отнять пока ты живешь. У тебя есть руки, значит, сможешь лепить, если временно, я в этом уверена, временно не сможешь рисовать. А еще, ты можешь творить свои картины мысленно, впрок, в своем воображении, и когда зрение вернется к тебе, перенесешь их на холст.
- А если не вернется?
- Так даже думать нельзя. Нужно верить и надеяться. Ведь такие испытания даются не зря. Значит, нужно тебе остановиться, задуматься, обратиться внутрь себя, заглянуть в душу свою и очистить ее от накипи обид, раздражения, может зависти, может непримиримости, гордыни, эгоизма, что так присущи человеку.
Игорь сидел, закрыв лицо руками, опустив голову. Вся фигура его выражала столько боли и горечи, что Анне Михайловне захотелось просто поплакать вместе, пожалеть его. Но она не сделала этого, только обняла его покрепче и продолжила:
- Вот ты сейчас думаешь, как плохо тебе, все твои мысли сосредоточены на самом себе, ведь так?
- Но ведь я ослеп, мама, я! Это вся моя жизнь перевернута с ног на голову, это я не знаю, как мне жить дальше! – Игорь поднял голову, и его глаза, казалось, смотрели строго и гневно на Анну Михайловну, упрекая ее и негодуя.
- А как же мы, те, что любим тебя? А как же Лариса и Вадим, которые корят себя за происшедшее с тобой, считая себя виноватыми? Это должно было быть самое счастливое время их жизни, время подготовки к свадьбе, а сейчас на них свалилось горе, и свет счастья, каким светились они, померк. И ты не вспомнил о них. Не подумал, как поддержать их, как не дать им от чувства вины сломаться, отменить свадьбу, что они собираются сделать.
- Что ты, мамочка, зачем это. Ах, какой я упрямый, себялюбивый осел. Ты совершенно права, - Игорь на глазах ожил, безысходность, подавленность слетели с него, и перед Анной Михайловной сидел прежний Игорь, только немного более обычного бледный и усталый.
В дверь палаты раздался стук.
- Можно войти? - в палату просунулась голова Ларисы. – Машина у подъезда, документы готовы, можно ехать домой.
- Сестренка, - позвал Ларису Игорь, он встал ей на встречу и широко улыбался, прежней открытой улыбкой, - дай я тебя обниму.
Лариса, не ожидающая этого, встрепенулась, взяла протянутую к ней руку и вмиг оказалась в его объятиях.
- Ты не сердишься на меня? – совсем по-детски спросила она, робко подняв на брата заплаканные глаза.
- Сержусь, еще как, сержусь. Что это ты плачешь и плачешь, уже норму за год перевыполнила. Радоваться надо, что я жив остался, и что вы с Вадимом невредимы, и что свадьба ваша скоро состоится.
- Нет, нет, мы с Вадимом решили… - перебила его Лариса.
- Вы уже один раз решили, когда подали заявление в Загс, а менять решение, да еще такое важное для всех нас и Левушки, в особенности, я вам не позволю, - не дал он ей докончить фразу.
- Свадьба будет, обязательно. И вы будете самой красивой и счастливой парой на ней.
- Мамочка, иди сюда, к нам, - позвал Игорь Анну Михайловну, и когда та подошла, обнял ее второй рукой.
- Спасибо, - тихо шепнул он ей на ухо и поцеловал сначала мать, а потом сестру.
Он стоял, высокий, сильный, еще совсем молодой, обнимая родных, любимых им женщин, так доверчиво прильнувших к его груди, и ясно осознавал, что его жизнь не закончилась. Он давал себе слово, что не сломается, не опустится, будет искать и найдет и любовь свою, и дело свое, что не предаст доверия матери своей, вернувшей ему надежду и внутреннее равновесие.
Игорь знал, что ему будет трудно, знал, что еще не раз страх, протест и раздражение будут стучаться в его душу, но он попытается побороть их любовью и верой, которые подарила ему сегодня мама.
- Ну что, мои дорогие, пошли вниз. Домой хочу! – совсем по-мальчишески воскликнул он, так, что обе женщины рассмеялись.
- Вот так-то лучше, - довольно сказал Игорь и закрыл за собой дверь.