НЕ ЖДИ МЕНЯ
Курицу Сашка, и повзрослев, зарезать не взялся бы, парень он был из тех, про которых говорят «и мухи не обидит». Это, наверное, и привлекло в нём поначалу Таню, соседку, которая сразу стала расспрашивать тётю Лиду, надолго ли приехали родственники, и очень обрадовалась, что Саша останется до окончания школы, а, значит, будет учиться с ней вместе, только на класс старше. Покорила её его серьёзность и обстоятельность. Ведь деревенские мальчишки больше носились да бедокурили, а Сашка книги читал – сказал, что после школы пойдёт учиться дальше. И ещё нравилось Тане, как Саша опекал свою младшую сестру. У неё самой ни братьев, ни сестёр не было. Собственно, из-за сестры Саше и пришлось по окончании школы, вопреки его планам, остаться в деревне, ведь Люська была ещё школьница, а тётя Лида не молодела, ей помощь по хозяйству нужна была. А тут и армейский призыв подоспел.
«Ты меня не дожидайся, - на полном серьёзе увещевал Таню Сашка, - за два года много воды утечёт» (даже не думал, говоря эти слова про воду, какими пророческими они окажутся).
Таня нравилась ему как друг, с ней можно было поговорить о многом, чего другие его сверстники и сверстницы не понимали, но влюблён в неё Сашка не был. «Правильно, не жди его, за меня выходи!» - рассмеялся лучший друг Сашки Лёня. Рассмеялся невесело, с горечью в голосе. Лёня в Таню был давно и горячо влюблён. Прям чуть ли не с пелёнок. Дружили всё детство, но приехал из города Сашка, и сердце Тани навеки было отдано ему. Ребята, как ни странно, из-за этого «треугольника» не поссорились. Наоборот, сдружились. И часто их всех троих видели гуляющими по берегу речки или сидящими за околицей и ведущими беседы о том – о сём. Лёня сразу после школы пошёл учиться на ветеринара, пришлось переехать в райцентр, жить в общежитии при училище, но он приезжал к родным и друзьям повидаться на выходные. Армия Лёне «не светила» из-за плохого зрения. И на его попечение, если так можно выразиться, оставлял Сашка сейчас их общую подругу. Таня жила со своим дедом, больше никого не было у неё из родни. Родители умерли, когда Таня была совсем маленькая, а братьев и сестёр, как уже говорилось, бог не дал. «Приглядывай за ней», - увещевал Лёню Сашка. Хотя, эти наставление и не нужны были. Лёня с Тани глаз не спускал. Его бы воля, он бы её в райцентр переманил учиться. Но она не могла оставить деда Мишу. Помогала ему по дому, хозяйством занималась. А сама для себя иногда рисовала. Больше всего любила рисовать пейзажи, свою родную деревню и её окрестности. «Учиться бы тебе надо, - кряхтел дед Михаил, глядя на танины рисунки, - а не со мной старым тут сидеть». Но Таня лишь улыбалась в ответ своей светлой улыбкой.
Почему Сашка вообще сказал это «не дожидайся», он и сам не знал. Ничего, кроме дружбы, между ним и Таней не было, разговоров никаких о чувствах они никогда не вели. Но, конечно, он догадывался, что ей не безразличен. Только ответить взаимностью не мог. Вот и ляпнул эти, ставшие роковыми, слова. Таня в ответ только тихонько тронула его за плечо: «Береги себя». На том и расстались.
В армии время бежало быстро, скучать было некогда. Сашка попал в часть, расположенную очень далеко от дома, занесло его аж на Дальний Восток. На границу с Японией, в погранвойска. И он, парень смекалистый и упорный, там быстро обучился всему. В любую свободную минуту не отдыхал, а отправлялся в радио рубку постигать азы работы с передатчиками и другой техникой.
Письма домой писал регулярно, в них передавал приветы Лёне и Тане. Отдельно им писать не успевал. Лёне пару раз ответил, но потом захлестнула служба. От ребят же Саше исправно приходили письма с деревенскими новостями. Часто письмо было написано ими вдвоём, было забавно, но Сашка всегда понимал, когда пишет Таня, а когда у неё перехватывает листок Лёнька.
В то утро всё было как всегда – утреннее построение, завтрак, разные обычные занятия, а вечером раздавали почту, и пришло то самое письмо. Саша распечатал конверт, чтобы, как обычно, перед отбоем почитать «великие новости» деревенской жизни, развернул листок и обомлел. «Саша, я сегодня заходил к Тане, хотел показать ей репродукции художника Репина, которые купил в райцентре по случаю. Ну, она же в художественное всё собиралась, ты помнишь, - почему «собиралась», мелькнуло попутно в голове у Саши, почему в прошедшем времени? – а деда Миша сказал, что она…Прости, не могу писать, переписываю в четвёртый раз. Он сказал, что она умерла. Я не поверил (зачёркнуто), я долго не мог понять, что произошло. Он сказал, что она утонула. Вчера её похоронили. Мне не смогли дозвониться в общежитие, и я только сегодня узнал. Лёня». Саша перечитал несколько раз, прежде чем понял, что случилось. Спать он, конечно, теперь не сможет, первое, что возникло в голове: «Но она же хорошо плавала, даже нас с Лёнькой обгоняла». До дембеля оставалось всего два месяца.
Насколько быстро пролетели предыдущие почти что два года, настолько же медленно тянулись оставшиеся два месяца до дембеля. Дембельский альбом, отмечание и всеобщее веселье – всё это прошло стороной, скользнуло мимо сознания Саши, отчётливо виделась только цель – приехать и разобраться, что же случилось. От станции до деревни шёл пешком через рощу, а потом по мостику через речку. Ту самую. Речка за два года обмелела, там и ребёнку утонуть сложно, а когда-то была глубже, и течение сильнее. Но они с Лёней и Таней столько раз переплывали её туда и обратно, что и сосчитать невозможно. Неужели, было что-то, что могло заставить Таню саму…? Саша остановился посередине мостика, закурил, облокотившись о перила, обратив внимание, что они в этом месте новые, и глянул вниз, где, всё ещё бурная, хоть и обмелевшая, речушка несла свои воды. Из-под моста выплыл сделанный из щепок плотик с кленовым листом вместо паруса. Они тоже в отрочестве вот так запускали кораблики по этим волнам. Что же произошло?
«Сашка! Вернулся! Я как чувствовала!» - со стороны деревни по мосту бежала его сестра Люська. Она была уже совсем взрослая девица с пышными формами. «Как ты выросла. Всего-то два года прошло!» - обнял её Сашка. «А ты какой стал! – Люська с восхищением смотрела на возмужавшего за годы службы в армии брата, - Ты ведь знаешь, тебе Лёня написал про Таню?» - сразу спросила затем, потому что понимала, что не просто так Саша призадумался, остановившись тут, на мостике. «Да я бы сразу приехал, но ты же понимаешь, где находится Дальний Восток, географию учила?» «Учила, - сквозь печаль усмехнулась Люська, - да и что бы ты мог сделать?» «Разобраться, что случилось, хотя бы. Ладно, пошли домой», - и направился в сторону деревни.
Путь лежал мимо кладбища. «Сразу к ней пойдёшь?» - спросила Люська, понимая, что вопрос этот лишний. «Ты иди пока маму Лиду предупреди. Небось, побежит соседей созывать к столу», - махнул в сторону дома рукой Саша, сворачивая с тропинки. Похоронили Таню рядом с родителями, Саша знал, где их могила, вместе часто приходили сюда, где под клёном и пристроившейся рядом, словно обнявшей его, липой, лежала теперь и Таня. «Как же так? Как такое могло случиться?» - Саша в сотый раз задавался этим вопросом, но ответа не находил. «А ну пошёл отсюда, мерзавец! Такую девчонку угробил! Креста на тебе нет!» Саша едва увернулся от клюки, с которой, сколько себя помнит, видел деда Михаила. «Вы чего, деда Миша? Это же я, Сашка. В чём моя вина? Только в том, что не был рядом. Этого я себе никогда не прощу. Но как же так? Неужто, мосток был без ремонта, перила обрушились? Так она плавала хорошо. Как всё вышло-то?» «Для всех – так оно и есть, перила подгнили, - вырвал резким движением из рук Саши дед Миша поднятую тем клюку, - а упала на камень головой, вот и не выплыла. Что ещё сказать людям? Что девка сама с моста из-за несчастной любви кинулась? И где бы тогда хоронить её? За оградой, как самоубийцу? Заслужила ли она такое? И стоило ли сохнуть по тебе, стервецу?» «Да не было у нас ничего, - смешался Саша, - да и не обещали мы ничего друг другу». «Да что с тобой говорить, - вздохнул тяжело дед Михаил, - Танюшку не вернёшь. Мой тебе совет – уезжай. Ты ведь хотел учиться. На артиста, я слыхал. Ну так и поезжай в город, артист. Эта работа как раз по тебе. Сильно ты врать горазд и личины менять. А ведь ты мне был почти как сын. Уезжай, на том и разойдёмся».
Нехотя Саша подходил к дому. Думал, там уже тёть Лида, которую он теперь уже называл мамой, соседей привела отмечать его возвращение. Не хотелось этого шума и гама, веселья разбитного, когда такое неизбывное горе тянет сердце. Боялся, что будут окликать по дороге, расспрашивать про службу, но, пока шёл по улице, заметил, что она какая-то зловеще пустая. Никто не выходил с ним поздороваться, а, наоборот, кто был во дворе, спешили уйти в дом, даже показалось, что кто в окно глядел, занавески задёргивали. Словно, он был незваным гостем в родной деревне. И, войдя в родной дом, увидел Саша, что никаких друзей и соседей там нету. Только мама Лида суетилась на кухне, а Люся собирала на стол. «Приехал, Сашенька, сынок, - вышла из кухни Лида, - наконец-то. Я уж никого звать не стала, не придут. Уезжать тебе надо. Сегодня пораньше ложись, а завтра поутру поезжай в город». «Но почему? Я разобраться хочу». «Не надо тебе ни в чём разбираться. Садись, я вот собрала тебе поесть. Вернулся – и слава богу. Мама твоя рада была бы, что я вас вырастила. Вон какие вы большие да умные у меня. За Люсю не волнуйся. Она после выпускного подала документы в сельскохозяйственный, в райцентре, ей там место в общежитии дадут. А меня она по выходным навещать будет. Как Лёнька твой своих. Не дозвонились мы ему, видишь ты, как вышло», - и она утёрла слёзы украдкой.
С утра Саша пошёл к Фомичу в участок. «Ну, привет, боец, - встретил тот его, вставая и протягивая широкую ладонь для рукопожатия, - что, не передумал в артисты идти? А то оставайся вместо меня, мне до пенсии полгода осталось. Сдам тебе все дела, - и на заслуженный отдых». «Иван Фомич, - не откладывая в долгий ящик, пустился в расспросы Сашка, - как так вышло, что Таня…» «Дело ясное, что дело тёмное», - крякнул Фомич, усаживаясь обратно в своё видавшее виды кресло. «Только вы мне не повторяйте сказку про подгнившие перила моста, вы же знаете, что я не поверю», - сразу предупредил Сашка. «Ну, ты без ножа меня режешь, - хмыкнул Фомич, - и зачем тебе всё это? Ехал бы в город, жизнь свою строил». «Не могу я вот так уехать, ни в чём не разобравшись. Тем более, я так понял, что меня считают виновником всего произошедшего. А у нас и не было ничего, просто дружили». «Ну, там, где мы с тобой просто дружим, женщинам может совсем другое почудиться, - отвёл глаза в сторону Фомич, - начитаются романов любовных - и давай в воду кидаться». «Да не была Таня такая, не такой характер, да и…» «Помню, помню, - перебил Фомич, - не было между вами ничего. Но народ думает иначе. Так что, мой тебе совет…» «Уезжать, понял я, - вскочил Сашка и метнулся к двери, - я этот совет слышу уже третий раз кряду за два дня».
По дороге к дому Сашку обогнала на велосипеде почтальонша Ирка. «Привет, Ириш, - бросил Сашка привычное, - как дела?» Но Ирка сделала вид, что его не заметила, и понеслась дальше по дороге. «А ну стой! – догнал её Сашка и тормознул велосипед, - Может, хотя бы, ты мне объяснишь, почему вся деревня на меня косо смотрит? Что я такого сделал?» «Что сделал? Да я сама видела, как она плакала, когда читала твоё письмо!» «Моё письмо? – удивился Сашка, - Я ей отдельно писем и не писал, вроде. Только через маму Лиду приветы передавал, да им вместе с Лёнькой иногда отвечал, обоим сразу. Но я эти письма на адрес лёнькиного общежития отправлял. В райцентр и доходят ведь быстрее. Точно письмо было от меня?» «А от кого же? Я уж конверт видела, от тебя письмо. Да могла бы и не видеть, Таня его как выхватила, как зарделась вся. Аж подпрыгнула от радости. А после как начала читать, так с лица спала. И зарыдала. Но это я уже из кустов видела, очень удачно у них напротив дома, на другой стороне улицы, сирень посажена. Что ты ей написал такого, что она с моста в реку кинулась? Бросил её беременную?» «Какую ещё беременную! Ну вы и любите насочинять, деревенские!» «Ну конечно, вам, городским, - не чета, вы всё правду говорите, а потом от этой правды люди себя жизни лишают. Вот и катись обратно в свой город, откуда тебя нелёгкая к нам принесла».
В город Сашку собирали Лида с Люськой. Он сидел и, как будто, в полусне, рассматривал немногочисленный фотографии, сделанные в школьные годы. Таня на них улыбалась своей неповторимой лучезарной улыбкой. «Да не могла она…» «Носки тёплые класть?» - прервала его тягостные мысли Люська. «Клади, что хочешь».
----------------------------------------------
«А, может, назовём Анфисой? – прервала Сашины воспоминания его жена, Галина, недавно выписавшаяся из роддома с прелестной новорождённой девочкой, - В память о твоей жизни в деревне». И рассмеялась звонко. «Давай Таней назовём», - вышел ненадолго из задумчивости Саша. «Саш, ну ты что, ты, правда, хочешь дочери судьбу испортить? Это ведь в честь той девушки, да? Ты что, не понимаешь, что нельзя называть ребёнка в честь самоубийцы!» «Тогда называй как хочешь, мне всё равно! Ты, кажется, хотела назвать в честь сестры, Леной, ну, давай так и назовём! Пойдём прямо сейчас, так и запишем!» И он схватил пиджак и выскочил за дверь.
-----------------------------------------------------
Лена ехала в деревню впервые. Точнее, она когда-то была там, в младенчестве. Об этом ей рассказывала мама. Они приехали буквально на день, навестить папину тётю Лиду, которая вырастила его и была ему и его сестре Люсе вместо матери. Когда папа уехал в город и поступил в институт, а Люська выскочила замуж почти сразу после окончания школы, Лида тоже нашла своё счастье, её позвал замуж новый тракторист, которого прислали из области. У них родилась дочка, назвали Таней. Дочка была поздняя, больше детей Лиде Бог не дал. Зато, внуков уже шесть, и уже есть и правнуки. Семья Лиды разрастается как на дрожжах. Не иначе, как в награду за то, что всю молодость посвятила детям сестры. Хотя, казалось бы, как иначе поступить в такой ситуации? «Не знаю, смогла бы я так?» - размышляла Лена, пока электричка приближалась к станции. Своё имя она долгое время не любила. Мама часто рассказывала эту историю, про Таню, которая покончила с собой из-за безответной любви к отцу. И что он хотел её назвать в честь этой Тани, а когда мама отказалась наотрез, записал под случайным именем, которое первым в голову пришло. А самым распространённым в то время было имя Лена. Её и в семье никто Леной не звал, папа звал Лиля, Лилия, а мама – Ляля. Даже муж тоже Лялей звал. «А ведь это очень красивое имя – Елена. Обозначает «Факел» в переводе с греческого. Почему же всё так вышло? Я хочу разобраться!» - как будто, повторяя папины слова, прошептала Лена. И вышла на станции, откуда путь вёл к злополучной деревне.
«Тётя Лида, а что же стало с Михалычем, Лёней и всеми другими участниками той истории? - спрашивала Лена, сидя в горнице у Лиды, где они пили чай из самовара, - я у папы после его смерти среди бумаг письмо нашла, которое ему Лёнька прислал, в армию». «Да, вот как жизнь повернулась, что пережила я всех: и родителей своих, и сестру, и племянника, - вздохнула тётя (теперь уже бабушка и прабабушка) Лида, - старики, и Фомич, и Михалыч, те померли уж давно, а Лёня жив, на пенсии, так и живёт бобылём, не обзавёлся ни женой, ни детишками. После смерти Михалыча, дом его выкупил, там и живёт».
Идя к Лёне, Лена прошла через кладбище. Она быстро нашла те два дерева, теперь уже очень высоких и крепких, что росли там, где упокоилась история таниной жизни и смерти. На могиле росли незабудки. «Любимые папины цветы, - подумала Лена, - у него на могиле тоже они растут».
Саша погиб при невыясненных обстоятельствах. Судя по всему, его ударил по голове грабитель, когда он возвращался с киностудии, где работал ассистентом режиссёра (в театр по окончании театрального института устроиться так и не удалось). В руке у Саши был дорогой дипломат. Видимо, вор решил, что в нём много денег. А это был просто реквизит, который надо было на следующий день привезти на место съёмки. По иронии судьбы, этим местом было кладбище. Но назавтра Саша оказался в больнице. Ему сделали операцию, он через какое-то время оправился, но прожил потом всего два года. Эта травма, всё же, дала о себе знать.
Раздвигая лопухи и репей, Лена пробралась по узкой тропинке к дому Леонида. Калитка не была заперта, а на зов никто не откликнулся. Она постучала в дверь, ещё раз позвала. Снова никто не ответил, и она вошла. В доме было не убрано, но и не было такого уж страшного запустения. Обычное жилище старого холостяка. «Хотя, старые холостяки, наверное, тоже разные бывают, - подумала Лена, - я вот после развода тоже этот, старый холостяк. Или холостячка, не знаю, как правильно, - и слегка усмехнулась, - а дом у меня «вверх дном и сбоку бантик». Правда, этому сильно способствует мой сынуля». «Здравствуйте, - она обернулась, в дом зашёл невысокий жилистый пожилой мужчина, - а я в саду колупался, не заметил, что у меня гости. Вы кто будете?» «Я…» «Погодите-ка, да вы, наверное, родня Лиды, к ней теперь много кто приезжает». «Точно так, - ответила Лена, - а кто это всё нарисовал? – показала на рисунки на стенах, - Красиво. Я тоже художник. Почти. Модельер одежды. Так папа захотел. Сама я на актрису или режиссёра учиться собиралась, чтобы быть как он, но он сказал: «Только через мой труп!» Такой был упрямый!» «Был?» «Да, он умер прошлой осенью. Я дочка Саши Левина. Вы дружили в детстве, кажется». «Не такое уж это было детство, с двенадцати до двадцати лет. Хотя, сейчас и кажется уже очень далёким, - Леонид тяжело опустился на стул, - значит, и тут опередил меня». «Простите, я думала, вы знаете, вы ведь общаетесь с Лидой», - Лена испугалась, что слишком резво начала разговор, не подготовив собеседника. «Не волнуйтесь, садитесь, пожалуйста, - указал Леонид на другой стул возле стола, - сейчас отдышусь, и будем чай пить. Значит, вы – дочка Саши». «Сидите, сидите, я сама всё принесу, где у вас чашки?» - Лена уже суетилась за занавеской на импровизированной кухне.
«Скажите, так чьи это рисунки?» - грызя каменную, лежавшую в вазочке, наверное, с доисторических времён, сушку, поинтересовалась вновь Лена. «Это рисунки Тани. Я купил этот дом после смерти её деда, Михаила, и оставил всё так, как было при них. Мы с вашим папой очень (он замялся, подбирая слово) дружили с Таней». «Вы её любили? – уточнила, забыв про деликатность, Лена, - то есть, я хочу сказать, мама всегда очень ревновала папу даже к памяти о ней. Они, представляете, даже когда мне имя выбирали, поругались из-за имени Таня». «У вас красивое имя, Елена. А мне вот Бог детей не дал. И женщины такой, как Таня, я не встретил. Так и коротаю век один». «А папа-то, папа мой, он любил Таню? – продолжала допытываться Лена, - Представляете, меня всю жизнь преследует это имя. На работе одна сотрудница вечно путает, называет меня Таней, а когда я замуж вышла, то выяснилось, что у мужа в семье всех девочек называют Танями. Я так и села, когда поняла, что у меня и свекровь, и золовка, и племянница мужа – все Тани». «Да, сильно она его любила, так сильно, что даже вам даёт о себе знать. А мне хоть бы раз приснилась. А ведь он, папа ваш, ей взаимностью не отвечал. Я столько раз ей про это говорил», - Лёня больше не мог сдерживаться, слёзы навернулись на глаза. «Вы ей это говорили?» - Лена почувствовала, что стои;т на пороге раскрытия большой тайны, и не была уверена, что хочет идти дальше по этому скользкому пути. Но резко встать и уйти не решалась, хотя хотелось не просто идти, а бежать отсюда. «Я ведь даже на похороны не попал, - продолжал уже успокоившийся немного Леонид, - мне не дозвонились. А Саша – тем более, он в армии был в то время, очень далеко, на Дальнем Востоке». «Он говорил, что было какое-то письмо, которое якобы он написал, а Таня, прочитав его, бросилась в реку. Но уверял, что не писал ничего. Он так и не смог ни в чём разобраться. И уехал. А потом он маму мою встретил. И всё закрутилось». «Было письмо, - вдруг каким-то зловещим тоном сказал Леонид и, встав со стула, направился к серванту, достал оттуда шкатулку, а из неё – пожелтевший листок бумаги, - вот оно, это проклятое письмо!» - и он протянул листок Елене. «Здравствуй, Таня, - прочла она, - я не решался сказать тебе это в глаза, когда мы прощались, но я не просто так просил тебя, чтобы ты меня не ждала. Я сразу после демобилизации поеду в город, где меня ждёт невеста. Выкинь меня из головы. Саша». «Почерк, вроде бы, папин, я только недавно его архивы разбирала, - вглядывалась Лена, не веря своим глазам, - но он не мог такое написать. Да и не было у него тогда никакой невесты, мою маму он гораздо позже встретил». «Он и не писал, - глухо произнёс Леонид, опускаясь уже на колченогий диванчик у окна и смотря сквозь стекло в заросший палисадник невидящим взглядом, - просто, я не могу это больше держать в себе, я больше не могу скрывать свою вину перед ними». Он неожиданно захотел открыться этой шустрой разговорчивой молодой женщине, не утратившей девчачьей наивности и прыти. Она чем-то напомнила ему Таню. Может быть, своей лучезарной улыбкой, которая вмиг слетела с лица от ужасной догадки. «Так это…вы написали это письмо? – спросила Лена тихо и тут же воскликнула громко, - Ну, конечно, это же так просто. Я сама сто раз переводила с листа на лист, положив их на окно на просвет, рецензии преподавателей на мои курсовые работы! Слегка их изменяя. Но это не имело таких роковых последствий. Надеюсь». Лена сама не понимала, что говорит. Ей казалось, что если она остановится, то Леонид поведает что-то ещё более ужасное, чем то, что она уже услышала. «Я ведь как думал – она прочтёт это письмо, поймёт, что ей не на что надеяться, и обратит, наконец, внимание на меня!» - произнёс он обречённо. «А она… - как бы эхом отозвалась Лена, - она заплакала, потому что, поняла, что навсегда теряет друга. Вот что увидела Ирка из кустов сирени». «Таня позвонила вечером в общежитие и срочно вызвала меня, - продолжал, между тем, Леонид, - сказала, будет ждать на мостике над рекой. Я примчался на последней электричке, даже домой не зашёл, прибежал сразу на место встречи, думал – вот он, мой счастливый час. А она вынула письмо, сунула мне и говорит: «Посмотри, что я сегодня получила. Твоих рук дело, Лёня? Ты что же думаешь, почерк подделал, конверт взял от старого письма, а я и не догадаюсь? Я вот пойду завтра утром к Фомичу, и он тебя укатает на пятнадцать суток за хулиганство. А то и на несколько лет за подделку документов!» Грамотная была. И в гневе на язык острая. И очень Сашку любила. Каждое слово его ловила. Как я мог подумать, что она мою жалкую подделку примет за чистую монету?» «А дальше что?» - Лена уже примерно понимала, что случилось дальше, но надо было дать рассказчику завершить свою исповедь. «Дальше я стал кричать, что счастья ей с ним не видать, даже если он из жалости на ней женится, что со мной она будет как за каменной стеной, и разное другое, что мне в горячке пришло на ум, схватил её, она меня оттолкнула, саму её назад отбросило, перила подломились…» «Папа любил говорить, что в жизни всё часто бывает, как в плохом кино», - только и смогла сказать Лена. «Да, и этот камень, о который она ударилась головой, упав в реку, всё как в фальшивом дешёвом фильме, - согласился опустошённый своим рассказом Леонид, - и то, что я потом сбежал со страху, даже не подошёл посмотреть, жива ли она… Всю ночь и следующий день бродил сам не помню, где. Потому мне и не дозвонились. Всё это похоже на страшный сон, дурацкую выдумку, но это было, было на самом деле, и это уже никак не исправить. И, всё же, мне стало легче сейчас, когда я вам всё это рассказал. Можете теперь пойти в милицию, или как она теперь называется, полиция? Я отпираться не стану». «Не говорите ерунды, - через долгую, как вечность, паузу, ещё не отойдя до конца от всего услышанного, произнесла, еле шевеля губами, Елена, - даже если я и пошла бы, срок давности давно вышел. Да и это ведь был несчастный случай. Хотя, то, что вы сделали, конечно…» «Это была ужасная глупость и подлость. И самая страшная ошибка в моей жизни, - закончил за неё Леонид, - за которую я расплачиваюсь полным одиночеством и забвением». «Это ведь вы сажаете на её могиле незабудки?» - спросила вдруг Елена. «Да, это её любимые цветы». «Это любимые цветы и моего папы, - сказала Елена, и улыбка снова на мгновение впорхнула на её лицо, - знаете что – пойдёмте к нам, к Лиде и её домочадцам. Не надо себя наказывать одиночеством. Сами себя вы уже достаточно долго казнили, людской суд не всегда бывает справедлив, а божьего никому не избежать, как ни прячься».
Свидетельство о публикации №225062900080