Ментосики - не дерзкое слово

Макар Максимович Донской.
МЕНТОСИКИ — НЕ ДЕРЗКОЕ СЛОВО.
Избранные главы из автобиографического романа “Наилучшее”.

Автор — бывший участник ореховской преступной группировки, ныне священник Русской Православной Церкви, экзорцист, целитель.


Что из себя представляло в 80-е годы отделение милиции в Орехово-Борисово, куда я регулярно доставлялся с 14-летнего возраста? Самые основные отличия от сегодняшней действительности, это отсутствие дубинок и камер с решетками, называемых обезьянниками. Камер в любом виде — вообще не наблюдалось. Задержанных размещали в красном уголке. Чтобы мы не переговаривались — нас разводили по разным местам.

Однажды мне довелось ночевать в оружейной комнате. Там находилась узенькая полочка для проверки оружия, после получения его в соответствующем окошке. Я забрался на нее и заснул, оставив тяжелый бушлат внизу.

Утром вошел милиционер, и заметив меня, лежащего на боку, он ничего не сказал, однако, я успел заметить его сострадание ко мне.

Знаете, как редко такое я испытывал? Могу сказать, что до того момента — никогда! Ни мать, ни отец, ни школьный учитель, ни доктор приходивший на дом во время моей простуды, — не проявили ко мне, ни разу, за краткий миг целой тонны сострадания!

Представь, ты ждешь осуждения… Вот зайдет лягавый, увидит тебя на своей дурацкой полке, повздорит, или засмеется, прогневается, быть может… Но, чтобы сострадать?!! Это совершенно неожиданное, скажу вам открытие для меня!

Жалость — противна! А тот парень, видимо верил во что-то искренне, в светлые идеалы; чистые мечты, его поддерживали на службе закону. Думаю, я его понял. Поэтому никогда не оскорблял ментов из нашего отделения, как и самое место, хотя и называли мы его не иначе как “ментовкой”, “ментурой”, а позднее “мусарней”, а служащих там величали не иначе, как “мусора”, “ментосики”, все же я не вкладывал никакой ненависти в эти слова, и не питал злобы к представителям фемиды.

Благодаря тому сотруднику, который вместо того, чтобы согнать меня с полки, молча ждал, пока я слезу. Он ничего не сказал мне. Ну, я все понял. Уразумел, что не все гады! Да, меня хотели и желали подловить и повесить на меня чужие дела, делали это постоянно, а я воспринимал это самое, как прикольную, но отнюдь не бесконтрольную игру: дознаватели пытаются обвести меня, а я — их. Это нормально. Никакой обиды, злобы или недоумения…

Из всех пацанов, с кем я общался, — никто не стучал ментам. Ни один не сдавал! Идейные мы были. Уважали то, что нас “принимают”. Бережно относились к тому, что сидим в отделении. То есть мы, конечно, могли переставить всю мебель в красном уголке для проверки ментов: смотрели, как начнут себя вести, когда увидят наше опозоривание их, и встретят пацанскую непримиримую бесцеремонность.

Мы давно и многажды предупреждались, что менты жестоко бьют и пытают: знали, как это делается ими, чтобы не оставалось следов… Однако на себе я ничего из всего тайно-беззаконного разнообразия не испытал.

Когда меня доставляли, наступала тишина. Я понял, что меня боятся: сразу же, как только захожу, отделение замолкает… Менты, конечно, были разные… Страшные типы, тоже попадались. И все-таки однажды я почувствовал, что отдел меня уважает. Из ментов никто не сообщил в школу и матери о том, что я состою на учете в детской комнате милиции. Инспектора по делам несовершеннолетних — даже видеть и говорить с ним не сподобился…

Явилась ко мне девочка-инспектор домой, вероятно новенькая, уже тогда, когда я стал задумываться об изменении жизни, — 23 мне исполнилось. То есть за весь мой криминал, с 13-летнего возраста, ни разу я с инспектором ПДН не контактировал. Почему? Думается мне, страшно им. Очень! А когда вышел из криминала — доступнее стал. Ведь сегодня, как хиротонисан священником, ко мне на индивидуальный прием — и прокуроры, и судьи, и от рядовых до генералов полиции стали ездить.

У меня для всякого есть доброе слово… И просил Бога о помощи полицейским в житейских их нуждах и горьких для них обстоятельствах. И пусть не серчают на меня, а равно и о крадунах молился, чтобы те избежали суда…

М.Донской, 2025
Фото автора, снимок 2017 года.
Почти все имена, фамилии, прозвища, а также наименования оружия, счет этажей, номера домов, названия ресторанов и марки автомобилей, указанные в романе — изменены.