ТРИ АДА. Ч. 1

Солнечный хороший день. Гуляем по скверу возле Стефановской площади. Мимо нас пробегает малыш лет примерно трёх, резко и изо всех сил пинает мирно гуляющего по дорожке голубя. Затем подбегает и начинает со всей яростью топтать удивлённую его поведением  птицу. Реакция мамы малыша удивила нас. Она в восторге. Она улыбается. И ни слова о том, что так делать нельзя, не говоря уж о попытке приведения разъярившегося малыша в чувства.

Утром при просмотре по интернету коротких видео я обратила внимание на шорт, в котором ребёнок лет пяти стеклянной бутылью с размаху бьёт по голове большого пса служебной породы. Пёс удивлённо смотрит на мальчика, но попытки отреагировать на удар не делает. Ребёнка забавляет его занятие. И ещё несколько ударов падают на голову пса. Он обозлён, но агрессию сдерживает, даже не подавая голоса. Просто сначала осуждающе смотрит на малолетнего бойца, на его родителя, затем отбегает метров на пять.  Этому мальчику сегодня повезло. Повезёт ли завтра, вопрос.

Какими вырастут такие дети? Станут ли они добрыми, и откуда в них такая бесчувственность, если не сказать жестокость. Маленькие, уже усвоившие негативный опыт окружающих: родителей, соседей, воспитателей, старших детей? Или срабатывает маховик генного механизма?

Приведу ещё один пример, врезавшийся в мою память с далёких моих детских лет, и до сих пор не желающий покидать её. Забываются имена, события, а он, этот слепок, оставшийся в памяти, свеж, как в те далёкие годы.
В детском саду у меня был одногруппник Ваня. Милый, на первый взгляд, всегда аккуратно одетый. Общительный, физически развитый. Родители его – высланные в наши края немцы, люди тихие, законопослушные.
Во время прогулок Ваня всегда увлекался одним и тем же очень странным занятием. Он выискивал червей, букашек, лягушат, жуков, отлавливал бабочек и забивал их тельца камнем о камень, причём находил в этом занятии какое-то неимоверное садистское удовольствие. Он всегда пинал встречавшихся на пути кошек, собак. Любил разбрасывать предметы, посуду. Нет, его целью, судя по наблюдениям за ним, было не создание хаоса, беспорядка, а именно уничтожение, победа над... И делал он это как-то механически, спонтанно, как бы не задумываясь.

Ваню из группы скоро тихо убрали.

Однажды осенью, спустя семнадцать лет, я Ваню встретила на заседании Эжвинского суда. Он совсем не был похож на того взбитого, педантичного детсадника-пятилетку. Передо мной сидел утончённого вида красавчик, опрятный, как прежде общительный. В его глазах ни тени смущения либо переживания по поводу содеянного, будто он совершенно  не осознавал происходящего, и это наводило на мысль о его недостаточном не только эмоциональном, но и умственном развитии. Его судили за избиение девушки. Избиение было нетяжёлым, присудили ему пару лет, кажется. 

Сидя в зале суда, я вспомнила вдруг, что совсем недавно, летом, мы уже пересекались с Ваней в посёлке моего детства. Я посещала тогда места былых времён, он видимо решил посетить своих родственников, которые продолжали там проживать. И вот наши пути пересеклись на тихой безлюдной улице Большой. Тогда я его конечно же не узнала. Проходит мимо парень, незнакомый. Улыбается, будто меня знает вечность. И вдруг, я получаю ощутимый тычок его кулака в своё плечо. Смотрю на него удивлённо. Он замахивается ещё, но я громко крикнув, чтоб он прекратил свои нападки, строго осаживаю его. На том и разошлись, продолжив свои пути.

И вот, сидя в суде, запоздало, я узнаю в том  напавшем на меня этого Ивана. Оказывается, мы живём теперь в одном с ним посёлке, в тридцати километрах от той улицы Большой, и он меня неоднократно видел, хоть знакомы с ним не были (детсадовский период не в счёт). Я же просто на него не обращала внимания. Но девушка, по поводу которой проходил суд, мне знакома неплохо, поэтому мы с подругами и оказались на слушаниях в суде. Девушка, надо отметить, хорошо воспитана, культурна, из порядочной, благополучной семьи.

Как сложилась дальнейшая судьба Ивана, мне не известно, после суда я его больше не видела. Но я уверена, что своего занятия по тотальной ненависти к живому он, почему-то мне так кажется, не оставит. И, почему-то мне тоже так кажется, делает он это не столько умышленно, сколько на каком-то автоматизме.

Если Иван – ребёнок последствий войны, то эти описанные мной мальцы, а вернее сказать, их родителями, что ими движет? Откуда в них столько деструктивной и подталкивающей силы? Или это всё-таки неосознанное, импульсивное влечение к утолению желаний, закреплённых на генном уровне? Отсутствие сопереживания, сочувствия.