Глава 6. Лучший инженер

Я наугад выбрал автобус и, слава богу, верный. Он довез меня до обшарпанной остановки, которая была уже знакома. Чуть больше недели назад я отправился с нее в самостоятельную жизнь, не имея никакого плана, а надеясь только на спасительную удачу. Что же, мы видим, чем закончилось. Ну ничего, огляделся, по памяти нашел дом. Серая многоэтажка, в которой я ночевал у одной хорошей семьи в первый день... Вот она, около газетного киоска и магазина «Фрукты-овощи». Подъезд вроде бы тот, но по этажам пришлось поплутать, потому что невнимательно я тогда к ним заходил, а утром выходил, даже этаж не разобрал. Кажется, всполошил соседей. В целом, это и было нужно, потому что на шум и мои расспросы выбежали все. И Олеся.

— Саша?… Ты ведь Саша? — откуда-то сверху, на пролет выше, спросила она. Я тут же закончил разговор с одним алкашом (ну сильно от него воняло) и поднялся наверх.

— Я, мне нужно к Веркину, к Олегу Веркину, — сразу, как ее встретил, сказал я, — Это срочно.

Олеся выглядела, как тогда, уставшей и грустной, синяки под глазами как бы говорили, что поспать сегодня особо не получилось. Из раскрытой двери доносился топот детей и крик маленького. Но от упоминания имени отца она еще больше расстроилась.

— Ты знаешь, да? Это из-за дамбы?

— Да. Олеся, извините, это очень срочно…

— Соседи, он ко мне, расходитесь, расходитесь! — громко обратилась она ко всем выглядывающим из квартир. Я даже не думал, что смог столько шума поднять, надо же… Нет, не быть мне детективом, работать надо скрытно, тайно, а тут... Потом женщина добавила:

— Папа на работе. Заходи в квартиру.

Я вошел, повесил ветровку и рюкзак на крючок. Пахло чем-то приятным, и конечно, запах шел из кухни, какая-то выпечка, блины, что ли… Сейчас всего лишь полдень, точно. Люди, может быть, только завтракают. Это же я ночь не спал. И не ел почти...

— Проходи, Саша, давай садись за стол, поешь тогда… — засуетилась Олеся, видимо, последняя мысль протранслировалась на моем лице. Опять поразила ее доброта, я ведь ей вообще чужой человек… Выбежали дети, посмотрели на меня, но не особо я их заинтересовал, скучный и молчаливый молодой человек. Ушли в другую комнату играть, а мы пока сели на кухне.

— Олеся, извините, что я вас опять напрягаю… Мне просто нужно с ним поговорить, а номера телефона он не дал, да и не должен был…

— Да вы тут телефонным разговором, боюсь, и не обойдетесь, — грустно и загадочно ответила Олеся, положила мне блины, налила чаю. Ой как вкусно, еще и тоненькие такие… Глаза начинают слипаться. Она продолжила:

— Он мне всё про эту дамбу говорил… А как уволили — чуть инсульт не схватил. А потом — резко замолчал про неё. Это было странно и страшно. Я всегда думала, что там много недосказанного. Но со мной никогда про неё больше… Что, там совсем всё плохо? Я могу ему позвонить, чтобы быстро приехал.

— Эм, ну, там не то чтобы совсем… Но лучше позвоните, да.

Женщина кивнула и набрала номер на мобильнике. Я по-быстрому съел все блины, сдерживая желание попросить добавки, пока она говорила в трубку «да, срочно», «тут Саша, который ночевал», «приезжай».

Наконец, она налила себе тоже чай и, отпив немножко, спросила серьезным тоном:

— Но всё-таки что случилось? Он не с теми людьми связался? Что-то не то сделал? Продолжает ее строить, что ли? Он как одержим ею был… Как вы-то узнали?

Стоп. Она, кажется, не знает?

— Олеся, а вы слышали про особенные места? — осторожно начал я.

— Какие места еще?

Не знает. Тогда, может, лучше и не говорить… Дождусь Веркина. Если что, будем вдвоем объяснять, потому что одному — это дурка.

— Ну, ваш папа, получается, работал раньше над дамбой… Просто теперь там дамбы-то нет, а на ее месте есть нехорошие места… Я хотел спросить про них именно его…

— Что-то ты мне не договариваешь, — с сомнением протянула женщина. — Ладно, разбирайтесь, сейчас он приедет.

Младенец проснулся, закричал. Олеся извинилась и ушла в комнату. Сквозь стеклянное старое окно, пятна на котором поблескивали на солнце, я видел, как светло сегодня на улице, а их квартира еще и на солнечной стороне... Очень тепло. Я сидел на маленьком диванчике в такой крохотной кухне и незаметно для себя заснул. Хороший горячий чай был. И блины вкусные.

***

— Саша… Саша! — кто-то тряс меня за руку. Ох, как голова что-то разболелась... О нет, сколько времени?! Глаза еле сфокусировались на Олесе. Рядом стоял дед, уже хорошо, Олег Веркин приехал. И я все еще был на кухне, уютно устроившись на диване. Да уж, вот я и поспал… Хороший супергерой, профессиональный, ничего не скажешь.

— Здравствуйте… Ой что-то я вздремнул.

— Да, — встревоженно сказал дед. — Ну что ты мне хотел сказать, Саша? В чем срочность? Я ехал, торопился, как мог!

— Сейчас...

Пока я собирался с мыслями, дед присел за стол и отослал Олесю, сказав что-то вроде «все нормально, мы тут сами». Она, видимо, не стала спорить с отцом, хотя было видно, как ей хотелось поприсутствовать, особенно после моих неаккуратных слов про особенные места. Но ушла вроде как проверять бабушку.

— Олег… Извините, отчество не знаю, — начал я.

— Ильич.

— Олег Ильич. Вы Олег Ильич Веркин, так ведь? Главный инженер.

Когда я произнес про инженера, дед вздохнул и сразу спросил:

— Дамба, так?

— Да.

— Ну, я знал, что когда-нибудь… Что ты понял про нее? А кто-то еще знает?

— Да уже много кто, но мне нужно срочно вам кое-что сказать, — снова я заторопился, потому что проспал, видимо, недолго, но плана-то еще никакого нет. — Там в люке умирает человек. Из-за того, что выйти не может. Из меняющегося места.

— Чего? Стоп… что? — в недоумении посмотрел на меня Олег Ильич, — Я ничего не понял.

— Ну как, в меняющемся месте, в одном из тех, которые появились из-за дамбы, которую вы создали… — сбивчиво пытался пояснить я, но тут, конечно, в пару слов не уложишься. — Там сидит Антон Павлович, он слепой, помните, с вами же работал! Он мне и сказал, что вы ее в голове представили — и получилось. И теперь другие также по линии дамбы в голове что-то себе представляют — и получается. Но не все, только особенные или… Не знаю даже. Не все.

— Саша, ты какие-то странные вещи говоришь… — все еще недоумевая, произнес дед. — Я думал — дело в том, что дамба начала появляться. В нашем, реальном мире. Я специально сейчас объехал то место, но все в порядке! Да, есть такая у меня… Не знаю как назвать… Беда. Я настолько сильно мечтал о том, как завершу наш тот проект — что дамба просто появилась. Я однажды пошел рано утром и увидел ее. Просто она была. Но никого, кроме меня. Я и она.

Я молча слушал. Сердце колотилось.

— Так… было всегда. Я и сейчас прихожу туда частенько. Там всегда были только я и она. И река. Но не в настоящем мире. Не знаю как, но она — только для меня. Я испугался, что дамба полезла в наш, настоящий мир. Я всё же надеюсь унести эту беду с собой в могилу… Но всё же в порядке, Саша! Ее нет.

Нет. Всё совсем не хорошо. Он действительно не знает?

— Олег Ильич, нет, вообще не в порядке… Как вам сказать еще…

— Антона Павловича помню, да… Он уже тогда на зрение жаловался, — продолжил дед, — Но при чем тут он вообще? Я его никогда не подвозил.

— Что? Так, стоп, подождите.

И я ему рассказал по порядку, по полочкам, как сумел, всю хронологию моих исканий по поводу меняющихся мест, дамбы и прочего, и закончил тем, что Антон Павлович полностью слепой и сейчас в канализации под городом. Кажется, мой рассказ был очень долгим, потому что Олеся все же вернулась под шикание деда на кухню, успела подлить нам горячего чаю, а сама с круглыми глазами встала у окна, слушая.

Дед выслушал серьезно и вдумчиво, но на моменте с моей теорией про особенных людей... Рассмеялся в голос.

— Что? — недовольно спросил я. Начинала болеть голова, то ли от сбитого режима и короткого сна, то ли молнией пострелять уже пора.

— А откуда у тебя появилось это предположение? Ты говоришь, Соня вот особенная, считать умеет быстро и низкая. А ты что? — спросил Олег Ильич заинтересованно.

— Я… — начал говорить и замолчал, ну не мог же я ему вот так просто сказать. По крайней мере, пока что. И Олеся тоже здесь, она и так меня, наверное, уже считает сумасшедшим.

— И еще тебе на будущее — быстро считать умеет очень много людей. Я тоже этим баловался… Саша, вот тут я точно знаю, в чем дело. Увы, я не думал, что это так обернется… Я просто мечтал, — в конце дед разочарованно опустил голову вниз. Почему он так…

Я смотрел на него, понимая, что сейчас что-то будет. То, что Веркин мне сейчас выдаст, прольет свет на очень многое.

— Что ж, я работаю таксистом теперь. С того случая и до сих пор. Я всех вас подвозил, — просто сказал он, — Вы со мной разговаривали по-доброму, да, даже те трое ребят усатых, помню их хорошо… И я потом, как один ехал, развлекал себя так, представляя, как показываю вам дамбу, и думал, что бы вы ответили. Помню и полную девушку, про которую ты сказал «толстая тётя», она со мной не разговаривала, но всё равно запомнил... Они ехали вдвоём с мужчиной в галстуке, у него нос ещё такой смешной... Интересная пара, да? Всем показывал, фантазировал, как удивятся и что скажут. Что уж говорить, я даже один раз бесплатно подвёз одну девочку, у нее случилась трагедия в семье, она плакала, так и ей потом тоже показывал, как бы в утешение!

— А.

Вот ты ж блин… Ну и дед. Получается, боком нам его добрые фантазии вышли.

— Совсем уж каждого из них, конечно, не вспомню, сам понимаешь, сколько в день… Но Антона я не подвозил, его бы точно запомнил, мы с ним одно время неплохо общались на работе. Вот он сам и пролез. Зачем, ох, зачем… — грустно пробормотал Веркин. Я так и не понял, корил он себя или Антона Павловича.

— Олег Ильич, понимаете, он долго не протянет… — попробовал я подобрать слова, — Он уже болеет. Да и клуб этот тоже с картами и драками, ну не дело это всё… В переулке те усатые ребята, которые Вам понравились, хотели отжать у меня деньги. Я думаю, что зря вы продолжаете ходить на эту дамбу. Надо ее разрушить.

Он поднял на меня глаза и шокированно спросил:

— Как разрушить?

Да, случилось то, чего я боялся. Не захочет он сломать дело своей жизни. И настаивать я тоже не могу, потому что если Веркин сейчас меня прогонит и снова закроется в себе со своей дамбой, от кого еще-то получить информацию, кто бы еще мне помог... Наверное, кроме него, надеяться совсем не на кого. И как попасть на дамбу без него? Господи, что делать-то...

— Да, Саша правильно говорит, — вдруг вмешалась Олеся. Слезы стояли в ее глазах. — Папа, ты продолжал про нее думать, да? Даже когда резко замолчал про нее, ни слова мне не говорил… Всё равно думал и... Ходил туда?

Он кивнул удрученно. Не смотрел на дочь. Некоторое время мы сидели в тишине, было только слышно, как переговариваются где-то в зале дети, играя друг с другом.

— Вы всего не понимаете, вы молодые… Я очень старый, — вздохнув как-то очень тяжело, ответил дед. — Но мне нужно продолжать работать. Саша, Олеся… Вы ведь понимаете, что мне нужно продолжать работать? Дамба помогает жить, она для меня как источник сил… Сил-то уже, силёнок нет…

— Папа, я выйду работать, ничего такого, всё у меня получится! — уговаривала его женщина. — Ты только закончи с этой дамбой, пожалуйста. Саша тебе поможет, да, Саша?

И умоляюще посмотрела на меня. Если б я только знал, Олеся, как ему помочь… Но я кивнул. Без Веркина что-нибудь сделать с дамбой не выйдет точно — у меня даже то пятно не получилось поменять, а дед — на широченную дамбу ходит, как к себе домой.

— Олег Ильич, ну там человек умирает…

— Понимаю, — горько сказал Веркин. — Хорошо. Пойдем разрушим.

Вот так просто он решил. Пойдем разрушим.

Пойдем.

***

— Ох… — вздохнул дед, — Никого до тебя я туда по-настоящему не водил. Даже не знаю, получится ли. Волнуюсь.

Мы стояли на пересечении улиц. Где-то… Посередине линии дамбы, наверное. Пошел мелкий дождь, и я думал о том, что он может превратиться в крупный, и канализацию затопит.

— Постарайтесь, пожалуйста, — попросил я.

— Хорошо… Хорошо.

Олег Ильич взял меня за руку, крепко сжал и зажмурил глаза. Пока ничего не менялось. Он делал это как-то странно... По-другому, не как я круги наворачивал, а просто так, с места, что-то представлял в своей голове. Мне оставалось только смотреть, как мимо шли люди и ничего не видели, в то время как резко начало темнеть… Дождь… Усиливался. Я смотрел на людей, нервно ищущих в сумках и рюкзаках зонтики, пока дед не сказал мне развернуться.

Никого. Плеск воды совсем рядом, но это не дождь об асфальт так плещется, это что-то другое... Повернулся еще раз — и там теперь никого. Только я и он. И…

Дождь не прекращался, а стояли мы по-прежнему на асфальте, но впереди я видел реку. Потерял дар речи. Дед встревоженно смотрел на меня, видимо, ждал, что и сознание потерять могу.

— Да, тут темновато… И сегодня холодновато, мокровато… — пробормотал он.

Я бросился к противоположному краю дамбы. Что там, с другой стороны? Посмотрел вниз, в черную пустоту — и чуть не стошнило.

Огромная.

Колоссальная.

Еле пересилив себя, снова обернулся на реку. Спокойная, стоячая вода. Конца края не видно.

— Олег Ильич… Как мы ее разрушим? — еле выдавил я. В голову не приходит, как это вообще можно разрушить? И как такое можно было создать?

— Я думал просто представить, что ее нет… — растерянно ответил дед. — Давай попробуем, может быть, получится.

Я с сомнением еще раз огляделся. По сравнению с дамбой, мы две маленькие мушки. Но кивнул.

— Так, сейчас… — Веркин зажмурился, — Как появилась, так и… Исчезай. Исчезни.

Под ногами немного завибрировал асфальт. Хорошее начало... Но на этом всё.

Плохи дела наши. Очень плохи… Дед продолжал исправно жмуриться, весь покраснел, несмотря на дождь и осеннюю прохладу, но ничего. Ничего не происходило.

Когда уже кончики сжатых пальцев побелели, Олег Ильич все-таки открыл глаза и виновато пожал плечами. У меня вырвался нервный смешок.

— Да… — протянул он, — Что же делать…

Я смотрел в темноту и несколько секунд слушал плеск воды о бетон. Дамба для Веркина оказалась неубиваемой. Что ж… Есть у меня одно предположение, из-за чего это может быть.

— А вы точно, — осторожно начал я, — на самом деле хотите, чтобы ее не стало?

Старик вздохнул глубоко, отвел глаза. Но затем наоборот — уставился как-то даже насмешливо и ответил:

— Конечно нет, Саша… Я ведь и правда представлял, что она исчезает, но ты умный паренек. Должен понимать, что я этого не хочу.

— И что мы будем тогда делать?

Ситуация заходит в тупик, какое-то полное отчаяние. Дед пожал плечами и равнодушно, как мне показалось, отвернулся в сторону глухой темноты. Дождь усиливался, становилось уже по-настоящему холодно. Я снова поежился. Как будто дамба злилась, или я все выдумываю… Интересно, этот самый дождь такой же по силе в настоящем мире? Тогда время, возможно, идет на минуты...

— У меня есть молнии, — вдруг признался я.

Веркин обернулся с вопросительным выражением на лице.

— Какие?

— Которые выходят из моей руки. Я ими управляю.

Конечно, про управление слишком громко сказано, но до определенной степени… А Олег Ильич всё еще даже не рассмеялся и не сказал, что это бред, ничего себе?

Немного подумав, он выдал:

— Так это здорово. Тогда у нас все получится.

Вот так просто. Это здорово. Боже, такого мне никто не говорил…

— К-как нам это поможет? — в замешательстве и все еще с диким волнением от признания спросил я. Удивил он, удивил... Какой необычный дед.

— Да все просто, Саша, давай спустимся пониже прям воон в ту пустоту, да, в ту черную... Дойдем до конца… он… есть. Ты своей молнией ударишь в дамбу, а я представлю что она огромная, а? И, может, сработает!

Холодный ветер на этих словах поднялся такой силы, что сдувал все попытки надеть капюшон, чтобы защитить голову от дождя. На Веркина так вообще было жалко смотреть, он, казалось, промок уже просто до ниточки, но ни голос, ни подбородок его не дрожали.

— Ну… д-давайте, — а вот я уже продрог до костей, так что на все был согласен. Хоть в пустоту пойду, хоть в темноту… Только бы это все закончилось.

— Ты, главное, рядом со мной держись, — заверил дед. И подошел к тому ужасному краю дамбы, за которым было ничего. Та самая черная пустота. — Видишь лесенку, да? Вот по ней за мной спускайся.

И полез вниз. Я поспешил следом, на самом деле, очень опасаясь потерять его хоть ненадолго из вида. Казалось, один останусь — и эта дамба, которую он так любит, тут же меня сожрёт своей черной дырой. Долго мы спускались. Я видел перед собой только бетон, вниз смотреть не мог, боялся потерять сознание, по бокам окружала только темнота. Но голос Веркина снизу подбадривал — еще немного, почти. Долго мы спускались. Долго. Дождя уже не было. Или вообще закончился, или его не было здесь.

Полчаса где-то. Да.

Наконец, Олег Ильич сказал:

— А вот и твердь.

***

Я ступил на землю осторожно. Разжал пальцы, судорожно сжимавшие лестницу, и со страхом отошел подальше от нее, не видя, впрочем, по чему иду. Но я видел деда, который спокойно стоял неподалеку.

— Ну вот, посмотри наверх, видишь мы воон там стояли? — предложил Веркин с некоторой гордостью посмотреть, и я тут же глянул, о чем быстро пожалел.

Голова моментально закружилась. Резко поплохело, свалился на задницу на эту самую твердь. Больше глаз наверх, на ту малюсенькую точку света, где мы раньше находились, не поднимал. Какое это расстояние? Это километры? Там, судя по облаку, где-то шел дождь, а до нас долетали одинокие капли.

— Олег Ильич, я ее не разрушу, — слабо сказал я, борясь с тошнотой, — У меня очень маленькие молнии. Почти ничего. Не стоят даже вашего внимания.

— Давай все же попробуем, — настаивал дед, — Не зря ведь мы спускались.

— У меня не всегда получается их сделать…

— Саша! — вдруг он резко оборвал меня и посмотрел строго. — Делай, это наш единственный шанс. Вперед.

И отошел еще дальше, освобождая мне пространство. Я нерешительно переступил с ноги на ногу, едва осмеливаясь посмотреть на эту дамбу. Ладно, нужно выпустить одну хотя бы, а дальше просто понадеяться на него… Я постарался примерно оценить нужное расстояние.

— Ничего… Если я еще подальше отойду? Я не свалюсь куда-нибудь?

— Нет, здесь везде твердь. Даже очень далеко, — уверенно сказал дед.

Не хочется представлять, как далеко Веркин ходил и проверял. Боюсь, я сойду с ума.

Всё же я постарался встать как можно дальше от дамбы, но так, чтобы молния, пусть и гипотетически самая огромная, если Олег Ильич постарается, достала бы до бетона и проломила его своей... бешеной энергией. Звучит нереально, но мы и не в реальности находимся, так ведь? Стоит попробовать, он прав.

Сейчас я заметил, насколько же здесь тихо. И испугался, как будет звучать очень мощная молния в такой тишине. Наверное, оглушительно...

— Я готов, — вымученно сказал я. — Будет очень громко. Насколько большой вы ее сделаете, настолько громче она будет. Смотрите на руку, там сначала искры появятся, так поймете, что началось.

— Ничего, мы потом у лора слух проверим, да? — лица деда я не видел, но подумал, что он, должно быть, так пошутил. Да уж, ему-то ладно, а мне еще столько лет жить глухим… Если я выживу вообще.

Нужно сосредоточиться. Господи, вот я к тебе обращаюсь! Раз ты мне зачем-то дал этот странный дар, позволь хотя бы малюсенькую сейчас выпустить… Очень нужно. Может, ради этого момента ты мне их и дал?

Энергия текла очень неохотно по замерзшему телу, к тому же я мелко подрагивал от страха, честно, что тоже сбивало всю концентрацию… Что будет с нами, когда вода обрушится на нас? Куски бетона поплывут на нас? Что мы будем делать?

— Саша, я в тебя верю, — внезапно сказал дед где-то позади. — Ты еще горы свернешь, я знаю.

Хорошо. Так и быть, сверну.

Стало немного спокойнее. Наконец, получилось наладить концентрацию, и руку стали оплетать искры, множество мелких, готовых соединиться в одно. Началось. Будь что будет...

— Сейчас, Олег Ильич! — закричал я. — Давайте мне большую!

Я оглянулся и увидел, как дед зажмурился. В руке стало сильно теплее, искры разгорались и, наконец, раскаленный столп света вырвался с моей правой ладони, чтобы стать… Короче, такой большой молнии я еще никогда не видел. Даже в передачах по НатГео.

Треск стоял просто оглушительный, уши заболели, но мне казалось, что позади, там где стоял Олег Ильич, я всё же слышал крик «большая, пребольшая, огрооомная!!!», с которым Веркин, до бела сжав кулаки, увеличивал мою молнию. Было тяжело удержаться на земле, как будто она способна снести на своем пути всё, включая и меня, владельца... Я просто пытался балансировать, предсказать, куда её поведёт, и устоять во что бы то ни стало. В черноте дамбы молния казалась такой белоснежной, что глаза резало невыносимо, но мне нужно было смотреть, чтобы хотя бы постараться задать верное направление. Наверное, после этого я стану глухим и слепым инвалидом, но… Прошли, на самом деле, доли секунд, и молния врезалась, вгрызлась в бетон дамбы, и сразу образовалась пробоина. Первая вода хлынула. Кажется, трещина пошла вверх. А теперь и в землю… Я не чувствовал, откуда молния выходит, казалось, я ей стал.

Оглянулся на деда, а тот, по-прежнему не открывая глаз, улыбался. Повернуть голову обратно на дамбу и оценить гигантский раскол, я не успел.

Вода обрушилась на нас. Но я отчего-то знал, что все будет в порядке.


***

Дождь постепенно утихал. Я обнаружил себя стоящим на том же пересечении двух улиц, с которого мы исчезли. Сознание будто постепенно возвращалось… Вот дед со страхом приоткрывает один глаз, тоже всего как в речку окунули… Но ведь так и было. Вот мимо идут люди, тревожно оглядываясь на нас, двух мокрых дураков, неизвестно откуда появившихся.

— Саша?… — слабый голос Олега Ильича всё же долетел до меня сквозь рев машин на дороге и человеческий смех.

— Да… Я… В норме. В норме, — ободряюще ответил я, постарался улыбнуться. Так, ну я всё-таки хорошо слышу и вижу, и мы живы.

Мы живы.

— Мы это сделали, — заключил дед. — Представляешь, мы это сделали…

И похлопал меня по плечу, а у самого слезы в глазах стояли. Рад он был или — нет?

Еще минуту мы, почти не двигаясь, собирались с духом, возвращая, как я теперь понимаю, себе рассудок. Прохожие явно уже напряглись, кто-то остановился неподалеку и смотрел настороженно, вытащил телефон, готовый либо звонить санитарам, либо снимать смешное видео. Так что пора уходить отсюда, тем более…

— Олег Ильич, нам нужно идти, там тот слепой… Дождь ведь сильный прошел…

— Да. Да, точно, — кивнул Веркин.

Пока мы шли как можно быстрее (но всё же один из нас был совсем не молод), я думал о том, что далеко не факт, что мы успели. И что же мы увидим, когда откроем люк. Осталось совсем недалеко пройти, люк уже виднелся, вот там, впереди, я видел его очертания на асфальте... Он всё еще ждет? Или что там будет?

Вдруг пришло в голову, что Катя осталась без работы. Завтра она придет — и на месте будет обычный ресторан, где подают пиццу и пасту. Сегодня был последний рабочий день «Сияющей красной звезды».

Крышка люка была по-прежнему чуть сдвинута. Хорошо, что за весь день никто не поправил. На этот раз бездействие людей обернулось добром.

— И там Антон? — с ужасом спросил дед.

Я, ничего уже не говоря, принялся отодвигать тяжелую крышку. Люди, возле которых мы это делали, снова заинтересованно на нас обернулись, да, сегодня мы будем героями многих обсуждений…

— Антон Павлович! — еще ничего не видя, но не вытерпев, прокричал я. И, боже, как обрадовался, услышав слабое «да т-ты что...» оттуда, снизу… Живой.

Наконец, я смог заглянуть внутрь, еще и фонариком телефона подсветил. Слепой дед стоял по колени в воде, с этим дождем чуть не случилось то, чего мы боялись… Но всё же он стоял, зацепившись за лестницу, руки подрагивали, лицо дрожало, было обращено на свет, но глаза не щурились.

— В-вы, ч-то ж-же эт-то… — растерянно и едва слышно ответил он.

— Ты вылезти сможешь, Антон? — Олег Ильич тоже, кряхтя, наклонился к люку. — Или нам позвать помощь?

— О-олег… Н-не… Я смо-гу… — прохрипел сорванным, видимо, голосом его бывший коллега. Вцепился со всех сил в лестницу и начал медленно подниматься. Ноги, перемороженные, наверное, водой, слушались хуже. Рядом с нами возникли еще люди, тоже предлагали помощь, кто-то шокированно спросил: «Как он туда залез?», возмущались тем, что милиция опять ничего не делает, я мысленно посмеялся, но они же не понимали. В общем, и помощь вылезти ему не понадобилась. Крепкий, пусть и не видящий, дед, забирался сам. Даже, возможно, с пневмонией и еле двигающимися ногами.

Все окружающие нас удивленно начали перешептываться, когда он появился из люка на тротуаре, дрожа. Откашлялся. Начал нас двоих ощупывать зачем-то, может, чтобы убедиться, что мы теплые и настоящие, а он по-настоящему жив.

— Ох, Антон, — виновато произнес Веркин, — что я сделал… Ты прости меня…

— Олег И-ильич, я жив, п-представляеш-шь? Са-ша, м-моло-дец…

Какой-то хороший парень помог мне задвинуть люк, «чтобы туда больше никто не свалился», еще мы с ним отвели деда под руки на ближайшую лавочку, пока Веркин объяснял особо любопытствующим девушкам, что вот, представляете, без собаки-поводыря вышел человек, вот что случилось, он наш родственник... Все сочувствовали, кто-то предложил свои запасные теплые вещи нам троим, временно накинуть, и мы с большим удовольствием взяли. И вообще, после этих водных осенних приключений всем участвовавшим неплохо бы обратиться в больницу… Я тоже уже чувствую в груди какое-то свербение, очень нездоровое.

— Л-лавоч-ка… Это та? Г-где соба-ка м-моя… А-сень-ка. Ася? — хрипло позвал ее Антон Павлович.

— Нет, подождите, это не та… У вас через дорогу собака, сейчас, стойте… — я пытался остановить, но только услышав, что лавочка не та, он уже пошел, пытаясь определить, где. Ноги, видимо, сильно и надолго свело прибывавшей в этот тупик канализации холодной водой, поэтому шел он сам очень относительно — больше мы вели. Как смог забраться по лестнице — загадка… Пришлось переходить дорогу, Веркин всё приговаривал:

— Ты не нервничай, Антон, главное… Тебе к врачу надо показаться, слышишь? Ты не нервничай…

Солнце сжалилось над нами всеми, вышло снова, как было утром, чтобы хоть немного согреть. Ася грустно лежала, привязанная к своей лавочке, пластик, в который я ей положил купленный корм, был начисто вылизан. Но услышав голос хозяина, встрепенулась и заскулила.

— А-асенька… — сразу заулыбался он. И силы появились самому встать у ее поводка, потрепать за ухом, погладить, пока она, наконец, не закружилась и не завиляла хвостом. У меня, честно, слезы накатили. Чего я так вдруг расчувствовался… Антон Павлович отвязал свою собаку, устало сел на лавку, выдохнул, подрагивая. Снова закашлялся, почти до рвоты. Ася попыталась вылизать ему лицо, чтобы согреть и вылечить. Теплая куртка, конечно, мало спасала ситуацию. Мужчина, давший её, стоял рядом и неодобрительно качал головой, приговаривая: «Скорую надо, скорую»... Олег Ильич всё убеждал его, что сейчас мы поедем именно туда.

— Мужчина, вам бы в больницу сходить, — сказала мимо проходившая женщина. Она явно обращалась к слепому деду, но...

В этот момент силы покинули уже меня. Что-то и голова закружилась, и рука разболелась невыносимо, и вообще осознание пришло, что я сгенерировал молнию выше всех этих деревьев и шире этой вот дороги… И сознание я благополучно потерял.

***

Помню, как везли куда-то на машине с мигалками, еще в мыслях промелькнуло — да, прямо как в сериалах про докторов всяких, что-то говорили про упадок сил, упадок сил… Очнулся я окончательно уже в приемном покое, в руке обнаружил капельницу. А рядом — маму.

— Привет… — улыбнулся ей я. Когда глаза сфокусировались на лице напротив, что-то подумалось вдруг — какая красивая и грустная у меня мама.

— Привет, ну как ты? — обеспокоенно спросила она, — Ничего не болит? В груди не болит?

— Да… Нормально. А почему в груди-то должно болеть… — ощупал на всякий случай грудную клетку, но вроде бы ничего не екает. Просто чувствуется невыносимая слабость, кажется, вот случись сейчас пожар, а я с места не встану...

— Обморожение у тебя, истощение, нарушение водного баланса… — бросилась перечислять измученная моим состоянием, как я все-таки понял, мама. — Ты честно признайся, Саш, ты всё это время на улице жил?

И в глазах у нее, уже и без того покрасневших, я увидел резко подкатившие слезы. Но от вопроса я, конечно, просто потерял дар речи. Буквально на секунду, но она уже что-то себе вообразила.

— Я, конечно, не думала, что ты настолько не хотел с нами жить, — продолжала мама, не дав, в общем-то, мне и слова вставить… — Я тебя что, настолько замучила своими требованиями, ну не может же быть, чтоб настолько… Я была строгая с тобой, да, но никогда ни руки не подняла, ни чего-то еще плохого не сделала. Хотела, чтобы учился! И сама много работала, да, но чтобы вы с Лешей не нуждались… Ну что я сделала, сыночка?! — и голос, дрогнув, сорвался, она отвернулась к широкому окну в палате.

Видимо, врачи ничего не сказали про то, где меня подобрали и кто еще там был… Где, кстати, сейчас оба деда? Неужели вот так ушли? Не верю.

— Мам, а не слышала, там где-нибудь Антон Павлович и Олег Ильич не сидят в коридоре?

— А? — растерянно обернулась мама. Еще бы, она тут плачет о непутевом сыне, а я про каких-то мужиков спрашиваю. — Ну… Там в коридоре сидит мужчина пожилой у твоей палаты… А в соседней общей лежит вроде как Антон, он и к нему заходит, чего-то между вами мечется… Я его к тебе не пускаю.

— Мам, пусти его, пожалуйста. Это мой друг, — попросил я.

Она скептически посмотрела, хмыкнула:

— Что вы, вместе на улице жили? Кошмар какой-то…

— Мам, у него большая семья и он не живет на улице! И я тоже не жил на улице! — вспылил я, даже голос повысил от возмущения. Всё-таки силы вместе с сознанием потихоньку возвращались, хорошая капельница. Так и встану легко через полчаса. — Пусти его прямо сейчас. Пожалуйста.

— Хорошо, — удивленно ответила мама. Я прикрыл устало глаза. Через несколько секунд услышал хлопок двери, шаги, а вот и голос Веркина, вот и он сам, невозможно усталый, как он еще держится вообще после разрушения дамбы, или увеличить мою молнию — плевое дело…

— Как ты, Саша? Свалился все-таки, да? — чуть насмешливо, но очень по-доброму спросил дед. Спросил, конечно, риторически — потому что было видно, что я совсем не очень.

— А вы как? — поднял я бровь. Мама на нас смотрела очень настороженно. Кажется, она думала, что мы устроили некий заговор. — А Антон Павлович с собакой? Сколько времени вообще прошло?

— Так… — Олег Ильич посмотрел по-привычке на свои наручные часы, а потом вздохнул, — Да, теперь они не работают. Антон болеет, но прогноз хороший, думаю, что все будет в порядке. За собакой присматривает одна медсестра, дома у него никого. Ну ничего, разберутся. Получается, что ты их спас!

Я смутился. Еще и при маме…

— В смысле, он спас? — недоуменно спросила она. — Так, Олег Ильич, хоть вы скажите мне, что случилось вообще, где он жил? Почему вы знакомы?

Пока я пытался в голове сообразить, как бы всё это рассказать близко к правде, но чтобы в психбольницу из обычной не перевели, дед уже начал свой вдохновенный рассказ.

И спустя пару минут мама всё разузнала о том, как я работал простым официантом в кафе, снимал у коллеги комнату одно время, а потом так получилось, что дед-таксист меня подвез, мы разговорились, и он разрешил пожить у себя в одной из комнат, пока я хожу по институтам в свободное от работы время и узнаю о том, как бы мне поступить на одну из кафедр физики, чтобы получить высшее образование… А потом я иду по улице и внезапно слышу голос из люка «спасите, помогите», и зову на помощь, но никто не отвечает, и приходится лезть самому, а дальше кто-то закрывает крышку люка, и целые сутки мы с Антоном Павловичем… Но потом я докричался до людей, чтобы сдвинули люк, героически смог всё же вылезти и вытащил за собой еще и слепого старика. В общем, такого вранья мама наслушалась и поверила. Загордилась.

Когда ее отвлек телефонный звонок Леши, который, наверное, остался дома один и боялся, дед наклонился поближе к моему уху и прошептал заговорщески:

— Я отпустил дамбу. Ее нет.

***

Меня выписали через пару суток, хотя был огурчиком уже на следующий день. Мы с мамой возвращались домой. На выписку приехал Олег Ильич, проведав перед этим Антона — тот начал хорошо есть и ходить. И я тоже к нему заходил пару раз, он постоянно извинялся за ту устроенную библиотеку и всё вытекающее… В общем, мы были живы и более-менее здоровы. Меня это, конечно, радовало, но всё омрачал один факт, о котором я вспомнил, когда мама принялась перебирать мою развешанную на батареях, чтобы высушить, одежду. Она цокала над ее состоянием, а потом добралась до ветровки и сказала:

— Тут в кармане комок чего-то белого, бумаги, что ли… Это что еще…

А это была когда-то салфетка, на которой Соня написала свой номер телефона. А потом цунами с дамбы всё это превратило в мокрый белый комок. Я, сжав зубы, сказал маме не трогать мои вещи, и она встревоженно посмотрела на меня. Цепким взглядом. Наверное, что-то поняла.

На выходе с больницы мы с Олегом Ильичом обнялись на прощание, я пообещал, как буду в этом районе — обязательно зайду в гости. Он еще добавил так многозначительно в конце:

— Не забывай развивать свои таланты, мало ли что пригодится.

И направился к своей старенькой машине, которая заводилась не с первого раза. Мама предположила, что это дед физику имеет в виду, раз я ей неожиданно увлекся. Это было недалеко от истины. И одновременно очень далеко.

Когда мы сели на нужный автобус, я вдруг почувствовал необходимость сказать:

— Ты знаешь, он вообще-то гениальный человек. Наверное, единственный на всей Земле инженер, которому можно было и не учиться, а сразу работать.

Потом, подумав, дополнил:

— Но мне, конечно, поучиться надо.

И сразу отвернулся к окну автобуса, чтобы избежать расспросов. Увидел, что Веркин сидит за рулем, пока не выезжает с парковки, смотрит на меня. Подмигнул улыбающемуся деду.