Измена жене

   В стародавние советские времена каждый советский интеллигент ходил на работу с портфелем. Вот очки и шляпа — это по желанию, а портфель обязательно. Мастеровому незазорно сумку через плечо, или рюкзак, или чемоданчик. Но если ты ИТР, то изволь соответствовать: пиджак, портфель и галстук.
   Пришёл муж с работы, усталый и голодный, прежде, чем поужинать, решил в душе отмокнуть, а портфель оставил в прихожей на тумбочке. Зря, конечно, Павел это сделал. Но что сделано, то сделано. Жена у Павла была женщиной порядочной — порядок любила и любила его наводить. И вот эта порядочная Катя решила навести порядок в портфеле мужа. И в самом мелком, отдалённом, портфельном кармашке Катерина находит конверт без марки, сложенный пополам. В полной уверенности, что нашла заначку мужа, Катя раскрыла конверт и... он выпал из её рук. В конверте был использованный презерватив.
   Катя стояла в оцепенении, ах, да, руки. Кинулась на кухню с мылом мыть руки. Потом вспомнила о детях, они же могут ЭТО увидеть и взять в руки. Кинулась в прихожую: мужниным ботинком подтолкнула злополучный конверт на газету «Советский спорт», поместила эту неоспоримую улику на полку для шляп, чтобы дети не достали. И стала ждать мужа из ванной. К нему у неё было только два вопроса. Первый — риторический: «Что это?» Второй: «Кто?»
Если бы сие событие случилось в наши дни, то тут ей прямая дорога в ФЭС к Галине Николаевне Рогозиной. Та передала бы конверт Ивану Тихонову. Иван бы ватной палочкой для ковыряния в ухе взял мазки с наружней и внутренней стороны презерватива. Сунул бы эту палочку в мультиварку, подключённую к компьютеру, закрыл агрегат крышкой. Мультиварка бы пожужжала, и на экране монитора рядом с фоткой Катиного мужа появилась фотография разлучницы. Либо Нинки, либо Зинки. А может, Гертруда Карловна из бухгалтерии, или техничка Прасковья Ефимовна. Возраст? Какой возраст! 75 лет — самый апогей женской сексуальности. Но не было в то время возможностей Федеральной Экспертной Службы, приходилось только уповать на царицу доказательств.
   Муж вышел из ванной в надежде на чай и ужин. А ему вместо ужина плюхнули перед носом газетку с («О, боже! Я же забыл выбросить!»). И только два вопроса: «Что это?» и «Кто она?»
   Если бы в Катерине был хорошо развит натуралистический интеллект, она бы обратила внимание на метаморфозу красного лоснящегося помидора в зелёный пупырчатый огурец. И всё за каких-нибудь 15 минут. Павел на вопросы не отвечал и молчал как партизан.
   — Хорошо же! Мне ничего не говоришь, в другом месте расскажешь.
   Экспертной Службы в то время не было, но были профком, партком, домком и общественное мнение. Вот во все эти инстанции Катерина и кинулась со своим неизбывным горем.
   Это теперь бы посмеялись, если бы жена прибежала жаловаться на изменщика-мужа в партийный комитет «Единая Россия». А тогда не смеялись.
   Бедный Павел прошёл все круги ада и в профкоме, и в парткоме, и в домкоме, и мимо лавочки с соседками проходил, вжав в плечи голову. Но не сдал свою Монику Левински.
   Жить ушёл к маме. Мама допытывалась:
   — Пашенька, скажи. Маме-то ты можешь сказать, кто она? Если любишь — так женись на ней, раз уж так всё получилось.
   Но и маме он ничего не сказал. С работы уволился, ушёл на другую с понижением. Друзьям перестал звонить. Дети на папку волчатами смотрят. Дочке 3 года, сыну 7.     Сын спрашивает:
   — Папа, почему ты нас предал?
   Ну да, Катерина постаралась. Или тёща. Тёща названивает Пашиной маме:
   — Да простила бы его Катька. Я бы заставила простить. Но пусть скажет имя своей крали. Чтобы знать, кого от Павла отваживать.
   А Паша молчит и не сознаётся. Вот ведь как тайну свою бережёт, значит, любит. А тут ещё и Пашина мама в больницу легла, язва у неё открылась от всех этих волнений.
   Сидит Паша дома один на один с пол-литрой. И тут Димыч припёрся, без звонка, без ничего, но тоже с пол-литрой.
   И под вторую пол-литру расколол Димыч Пашу на признание. Заплетающимся языком поведал Паша Димычу свою страшную и омерзительную тайну. Про то, что в 13 лет даже хотел покончить собой из-за этого, но стало маму жалко. Про то, какое отвращение он сам к себе испытывает, но сделать ничего не может. Про то, что надо бы ему, Паше, обратиться к психиатру. Но даже психиатру он не может сказать, что он такое делает. И нет ему пощады и прощения, и, если есть ад, то гореть ему в аду синим пламенем.
   Но так как Павел был пьян, измучен, мама в больнице, то Димычу он раскрыл свою страшную тайну. Димыч ушам своим не поверил, но потом стал хохотать:
   — Ты чего? Хочешь сказать, что подрочил в презерватив, чтобы штаны не испачкать, а презик сунул в портфель?
   — Ну да! В пепельницу не положишь. И в корзину для бумаг тоже. Прасковья Ефимовна — женщина любознательная. Если бы нашла, тут же бы всех оповестила с тем же результатом.
   — Не, Паша, ты дурак.
   И Димыч поведал застенчивому и стыдливому Паше, который в пионерском лагере ни разу не был, в больнице не лежал, во дворе с мальчишками не разговаривал и даже в армии не служил, а жил с мамой до самой женитьбы, что то, что Паша считает своим мучительным и чудовищным сексуальным пороком, вещь обыденная. Мастурбацией занимаются или занимались 90% парней. Остальные врут, что ни-ни. Либо не врут, но импотенты.
   — Паша, ты дурак. Ты что, не мог сказать своей Катьке, что ты просто подрочил втихаря в презик? У неё что месячные были?
   И тут у Димыча отпала челюсть второй раз.
   — Димыч, она не хочет пока третьего ребёнка. Говорит, не готова ещё раз рожать. Вот разве только через год.
   — Что через год?
   — Ребёнка зачать через год.
   — Паша, вы оба идиоты.
   И тут до Димыча что-то стало доходить.
   — А у Катьки твоей оргазм с тобой был?
   — Ну откуда же я знаю!
   — Точно, идиоты оба.
   Димыч об этой смешной истории рассказал своей Людмиле. Людмила же этот житейский анекдот рассказала всем ушам, до которых могла дотянуться. Через некоторое время обе мамы и сама Катерина знали, что у Паши за краля.
   Пашина мама, сгорая от стыда, бормотала, что в детстве не уследила за сыном, хотя и воспитывала его правильно. Говорила, что прикасаться к этому органу можно, только когда пописать хочешь. Смотрела, чтобы когда он спал, его руки на одеяле лежали. С плохими мальчишками не разрешала водиться. Про волосы на ладонях тоже рассказывала. И про то, что некоторые прикасаются к тому, чем писать надо, а потом с ума сходят и подтверждала это чтением вслух абзацев из книги Роледер Г. "Онанизм". Вот например: „я болен одним из извращений половой жизни — онанизмом. При мысли о нём у меня волосы становятся дыбом. Мне чужда жизнь. Мне противно все до самого себя включительно. Я чувствую, что схожу с ума. Я молю о помощи, но никто из врачей на мой зов не откликается. Со мной всё кончено. Умоляю, помогите другим таким, как я, а их очень много, они все молоды, хотят жить".
   Катина мама, злясь и досадуя, говорила, что не знала, что Катька такая дура.     Сношаться с мужем раз в три года, чтобы ребёнка родить. Конечно, он дрочить будет. Странно, что любовницу не завёл.
   Упрямая Катя бубнила, что всё равно изменял, раз без неё этим занимался. Да, они этим занимались нечасто. Но не раз в 3 года, а почти что каждым месяц, по графику, чтобы не забеременеть. И ей это вообще не нужно. Скучно и противно.
А книги Кона и Свядоща на прилавках не лежали и в библиотеках днём с огнём не сыщешь. Журнал «Здоровье» печатал назидательные статьи про то, что подростка надо отдавать в спортивные секции, чтобы он к онанизму не пристрастился.
А Катя с Пашей помирились. Куда им друг от друга деваться, если два дурака — пара.