Времена года

Начинаю свою новую, не придуманную повесть, о семье про которую мне рассказала жительница из города Старая Русса
Начало повести , уходит во времена далеко до революции

Дом на берегу реки Каменки, на горе , под горой шумит не умолкая речка , она не широкая , и даже не полноводная. Речка говорливая , она все время о чем то советуется с камнями которых полным , полно в ней , ребятишки прыгают по этим камням , бабы полощут белье , все любят сидеть на теплых камнях сунув ноги в холодную воду в жаркий день

Зимой камни не дают речке покрыться льдом и она говорит , говорит , шелестит о чем то своем веками

 На одной стороне деревня , на другой стороне за речкой , вначале прилесок , а потом лес , через час ходьбы, лес становится дремучим. Весной когда просыпается природа на другой стороне речки сначала зацветают подснежники , потом ландыши , а уж после того как лес начинает зеленеть , в лесу появляется разнотравье , Каких тут полевых цветов только нет

Трели соловьёв , кукование кукушки , все это можно увидеть и услышать ранней весной , потом в начале лета .

 Деревня небольшая , домов десять , десять семей , в основном живут одинаково , работают у Ивана , его семья является самой обеспеченной в деревне , у него дом пятистенок , недавно построенный , пять коров , нетели , овцы, кур и уток без счету Семья из шести человек , старуха мать , отец , жена и двое ребятишек погодки Жена на сносях третьим .

 Живут справно , без ссор Нанимают на работу своих же деревенских .Работу оплачивают натурой , яйцо, молоко , редко деньгами Деревня далеко от дорог торговля идет слабо Обычно по осени , продают зерно , или телок , зимой поросят на мясо . Но беды не знают , все у них ладно.

В деревне живут по разному , кто работы не боится живут тоже справно , и на своем дворе работу видят и к Ивану если зовут ходят помогать , у этих селян и дома справные и живность во дворе есть. А несколько семей в деревне , живут в домах , которые того и гляди завалятся и придавят своих хозяев , не стремятся эти хозяева заводить живность или пахать огород , любят выпить , решать чужие вопросы .

 С годами Иван и его семья живут все лучше , облагороженный дом полная чаша , сосед ухаживает за конями , их уже три , семья не справляется с работой и все жители деревни работают на них. В лесу построена заимка , куда Иван приглашает охотиться , там баня на берегу все той же реки Каменки Люди с города приезжают разные , кто на охоту , а кто просто отдохнуть душой ,среди лесов .

 Иван сам уже не хочет заниматься домом, нанят приказчик вся деревня обхаживает его семью. Девки по хозяйству в хате , мужики на дворе , бабы работают по дому , доят коров , да мало ли работ по дому.

Мать и отец Ивана состарились и умерли , осталась жена , которая родила Ивану четверых детей С годами он охладел к своей некогда красавице жене Марфе , которая была вечно занята ребятишками , а при свекре и свекрови занималась домом

 С годами эту обязанность стали выполнять сельчанки , но былую красоту и статность Марфе было уже не вернуть . Так они и жили вроде спокойно , без ссор и скандалов Марфа была хранительницей очага , а Иван нашел себе любовь и счастье на стороне .

 Лет пять назад в деревню приехала семья муж , жена с дочерью , дочери в то время было лет пятнадцать. Они поселились в стареньком доме на окраине деревни , хотели строиться , но при заготовке бревен на дом , главу семейства придавило упавшим бревном , он на месте и скончался , жена потери не пережила , в сорок дней скончалась и она . Осталась девочка с красивым именем Анфиса одна. Девочке было пятнадцать лет , она не знала как ей жить в деревне .

 Иван по доброте душевной сначала посылал к ней свою старшую дочь , то хлеба отнести , то молока , они были одного возраста , но в один из дней , зимой решил зайти и посмотреть сам, как живет одна девушка . На улице было морозно , в доме было холодно , здесь Иван решил проявить свое участие , он помог Анфисе дровами , так незаметно для себя стал захаживать к ней ежедневно

 Она сначала стеснялась его , а потом так получилось , что Анфиса стала его ждать она выглядывала в окошко по несколько раз и с трепетом ждала появления Ивана. Ивану в то время было уже сорок пять лет. Он и сам привык к Анфисе , и обманывая себя всем говорил , что она стала ему как дочь До поры до времени никто на этом внимание не заострял.

 Однажды Иван зашел к Анфисе , и застал там своего сына , который был чуть моложе Анфисы. Сын Матвей и Анфиса весело смеялись разговаривая о чем то . И червь сомнения начал точить Ивана Он вроде и не злобный по натуре придирался к жене и детям ,особенно к Матвею.

 Решил для себя не ходить больше к Анфисе , держался месяц , дел было много на заимке Но здесь наступила весна , она дурманила голову , проезжая на лошади мимо ее дома он увидел ее у колодца , она стояла тоненькая, с русой косой, которая спускалась из под платка до пояса .

 Иван не выдержал , оставил лошадь на привязи у дома , зашел во двор , подхватил ведра у Анфисы и занес их в дом , она молча шла за ним Зашел в дом, воду вылил в кадушку , повесил коромысло , развернулся и наткнулся на Анфису , девушка стояла сзади его. Иван сам не понимая как так получилось схватил Анфису в охапку , она была легкая как тростиночка и отнес ее на кровать , девушка от неожиданности расслабилась , она молча принимала его ласки и поцелуи , не отталкивала его , только ее зеленые глаза как у кошки светились в темноте.

Его поцелуи и ласки возбуждали ее , она отстранив его начала раздеваться Иван встал закрыл сени на засов , когда он вернулся Анфиса стояла перед ним нагая , ее колотило то ли от испуга , то ли от желания .

 Иван прикоснулся к девушке , в тишине услышал как ее зубы выбивали дробь он распустил ее косу обцеловал ее плечи и дотронулся до маленькой груди ,прислонился к ней губами , жажда насладиться этим молодым нетронутым телом взыграла над разумом, он повалил ее на кровать , не смотря на ее сопротивление овладел ее

Он забыл сколько ему лет , забыл сколько ей лет . Жажду владеть ее телом ему было не утолить , он сползал с нее и вновь каким то образом был на ней Иван потерял время , он не мог оторваться от девушки , в очередной раз сползая с ней он заметил , что Анфиса плачет .

 Этого его душа не могла вытерпеть , он целовал ее мокрые щечки , глаза с большущими ресницами , клялся и божился ей , что он любит ее и конечно не бросит Что ему с ней очень хорошо , что он не чувствует своих лет .Что жену свою он никогда не любил , женили их родители . Под утро они уснули , он не давая ей свободы , заключил девушку в свои объятия обвив ее руками и ногами .

 Проснулись они от стука в окна и двери Иван сразу понял что стучит кто то с его семьи , подумал , что допустил оплошность, коня оставил у входа во двор . Конечно сразу возникли подозрения , где хозяин. Но несмотря на стуки ,он решил дверь не открывать . Через какое то время стуки прекратились , в тишине было слышно стук сердца Анфисы. Девушка испуганно думала , что же ей теперь делать , на деревне все на виду , скорее всего ей теперь проходу бабы не дадут

 А Иван беду девушки не понимал он решил остаться сегодня с ней на весь день и ночь ,мужчина никогда не испытывал таких чувств , какие испытал этой ночью До этого времени он считал , что он уже состарился , и никакие соблазны и страсти ему не грозят

 Этой ночью он пережив бурю эмоций , помолодев лет на двадцать , уже не хотел возвращаться к своей прежней жизни , скучной , однообразной, с женой ,
которая стала приложением к дому и детям Иван впился губами в губы Анфисы обхватил ее своими руками, боясь даже на минуту отпустить от себя ее хрупкое тело Так они и уснули в объятиях друг друга Иван осознанно понимающий , что произошло , а Анфиса подчинилась произошедшему с ней , не осознавая последствий Но и не сожалея о том что произошло .

Марфа вся извелась, конь мужа Ивана стоял привязанный около дома приезжей сироты. Что с ним могло случиться, жена не понимала. Она прокручивала последние годы их жизни с Иваном. Дома он почти не бывал: то на заимке, с охотниками, если дома, то с приказчиком, инспектировал хозяйство. Марфа забыла, когда он последний раз называл её по имени, всё: «Эй, да! Подай!».


А она кружит, кружит сутками по дому, блюдёт хозяйство. Ей не отказывал муж ни в чём, она могла купить, что хочет, и себе, и детям. Наверное, все так живут, думала Марфа. Ей в голову закрадывалась мысль, что у Ивана другая, но повода не было, а уж представив сироту худущую с огромными глазами и косой, она даже сплюнула.

 Нет, конечно, какая глупость, разве Иван сможет поменять её, раньше первую красавицу в деревне, на какую-то приблудную тщедушную девчонку? Но Ивана не было и день, и два, коня привели, поставили в стойло. И вот на третий день Иван белым днём вышел из избы сироты, вышел как ни в чём не бывало.

Сама Марфа этого не видела, но девки-работницы доложили, что воду носил и дрова ей в дом. Марфа оцепенела, она не верила. Девчонка совсем ещё ребёнок, ровесница их старшей, как же он мог, не кобель же он? Столько лет прожили вместе, женились по договорённости, обручены были детьми. За ней было громадное приданое, на котором семья и поднялась. Мысли в голове путались, и она ждала, что ей скажет муж.

 Он вошёл в избу, как ни в чём не бывало, на её пристальный взгляд глаза отвёл. Не объяснил, где был, а сел за стол, попросил обед. Марфа в горячах стукнула девку, которая собирала на стол, накричала на дочь. Ей хотелось в этот момент выть и вцепиться ему в волосы.

 Но она, сдерживая себя, помогала собирать на стол. Успокаивая себя, Марфа твердила, что всё враньё, и вот он уедет, а по его глазам она поняла, что он уедет, она сходит к этой вертихвостке и узнает, что к чему. Приняв такое решение, Марфа успокоилась, буря в её душе улеглась до поры и времени.

Обед прошёл молча, сын спросил, где был отец, но, получив подзатыльник, замолчал. Встав из-за стола, Иван перекрестился на образа и сказал, что он уезжает на заимку, ждёт гостей.

Марфа ждала, скорей бы он уехал. Ей не терпелось узнать всю правду. Муж набрал всякой снеди, с собой грузил в мешки. Раньше Марфа на это не обратила бы и внимания, но сейчас она подумала, не сироте ли все это будет сгружено. Муж пришел, не поздоровался и уехал, не попрощался.

 Сел на лошадь, двор за ним закрыл конюх. Марфа была на пределе, ей хотелось сразу бежать за ним вдогонку и увидеть все своими глазами: проедет он мимо или сгрузит все сироте во дворе. Но все же, сдерживая себя, она принялась гонять девок по дому, находила им все новую и новую работу. Темнело.

 Марфа оделась и тихонько, от посторонних глаз, выскользнула из дома. Она бежала бегом к дому приезжих, бегала вокруг дома, стучала в окна, двери, кричала, пока в изнеможении не завалилась в снег обессиленная. Марфа поняла: в избе никого нет. И тут она поняла, они уехали вместе на заимку, от посторонних глаз. В ее голове мигом созрел план. Она вернулась к себе домой, взяла спички, как в тумане пошла обратно к дому сироты.
 
В деревне били во все колокола, горел дом приезжих, в доме должна была быть девчонка-сирота Анфиса. Но ее не спасли. С пожарища все расходились унылые, женщины плакали, жалко сироту, такая судьба – сгореть заживо. Марфу нашли без сознания у своего дома, у нее была горячка, она порывалась тушить дом, звала к себе детей, каялась в грехах.

 Дочь вызвала врача и священника, оба осмотрели больную, врач сказал: у больной воспаление, она долго лежала на снегу, а батюшка отслужил у больной службу.

Иван ничего об этом не знал. Он погрузил снедь и, как они с Анфисой договорились, заехал за ней, забрал ее, и они уехали на заимку. Они погрузились в свое счастье. Иван не мог насмотреться на свое маленькое чудо, как он называл Анфису. Не мог надышаться на нее, он сам готовил, подавал ей все в постель, не сводил с нее глаз.

Так прошло две недели. Продукты, привезенные на заимку, подходили к концу, влюбленные понимали, что нужно заниматься делами.
В один из дней Иван решил поехать в деревню посмотреть, как там дела. Анфису решил оставить на заимке, ведь он ненадолго, одним днем. Они долго прощались при расставании, Иван уходил и снова возвращался, Анфиса выбегала на улицу снова и снова целовала своего любимого. Ну и наконец он уехал.

Подъезжая к деревне, Иван заметил, в морозном воздухе появился неприятный запах пожара. Чем ближе он подъезжал, тем более явно был запах. Обеспокоенный Иван въехал в деревню, увидел, что дома Анфисы нет, он сгорел дотла. Иван слез с лошади, обошел пепелище вокруг, в голове крутились моменты отъезда, печь не топилась, все было нормально, когда они уезжали с Анфисой.
 С неясными смутными сомнениями Иван двинулся к своему дому.


Дома его ожидала неприятная картина: жена лежала без сознания, дети как могли справлялись с хозяйством. Уехать на заимку он не смог ни в этот день, ни в ближайшее время. Иван понял, что он совершил непоправимую беду для всех. Но обратной дороги от этой беды не было.

 Первым делом надо было вылечить жену, а потом думать об остальном. Марфа поправлялась медленно. Иван сидел с женой, вызывал ей докторов, присматривал за детьми. Изредка уезжал на заимку, возил продукты Анфисе, делал ей покупки, так как вся её одежда сгорела. Иван все так же трепетно относился к девушке, оберегал от злословий и утешал её, что все напасти временные, жена поправится и все встанет на свои места. В деревню Анфисе идти было некуда, она была в западне.

Время шло. Вот уже проталины появились на снегу, наступала весна, прогоняя зиму. Ночами еще были морозы, а днем солнышко начинало припекать. С крыши капало, сосульки переливались всеми цветами радуги. Практически девушка длительное время была одна, и она еще даже не знала, что в деревне её похоронили и оплакали.

Ведь никто её не видел после пожара. Иван ей сказал, что дом сгорел, но причину пожара так никто и не знал. Да и не интересно это было никому. Анфиса стала замечать, что ей не очень хорошо по утрам, её тошнило, но к обеду проходило.

 В очередной раз, когда приехал Иван, Анфиса ему пожаловалась, что она себя очень плохо чувствует. Иван был усталый. Живя на две семьи, он в последнее время уставал и каждую минутку экономил для сна. Анфиса ему сказала о своей болезни, но он заснул и не расслышал.

Сказка первых любовных отношений осталась позади, наступили суровые серые будни, но это, конечно, Анфису не пугало. Её начало пугать его безразличие, она не понимала, что он уставал, ей казалось, что он теряет к ней интерес.

 Весна вступала в свои права. На берегу Каменки появились первые подснежники. Анфиса, оставаясь одна, подолгу гуляла по берегу реки, собирая подснежники и думая, как ей дальше жить. Она не обвиняла Ивана ни в чем, в том, что случилось, была и её вина. Она год жила одна, у неё не было опоры, родных. Все случилось спонтанно, с её стороны не было корысти, она в то время не знала ничего об отношениях мужчины и женщины. И теперь ей казалось, что Бог наказывает её за то, что она рушит семью.

Иван каждый раз возвращался на заимку с подарками для неё. У неё была куча красивой одежды, она была нарядная, как кукла, но ей от него не хватало главного – внимания. А Иван, разрываясь на две семьи, мечтал, что скоро все закончится, жена поправится и все пойдет как раньше. Несомненно, он любил молоденькую, хорошенькую Анфису. Но все же возраст делал свои коррективы в отношениях.


Для Анфисы её неуслышанная жалоба о здоровье была громадной обидой. Она больше ничего не говорила Ивану, она просто решила от него уйти. В очередной раз, когда его не было, она собрала себе самое необходимое в мешок и пошла куда глаза глядят. Она знала, что дом её сгорел, и идти-то ей в общем некуда, но жить, как ей думалось, когда тебя не замечают, обиднее всего.

 Она шла и шла по дороге в глубь леса, куда глаза глядят, как вдруг навстречу ей выскочил волк. Он был поджарый и голодный. В руках у девушки, кроме палки, ничего не было. Она кричала, отбивалась от волка как могла, но силы были неравны.

В последний момент, когда волк хотел вгрызаться ей в горло, он вдруг всей массой осел на Анфису, заливая своей кровью её лицо. Девушка была в ужасе. Волк, хоть был и голодный, но матерый, тяжелый, и Анфисе из-под него было никак не встать.


Здесь ей на помощь пришел мужчина с ружьем, видимо, он волка и застрелил. Сбросив волка в сторону, мужчина помог девушке подняться. У Анфисы началась истерика от испуга, по сути она уже прощалась с жизнью.

Анфиса кричала на весь лес, ее истерика длилась долго, но мужчина ее не утешал. Он стоял и смотрел на нее. Когда она немного успокоилась, он спросил: — Откуда она здесь, в глуши? Но сил у девушки рассказывать не было. Мужчина помолчал, повернулся и пошел.

 Немного еще помедлив, испуганная произошедшим, Анфиса встала, вся окровавленная и кровью волка, и своей кровью. Волк ее поранил, вырвал несколько кусков и покусал. Но превозмогая боль, она пошла за мужчиной. Оставаться в лесу одной ей было уже страшно.

 А мужчина шел, не оборачиваясь, не обращая на девушку никакого внимания. Так они подошли к незнакомой деревни. Анфиса была не местная, что за деревня она не знала. Деревня была небольшая, как и та, в которой она жила, только еще глубже в лесу. При входе в деревню на дороге мужчина остановился, дождался покусанную, окровавленную девушку. Анфиса шла из последних сил.

 Оглядел ее с ног до головы, махнул рукой, чтобы она шла за ним. Подвел ее к маленькому домику, который врос в землю, над домом стояла, возвышаясь, вековая ель. Мужчина постучал в окно, из двери вышла бабка — страшная и старая. Он подошел к ней и приказал бабке заняться пришлой, уходя сказал: — Ее покусал волк, вдруг бешеный. Не оглядываясь, пошел дальше. Анфиса осталась в недоумении, бабка недоверчиво ее осматривала со стороны.

 Анфиса села, стоять она уже не могла, бабка ворчливо приказала идти за ней в дом. Девушка с испугом пошла сзади старухи. В сенях было навешено много пучков с травой, в помещение, куда они вошли, тоже. Бабка, как и мужчина, что ее привел, была не многословна.

Кивком головы приказала раздеться, испуганная Анфиса не знала, что ей делать. Тогда бабка противным голосом завизжала на нее, оповестив, что если не промыть раны и не принять отвару, если волк бешеный, жить ей недолго. Это немного успокоило девушку, и она принялась раздеваться.

 Бабка оглядела Анфису с ног до головы, спросила: — Непраздная? Анфиса растерялась, не понимая о чем речь, бабка переспросила ее: — Тяжелая? Анфиса молчала, бабка принесла чугун с водой, вылила в него какое-то зелье с бутылки и начала промывать укусы, что-то шепча при этом.

 Это продолжалось долго. Потом старуха принесла какое-то питье и дала Анфисе выпить. Выпив то, что ей дала бабка, Анфису потянуло в сон, она, как была раздетая, так и уснула, а бабка еще долго колдовала над ее ранами.

 Сколько спала Анфиса, не знает, но когда проснулась, бабка опять что-то колдовала у печи. Увидев, что девушка проснулась, бабка молча кинула ей какой-то балахон, который Анфисе пришлось надеть. Бабка опять дала ей какой-то отвар, и Анфиса опять уснула.

 Иван на всех порах мчался к любимой на заимку, он накупил ей гостинцев, красивых вещей, и предвкушал, как Анфиса будет рада. Жена потихоньку поправлялась, и он хотел в этот раз подольше быть со своим молоденьким чудом. Уже при въезде он кричал ее, но двор его встретил тишиной.

 Вбежав в дом, он думал, что Анфиса спит, не услышала, что он приехал. Но в доме не было никого, видно было, что девушка справлялась, раскиданная одежда указывала на это. Иван сел, не понимая ничего, куда могла деться любимая? Он вышел на улицу, обошел вокруг заимки, но следов девушки не нашел. В недоумении он зашел опять в дом, но там, кроме брошенных вещей Анфисы, не было ничего. Иван, обхватив голову руками, долго сидел, его горю не было предела.

 Он решил доехать до деревни, утешая сам себя, Иван подумал, мало ли, Анфисе что-то понадобилось, и она пошла в деревню. Всю дорогу он гнал коня, но где искать Анфису в деревне, бегать спрашивать про нее, он не мог. Вернулся домой, сам не свой, сразу постаревший и сникший от произошедшего.

Анфиса несколько раз просыпалась, ей старуха давала пить, и она опять засыпала. Ей чудились или слышались какие-то разговоры, но когда она просыпалась, сказать точно, было ли это на самом деле или сон, она не могла. Раз четвертый или пятый она проснулась. Анфиса не знала, сколько прошло времени, она не понимала.

 Старуха сухим своим противным, писклявым голосом велела ей вставать. Анфиса осмотрела места, где ее покусал волк, и где вырваны были куски, но раны идеально затянулись, можно сказать, их уже не было. Анфиса встала, чувствуя прилив сил, ее слабости как не бывало.

 Старуха собрала на стол еду и пригласила Анфису. На столе стояли разные блюда, было видно, что бабка себе ни в чем не отказывает. Посадив девушку за стол, она проскрипела, что знает, как ее зовут: — "Анфиса". Удивленная девушка молчала. Старуха, продолжая, сказала, что ее зовут Саломония .

 Немного погодя повторила заданный ранее вопрос: — Тяжелая? Анфиса не понимала этого слова, тогда бабка напрямую спросила ее: — Кто обрюхатил-то? Девушка подавилась, она непонятным взглядом глядела на бабку, старуха смотрела на нее: — Голуба, да ты не знаешь, что ждешь дитя? Анфису бросило в пот.

 Конечно, она и не подозревала, что носит ребенка. Бабка ее успокоила, она поведала, что на нее обратил внимание староста, и она будет жить у него. Анфиса расплакалась, старуха рассердилась на нее, ей выпала такая честь быть вместе со старостой, уважаемым человеком, а она кочевряжится.

 Еще несколько дней она побудет здесь, а потом ее заберут, пока брюхо еще не видно. Она предложила Анфисе: — А сама-то хочешь этого ребенка, а то ведь его можно и убрать. Анфиса ничего не отвечала, она только плакала. Старуха плюнула и вышла, оставив девушку одну в своем горе. Прошло несколько дней. Эти дни Анфиса провела в смятении, она не хотела жить ни с каким старостой, она не хотела ребенка, она хотела убежать, но боялась, зная теперь, что в лесу много волков и медведей.

 На четвертый день в старушечью избу пришли пять человек, мужчин. Они принесли белые одежды и белый головной убор — убрус. Анфисе велено было одеться, и ее проводят в дом жениха. Девушку одевала старуха Саломония, одежды были не первой свежести, ей заплели две косы и одели на голову убрус.

 Девушка была в какой-то прострации, она была как будто немного не в себе, вспоминая потом это ,девушка думала ,что ей подлили какого то зелья. Анфису вывели на улицу и повели вдоль улицы, где у каждого дома стояли люди и рассматривали свадебное шествие. Надо отметить, женщин в деревне было мало, основное население — мужское.

Девушку подвели к большому дому с большим двором, там было несколько собак. Их не было видно, но было слышно, как они лаяли. Анфису ввели в дом, при входе какая-то женщина на ее головной убор накинула платок и прошептала ей на ухо: «Теперь без платка ходить нельзя, грех».

Ее и бородатого мужика посадили рядом за стол, кругом уселось много мужчин. Одного она узнала — это тот, кто привел ее в деревню. Пили мало, пели песни, женщины — их было человек пять — прислуживали за столом. Сидели до вечера, раза два их заставляли целоваться. Его борода набивалась ей в рот, и Анфису от этого тошнило.

 Наступил вечер, гости разошлись, женщины убрали избу и ушли тоже. Мужик с бородой, имя которого Анфиса даже не знала, подхватил ее на руки и потащил на кровать. Она сопротивлялась, он рвал на ней одежду, она кусала и царапала его, но он был крепок, как медведь. Несколько раз ему удавалось уже завалить ее в кровать, но она опять выскальзывала.

В конце концов ему, видимо, надоела эта борьба, и он отвесил ей оплеуху, от которой она свалилась. Анфиса осталась практически голая, вся ее одежда была разорвана на лоскутки. Он подмял ее под себя и завладел ею, при этом охая и ахая от удовольствия. Укротив свою похоть, он слез с нее и захрапел. Анфиса, оглушенная, лежала рядом и плакала тихо, чтобы не разбудить этого монстра.

Анфиса проплакала всю ночь, она уснула только на рассвете. Даже не уснула, а впала в забытье. Проснулась от того, что её кто-то тормошит, и лезет на неё что-то противное, ужасно пахнущее. Она спросонья отпихивала это чудище, отмахивалась от него, но чудовище оказалось её новоиспечённым мужем.

 Он с утра захотел ласки и супружеских обязанностей. Анфиса понимала, что ей с ним не справиться. Она молча вытерпела все его посягательства, пытаясь хотя бы отвернуться. Потом чудовище опять захрапело, а Анфиса уже спать не смогла, она хотела встать, но надеть ей было нечего: вся одежда изорванная лежала грудой у кровати.
 
А в доме началось какое-то движение, там кто-то ходил, тихонько разговаривали, брякали, вроде смеялись. Животное, которое истязало её, начало просыпаться, оно зевнуло, присело в кровати, оглядело Анфису, потрогало своей шершавой рукой синяк на лице, опять засмеялось.

Видимо, ему всё это нравилось. Встал, он был ужасен: крупное тело, короткие ноги, борода на широком лице, глаз почти не видно. От увиденного Анфиса содрогнулась, ей подумалось, лучше бы её загрыз волк.

 Он встал и ушёл, оставив девушку одну, без одежды. Послышался разговор, потом он вернулся, бросил ворох одежды и опять ушёл. Анфиса встала, осмотрела одежду, она вся была новая, по размеру чуть больше той, что носила она. Она выбрала платье, кофту, платок на голову, помнила, что сказали вчера: без платка грех.

Оделась и вышла в горницу. Там сновали три молодые женщины, собирали на стол, готовили, видимо, в доме. Она вышла, не понимая, что ей начать делать. Но её муж приказал молча наблюдать за девками ,если ,что не так говорить ему . Делать  ей ничего не надо. Потом сели обедать – она и он, женщины прислуживали.

Аппетита у неё не было, её, как всегда с утра, подташнивало, она поклевала чуть-чуть. Зато у мужа аппетит был отменный, он что ни ел, половина оставалась у него на бороде, с бороды валилась еда, текло, если он пил.

 Этого Анфиса вынести не могла, её стошнило, она прикрылась полотенцем для рук. Потом он, как Анфиса поняла, собрался уходить, здесь она не выдержала. Она встала в дверях, преграждая ему путь с требованиями объяснить ей всё. Но названный  муж отстранил её и ушёл.

 Как только он ушёл, женщины наперебой стали ей всё объяснять: зовут её мужа Ермил, он давно стал вдовцом, жена умерла при родах, тяжелые были роды, ребенок крупный, даже Саломония не помогла. Женщин в деревне мало, вот её и привёл Макарий с леса для старейшины. Одежда эта вся от жены Ермила осталась. Ей надо успокоиться и жить, а Ермил её не обидит.

 Анфиса показала синяк на лице, но женщины в голос сказали: «Бьёт, значит любит». Делать ей ничего не надо в доме, только слушать мужа. Если ей скучно, она может выходить на улицу и гулять, это можно. Анфиса слушала молча, цена за эту жизнь – ежедневно два-три раза в день терпеть Его в постели.

 Ей однозначно этот вариант не нравился: всю жизнь быть женой этого монстра. Но выхода она пока не видела. Если бы она знала все это наперед, разве она бы ушла от Ивана, которого полюбила, зная, что и он ее любил?

Иван враз состарился, он осунулся, и его перестало интересовать все: хозяйство, дети, заимка. Он перестал охотиться, отказывал людям, которые приезжали, или отправлял с ними приказчика. Жена поправилась, и жизнь в доме под ее руководством потекла в прежнем русле.

 Между собой они не разговаривали, но и отношений не выясняли. Для Ивана жизнь зашла в тупик, для Анфисы тоже: она медленно угасала, живя под одной крышей со своим мужем Ермилом, который видел в ней только утеху своих похотей. Он с ней не разговаривал, не советовался, радовался, видя, как прибавляется ее животик.

Анфиса ходила последние дни беременная, Ермил покоя ей не давал ни утром, ни ночью, что он делал днем, было загадка. Все мужчины деревни днем пропадали. Женщины оставались одни. После того как справлялись со всеми своими обязанностями по дому, все выходили гулять на деревенскую улицу.

 Лузгали семечки, о чем-то сплетничали, кому-то перемывали кости. И только Анфиса была вне конкуренции: ее опекали, накрывали, если было холодно, расчесывали ей косы и по утрам спрашивали, что бы она желала искушать.

 Анфиса не могла никак понять, почему к ней такое отношение. Несмотря на все привилегии, ей тошно было находиться в этом доме, особенно по утрам обедать с мужем. Смотреть на его вечно засаленную грязную бороду и лисьи бегающие глаза.

 За это время он ей не сказал и десяти слов, честно говоря, девушка не понимала, почему он староста деревни. Она часто навещала Саломонию, та наблюдала за ее здоровьем. Много Анфиса задала бабке вопросов, но ответов не получила.

 Бабка поджимала губы и как будто не слышала ее вопросов. Но чувствовала настроение Анфисы, как свое. Не раз девушка думала уйти от своего мужа, бабка каким-то образом чувствовала это. Она рассказывала, сколько народу сгинуло у этой деревни: лес дремучий, много волков, медведей и лис, встречаются рыси.

Желание убегать сразу пропадало, Анфиса теперь думала о ребенке. Часто она задумывалась о своей судьбе: жила она неплохо, в достатке, была хорошо одета, хорошо ее кормили, ухаживали, но взамен ей приходилось расплачиваться своим телом, которое, что ни ночь, брали силой, не по одному разу. Анфиса считала Ермила больным .

 Душевнобольному Ермилу нравилось ее бить перед тем, как он ложился спать с ней. Он несколько раз обязательно делал ей больно, бил плеткой или рукой, почти всегда это был синяк на теле или на лице. Когда она жаловалась Саломонии , та отвечала, что на все Божья воля. Бог даст, Ермил одумается, если она родит ему сына.

 Однажды Анфиса рассердилась, она стучала по столу и выговаривала старухе: «Кто бы ни родился — это не ребенок Ермила», на что старуха парировала: «Все дети Божьи, и ее ребенок тоже, поэтому Бог выбрал ее женой Ермила». После этого целую неделю Анфиса к старухе не ходила.

Девушка давно хотела проследить, куда же уходят по утрам мужики, но сейчас она уже не могла этого сделать, ее живот мешал ей. С женщинами Анфиса не сблизилась, подарков они не принимали, ее не жалели, а наоборот завидовали, и даже ей иногда казалось, что они с радостью замечают ее синяки.

 Последнее время ходить стало совсем тяжело, хотелось больше лежать от нечего делать, она училась вязать, шерсть ей приносили бабы, что были в услужении. Сначала у нее не получалось, но с каждым разом вязала она лучше, это отвлекало от дурных мыслей, в это время она могла думать о чем хотела. Больше всего она думала об Иване, вспоминала время, когда они были вместе, ругала себя за то, что ушла от него. Где та деревня, никто не знал. Несколько раз Анфиса пыталась навести справки у здешних женщин.

Иван постарел совсем, а жена ходила на сносях пятым ребенком, как так получилось, она и сама не знала. За Иваном глядела в оба, но девчонка, сирота, с тех пор как сгорел дом, пропала, и ее мучал этот грех. Она частенько думала, что девочка сгорела в том пожаре. Тогда она щедро давала подаяние и молилась, каясь в своих грехах.

И здесь грянула революция. В деревне Ивана все покатилось в татар-тара-ры. Ивана с женой раскулачили, отобрали лошадей и коров, хотели выселить с дома, но потом передумали, дома в этой деревне у всех были справные. Теперь вся семья работала в общине, как и все, за трудодни. Иван относился к этому по-философски, а жена скрежетала зубами, советскую власть она не терпела.

С утра Анфиса не могла встать. Ермил мучил ее тело, несмотря на то, что она ему сказала, что вот-вот родит. Он, как не слышал, кряхтел и делал свое дело, охал и крехал от удовольствия, мял ее своими потными руками. Анфиса еле смогла вытерпеть эти пытки. Потом, как ни в чем не бывало, встал, велел вставать Анфисе обедать и ущел.


 Анфиса еще раз попробовала встать, обнаружила на кровати мокрое пятно, и это ее разозлило. Она подумала, что у мужа недержание, вызвала девку, чтобы она убрала. Девка начала убирать и завизжала: «Ермил, Ермил, она рожает!»

Анфиса подумала, что девка не в себе, но здесь весь дом пришел в движение. Кто побежал за Соломонией, муж решил остаться дома. Но Анфиса не чувствовала ничего, спросила, с чего они взяли, что она рожает. Оказывается, на постели было много крови.

Прибежала Саломония с травами, припарками, отварами. Анфису уложили опять в кровать. Саломония дала ей питье. Часа через два у женщины начались схватки и роды. Анфиса орала нещадным голосом, с каждым разом интервал болей все уменьшался, после чего все слилось в один напрягающий болевой момент, после чего закричал ребенок.

Родилась девочка, муж был недоволен, ему нужен был мальчик, со злости он побил всю посуду, несколько раз хватал плетку, чтобы ударить и Анфису, но при бабке не смел. Было слышно, как старуха уговаривает его, что следующий, если он постарается, будет сын, а если он ее сейчас покалечит, у него не будет никого – ни жены, ни сына. Это успокоило Ермила, и он даже принес Анфисе попить.

Девочку назвали Ариной, она была хорошенькая. Анфиса про себя решила, что похожа она на Ивана. Жизнь продолжалась, у них в деревне никто не знал, что власть давно сменилась. Деревня жила по старому укладу.

За зимой наступала весна, за весной — лето, за летом — осень, за осенью опять зима. Который раз по кругу начинался цикл времен года, менялась погода, только жизнь Анфисы не менялась. Ермил все так же был жаден до ее тела, теперь, когда она уже не была с животом, он мог всю ночь не слезать с нее.

 После такого истязания Анфиса болела, ей давно хотелось покончить с собой, так был противен ей Ермил. Но она боялась теперь за доченьку, которая была очень хорошенькой и умненькой. Ее девочка никому здесь не станет нужна, если ее не будет. И она терпела идиота Ермила, сносила его побои, которые не сходили ни с лица, ни с рук.

 За ней так же ухаживали, ничего не давали делать в доме. Она могла свободно гулять с дочкой Ариной. Анфиса пристрастилась вязать, она вязала себе, дочке и всем, кто просил или приносил шерсть. Время за работой проходило быстрее, да и не хотела она здесь ни с кем разговаривать, только со своей девочкой, доченькой. Так прошло еще года два.

Как-то в дом пришла бабка Саломония, она намекнула Анфисе, что та должна родить своему мужу сына, иначе у нее отберут дочь, а ее выгонят из деревни. Сын нужен для продолжения рода. Надо стараться, раз первый раз не получилось. Анфиса не хотела от Ермила никаких детей, да и какие дети от этого недочеловека?

 Стала она думать, куда все мужики уходят днем, может, это в другую деревню? Предупредив няньку, что она идет к Саломонии, Анфиса решила проследить, куда они уходят.

Вышла следом за ними и пошла за деревьями, шли они долго по протоптанной дороге в глубь леса. Вышли к углублению в земле — «шахте», куда мужики стали спускаться по очереди. Видимо, они занимались добычей, только чего? Потихоньку Анфиса вернулась в деревню, никто не заметил, куда она отлучалась.

А Анфиса решила искать тайник дома, ведь что бы там ни вынимали из земли, хранили это дома. Ночью в доме они оставались вдвоем, еще дочка. Надо у Саломонии взять травы или отвар, чтобы муж спал крепко, а она обследует дом. Беда в том, что Саломония в руки не давала ни отвары, ни травы.

В это время Иван с женой Марфой, имея тоже ребенка, мальчика чуть помладше, чем Арина, всего детей у них было пятеро. Работали не покладая рук. Старшие дети помогали в семье. Этим и жили, может быть, хуже, чем раньше, но не хуже всех. Только Марфа вечно всем была недовольна, в деревне ее недолюбливали.

В деревню приехали две подводы с красноармейцами, собирали по избам зерно. Собрали мало, какое зерно у бедняков. Подъехали к избе Ивана с Марфой, как обычно зашли, зачитали бумаги. В Марфу, как черт вселился, она накинулась на красноармейцев, вцепилась в одного из них, не оторвать. Стоявший рядом красноармеец выстрелил.

 Тяжело раненая Марфа упала, случился конфуз. Военные быстро забрали зерно и уехали, оставив Марфу лежать во дворе. Иван с детьми перенесли ее в дом, вызвали врача, но рана была тяжелая, постепенно Марфа угасала. Решили вызвать батюшку, где, каясь в грехах, она рассказала, как подожгла дом сироты, которая в доме и сгорела.

Один Иван знал, что этого не было, но сказать этого не смог. Вскоре Марфа скончалась, оставив Ивана с детьми. Марфа была хорошей хозяйкой, поэтому привыкать мужу без жены, да еще с пятью детьми было тяжело.

Анфиса думала, как ей взять у Саломонии травы или питья для сна. Она снадобье свое просто так не раздавала, приходила сама, на месте варила или наливала, но все делала сама. Стала Анфиса ходить к Саломонии почаще, да все присматривалась, где и что у нее лежит или весит. Замечала, спрашивала ненароком, но бабка не всегда отвечала.

Однажды Анфиса схитрила и пожаловалась, что Арина, дочка, спит плохо, плачет ночью, Ермил сердится. Услышав это, бабка Саломония сразу приготовила отвар, дала его молодой женщине, рассказала, как давать. Анфиса еле дождалась вечера, отвар влила в вино, которое пил Ермил, спустя некоторое время он заснул мертвецким сном.

Не теряя времени даром, Анфиса осмотрела весь дом, но ничего не нашла. Кроме одной двери, которая была заперта двумя громадными замками. Где ключи, она не знала. Проверила всю одежду, ключей не было. Было обидно, что ничего она пока не нашла, но зато эту ночь ее никто не бил, не ломал ее тело. Анфиса во что бы то ни стало решила найти ключи, а сейчас тихонечко легла рядом около мужа.

Анфиса была рада передышке, благодаря зелью, которое с таким трудом ей удалось получить от бабки Соломонии. Она каждый день добавляла зелье в бокал с вином Ермилу. Он спал как убитый, Анфиса немного отдохнула от его притязаний, у нее прошли синяки на лице и теле. Утром Ермил глядел на нее подозрительно, но ничего не говорил.

 Так прошло две недели. У Анфисы к Соломонии было много вопросов, но задавать их было бесполезно. Почему именно Ермил был старостой в деревне, ведь были более достойные мужчины? В деревне не хватало женщин, почему ее не отдали в жены кому-то другому, почему, будучи без жены, ее не взял в жены Матвей, что спас ее от волка? И все же чем занимаются мужчины деревни, что они добывают из земли?

 Вопросы были, но ответов не было. А снадобье подходило к концу, Анфиса знала, что больше Саломония зелья ей не даст, и решила присматриваться, какие травы где и как называются. Но Саломония была скрытной, разговоры переводила, тогда Анфиса решила научить дочку Арину спросить.

 Они с дочкой стали ходить к Саломонии каждый день, девочка спрашивала у старушки про травы, видимо, от ребенка Саломония подвохов не ожидала, отвечала ей и показывала травы. Так Анфиса узнала, из какой травы изготавливают зелье, чтобы человек спал.

 Анфиса ходила по лесу и собирала травы для приготовления этого зелья. Попутно она смотрела, везде искала ключ, но днем в доме находились женщины, которые негласно следили за Анфисой и ее дочерью.


Наконец, Анфиса собрала все травы, решилась приготовить отвар, незаметно взяв котел, вышла в лес и приготовила там его. Остудила и разлила по бутылкам. Все устроилось в лучшем виде: сегодня кончился отвар старушки, а на следующий день она Ермилу дала свой. Только все пошло не так.

Ермил, выпив отвар с вином, приготовленный Анфисой, сначала побледнел, потом покраснел и упал, пока шел в спальню. Анфиса испугалась, побежала за бабкой Саломонией, но Ермила парализовало. То ли Анфиса при приготовлении перепутала какие-то травы, или так должно было случиться, это по жизни. Но Ермил теперь был парализован, и в обязанности Анфисы теперь входило ухаживать за ним, кормить его, мыть, переодевать.

 В это время до деревни в глухом лесу все же добрались красноармейцы, которые собирали зерно и другую помощь для молодой страны. На повозках с красными флагами они въехали в деревню, устроили митинг, созвав на него жителей деревни. Зачитав указ, предложили в добровольном порядке сдать зерно, ценности.

Поселились в двух избах, требовали самогона, пили, хвалили при этом красную власть. Но жители молча запретной линии не переступали, принесли зерна, кто сколько может, в пределах разумного от каждой избы. Только от избы Ермила не дали ничего, Анфиса не знала, где и что там можно дать. Поэтому, когда красноармейцы подъехали к дому, отправила за Соломонией женщину-прислугу.

Саломония, не смотря на старость, примчалась на всех порах. Она выдала немного зерна и хлеба, заплакала и сказала, что её сын лежит болен. Для Анфисы открылась первая тайна: Ермил, сын Саломонии. Чудны деяния твои, Господь! Вот значит, почему она его блюдёт и поощряет все его деяния, в том числе издевательства над Анфисой.

 Это привело Анфису в такую ярость, что она, из-под тяжка, указала на дверь с двумя замками. Решила уехать отсюда с красноармейцами и дочкой куда глаза глядят. Красноармейцев заинтересовала потайная дверь, они рассчитывали, что найдут там ещё зерно. Саломония бросалась на красноармейцев как львица, не давая открыть потайную дверь, и только Ермил лежал в кровати, пуская слюни и обводя всех безумным взглядом.

 Дело было сделано, замки сорваны, военные вошли в потайную комнату, с любопытством заглянула туда и Анфиса. Там, в разных ящиках, стояли драгоценные камни и золото. Потайная комната, когда внесли свечи, стала переливаться всеми цветами радуги. Эта находка обрадовала красноармейцев, они были благодарны Анфисе.

Решили остаться ещё дня на два-три, чтобы составить опись драгоценных камней и золота. Анфиса вместе с дочерью стала собираться покинуть стены этого дома. С красноармейцами ей было не страшно уехать отсюда, чтобы выбраться из этой лесной глуши. Саломония упала перед ней на колени, упрашивая остаться, но Анфиса была непреклонна. Хоть во многом она и была благодарна Саломонии.

Несмотря на уговоры Саломонии, Анфиса с дочкой Ариной отправились в путь. У неё было много, много одежды, и дочка не была обижена. Обе они были наряжены как королевны. Уже трудно сказать, кто покупал наряды Анфисе и её дочери, но жаловаться на эту сторону их союза с Ермилом было грех. Возможно, если бы Ермил был более воспитанным и мог разговаривать с женой без насилия, всё было бы по-другому.

 Но ничего не вернёшь, этот человек был Анфисе неприятен. Переговорив с красноармейцами, Анфиса вымолила себе и дочке место в обозе. Много одежды не взяла, хоть Саломония и уговаривала её взять всё.

Старушка плакала, пытаясь уговорить Анфису остаться. Сказать по правде, она привязалась к девочке Арине и названной невестке, девочка тоже бабушку любила, ведь она считала её своей родной. Но оставаться в статусе жены Ермила, даже с богатствами, Анфиса не желала.

 Её мучила совесть, она в душе считала себя виноватой в том, что Ермил лежал парализованный. Оправдывая себя, вспоминала унижения, пройденные ею, побои, которые не сходили с её тела и лица, и Анфиса успокаивалась.

 Красноармейцы, несмотря на слезы и уговоры всей братии с Саломонией во главе деревни не брать драгоценности, которые принадлежали всем, изготовили большие ящики, в которые сложили драгоценные камни и золото.

Назначили на утро отъезд. Подводы теперь было четыре. На двух подводах было зерно. На двух – золото, драгоценные камни, стояли в больших ящиках. Анфису и дочку хотели поместить среди зерна, но там собирались сидеть и красноармейцы, женщина заранее переживала за себя и за ребёнка, зная, как опасна жизнь.

 В момент отъезда Саломония вывела на дорогу запряжённого коня с повозкой, пихнула Анфисе корзинку, заплакала и пошла в свою избушку на курьих ножках, где всегда стоял дух леса , лета и травы. Растроганная Анфиса тоже заплакала, эта некрасивая, старая женщина, можно сказать, была для неё близким человеком в этой глуши.

Приняла роды и подняла дочь с пелёнок, ухаживала за ней после того, как она была вся искусана волком. Удивительно, но от рваных ран не осталось даже шрамов. Женское сердце слабое, душа ранимая. Анфиса догнала Саломонию , обняла её и поцеловала.Так они и расстались, с уважением друг к другу.

 Отряд с обозом тронулся в путь. Выехали утром, теперь в обозе было пять подвод. Подвода Анфисы ехала второй, на передней подводе сидели три красноармейца, на замыкающей – на ящиках – пять красноармейцев. Лошади шли средним шагом, монотонно скрипели колеса телеги, укачивая пассажиров.

Вот уж и вечереет, решили в лесу не останавливаться, а ехать до деревни. Ночь в лесу – страшная проблема для передвижения. Взяв за узды коня первой телеги, один красноармеец вел ее по лесной дороге, остальные подводы продвигались сзади. Очень медленно, но продвигались.

 Усталые конвоиры подвод расслабились и дремали, забыв, что они вооружены. Ружья лежали рядом с дремавшими красноармейцами. Анфиса сквозь дрему услышала вскрик. Конь первой подводы взвился и понесся вскачь, гремя колесами на телеге на весь лес. Конь телеги, на которой ехала Анфиса с дочкой, несся не разбирая дороги сзади первой телеги.

Анфиса ухватила дочку, изо всех сил держалась, только бы не свалиться. Так они мчались в темноте, не известно куда, час. Постепенно конь замедлял ход, пока наконец совсем не остановился. Анфиса и ее дочь боялись пошевелиться, не понимая, что произошло. Женщина решила сидеть до утра, не слезать с подводы, пока не рассветет. Она не слышала никого, видимо, задние подводы отстали.

Светало, в лесу начинали петь птицы. Лес стоял стеной, замшелые старые сосны окружали путниц. Вот где-то начал барабанить дятел, эхом разнёсся его барабанный бой. Анфиса боялась шевелиться, чтобы не разбудить дочку. Она боялась, что девочка заплачет. А в ситуации, в которую они попали, Анфиса пока не разобралась сама.

 Вот уж совсем расцвело, кроны деревьев осветило солнце, дочка проснулась. Их телега с конем была одна на дороге: стоять и ожидать, или ехать? Анфиса не знала. Просидели ещё, возможно, час, никаких звуков не было слышно, кроме пения птиц. Анфиса решила ехать по лесной дороге дальше, она понукнула коня, телега тронулась с места, заскрипела, начала свою дорожную песню.

 Долго ехали по глухому незнакомому лесу, потом деревья начали редеть, лес менялся, потерялись старые сосны, пошли молоденькие елочки и берёзки.
 Анфиса застыла от неожиданности: она узнала места заимки Ивана, с которой она ушла четыре года назад. Соскочив с повозки, она начала подгонять коня, чтобы быстрее добраться до дома.

Всё здесь было по-старому, только видно было, что дом не жилой, никто давно здесь не был.Все вокруг заросло травой ,дорога была еле видна . Анфиса завела коня во двор, ворота еле открылись. Распрягла усталого коня, Арина спала в телеге, свернувшись клубком.

 Анфиса нашла косу, неумелой рукой с дороги накосила травы коню, в колодце плавало ведро. Зачерпнув воды, налила коню в старое корыто. Закрыв на засовы двор, взяла дочку на руки и вошла в дом. Воспоминания нахлынули на неё, положила Арину на кровать, села рядом.

 Слёзы покатились по её щекам, она вспоминала свою нечаянную любовь, вспоминала всё то, что запрещала вспоминать себе все эти годы. Положив голову на подушку, она смотрела на дочь, вспоминая Ивана. Незаметно для себя она уснула. Сказалось напряжение ночи. Сколько они проспали с дочерью, Анфиса не знала, проснулась от хлопнувшей двери. С кровати увидела мужчину, присела и охнула.

 В дверях стоял постаревший Иван с мальчиком ровесником их дочери. Они как заколдованные смотрели друг на друга, пока дети не решились подойти друг к другу. Арина слезла с кровати и пошла к мальчику. В деревне, где они жили, с детьми ей играть не разрешали. Иван бросился к своей Анфисе, встал на колени перед ней и уткнулся лицом в её юбку, перебивая друг друга начали спрашивать о времени, когда они были врозь.

Иван рассказывал, что на заимке он не был год, но сегодня в деревне понаехало с города милиции, где-то в лесу убили красноармейцев с обозом.
 Ищут, кто знает хоть что то об убийстве. Опуская подробности, Анфиса рассказала свою нехитрую историю этих лет и о том, что случилось в лесу ночью. Иван, взвесив все за и против, сказал забыть про обоз и людей, что с ним были.

Иван решил, что если это сказать, Анфису могут заподозрить в чем-то. Иван смотрел на детей, и тут он понял, что Арина — его дочь. Он подбежал к ребенку, поднял ее на руки, подошел к Анфисе и сказал, что он давно свободен. Старшие дети вылетели из гнезда, с ним только последний сын. Иван предложил стать Анфисе его женой, и она, конечно, согласилась

 После такой бурной встречи. Дети захотели кушать. Анфиса вспомнила, что Саломония дала им в дорогу корзинку, видимо, с едой. Корзинка была тяжелой, в ней была, конечно, и еда, но на самом дне было положено много драгоценных камней и золота.

 Иван и Анфиса прожили счастливую жизнь, жили они дружно, меняли с обоюдного согласия ценности, что положила Саломония в корзинку, построили добротный дом. В войну Иван остался без ноги, вернулся инвалидом, и они до конца своих дней жили и вспоминали старушку добрым словом.

Анфиса уговаривала Ивана найти деревню и шахту, где добывали и золото, и драгоценные камни. Но Иван не согласился, решив, что на их век приключений хватит.

 Дочь и сын выросли и уехали в город, но это уже другая история.