Мозаика жизни. По разные стороны июня

Это тоже был июнь. Один из тех, что отпечатываются в памяти спустя годы. Не по числам, не по событиям, а по ощущениям и теплу. Комната была залита мягким светом. Полупрозрачные шторы колыхались от ветерка, который врывался лишь ненадолго, стесняясь потревожить. За окном полыхало начало лета: машины, голоса, перезвоны велосипедов, жаркие волны от асфальта, раскалённые крыши домов. Город жил, а внутри царила почти безмятежность. Только золотая капля солнца на стене и тиканье настенных часов напоминали, что время не остановилось.

Они лежали рядом на широкой кровати — в центре тайного мира, куда нет доступа никому. Простыня обнимала лёгкой тканью, а воздух был насыщен сладким ароматом клубники и её кожи. На столике глубокая миска с клубникой: зрелые ягоды с бархатистыми боками. Она улыбалась, когда он клал ягоду ей на губы, и целовал  её, сперва осторожно, затем увереннее. На спинке стула, что стоял чуть в стороне, было небрежно накинуто её красное платье. Он взял ещё одну ягоду, размял пальцами и поднёс к её губам. Она подалась вперёд, глядя ему в глаза, без слов, но с доверием. Клубничный сок остался на её губах, он вытер его большим пальцем и задержал руку на её лице. 
— Вкусно, — сказала она, смакуя сочность клубники.
— Вкусно, — ответил он, но не про ягоды.

Она прижалась щекой к его плечу, прячась в этом касании. Его рука скользнула по её спине, медленно, запоминая изгибы на ощупь. Дыхание стало общим. Тишина хранила то, что не выразить словами, ни тогда, ни потом.

Теперь, спустя годы, она вспоминает тот день как мираж, настоянный на аромате клубники и его прикосновениях, ласковых, чуть медленных. Порой ей кажется: если в комнате станет совсем тихо, можно услышать его шёпот: «Не забывай…» Он тоже помнит. Засыпая под шорох вентилятора, порой ощущает её запах — не парфюм, а кожу, волосы, тепло рук. Просыпаясь, он думает: любовь осталась. Не покинула. Просто сменила форму.

Она больше не надевает красное платье. Слишком яркое, оно будто принадлежало другой, той, которая таяла под его взглядом. Но выбросить не могла, не из сентиментальности, а потому, что в каждой складочке шёлка осталось прикосновение его рук. И он всё чаще замечает за собой, что в шуме улицы, в торопливых прохожих, в силуэтах на остановках ищет её. Неосознанно. Не специально. Просто взгляд цепляется за белокурые локоны, за знакомый изгиб фигуры, за походку. Он не надеется. И всё же каждый раз оборачивается, когда слышит её имя в чужом разговоре или в плейлисте случайно играет та самая мелодия.

Она бережно хранит их общие фотографии и одно голосовое сообщение, где он особенно мягко произносит её имя, где радостно говорит, как они поженятся и будут жить вместе. Его красивый, бархатный баритон до сих пор волнует её. Иногда она включает сообщение лишь ради любимого голоса. Ради тона, в котором больше чувств, чем в любых признаниях. А он иногда идёт той же улицей: вроде бы не смотрит по сторонам, но всё равно замедляет шаг возле дома, где теперь другие окна, другие жизни. И если солнце отражается в стекле под тем же углом, ему мерещится: в комнате вновь колышутся шторы… и она там.

Они не вместе. Но когда сердце вдруг вздрогнет от запаха клубники в июне, они оба улыбаются — по разные стороны города, не зная, что делают это одновременно. Потому что «вместе» не всегда про расстояние. Оно значит «вечно».