Искатель истины Данила Соколик

Глава 1. Искатель истины Данила Соколик
Я никогда не забуду, как познакомился с Данилой Соколиком. События последних дней бросили тень на этого, без сомнений, выдающегося человека. В интернете и общественных СМИ его называли «чудовищем», «беспринципным негодяем» и даже преступником. Однако если бы не он, Петербургу бы никогда не удалось избавиться от смертельной угрозы. Об этой части истории упоминается вскользь, но я намереваюсь в своих рассказах поведать всю правду. И не только потому, что Данила спас меня от незаслуженной тюрьмы. Я уверен, что без таких людей, как он, наше общество ждет незавидная судьба. А если прямо - то он был настоящим героем, или, в его собственных словах - искателем истины. Но обо всем по порядку. Я начну свой рассказ с той судьбоносной встречи в начале невероятно жаркого петербургского лета 2021 года.

***

Я приехал в Петербург из деревни с намерением стать художником. Название моего родного места упоминать не буду - едва ли кто из вас о нем слышал. Амбиции у меня тогда были большие, как и полагается всем, кто страдает юношеским максимализмом. Впрочем, они подкреплялись тем фактом, что мне удалось попасть на бесплатное место в Высшей школе народных искусств. С мольбертом под мышкой и красками наизготовку я бегал на пары в здание школы на канале Грибоедова. Я писал все, что придет в голову - людей, объекты, петербургскую архитектуру. Мой куратор пересматривал мои работы, а после с раздражением бросал очки в сторону и говорил: «Федоров, сконцентрируйся на чем-то одном». Но тут я был бессилен: я чувствовал желание рисовать, огонь творчества пылал внутри, но вот что конкретно изображать - было неясно.
Как-то преподаватель по живописи сказал мне: «Пиши репродукции». Он сам как раз этим занимался, и, надо сказать, у него прекрасно получалось. На углу Невского и Рубинштейна он имел магазинчик, где продавал копии известных картин. Подпитываемый жаром идеализма, я отверг идею копирования и хотел рисовать что-либо оригинальное, что-то свое. В конце концов, рассудил я, художник пишет не ради денег, художник пишет, чтобы остаться в памяти потомков.
Выставки с моим творческим винегретом в Союзе Художников Санкт-Петербурга принимать отказались. Я пытался податься на аукционы, в том числе в интернете. Интереса не было. Одну из работ я считал венцом своего творчества: это было изображение Казанского собора в грозу, где маршал Кутузов был изображен противостоящим натиску стихии. К работе был один комментарий на онлайн-аукционе: «Неплохо». Но больше я ничего не получил. В поисках средств к существованию я даже пытался, заглушив свою совесть, рисовать репродукции известных картин. Но выходило у меня гаденько, ни в какое сравнение с преподавателем живописи эти поделки не шли. Про себя знал, что не хочу этим заниматься, вот рука и выдавала безжизненные контуры.
В июне деньги мои совсем закончились, даже те, что удалось занять у друзей. Я начал голодать - как творчески, так и физически. Возвратиться в родную деревню означало признать поражение. Голодная смерть казалась в тот момент даже лучшей альтернативой, чем явление перед родными без каких-либо свершений в жизни. Неожиданно в один из дней, когда я всерьез раздумывал бросить с концами стезю художника и податься в курьеры или продавцы, мне позвонили.
 - Иван? Иван Федоров? - поинтересовался мужской голос на том конце.
 - Да. А кто спрашивает?
Это не был голос преподавателя, так что я подумал о телефонной рекламе.
 - Меня зовут Марат Суслов, - представился говоривший, - Я представляю управление культуры Санкт-Петербурга. Я слышал, что вы недавно выпустились из ВШНИ, и сейчас ищете работу?
 - Ну да, ищу, - протянул я. Неужели он собирался мне что-то предложить?
 - Мы проводим бесплатные экскурсии для населения. «Петербург для народа», может слышали?
Нет, я не слышал.
 - Ну неважно. Показываем людям разные исторические места Санкт-Петербурга. Обычно мы также приглашаем и художников. Люди иногда хотят заказать свои портреты прямо на месте. Мне вас порекомендовал ваш преподаватель. Как у вас с рисованием портретов, Иван?
С портретами у меня было слабо, и я честно это сказал. Подумалось странным, что меня могли рекомендовать как портретиста.
 - В этом нет ничего страшного, я вас представлю как выпускника. Да мы много за портреты и не просим. Все, что вы сможете заработать после экскурсии - ваше.
Он предлагал мне работу! В глубине души я возликовал. Спросил, где будет происходить экскурсия.
 - Толстовский дом на Фонтанке. Знаете?
Знал ли я?! Я много раз проходил мимо этого монументального образца северного модерна, не отрывая от него восхищенного взгляда. Такое величие! Такой великолепный архитектурный замысел! Это был шедевр дореволюционного зодчества Петербурга, и я втайне мечтал снять там когда-нибудь квартиру. Конечно, всего этого я Суслову не поведал, ответил лишь: «Да, знаю».

И вот в назначенный день с мольбертом и инструментами наперевес я чуть не бежал по набережной Фонтанки к дому красавцу. Я был вне себя от радости, даром, что днем ранее чуть не падал в обморок от голода. Голову мою занимала одна мысль: я смогу посмотреть легендарный дом изнутри! Конечно же, я пришел раньше всех и в ожидании группы жадно глазел за решетку на массивные фонари, свисавшие с каменных арок. Здесь снимали «Шерлока Холмса», «Зимнюю вишню» и другие знаковые фильмы. И вот, и вот…
 - Парень, ты на экскурсию? - пробасил кто-то позади меня.
Я быстро обернулся. За мной стоял настоящий человек-глыба. Он заслонял собой все небо, хотя его фигуру нельзя было назвать статной. Квадратное тело было облачено в спортивный костюм с накидкой, короткие шорты едва налезали на массивные дубы-ноги, а обут он был в банальные шлепанцы. Круглое лицо его напоминало огромный медный шар - так гладко была выбрита его голова. Глаза под белобрысым ежиком скрывали черные очки. Несмотря на нескладный вид, от него исходила сильная энергетика. Мне подумалось, что он управляющий в какой-то крупной фирме.
 - Так да или нет? Че молчишь-то? - повторил он.
 - На экскурсию, - кивнул я.
Его ладони обращали на себя внимание. А точнее, ладонь правой руки. Большой палец на ней отсутствовал, а обрубок был плотно замотан бинтами. Те были хорошенько пропитаны кровью и, казалось, вот-вот отойдут.
 - Как это вас так угораздило? - спросил я, глядя на бинты.
 - Как-как, да на стройке, - огрызнулся он, - Болгаркой отхреначило.
Будто с досады от своей увечности - либо что я обратил на это внимание - он запустил руки в карманы и стал вальяжно, расставляя огромные ноги, расхаживать взад-вперед по тротуару. Мимо шли люди, но он их словно не замечал, иногда шел прямо на них. До чего же странный был персонаж! Впрочем, это было только начало того поистине безумного дня.

Вскоре подошла группа экскурсантов вместе с Сусловым. Это был высокий худой человек в клетчатой рубашке и парусиновых брюках. Половину лица его скрывали массивные усы.
 - Иван, здравствуйте! Спасибо, что подошли! - воскликнул он, тряся меня за руку. Затем шепотом: - А это кто?
Очевидно, он говорил про здоровяка с оттяпанным пальцем. Но я понятия не имел, кто он, и так и сказал Суслову. Впрочем, тот решил представиться сам.
 - Серега меня зовут! - взревел он, - Че вы там про меня шепчетесь?! Спросить нельзя, чтоль?
И далее, уже совсем нетерпеливо:
 - Ну, када там уже ваша экскурсия?
 - Позвольте, - побелел Суслов, - Вас не было в списках…
 - Да мне по хрену! - здоровяк практически выходил из себя.
Он подошел к Суслову и сорвал с носа очки, обнажив свирепый взгляд покрасневших глаз. Суслов потянулся к рюкзаку, достал оттуда бутылочку с водой и сделал основательный глоток.
 - Экскурсию начинай, собака, - процедил сквозь зубы Серега, поднося кулак к лицу экскурсовода.
Атмосфера накалялась, и за Суслова начали заступаться участники экскурсии. Всего их было пятеро - три женщины и двое мужчин. Один из них оказался размером не меньше Сереги, подошел и схватил бугая под руку. Серега зарычал и взмахом руки отмахнулся от него. После этого он вдруг схватился за ладонь: сквозь пальцы сочилась и капала на асфальт кровь. Я вспомнил, что именно в этом месте на его ладони отсутствовал большой палец.
 - Вы ранены! - ахнула одна из женщин.
В мгновение она оказалась рядом с ним.
 - Все в порядке, я врач, - сказала она, - Давайте сюда руку.
 - Да это ерунда, - сказал он, но руку все-таки дал.
Женщина нырнула в сумочку и достала оттуда бинт. Никаких обеззараживающих средств у нее, впрочем, не оказалось. Суслов предложил промыть рану водой из своей бутылочки. Размотав старый окровавленный бинт с руки Сергея, женщина тщательно промыла рану. После этого аккуратно перебинтовала ладонь, приговаривая: «Ну кто ж вам так сделал, а? Кто ж так бинтует? Вот я вам сделаю». На что присмиревший громила смиренно отвечал: «Да сам я бинтовал, чего такого».
На этом сумасбродная прелюдия к экскурсии была закончена. После своей внезапной вспышки здоровяк присмирел и на экскурсию хотел все с тем же необъяснимым рвением. Марат Суслов открыл дверь и мы ступили во двор Толстовского дома.

Сейчас самое время рассказать о тех пяти участниках, которые вместе с Маратом подошли на экскурсию. Каждый из них сыграл определенную - а некоторые и весьма существенную - роль в развернувшихся позднее событиях. Во время экскурсии я разговорился с ее участниками, желая узнать получше каждого из них. Не скрою, мной двигало желание и представить себя как их портретиста.
Женщину, которая бросилась на помощь Сергею, звали Илона Василькова. Она работала врачом в Адмиралтейском районе. Я не спрашивал ее возраста, но скорее всего, ей было уже за сорок. Она держалась статно, но вместе с тем общалась безо всякой претенциозности. Как и я, она была пленена красотой архитектуры дореволюционного Петербурга.
Другую женщину звали Артемида Романцева. Без утайки скажу, что она была весьма красива, и я часто на нее заглядывался. Она выглядела очень молодо, возможно, была примерно одного со мной возраста. У нее были длинные каштановые волосы, голубые глаза и тонкие черты лица. Одета она была в длинное платье-тунику, спадавшую до колен. Впрочем, разговаривала она неохотно, короткими фразами, и всю экскурсию ее лицо не покидало волнительное выражение, будто она постоянно думала о чем-то другом.
 Рада Радеева, напротив, была очень разговорчива. Эта невысокая бодренькая дама металась по двору Толстовского дома, даже не слушая экскурсовода. Оказалось, она приехала в Петербург специально на эту экскурсию: хотела своими глазами увидеть ту самую парадную, откуда выходила героиня «Зимней вишни». А когда нашла, потребовала от меня сделать фотографию с ней на этом фоне. Я предложил нарисовать вместо этого ее портрет с той же парадной. Рада ответила: «И куда мне его вешать?! А это хоть подружкам покажу в «Одноклассниках!».
В противоположность ей Тихон Баритонов был выдержан и спокоен. Это был невысокий мужчина уже пожилых лет - из под клетчатого картуза выбивались пряди седых волос. Он всегда внимательно слушал экскурсовода, окунув подбородок в ладонь. Объяснялся интеллигентно, и из разговора с ним сразу было понятно, что город он знает прекрасно. Возможно, даже лучше самого Суслова. Рассказал, что пришел на экскурсию в Толстовский дом уже в третий раз. «Архитектура Федора Лидваля - это воплощенная музыка. Она манит меня!», - с вдохновением в голосе сказал он.      
Наконец, последний участник экскурсии, Тарзан Шейдаков, не проронил ни слова за время всей экскурсионной части. Именно он ринулся на помощь Суслову, когда тому угрожал Сергей. И никто, кроме него, пожалуй, с ним бы не справился. Его огромные плечи и грудь растягивали черную футболку так, что одежда казалось частью его накачанного мускулистого тела. Он возвышался огромной V-образной горой над всеми участниками экскурсии, чем привлекал к себе взгляды всех женщин, в том числе прохаживающихся по двору. Несмотря на выдающийся внешний вид, было очевидно, что от такого внимания ему неловко. Всем своим видом он будто говорил: «Я просто экскурсию послушать пришел, чего вы все на меня уставились».

После того, как я описал всех участников, перейду к самому главному событию того дня - экскурсии по Толстовскому дому. То, что началось, как предвкушение чуда познания, обернулось для всех нас шокирующей трагедией. А для меня этот день стал поворотным моментом, после которого моя жизнь уже никогда не была прежней.   
Как только мы вошли, Суслов поднес к глазам циферблат часов на руке, что-то подвел на боковой панели, а затем нажал кнопочку. По всей видимости, запустил секундомер.
 - Дорогие друзья, - громко сказал он с улыбкой, которая чувствовалась сквозь усы, - У нас есть два часа, чтобы увидеть Толстовский дом во всей его красе!
Вскоре после того, как мы вошли, произошло еще одно важное событие. Сергей достал из кармана спортивного костюма длинный нож и стал им поигрывать. Это был не безобидный перочинный ножичек, это был настоящий кинжал! Он был спрятан в ножны, которые он ловко снял, спрятав в карман. Затем, нисколько не смущаясь, начал исполнять финты с ножом в одной руке - той, которая у него была еще целая. Подкидывал его, ловил, вращал вокруг оси и тыкал острием в палец противоположной руки, словно проверяя остроту.
Суслов и экскурсанты сделали огромный шаг назад. Все, кроме Тарзана Шейдакова.
 - Да вы не бойтесь, - усмехнулся Сергей, - это у меня привычка такая - как волнуюсь, так начинаю с ножом играть.
Тем не менее, дамы дружно выстроились за спиной Тарзана.
 - Уважаемый Сергей, - пробормотал Суслов, - прошу вас спрятать этот нож хотя бы на время экскурсии.
 - Да чего ты мне указываешь, а?! - взорвался вдруг тот, - Это ты, падла, мне написал, а?!
Он ткнул острием ножа в сторону Суслова. Затем вдруг взгляд его окаменел, глаза дернулись, и он медленно перевел клинок на Шейдакова. Протянул:
 - А можеееет, ты? Я тебя не боюсь, ну иди на меня!
И он распростер руки, словно в приветственном объятии. Шейдаков подошел и щелчком пальцев выбил нож у него из руки. Сергей только повернул голову, взглядом проследив полет своего орудия. Нож пару раз звякнул об асфальт и упал у ступеней каменной лестницы.
 - Иван, хватайте! - вскричал Суслов, - Пока он его не подобрал!
Я стоял ближе всех к ножу и, следуя его указке, бросился к нему и крепко зажал в руках. Сергей же вдруг начал вести себя странно. Он двинулся в сторону Шейдакова с занесенным кулаком и вдруг споткнулся. Или оступился. Одними словами, кулак его упал вниз, а он сам припал на колено и громко закашлялся. Илона бросилась к нему, но сделав пару шагов, застыла в нерешительности - помочь или нет? Пока все в раздумьях толпились вокруг нашего странного сотоварища по экскурсии, ко мне подошел Суслов. 
 - Давайте в дворницкую, - быстро сказал он, - И мольберты ваши. Все равно сейчас не пригодятся.
Я с самого начала думал, куда бы мне сложить свои инструменты для рисования. Суслов поднялся по лестнице, открыл дверь магнитным ключом и позвал меня внутрь. Я оказался в узенькой и тесной кладовке - 10 квадратных метров площади - с единственным окошком во двор. У стены аккуратно стояли метлы и ведра, пара стульев и даже заправленная кровать.
 - Ставьте все сюда, - неопределенно махнул рукой Суслов.
 - А как же дворник? Ничего не скажет?
 - У меня договорено.
Я поставил мольберт и ящичек с кистями и красками у стены. Нож аккуратно запрятал под мольберт. Перед этим я не удержался от того, чтобы его рассмотреть. Рукоять его была посеребренной, с выгравированной змеей, что обвилась вокруг нее. Такой нож наверняка очень дорого стоил. Суслов поторопил меня выходить. Когда мы возвращались во во двор, я заметил коридор, уходивший в лестницу наверх.
 - А там что? - спросил я, - Этот Сергей может по ней прийти.
 - О нет, - отмахнулся он, - Эта лестница прямиком на крышу ведет, она пожарная.
Он пропустил меня во двор, затем вышел сам и захлопнул за собой дверь. Сергей уже поднялся и, по виду, присмирел - по крайней мере, больше ни на кого не бросался. Суслов приблизился к нему, как осторожный посетитель в зоопарке подходит к клетке с тигром.
 - Вы успокоились? - спросил он почему-то со спины.
Сергей обернулся, взгляд его был несобранным, словно он соображал кто и откуда спрашивает.
 - Напился перед экскурсией, - прошептала мне на ухо Рада Радеева.
 - Да не, тут наркотики, - протянул Баритонов.
Сергей поднял руки, широко распахнув обе ладони, будто собирался бить в воображаемые тарелки. Поднес их к щекам и хорошенько приложился по ним ладонями. Губы его на секунду сложились в трубочку, глаза закрылись, но когда он их открыл, взгляд его четко остановился на Суслове.
 - Я готов, шеф. Начинайте экскурсию, - четко и уверенно проговорил он. Затем смущенно добавил, - Извините за этот выпад мой. Не сдержался…
 - Мы думали вызывать полицию, - сказала Артемида Романцева, - Но сейчас уже не уверена. Давайте он пойдет с нами!
Суслов задумчиво посмотрел на Сергея, затем вздохнул и сказал:
 - Сергей, вы и так пришли без приглашения. А тут еще нож достали. Если от вас будут еще какие-то попытки нанести мне или участникам экскурсии увечья, я буду вынужден вызвать полицию.
Сергей в ответ энергично замотал головой из стороны в сторону. Сказал уверенно:
 - Да ничего не буду делать. Только нож отдайте потом.   
Инцидент, казалось, был исчерпан. Экскурсия началась в полную силу.

 - Толстовский дом - удивительный памятник Санкт-Петербурга, - сказал Суслов, остановившись под огромной лампой, что раскачивалась под аркой, - Вот возьмите этот пролет.
Он указал в обе стороны двора. Одной стороной дом смотрел на набережную Фонтанки, другой выходил на шумную барную улицу Рубинштейна. На протяженности двора стояли клумбы с цветами, а знаменитые арки с фонарями придавали ему торжественный вид.
 - Нетипично для Петербурга, правда? - продолжал Суслов, - Как часто мы видим красивые фасады зданий, только затем, чтобы войти во двор и ужаснуться желтым облупленным стенам и обреченным дворам-колодцам? Но Толстовский дом изыскан даже во дворе - об этом позаботился его архитектор Федор Лидваль.
 - Ах, это чудесно, - проронила Артемида, в восхищении осматривая узоры стен дома, - Человек думал обо всех, кто будет здесь жить. Чтобы им было приятно смотреть из окна каждый день.
 - Прекрасное наблюдение, - кивнул Суслов, - В этом доме, в отличие от других доходных, построенных в конце XIX века, не было разделений на классы. Поскольку двор выглядел как парадная улица, владелец дома - граф Толстой - мог брать одинаковую плату со всех жильцов. Что тут скрывать - доходные дома и строились с целью получать деньги с жильцов. Давайте пройдем к другому выходу, чтобы осмотреть двор получше.
Наша группа медленно прошла сквозь полуизогнутую дугу двора. Проход между выходами не был прямым - на середине дом изгибался, словно пытаясь вместиться в причудливую архитектуру. На середине двор разветлялся еще одним проходом, в конце которого виднелась парадная. К ней сразу бросилась Рада Радеева.
 - Здесь снимали «Зимнюю вишню»! - огласила она на весь двор так, что проходившие мимо жильцы дружно обернули к ней свои взгляды.
 - Да, - усмехнулся Суслов. А затем указал на арку, через которую мы только что прошли, - А здесь проезжал Ватсон на двуколке в «Приключениях Шерлока Холмса».
Не скрою - окруженный стенами Толстовского дома, я чувствовал себя в совсем другом времени. Возможно, это была всепроникающая архитектура «северного» модерна, возможно, ощущение полной изолированности от современного города, а возможно просто мое воображение - но я мог ясно представить себе, что сейчас начало XX века, а я вышел во двор на прогулку.
 - Да, этот дом особенный, - словно читая мои мысли, продолжал Суслов, - Его построил Федор Иванович Лидваль, или, как было его шведское имя, Юхан Фредрик Лидваль. Поразительная судьба была у этого человека: живя в царской России, он возводил настоящие шедевры. Доходный дом на Каменноостровском, дом Циммермана и, конечно, Толстовский - все они стали символами города. Революция вынудила его покинуть Петербург - он бежал в Стокгольм, однако там его архитектурные проекты не снискали большой популярности.
Я слушал Суслова и с трепетом осматривал окружавшие меня каменные своды. Дом нельзя было назвать красивым в привычном смысле этого слова. По крайней мере, если сравнить его с вылизанными фасадами Невского, Толстовский дом выглядел более чем скромно. Однако в нем была правдивость, мало свойственная зданиям парадной улицы. Даже во дворе ощущалась обжитость этого дома, несмотря на время и наверняка статус объекта культурного наследия. Потертые облицовочные камни, фасады с ветвистыми трещинами, где-то поблекшая краска - однако вместе с тем эти детали делали дом живым. Не поймите меня неправильно: видел я и такие дома - и, к сожалению, таких домов в Петербурге как раз великое множество - которые находилось в печальном виде, таком, что человек должен был удивиться, как этот дом еще стоит. Так вот, Толстовский дом был отнюдь таким. Он не был заброшен своими владельцами, он с достоинством сохранился через века, неся на себе следы своего возраста.
 - Интересен этот дом и его обитателями, - рассказывал Суслов, - На протяжении более чем столетней истории - дом был построен в 1912 году - здесь жили выдающиеся, известные люди. Вам наверняка знакомы имена Аркадия Аверченко, Александра Куприна, Эдуарда Хиля, и, конечно, Сергея Довлатова…
 - Цык, цык, цык, - прервал его Тихон Баритонов, выставил вперед указательный палец и поводил им вперед-назад перед носом, - Прошу прощения, что перебиваю, но Сергей Довлатов никогда не жил в Толстовском доме. Он жил чуть дальше вниз по Рубинштейна, недалеко от Пяти углов.
 - Ах да, моя ошибка! - воскликнул Суслов, - Кстати, насчет улицы Рубинштейна. Взгляните сюда.
Он подвел нас к выходу, огороженному решеткой, за которым начиналась главная барная улица Санкт-Петербурга. Хотя была только середина дня, но по тротуару снаружи уже двигались и вовсю голосили толпы людей. Были тут и деловые типажи в строгих костюмах и миловидные девушки на высоких каблуках, и городская шпана в потрепанных одеждах.
 - Ох, какой шум-гам! - заголосила Рада Радеева, - А жильцы-то не жалуются на такое соседство?!
 - А какая разница, что бы и жаловались? - пожал плечами Суслов, - Еще 10 лет назад на Рубинштейна было не больше 10 баров. Сейчас развлекательными заведениями занята вся улица.
 - Неужели так быстро? - ахнула Артемида Романцева.
 - А город что? - спросил Баритонов, косясь на Суслова, - Ведь многие дома принадлежали городу. Там нельзя просто так бар открывать.
 - А вы разве не слышали о проекте «Развлекательный Петербург»? - ответил тот риторическим вопросом, - Городу нужны деньги. Государство отдало помещения на первых этажах и даже в подвалах тем, кто был готов устроить там бар, ресторан или другое заведение. Эта программа действует и сейчас.
 - Но это же глумление над историческим наследием! - воскликнул Баритонов.
 - Глумление? Отнюдь, - покачал головой Суслов, - На эту улицу никто бы не ходил, если бы не бары. Будучи развлекательной, она привлекает туристов, а следом - пополняет казну.
 - Вы говорите так, будто это поддерживаете!
 - А я и поддерживаю. Поймите - вот даже Толстовский дом был бы известен только по фильмам, если не популярность Рубинштейна.
 - Если бы я тут жил, никогда бы не разрешил в доме бар, - заворчал Баритонов.
 - И в этом проблема этого дома, - сказал Суслов.
 - Как это?
 - Видите ли, государство ничем не владеет в Толстовском доме. Всем управляет группа собственников-жильцов. А они не дают открывать здесь заведений без согласования с ними.
 - Так что же в этом плохого?
 - Плохо или хорошо, неважно. Важно, что эти люди не подчиняются указаниям свыше.
Тема была противоречивая, и Суслов, будто почувствовав это, спохватился:
 - Ну ладно. К экскурсии это не относится. Давайте продолжим о выдающихся людях.
Он взбросил запястье с часами к глазам, видимо, отсчитывая время до конца экскурсии, а потом с улыбкой позвал нас всех за собой. Мы обошли дом со стороны, где располагался сквер Эдуарда Хиля, и прошли через арку обратно к выходу на Фонтанку. Тут Суслов обратился ко мне:
 - Иван, сходите за мольбертами. Скоро мы закончим, и вы сможете заняться портретами. 
С этими словами он передал мне магнитный ключ, отпиравший дворницкую.
 - Как возьмете, выходите на набережную и наберите в парадную справа от решетки, - наставил он.
Я кивнул и поднялся по лестнице к двери. Меня остановил пронзительный женский крик. Обернулся - кричала Артемида.

- Человеку плохо! - кричала она.
Она имела в виду Сергея. Тот, кто причинил нам столько бед в начале экскурсии, стоял, раскачиваясь из стороны в сторону, словно большое старое дерево под напорами ветра.
 - Вам плохо? - строго спросила Илона Василькова, внимательно всматриваясь в него.
 - Да все нормально! - взревел Сергей, размахнув рукой. - Надо…
У него словно перехватило на миг дыхание. Он вновь набрал в грудь воздуха, но уже с трудом и выпалил:
 - Надо отдохнуть чуть-чуть. Вы идите…
 - То есть, как, идите? - изумился Суслов, - Вы хотели эту экскурсию, а теперь…
 - С ним что-то не в порядке! - продолжала кричать Артемида.
 - Отравился чем-то или наркотики, - продекларировала Василькова. - Тут надо скорую вызвать.
 - Я вызову, я вызову, - залепетала Артемида.
 - Не надо… Не надо ничего вызывать, - продолжал Сергей.
Он смахнул в сторону всех, кто стоял у него на пути, и вдруг подошел ко мне. 
 - Отведи меня в дворцку.. дворнич… тьфу, дворницкую! Покумарю там…
Несмотря на несвязную речь, в глазах его была ясность. Пьян он точно не был. Василькова сказала вызывать скорую, но ведь он сам должен лучше знать, плохо ему или нет, рассуждал я. В конце концов, в дворницкой была кровать, может, ему действительно станет легче, если он отлежится. Какими же мы все были слепцами в тот момент!
 - Отведите, Иван, - одобрил Суслов, - Только кому-то надо остаться с ним, на случай, если действительно станет хуже.
 - Я останусь! - вскричала Артемида.
Тарзан Шейдаков молча вышел вперед, обозначая свою готовностью.
 - Тогда остальных прошу проследовать за мной через парадную в квартиру, где мы продолжим экскурсию, - заключил Суслов.
Так и поступили. Рада, Илона и Тихон вместе с Сусловым вышли через ворота на набережную Фонтанки, а мы с Артемидой и Тарзаном повели Сергея в дворницкую. У входа Артемида вконец разволновалась и воскликнула, всплеснув руками:
 - Ну я так не могу, я же вижу - он умирает!
Надо сказать, что женская интуиция у нее была развита великолепно, потому что в тот момент она была совершенно права. И в той ситуации девушка действовала решительнее нас всех, ведомая лишь желанием спасти чужую жизнь. Она резко развернулась к Тарзану, ткнула пальчиком ему в грудь и возгласила:
 - Вы пойдите поищите воду! А я за скорой!
У нее не ловила связь на телефоне, поэтому вызывать скорую она бросилась к решетке ворот, смотревших на Фонтанку. Тарзан с тем же молчаливым кивком пошел спрашивать у жителей воды. Я остался с Сергеем один. Он уже не мог сам стоять на ногах, и я взял его под руку так, что он всем своим весом навалился на мое плечо. Весил он порядочно, и просто чудо, что мне удалось довести его до кровати внутри дворницкой. Когда он присел на кровать, начался крайне загадочный для меня разговор.
Он уже еле-еле дышал, но вымолвил:
 - Каюк мне. Слушай, как тебя?
 - Иван, - ответил я, - И тебе не каюк, не надо.
 - Каюк каюк. Достали меня собаки эти, - выдохнул он.
Затем запустил руку в карман шорт, достал оттуда увесистый кирпич последнего «Айфона», разблокировал и что-то полистал в нем. Показал мне экран. На нем было сообщение по SMS от скрытого абонента. Я прочитал:
«Приходи к Толстовскому дому 1 июня в 15 часов. Компромат - у одного из экскурсантов. В случае неявки все будет передано в полицию».
 - Компромат? - спросил я, - Какой компромат?
Сергей усмехнулся - в последний раз. Телефон выпал у него из руки, громко стукнулся о пол и погас. Он пошарил рукой в другом кармане шорт, вытащил пачку сигарет, но достать сигарету не успел. Последние его слова были:
 - Достали… меня…
Только последний вздох покинул его грудь, как все тело грузно сползло на пол, а затем, будто не поддерживаемое мышцами, безвольно упало головой вниз. Я потряс его за плечо. Никакой реакции. Потряс сильнее. Будто бы от этого он встал. Не пойми меня, неверно, читатель, на моих глазах еще никто никогда не умирал - шок от увиденного был настолько сильным, что я никак не мог смириться с ужасающей реальностью.
Я пощупал его пульс. Какого же было мое удивление, когда я почувствовал слабоватые толчки крови на запястье! Он умирал - это было точно, но что с ним происходило?! И что это за сообщение в его телефоне? После падения он выключился, и я не мог посмотреть его заново. Ах, если бы мы сразу вызвали скорую! Послушали Василькову… Но теперь человек умирал на моих глазах, а я ничего не мог сделать, чтобы спасти его. Все эти мысли роились в голове, сводя с ума. Но вдруг меня отвлекло нечто другое.
Со двора раздался надрывный душераздирающий крик. Это был настоящий животный вопль - до того он холодил кровь и заставлял бегать по коже мурашки. Вслед за этим раздался оглушительный грохот, а потом - громкий звон, словно нечто разбилось снаружи. Что это было? Может, что-то случилось с нашими экскурсантами или жителями двора? Я бросился наружу.
Во дворе я увидел десятки распахнутых окон: крик привлек внимание жителей дома. Женщины в бигудях, солидные мужчины и просто заспанные лица шарили взглядами по внутренней части дома в поисках нарушителя спокойствия. Я тоже бросал взгляды по сторонам, но не видел ничего, что привлекло бы внимание. Наконец, справа, по другую сторону от проема, из которого мы вышли, обходя дом, я увидел на асфальте множество стеклянных осколков и разбитые в щепки обломки гнилой рамы. По всей видимости, откуда-то сверху упало окно. Люди, проходившие через проем, опасливо бросали взгляды вверх. Я сбежал вниз, подошел к обломкам и тоже посмотрел в сторону крыши. Там никого не было.
Я вернулся в дворницкую. И как будто судьба решила в этот день посмеяться надо мной, меня ждало еще более ужасное открытие. Сергей лежал на полу у кровати, только теперь на спине, с распростертыми в стороны руками. А между ребер, с левой стороны груди, прямо в том месте, где располагалось сердце, был глубоко всажен кинжал. Тот самый кинжал, который я до этого отнес в дворницкую и положил под мольберты. Огромное красное пятно расплывалось на спортивном костюме, тонкие струйки крови стекали от него на пол.
Увидев это, я в ужасе застыл. Кто мог сюда попасть, когда меня не было? Тарзан? Артемида? Но они не могли! Кто-то другой? Но я не успел никак усмирить поток бешеных мыслей, потому что сзади мне на плечо легла могучая ладонь. Я обернулся - это был Тарзан. Он смотрел на меня со смесью недоверия и презрения. Позади него стояла Артемида. Глаза ее были широко распахнуты, а зрачки прикованы к мертвому телу. Руки она так плотно прижала к губам, что ее пальцы побелели.
 - Я не делал этого! - закричал я что было сил.
Но Тарзан уже крепко захватил меня, скрутив руки за спиной. Действительно, какой вывод они могли сделать, вернувшись сюда и застав меня над телом? Я знал, где лежал нож, я остался наедине с Сергеем. Логично было заключить, что виновник этой зловещей картины - я.
 - Иван, это ведь не вы? - звенящим, высоким голосом спросила Артемида. - Я не верю, что это вы!
 - Я ведь сказал, что не я! - прокричал я, - Я даже не знаю, кто он такой!
И вдруг я вспомнил про телефон.
 - У него телефон… у него был телефон! - вскричал я.
Но телефона на полу больше не было. Он загадочным образом исчез. Наверняка его забрал убийца. Больше было некому. Вполне возможно, тот, кто оставил сообщение. В мою голову с неизбежной ясностью пришло понимание - меня подставили. Подставили мастерски и безупречно. И от этого у меня в груди начало зреть другое чувство. Чувство ярости.
 - Пустите меня! - вскричал я, - Слушай ты, король обезьян! Я свободный человек, у тебя нет доказательств!
Но Тарзан еще крепче стянул мне руки, сколь бы крепко я ни трепыхался. Он повел меня к выходу из дворницкой. Артемида тем временем позвала всю группу и спешно рассказала им о произошедшем, показывая в мою сторону. Но хуже того - на нас смотрели жители дома, которые припали к окнам после случая с упавшей рамой. Они смотрели и думали - что-то случилось во дворе, и я, стоявший со сведенными за спиной руками, наверняка был в этом виновен.

Подбежал Суслов, заглянул в дворницкую, вышел оттуда белый как мел. Запинающимся голосом сказал мне:
 - Как вы… могли?
 - Да не я это! Я могу все рассказать как было!
Однако даже выслушав мой сбивчивый рассказ, экскурсовод лишь пожал плечами и сказал:
 - Я вызываю полицию. Сами понимаете, Иван, дело серьезное. Человек умер на экскурсии…
У меня сердце ушло в пятки после этих слов. Если придет полиция, то будут ли они вообще что-либо серьезно расследовать? Как ни крути, все улики были против меня. У них будут свидетели - Тарзан и Артемида, которые видели меня у тела в последний момент. Отпечатки на ноже! Там могут быть отпечатки убийцы! Но сразу как только мне пришла эта мысль, я с горечью осознал, что, кто бы ни задумал столь дьявольский план, наверняка позаботился о том, чтобы его отпечатки не остались на ноже. А последним брал его я…
Экскурсанты или не смотрели в мою сторону, или бросали на меня редкие взгляды, полные недоверия и страха. Никто не поверил моей версии событий. Артемида так разволновалась, что упала в обморок: ее приводила в чувство Илона Василькова. Кто-то выразил желание уйти, но Суслов не позволил. «Для проформы должны присутствовать все, кто был на экскурсии», - сказал он.
Полиция появилась быстро. В накрахмаленной бледно-голубой рубашке, с записной книжкой в руке, высокий и статный, передо мной появился сотрудник уголовного розыска. Он сразу вцепился в меня взглядом, затем изучающе осмотрел остальных. Только потом представился:
 - Оперуполномоченный Сергей Клыгин.
Суслов показал, где произошло убийство, и Клыгин быстро прошел в дворницкую. После этого он быстро опросил каждого, и, как я и ожидал, пришел к неутешительному для меня выводу. Впрочем, никакого вывода я не услышал. Клыгин просто подошел, отнял меня из захвата Шейдакова и защелкнул наручники за спиной.
 - Да вы же ничего не расследовали! - возмутился я.
 - Факты очевидны, - холодно сказал он.
 - Ничего не очевидно! - упирался я, - Вы меня слушали?! Я же рассказал, как было.
 - У нас есть два свидетеля, которые видели вас у тела. Остальные экскурсанты в этом моменты были в другом месте. Только вы знали, где лежал нож. Мне еще что-то добавлять?
Все шло именно так, как я себе представлял - меня собирались бросить в тюрьму без суда и следствия. В последнем отчаянном рывке я быстро развернулся и закричал на весь двор, так, чтобы услышали все, кто сейчас смотрел на нас из окон:
 - Я невиновен! Я невиновен!
Не знаю, к кому я взывал - может, к господу Богу. Было наивно полагать, что кто-то вдруг придет мне на помощь, если даже участники экскурсии проявили полную безучастность к моей судьбе. Позади меня раздался низкий глухой голос:
 - Прапорщик Клыгин.
Я обернулся. Со стороны выхода к Фонтанке к нам шел еще один полицейский. Сразу чувствовалось, что рангом он повыше Клыгина. Он шел неспешно и даже грузно - в походке его было что-то основательное. По комплекции он был полной противоположностью Клыгина: крупный и приземистый, с круглым лицом и огромным носом. На голове у него красовалась полицейская фуражка, а на плечах сидели погоны с четырьмя звездами. 
 - Добрый день, капитан Будко! - вскричал Клыгин и вытянулся в струнку, воткнув ладонь в висок.
 - Что в позу стал? - нахмурился капитан, подходя к нам вплотную, - А это кто? Чего в наручниках?
 - Подозреваемый…
 - Подозреваемый, но не преступник, - покачал головой Будко, подкуривая папиросу. Затянулся, закашлялся, выдохнул дым, - Что случилось? Расскажи суть.
Клыгин рассказал. Будко почесал щеку и поправил головной убор.
 - Я бы не сказал, что все очевидно, - пробормотал он, - Какой у пацана мотив-то?
 - Именно! - вскричал я. Капитан нравился мне все больше и больше.
 - Мотив узнаем в участке, - не очень уверенно сказал Клыгин.
 - Кто-то хотел его убить! - выпалил я, - Он показывал мне сообщение в телефоне. Кто-то из экскурсантов пригласил его сюда, угрожая компроматом.
 - А где этот телефон? - спросил Будко.
 - Да пропал!
 - Вот видите, - пожал плечами Клыгин, - Пытается выкрутиться.
Будко шумно вздохнул. Он о чем-то сосредоточенно думал. Клыгин, тем временем, вел себя странно. Он осторожно озирался по сторонам, будто ждал неприятной встречи.
 - Значит так, - наконец промолвил Будко, - Отвези его в участок, так и быть. Но без меня это дело не расследуй. Не нравится оно мне…
 - Это потому что он здесь живет?
«Он»? Клыгин сказал это почти с ненавистью.
 - Не только, - покачал головой Будко, - Позже расскажу. Надо выяснить еще, кем был убитый. Запиши данные всех из группы. Они все тоже пока подозреваемые. Я Польку из детского сада заберу и сразу в участок.
Для меня забрезжил луч надежды. Хотя бы этот капитан сомневался в моей вине. Но все равно перспективы были мрачными. Денег на адвоката у меня не было, а сам защищаться в суде я не умел. Сколько там за убийство? Десять лет? Еще месяц назад я выпускался из ВШНИ, полный надежд и мечтаний, а теперь моя жизнь летела откос. Провести молодость в тюрьме! И по чьей вине?! Я даже не знал, кто и почему так жестоко поступил со мной!
Но только Клыгин подтолкнул меня в спину, как в событиях этого дня произошел новый неожиданный поворот. И, пожалуй, самый главный из всех.

Только мы подошли к арке, как сверху на асфальт посыпались мелкие камешки. Что-то коротко зашумело, и не успели мы поднять головы, как прямо перед нами приземлилась чья-то фигура. По инерции он опустился на колено - спрыгивал с балкона, видать, безумец! Затем медленно распрямился, одновременно поднимая правую руку. Коснулся двумя пальцами козырька черной фуражки на голове, бросил на Клыгина стремительный взгляд и выстрелил в его сторону указательным пальцем. Сказал спокойным, но гласным и уверенным голосом:
 - Сними наручники.
Мы все застыли, пораженные его эффектным появлением. Да и внешний вид у него был необычный. Как я уже сказал, на голове у него была черная фуражка, только не полицейская, а с укороченной тульей. С околыша смотрела кокарда с изображением занесенного меча. Одет он был в самый настоящий мундир: со стоячим воротником и без всяких украшений и кантов. Мундир не был запахнут - еще бы, в такую жару - и я видел, что он застегивается не на пуговицы, а по-просту на крючки. Мундир выглядел старым и слегка поношенным, но в то же время было заметно, что владелец тщательно за ним следит. Под мундиром виднелась простая белая рубашка.
Несмотря на возраст мундира, владелец его оказался молодым человеком - я бы дал ему столько же лет, сколько и мне, может, чуть старше. Он держался статно и уверенно, и именно это поражало! Я сразу задумался, кто же он такой - вот так эффектно приземлился перед полицией да еще указывает им. Позади себя я услышал, как что-то громко заскрежетало. Это были зубы Клыгина. Я обернулся - лицо его надулось, как красный воздушный шар.
 - Соколик! - выплюнул он, будто выпуская пар, - Я так и знал, что без тебя не обойдется!
Наш таинственный персонаж слегка поднял уголки губ и скрестил руки на груди.
 - А как иначе, - сказал он, - Убийство? В моем доме? Я это не могу так оставить.
 - Прыгай обратно, циркач - огрызнулся Клыгин, - Я уже все сделал. Вот этот парнишка его убил, вопросов нет!
 - Парнишка убил, - повторил он слова Клыгина, - Вы тоже так думаете, капитан Будко? Думаете, этот бедолага с испуганным, словно у кролика, выражением на лице мог кого-то убить?
Как у кролика?! Тут уже чуть не взорвался я. Он явно не стеснялся в выражениях. Будко тем временем начал новую сигарету. Попыхивая папиросой, произнес сквозь зубы:
 - Есть у меня сомнения…
 - Если у вас есть сомнения, мы должны искать правду до конца, - сказал незнакомец.
По какой-то причине, слова его имели вес перед капитаном.
 - Я знаю, у тебя тут личный интерес, Данилка, - скребя подбородок, сказал Будко.
 - Именно. Вы знаете, что собираются сделать с «Толстовским» домом.
 - Знаю. Но и поручить расследование гражданскому мы не можем.
 - Вот так! Слышал? - воскликнул Клыгин, - Вот и не мешай на проходе!
 - Погоди, - осадил его Будко и снова обратился к парню в мундире, - Данилка, твое мнение будет важно в этой ситуации.
 - Что?! - Клыгин прокричал таким тоном, будто его предал самый дорогой человек на свете.
Папироса после щелчка отлетела точно в мусорку, а Будко взглянул на часы на руке.
 - Значит так. Я сейчас еду забирать Польку из школы. У тебя есть час времени, чтобы докопаться до правды этого дела. Договорились?
Тот усмехнулся и прикрыл глаза.
 - Часа вполне хватит.
Вполне хватит?! Это уже было на грани заносчивости! Даже я, уповавший на его помощь, чуть не воскликнул «Да не успеешь ты!». С другой стороны, выбирать мне не приходилось. Клыгин намеревался упечь меня за решетку. Я готов был ухватиться хотя бы за этого странного Соколика.
 - Но у меня есть пара условий, - продолжил он.
 - А ты не зазнался, условия диктовать будешь? - заклокотал Клыгин.
 - В рамках разумного, Данилка, - сказал Будко.
 - Во-первых, подозреваемый - Иван, правильно? - будет со мной.
 - Это почему?
 - Он обнаружил тело, поэтому его показания имеют большую важность. Кроме того, раз он главный подозреваемый, то и держать его я хотел бы как можно ближе к себе. На случай, если надумает убежать.
 - Держать его - моя работа, - парировал Клыгин.
 - Нет, мой сумрачный друг, твоя работа - не спускать глаз с экскурсионной группы, а также не допускать посторонних на место преступления.
 - Да я их уже отпустил!
 - Весьма поспешно. Вероятность того, что кто-то из этой группы и есть настоящий убийца, ненулевая.
 - Капитан, я не буду его слушать! - взорвался Клыгин, - Кто он вообще такой!   
 - Час. Вытерпи Данилку всего час, - пробормотал Будко, - Мне пора, скоро уроки в школе закончатся.

С этими словами он пошел к воротам, давая понять, что разговор окончен.
 - Отпусти бедолагу, - сказал парень в мундире.
Даже стоя спиной к Клыгину, я ощутил пламя его ненавистного взгляда, адресованного человеку перед собой. Щелкнули наручники, и я с радостью почувствовал свободу в запястьях.
 - Теперь оцепи место преступления. Что мне, говорить как делать твою работу? Я же всего только гражданский.
Клыгин резко развернулся и пошел к дворницкой. Я с нескрываемой радостью обратился к своему спасителю:
 - Даже и не знаю, как отблагодарить. Хоть ты мне поверил…
 - Ерунда, - отмахнулся он, - По тебе видно, что ты этого не делал. Растрепанная, залитая краской, рубашка, эта безумная прическа - ты студент художественного вуза. Творческая личность, как говорится. Такие люди неспособны на убийство в принципе. Как там говорилось у классика? «Гений и злодейство несовместимы», кажется. Хотя ты, наверно, и не гений, но на злодейство тоже вряд ли способен.
Я не знал теперь, благодарить его или нет, особенно после того, как он усомнился в моих художественных навыках. Хотя, будем честны, гением живописи я правда не был. Тут я спохватился, что еще не представился.
 - Иван Федоров, - сказал, открывая навстречу ладонь.
 - Хм, и имя у тебя тоже скучное, - пробормотал он.
Каков наглец! Но все-таки он представился в ответ.
 - Меня зовут Данила Соколик. Я живу в Толстовском доме.
 - Это было трудно не заметить. Эффектное появление.
 - А, это… - он махнул рукой, - Да, пришлось смотать веревку из подручной простыни. Совет двора меня, наверно, убьет за то, что ногами упирался в фасад, когда прыгал.
Я взглянул наверх. С балкона четвертого этажа действительно свисала импровизированная веревка из белой простыни. Я не успел оценить высоту, с которой ему пришлось прыгать, потому что на плечо опустилась ладонь:
 - Мой друг, архитектура этого двора, без сомнения, прекрасна и достойна пристального внимания. Но сейчас нам нужно отправиться на место убийства. Если ты, конечно, не хочешь снова оказаться на марше у Клыгина.   
Я, конечно, не хотел, и вместе с Данилой мы пошли обратно в дворницкую. Когда проходили мимо экскурсионной группы, ко мне подошел Суслов.
 - Объясните, что тут происходит, - сказал он раздраженным тоном, - Нас вроде отпустили, а теперь сказали стоять, не двигаться с места. И вас же арестовали?
 - Мы проводим расследование, - сказал я как можно более важным тоном.
Он так опешил, что его усы подпрыгнули к щекам.
 - Но вы же…
 - Я невиновен, - продекларировал я с железной уверенностью, - И Данила Соколик это докажет.
Бог знает, почему я был так уверен в нем, что это сказал. Тем временем, Данила позвал меня из дворницкой.
 - Мы к вам выйдем скоро… - уверил я Суслова, - За показаниями.
 - За чем, за чем? - Суслов, казалось, аж побелел от моей наглости.
Я в два прыжка оказался наверху лестницы. Внутри дворницкой все оставалось неизменным, только теперь во всем помещении стоял запах запекшейся крови. Данила присел на корточки, ухватил обеими руками лицо погибшего и повернул к себе. Только сделав это, он громко присвистнул.
 - Вот так-так. Ты его узнаешь? - спросил он меня.
 - Первый раз вижу.
 - А ведь это известный человек, - сказал Данила, поднимаясь на ноги, - По крайней мере, в последнее время он был на хорошем слуху. Так, что даже я видел его фотографии в новостях. Это не кто иной, как король Кудрово - Серега Япончик. Или, как его зовут в полиции - король откатов.
 - А кто такой этот Сергей Япончик? - спросил я.
 - Самый главный застройщик спального района Кудрово, - ответил Данила, - Строил в том числе загородные элитные дома для госслужащих. Долгое время шли слухи, что он получал заказы через откаты, но доказательств не было.
После этих слов у меня в голове словно ярко вспыхнула лампочка.
 - Так вот, наверно, что это был за компромат! - воскликнул я.
И я рассказал, как Япончик в последние минуты перед смертью показывал мне сообщение на телефоне.
 - Компромат - у одного из экскурсантов… - повторил за мной Данила, - Ты уверен, что сообщение было именно таким?
 - Более-менее, да.
Данила вдруг переменил тему. Взгляд его обратился к ножу в груди убитого.
 - Кстати, что это за кинжал? - спросил Данила, вглядываясь в рукоять, - Необычная гравировка.
 - Это его личный был, - сказал я. - Он нам угрожал сначала этим ножом, но Тарзан его выбил. Потом Суслов, экскурсовод группы, сказал мне поднять его и принести сюда.
 - А куда ты его положил?
 - Да вот, под свои мольберты, чтоб никто случайно не нашел.
 - И Суслов был с тобой?
 - Да, он и открыл дворницкую. Но я вот, что хочу сказать важное - он умер еще до того, как в него всадили нож.
Данила нахмурился.
 - Если он умер до того, как его ударили ножом, зачем его вообще били ножом? - спросил он.
 - Да я вот и сам этого не понимаю! Тут одна загадка на другой.
 - И как он умер тогда, Иван? - спросил Данила.
 - Я не совсем правильно выразился - он не умер, а умирал на моих глазах.
Я рассказал про все ухудшающееся состояние жертвы во время экскурсии и описал его смерть.
 - Когда он упал на пол, у него все еще был пульс, хотя говорить он уже не мог.
 - А потом? Его ведь ударили ножом не в твоем присутствии? Почему ты вышел из дворницкой?
Я рассказал об упавшей раме и безумном крике, огласившем двор. Данила некоторое время стоял в задумчивости. Затем кивнул в направлении жертвы.
 - А когда ему отрубили палец на ладони? Полагаю, не во время экскурсии?
 - Нет. Он его вчера случайно сам отрубил болгаркой.
 - Откуда ты знаешь?
 - Он сам мне рассказал. Мы пришли на экскурсию раньше всех.
 - А эта рана открывалась во время экскурсии? Бинты выглядят свежими.
 - Да. Он напал на Суслова, нашего экскурсовода, и рана закровоточила. Илона Василькова - женщина-врач из группы - меняла ему повязку.
Данила какое-то время обдумывал мои слова, а затем щелкнул пальцами, словно ему пришло что-то на ум, и сказал:
 - Есть всего два возможных объяснения его смерти. Одно из них маловероятно. Но мне нужно больше информации. Скорей - нам нужно спешить!
В этот момент я был поражен его взглядом. Вид у него вдруг стал какой-то нечеловеческий: как у хищного животного - ястреба или волка, почуявшего запах крови. Но прошла секунда, и на лице снова было спокойное выражение, хотя и все равно с какой-то манией в глазах. Он быстрым шагом покинул дворницкую. Когда мы спускались, я не вытерпел и спросил:
 - Ты сыщик или следователь получается?
Он быстро оглянулся, лицо его выражало огромное презрение.
 - Нет ничего более вульгарного, чем слово «сыщик», а от «частного детектива» веет дешевым чтивом. Я лишь искатель истины, не более того.
Не более того?! Как ни крути, а он все-таки умел придать себе значимость. Но в то же время его слова не выглядели просто позерством. Когда он загорался вот так, его энергетика заряжала энтузиазмом окружающих. Уверенность Данилы и его стремление узнать правду передались и мне - через его слова и поступки.

Клыгин обносил вход в дворницкую сигнальной лентой, чтобы за нее не проходили пытливые жильцы, которых набралось уже немалое количество. Участники экскурсии стояли ближе к входу под аркой, и их ограждали от любопытных уже сотрудники полиции. Мы спустились по лестнице и направились к ним, пробираясь через толпу. Полиция пропустила нас за живое ограждение, и мы начали опрашивать экскурсантов. Все - кроме Артемиды - смотрели на меня косо, в глазах читался невысказанный вопрос: «Почему его не арестовали?». Впрочем, они охотно отвечали на вопросы - видно, подумали, что Данила относится к полиции.
Первым он начал опрашивать Илону Василькову:
 - Скажите, пожалуйста, это вы меняли повязку умершему?
Она слабо кивнула. Глаза ее были широко раскрыты, а на лице было выражение тревоги.
 - Полагаю, перекиси ни у кого не было. Чем в таком случае вы обрабатывали рану?
 - Да просто водой.
 - А откуда была вода?
 - Да я уже не помню… Марат Вениаминович дал свою бутылочку, как мне кажется.
 - Бутылочку? С питьевой водой?
 - Да. Больше ни у кого ничего не было тогда.
 - А вы сами видели, как он пил из этой бутылочки?
 - Что за странный вопрос? Конечно, видела. Я и сама из нее пила.
 - Благодарю.
Но только Данила собрался отходить от Илоны, как она ухватила его за рукав.
 - Ему было очень плохо, - заговорила она вдруг, - Я это видела, но ничего не сделала!
 - Вы думаете, он умер не от ножа в сердце?
 - Я не знаю, - она покачала головой, - Но я точно видела, что с ним что-то не в порядке. Будто ему не хватало воздуха, и он вот-вот задохнется. Я хорошо знаю эти симптомы, в реанимации работала. Лицо было синее, да и одышка сильная.
Теперь уже Данила взял ее за руку.
 - Уважаемая Илона, прошу вас не корить себя. Вы уже очень много делаете, помогая этому расследованию. Ваши показания сейчас были бесценными.
 - Я очень надеюсь на это.
Данила отвернулся от нее. В его взгляде было что-то странное. На мгновение я увидел в его глазах страх, потом злость - словно его одна за другой обуревали разные эмоции. Впрочем, это длилось всего мгновение, вскоре он уже с невозмутимым выражением подходил к свидетелям убийства. Точнее, тем, кто застал меня над телом - Тарзану и Артемиде.
 - Мне сказали, вы не разговариваете, - обратился Данила к Тарзану.
Тот в ответ скрестил руки-бревна на груди, презрительно посмотрев на нас сверху вниз.
 - Похоже, он все еще думает, что это я его убил, - сказал я Даниле.
 - Да не убивали вы его, - всплеснула руками Артемида, - Я ему который раз говорила, что вы невиновны.
Она держала в руке пластиковый стаканчик и судорожно пила из него воду в перерывах между фразами.
 - А почему вы так думаете? - спросил Данила.
 - Так ведь ты тоже так думаешь! - вскричал я, - Что за сомнения?
 - Не пойми меня неправильно. Во время расследования мы должны проверить все гипотезы.
 - Да потому что это слишком очевидно! - воскликнула Артемида. - Разве неясно? Он остался один с этим Сергеем, тогда как мы убежали - я за помощью, Тарзан - за водой. Сразу было понятно, что если Сергея убьют, это может быть только Иван!
 - Возможно, Иван просто не успел спрятаться с места преступления после того, как коварно всадил нож в сердце своего злейшего врага. А на самом деле он хотел подставить вас двоих, - сказал Данила.
 - Об этом я не подумала… - задумчиво сказала Артемида, подперев подбородок кулачком, - Вот теперь я уже не так уверена.
Тарзан закивал головой и ударил кулаком одной руки о ладонь другой. Идея Данилы, очевидно, понравилась и ему.
 - Да что ты говоришь! Я думал, ты на моей стороне, - протянул я.
 - Мой друг, если я и на чьей стороне, то только на стороне правды, - ответил Данила, - А правду не так легко запятнать наспех собранными догадками.
 - А вот теперь переубедите меня, что это не он! - воскликнула Артемида. - Я уже ему не верю.
 - Нож, - сказал Данила. - Кто-нибудь из вас знал, где лежал нож, которым ударили Сергея?
 - Я не знала, - покачала головой Артемида.
Тарзан покачал вслед за ней.
 - Причина, по которой подозрение так выгодно падает на несчастного Ивана, кроется именно в том, что он знал, где лежит орудие преступления. Поскольку сам его положил под мольберты. И, как вы сами только что сказали, это делает его слишком очевидным подозреваемым. Можно сказать, подсадной уткой.
Артемида захлопала в ладоши и аж засветилась от радости.
 - Точно, точно! Иван, вы снова невиновны!
 - Но мы немного ушли в сторону, - сказал Данила, - Я подошел к вам не рассказывать о своих выводах, а послушать вас. Вы, уважаемая Артемида, ходили звать скорую, а вы, Тарзан - за водой. Насколько успешны были ваши предприятия?
Тарзан поднял полупустую пластиковую бутылку с водой.
 - Воду я уже почти всю сама выпила, - сказала Артемида, потрясая уже пустым стаканчиком, - А скорую я вызвала, но без толку. Когда они приехали, уже нужно было вызывать полицию, что мы и сделали.
 - А почему вы выходили вызывать скорую на набережную Фонтанки?
 - Потому что связи не было в дворницкой. Да и во дворе тоже плохо ловило.
 - Есть свидетели, которые видели вас там, где вы говорите?
 - Вы думаете, я вру?! - воскликнула Артемида, - Да спросите хоть охранника в будке у ворот. Он меня видел! Да еще люди по набережной ходили, видели меня, только их искать надо. Тарзана видели в «Дикси», где он воду покупал.
 - Нет, конечно, я не думаю, что вы врете, - улыбнулся Данила, - А за время, что вы там были, никто не выходил из ворот?
 - Наверняка много людей выходило. Это ведь жилой дом, я, если честно не следила, - покачала головой Артемида.
Она вдруг нахмурила взгляд и подняла палец вверх, будто вспомнила что-то важное.
 - Из окна дома вылетела птица! - воскликнула она.
 - Птица? - переспросил я.
Данила промолчал, но сощурил взгляд.
 - А может и не птица, - тут же сдала назад девушка, - В общем, я думаю, что-то выпорхнуло из окна одной из квартир Толстовского дома. Я подумала, что кто-то голубей разводит.
 - Проясните, - попросил Данила, - Вы совершенно четко видели голубя, который вылетал из окна квартиры?
 - Скорее, нет. Я заметила краем глаза, как что-то пролетело из дома в сторону Фонтанки.
 - И вы решили, что это был голубь?
 - А почему бы и нет? - тон Артемиды был почти вызывающим, - Это прекрасные птицы, и я уверена, что их здесь кто-то разводит. Это вполне мог быть голубь.
 - Спасибо, Артемида. Это были очень важные показания, - сказал Данила, - А теперь, если позволите, могу попросить ваш стаканчик?
 - Стаканчик? А зачем? Я из него пила уже, он грязный.
 - Я не привередливый.
Озадаченная Артемида отдала ему стаканчик.
 - И правда, зачем тебе стаканчик? - спросил я Данилу, когда мы отошли от девушки и великана.
 - Долго объяснять. Скажем так, хочу проверить одну теорию.
Сказав так, он подошел к Суслову. Экскурсовод как раз в этот момент достал свою бутылочку с водой и хотел к ней приложиться.
 - Позвольте, - сказал вдруг Данила и резким жестом вырвал бутылочку у него из руки.
 - Что вы себе позволяете?! - вскричал Суслов, онемевший от такой наглости. Он нахмурился, но вместе с тем я заметил, как на лбу его сразу выступили капельки пота. Хотя вечер был уже далеко не таким жарким.
Данила сделал небольшой глоток, запрокинул голову и стал громко полоскать горло. Вскоре булькающие звуки закончились, и он с шумом опорожнил содержимое глотки в стаканчик, позаимствованный у Артемиды.
 - Правила этикета, - с улыбкой объяснил он свое поведение, - Не хочется плевать на асфальт этого прекрасного двора.
Суслов быстро протянул руку и вырвал бутылку назад. Потянулся он было и к стаканчику, но Данила отвел руку.
 - Благодарю, но я сам вылью эту воду, - сказал он.
 - Да я ничего… - стал было оправдываться тот. Казалось, будто его застали за каким-то общественно порицаемым действием.
 - Как вас зовут? - спросил Данила как ни в чем ни бывало.
 - Марат Вениаминович Суслов, - ответил экскурсовод. Он жадно приложился к бутылке и выпил то, что оставалось на самом донышке. Однако бутылку не выкинул, а бросил себе в сумку.
 - И давно вы занимаетесь экскурсиями? Признаться, я никогда не видел вас на экскурсиях по этому дому.
 - Недавно. Я работаю в управлении культуры нашего города. «Петербург для народа» - отличный проект, вот я и вызвался стать экскурсоводом-волонтером.
 - Я встречался со всеми вашими предшественниками. И все они писали на меня доносы в управление.
 - До меня доходили слухи о неком молодом человеке, который пытался мешать экскурсиям… Так это были вы?
 - Мешать экскурсиям?! - вскричал Данила, - Эти экскурсоводы даже не знали общеизвестных фактов об этом доме. Но даже не это главное. Все они пытались лезть в жизнь честных жильцов. Рассказывали, как ужасно, что государство здесь ничего не контролирует.
 - Так вы здесь живете? В таком случае, я не обязан отчитываться перед гражданским. У меня было впечатление, что вы из полиции. Как вас вообще допустили к расследованию?
В последней фразе слышались раздраженные нотки.
 - Всего один вопрос, прежде чем вы от меня закроетесь, - прервал его Данила, - Вы знали погибшего?
 - Нет. Первый раз видел его.
На этом Суслов замолчал. Демонстративно повернулся к нам вполоборота, скрестив руки на груди.
 - Но дайте нам хотя бы показания! - вскричал я.
 - Бесполезно, - покачал головой Данила и потянул меня в сторону. - Займемся лучше другим. Я тебе сейчас дам задание, а сам отлучусь ненадолго.
 - Какое задание?
 - Опроси оставшихся двух свидетелей. Надо понять, что они делали вместе с Сусловым во время убийства. А мне надо вот от этого избавиться.
И он помахал у меня перед носом стаканчиком с водой, которой полоскал горло.
 - Как это может быть важнее показаний свидетелей?! - выпалил я, - Да вылей просто!
 Но Данила уже растворился в толпе, окружавшей экскурсионную группу. Ничего не оставалось, как подойти к Баритонову и Радеевой. 
 - Ужас, ужас! - причитала она, - Да когда нас уже отпустят, когда отпустят?
 - Не нервничайте, - старался приободрить ее мужчина, - Постоим еще чуть-чуть, и отпустят.
Увидев меня, Радеева бесцеремонно выставила вперед указательный палец.
 - Вы! Вас же взяли! Это ведь вы его убили! А теперь…
 - Никого я не убивал, - стараясь спрятать раздражение в голосе, сказал я. - Расскажите мне, куда вас повел Суслов, когда мы с Артемидой и Тарзаном остались с Сергеем.
 - Можно ему говорить, как думаете? - с опаской спросила Рада Тихона.
 - Я был бы осторожен, - ответил Тихон, - Хотя раз вас отпустили, то может вы и невиновны.
 - Пока не отпустили, - покачал я головой, - Поэтому мы с Данилой Соколиком ищем доказательства моей невиновности!
 - С каким-каким соколом? - переспросила Рада, - Что вы мелете-то?
 - Неважно! Так где вы были, расскажите, пожалуйста?
 - Тут тайны никакой нет, - сказал Баритонов, - Мы были в музее истории Толстовского дома. Уважаемый Марат Вениаминович повел нас через прекрасную парадную со стороны набережной. Мы поднялись на четвертый этаж, где находится музей. Оттуда прекрасный вид на набережную, к слову сказать.
 - Именно! - воскликнула Радеева, - Я оторваться от этого вида не могла. Но Суслов нас чего-то поторапливал места занять.
 - Да, он выключил свет и включил нам фильм. Сам в это время стал рассказывать историю дома на фоне.
 - Рассказывал он сам? - с сомнением спросила Рада.
 - А кто ж еще? Кроме нас троих там ведь никого не было.
 - Мне казалось, там запись шла.
 - Почему это вам так казалось? - чуть не сердито спросил ее Баритонов.
 - Ну я ему вопрос задала, помните, а он не ответил. Все бубонил и бубонил: «А тут жил такой, а тут жил сякой». А я спрашиваю: «Ну а Ольга Николаевна тут жила?». А он бубонит и бубонит…
 - Да он из вежливости не ответил. Ясно ведь, что не жила.
 - Да я не имела в виду героиню! Может, актриса сама жила, кто его знает.
 - Не жила!
 - Ну да Бог с ней. Не ответил он мне.
 - А вы сами видели его во время фильма? - спросил я.
 - Видеть-то не видели, но голос его слышали, - сказал Баритонов. - Зачем на него смотреть, если он нам фильм показывает.
 - То есть, вы были к нему спиной?
 - Не только спиной. Он был за перегородкой.
 - Какой перегородкой?
 - Тут сложно объяснить… В этом музее есть перегородка. За ней находится проектор, который показывал фильм. А мы сидели по ту сторону перегородки и смотрели на экран. Марат Вениаминович был как раз за нами, рассказывая историю дома.
 - А когда фильм закончился, вы все пошли во двор?
 - Да. И увидели плачущую Артемиду и вас в хватке Тарзана. Дальше вы знаете.
 - Вы вернулись тем же путем?
 - Да, тем же. Спустились по великолепной лестнице, я еще сделал пару снимков в парадной. Прошли через набережную обратно во двор.
 - И с вами ведь все время была еще Илона Василькова, верно?
 - Была, была! - подтвердила Радеева, - Только она молчала все время. Думала о своем о чем-то.
Я задумался. Получается, у четверых участников экскурсии было железное алиби. Суслов, Радеева, Баритонов и Василькова - все в момент смерти Сергея находились в музее Толстовского дома и попасть в дворницкую не могли. Когда вернулся Данила, я передал ему показания. К моему недоумению, он воскликнул:
 - Прекрасно! Все почти сходится!
 - Что сходится? - спросил я, - У четверых из группы алиби. Остальные тоже вроде как непричастны. Убийца, наверно, все-таки не из группы был.
 - Мой друг, ты разве забыл, что сам мне сказал? - спросил Данила тоном разочарованного экзаменатора, что принимает зачет у студента, - «Компромат - у одного из экскурсантов» - так гласило сообщение, если я не ошибаюсь?
 - Да, но это могла быть ложь! - воскликнул я. На меня вдруг накатило отчаяние. Это убийство теперь выглядело донельзя непонятным и запутанным. Я уже не был так уверен, что Данила раскроет правду. Вдруг он действительно был просто самоуверенным паяцем, как его и описывал Клыгин?
 - Нет, - покачал головой мой спутник, - Все указывает на то, что убийца действительно был членом экскурсионной группы. Я удивлен, что ты сам этого еще не понял. И все представленные доказательства указывают всего на одного человека.
 - И кого же?
Вместо ответа Данила спросил:
 - Скажи мне, зачем уже мертвое тело ударили ножом?
 - Чтобы подставить меня, понятно!
 - Если так, то ударить его ножом мог только сам убийца. И если убийца не ты… Кто еще знал, где лежит нож?
Бывают такие мысли - а скорее не мысли, а откровения даже - которые буквально шилом пронзают мозг, быстро доносят то, что так долго варилось в недоступных областях нашего серого вещества. После слов Данилы меня пронзило как раз такое откровение. Ну конечно, это мог быть только он!
 - Но как?! - тут же воскликнул я.
 - Я пока не готов ответить на этот вопрос, - уклонился Данила, - Осталась всего пара штрихов.
Он нетерпеливо взглянул на часы.
 - Поспешим в музей, где были Суслов и трое других экскурсантов. Не в твоих интересах терять время.
 - А уже время? - фальцетом спросил я.
 - Осталось десять минут из отпущенного капитаном часа.
Не дожидаясь моего ответа, он поспешил, как ни странно, к дворницкой. Когда Данила поднимался к двери, за которой лежало тело, я окликнул его:
 - Но здесь же нет выхода на этаж!
 - Кто тебе сказал? - нахмурился он.
 - Суслов. Он сказал, что здесь нет выхода на лестничную площадку. Можно попасть только по черной лестнице на крышу.

 - Отнюдь, - покачал головой Данила, - Здесь есть выходы на каждый из этажей.
Мы быстро, чуть не бегом, поднялись на четвертый этаж. Данила буквально летел по ступеням, тогда как я выбился из сил на третьем пролете. Либо у него была прекрасная физическая подготовка, либо мое голодное существование, наконец, стало отражаться на моем бренном теле. Когда, шумно захватывая ртом воздух, я ступил на лестничную площадку, Данила уже стоял у окна. Рама была снята, из голого проема воздух с шумом вырывался во внутренний двор. Справа у стены стояли части рамы - заплесневелые доски с облупленной краской по краям.
 - Отсюда упало окно, так грандиозно переполошив моих соседей, - сказал Данила, когда я подошел. - Совет двора намеревался заменить эти окна, но рабочие пока успели только снять рамы с них.
Я выглянул в проем. Действительно, прямо под нами, внизу на асфальте лежали разбитые в щепки части рамы и куски стекла.
 - И кто его уронил, как думаешь? - спросил я.
 - Уронил? Его сбросили. Ты ведь сам рассказывал про страшный шум во дворе, когда она упала. Если не ошибаюсь, звук падения предварял также безумный крик, верно? Давай-ка проверим…
При последних словах в глазах его появилось озорное выражение, как у ребенка, который придумал интересную шалость и ему не терпелось ее воплотить. Данила сорвал с головы фуражку, высунулся по пояс из окна, так что ступни едва не оторвались от пола, и огласил двор истошным воплем. Я зажал уши - до того громким было это неожиданное напряжение голосовых связок. Только закончился его крик, как раздались звуки распахиваемых окон - совсем как тогда, во время убийства. Кто испуганный, кто раздраженный - люди высматривали источник крика.
 - Все в порядке! - прокричал Данила, махая рукой из проема, - Прошу прощения!
 - Что ты там творишь, Соколик?!
Последний возглас донесся снизу, где из нахлынувшей на крик толпы людей на нас взирало искаженное недовольством лицо Клыгина.
 - Всего лишь эксперимент! - ответил ему Данила и, отойдя от проема, сказал в мою сторону, - Люди меня заметили, как видишь. Однако если бы, вместо того, чтобы остаться у окна, я сразу побежал вниз, в дворницкую, источник шума установить было невозможно.
 - И как раз на том этаже, что музей, - заметил я, - Как удобно!
Данила кивнул. Мы вышли с лестничной клетки на этаж, где располагались квартиры жильцов. Музей тоже располагался в одной из квартир в конце коридора с видом на Фонтанку. Дверь была закрыта, но у Данилы оказался ключ.
 - Перед тобой - один из основателей этого музея, - объяснил он, приглашая меня внутрь.
Музей состоял из прихожей и двух больших комнат. Первая комната была посвящена прошлому дома. Возле стен стояли старинные предметы утвари, от утюгов до чайников, а стены украшали портреты видных жильцов дома. В одном из углов были выложены кирпичи с выбитыми на них фамилиями и именами. На двух самых верхних было выбито «Эдуард» и «Хиль».
Данила, не задерживаясь, прошел во вторую комнату. Я вошел за ним и некоторое время потерянно озирался, нигде не находя своего спутника. В центре комнаты стоял стол, к которому были приставлены стулья в несколько рядов один за другим. Прямо перед столом, у стены, висела белая простыня, которая играла роль экрана для проектора. Я вспомнил, как Радеева и Баритонов рассказывали, что Суслов показывал им здесь фильм. В комнате царила полутьма - окна с правой стороны были завешены черной драпировкой. С левой стороны черные шторы были отдернуты. За окном открывался прекрасный вид на Фонтанку. Я подошел к окну, из которого открывался вид на канал, обрамленный, с одной стороны, мостом Ломоносова, а с другой - Аничковым.
 - Тебя не смущает, что эта часть окна не закрыта? - спросил Данила, явившийся будто из ниоткуда.
  - Где ты был? - спросил я.
Данила показал на едва заметную перегородку слева от входа в комнату. Это была небольшая импровизированная шторка, цветом не отличимая от обоев на стене.
 - Там стоит проектор, - сказал Данила, - И еще там мусорка, в которой я нашел вот это.
Он разжал ладонь, и я увидел пару смятых одноразовых перчаток. Такие используют горничные для уборки номеров в отелях. В паре мест у пальцев перчатки были надорваны, будто владелец снимал их в спешке.
 - Я так полагаю, уборщиц здесь нет.
Данила покачал головой.
 - Мусор выносят обычно те, кто проводят здесь экскурсии. Другими словами, основатели музея.
 - Получается, Суслов тоже основатель? Это он здесь показывал экскурсантам фильм.
 - Нет. Правительство Петербурга попросило нас одолжить им ключ на время экскурсии. Совет Дома одобрил, хотя я был одним из воздержавшихся.
 - А что насчет окна? - спросил я.
 - Радеева, Баритонов и Василькова смотрели здесь фильм в полной темноте, при полностью завешенной драпировке. Я знаю это наверняка, потому что даже при одном незанавешенном окне количество света в дневном время таково, что различить на экране решительно ничего нельзя.
 - Тогда кто его отдернул?
 - Мы ответим на этот вопрос, когда зададим себе другой - «Зачем его отдернули»? - ответил Данила, - Вспомни показания Артемиды.
 - Она звонила в скорую, стоя на набережной. Что в этом такого?
 - Да, - кивнул он, - И что она видела?
 - Голубя… - я начал прозревать, - Ты думаешь, он вылетел из этого окна?
 - Именно. Только не голубь, а нечто неодушевленное. Например, телефон. Я не знаю, сравнимы ли последние модели «Айфона» сейчас с голубями?
 - Вполне.
Вдруг хлопнула входная дверь. Ровный стук ботинок по полу предварял явление оперуполномоченного Клыгина. Как вестник рока, высокий и сумрачный, он стал в проходе, загораживая мне путь к свободе. Вздернув левую руку, он показал на циферблат часов.
 - Время, Соколик, - проследовали холодные слова. - Или ты говоришь что-то внятное или я его забираю.

Данила поправил фуражку. На душе у меня было мрачно. Успел ли он понять, как все в точности произошло? Кто и как убил Япончика до удара ножом? У нас больше не было времени на расследование! Данила должен был предложить ясное объснение событий полиции и назвать убийцу. Наверняка, от него потребовали бы доказательств. Да впрочем, даже если бы он не доказал мою невиновность, я был благодарен ему уже за то, что он вступился. Но стоило мне так подумать, как его следующие слова повергли меня в еще большее изумление.
 - Соберите всю экскурсионную группу во дворе, включая Суслова. Я назову вам убийцу и расскажу в точности, как произошло убийство.
Клыгин издал короткий смешок. Смерил Данилу снисходительным взглядом.
 - Надеюсь, у тебя есть чем подкрепить такие слова, - сказал он, - Если ничего не докажешь, сядешь на сутки за помеху аресту. Мне все равно, что там капитан говорит. Ты меня уже достал, Соколик.
После этих слов Клыгин схватил меня за руку, завел ладонь за спину и нацепил наручники. С силой толкнул меня в проход, словно я уже был арестован. Я бросил быстрый взгляд на Данилу. Лицо его было спокойным, а в глазах читалась решимость.

Клыгин протолкал меня вниз по лестнице к самому выходу из дворницкой. Полиция привела всех экскурсантов и Суслова, и они стали перед нами в ряд. Подошел и капитан Будко. За руку он вел маленькую девочку - я предположил, что это была его дочь. Длинные светлые волосы были сплетены в длинную косичку, спадавшую за спиной, а одета она была в традиционный для школьников костюм. Девочка с любопытством озиралась по сторонам, хотя во взгляде ее читалось некоторое напряжение.
 - Капитан, вы уверены, что стоит приводить Полину на… такое? - спросил своего начальника Клыгин.
 - На какое? Полька знает, где я работаю, с чем дела имею. Уже не впервой. Да и Данилку увидеть хотела.
И действительно - только он появился из дверей дворницкой, как девочка издала радостный возглас и стрелой метнулась в его сторону.
 - Дядя Даня! Дядя Даня! - восклицала она, хватая его за торс так, будто хотела приклеиться.
 - И я тебя рад видеть, Полина, - ответил он с доброй усмешкой.
 - Я там новую джосеки придумала, давай сегодня посмотрим! - прокричала она.
В ряду экскурсантов кто-то тихо прокашлялся.
 - Я прошу прощения, что прерываю эту, без сомнения, трогательную сцену. Но позвольте узнать, зачем нас здесь сейчас собрали?
Говорил Суслов. В его сущности будто что-то изменилось: он больше не выглядел тщедушным государственным сотрудником, как он представлялся мне в начале экскурсии. Речь стала более твердой, а тон - нетерпеливым. Он стоял, скрестив руки, с расправленными вперед плечами, хмуро взирая на полицейских. Посмотрел на часы, дополнил:
 - Я уже час назад должен был вернуться в управление. Мне казалось, здесь все ясно, убийца был уже схвачен…
 - Подозреваемый, - поправил его Будко. - Да, я прошу прощения, что мы отнимаем у вас время. Но наша работа - находить виновных.
 - Ведь уже понятно, кто виновный, - процедил Суслов, сверля меня взглядом.
 - Почему понятно?
Спрашивал уже Данила. Он вышел перед нами, все участники экскурсии теперь смотрели на него. Я огляделся по сторонам: в лучах заходящего солнца отражались десятки раскрытых окон, люди с интересом выглядывали наружу, ожидая, что же он скажет. Казалось, что Данила был на импровизированный сцене, готовый исполнять смертельный танец. И это действительно был танец - логики и дедукции. А от его мастерства зависела вся моя жизнь. 
Он начал так:
 - Это правда, что подозреваемый Иван Федоров очень хорошо подходит на роль преступника. Очевидно, бедный студент, который делал вид, что пытается заработать на жизнь рисунками портретов в ходе этой экскурсии, на самом деле вынашивал план по убийству строительного магната.
Если это и был сарказм, то хорошо замаскированный. Артемида прижала пальцы к губам, сдерживая смешок.
 - Факты указывают именно на это, - продолжал Данила, - Он был наедине с жертвой и знал, где лежит нож. Никого, кроме Ивана и Сергея, больше не было в дворницкой в тот момент. Шейдаков и Романцева это подтвердили. Однако именно поэтому Иван наверняка этого не делал. Этот молодой человек не производит впечатление глупца. А только глупец совершил бы это преступление таким образом, чтобы сразу попасться.
Можно сказать, что он просто не успел сбежать и был схвачен с поличным. Но однозначно обвинить Ивана мешают несколько обстоятельств. Во-первых, известно, что он не все время был наедине с жертвой. В какой-то момент, когда они с Япончиком были внутри, во двор с грохотом обрушилась рама с четвертого этажа. Иван выбежал на шум, посмотреть, что случилось. Я верно говорю?
Он обращался уже к жителям дома - тем, что обступили нас, взяв в кольцо, и тем, что смотрели из окон. Сотни голосов слились в унисон, дружно подтверждая его слова. А ведь действительно - все они тогда высунулись на шум, чтобы посмотреть, что случилось! Внезапно этот факт сыграл мне на руку.
 - Во-вторых, - продолжал Данила, - Не только Иван знал о том, где лежит нож.
Он обернулся ко мне и задал вопрос:
 - Можешь ли напомнить нам, кто попросил тебя спрятать нож в дворницкой?
Я пошевелил губами, но слова не шли. Это был Рубикон, который мой мозг еще не был готов перейти. «Не говори! Не говори!» - отзывалось в голове. Но почему? Я ведь уже понял, что сделать это мог только он. Я боялся последствий? Возможно. Скажи я сейчас его имя, это будет означать фактически обвинение. Но если он действительно это сделал, то у меня не должно быть сомнений! И все-таки что-то меня смущало. Возможно то, что мы оба с Данилой понимали, что удар ножом был лишь прикрытием. Сможет ли Данила открыть потайное дно в этом деле? Мне оставалось только довериться ему, когда я, неожиданным для себя высоким голосом, произнес:
 - Наш экскурсовод, Марат Суслов.
И только я это сказал, как на него со всех сторон устремились удивленные взгляды. Люди в окнах и вокруг нас стали шептаться. Остальные экскурсанты неловко переступали с ноги на ногу, бросая опасливые взгляды в сторону Суслова. Конечно, все поняли, что значили мои слова. Понял и Суслов. Он резко рассмеялся и бросил:
 - Послушайте, это уже на грани. Я не собираюсь участвовать в этом фарсе, особенно учитывая подобные инсинуации.
 - В чем дело? - спросил Данила, - Я всего лишь уточнил две вещи, в результате чего мы установили два факта. Подозреваемый отлучался с места преступления, а кроме него, местоположение ножа знали только вы. Разве не так?
 - Капитан… как вас там? - обратился Суслов к капитану Будко, - Почему мы должны слушать домыслы этого доморощенного детектива? Полиция настолько некомпетентна, что поручает расследования преступлений гражданским?
 - Отнюдь, - возразил тот, - В компетенции Данилы я не сомневаюсь, хотя в полиции он не состоит, это верно.
В последней фразе мне явно послышалась досада. Тем временем капитан продолжал:
 - Мы лишь выслушиваем его точку зрения на происходящее, основанную на фактах и логике. Скажем так, альтернативное мнение - он мог увидеть то, что мы пропустили. Поэтому прошу вас уделить десять минут своего времени. Заранее благодарю.
Несмотря на смягчающие слова, тон капитана был непоколебим. Он не тушевался перед государственным служащим: очевидно, статус Суслова в его глазах ничего не значил. Экскурсовод же молчал. Лицо его стало будто каменным. Если его и терзали сейчас волнения, то он делал все возможное, чтобы этого не показывать. Нехотя, он произнес:
 - Ну что ж, давайте послушаем вашу точку зрения.
 - Пока это лишь гипотеза, но у нее есть сильные основания, - продолжил Данила, - Действительно, единственным человеком, который мог пронзить сердце Сергея Япончика, были вы - Марат Суслов. После того, как вы оставили Ивана, Тарзана, Артемиду и Сергея, вы с другими экскурсантами пошли в музей через вход со стороны набережной. Там вы включили фильм об истории Толстовского дома. В начале показа вы зашли за перегородку - без этого невозможно включить фильм. Именно это обстоятельство позволило вам отлучиться во время показа. Будучи увлечены фильмом, экскурсанты думали, что вы все это время были с ними. Чтобы эта иллюзия поддерживалась, вы включили запись - возможно на своем телефоне - с заранее записанной речью. Показания Рады Радеевой подтверждают это: запись на телефоне не могла ответить на ее вопрос.
Данила помахал перед собой перчатками, что мы нашли в музее.
 - Вы надели перчатки, чтобы не оставить нигде отпечатков пальцев. Затем вышли на черную лестницу и издали громкий крик из окна четвертого этажа, после чего сбросили вниз оконную раму. Вашим намерением было привлечь внимание всех, кто был в тот момент в дворницкой. И это действительно сработало - внизу был только Иван, и он сразу же выбежал на шум. Вы же тем временем сбежали вниз по черной лестнице, достали нож из-под мольбертов - вы знали, что Иван положил его именно туда - и всадили его в грудь несчастного.
Но это не все. У жертвы также был телефон с инкриминирующим вас сообщением. Чтобы полиция не увидела его, вы забрали телефон с места преступления и вернулись так же по черной лестнице обратно в музей. Перчатки вы выбросили в мусорку, где мы их и нашли. Но оставалось еще избавиться от телефона. Когда фильм закончился, вы попросили экскурсантов собраться снаружи. Как только комната опустела, вы отдернули одну из занавесок, открыли окно и выбросили телефон в Фонтанку. Именно летящий телефон Артемида Романцева спутала с голубем - она в тот момент как раз вызывала скорую с набережной. Закончив с избавлением от улик, вы вернулись к группе и спустились вместе к выходу на набережной, а оттуда - к дворницкой. Оставалось только сыграть удивление, когда Артемида и Тарзан сообщили вам об убийстве.
Данила закончил, и по всему двору воцарилась тишина. Люди ожидали реакции Суслова, а он стоял со все тем же каменным лицом. Я нутром чувствовал - что-то было не так. Что это только первый акт представления, в котором еще непонятно, кто главное действующее лицо. И продолжение не заставило себя ждать.   
 - Это было весьма занимательно, - разогнал тишину Суслов, - А теперь позвольте разнести вдребезги эти ваши полусвязные догадки.
Выбросив руки в воздух, он вышел вперед и огласил двор неожиданно громким и сильным голосом:
 - Так называемый детектив без роду без племени пытается обвинить меня в убийстве. Позвольте сразу сказать, что у меня есть алиби.
Он указал на Тихона Баритонова.
 - Тихон Владимирович видел, как я показывал экскурсантам фильм в музее на четвертом этаже. Он сидел рядом со мной и помогал настраивать проектор. Должен сказать, в технической части я мало силен. Так что мне нужна была его помощь.
С нарастающим в груди, как пламя, гневом я наблюдал, как Тихон Баритонов кивнул и сказал:
 - Да, я был с ним все это время за перегородкой. Могу посвидетельствовать, что Марат Вениаминович никуда не выходил.
 - Не может быть! - вскричал даже не я, а вот этот пламенный гнев во мне, - Вы сами мне говорили, что не видели его своими глазами!
 - Тогда я неверно вас понял, - хладнокровно сказал Баритонов, - Во время фильма я был за перегородкой вместе с Маратом Вениаминовичем, помогал ему запускать фильм.
 - Рада, Илона, вы его видели? - спросил я женщин.
 - Я не видела, где Тихон Владимирович сидел, - задумчиво ответила Илона, - Он вроде за спиной у нас был весь фильм.
Глаза Рады метались от Суслова в мою сторону, словно она выбирала, чью точку зрения поддержать. Последний ее взгляд в моем направлении был из-под нахмуренных бровей. И тогда она уверенно объявила:
 - Точно не видела. Тихон Владимирович был с Маратом Вениаминовичем. Уж ему-то я верю.
 - А мне? - обреченно спросил я.
Мой вопрос потонул в рассерженном возгласе Суслова:
 - Я думаю, теперь все очевидно! Уважаемый капитан, вы потратили мое время на выслушивание инфантильных фантазий о том, как я кого-то убил. Я нахожу это весьма оскорбительным. Не думайте, что вам это сойдет с рук.
К моему великому разочарованию, и капитан, и Данила молчали. Последний склонил голову, и я даже не видел его лица. Туз в рукаве у Суслова - хотя и насквозь жульнический - по всей видимости обескуражил обоих. Неужели, неужели ничего нельзя было сделать?! Вот так легко и просто с помощью подставного свидетеля он заслужил себе алиби? А я отправляюсь за решетку на 10 лет?
 - Я так и знал, что время зря потратили, - пробормотал за моей спиной Клыгин, - Еще и капитана подставили.
Он потянул было за наручники, но тут гнетущую тишину двора нарушил голос Данилы:
 - Если можно, последний вопрос, Марат Вениаминович.
Экскурсовод уже пересекал двор, всем своим видом показывая, что для него допрос уже закончен. Услышав реплику Данилы, он остановился - прямо напротив него.
 - Что, еще больше порождений воспаленного детективными романами ума? - с презрительной ухмылкой спросил он.
 - Нет, сейчас я бы хотел узнать ваше предположение. Раз подозрение с вас снято благодаря алиби, то, как по-вашему подозреваемый смог справиться с жертвой? Если мы сравним их физическую конституцию, различие налицо. Голодающий студент-художник против практически бойца тяжелого веса. Как ему это удалось?
Суслов пожал плечами:
 - Понятия не имею. У этого Япончика большого пальца не было. Слышал, болгаркой отрубило на стройке. Не мог в полную силу драться.

Эти слова имели поразительный эффект на Данилу. До того опущенная голова его взметнулась вверх, и я увидел на его лице едва скрываемую улыбку. Была это не дружелюбная улыбка, нет, она была по-хорошему безумной! Такая улыбка появляется у людей, когда их переполняет энергия от хороших новостей или удачного для них поворота событий. Только я увидел эту улыбку, как понял - что бы ни сказал сейчас Суслов, из хватки Данилы он уже не выберется.
 - Как вы сказали, он лишился пальца? - четко, почти по слогам, спросил он.
 - Болгаркой отрубило, сказал же, - нахмурился Суслов.
 - Откуда вы узнали это? Нам вы сказали, что первый раз видели погибшего, так что знать от него это не могли.
 - Да он сам мне сказал… во время экскурсии.
Глаза Суслова заметались из стороны в сторону, поза перестала быть уверенной.
 - Правда? И экскурсанты могут это подтвердить?
Данила взглянул в их сторону, ожидая ответа.
 - Я не помню такого, - покачала головой Артемида, - Сергей говорил только в начале экскурсии, и то больше грозился кого-то убить. А потом просто молча ходил за всей группой. Ни с кем точно не разговаривал.
 - Да, я тоже не помню, чтобы вы с ним о таком говорили, - вторила Илона, - Он вообще про свою рану никому не говорил.
Вслед за ней кивнули и все остальные. У Суслова на лице появилось разъяренное выражение.
 - Да какая разница, что там с его пальцем было! Значит я придумал это!
Данила покачал головой и показал в мою сторону.
 - Нет, вы совершенно верно назвали причину. Это подтвердит Иван - только ему Сергей рассказал о том, как он лишился пальца.
Я кивнул, пока еще не понимая, к чему он ведет.
 - Болгарка или что там - неважно! - вскричал Суслов, - К делу здесь отношения нет.
 - Напротив, тот факт, что вы знаете это, меняет все дело. Видите ли, ранее я рассказывал вам не о том, как вы его убили. Я рассказывал вам о том, как вы имитировали убийство. С целью подставить Ивана, вне сомнений. Настоящее убийство произошло гораздо, гораздо раньше.
Толпа издала дружный удивленный возглас. А через него пробился неожиданно высокий, почти пронзительный голос Илоны Васильковой:
 - Вы имеете в виду - когда ему было плохо?
 - Именно, - кивнул Данила и теперь уже обратился к ней. - Вы врач, видели его симптомы. На что это было похоже?
 - Если честно, это было похоже на сердечный приступ.
После этих слов она прижала руки к груди, а взгляд устремила в землю. Язык жестов выдавал в ней чувство вины - наверняка она корила себя за то, что не отнеслась серьезнее к его состоянию.
 - Почему вы так подумали? - спросил Данила.
 - Я видела, что ему не хватает воздуха. Это верный признак.
 - Так теперь ты будешь навешивать на меня его сердечный приступ?! - рявкнул Суслов в сторону Данилы, - То, что у него было не в порядке со здоровьем, ко мне не относится.
Я вдруг услышал, как позади меня кто-то громко извинялся. Я обернулся: сквозь толпу жителей дома протискивалась молодая женщина. Она была в длинном медицинском халате, а в одной руке держала пакет с пробиркой. Когда она приблизилась к нам, я подумал, что она только что пробежала марафон: грудь быстро поднималась и опускалась в аккомпанемент частому дыханию, лицо все раскраснелось, а длинные светлые волосы разметались по измятому халату.
 - Лера, ты что тут делаешь? - спросил у девушки Клыгин.
 - Да вот, Даня попросил глянуть, что в воде этой было.
Она потрясла пакетиком с пробиркой. Клыгин был вне себя.
 - Я тебе сколько раз говорил - ты не его лакей. Ты судмедэксперт по нашим внутренним делам.
 - Но он сказал, это относится к делу! - оправдывалась Лера, - Сказал, что надо быстрее, а то осудят невиновного. Даня!
Она помахала рукой из толпы. Данила был в тот момент в самом разгаре словесного поединка с Сусловым, но, увидев девушку, тут же отвлекся и подошел к ней.
 - Держи, - сказала она, протянув ему пакет, - Ты был прав, это не просто вода. Намешали хлорид тубокурарина столько, будто слона усыпить хотели. Даже не думала, что когда-нибудь такое увижу в лаборатории. Мы же в Петербурге живем, а не в джунглях.
 - Прекрасная работа, Лера, благодарю, - кивнул Данила.
Он опять повернулся к Суслову и показал ему пробирку с водой.
 - И что это? - спросил тот. Ненависти в интонации он уже не скрывал.
 - Это доказательство, что у жертвы не было сердечного приступа.
 - Ну слава Богу, - с облегчением выдохнула Илона.
 - В этой пробирке вода с растворенным в ней алкалоидом, - продолжал Данила, - В незначительных количествах он используется для расслабления мышц. В больших - как здесь - он ведет к параличу и смерти. Более известное название этого вещества - кураре.
 - Что, как у индейцев? - спросил Тихомиров.
Суслов истерично расхохотался.
 - Сейчас ты будешь доказывать, что Сергея убили аборигены из Африки?! - сквозь натужный смех спросил он.
 - Нет, - парировал Данила, - Жидкость в этой пробирке попала сюда из бутылки с водой. Вашей бутылки с водой. Помните, как я тогда позаимствовал у вас ее? Мне нужен был образец жидкости для анализа, и я не видел другого способа его забрать.
 - Ты совсем ополоумел? - снова помрачнел Суслов. В его голосе появились угрожающие нотки, - Все видели, как я пил из этой бутылки. Будь там это твое кураре, я бы сам отравился! 
 - В этом нет ничего удивительного. Напротив, тот факт, что вы спокойно пили воду, натолкнул меня на мысль, что в ней может быть кураре. Видите ли, главное отличие этого яда от всех остальных - он попадает в организм жертвы только через внешнюю рану, например, царапину на коже. При употреблении внутрь яд совершенно безвреден. Именно поэтому аборигены из Африки, которых вы упомянули, спокойно ели мясо убитых таким образом животных.
 - Интересная теория, - включился в разговор капитан Будко, - Но как эту воду использовали для отравления жертвы?
 - У Сергея, как мы уже знаем, была серьезная рана на одной из ладоней - отрублен палец. Поскольку он лишился пальца вчера - и по какой-то причине не ходил зашивать рану к хирургу - из нее еще сочилась кровь. По рассказам свидетелей, он напал на Марата Суслова в начале экскурсии, из-за чего рана начала кровоточить из-под наскоро наложенных бинтов. Илона вызвалась перемотать рану, но для этого ее надо было промыть от крови. Она использовала бутылочку с водой, которую предложил ей Суслов. Я все верно рассказываю?
Он обернулся к Илоне. Женщину было не узнать. На лице ее застыло выражение удивления и одновременно ужаса - без сомнений, после того, как она поняла подноготный смысл данилиных слов. Какое-то время она молчала, а затем устремила взгляд в сторону Суслова. Следующие слова ее были словно иглы, которые она стремилась загнать ему под кожу:
 - Как вы могли? Из-за вас я стала убийцей!   
 - Нет-нет, дорогая Илона, вы не убийца. Вы даже не знали, что Сергей появится на экскурсии в тот день. Однако Марат Вениаминович прекрасно это знал. Это подтверждает его специфическое знание о том, как жертва была ранена. Знание, которое он мог получить либо лично, либо от того, кто наблюдал за жертвой. За день до экскурсии - я предполагаю вечером вчерашнего дня - он отправил Сергею сообщение о компромате. Это сообщение очень разволновало последнего, вынудив прийти на экскурсию с ножом. С самого начала Сергей разыскивал того, кто угрожал ему в сообщении. Самым логичным подозреваемым был как раз экскурсовод, и именно на Марата Суслова он сначала и набросился.
Однако физические усилия привели к кровотечению из раны. Господин Суслов предвидел это, равно как и то, что на экскурсии появится врач. Илона бросилась перематывать повязку, а ему лишь оставалось предложить сполоснуть кровь водой из своей бутылочки. После этого смерть Сергея была вопросом времени. Смею предположить также, что в момент удара ножом он все еще был жив. Дело в том, что смерть от кураре наступает по причине отказы мускулатуры. Мышцы перестают управлять легкими, и человек буквально задыхается. Когда он упал на пол перед Иваном и перестал говорить, он, скорее всего, был еще в сознании.
Таким образом, удар ножом служил двум целям: убедиться, что жертва мертва, а также навести подозрение на единственного человека, который тогда был в дворницкой - Ивана.   
Это был финальный coup-de-grace Данилы. Кто-то сзади присвистнул. Я обернулся - капитан Будко снял фуражку и обтер ладонью крупные капли пота со лба.
 - Я полагаю, вскрытие покажет, насколько верны твои заключения, Данила. Если причиной смерти окажется кураре, то сомнений уже не останется. К сожалению, вы, Марат Вениаминович, становитесь главным подозреваемым в убийстве. Оперуполномоченный Клыгин, прошу…

Но он не успел закончить - его прервало всего одно слово, сказанное Сусловым:
 - Мотив.
 - Прошу прощения? - нахмурился Будко.
 - Все эти нагромождения домыслов, и я так и не услышал самого главного. Зачем мне было его убивать?
Голос Суслова был уставшим. От того, что он хватался за соломинки? Нет, была это другая усталость. Будто он не хотел, чтобы доходило до этого, будто он знал, что за этим последует что-то скучное и банальное для него. В то же время не чувствовалось, что он боится объявления его подозреваемым. Но почему? От того, что ему ничего не будет? От этой мысли я вздрогнул и затем прокричал:
 - Как будто у меня был мотив! Если это важно, Сергей перед смертью сказал, что его собаки достали.
Я кричал наобум. Мне казалось, что в его предсмертных словах не было никакого смысла, что было это просто сленговое обозначение убийцы. Но моя фраза неожиданно возымела действие на Данилу. Он на секунду остолбенел, затем одним прыжком оказался рядом с Сусловым и, не дав тому опомниться, закатал рукав рубашки на его правой руке.
 - Бог ты мой… - слетели слова с его губ, - Не может быть.
Кольцо присутствующих сузилось - все пытались рассмотреть, что же такого нашел Данила. В тот момент Клыгин перестал меня держать, и я тоже ринулся к Суслову. На запястье у него, чуть ниже локтевого сгиба, была выбита татуировка чернилами. Она изображала странное существо - на человеческое туловище, одетое в длинное платье до стоп, были посажены две головы. На одной из них тоже было лицо человека, хотя и донельзя хмурого. А вот из затылка у него росла другая голова, невообразимо страшная и вызывающая отторжение. Была это не голова даже, а морда зубастого пса с хищным оскалом и свирепым взглядом.
При взгляде на татуировку меня взяла дрожь. Я не знал, что она означала, но где-то на уровне подсознания я почувствовал примитивный ужас. Суслов быстро вырвал руку из хватки Данилы и спешно закатал рукав рубашки. При этом он озирался будто загнанный зверь, в глазах - страх, смешанный с ненавистью. Что бы ни означала эта татуировка, он был совсем не рад, что она открылась такому количеству взглядов.
 - Капитан, вы видели? - спросил Данила, повернувшись к Будко.
Полицейский некоторое время молчал, будто что-то прокручивая в голове. Наконец, он кивнул, а затем бросил Клыгину:
 - Отпусти пацана.
После чего обратился к загнанному экскурсоводу.
 - Марат Суслов, вы подозреваетесь в убийстве Сергея Япончика. Прошу вас пройти в отделение полиции, где будет проведен допрос.

Вопреки ожиданиям, экскурсовод спокойно протянул руки для наручников. Перед тем как Клыгин защелкнул их, Суслов бросил на Данилу последний взгляд. Ненависти в нем больше не было: скорее, это было даже любопытство. Я же бросился благодарить своего спасителя. Я схватил Данилу за ладонь и в эмоциональном порыве потряс ее так, что, наверно, мог бы вывернуть ему сустав.
 - Спасибо огромное, Данила! Благодарю за помощь!
Но он вдруг покачал головой.
 - Не спеши радоваться.
 - То есть, как? - выпалил я, - Ты ведь доказал, что это он убил!
 - Я доказал возможность того, что он убийца, - поправил Данила, - Теперь все зависит от следствия. Смогут ли они подтвердить способ убийства и найти мотив.
Это подтвердил и капитан Будко, когда мы подошли к нему, после того, как увели Суслова.
 - Мы все возможное сделаем, - сказал капитан, - По крайней мере, предварительное следствие будет под моим руководством. А пока, Данилка, тебе нужно приглядывать за Иваном. Я мог бы его тоже увести, но боюсь камер у нас не хватит.
 - Я все еще подозреваемый? - спросил я.
 - Пока не будет точно доказана вина Суслова, да, - подтвердил Будко. - Тебе нельзя покидать Петербург, пока не завершится следствие.
 - А сколько оно займет?
 - Точно сказать нельзя. Может быть, месяц, но скорее всего, два.
 - Два месяца?! Я скорее умру с голоду к тому времени.
И я рассказал им про свою сложную финансовую ситуацию.
 - Выходит, моя оценка была не так далека от истины, - сказал Данила, - Бедный художник… Ну что ж, ты можешь пожить у меня, пока идет следствие. Мой последний сосед по квартире недавно съехал, так что одна из комнат свободна.
 - Правда? Я бы рад, но мне нечем платить за жилье, - развел я руками.
 - Пожалуй, выбора у тебя и нет, - вставил Будко, - Данилка найдет, чем тебя занять, уж не волнуйся.
С этими словами он отвернулся от нас и стал разгонять толпу. Представление действительно уже закончилось, а главным актерам пора было уходить со сцены. Хотя, скорее, кончился лишь первый акт. Меня так и не оправдали. Дамоклов меч все еще висел над головой.
Двор опустел. Ушла полиция, экскурсанты и жители медленно расходились по домам. Кто-то подходил к Даниле и о чем-то эмоционально с ним говорил. Многие панибратски закидывали ему руку на плечо. В тот момент я понял - Данила сделал нечто большее, чем просто спас меня. Он спас в тот момент и весь Толстовский дом. Мне на память пришли слова его, оброненные в момент разговора с капитаном. «Вы же знаете, что собираются сделать с «Толстовским» домом» - сказал он. К чему это было?
Лучи солнца уже не падали во двор, светя отблесками на воде канала из-за ворот. Закончив все разговоры, Данила наконец подошел ко мне.
 - Представляю, какой у тебя был день, Иван, - сказал он, поправляя фуражку. - Все так резко переменилось в твоей жизни.
Я смотрел на его мундир, на фуражку, где блестела кокарда с занесенным мечом, и чувствовал, будто передо мной человек из другого времени. Возможно, даже из другого века. Кто же он был такой? И что сейчас только что случилось между ним и Сусловым? Вопросы роились у меня в голове, ложась на язык, и я уже готов был выпустить их на волю, но Данила меня опередил.
 - Предполагаю, у тебя сейчас немало вопросов, - сказал он, - Раз уж наши судьбы оказались переплетены вместе, я думаю, тебе стоит кое-что узнать обо мне.   
Он кивнул головой в сторону выхода на Фонтанку.
 - Пойдем. Здесь недалеко есть кофейня с лучшим в Петербурге кофе. Там и поговорим.
Мы вышли на утопающую в закатных лучах мостовую и пошли в сторону Садовой. Так я познакомился с Данилой Соколиком.

Глава 2. Скандал в доме Романцевых

Одной из странностей Данилы Соколика было чрезмерное употребление кофе. В дни высокого умственного напряжения он мог выпить до 10 кружек!
 - Ничто так не заставляет мозг работать, как отлично сваренный кофе, - говорил он.
Впрочем, пил он не всякий кофе. Если мы были в городе, он всегда заходил только в одну кофейню - «Кофе и кава». Она располагалась в тихом оазисе посреди шумной толкучки Сенного рынка. Туда мы и пришли после злосчастного дела Сергея Япончика.
Это было полутемное помещение, находившееся в подвале. Свет попадал внутрь из узких окон на уровне потолка, а также от круглых ламп, развешанных в середине зала. Струившийся от них теплый свет создавал атмосферу уюта над деревянными столами. Рядом с каждым из них стоял большой фикус, благодаря чему воздух в кофейне чувствовался свежим. Растения также были приятным контрастом с красными кирпичными стенами, которые наверняка достались хозяевам этого заведения от оригинальной постройки. Почти половину кофейни занимала огромная высокая стойка, за которой на многочисленных полках, уходивших до потолка, лежали нераскрытые пачки кофе. «Мадагаскар», «Бразилия», «Эфиопия» и другие названия были написано простым мелом на черной стене. Под ними на импровизированной кухне стояли всевозможные агрегаты по приготовлению кофе. Один из них, с завитой стеклянной трубкой, ведущей к колбе над горелкой, напоминал больше древние приспособления алхимиков. Другие выглядели менее внушительно, но не менее загадочно для меня.
 - Это что? Разве кофе не готовят просто в турке на плите? Или там заваривают в кофемашине? - спросил я Данилу.
Он посмотрел на меня словно на дикаря.
 - Мой друг, кофе - это поэзия, выраженная в химических процессах. Малейшая оплошность в процессе создании напитка, и весь стих кажется насквозь фальшивым. Впрочем, кофемашина здесь тоже имеется.
Пока Данила просвещал меня, из погруженной в полутьму части стойки вышла девушка. Она была одета весьма импозантно: короткие волосы были спрятаны под элегантной маленькой шляпкой, а наряд из белой рубашки и черного жилета венчала аккуратная бабочка.
 - Привет, Данила, - сказала она с улыбкой. Причем не была эта улыбка той искусственной, какой встречают тебя в любых подобных заведениях. Это был знак приветствия старого друга.
 - Здравствуй, Катенька, - сказал Данила и показал на меня, - Я привел к тебе неофита. Представь себе, он до сих пор не пил твой кофе!
Я представился. Катенька приветственно кивнула, потом спросила Данилу:
 - Чего не пришел с утра? Новое расследование?
 - Можно и так сказать, - ответил он. - Распутывал дело в нашем доме. И теперь нас с Иваном свела судьба на неопределенное время.
Девушка не стала выспрашивать у Данилы подробности - я отметил, что у нее есть чувство такта. Вместо этого она хлопнула в ладоши и сказала:
 - У меня сегодня свежезаваренная Кения. Налью вам по чашечке, что скажете?
Данила энергично закивал, мне оставалось только вторить ему. Мы сели за стойку, Данила снял фуражку и положил ее перед собой. Он посмотрел на меня, ожидая вопросов. Я же не знал, с чего начать и прямо сказал:
 - У меня слишком много вопросов!
 - Понятно, ты же художник - творческая личность. Всегда сомневаешься. Ничего, подумай, потом спроси. Мы не спешим.
 - Нет, дело не в этом. Я скорее пытаюсь сформулировать… Ладно, сначала я спрошу, кто был тот человек, который меня сегодня подставил? Марат Суслов, кто он?
 - Он был экскурсовод вроде. Ты ведь и сам это знаешь.
 - Но ведь он был не просто экскурсовод? Иначе зачем ему убивать Япончика и подставлять меня?
 - А вот этого, мой друг, не знаю даже я. Я представил логичную теорию, как он совершил убийство, но его мотив остался для меня загадкой.
Я пристально посмотрел на Данилу.
 - Знаешь, я прежде всего ценю в людях честность, - сказал я, - И у меня ощущение, что ты мне не договариваешь. Если нам с тобой жить вместе бог знает сколько времени, стоит хотя бы раскрыть карты.
 - А что я не договариваю? - удивился он.
 - Ты увидел его татуировку, эту, с человеком-псом, и сразу весь переменился. Что она значила? Только не говори, что ничего!
Краем глаза я увидел, как после моих слов Катенька быстро посмотрела в нашу сторону. Я повернулся к ней, но успел заметить лишь встревоженное выражение на лице перед тем, как она вернулась к приготовлению кофе. Данила рассмеялся.
 - Ты мне нравишься, Иван, - сказал он, - У нас с тобой схожие принципы: я тоже ценю в людях честность. Но помимо этого на мне есть ответственность.
 - Ответственность за что?
 - За тебя, конечно. И поэтому я не могу сказать тебе, что значила эта татуировка.
 - Но почему?! - взвился я. - Меня чуть не посадили на десять лет. Я имею право знать, кто был этот человек!
 - Если ты узнаешь это, твоя жизнь станет гораздо более опасной. Ты этого хочешь?
 - А разве сейчас я в комфорте и безопасности?
 - Справедливо, - признал он. Подумал и добавил, - Давай условимся так: если по истечении срока следствия Суслов будет признан виновным, ты просто вернешься к себе и будешь жить счастливой жизнью, будто всего этого никогда не было.
Я горько усмехнулся. Счастливой жизнью он называл нищее прозябание без каких-либо просветов? Что тогда было альтернативой?
 - Но если Суслову удастся выкрутиться, - продолжал Данила, - Тогда тебе придется окунуться в мрачную бездну истории этого города. Ты узнаешь истинное значение символа человека-пса. Договорились?
Он протянул мне ладонь.
 - У меня ведь и выбора нет? - спросил я.
 - Поверь мне, так будет лучше для нас обоих, - ответил он.
Я пожал руку, совершенно безо всякого желания ее пожимать. Перед нами приземлились два белых блюдца с чашечками кофе на них. Данила сразу нагнулся над своей чашкой, закрыл глаза и с блаженным видом втянул носом кофейный аромат. Я потянулся было к своей чашке, но Данила как раз в тот момент открыл глаза, увидел это и схватил меня за руку.
 - Подожди! Если выпьешь сейчас, не почувствуешь ничего, кроме горечи. Дай чашке раскрыть себя.
 - Чего? - нахмурился я, но руку убрал, - Ладно, пока мы ждем, я хотел бы задать еще вопрос. Что это за титул такой - искатель истины?
Катенька прыснула в кулачок.
 - Видишь! - указывая на нее пальцем, сказал я, - Ей тоже смешно. Так кто ты такой?
 - Искатель истины. Что тут непонятного? - ответил Данила.
 - Это я так Данилу назвала в шутку, - объяснила бариста, - Он постоянно приходил ко мне, рассказывал про свои расследования. И ты знаешь его главный принцип, да?
Судя по тому, как наморщился мой лоб, она поняла, что не знаю.
 - В любом расследовании его интересует только поиск истины. И вот он как-то спрашивает меня: «Катенька, люди не понимают, кто я. Детективом быть не хочу - тоска. Сыщиком противно». Вот я в шутку и сказала ему как-то: «Почему бы тебе не называть себя «искателем истины»? Он как загорелся!
 - Это была прекрасная подсказка! - сказал Данила.
 - Знаешь, как в аниме или фильмах про супергероев герой перед встречей со злодеем всегда проговаривает свой титул, - сказала Катенька, - Вот так я и посоветовала Даниле делать.
 - Серьезно? - спросил я.
 - Да, это наша с ней шутка, которая потихоньку стала моим титулом, - подтвердил Данила.
 - Так ты супергерой, получается?
 - Нет, заблуждений насчет своей значимости у меня нет. Немного самоиронии никому в жизни не помешает. Однако я уверяю тебя, расследования для меня - вовсе не шутка. Я всегда стараюсь помочь людям по мере сил, кем бы они ни были. И главный принцип для меня - стремление в любых обстоятельствах следовать правде. А теперь настало время насладиться чудесным кофе.
Он указал на чашки с остывшим напитком. Я отпил из чашки, пытаясь разобрать, что же такого он находит в этом кофе. А Данила смотрел на меня с нескрываемым любопытством, словно я был подопытным кроликом в эксперименте. Я только пожал плечами: кофе как кофе. Моя реакция его страшно оскорбила.
 - Как! - вскричал он, едва не рушась на пол со стула, - Как можно не чувствовать все богатство вкуса в этой чашке!
 - Нет, нет, хороший кофе… - сказал я. Нужно было как минимум не оскорбить хозяйку заведения.
 - Ты разве не чувствуешь всего многобразия цветов, красок и оттенков, что есть этот кофе?
И он повернулся к баристе, ожидая ее реакции. Катенька только пожала плечами, смеясь. Ей, похоже, было все равно, понравился мне ее кофе или нет.

Закончив с напитком, мы расплатились и вышли из кофейни. Уже было темно, и Данила предложил вернуться в Толстовский дом.
 - Посмотришь свои новые апартаменты, - сказал он.
Мы поднялись теперь уже по парадной лестнице на третий этаж. Дверь в его квартиру - под номером 451 - была обычной деревянной и, в целом, ничем не отличавшейся от остальных на этаже. Сам не знаю почему, но я ожидал увидеть нечто экстравагантное. Данила отпер дверь, и мы вошли в темноту, разгоняемую только светом белой ночи из окна.
Щелкнул выключатель, и я увидел перед собой нечто, от чего захотелось резко развернуться и двинуться в обратную сторону. Прихожей здесь не было, ее роль играла комната, в которой мы с порога и оказались. И посреди нее на паркетном полу стоял человеческий манекен, словно повторявший позу какой-то известной античной статуи. Само по себе это не было так страшно. Пугал тот факт, что в грудь пластиковой модели был глубоко всажен клинок длинной сабли.
 - Практикуешь? - спросил я, сам не понимая, к чему относился мой вопрос.
 - О! Черт побери, забыл совсем убрать, - сказал Данила.
Он обхватил манекен, и осторожно неся его перед собой, убрал в соседнюю комнату. Я заглянул было туда, но Данила сразу вышел обратно, закрыв за собой дверь. Я успел только заметить шкафы, уставленные до потолка книгами и часть какого-то портрета.
 - Там моя комната, - сказал он, - А ты будешь жить здесь.
И он обхватил руками комнату, в которой произошло убийство манекена. Назвать эту комнату аскетичной было бы преувеличением: это были буквально четыре стены, пол и потолок. А в центре этой жилой коробки располагалось окно. Сквозь пыльное стекло блистала огнями Фонтанка. Что ж, хотя бы вид скрашивал уныние антуража.
 - А как… - попытался я сформулировать хотя бы базовую потребность в комфорте.
 - Спать? Хм, это интересный вопрос. Видишь ли, до тебя здесь снимал комнату немецкий студент по обмену, и, когда он уезжал, то увез с собой все.
 - Даже кровать?!
 - Что тут сказать - немцы народ педантичный. Но у меня есть решение.
Он снова ушел в свою комнату. Раздался невообразимый грохот, за которым последовали скрипящие звуки. Данила вернулся, тужась и пыхтя. Он тащил за собой огромную раскладушку с торчавшими в разные стороны пружинами.
 - Фух, наконец-то ты пригодилась, - сказал он, обрушив ее на пол у моих ног. В ответ на мой взгляд он объяснил, - Держал ее на балконе.
Раскладывать скрипучую старушку пришлось нам обоим - до того проржавели механизмы. Если бы кто-то попросил сравнить, на что это было похоже, то на ум бы пришел изощренный цирковой номер. К счастью, матрас и белье у Данилы тоже нашлись и, к счастью, в неплохом состоянии.      
  - Спокойной ночи, Иван! - пожелал он, уже дверь прикрывая в свою комнату. Но вдруг спохватился, - Ты обычно встаешь в 7 или в 8?
Я честно сказал, что в 12. Данила что-то прокрутил в уме, кивнул и захлопнул дверь. Когда я выключил свет и упал на матрас, мне было далеко не до сна. В голове крутился ворох мыслей, они толкались и перебивали друг друга. Яркий свет из окна отражался белым квадратом на стене и тоже мешал заснуть. Я смотрел на него и думал: «Кто он такой, Данила Соколик? Можно ли ему доверять?» Он явно не хотел, чтобы я видел его комнату, он почти ничего не рассказал о себе, он занимался странными делами. Но все же он спас меня сегодня по какой-то причине. Хотел он спасти меня или дом, в котором живет? Вот главный вопрос.    
Вскоре я понял, что на все эти вопросы у меня нет ответа и я по-просту трачу время. Повернулся на бок и заснул. Утро наступило почти мгновенно: мне ничего не снилось. В квартире было тихо, только из открытого настежь окна доносился смех и разговоры прохожих да гудки проплывавших по каналу теплоходов. На часах было 12:30. Решив, что Данилы нет, я решил пока позавтракать.
Кухня была полной противоположностью комнате, в которой я провел ночь. Такое нагромождение вещей, наверно, бывает только у завзятых клептоманов. Здесь было большое окно, только свет задыхался в нагромождении самых разных штук, для описания которых у меня иногда не хватало слов.
На столе рядом с окном стояла деревянная доска, похожая на шахматную, на которой стояли белые и черные камушки. К стене над ней был кнопкой приколот лист бумаги с надписями: «Данила - 52, Поля - 40». На подоконнике лежал армейский бинокль, рядом с которым соседствовали не то африканские, не то южноамериканские погребальные маски. Рядом с холодильником стоял настоящий комплект из доспехов средневекового рыцаря. Я потянул ручку холодильника: на меня налетел едкий, почти тошнотворный запах от стоявших в ряд на дверце пробирок. Жидкость в них была красного цвета. Помимо этого, в холодильнике на полке стояли пластиковые контейнеры с прилепленным на них бумажным скотчем. На них стояли подписи черным маркером. Я пригляделся к одной: она гласила «Печень, 1 месяц». Дверца с грохотом закрылась.
Единственное, чего здесь не было - и я обнаружил это с большим разочарованием после получаса тщетных поисков - это еды. Часть стола занимали косые башни из коробок пиццы, в которых я нашел только недоеденные корки. Приколотые на стену флаеры с объявлениями о бесплатной доставке и разными промокодами от пиццерий и суши-ресторанов открывали для меня печальную правду: Данила ничего не готовил.
Со стороны моей комнаты донесся щелчок поворачивавшегося замка. Хлопнула дверь, и вскоре на кухне появился Данила. Он быстро дышал, вид у него был запыхавшимся, лицо - красным от прилившей крови. Я спросил его, куда он ходил с утра.
 - Пробежка. Ничего так не бодрит и не придает сил, как бег по набережной в такое прекрасное утро. Не хочешь ко мне как-нибудь присоединиться? Только тебе придется изменить свой график и тоже вставать в 8 утра, как я.
 - Не то, чтобы у меня был прямо график… - протянул я, - В целом, я не против.
 - Отлично! Здоровый образ жизни обязателен для ясного мышления. Я рад, что в этом мы с тобой схожи.
Состояние кухни он никак не прокомментировал и ушел в свою комнату. Я решил, что просить у него еды будет унизительно - в конце концов, мы с ним даже не обсудили, на каких основаниях будет происходить наше совместное проживание. Я решил, что задам ему прямой вопрос, когда он снова появится из своего убежища. В этот момент мне на телефон пришло уведомление. Я пролистал его и тут же огласил на всю квартиру:
 - Данила, нам Артемида пишет!
Щелчок - его дверь распахнулась. Заинтересованный взгляд.
 - Артемида мне что-то написала, - повторил я, проглядывая уведомление на смартфоне. - Помнишь, девушка с экскурсии?
 - Конечно. Ее трудно забыть. У тебя есть смартфон?
 - Ну да, а что в этом удивительного? У тебя разве нет смартфона?
 - Нет. А зачем он мне?
 - Ты чего? Современная жизнь невозможна без приложений, без переписок. Как же «Инстаграм», «ТикТок», «Телеграм»?
Он нырнул обратно за дверь, а потом вернулся и показал мне черную кнопочную «Нокиа», выщербленную по краям за годы использования. Сказал, пожав плечами:
 - Мне этого хватает. Я считаю лишним тратиться на смартфон. Но ты лучше скажи, что написала Артемида. Она хочет, чтобы мы помогли ей или это личное дело к тебе? Если последнее, я не буду вмешиваться.
Я быстро проглядел переписку.
 - «Здравствуйте, Иван» - я принялся зачитывать вслух, - «Прошу извинить за то, что подозревала вас во вчерашнем убийстве. На меня нашла минутная слабость, вызванная всеобщим смущением. Но, как вы помните, я с самого начала верила в вашу невиновность. Надеюсь, вы на меня не злитесь за этот инцидент. Также я хотела бы вас попросить об одолжении. Точнее не вас, а человека по имени Данила, который раскрыл убийцу вчера. Насколько я понимаю, вы сейчас с ним живете вместе. У меня нет его контакта, поэтому я пишу вам. Так вот, я хотела бы, чтобы вы попросили его помочь мне в одном деле. Его детективные навыки очень впечатлили меня, и я надеюсь, он сможет разрешить мою ситуацию, которая, признаюсь, стала сейчас почти невыносимой. За его - и вашу, если вы придете - помощь я готова вас щедро отблагодарить. Не знаю, какие сейчас расценки у подобного рода услуг, но надеюсь, что сумма в пятьдесят тысяч рублей не будет скромной в отношении того дела, что я прошу. К сожалению, я не могу разгласить подробности - видите ли, оно слишком личное, чтобы доверять его переписке. Если Данила согласится, то я жду сегодня во второй половине дня в своей квартире на Петроградке». И дальше она пишет свой адрес.
Я закончил читать и взглянул на Данилу. На лице его читалось легкое раздражение.
 - Сколько раз людям говорить, я не детектив! - взорвался он.
 - Да ладно это! - сказал я, - Она хочет, чтобы мы что-то расследовали для нее! И она готова нам заплатить!
 - Это определенно удачный поворот событий, - признал Данила, - Мне как раз скоро оплачивать аренду квартиры.
Он опять исчез в своей комнате и вскоре вернулся в мундире и фуражке, в которых я видел его вчера во дворе. Подойдя к входной двери, он обернулся на меня, словно что-то забыл.
 - Можешь сказать номер Артемиды? Я позвоню ей, как буду подходить.
 - Ты что, один пойдешь? - спросил я. - А как же я?
 - Ты хочешь тоже пойти? Но зачем?
Не успел я ответить, как он сделал широкий кивок головой и картинно выставил вперед правую руку с отставленным вверх указательным пальцем.
 - Я понял, в чем суть дела, - сказал он, - Ты думаешь, что тебе нужно тоже присутствовать, чтобы отработать аренду этой квартиры со своей стороны. И ты будешь пытаться помочь так, как посчитаешь нужным. Верно я говорю?
 - Если ты не против…
 - Мой друг, давай сразу проясним, что я не требую от тебя ни участвовать в моих расследованиях, ни как-то помогать финансово в оплате этих апартаментов. Ты волен делать в течение дня все, что тебе заблагорассудится. Я даже дам тебе копию ключей, чтобы ты мог сам приходить и уходить когда хочешь. Единственное - покупать еду и банные принадлежности для себя прошу тебя самого. Как я понимаю, ты уже видел, насколько пустынна в плане еды моя кухня.
 - И с чего такая щедрость?
 - Ведь мы так условились вчера. Пока идет дело над Сусловым, ты можешь жить у меня в квартире. Я взял на себя эту ответственность. Своего рода, я выполняю обещание, данное капитану Будко. 
 - Получается, я пленник.
 - Можно и так сказать, - задумавшись, сказал Данила.
 - Ну раз так, я хочу тебе помогать, а не сидеть тут сиднем, - сказал я, - Разве мои расспросы вчера не помогли нам докопаться до сути дела?
 - Не особенно, - покачал головой Данила, - Ты скорее бегал за мной весь вечер, умоляя тебя спасти.
Как ни обидно было это признавать, он был прав. Я был для него практически бесполезен во вчерашнем расследовании. Тем не менее, во мне проснулась странная решимость и отступать я был не намерен.
 - Возьми меня с собой, - сказал я, - Я буду стараться лучше. Я хочу помогать людям тоже.
Что-то изменилось в его взгляде после этих последних слов. Если до этого он выжидательно смотрел, когда же я закончу говорить, то теперь глаза его вспыхнули живым интересом.
 - Ты хочешь помогать людям, - повторил он мои слова, - Я думал, ты был заинтересован в оплате жилья.
 - И это тоже. Слушай, я не знаю твоей работы, но я хочу помогать, вот. Бесполезным не буду!
Уголки его губ слегка приподнялись.
 - Хорошо, - сказал он, - Только предупреждаю, эта работа может быть опасной. Ты точно хочешь пойти со мной?
 - Да и пусть опасная! Я ко всему готов.
Честно сказать, его слова меня только распалили. Данила открыл дверь, и мы вместе вышли в коридор. Вроде обычный коридор, а для меня это была самая настоящая неизвестность. Я еще сам не знал, на что подписывался, и куда меня заведет этот человек. Но почему-то мне хотелось пройти вместе с ним этот путь. Мы пошли к метро и сели на поезд к «Горьковской».

Девушка жила в двух шагах от Большого проспекта. Как и бывает обычно в домах в центре города, парадная и лестницы были в печальном состоянии, со следами настенной живописи проходимцев самого разного пошиба, однако стоило нам ступить за порог квартиры, мы словно перенеслись в другое место.
Это была классическая коммуналка-«расческа», с комнатами, отходившими в сторону от основного коридора. Ремонт в ней был просто роскошный: идеально выбеленные стены упирались в обрамленный лепниной потолок. В проходах стояли античные статуи, изображавшие известных персонажей греческой мифологии. Артемида радушно нас встретила, предложив еду и напитки. Мы вежливо отказались, однако она все равно принесла нам по стакану воды.
Девушка пригласила нас в одну из комнат, пожалуй, самую просторную в квартире. В углу возвышалась старинная печь, так характерная для доходных домов того времени. Люстра распустившимся цветком из хрусталя занимала большую часть пространства потолка. У просторного окна с деревянными рамами (скорее всего, даже родными!) стоял невысокий стол с ножками-пиками. На столе были гипсовые бюсты в разной стадии готовности. На некоторых проявлялись черты лица, другие были бесформенными заготовками. Рядом с бюстами лежали инструменты. Из учебы в «вышке» я знал некоторые из них - например, стеки и штихели. Остальные выглядели для меня чуждо, но я понимал - передо мной набор настоящего скульптора.
 - Это вы сами… - начал было я вопрос, но меня вдруг перебил Данила:
 - Нет, ее жених - скульптор.
Он тоже склонился над столом, внимательно рассматривая инструменты.
 - Откуда вы знаете? - удивилась Артемида.
 - Ваши руки, - пожал плечами Данила, словно описывал какую-то банальность, - Одного взгляда на нежную кожу ваших ладоней достаточно, чтобы понять - вы ни разу даже не касались этих инструментов. Кольца у вас на пальце нет, но вы бы не позволили кому попало расставлять здесь античные бюсты. Из чего можно заключить, что их сделал, скорее всего, ваш жених.
 - Действительно, - кивнула Артемида.
Вид ее был чуть ошеломленный, но также заинтересованный. Изящным движением руки она указала на два венских стула, что стояли посередине комнаты.
 - Прошу, садитесь, - сказала девушка.
Сама она села напротив нас. Сегодня на ней было розовое платье с изображениями цветков астр. Волосы были убраны в хвостик, скромно лежавший на плече. Она начала было говорить, но ей помешал собачий лай, раздавшийся из входа в комнату.
 - Орфик! - воскликнула Артемида, выбрасывая вперед руки, словно встречала только начинавшего идти младенца, - Ну как же, забыли о тебе!
Перебирая короткими лапами, к девушке подбежал маленький пятнистый бигль. Внезапно он остановился в метре от хозяйки, повернул к нам мордочку и громко залаял, сопровождая каждый «ваф-ваф!» протяжным воем. Артемида подхватила собаку на ручки и стала ласкать, приговаривая:
 - Ну чего ты? Это друзья - Данила и Иван. Невежливо на них лаять.
Успокоенный поглаживаниями девушки, пес присмирел.
 - Извините за это вторжение, - сказала она, - Орф боится оставаться один, но тут он увидел незнакомых людей. Боится чужаков, вот и залаял. 
 - Ничего страшного. Зато у вас есть защитник, - улыбнулся Данила.
 - Это точно, - посмеялась девушка. - Но давайте перейдем к делу. Не хочу отнимать у вас много времени.
Она вдруг замялась, рука ее скользнула к краешку платья, она быстро стала перебирать его пальцами. Это продолжалось практически минуту. Данила за это время и бровью не повел: сидел, сложив руки на коленях, словно школьник на своем любимом предмете.
 - Вы верно заметили, Данила, - наконец, сказала она, - У меня есть жених. Его зовут Аполлон. Мы должны были пожениться неделю назад. Но в день свадьбы он… он не пришел.
Край платья сжался в комок, оказавшись в плену ее кулачка.
 - В течение дня от него не было никаких вестей. Он не отвечал на телефон, от него не было сообщений. Он словно исчез с лица земли. Я чуть с ума не сошла от безумных мыслей. Я обзвонила его знакомых и родных. Их у него было немного, да и большинство - в других городах. Однако никто ничего не знал о его исчезновении.
Уголок ее одеяния натянулся, грозя вот-вот надорвать изысканную ткань.
 - Почему я не обратилась в полицию, а к вам… Несколько дней назад в почтовом ящике в конверте я обнаружила вот это.
Она встала со стула, заставив Орфа спрыгнуть на пол, подошла к нам и показала смятый листок. Данила взял его в руки, разгладил, и перед нашими глазами предстала размашистая надпись от руки:
«ТЫ БУДЕШЬ СЛЕДУЮЩАЯ» 
Надпись была алого цвета, причем кляксы от букв достигали краев небольшого листка. По ширине вся надпись была усеяна крошечными красными пятнами. Над текстом также был нарисован от руки символ, все теми же алыми чернилами. Это был треугольник, из которого смотрел человеческий глаз.
 - Как это жутко, не правда ли? - спросила Артемида.
 - Что именно? - спросил Данила.
 - Ну как же! Это… это кровь! И эта фраза… она явно предназначена для меня. Эта следующая - я!
Я вгляделся в надпись. Действительно, расплывчатая надпись производила впечатление, что она сделана кровью. Это осознание заставило вздрогнуть и меня.
 - И если это кровь, - стала отчаянно заламывать руки Артемида, - То чья же?! Не может быть, чтобы… чтобы… Ах, нет, я не хочу об этом думать!
Данила тем временем игнорировал девушку. Он некоторое время пристально смотрел на листок, затем приблизил его к лицу и принюхался. Словно недовольный результатом, он высунул язык, опустил его на надпись и тщательно провел им от начала до конца фразы.
 - Что, что вы делаете?! - заголосила Артемида.
И упала в обморок. Я вскочил со стула и успел ее подхватить, до того, как голова девушки встретилась с полом.
 - Данила, у нас жертва! - вскричал я, - Неси нашатырь! 
Бигль яростно вился возле меня и отчаянно лаял, думая, что хозяйка попала в беду. Данила быстро отыскал нашатырный спирт, и вскоре девушка пришла в чувство.
 - Прошу меня извинить, - сказал он, - Я совсем не подумал, какое впечатление на вас это может произвести. Тем более, если вы думали, что там кровь Аполлона.
 - А разве нет?! - вскричала она.
 - Отнюдь. Это даже не кровь. Подобную жидкость может приготовить каждый, у кого есть сахарный сироп, красители и крахмал. Правду сказать, я сам подобным баловался в детстве.
 - Я не понимаю… Если это шутка, то кто мог так жестоко со мной поступить?
Ее глаза устремились к окну, словно она что-то увидела в нем. Словно не хотела принять тот ответ, что неожиданно пришел к ней в мыслях.
 - Дорогая Артемида, прошу вас не спешить с выводами, - сказал Данила.
Он предложил ей стакан воды, который девушка наливала для нас. После нескольких глотков она успокоилась и Данила продолжил разговор.
 - Давайте по порядку, - сказал он, - Суть дела, насколько я понял, в том, что вы хотите, чтобы я отыскал вашего жениха, верно?
Слабый кивок головы.
 - В его квартире вы обнаружили этот листок, - он показал на бумажку с надписью. - Это всего одна улика, на ее основе я бы не стал делать никаких выводов. Хотя она уже многое говорит. Но чтобы добраться до истины, мне нужно знать больше. Расскажите о том, как вы познакомились с Аполлоном.
 - Познакомились? - приятное удивление в ее голосе. Она была рада, что ее об этом спросили, - Мы познакомились два года назад в «Эрмитаже». Я гуляла по античному залу, а он сидел в кружке с другими студентами из «Мухи». Я подошла посмотреть, что же такого они делают - мне всегда было страшно любопытно, чем же занимаются творческие люди вот на таких «вылазках».
 - Скука смертная, - вставил я.
 - Вот он мне что-то такое и сказал в первый раз, - рассмеялась Артемида, - Только в более вежливой форме. Их группа изучала статуи античности и делала зарисовки. Я подошла, мы разговорились. Оказалось, между нами было много общего. Из «Эрмитажа» мы выходили вместе, а спустя год он стал жить у меня. Вот в этой самой комнате, где вы сейчас сидите.
 - Если не секрет, как давно вы здесь живете? - спросил Данила, - Эта квартира ваша?
 - Да, моя, - с некоторой заминкой сказала девушка. - Видите ли, я переехала сюда три года назад из родного города. Название его значения не имеет, скажу лишь только, что это далеко на Урале. Папа оставил мне большое наследство, и я купила здесь квартиру. Он очень любил античность, и я обставила все в стиле классицизма. Первое время одной было очень страшно, хотя Петербург я люблю всей душой. Но сами понимаете, когда ты один в чужом городе, нужен хотя бы комфорт собственного жилья.
Орф, лежавший у нее в ногах, протяжно завыл.
 - И любящий пес, конечно, - сказала Артемида, поднимая собаку к себе на колени. - Ты меня тоже утешал в первые дни, помню-помню.
 - Ваш отец тоже переехал? Или остался в родном городе? - спросил Данила.
 - Нет. Папы уже нет в живых, - ответила Артемида, - Сердечный приступ.
 - Соболезную.
 - Благодарю вас. Папа всегда очень много работал, но его некому было поддержать.
 - А как же ваша мать?
 - Они развелись, когда мне было четыре года. Мама уехала жить отдельно и забрала с собой сестру. Я помогала отцу по мере сил, но он всегда старался оградить меня от тяжелой работы. Он всю жизнь пахал как проклятый, чтобы нам… - она запнулась, а потом немного виновато продолжила, - мне потом было легче.
 - Нам? - зацепился Данила за ее оговорку. - Вы имеете в виду себя и сестру?
Артемида слабо кивнула и принялась гладить собачку у себя на руках. Этот разговор явно вызывал у нее беспокойство, вороша старые раны, и она искала способ отвлечься.
  - А ваша сестра? Что вы о ней можете рассказать?
 - Дафна? - Артемида на секунду задумалась, а потом покачала головой, - Я о ней почти ничего не знаю. Как я сказала, мама уехала с ней в другой город, когда мне было четыре. Родители очень сильно поссорились, и мы не поддерживали контактов. По правде говоря, я даже не знаю, как она выглядит сейчас и где живет.
 - А все наследство отца после смерти досталось вам?
 - Да. В своем завещании папа передал все деньги и имущество мне.
Из прихожей раздался мелодичный звонок.
 - О, это наверно горничная пришла, - сказала Артемида. Она бережно сняла Орфа с колен, - Извините, мне надо открыть.
Когда Артемида отошла, Данила встал со стула и подошел к окну. Отодвинув кружевную занавеску в сторону, он стал смотреть куда-то вниз. Мне стало любопытно, что же он там высмотрел, и я подошел к нему. Проследил за его взглядом и посмотрел в ту же сторону. На другой стороне дороге, рядом с углом соседнего здания стояла высокая фигура, вся в темном. У него (это был, насколько я мог разглядеть, мужчина) были длинные черные волосы, спадавшие на плечи, черный кожаный плащ, закрывавший всю его фигуру, а в дополнение к тому большие черные очки. По направлению его головы можно было судить, что смотрит он именно в нашу сторону, хотя очки и мешали сказать это наверняка.
 - Кто это, по-твоему? - спросил я Данилу.
 - Элементарно. Это глава масонского культа, который угрожал Артемиде в записке.
 - Масонского? А, вот к чему относился глаз!
 - Именно, - кивнул Данила, - Если мы прямо сейчас не сбежим по лестнице и не повяжем его, девушке грозит смертельная опасность.
 - Ну давай, чего мы ждем? - всполошился я.
Адреналин уже дал моему сердцу приказ усиленно качать кровь в приготовлении к будущей схватке, но Данила рассмеялся и хлопнул меня по плечу.
 - Это шутка, мой друг.
 - Шутка? - озадачился я, - Мне казалось, ты никогда не шутишь.
- Да, это шутка, - повторил Данила, но потом посерьезнел, - Однако, хотя это и не член масонской ложи, но выглядит весьма подозрительно. Нам стоит за ним проследить.
В комнату вернулась Артемида. За ней вошла горничная. Это была молодая девушка, ростом пониже Артемиды. Во внешности ее не было ничего примечательного: широкий лоб, маленькие губы, серые глаза. Длиные коричневые волосы завязаны в пучок на затылке.
 - Как вас зовут? Еще раз? Извините, не запомнила, - обратилась Артемида к ней.
 - А я и не сказала еще, - ответила девушка, - Меня зовут Елена.
 - Елена? - удивилась Артемида, - Мою маму тоже звали Елена.
 - Это хорошо, - засмеялась горничная тем смехом, когда человек не знает, что сказать, но должен произвести приятное впечатление.
 - Просто ко мне всегда приходила Лора. Я сегодня не ожидала увидеть вас. Но постараюсь запомнить.
 - Лоре нужны были выходные. Я у вас буду пару раз всего, можете не запоминать, - махнула рукой Елена.
Орф подошел к горничной, осторожно повел носом возле ее туфлей и завилял хвостом.
 - Ну надо же, признал! - воскликнула Артемида, - Он всегда на новых лает, а вас сразу признал.
 - Тогда это хороший знак.
Артемида подошла к нам и спросила:
 - Вам нужна еще какая-нибудь информация? К сожалению, мне сейчас нужно покинуть дом. Я специально позвала горничную на уборку, пока меня не будет. Я не думала, что она придет раньше.
 - Ничего страшного, - сказал Данила, - Осталась всего пара моментов. Первый вопрос - как вы думаете, куда и почему мог пропасть Аполлон?
Артемида только покачала головой, смахивая каштановые локоны по очереди с обоих плечей.
 - Я даже представить не могу, почему он пропал. Куда? Загадка еще больше. У него ведь все было. Я дала ему комфорт, предоставила возможность свободно творить, не волнуясь о выживании…
 - Не волнуясь о выживании? Дорогая Артемида, нет ничего более разрушительного для мужчины, чем комфорт. Тем более, для художника.
 - Вы думаете, он бросил меня из-за того, что я слишком о нем заботилась? - спросила Артемида. Взгляд ее нахмурился, - Но я все равно не понимаю. Даже если так, он бы сказал.
 - Я ничего не думаю. Это лишь догадки. Я слишком мало знаю о характере Аполлона, чтобы сказать наверняка. И напоследок - у вас есть его фотография? Нам нужно его опознать, если найдем.
Девушка вручила нам полароидный снимок. На нем был запечатлен долговязый парень в выцветших синих джинсах и мятой белой футболке. Из под вороха сальных волос на голове выглядывал огромный нос и водруженные на него очки. Парень стоял, крепко обняв за плечи Артемиду, которая тоже была на снимке. Широко улыбаясь, оба смотрели прямо в камеру.
Данила взял снимок и мы направились к выходу. Проходя мимо горничной, Данила вдруг замедлил шаг, а затем повернулся в ее сторону.
 - Простите, я хотел узнать, из какой вы компании? - спросил он, - В будущем я, возможно, тоже закажу услуги горничной. Как вижу, горничные у вас отлично справляются со своей работой.
 - Моя компания? - переспросила она. - «Лесные нимфы».
 - Неужели? Это не та, где девушки во время работы переодеваются в короткие белые платья с цветочными узорами, а не в халат горничной?
 - Да, именно они, - сказала она безо всякого энтузиазма.
 - Я никогда не заставляла Лору переодеваться в это, - отмахнулась Артемида, - Убирайтесь, в чем вам будет удобно, Елена.
Разговор был окончен, но у меня осталось смутное впечатление недосказанности. Когда она говорила о месте своей работе, во взгляде ее на миг промелькнул то ли страх, то ли волнение. Данила тоже это заметил, но виду не подал. Обсудили мы это уже на лестнице, когда спускались к выходу.
 - Может быть, просто стеснительная была, - объяснил ее поведение он, - Артемида ведь нас не представила. Не во всем есть скрытый смысл.
 - Тогда зачем ты вообще ее спрашивал про уборку? Даже мне было понятно, что это невсерьез. Ты хотел выудить у нее какую-то информацию.
Он нажал кнопку, открывавшую магнитный замок входной двери в парадную, прижал к металлу руку и застыл.
 - Честно говоря, сам не знаю, зачем я это спросил, - сказал он, - Я проходил мимо нее, и в голове будто что-то щелкнуло. «Спроси ее, где она работает» - сказал мне голос.
 - Ты слышишь голоса? Так ты раскрываешь преступления?
 - В основном, да, - ответил он.
 - Но это же…
 - Безумие? Друг мой, кажется, ты находишься в большом заблуждении относительно того, как работает человеческий разум. Но если ты хочешь обсудить мой метод, давай сделаем это позже. Снаружи нас ждет джентльмен в черном, как помнишь. Не думаю, что он намерен ждать.
Увлеченный беседой с Данилой, я и совсем забыл про того подозрительного типа. Впрочем, когда мы вышли, он все так же стоял через дорогу, не сводя взгляда с окна квартиры Артемиды.

Данила не стал прятаться или скрываться, он пошел к нему напрямую.
 - Добрый день, - поздоровался он, касаясь фуражки.
Тип в черном вздрогнул так, словно через него прошел разряд электричества. Поправляя съехавшие очки, он вперился в Данилу.
 - Да, добрый и вам, - пробормотал он.
 - Я хотел поинтересоваться, чем вызван ваш интерес к этой квартире? - Данила показал пальцем в сторону окна.
 - Вы меня заметили, да? - вздохнул он, - Я просто турист… Здесь очень интересная архитектура.
Вдруг он низко пригнулся, словно по нам стреляли. Я инстинктивно нагнулся тоже. Данила обернулся по сторонам, ища угрозу. Человек в черном сорвался с места и, все так же согнувшись в три погибели, исчез во дворе ближайшего здания.
 - Куда это он? - спросил я.
 - У него аллергия на нашего клиента, - ответил Данила.
Я повернул голову и увидел, что у парадной, откуда мы недавно вышли, стояла Артемида. Она только что закончила говорить что-то Орфу, который радостно вилял хвостом. Девушка пошла с собачкой по улице в сторону Большого проспекта. Нас она не заметила. 
 - Ты думаешь… - начал было я, повернувшись к Даниле, но он уже исчез.
Я забежал во двор - наверняка он отправился за человеком в черном! В колодце из желтых щербатых стен было пусто. Я услышал справа от себя, в темноте свода одной из арок, голоса и побежал на звук. Данила и неудавшийся глава масонов стояли там.
 - А ты кто такой? - спрашивал тип.
 - Данила Соколик, искатель истины. Артемида Романцева попросила нас расследовать исчезновение ее жениха. Вам что-нибудь об этом известно?
 - Наняла?! - казалось, его это очень удивило. Или испугало, - Вы его никогда не найдете!
 - Почему же?
 - Потому что его уже нет. Все! Артемида может о нем забыть!
В ответ на это Данила не стал ничего говорить, а вдруг потянулся к его волосам. Только он коснулся одного из кончиков длинных черных волос, как человек рванул с места. Был он, надо сказать, огромного роста и телосложения, и когда я встал у него на пути, он просто смел меня в сторону. Я ударился о стену и сполз на асфальт. Из лежачего положения наблюдал, как эта громадина в два прыжка оказался у низкого заграждения, что вело обратно на улицу, и попытался через него перемахнуть. Именно попытался - в процессе полета, из-за широко расставленных в воздухе ног, полы плаща разметались в стороны и вцепились в острые пики ограды. Здоровяк потерял равновесие прямо в полете и, нелепо размахивая руками, грузно рухнул на мостовую. Впрочем, он тут же вскочил на ноги и исчез из виду. Надо мной навис Данила. 
 - Ты как, цел? - спросил он, протягивая руку.
 - Да ерунда, - отмахнулся я. Руку не взял. Мне было досадно, что со мной так просто расправились. Я поднялся и отряхнул пыль с одежды, - В следующий раз обязательно бери меня с собой на пробежку. И что еще ты там делаешь утром. А то я как мешок картошки, совсем толку нет.
 - Договорились.
 - А он все-таки удрал, - с досадой сказал я, - Наверно, тебе надо было драпать за ним, а не обо мне волноваться.
Данила подошел к ограде, на которой висели клочья плаща, и медленно опустился на корточки. Отодвинул траву и что-то поднял.
 - Не все так плохо, мой друг, - обернулся он ко мне, держа в поднятой руке свою находку, - Я думаю, это он обронил.
Я подошел поближе, чтобы ее рассмотреть. Это был тощий бумажник с потертыми краями, откуда уже вылезали нитки. На лицевой стороне его был изображен Казанский собор.
 - Тогда что, подтверждается все-таки теория с масонами? - спросил я.
Данила вопросительно посмотрел на меня.
 - Ты разве не знаешь? Там всевидящее око над входом.
Но он только состроил гримасу, говорившую «Ой, пожалуйста, какая ерунда». Впрочем, я и сказал это шутки ради.
Данила раскрыл бумажник. В прозрачный кармашек одной из складывающихся сторон его была вставлена фотография Артемиды. Девушка стояла на фоне петербургских крыш, на лице у нее была спокойная улыбка. Волосы ее развевались за спиной, а над головой висело затянутое сиреневыми облаками небо. Данила отогнул края бумажника. Внутри оказались засаленная купюра в 50 рублей, потертая карта «Подорожник» и сложенная вчетверо фотография. Больше ничего внутри не было. Он осторожно достал фотографию, разогнул края и распрямил. Увиденное на снимке ошеломило нас обоих.
На снимке был изображен высокий человек в белой футболке, синих джинсах и очках - пары секунд хватило мне на то, чтобы опознать в них Аполлона. Он держал в объятиях девушку, и их губы сливались в страстном поцелуе. Только девушкой этой была не Артемида. Это была, без сомнений, горничная, которую мы видели сегодня в ее квартире. Всего 10 минут назад! 
 - Ты понимаешь что-нибудь? - спросил я Данилу.
Он не отвечал. Он смотрел в сторону окна квартиры Артемиды. Так же пристально и внимательно, как до этого смотрел тип в черном. 
 - Не хватает, - проговорил он, - Еще не хватает.
 - Чего не хватает-то? Пойдем к ней с этой фотографией. Расспросим.
Данила посмотрел на меня с разочарованием. Будто ему было лень даже объяснять, почему нам не следует этого делать.
 - Аполлон напортачил, тут все ясно, - сказал я, - У него была такая красивая женщина, но нет - ему надо было пойти налево. Знаешь, что я думаю? Я думаю, что эти люди - эта горничная Елена и этот фокусник в черном - мошенники. Она его соблазнила, он сделал снимки и теперь намерен шантажировать ими Артемиду. Они наживаются на таких, как она. Ясно как день, по-моему.
 - Прекрасная теория, - сказал он будто похлопал маленького щеночка по голове, когда тот принес палку в первый раз.
 - Ну видишь! Я тебе все-таки небесполезен.
 - Вот только одна маленькая деталь меня смущает. Зачем этой Елене идти туда горничной, если можно просто прислать снимки и потребовать деньги? И зачем угрожать псевдомасонскими посланиями?
 - Может, она хочет подзаработать. И у нее мрачное чувство юмора, - стал я хвататься за соломинки. Мне так нравилась моя теория, что я готов был латать в ней дыры любыми удобными объяснениями.
 - Нет, - покачал головой Данила, - Тут никак не вяжется одно с другим. Кроме того, ты забываешь о главном - куда пропал Аполлон? Мы расследуем именно это. Даже если это аферисты, наша главная задача - не они, а поиск жениха.
Он задумался на минуту, а потом спросил меня:
 - Поищи телефон этой компании, где работает Елена. «Лесные нимфы», если не ошибаюсь?
Я нашел номер в интернете и сказал Даниле. Он позвонил, но потом, разочарованный, сбросил номер.
 - Роботы отвечают, - сказал мне, - Нам придется туда ехать.
 - Зачем? Эта Елена здесь, можно пойти ее допросить.
 - Опять ты за свое? Ты что думаешь, она все нам так и расскажет? «Здравствуйте, мы расследуем исчезновение Аполлона и думаем, что вы пришли шантажировать Артемиду». Нам вот так начать разговор?
 - Нет, - сконфузился я.
 - Чтобы узнать правду о ней, нам нужно отправиться к тем, кто ее нанял - именно тогда, когда ее там нет.    
Он был прав. Мы снова сели в метро и поехали - теперь уже на «Звездную». В поездке я смотрел как мой спутник коротает время между станциями.

Пока пассажиры доставали смартфоны и книги, Данила просто недвижимо сидел, устремив взгляд куда-то за стекло, где по стенам метро бежали жилы поводов. Несколько станций он просто сидел и смотрел. Впрочем, а что ему еще было делать: смартфона у него и так не было, а книг, насколько я знаю, он не брал.
 - Ты просто сидишь и ничего не делаешь в поездках? - спросил я, стараясь перекричать грохот состава. - Это же скучно!
Его искренне удивил мой вопрос.
 - Друг мой, такие поездки не просто не скучны, они необходимы мне порой для решения дел. Пока я сижу, моя голова думает и налаживает связи между установленными фактами и событиями. А стоит мне выйти на станции, как - раз! - меня озаряет новое понимание.
 - То есть, как это? Ты сидишь и думаешь о той горничной, той фотографии, том человеке?
 - Нет, я сознательно ни о чем не думаю. Думает моя голова. Точнее, та ее часть, куда я забраться не могу.
 - Теперь я совсем ничего не понимаю. Мозгом думаем мы, как может он думать сам?
 - Ну хорошо. Я тебе расскажу про такой опыт, - сказал Данила, - Один человек однажды ослеп после инсульта, и ему нужна была трость, чтобы ходить. Ученые, изучавшие работу мозга, решили проверить, насколько хорошо он сможет ориентироваться в непривычной для него ситуации. Они отобрали у него трость и попросили пройти через коридор, где были разбросаны разные предметы. И что, ты думаешь, случилось?
 - Он споткнулся.
 - Как раз наоборот. Он обошел все препятствия.
 - Тогда он и не был слепой, - проворчал я. Мне что-то не верилось его рассказу.
 - Нет, он совершенно точно был слепой. Просто картинка, до того, как дойти до сознания, проходит в мозгу через множество этапов. Еще до того, как ты сознательно различишь все, что видишь вокруг себя, твоя голова уже примет важные решения насчет этой картинки. Иначе как ты объяснишь, что мы отпрыгиваем от змей еще до того, как поймем, что это именно змея, а не кусок шланга?
Я не нашелся, что ответить. Честно говоря, таких рассказов от него я не ожидал. Я готов был услышать, какой он гений дедукции и как прекрасно все внутри его головы разложено по полочкам. А тут он говорил, что мозг думает за него.
 - Считать, что мы распоряжаемся нашим мозгом сами - огромное заблуждение, - продолжал Данила, - В мозгу человека огромное количество частей, которые работают автономно. А если бы даже ты ими управлял, то делал бы это, скорее всего, настолько плохо, что умер через пару минут. Например, представь, если бы ты мог контролировать свое сердце?
 - Я бы, скорее всего забыл это делать.
 - Именно.
 - Но ведь это совсем другое! Одно дело - автоматизация жизненно важных органов, а другое - логическое мышление, речь.
 - Хорошо. Но логика должна оперировать фактами из опыта. А мы их получаем из органов чувств. И у этих органов есть свой разум, который скрыт за кулисами. Вспомни, что я тебе только что сказал по зрение.
 - Ну хорошо, - сдался я, - А как это помогает тебе в расследованиях?
 - Да никак, - пожал он плечами, - Я просто понимаю эту особенность своей головы и никуда не тороплюсь. Не извожу свою голову постоянными мыслями и догадками. Я просто внимательно наблюдаю, даю голове, как можно больше информации, чтобы решение в конце концов пришло ко мне само.
 - Правда? - его ответ меня разочаровал. Не так я себе представлял деятельность «искателя истины».
 - Именно так, мой друг. Я бы даже сказал, что внимательность гораздо важнее интеллекта, ибо интеллект очень любит создавать химер и влюбляться в эти свои творения. Внимательность же разбивает химер вдребезги. Но это тема для другого разговора. Давай вернемся к нашему расследованию. Ты спрашивал, почему я решил расспросить горничную, где она работает. Так вот - я наконец понял. Мне показались странными два обстоятельства. Первое - она назвалась по имени матери Артемиды.
 - Так это может быть простое совпадение.
 - Может быть. Второе - собака не залаяла на нее, когда та вошла. Это значит, что она ее уже знала. Хотя Артемида видела ее первый раз в жизни. Как такое может быть?
 - И как же? Горничная до этого уже была в доме?
 - На данный момент я не имею ни малейшего понятия. Визит к «Лесным нимфам» должен многое прояснит.
Голос из динамика в вагоне как раз объявил нашу станцию.

«Лесные нимфы» располагались в нескольких кварталах от метро. Компания снимала небольшой офис внутри стеклянной коробки торгового центра. За идеально чистой пластиковой дверью с опущенными жалюзи нас встретила стойка для посетителей. Справа в углу стоял белоснежный диван, рядом с ним - кофемашина.  С левой стороны на стене висела большая карта Петербурга. Квадратные часы над стойкой мерно отсчитывали секунды.
Только мы вошли, из-за стойки появилась голова девушки. Наверно, она была администратор.
 - Добро пожаловать! - поприветствовала она, - Чем могу помочь?
Перед девушкой лежал раскрытый журнал. По страницам и формату я узнал «Пинакотеку» - сам читал ее, когда учился на втором курсе в университете. Это был журнал об искусстве, который освещал современные направления живописи. Увидев его, я даже обрадовался: раз девушка это читает, у нее хороший вкус в искусстве. 
Данила представил нас, хотя на девушку его имя не произвело никакого впечатления. Видимо, за пределы Толстовского дома слава Данилы еще не распространялась.
 - Мы хотели бы получить информацию о вашей сотруднице по имени Елена, - сказал он, - Сегодня она ездила на этот адрес.
И он назвал дом, в котором жила Артемида. Девушка сомкнула ресницы в долгом прищуре и спросила:
 - А что именно вы хотите узнать? Она что-то наделала?
«Наделала»? Я отметил интересный выбор слов.
 - Скажем так, есть основания подозревать, что она не та, за кого себя выдает. Вы брали данные ее паспорта при приеме на работу? Мы бы хотели узнать ее реальные имя и фамилию.
Девушка нахмурилась:
 - Простите, но такую информацию я не могу разглашать. Наши сотрудники имеют право брать псевдонимы, это не запрещено. Чем-то еще могу вам помочь?
Я понял, что из нее ничего выудить не удастся. Если бы она, как еж, могла свернуться клубком и выпустить иголки, наверно, уже бы так сделала. Данила надвинул фуражку на лоб и почесал затылок. Я тихонько спросил его, что нам теперь делать.
 - Теперь мы вернемся к Артемиде и все-таки допросим Елену сами, - сказал он, - Как видишь, не всегда расследования идут как по маслу.
Я был разочарован тем, что Данила так легко сдался. Он уже развернулся обратно к двери, как мне в голову пришла отчаянная идея. Я повернулся к девушке-администратору, развалил локоть на стойке и на грани фамильярности заговорил:
 - А как вам последнее собрание в «Эрарте»? По-моему, достаточно смелая выставка, хотя некоторые работы там на любителя.
Она осторожно посмотрела на меня. Так выглядывает ежик, пряча иголки, высматривает, ушла ли угроза. Я ожидал хоть какой-то фразы в ответ на мою наживку. И она последовала.
 - Я не была в «Эрарте», - ответила она. Потом ее тон стал заинтересованным, - А что за выставка такая?
 - О, это Зарубин, современный авангардист. Любит играть с публикой. Вот, например, там есть картина «Натюрморт». Что обычно изображают на натюрмортах? Еду и различные предметы на столе, верно?
Девушка кивнула. Ее внимание я точно поймал - она с интересом ждала, что я скажу дальше.
- Так вот, этот «Натюрморт» - никакой не натюрморт. Представьте простые геометрические формы, которые накладываются друг на друга. Они лишь отдаленно напоминают композицию натюрморта. Конечно, это скорее абстракционизм. Неважно, что изображено на картине, важен метод ее создания. Я не большой любитель абстрактного искусства, но автор в данном случае идет немного дальше и играет с ожиданиями классического зрителя. Назвать смешение простых геометрических фигур натюрмортом – это удачная игра с названием.
 - Я бы хотела посмотреть, - сказала она. Кажется, мой энтузиазм передался и ей.
И я продолжил рассказывать о картинах Зарубина, а она все слушала. В то же время я лихорадочно думал, как же перевести этот диалог в нужное нам русло. Переводить тему нужно было деликатно, чтобы она вновь не закрылась. Но как это сделать? Я не нашел ничего лучше, как соврать.
 - Я буду честен. Наша общая подруга, у которой проводит сейчас уборку ваша горничная, очень переживает за свою коллекцию картин и скульптур. Она тоже большой любитель искусства. Сегодня не пришла Лора, ее обычная горничная, вот она и волнуется, что из-за новенькой в квартире что-то может пропасть. Понимаете?
 - Вы считаете, что наши горничные - воры?
 - Нет, конечно. Но на всякий случай хотелось бы знать, есть ли у вас их реальные паспортные данные.
Администратор задумалась. Похоже, мои слова все-таки оказали на нее влияние. Она подвинула к себе папку с документами и стала быстро их перебирать. Наконец, нашла то, что искала в россыпи бумаг.
 - Вот новенькая, что заменила Лору, - сказала она, показывая на копию страниц паспорта. Посмотрела имя, - Диана Холмогорова ее зовут. Можете не волноваться.
 - Спасибо!
 - Можете не волноваться, - с улыбкой сказала девушка, - Хотя она у нас первый день работает, но я в ней уверена. У вашей подруги лакшери-тариф, там хорошая горничная нужна. Хотя мне казалась, Артемида должна знать Елену. По крайней мере, эта горничная по какой-то причине очень рвалась убираться именно на ее адресе. Мне пришлось даже подвинуть Лору.
 - Вот как?
 - Ну ладно, - вздохнула девушка и попросила, - А расскажите еще про выставки, на которые ходили!
Мне на плечо легла ладонь. Я обернулся и увидел Данилу. Всем своим видом он показывал, что нам пора идти и разговоры об искусстве закончены. Мы попрощались и покинули офис «Лесных нимф».
 - Как я ее разговорил, а?! - вскричал я, когда мы вышли из торгового центра на улицу. Меня прямо распирало от гордости. Я довольствовался сознанием того, что все-таки пригодился Даниле в этом деле.
 - Это было здорово, - признал он, - Только зачем обманывал?
От этой фразы я поник. Данила кольнул по больному: с одной стороны, я сам злился на себя, что врал, с другой - я злился на него, что он не может закрыть на это глаза. Ведь мы получили, что нам нужно! Именно так я и сказал.
 - Да, мы узнали ее имя, - сказал он, - Но то, что ты сделал, не вяжется с принципами расследования.
 - Какими такими принципами? - спросил я.
 - Мы не обманываем людей.
 - Но…
 - Но ты получил имя, - закончил он, - Хорошо, как исключение, я закрою на это глаза. Однако вранье не в моих принципах. А если ты вызвался помогать мне, значит и в твоих тоже. Нам нужно больше поговорить о моих принципах.
 - Ого, он у тебя не один!
 - Да, и ты их услышишь, но не сейчас. Сейчас нам нужно отправиться на Васильевский остров.
Он показал мне 50-рублевую купюру - ту самую, что сидела в бумажнике типа в черном. Я не понял, почему он мне снова ее показывает, а потом пригляделся. На обратной стороне, в белом поле справа от изображения биржи и ростральных коллон была нарисована ручкой схематическая карта. Кварталы и улицы были подписаны небрежным мелким почерком, а между ними пробегала линия со стрелочкой, указывавшей на один из домов.
 - Пока ты забалтывал нашу любительницу искусства, я сверил это изображение с картой Петербурга на стене в офисе. Мне удалось точно определить его местоположение на Васильевском острове. 
 - И кто там живет, по-твоему?
 - Аполлон, конечно.
 - Но купюра же принадлежала… - начал я.
Данила коротко кивнул. Похоже, для него в этом деле все было уже ясно.
 - Ты не хочешь рассказать, как пришел к такому выводу?
 - Пойдем, и сам все увидишь, - сказал он.

Ориентируясь по нарисованной на купюре карте, мы в конце концов пришли к пересечению Среднего проспекта и 16 линии. Стрелка упиралась в то, что в реальности было невзрачным доходным домом. Он был выполнен в классицистическом стиле, без особых изысков на фасаде. Дай Бог, что время над ним смилостивилось, а может проводили реставрацию. На первом этаже располагались продуктовый магазин и рюмочная. Вход к парадным был, очевидно, со двора, куда вела просторная арка.
 - Там указана квартира? - спросил я, кивая на банкноту.
 - Не указана. Давай поспрашиваем. Ты загляни в рюмочную, а я в продукты.
Мы разделились, но наши расспросы оказались бесплодными. В рюмочной лежали три тела, у которых спрашивать что-то было бесполезно. Человек за стойкой курил «электронку» и при вопросе, видел ли он здесь высокого блондина, только пожал плечами. Данила тоже вышел без наводок, зато с яблоками. Мы зашли через арку во внутренний двор, сели на скамейку и стали молча жевать яблоки. Наверно, мы ждали, когда из одной из парадных появится Аполлон. Или пока Данилу не озарит одно из его «пониманий», как он выразился тогда в метро.
От яблок захотелось есть еще сильнее. А от теплой погоды, которая даже летом в Петербурге редкость - спать. Я распахнул рубашку, опустил локти на спинку скамьи и, откинув назад голову, стал смотреть в небо. От круга полуденного солнца вдаль тянулась вереница облаков, словно ветром сдуло лепестки с ярко-желтого цветка. Такого узора на питерском небе я еще не видел. Именно питерское небо - такое разное и изменчивое, капризное и непостоянное - вдохновляло меня все эти годы. Стоило мне отчаяться в чем-то - например, что я не найду работу - я выходил на улицу и смотрел на небо. Да и когда я писал картины с натуры, я всегда старался как можно интереснее изобразить питерскую вышину.
Предаваясь ленивой неге, я постепенно задремал. Во сне я почему-то перенесся в квартиру Данилы и сидел на стуле в его комнате. Он сидел передо мной в своем полном облачении - мундире и фуражке - а я писал его портрет. Притом оказалось, что в его комнате уже и так было много портретов. «Почему ты не показываешь их никому?» - спрашиваю я его. Он молчит и продолжает просто позировать. Меня это почему-то злит, я встаю, подхожу к нему. Вблизи понимаю, что это не Данила, а капитан Будко. Он встает, подходит к моей работе и говорит: «Никто еще не написал портрета современного героя». А я говорю: «Я обязательно напишу».
Из этих бессвязных грез меня вывели толчки и шепот Данилы.
 - Просыпайся, - раздался голос у самого уха, - Аполлон здесь. 
 Пары мгновений мне хватило, чтобы вернуться во двор на Васильевском острове. Данила кивнул на парадную напротив нас. Около нее стоял тип в черном, которого мы видели у Артемиды. Правая рука его судорожно шарила по карманам брюк, вероятно, в поисках магнитного ключа от домофона. Судя по всему, добирался сюда он пешком - пола плаща была изорвана в клочья в том месте, где он зацепился за ограду. Он стоял спиной к нам и не замечал нашего присутствия.
 - Откуда ты узнал, что это Аполлон? - шепотом спросил я.
Но тут незнакомец сам дал мне ответ на этот вопрос. Он запустил руки в густую черную шевелюру на голове и резко стянул с себя весь огромный ворох волос. Под массивным париком обнаружились густые локоны золотых волос. Точь-в-точь, как у Аполлона! Тем временем, он запустил руку в парик и выудил оттуда связку звенящих ключей. Пропищал входной замок, и он скрылся за дверью.
Данила сорвался с места и через секунду уже схватился за ручку - в считанных миллиметрах от встречи двери с магнитным замком. Мы нырнули внутрь и оказались в сумраке парадной. После залитого светом двора глаза еще не привыкли к темноте, и внутри ничего не было видно. Только в нос ударял запах плесени, старых камней и чего-то гнилого. Когда глаза начали различать покрытые трещинами ступени перед нами, мы поднялись наверх.
Чуть выше, на ступеньках лестницы, сидел мужчина с животом размера перезрелого арбуза. Одной рукой мужчина прислонял к губам сигарету, другой - периодически подхватывал со ступеньки пиво и с шумом опорожнял в глотку.
 - К кому? - спросил он, завидев нас еще внизу лестничного пролета. Но сам и ответил, - А, к Завулону этому. Ну идите.
 - Аполлону, - поправил я, - А как вы узнали?
 - Да к нему такие только и шастают, - процедил он. Проводил нас мутным взглядом, выражавшим презрение, - Выпендрежники.
Мы проглотили оскорбление и прошли мимо этого Цербера комуналки. Внутри было совсем иное зрелище, чем в квартире Артемиды. Честно говоря, то, где мы оказались, трудно было назвать даже квартирой. В полутьме единственной лампы, светившей с потолка противным желтым цветом, я различил щербатые стены, которые пестрели пятнами сколов, словно кто-то удовольствия ради бил по ним огромным молотом. На стенах и по потолку протянулись сплетенные жилы проводов. Никакой системы и замысла в этих переплетениях не было - часть проводов вела к черным от грязи выключателям, другая оканчивалась веером рассыпанных голых контактов.
На полу были постелены куски картона. В некоторых местах картон истерся и порвался, обнажив раздробленную плитку. По бокам весь коридор был уставлен разнообразной утварью жильцов и просто мусором. Старый велосипед, пустые пятилитровые бутылки из под воды, стеклянные бутылки из-под пива, деревянный мольберт, гладильная доска - все это и многое другое словно на авангардистской выставке тянулось вдаль. Ряд вещей продолжался, уходя в темноту. Из этой темноты раздавались шипящие звуки, будто что-то жарили на сковородке. Доносился и характерный запах - не то сало, не то кусок башмака обжигали на максимальном огне.
К такому виду мне было не привыкать, потому что я часто навещал друзей из школы искусств, которые жили в подобных условиях. Но все равно каждый раз при взгляде на эту житейскую нищету, полуразрушенные стены и неустроенный быт я чувствовал тоску и отчаяние. Хотелось побыстрее уйти из подобной обстановки и никогда больше не приходить. Данилу, впрочем, вид коммуналки нисколько не смутил. Он без всяких стеснений ходил и стучался в двери, окликая Аполлона по имени. Из одной двери выглянула женщина с осунувшимся лицом, вся его голова была покрыта бигудями, из которых торчали жесткие темные волосы. Она что-то прокричала в лицо Даниле, тот приложился к фуражке и отошел.
Наконец, искомая дверь была найдена. После очередного вопроса «Аполлон?» старая, вся в изломах, деревянная дверь со скрипом медленно отворилась. К нам выглянуло пытливое лицо в очках. Тут же заинтересованный вид его сменился досадой. Но закрывать дверь он не стал. Напротив, открыл пошире, приглашая внутрь.
 - Все-таки нашли меня, - сказал он, - Ну что ж, заходите.
Комната была узкая и длинная, с большим окном напротив двери, выходившим на улицу. У стены притулился покосившийся шкаф, который, наверно, пережил еще революцию. Кроме него, в комнате стояла кровать, стул и небольшой стол. На кровати лежали черный плащ, парик и темные очки. На столе я заметил те же инструменты, что видел тогда у Артемиды. Рядом со столом высилась какая-то скульптура, скратя под белой простыней. Наверно, одна из его работ.
 - Прошу, присаживайтесь, - Аполлон указал на кровать.
Он убрал предметы маскировки, освобождая для нас место. Сам сел на стул напротив. Данила достал из кармана потертый бумажник и протянул ему.   
 - Возвращаю потерянное.
 - А, вот как вы меня нашли! - воскликнул Аполлон, - А я думал, где же я его посеял.
 - С картой на купюре это ты интересно придумал, - отметил Данила
 - А зачем вообще рисовать карту на деньгах? - спросил я, - Любой смартфон тебе сегодня дорогу покажет.
 - Это да, - согласился Аполлон, - Только нет у меня смартфона больше. Я его продал, чтобы оплатить здесь квартиру. А Ваську я знаю не очень хорошо. Вот и решил нарисовать маршрут на купюре, чтобы не забыть.
Он сунул бумажник в карман. На миг повисла неловкая пауза.
 - Так Артемида вас наняла меня искать? - спросил он.
Только он это сказал, как сразу поник. Уперев ладонь в широкий лоб, он бросил:
 - Сколько я ей уже хлопот доставил. Так страдает из-за меня, что позвала вас!
 - То есть, ты берешь на себя всю ответственность за исчезновение? - поинтересовался Данила.
 - Конечно, - он поднял голову, - Смалодушничал я.
У Данилы в руке появилась сложенная вчетверо фотография - та самая, на которой Аполлон и горничная сливались в поцелуе. Только бросив на нее взгляд, Аполлон сразу ощетинился - так оскаливается пес на опасного незнакомца.
 - Думаю нет нужды пояснять, что это за снимок. И показывать тоже. Также прошу простить, что я вытащил это из бумажника, до того как вернуть. Но это фото - ключевое в этом деле.
 - Деле? - усмехнулся Аполлон, - Нет тут никакого дела. Я вам могу все рассказать, а после этого вы посмеетесь, какой я дурак.
 - Это едва ли. Хотя мне не дает покоя один момент… - задумался Данила, - Но прошу. Как все было?
Аполлон вздохнул. По его лицу читалось, что вспоминать об этом он совсем не хочет, как не хотят люди вспоминать о несчастном случае - только ворошить плохие воспоминания. Наконец, он стал рассказывать:
 - Нам с Тимой оставалось два дня до свадьбы. Я этого дня больше жизни ждал.
Он вдруг осекся. Словно распробовал слова на вкус, и они показались ему неправильными. Однако смущение его быстро рассеялось, и он продолжил рассказ, как ни в чем ни бывало. Данила никак не обратил внимания на эту его паузу.
 - Были большие приготовления, мы все репетировали. А потом меня в середине дня вызывает курьер к парадной. Знаете, такие от «Яндекса», на велосипедах ездят. Он передал мне простой белый конверт, безо всяких опознавательных знаков. Отправитель был анонимный. Я вскрыл конверт, думал, что там какое-то тайное поздравление от близких друзей или что-то в этом роде. И представьте мои удивление, ужас и гнев, когда я обнаружил в конверте этот проклятый снимок.
Я никогда в своей жизни не видел этой женщины. Но вот мы стояли и целовались вместе с ней! Снимок был явно сфабрикован. Я подумал: кому это понадобилось? А потом пришла мысль просто разорвать его, кинуть в мусорку и пойти. Но вместе с фотографией была записка. Там было написано - «Позвони на этот номер», и был указан номер. И приписка: «Иначе Артемида все узнает».
 - И ты позвонил? - спросил Данила.
 - Конечно, я позвонил. Я не хотел, чтобы Тима видела эти провокационные кадры. Я думал припугнуть их полицией или на худой конец просто заплатить, чтобы отстали…
Данила кивнул и просил продолжать. Я вдруг почувствовал, что он нисколько не удовлетворен ответом Аполлона. Что он хочет спросить больше. Но почему-то не стал. Видимо, он ждал полного рассказа, чтобы потом коснуться частностей. Не стал допытываться и я, хотя эта часть рассказа Аполлона вызвала вопросы и у меня.
 - Лучше бы я не звонил, - продолжал он, - На том конце ответила женщина. Я сказал, что эти снимки явная фальшивка, и она может не трудиться шантажировать нас. Тогда она сказала, что старая подруга Артемиды, и что мы с девушкой не пара. Говорила, что ей пришлось прибегнуть к такому обману, чтобы мы не сошлись, иначе нас двоих ждет впереди катастрофа. Так и сказала: «Ничего у вас не выйдет. Будет катастрофа».    
 Меня эти слова почему-то задели за живое. Какой-то страх обуял, что нашему союзу действительно грозит крах. Я спросил ее, что надо сделать, чтобы она не отправляла снимки. И она сказала, что я должен покинуть девушку, ничего ей не объясняя. Эта мысль тоже была страшной.
 - Надо признать, ужасный выбор, - сказал Данила, - Но ты склонился ко второму.
 - Да, - сказал Аполлон тоном, словно его вели на казнь, - Я просто убежал. Что-то во мне очень сильно не хотело, чтобы Тима видела этот снимок.
 - Но почему ты вернулся к дому? Почему следил за ее квартирой?
 - Две причины. Первая сентиментальная - я хотел посмотреть, как она справляется без меня. Как перенесла мой поступок. Знаю, это звучит глупо и даже жестоко, но я не могу объяснить лучше. Я сам себя иногда плохо понимаю. Но вторая причина главнее - я хотел увидеть эту подругу, которая так со мной поступила. Спросить ее, почему она решила нас разлучить.
 - Поэтому ты носил карточку в кошельке и не избавлялся от нее, - кивнул Данила.
 - Поэтому, - повторил он. Вдруг взгляд его сделался грозным, хотя предназначался не для нас, - И я видел ее сегодня! Она заходила к Артемиде за пару минут до того, как вышли вы!
 - Это так, но это неважно, - сказал Данила.
Аполлон чуть не упал со стула. Его голос заполнил собой всю комнату и кажется, грозил сорвать с петель дверь и вырваться в коридор коммуналки, когда она прокричал:
 - Как неважно?! Она разрушила мою жизнь!
На Данилу его полный боли возглас не произвел никакого впечатления. Напротив, он уселся поудобнее и сказал так:
 - Конечно, эта девушка играет центральную роль в этом деле. И мы до нее еще дойдем. Но сейчас я бы хотел поговорить о том, почему ты на самом деле покинул Артемиду. И девушка эта здесь не причем.
Аполлон нахмурил светлые брови. 
 - Ответь мне вот на что, - сказал Данила, - Почему, после того, как ты получил конверт со снимком, ты позвонил на этот номер?
 - Я же сказал - меня шантажировали. Я не хотел, чтобы Тима это видела.
 - А что было бы, если она увидела?
 - Не знаю… - он запнулся, будто сам впервые задумался об этом.
 - Ты боялся, что увидев снимок, она бросит тебя? Поверит фотографии?
 - Наверно. Я же говорю, что плохо понимаю себя. Я просто испугался, поддался этому страху. А она будто знала, за какие струнки дернуть во мне. Я сам всегда чувствовал, что Артемида слишком хороша для меня. Я сам не верил, что мне так повезло с ней. Знаете историю про Пигмалиона?
 - Конечно, - сказал я, - Скульптор, который влюбился в собственное творение. Он просил богов оживить свою идеальную женщину и те выполнили его просьбу.
 - Именно, - улыбнулся он. - Понимаете, я как увидел Артемиду в первый раз, так меня в грудь будто молотом что-то ударило. «Это она», - что-то говорило внутри меня. «Она - твоя идеальная женщина». А я ее даже еще не сваял в то время!
 - Почему же ты думал, что она слишком хороша для тебя? - спросил Данила.
 - Вы же видели, какая она красавица! - воскликнул в сердцах Аполлон и тут же зарделся, - И какой я. Я даже не понимал, что она во мне нашла, не понимал, почему помогает во всем. Даже пригласила жить к себе. Мне было очень неудобно, ведь у нее такая квартира. Я в таких даже не был никогда. А тут жить!
 - И почему, по-твоему, она тебе помогала? - продолжал Данила. - Ты считаешь, у нее был некий корыстный интерес?
 - Да какая тут корысть! - воскликнул он, - У меня ничего нет за душой, что она могла у меня взять. Скульпторство мое еще даже денег не приносит, так что на это положить глаз она не могла. Скорее это я пользовался ее благами.
 - Тогда если это не корысть, то что?
Аполлон отвел взгляд. 
  - Если хочешь меня обвинить в трусости или назвать дураком, пожалуйста. Да я и сам в этом признался.
 - Я тебя не обвиняю, я хочу, чтобы ты увидел правду, - ответил Данила, - Вместо того, чтобы дать девушке увидеть снимки и дать ей принять собственное решение, ты даже не показывал ей их. Ты уже испугался, что таких слабых доказательств будет достаточно, чтобы разрушить ваш союз. Что Артемида на самом деле не любит тебя. Или что ты недостаточно хорош для нее. При этом я вижу лишь доказательства обратного. Иначе зачем ей просить нас найти тебя?
Аполлон склонил голову, снял очки и погрузился в тоскливое молчание.
 - У меня остался один вопрос, прежде чем мы уйдем, - сказал Данила, - И я прошу ответить на него искренне. Искренне не перед нами, а перед самим собой. Ты любишь Артемиду?
Он поднял взгляд, хотел было что-то сказать, но вдруг его будто осенило, он резко поднялся со стула и стремительно прошел в угол комнаты к окну. Стянул простынь со своей работы у стола. Это была гипсовая скульптура в античном стиле. Она изображала девушку в тунике, которая стояла, положив руку на плечо. Длинные волосы, характерные черты лица - я сразу догадался, что он моделировал девушку с Артемиды. Скульптура еще не была закончена, но даже в таком виде она воплощала всю красоту оригинала.
 - Талантливо, - похвалил Данила.
 - Надеюсь, этого ответа вам достаточно.
 - Будем считать так.
Данила поднялся, поправил фуражку и направился к двери.
 - Подождите, - окликнул его Аполлон, - И что теперь будет?
 - На твоем месте я бы пришел к ней сам и рассказал все как есть, - сказал Данила, - Я со своей стороны сообщу Артемиде о том, где ты живешь. Придет она или нет - решать ей.
 - Но здесь ужасно! - вскричал он, - Она убежит отсюда, как только ступит за порог.
 - Ты опять решаешь за нее, - улыбнулся Данила, - Друг мой, оставь эти глупые волнения. Если твои чувства к ней искренни, ты должен верить в нее. Точнее, верить в вас двоих.
Мы вышли за порог. Нас провожала внимательным взглядом женщина с бигудями. Видимо, она все это время подслушивала у двери. Мужик на ступеньках все так же хлестал пиво и курил.
 - Ну как там ваш Артемон? - пробасил он, когда мы проходили мимо.
Выйдя во двор, Данила тут же набрал Артемиде. Спросил, не ушла ли еще горничная. Услышав ответ, прокричал, чтобы она ее задержала. Уронил телефон в карман брюк и поторопил меня следовать за ним.

Мы сели на трамвай, который вернул нас к дому, где жила Артемида. Данила даже не шагами, а прыжками взлетел на третий этаж и позвонил в дверь. Открыла взволнованная Артемида.
 - Ну как? - спросила с порога, - Нашли?
Данила проигнорировал ее вопрос и вошел за порог. Я последовал за ним. Горничная стояла рядом с девушкой, с сумочкой в руках, по виду, уже готовая уходить.
 - Да, и что вы хотели от Елены-то? Я ей сказала задержаться, но она очень спешит.
 - Надеюсь, у вас что-то важное ко мне, - нахмурилась горничная.
Я знал, что ее настоящее имя было Диана. Но что это давало нам? Как она была связана с Артемидой? Этого я вовсе не понимал. Глядя на Данилу, я ожидал услышать обличительную речь, но вместо этого мой спутник широким жестом указал вглубь квартиры.
 - Покажите, пожалуйста, где вы убирались.
 - А это зачем? - спросила она.
Артемида взволнованно посмотрела на нас.
 - Причем здесь ее уборка? Она все хорошо сделала, если вас это интересует.
 - Это невероятно важно, - обезумевшим голосом сказал Данила, - Вся ваша жизнь зависит от этой уборки. Поверьте мне.
Слова эти звучали донельзя глупо, но Данила сказал их таким тоном, что Артемида сразу бросилась показывать.
 - А вас прошу пройти с нами, - сказал он горничной.
И он пропустил ее вперед, всем своим видом показывая, что не спускает с нее глаз. Артемида сначала показала комнату, в которой сидели мы в свой первый визит. Данила, кажется, забрался во все углы и чуть не перевернул стол, когда пытался что-то под ним найти. Выпрямив смятую от ползания лицом к полу фуражку, он покачал головой и просил показывать дальше. Мы прошли в общий зал и обеденную комнату. И здесь Данила чуть не перевернул все вверх дном, распахивая дверцы и вытаскивая до упора полочки. Артемида с ужасом смотрела на это варварство. В конце осмотра последней комнаты мой спутник, видимо, осознал, как неприглядно смотрятся его действия и снял фуражку, отвесив низкий поклон.
 - Прошу извинить меня, - сказал он, - Но медлить нельзя ни секунды. Сколько комнат нам осталось?
 - Спальня, - со слезами на глазах сказала девушка.
И Данила ворвался в спальню. В сторону полетели одеяла, матрас и подушки. Прикроватный шкафчик был буквально разворочен. Впрочем, Даниле все-таки хватило такта не вламываться в шкаф девушки. Он попросил Артемиду посмотреть, все ли там в порядке. Она посмотрела и сказала, что в порядке.
 - А что может быть не так? Данила, вы меня изводите! Скажите, уже, наконец, что мы ищем?! - плакала она, заламывая руки.
Но он по-прежнему молчал. В ванной тоже ничего не оказалось, хотя Данила даже скрутил лейку с шланга и заглянул внутрь. Струя воды залила мундир, но это его не смутило. Из всех комнат оставалась лишь кухня. Только мы вошли, Данила остановился на полушаге и стал смотреть куда-то в пол. Я проследил за его взглядом. Орф что-то мирно ел из миски. Будто почувствовав взгляд Данилы, он развернул к нему морду и стал смотреть в ответ. Потом обтер морду язычком и вернулся к миске.
 - Артемида, это вы положили ему еды сейчас?
 - Нет, - покачала головой девушка.
 - Тогда…
И он посмотрел на горничную. Она стояла у входа на кухню как изваяние из камня, безо всяких движений. Ничего не дрогнуло в ней, когда она говорила:
 - Да, я положила.
И поспешила дополнить:
 - Это просто еда. Я решила, что собака будет голодной с прогулки.
 - Вы молодец! - похвалила Артемида, - Но Данила…
Только она повернулась к нему, чтобы продолжить фразу, а он вдруг нырнул к миске, хватаясь за нее обеими руками. Собака сначала с недоумением посмотрела, как из-под носа уплывает еда, а затем зарычала и попыталась отобрать миску. Данила же запустил в нее ладонь и стал перебирать корм. Внезапно он распрямился и развернулся к нам. Протянул вперед руку с влажным коричневым месивом. Среди кусочков собачьего корма виднелись кусочки чего-то фиолетового, будто обломки длинного стержня. Приглядевшись к ним, Артемида нахмурилась.
 - Что это такое? - спросила она, касаясь пальцем одного из кусочков.
 - Если это то, что я думаю, то трогать не советую, - предостерег Данила, - Скорее всего, это флокумафен - мощный пестицид. Откуда он у вас?
Вопрос был направлен горничной, которая стояла у нас за спинами. В ответ было молчание. Я развернулся - проход был пустой. Пока мы все смотрели на кульбиты Данилы у миски, Елена-Диана использовала эту возможность, чтобы убежать.
 - Звоните ветеринару! - крикнул Данила и рванул за горничной.
Я за ним. От кухни до входной двери расстояние было около трех-четырех метров. В конце коридора я видел, как девушка в отчаянии возится с замками, пытаясь распахнуть дверь и бежать. Вот щелкнул последний замок, дверь подалась и она уже готова была выскользнуть. Но в этот же миг рядом с ней оказался и Данила. Схватил ее за локоть - несильно - завел за спину и аккуратной подсечкой положил девушку на пол. С заведенной за спину рукой, отчаянно дергающая ногами, она выглядела сейчас как рыба, которую выудили зимой из проруби и она стучит хвостом об лед.
 - Пусти! На женщин нападает! Помогите! - кричала самозванка.
 - Не советую тратить силы, - сказал Данила.
Хватка у него была железная. Захват он тоже сделал грамотно: любая попытка вырваться вела только к тому, что девушка сильнее выла от боли в суставах.
 - Иван, глянь ее сумочку, - сказал он.
Поколебавшись, я потянулся к ее сумочке, лежавшей рядом. С некоторым смущением стал шарить там рукой.
 - Смелее, - сказал Данила, - Скорее всего, она подмешала средство от крыс. Есть там что?
 - Я в полицию заявлю! - рычала тем временем девушка, - Вы не имеете права!
Среди вороха одежды, косметички и еще бог знает чего, моя рука наткнулась на картонную упаковку. Я вытащил ее на свет. Это был пестицид с труднопроизносимым названием. На упаковке была изображена мышь внутри красного перечеркнутого круга. Я осторожно сунул внутрь руку и извлек на свет те самые фиолетовые кусочки, что лежали в миске у собаки.
 - Так это правда! - ахнула Артемида.
Девушка подошла к нам, трясущимися руками держа у груди Орфа. Собака облизывалась и с понурым взглядом смотрела по сторонам. Пес вовсе не понимал, от чего вдруг такой шум.
 - Позвонили врачу? - спросил Данила, - Собака или еще не успела съесть яд, или он не успел подействовать.
 - Конечно, позвонила! - сказала она, не отрывая взгляда от лежавшей на полу девушки. - Зачем вы это сделали?
Та неожиданно засмеялась. От беспрестанной борьбы с Данилы, волосы на ее голове растрепались и попали в рот. Она выплевывала их, слюна падала на ковер, оставляя там пенистые следы. Зрелище было неприятное, как, впрочем, и вся возникшая ситуация.
 - Какая ты тупая! - вдруг закричала девушка. В этих грубых словах чувствовалось облегчение, будто она давно хотела выразить эту эмоцию презрения. Я понял, что на полу лежала уже не горничная «Лесных нимф». Будто девушка решила наконец снять с себя эту надоевшую личину, показав истинное лицо.
 - Простите, - опешила Артемида, - Разве мы с вами знакомы?
 - Верите или нет, но девушка, что сейчас перед вами - ваш кровный родственник, - вступил Данила. - Не так ли, Дафна?
 В ответ она противно и высоко рассмеялась. Слюна еще глубже пропитала ковер.
 - Дафна? - повторила Артемида, - Моя сестра Дафна?
 - Да! - закричала та, вонзив в Артемиду ненавидящий взгляд, - Та Дафна, которую вы с отцом бросили! Дафна, которая жила все это время в бедности и безвестности, пока дорогая Артемида развлекалась в Петербурге на деньги отца!
Она надула щеки и громко сплюнула на пол.
 - Знаешь, сколько мне пришлось работать уборщицей, посудомойщицей, кассиром в занюханном ларьке, просто, чтобы прокормить нас с мамой? Ты наверно и не работала нигде никогда. Приехала сюда, расфуфыренная цаца, сразу купила себе хоромы, хотя и жизни настоящей не знаешь! 
Мне вдруг захотелось как-то заставить эту девушку замолчать - до того противные и ядовитые слова исходили из нее. Я сказал было ей прекратить, но неожиданно меня остановила сама Артемида. Девушка показывала недюжинное спокойствие в ответ на  поток брани и оскорблений. Хотя, когда она заговорила, голос ее звенел от напряжения:
 - Дафна, я ничего не знала о вас с мамой. Я не знала, где вы жили. Если бы…
 - Ой, прекрати! - перебила сестра, - Тебе было плевать на нас. Ты ни с кем не хотела делиться состоянием отца. Я уверена, что ты даже не пыталась нас найти! Как это так получилось, что ты не знала о нас, но я знала о тебе все? И смотри - приехав в Петербург, я смогла легко тебя найти.
 - Я понимаю, - кивнула Артемида. - После своих выводов ты решила, что нужно разрушить мою жизнь. Исчезновение Аполлона - тоже твоих рук дело? Эта записка…
 - Ну надо же, сама догадалась? - съязвила Дафна, - Вы друг друга стоите - он такой же тупой как ты! Я даже не думала, что у меня получится вас разлучить, а он будто сам слился! Ха-ха!
Данила рассказал про фальшивую фотографию и про шантаж. Все это время Дафна, не унимаясь, хохотала. Она упивалась тем, как славно у нее это получилось. Даже несмотря на поражение, она находила удовольствие в том, что ей удалось хоть чуть-чуть поломать чужую жизнь. Впрочем, длилось это недолго. Радость ее вскоре сменилась злой досадой, когда она воскликнула:
 - Ты бы сама в жизни не доперла, что случилось! Тупая как пробка! Корчит из себя леди какую-то. Если бы этот детективишка не выложил тебе все на блюдечке, ты бы сидела тут и ныла, как дура. 
 - Хватит. Называть. Меня. Детективом, - прогремел Данила.
 - Данила, отпустите ее, - сказала Артемида.
 - Вы уверены?
 - Да.
Он ослабил хватку и потихоньку отпустил руку девушки. Но отошел недалеко, готовый в любую секунду обуздать дикого зверя. Дафна сейчас именно им и была: загнанная в угол, она, казалось, готова была броситься на любого, кто к ней подойдет. Артемида поставила собачку на землю, взглянула в глаза сестре и сделала шаг ей навстречу. Та приняла защитную позу, подняв руки со сжатыми в кулаках ладонями. В то же время была в ней какая-то неуверенность. Будто она не знала, как ей сейчас поступить.
Артемида сделала еще один шаг навстречу и стала терпеливо ждать. Не встречая агрессии, Дафна постепенно опустила руки. Она непонимающе смотрела на сестру. Может, она ожидала нападения - физического или вербального - за все те гадости, что она совершила? Но Артемида лишь спокойно улыбалась, и от этой улыбки становилось приятно на душе. Наконец, она сделала третий шаг, развела руки в стороны и медленно оплела ими сестру. Дафна поначалу видимо встрепенулась, все ее тело напряглось, ожидая угрозы или боли, но в действии Артемиды не было никакого вреда. Это были любящие объятия близкого родственника. Артемида буквально прижала к себе сестру, положив голову ей на плечо и крепко обняв руками. Дафна некоторое время смотрела перед собой в страхе и непонимании, а потом ее взгляд размяк. Будто сломалась какая-то невидимая стена внутри нее. Взгляд ее успокоился, а на глазах выступили слезы. Она с силой обняла Артемиду в ответ.    
Я в неверии глядел на то, что сейчас происходило у меня на глазах. Еще минуту назад Дафна изрыгала ненависть и проклятья, а сейчас она рыдала навзрыд как маленький ребенок, и две сестры буквально таяли в объятьях друг друга, будто не могли насытиться простой человеческой теплотой. В воздухе не осталось и следа ненависти и злобы, излитые ей. Даже Орф проникся атмосферой примирения - виляя хвостом, бегал вокруг девушек и радостно лаял.
Дафна же продолжала изливать слезы. Когда Артемида отпустила сестру, та уронила голову ей на грудь и продолжила плакать. В какой-то момент, кажется, она хотела что-то сказать, но вместо этого заплакала еще сильнее.
 - Я не хотела! - кричала она, - Сама не знаю, что нашло. Прости меня!
Позвонили в дверь - это пришел ветеринар. Он тоже был смущен открывшейся сценой, но девушки, как по команде, обе бросились помогать ему осматривать Орфа. Особенно волновалась за собачку Дафна, хотя именно она чуть не убила пса.
 - Ты думаешь, она притворяется? - спросил я Данилу, наблюдая за девушкой.
 - Понятия не имею. Женский характер всегда был для меня загадкой, - сказал он.
 - Я думаю, притворяется. Артемида в опасности от этой стервы. Сколько подлости она ей уже сделала! Думаешь, простые объятья все решат?
Он улыбнулся и чуть надвинул фуражку на лоб.
 - Я думаю, это уже не наша с тобой забота.
 - А как ты понял, что она - сестра Артемиды?
 - Разве не очевидно? - он искренне удивился, - Три факта. Первый - она назвалась Еленой, по имени их общей матери. Либо чтобы подсознательно уколоть, либо это было первое, что ей пришло на ум. Второй - собака не залаяла на нее. Она не могла ее видеть ранее, так что единственный вывод - она пахнет так же, как Артемида. А значит девушки - кровные сестры. И третий факт - в «Лесных нимфах» нам сказали, что ее зовут Диана. Куда уж очевиднее?
 - Но не Дафна ведь, - упорствовал я.
 - Скорее всего, изменила имя впоследствии, - пожал плечами Данила, - Признаю, я слегка додумал в этом случае, но все-таки оказался прав.
 - Ладно, и что теперь?
 - Теперь нам осталось сделать лишь одно. 
Он подошел к Артемиде и что-то сказал ей. Она поднесла руку к губам словно в испуге от услышанного, а потом быстро закивала. Вернулась взглядом к Орфу - голова ее теперь была занята совершенно другим. Я понял, что Данила рассказал ей, где найти Аполлона.
И только мы пошли к выходу, как в дверь опять позвонили. Я открыл дверь: за порогом стоял в белой тщательно выглаженной рубашке Аполлон. В руках он держал небольшой букет пышных астр. Увидев нас, его радостная улыбка сменилась удивлением.
 - Все в порядке? Тима дома? - спросил он.
 - Ты как раз вовремя, - сказал я, затаскивая его внутрь, - Слушай, ты бы поувереннее был. Так у вас с ней ничего не выйдет.
 - Я стараюсь, - заизвинялся он.
 - Аполлон?! - донесся взволнованный взгляд Артемиды из общего зала.
Что произошло дальше, мы уже не видели. Когда вышли на улицу, на нас пахнуло теплотой летнего вечера. День уже подходил к концу, хотя было светло как днем. В такие дни я обычно бродил по городу как заведенный. Но сегодняшние события меня настолько вымотали, что я думал лишь о том, чтобы пойти к Даниле и забыться во сне. Так я и сказал ему.
 - Если хочешь, иди, - сказал он, - А я пожалуй еще пройдусь. Погода замечательная.
Он отдал мне ключи, а сам неспешно пошел в сторону Большого проспекта. Я смотрел ему вслед и думал, какой он чудной человек. Мы бегали весь день, а у него еще осталась энергия гулять. Я вернулся в квартиру, не раздеваясь упал на кровать и сразу заснул. 
На следующее утро нам пришла посылка. Курьер втащил по лестнице огромную коробку - она была такой объемной, что даже не влезла в лифт. Я гадал, что это может быть. Отправителем значилась Артемида. Внутри оказался изысканный торшер. Это было изысканное сочетание лампы в абажуре с небольшим столиком.
Внутри также был конверт с письмом. От руки там было написано следующее простое послание:

«Дорогие Данила и Иван,
Я совсем не знаю, как отблагодарить вас за оказанную мне вчера помощь. Вы так много сделали для меня и моей семьи, что даже пятьдесят тысяч, что я вам обещала, мне казалось будет мало. Впрочем, вы и так их отвергли по неизвестной мне причине. Все же я не могу оставить вас без какой-либо благодарности, так что высылаю вам эту итальянскую лампу начала XX века. Это прекрасный образец модерна - надеюсь, она приятно скрасит ваш досуг.
И напоследок: если вам нужна хоть какая-то помощь от меня или Аполлона, пожалуйста, дайте нам знать. Мы вам навеки благодарны.
 Артемида Романцева».

 Я закончил читать и непонимающим взглядом уставился на Данилу.
 - Ого, итальянский торшер! - воскликнул он, ковыряясь зубочисткой во рту. Он только что закончил уминать пиццу, которую мы поделили вместе, - Тебе повезло. Будет стоять у тебя, будешь книжки читать! Мне не надо, у меня и так в комнате всего полно. А тебе бы не помешало в комнате обзавестись какой-то утварью.
И он со снисходительным видом оглядел голые стены и пустой пол.
 - Да какая лампа! - вскричал я, - Она говорит, что ты от 50 тысяч отказался!
 - Ну да, - он пожал плечами.
 - Так нам что, нечем за квартиру платить?
 - Что-нибудь найдется, - сказал он с озорной улыбкой.
Я вздохнул. Я все еще не понимал Данилу Соколика.

Глава 3. Принцесса из «Хэрриота»

Через пару дней после происшествия с Артемидой рано утром, как мы и договаривались, Данила взял меня на утреннюю пробежку. Встать пришлось в 8 утра. Точнее, меня разбудил его бодрый крик и шум отодвигаемых от окна штор.
 - Иван, смотри, какое прекрасное утро! - воскликнул он, показывая на небо.
Я еще только наполовину выбрался из-под одеяла: сначала сполз на пол, потем, зевая, встал на ноги и слипающимися глазами глянул в окно. Прекрасным я бы это утро не назвал: вышину затягивали клочки мглы, несомые ветром. Солнца вовсе не было видно, хотя на улице уже было светло из-за белых ночей. Данила стоял передо мной в белой майке, штанах и спортивных ботинках. У меня спортивной одежды не было, и я пошел бегать в своих обычных рубашке и брюках, которые носил каждый день.
Только мы вышли на набережную Фонтанки, Данила без всяких разминок пустился бежать. Я было за ним, но тут в спине отозвалось болью, будто я потянул все мышцы сразу. Признаться, бегал я хорошо. В школе в одиннадцатом классе я всегда занимал первые места в беге на короткие дистанции. Однако марафоны на десять километров не любил: меня одолевала не столько усталость, сколько скука во время такого долгого бега. После этого в университете я вовсе пропускал уроки физкультуры, что сказалось на моей форме. Боль в спине быстро унялась, я сделал шумный вдох, отставил правую ногу назад, чуть пригнулся к земле и побежал вслед за Данилой.
Пробежка заняла все утро. Данила обычно делал несколько кругов: во время первого он делал поворот на Аничковом мосту, соединявшем Невский проспект, и бежал по набережной в обратную сторону. Потом сворачивал на Семеновском или на мосту Ломоносова и снова бежал к Аничкову. Иногда он делал широкий круг - от Аничкова до Обуховского и обратно. Каждое утро он обычно пробегал десять таких кругов.
В первое утро пробежки я сделал от силы два. Он к тому времени уже закончил свою норму и нагнал меня, едва передвигавшего ноги. Руки мои болтались возле тела, я шумно дышал. Легкие горели нестерпимым жаром, словно внутри меня охватило огнем кузнечные меха. Все тело кололо, а каждый шаг отзывался болью.
Данила похлопал меня по плечу:
 - Ничего, завтра будет легче.
Я перешел на шаг и в перерывах между жадными глотками воздуха сказал:
 - Пожалуй я сделаю перерыв завтра.
 - Уже? - удивился Данила, - Впрочем, для первого раза ты неплохо пробежал. Дальше у нас отжимания.
Оказалось, что пробежка была только началом его утренней зарядки. Отжимался он внутри двора Толстовского дома - в сквере Эдуарда Хиля или в сквере Маневича прямо на траве. За раз мог сделать 50 отжиманий, это был минимум. В первый день я не хотел ударять в грязь лицом, и тоже встал в «планку». Широко расставив руки, я стал быстро опускать туловище к земле на локтях. Данила увидел это и засмеялся.
 - Нет, так ничего не выйдет, - покачал он головой, - Надо ладони вплотную к груди ставить, иначе мышцы не будут работать.
И он показал как надо. Таким способом я смог отжаться не более пяти раз. Когда поднимал тело от земли в пятый раз, казалось, что я Атлант, который пытается поднять всю планету. Мокрые от пота волосы лезли в глаза,  мышцы рук сковывала боль, но я кряхтел и дожимал. Наконец, когда локти распрямились в последнем отжимании, я оттолкнулся от земли и упал на четвереньки. Данила показал большой палец.
 - Упорства тебе не занимать, мой друг, - посмеялся он, - А как чувствуешь себя? У меня от зарядки всегда свежо в голове становится, будто какая-то ясность наступает. Очень полезно для ума.
У меня свежести точно не было. Напротив, казалось, все мое тело внезапно потяжелело.
 - Да, ты завтра лучше отдохни, наверно, - сказал Данила. Видимо, его смутило мое молчанием и раскрасневшееся лицо. - Хочешь в ту кофейню? Я всегда хожу после зарядки.
Я был не против. Катенька встретила нас так же радушно, как и в прошлый раз.
 - Сегодня в фильтре ягодная «Эфиопия», - сказала она. Потом увидела меня и ахнула, - Данила, а что это с твоим другом? У него астма?
 - Все в порядке, мы делали зарядку. Иван неплохо справился.
 - Да куда там, ты его загонишь со своими зарядками!
 - Думаешь, он такой слабак? Кроме того, он сам хотел. Правда, Иван?
Я признал, что если меня и загонят его пробежки, то виноват в этом буду только я. Катенька разлила кофе в кружки и поставила перед нами. В этот раз я отметил, что у кофе был особенный аромат. Это не был запах чего-то жженого, как я обычно привык чувствовать при виде кофейной кружки. От чашки исходил приятный кисло-сладкий запах. Данила заметил это и толкнул меня локтем в плечо:
 - Ну что, распробовал?
 - Да, что-то в этом есть, - признал я. Спросил у девушки, - Ягодная, говоришь?
 - Да. Эфиопия растет на гористых склонах, поэтому зерна не так богаты кислородом. Нужно очень аккурат но обжаривать зерна, чтобы весь углекислый газ не вышел. Тогда при варке кофе раскрывается более насыщенно.
 - Ты сама жаришь зерна? - удивился я.
 - Конечно, - сказала девушка.   
 - Друг мой, перед тобой гурмэ кофе. Я не знаю ни одного человека, который бы разбирался в кофе и готовил его так превосходно, как наша Катенька. Она сама покупает зерна, обжаривает их, мелет и варит. Всеми процессами руководит она, потому что всего одна ошибка в любом из них ведет к загубленному напитку. 
 - Не льсти. Кофе как кофе, - пожала плечами девушка. И будто смущенная таким вниманием к своему ремеслу, спросила, - Как дела? Я слышала, вы тут одной девушке помогли вернуть жениха.
 - А, скандал в доме Романцевых, - закивал Данила. - Это Иван так обобщил наши похождения в тот день.
 - Звучит как название детективного рассказа. Мне нравится! А что еще было?
 - Да ничего больше, - сказал я, - А часто у Данилы всякие дела?
 - Не особо. Он по большей части занят…
Тут она осеклась. Глаза ее встретились со взглядом Данилы, и она смутилась. Наверно, то, что она хотела сказать, не предназначалось для моих ушей. Почувствовав, что пошла речь о данилиных тайнах, я сам решил пустить разговор в другое русло, чтобы не смущать его.
 - А почему не особо? Ты же вон как распутываешь дела! Артемиде мы помогли еще до конца вечера. У тебя тут должен быть поток желающих.
 - Я многим помог в Толстовском доме, - пожал плечами Данила.
 - Да, но за его пределами о тебе никто не знает, - сказал я, - Артемида узнала о тебе только после той злосчастной экскурсии.
 - В целом, меня это устраивает.
 - Знаешь, скольким людям в Петербурге нужна помощь? Ты же видел как полиция работает - чуть меня, невиновного, не упекли за решетку. Если бы не ты…
Данила вздохнул и надвинул фуражку на лоб.
 - Иван, если мы вознамеримся помогать всем в Петербурге, то боюсь на это не хватит обеих наших жизней. Я сознательно ограничиваю себя Толстовским домом, потому что моего ума не хватит, чтобы решать проблемы всего города. Кроме того, не нужно принижать полицию, они прекрасно делают свое дело. Конечно, у всех бывают осечки, и такой человек как Клыгин, еще многому должен научиться на своем посту.
У меня остался последний аргумент.
 - А как насчет оплаты аренды? Если мы будем помогать людям хотя бы за какую-то сумму, то сможем оплачивать ей квартиру. Мне неприятно жить у тебя бесплатно, ты же знаешь. Дай мне хоть рассказать о тебе.
Я так сказал, но в тот момент понятия не имел, как буду его рекламировать. Однако мне действительно хотелось, чтобы о Даниле узнало как можно больше людей. Он задумчиво глотнул кофе.
 - Насчет аренды не поспоришь. Я как-то и забыл о ней.
Ну вот на тебе! Несмотря на острый ум и сверхчеловеческую наблюдательность, он был совершенно рассеян в бытовых делах. Я даже подумал, что этот немецкий студент, уехавший от него по обмену, оплачивал всю квартиру.
 - А почему нет? - вступила Катенька, - Мне нравится идея Ивана. Я тоже думаю, что тебе стоит помогать людям по всему городу. Пусть он что-то придумает. Вам же не обязательно все дела брать, можешь выбирать.
 - Ну хорошо, если это одно дело в неделю… - сдался Данила.
Я ликующе вознес руки.
 - Но в таком случае не отказывайся от оплаты, - сказал я, - Я поверить не могу, что ты не взял с Артемиды денег.
 - Не взял? - переспросила Катенька.
 - Во-первых, Артемида не знает цену деньгам, - сказал Данила, - Во-вторых, я не думал, что стоило брать деньги за эту небольшую умственную разминку. Плюс я не хотел портить момент ее воссоединения с сестрой, напоминая о деньгах.
 - Твое дело. Но в следующий раз давай хотя бы советоваться. А то еще твоя хозяйка нас выгонит за неуплату.
 - Так ты бизнесмен, значит, - усмехнулся Данила, - Мне казалось, художников не волнуют деньги.
 - Нам надо выжить. Если ты не будешь думать о финансовой стороне, тогда остается мне.
Я вздохнул - на самом деле, у меня к этому душа никак не лежала. Я думал, что проведу питерское лето, делая множество зарисовок, а, возможно, напишу хорошую картину. Вместо этого я стал продюсером и бухгалтером Данилы. С другой стороны, мне было невероятно интересно, куда занесет нас следующее дело.

Как только мы вернулись в квартиру, я быстро создал в социальной сети группу с названием «Данила Соколик - искатель истины». Поставил тематику частных расследований. Осталось только сделать фотографии для заголовка и описать немного уже расследованные дела. Поскольку я знал всего о двух делах - убийство в Толстовском доме и скандал у Артемиды - я описал их в двух небольших постах. Имена я намеренно изменил для того, чтобы сохранить конфиденциальность участников. Когда группа в социальной сети была готова, я создал еще страницу в популярном приложении «Инстафото» и на сайтах объявлений.
В течение ближайшей недели не было никаких сообщений, и я уже начал отчаиваться в своем предприятии. Затем стали поступать запросы. Мне звонили на телефон и писали в личных сообщениях. Сначала я обрадовался, но, когда увидел темы запросов, мой пыл охладел. Люди просили нас найти домашних животных, пошпионить за второй половинкой и даже отобрать детей у нерадивого супруга. Другими словами, это были скучные бытовые вопросы. Данила, взглянув на поступивший список, только сказал:
 - С этим всем и полиция разберется. Не понимаю, причем тут я.
И он был прав. Нам нужны были необычные ситуации, в которых полиция или госорганы были бессильны. Ситуации, в которых отчаявшиеся люди просили нас о помощи. Я чувствовал ответственность за свою затею и сдаваться не хотел. Пролистывая другие сообщества в социальной сети на ту же тематику, я нашел паблик с интересным названием: «Артур Глазей - ваш дружелюбный сосед-детектив». С обложки на меня чуть свысока смотрел мужчина в монокле. Бородка его была аккуратно подстрижена, а одет он был в классический черный костюм. Только я зашел на его страницу с телефона, как из динамиков сразу же заиграла какофония звуков, а экран превратился в мешанину цветов и форм. Оказалось, это автоматически включилось приветственное видео, а то, что я видел перед собой, было заставкой к нему.
Только отыграла приветственная музыка и растворились на фиолетовом фоне слова «Артур вещает», как появился сам персонаж паблика. Это был молодой человек, по виду не старше Данилы. Одет он был точно так же, как на приветственном фото - в монокль и в черный костюм. На мой взгляд, вид он имел крайне нелепый, но держался при этом уверенно. Широко и манерно улыбаясь, он стал что-то громко рассказывать. Это оказалась какая-то сводка новостей с его расследованиями за неделю. Я послушал ее некоторое время - это были односложные высказывания с шокирующим содержанием. Например, как он нашел пропавшую собаку по оставленным ей следам кала. Или как узнал о том, что одному мужчине изменяет жена, после того как понюхал бюстгальтер, оставленный ей в шкафу. Я почувствовал, как меня начинает тошнить, и закрыл видео.
Несмотря на сомнительный контент, этот Артур Глазей был популярен. Внутри кольнуло легкое чувство зависти, когда я увидел цифру почти в 500 000 подписчиков. Наш паблик пока не насчитывал и 10 человек. После приветственного видео я уже начинал понимать, как ему удалось собрать столько людей. Наверняка, он отвечал на все запросы, а потом подавал расследования по ним в развлекательной нарезке. Тогда тут нечему завидовать. Я проглядел посты на стене сообщества. Это были фотографии с изображениями детектива. Он позировал в разных известных местах Петербурга в импозантных костюмах.
Я зашел в раздел сообщества, озаглавленный «Запросы на расследования». В нем люди оставляли сообщения с просьбой помочь. Одно из последних привлекло мое внимание. Пользователь с ником «Кот Чеширский» написал:

«Всем привет, ребята.
Артур отказал мне в решении щепетильного вопроса. Тот еще профан оказывается. Если тут есть другие детективы, прошу отозваться. Плачу 20 тысяч за работу. Подробности в личных сообщениях».

Заинтригованный, я отправил ему ссылку на сообщество, посвященное Даниле, и выразил желание помочь с его делом. Деньги были хорошие, да и я рассудил, что сейчас надо цепляться за любое расследование. Я сразу уточнил, не связано ли это с пропавшей собакой или супружеской изменой. Кот Чеширский уверил, что нет. Написал мне, что дело весьма простое, но также весьма необычное. Попросил нас подойти в фойе отеля «Хэрриотт» утром следующего дня и спросить там Кота. Подробностей никаких не разглашал, сказал, что мы обо всем узнаем на месте.
К моему удивлению, Данила выразил к делу большой интерес. 
 - «Хэрриотт» - это тот самый отель на набережной Васильевского острова? - спросил он.
Я кивнул. А сам задумался: как это важно для расследования? Он уже строит какие-то догадки?
 - Если дело окажется пустышкой, то хотя бы полюбуемся красивым видом, - сказал он.
 - Я не знал, что ты такой эстет.
 - Все люди логики - эстеты, мой друг.

На следующее утро мы отправились в отель. Когда мы ступили на гранит набережной Макарова, выйдя из метро, у меня захватило дух от открывшегося вида. Я понял, почему Данила так загорелся прийти сюда. Отель располагался в историческом здании эпохи модерна. Бережно отреставрированный фасад глубокого зеленого цвета возвышался над проезжей частью набережной, открывая прекрасный вид на устье Невы и достопримечательности Петроградской стороны. Здание мгновенно приковывало взгляд своими витиеватыми узорами на лицевой стороне и изяществом отделки. А от него взгляд скользил дальше к синеве реки и неба, успокаивая взор. В тот день погода была прекрасной - дул слабый ветерок, принося запахи моря. Хотелось расслабиться и просто гулять по набережной, забыв про любые дела.
Данила улыбнулся. Он все это время наблюдал за мной, а я стоял с совершенно зачарованным видом и отвисшей челюстью, взирая на открывшуюся красоту.
 - Ну что, нагляделся? - спросил он, - Я же тебе говорил. Ладно, пойдем навестим этого кота.
Я с неохотой оторвался от созерцания прекрасной картины, мы перешли дорогу и по ковровой дорожке подошли ко входу в отель. Стеклянные двери автоматически раздвинулись, пропуская нас внутрь «Хэрриота».
Я с интересом стал осматриваться вокруг, так как до этого никогда не был в отелях. «Хэрриотт», насколько я знал, относился к классу бизнес-отелей. Здесь в основном селились люди по командировкам или деловым поездкам. Мне представилось, что здесь селятся солидные бизнесмены в пиджаках или импозантные иностранцы с тонной багажа.
Стены и пол блестели, надраенные усилиями горничных. В фойе возле несущих колонн стояли кожаные диваны. На самих колоннах были установлены мониторы с информацией об услугах. Все пространство лаунж-зоны освещали лампы с мягким рассеянным светом, создавая спокойную и расслабленную атмосферу. Последнему также способствовала тихая музыка, игравшая с колонок у потолка. Стойка ресепшена была сразу же рядом с входом. К ней вела красная ковровая дорожка, чистая и без единой соринки. Я ступал по ней осторожно, думая, что сейчас вымажу грязью, налипшей на кроссовки. Данила же уверенно топал по ней, будто ее постелили специально ему.
Ресепшен представлял собой деревянное, тщательно отполированное, основание с массивным блоком темного мрамора наверху. За стойкой были расставлены, на равном расстоянии друг от друга, сотрудники-клерки. Все стояли с идеальными прямыми спинами, вознесенной вверх головой и широкой улыбкой на лице. На каждом сотруднике сидела накрахмаленная белая рубашка и выглаженный темный пиджак. На их фоне я вдруг почувствовал себя неотесанным болваном: на мне была растрепанная рубаха с пятнами краски и давно не стиранные штаны. Слава богу, наше лицо спас Данила в его как всегда вычищенном до блеска мундире. Когда мы подошли, миловидная темноволосая девушка приятно улыбнулась, обнажив два ряда идеально ровных жемчужно-белых зубов. Четко проговорила:
 - Добро пожаловать в «Хэрриот». Велком ту «Хэрриот».
 - Велком и вам, - сказал я, а потом устыдился, что смешал русский и английский. Наверно, подумает, что я из деревни.
 - Скажите, пожалуйста, вы на заселение? - спросила девушка.
 - О нет, у нас здесь назначена встреча с котом, - сказал Данила.
Он сказал это просто, будто встречи с котами для него были в порядке вещей. А я подумал, что эта девушка сейчас над нами посмеется и выставит прочь. Мне в голову полезли мысли, что нас, может быть, разыграли, чтобы просто посмеяться над двумя болванами, которые придут в отель и спросят кота. Но волновался я зря: девушка внимательно посмотрела на Данилу и сказала без тени улыбки:
 - С Котом? Вы имеете в виду менеджера фронт-офиса, Евгения Кота?
 - Нам было сказано лишь спросить Кота на ресепшене. Понимайте, как хотите, - сказал Данила.
 - Одну минуточку, - сказала девушка и ушла через боковой проход за высокую полукруглую перегородку. До того, как он ушла, я думал, что это стена, настолько хорошо она вписывалась в антураж фойе. На стене красовались стилизованные буквы, складывавшиеся в название сети на английском - HARRIOTT.
Через несколько минут девушка вернулась, а за ней появился менеджер фронт-офиса. Он подошел к нам уверенной походкой и, переводя взгляд с меня на Данилу, сказал:
 - Приветствую. Полагаю, это с вами, джентльмены, мы общались в переписке.
И чтобы совсем наверняка, он уточнил:
 - Проблема за двадцать тысяч?
 - Абсолютно верно, - сказал я, хотя почувствовал как неестественно вычурно это прозвучало. Но в помещении отеля мне очень хотелось произвести впечатление вышколенного и грамотного человека.
 - Прекрасно, - хлопнул в ладоши Евгений, - Что ж, прошу за мной.

Он провел нас туда, откуда только что вышел сам. Бэк-офис был отделан уже не так вычурно, как фойе. Это было внутреннее помещение для сотрудников и выглядело оно как обычный офис. У стен стояли массивные шкафы, заставленные папками бумаг, а по бокам от них громоздились столы с компьютерами. В глубине бэк-офиса находился еще один кабинет, на входной двери которого висела плашка со словами на английском «Front Office Manager». Евгений провел нас туда и плотно закрыл за нами дверь. Мы сели на стулья перед массивным столом, где в идеальном порядке лежали бумаги, книги и всевозможные брошюры с рекламками отеля. Сам он опустился роскошное вращающееся кожаное кресло за столом прямо напротив нас.
Только теперь я смог получше разглядеть нашего нового клиента. Несмотря на позицию менеджера, был это достаточно молодой человек, возможно даже ровесник Данилы. Темные волосы были ровно подстрижены и аккуратно уложены в стильную прическу словно с фотографии мужского журнала. Подбородок был тщательно выбрит, подчеркивая ровно очерченные скулы. На лице не было единого изъяна - кожа идеально ровная и белая, словно на череп натянули красивую маску. Одет он был в клетчатый твидовый костюм, из-под которого виднелась белая рубашка. Когда он шел, я обратил внимание на блеск черных туфель при каждом шаге. Перед нами сидел человек, для которого следить за своей внешностью было не прихотью, а жизненной необходимостью. Его выживание в этом мире зависело от постоянного каждодневного ухода за собой и своим гардеробом.
Я спросил:
 - Кот это правда ваша фамилия? И вы здесь главный менеджер?
 - Значит, по порядку. Моя фамилия - действительно, положительно, К. О. Т. - проговорил он по буквам и, словно этого было недостаточно, тут же подсунул нам визитку с его фамилией и инициалами. - Насчет моей позиции - я менеджер фронт-офиса, то есть, занимаюсь непосредственно заселением и выселением гостей. А также руковожу отделом клерков на ресепшене. Признаться, это занимает бОльшую часть времени. У нашего отеля есть и более высокое руководство, с генеральным менеджером во главе. Итак, если это все вопросы, джентльмены, я полагаю, мы можем сразу перейти к сути дела? Time is money1, как говорится.
 - Я думаю, что все. Итак, что вам нужно расследовать? - спросил я.
Евгений в небольшом смятении перевел взгляд с меня на Данилу. Он наверняка полагал, что будет иметь дело с ним, но мой товарищ молчал, предоставив слово мне. Сам он сидел на стуле, скрестив руки на груди и чуть склонив голову вниз. На Евгения он не смотрел, словно его вовсе не интересовало, что он скажет.
 - Видите ли, у нас щекотливая ситуация. Я бы хотел, чтобы все сказанное здесь осталось между нами, - сказал Евгений в направлении меня. Руки он свел в замок на столе, быстро перебирая в воздухе большими пальцами. Я это заметил и задумался, от чего он так волнуется. Однако поспешил уверить:
 - Не волнуйтесь. Мы соблюдаем секретность и не разглашаем данные о клиентах.
Сказал я это с максимальным пафосом и претенциозностью, чтобы придать вес словам. Ведь нам нужно было, чтобы он доверял нам, верно? Я должен был такое сказать. В то же время где-то в области сердца образовалась пустота, будто мое тело само противилось этим словам. Я попытался унять это чувство и вдруг услышал голос Данилы:
 - Мой друг может и согласен на ваше условие, но я нет. Я привык брать ответственность за свои слова. Вы вполне можете рассказать нам нечто столь противозаконное, что утаивать эти данные будет преступлением. Поэтому прошу вас сначала рассказать нам, в чем состоит дело, а потом мы уже решим, должно ли оно остаться между нами.
Евгений вперился взором в Данилу, пальцы его застыли. Он открыл рот, собираясь что-то сказать, да так и застыл. Наконец, он выдавил смешок, словно сказанное его забавляло, и обратился уже к Даниле:
 - И что же противозаконного я могу вам рассказать, скажите на милость?
 - Может быть, и ничего. Скорее всего, ничего. Я лишь рассказываю о принципах своей работы, - пояснил Данила.
Евгений вынес вперед указательный палец и помахал им перед Данилой, приговаривая:
 - А вы мне нравитесь! Сразу видно серьезный подход!
После слов Данилы я был уверен, что Евгений откажется с нами разговаривать. Тогда и прощай двадцать тысяч за дело. И тут я понял, что это за пустота во мне образовалась во время разговора. Я чувствовал тогда то же самое, что выразил сейчас Данила. Что если бы он рассказал нам нечто, с чем мы обязаны были бы обратиться в полицию? Наверняка он не такой человек, но я довольно легко разбрасывался словами. А все из-за денег, которые я хотел от него получить! От этой мысли мне и вовсе стало стыдно.
 - Хорошо, джентльмены, слушайте, - сказал Евгений. - Шесть дней назад к нам в отель заселилась пара мужчин из Китая. Согласно правилам заселения, мы обязаны взять их паспортные данные, данные визы и данные с миграционной карты. Для этого мы делаем сканы всех документов. Однако в момент заселения документы были только у одного из гостей. Второй документ предоставить они не смогли, сославшись на то, что он далеко в чемодане и его долго искать. Они предложили подняться к себе в номер, спокойно разложить вещи, а затем спуститься на ресепшен с паспортом. Easy2, правда?
И он улыбнулся, ожидая нашей реакции. Его тенденция вставлять тут и там английские словечки казалась очень странной. Видимо, это было профессиональное. «Хэрриотт» был сетью с мировым именем. Сюда селилось много англоязычных иностранцев.
 - Какого же было наше удивление, когда гость спустился с паспортом своего спутника. Are you ready?3
Он театрально взнес и опустил брови, двумя пальцами взялся за два скрепленных степлером листка А4 и плавным движением бросил их на стол перед нами. Я взглянул на бумагу: это был скан паспорта. На фото была изображена женщина-китаянка средних лет, все остальное было покрыто китайскими иероглифами. Я смог различить только дату рождения и имя на латинском: DUN XUE.
 - Кстати, джентльмены, - сказал Евгений неожиданно низким голосом. Он перешел на бас, чтобы придать важности следующим словам, - Мы не вправе разглашать личные сведения своих гостей ни при каких обстоятельствах. Если что, вы никогда не видели этот паспорт, understood4?
Данила нахмурился и двумя пальцами подвинул паспорт обратно к менеджеру.
 - Вы уверены, что при заселении вторым человеком был мужчина, а не эта женщина, Дунь Сюэ? - спросил он.
 - My dear5, за кого вы меня держите? - воскликнул Евгений, - Будь иначе, мы бы здесь сегодня не сидели. Конечно, уверены. Вот посмотрите.
Он достал телефон - это была самая последняя модель «Айфона» в позолоченном чехле - и включил нам видео. Это была запись с камеры над ресепшеном. Качество изображения и угол съемки позволяли увидеть и различить лица всех, кто заселялся.
 - Это отрывок с камеры в момент приезда китайских гостей, - пояснил Евгений, - А теперь смотрите сюда.
И он показал пальцем в правую часть экрана. За стойкой стояли два китайца, о которых шла речь. Один был невысокий, широкого телосложения, в темном пальто и очках. Он стоял, положив руки на стойку, и разговаривал с девушкой на ресепшене, не сводя с нее взгляда. Чувствовалось, что это человек значительный, может быть, предприниматель или владелец бизнеса. Рядом с ним, чуть поодаль, стоял другой китаец. Был это худой приземистый старичок в поношенной спортивной куртке и мятой кепке. Он странно озирался по сторонам, будто чего-то боялся.
Евгений поставил видео на паузу и увеличил область со старичком.
 - Мы говорим вот про этого молодого человека, - сказал он. - Как видите, совершенно никакого сходства с фото в паспорте. Any doubts?6
Вблизи китаец выглядел совсем жалко. Лицо рассекали морщины, старые руки тряслись, он судорожно втягивал воздух, будто любой вздох мог стать для него последним.
 - А вы заходили в его номер после того, как вам принесли паспорт? - спросил Данила.
 - Видите ли, отельный бизнес - вещь деликатная, - сказал Евгений. Он сомкнул кончики пальцев у носа и посмотрел на нас поверх эдакого домика из рук, - Мы не можем просто ворваться в чей-то номер, чтобы проверить свои подозрения. Приватность гостей превыше всего.
Домик рассыпался, он быстро наклонился в нашу сторону и проговорил:
 - Но я прибег к одной уловке. На следующий день после того, как мы получили этот ребус с паспортом, я сообщил гостям, что их ждет переселение. Конечно, дверь они не открыли, я звонил им в номер. У нас четырехзвездочный отель, телефоны полагаются в каждый номер.
 - Хотели увидеть их во время перехода из номера в номер? - спросил Данила.
 - Бинго! - хлопнул в ладоши Евгений, - Конечно, переселяться не было необходимости, у нас сейчас occupancy7 не 100-процентная. Я действительно хотел увидеть, опять же по камерам, кто пройдет по коридору - женщина или наш таинственный гость. И что бы вы думали?
Он опять запустил видео на телефоне. На этот раз нам открылась красная ковровая дорожка с узором. Камера смотрела на пол одного из отельных коридоров. Из одного конца появился уже знакомый нам китаец в очках. Он был одет уже не в пальто, а в белую рубашку. За собой он катил два огромных чемодана на колесиках. Вслед за ним в кадре появился второй человек. Он совсем не был похож на старика, виденного на ресепшене. Человек был одет в одеяние, напоминавшее японские кимоно. Это был длинный зеленый халат, у пояса перехваченный ремнем. Полы его стелились до самой земли, волочась по ковру вслед поступи. На протяжении всей длины, от воротника до нижнего края, халат был украшен витиеватым узором, изображавшим то ли змею, то ли дракона. Лицо человека было неестественно белым, выделялись только щеки, глаза и губы, будто они были отдельно подкрашены. Я пригляделся и понял, что они были действительно подведены специальным макияжем. А лицо было белым из-за огромного слоя пудры. Черные волосы на голове напоминали плотно сплетенное птичье гнездо, с локонами, выступавшими на самой макушке.
Евгений выжидательно посмотрел на нас, ожидая реакции. Данила смотрел-смотрел, а потом сказал с восхищением:
 - Какое прекрасное ханьфу. Это похоже настоящий шелк.
 - Хань.. что? - спросил Евгений. Он не понял, что сказал Данила, и его это заметно раздражало. Я тоже не понял и вопросительно посмотрел на своего товарища.
 - Вот это, - он показал на наряд шедшего за первым китайцем человека, - Это платье династии Мин, оно зовется ханьфу по-китайски.
 - Who cares?8 - отмахнулся Евгений и спрятал телефон, - Я вас пригласил не обсуждать тонкости жизни китаёз. Скажите мне, на этом видео, по-вашему, женщина?
 - Сказать сложно, - ответил я, - На нем… на ней… ну вы поняли, тонна косметики, лица не видно. Волосы не как у старика, но может быть парик.
Евгений в ответ на мои слова улыбнулся и кивнул.
 - Я думаю совершенно так же. И поэтому…
 - А какая разница? - перебил Данила. - Даже если старик переоделся женщиной, что с того?
Евгений повернул к нему лицо с таким видом, будто он только что рассказал анекдот, а Данила сказал, что он несмешной.
 - My dear fellow!9 - сказал он словно это было оскорбление, - Известна ли вам такая всевластная организация, как УФМС?
 - Занимается регистрацией иностранных граждан, - кивнул Данила.
 - Вижу вы осведомлены. Terrific!10 Так вот, мы в отельной сфере полностью подотчетны этой организации. Все иностранцы, проживающие в нашем отеле, должны быть зарегистрированы по месту пребывания. Для истории, для народной памяти, whatever!11 И в законах УФМС есть такой пункт.
Он достал из стопки бумаг один из листков, прокашлялся и стал громко читать:
 - «Предоставление жилого помещения иностранному гражданину или лицу без гражданства, находящимся в Российской Федерации с нарушением установленного  порядка  или  правил  транзитного проезда через ее территорию, влечет наложение административного штрафа на граждан в размере от двух тысяч до пяти тысяч рублей; на должностных лиц - от тридцати пяти тысяч до пятидесяти тысяч рублей; на юридических лиц - от четырехсот тысяч до пятисот тысяч рублей».
Он закончил читать и с выражением посмотрел на нас.
 - Пятьсот тысяч рублей, господа! Если эта дама на видео - никакая не дама, а вовсе джентльмен! За эту прихоть платит отель.
 - Не такая уж большая сумма для вашего предприятия, - заметил Данила. Слова Евгения не вызвали в нем особых эмоций.
 - Что я могу сказать, вы абсолютно бессердечны! - воскликнул Евгений. В его словах проступила вдруг искренняя злоба, - Так вы беретесь нам помочь или мы попусту тратим время?
 - Я правильно понимаю, вы хотите, чтобы мы попали в номер к китайским гостям и нашли второго гостя? Старика? - спросил Данила.
 - Абсолютно верно! - воскликнул Евгений. После этого он завертелся на стуле, закинув ногу на ногу. Правая рука его потянулась к низу сидушки. Он сделал пару нажатий и короткими рывками чуть вознесся над нами. Давал понять, кто в этой беседе задает тон.
 - Я расскажу, как мы это сделаем, - сказал он как-то таинственно, будто мы обсуждали секретную операцию, - Заходить в номер кому попало запрещено. Могут войти только горничные или охрана. И то - только после трех стуков! На горничных вы не тянете. Так что мы переоденем вас в охранников.
Данила скрестил руки на груди, постукивая указательным пальцем по локтю. Взгляд снова скрылся под козырьком фуражки. Затея ему явно не была по душе.
 - А почему ваши охранники не могут решить эту загадку? - спросил он.
 - Откровенно говоря, они слишком тупые, - просто сказал Евгений.
Данил промолчал. Со своей стороны я видел, как поползли к переносице его брови.
 - Итак, вы зайдете к китайцам под предлогом плановой проверки. Что-нибудь придумаете… А как окажетесь внутри, начинайте свое расследование. Work your magic!12
Евгений подмигнул нам: видимо, ему самому нравилось играть в эту секретную миссию. Потом, спохватившись, добавил:
 - А, и вот еще что! Когда вы придете к разгадке исчезновения старика и появления женщины, я прошу вас громко озвучить результаты своего расследования китайцам в комнате. Люди должны знать, в чем провинились.
 - Разве они понимают по-русски? - спросил я.
 - Один точно да, - махнул головой Евгений, - Тот, что в очках, как его там…
Он порылся в бумагах на столе, достал ксерокопию паспорта, по буквам, силясь, прочитал:
 - Д-е-нг Х-а-н.
 - Ден Хань? - переспросил Данила.
 - Неважно, - махнул рукой Евгений, отбрасывая бумагу, - Вы поняли - парень в очках говорит по-русски. Ему вы и представите свое решение. Any questions?13
Я покачал головой. Данила встал с места. Евгений принес нам две униформы охраны - это был простой черный костюм, черные туфли и белая рубашка. Мне костюм оказался велик, ладони даже не высовывались полностью из рукавов, а полы брюк наезжали на туфли. Евгений сказал не обращать внимания. А вот Даниле форма охранника очень шла. В ней он выглядел статно: костюм словно шили специально под него. Впрочем, этот наряд не слишком отличался от его обычного черного мундира.

К номеру китайцев мы выходили не обратно через фойе («Нельзя, чтобы вас там так увидели» - покачал головой Евгений). Из бэк-офиса был другой проход: по винтовой лестнице мы спустились на подземный этаж и через лабиринты коридоров вышли к лифту для персонала.
 - Третий этаж. Номер 369. Удачи! - напутствовал Евгений, пока двери лифта не скрыли от нас его широко улыбающееся лицо.
В лифте пахло какой-то едой и алкоголем. Наверно, его использовали повара, чтобы доставлять еду в номер. Данила молчал, лицо его было чрезвычайно хмурым. Я спросил:
 - Тебя что-то беспокоит? Если тебе не нравится это расследование, то в другой раз…
 - Дело не в этом, - сказал он. Бросил на меня острый взгляд, - Ты разве не почувствовал, что он нам лгал?
 - Кто? Евгений?
 - Конечно. Это дело совсем не то, чем кажется. Я уверен в этом.
 - В чем именно он нам лгал?
 - А вот этого я пока не могу сказать. Не хватает фактов.
 - Тогда как ты…
Данила постучал пальцем себе по виску.
 - А, опять твоя голова все решила, а твое сознание еще нет, - сказал я.
 - И вот еще что, - Данила направил взгляд куда-то в потолок, припоминая, - «Прошу вас громко озвучить результаты своего расследования китайцам в комнате». Зачем бы это? Разве результаты нужны им, а не ему?
 - Ну тут я подвоха не вижу.
Лифт остановился, но двери не открывались. Данила обернулся, я вслед за ними - другие двери открылись за нашей спиной. Открыв магнитным ключом дверь из подсобного помещения, мы оказались в коридоре отеля. Комнаты располагались на этаже по периметру в форме квадрата. Чтобы найти номер 369, нам пришлось обойти почти весь этаж. Наконец, мы подошли к деревянной двери с нужными нам цифрами. Данила постучал. Ответа не было. Он нажал было ручку, но я взял его за локоть.
 - Подожди. Три раза.
После моего первого стука за дверью раздалось какое-то шуршание, зашептались на незнакомом языке. Вскоре шуршание прекратилось, щелкнул замок, дверь чуть приоткрылась. Сквозь небольшую щелку показалось лицо, рассеченное вдоль дверной цепочкой. Это был китаец в очках, Ден Хань. 
 - Здрав… ствуйте, - сказал он, делая ударение на второй слог. В глазах появилось вопросительное выражение.
 - Здравствуйте. Мы охрана отеля, - сказал я, - Мы бы хотели проверить безопасность в вашем номере.
 - Про.. верить… а? - спросил он, будто не понял второе слово.
 - Пожарную безопасность, - сказал я первое, что взбрело на ум.
Китаец задумался и над этими словами. Сказал нам подождать и закрыл дверь. Слышно было, как он с кем-то советуется внутри номера. Потом раздался звук снимаемой цепочки, дверь вновь раскрылась, и он показал нам заходить внутрь.
С порога запахло рисом и соевым соусом - мы застали их посреди обеда. Номер состоял из двух комнат. Та, в который мы оказались, предназначалась для отдыха. Здесь стоял телевизор, два кресла, у окна - письменный стол со стулом. Окно в номере выходило на набережную. Солнце стояло уже высоко, сквозь шторы были видны переливы света на воде. Окна были настежь открыты из-за жары, и свежий воздух с шумом влетал внутрь, заставляя трепетать полы одежды.
Дверь в другую комнату была приоткрыта. Оттуда доносились шуршащие звуки, иногда кто-то будто топал. Я сделал вид, что осматриваю комнату. Прошелся по углам, заглянул обок кресел. Спросил Данилу:
 - Как скажете, начальник, все нормально?
Я хотел, чтобы он уже сам включался в расследование, как он обычно всегда делал. Все время, с того момента, как мы вошли в комнату, он недвижимо стоял в центре комнаты, даже не глядя по сторонам.
 - Уважаемый Ден Хань, позвольте нам пройти в другую комнату, - попросил он китайца.
Ден Хань замер в нерешительности у ручки двери. Громко спросил что-то, наверно, на китайском, у человека, который был по другую сторону. В ответ донесся неопределенный возглас, выражавший не то согласие, не то знак подождать. Ден Хань еще немного выждал, барабаня указательным пальцем по ручке, а потом медленно открыл дверь во вторую комнату.
Она была чуть больше и просторнее первой. Окна оказались плотно зашторены, но в комнате не было душно. Наверно, из-за вентиляции - я заметил отверстие люка над потолком противоположной от двери стены. В комнате стояли две раздельные кровати, стол и большой шкаф у стены. Рядом с каждой кроватью также был вход в отдельную ванную комнату. На столе в центре стояла в открытых пластиковых контейнерах еда - свалянный рис, спаржа, острая капуста кимчи. Рядом с едой стояло нечто вроде шахматной доски. Подобную я видел и у Данилы - вместо черно-белых клеточек она была испещрена пересечениями линий. На доске лежали смешанными группами черные и белые камни, образуя странные узоры.
У этой доски и сидела на стуле та самая женщина, что мы видели на видео. Она была одета в одеяние ханьфу, со сплетенными на голове черными волосами. Белая пудра почти полностью скрывала черты лица. Под таким слоем косметики мог быть кто угодно. Я стал ходить и заглядывать в углы по комнате, а сам в это время бросал взгляды на женщину. Данила же вовсе не притворялся, он подходил к столу, заходил в ванные комнаты и даже рассматривал женщину почти в упор. За все время, что мы вошли, она не проронила ни слова, даже не поздоровалась с нами.
Рассматривая подоконник, Данила что-то ухватил с него. Это был картонная карточка, по видимости, визитка.
 - Хороший ресторан, что скажете? - спросил он у китайцев, помахивая ей в воздухе.
 - Да, вкусно, - кивнул Ден Хань. Вид у него был напряженный, когда мы начали осматривать эту большую комнату, но после вопроса Данилы он почему-то улыбнулся, словно вспомнил о чем-то приятном.
Я подошел посмотреть, что там был за ресторан такой. На визитке был нарисовано здание в азиатском стиле, а над ним, в стиле китайских иероглифов было написано название: «Старый Пхёнъян». Внизу был адрес. Оказалось недалеко отсюда, возле Стрелки Васильевского острова.
 - Я могу взять? - спросил Данила, - Хочется сходить.
 - Да, конечно, - улыбнулся Ден Хань.
 - А чем вы занимаетесь? - спросил Данила, - Бизнесмен, полагаю?
Ден Хань чуть смутился. Наверно, не ожидал, что охранник отеля будет такие вопросы задавать.
 - Да, у меня есть бизнес, - потянул он будто через силу, - Я продаю товары для здоровья. Женьшень, корень лотоса, знаете? Вот такое.
 - Ого. И это популярно? - спросил я.
 - Очень, - кивнул Ден Хань, - Я продаю много в Сибири, но в Питер тоже хочу. У вас здесь это нет.
Он поднялся со стула, подошел к холодильнику, встроенному в прикроватный шкаф и достал оттуда запечатанный пластиковый пакет. Внутри были нарезанный корень лотоса: маленькие круглые дольки с неровными дырочками посередине. Показав нам пакет, он вернул его назад в холодильник, а потом достал оттуда пластиковую бутылку и приложился к ней. Краем глаза я увидел, что большая часть холодильника была уставлена пластиковыми и стеклянными бутылочками с содержимым разного цвета. «Это все алкоголь», - ошеломленно отметил я. Выпить эти китайцы определенно любили. Сделав шумный глоток, Ден Хань издал протяжный вздох облегчения и вернул бутылку в холодильник.
Тем временем, я попробовал заговорить с женщиной.
 - А как вас зовут? - спросил я.
Женщина медленно покачала головой, по-прежнему глядя в одну точку.
 - Она не говорит по-русски, - отозвался Ден Хань, - Это моя жена, Дунь Сюэ. Я давал паспорт на ресепшен.
 - Вы приехали вместе с ней в отель?
 - Да, вместе, - без тени сомнения сказал он, - Мы были на китайский фестиваль в Питере. Моя жена очень любить династия Минь. Знаете такая?
Врать он умел отлично. А в конце сменил тему, чтобы мы ушли от вопроса, с кем он сюда приехал. Я повернулся к Даниле, ожидая, что он продолжит допытываться о личности второго гостя.
 - Если не ошибаюсь, это ханьфу того же периода, верно? - спросил он, подходя к женщине.
Ден Хань удовлетворенно кивнул, обрадованный знаниями моего спутника. Данила повернулся и, указав на доску с камешками, спросил Дена: 
 - Играете в бадук?
 - Конечно, мы любим, - с удовольствием сказал Ден Хань. И вдруг будто тень пробежала по его лицу. Улыбка исчезла, он с сомнением посмотрел на Данилу. Потом уставился в пол.
 - Я тоже люблю. Надеюсь, мы как-нибудь с вами сыграем, - сказал Данила.
Ден Хань только нервно кивнул. Что-то переменилось в нем после вопроса Данилы. Он совсем закрылся от нас - руки сложил на груди, взгляд устремил в пол. Данила тоже это увидел, но его это никак не смутило. Напротив, на лице у него появилось уверенное выражение, словно он понял что-то важное.
 - Вы что-то еще хотите? - спросил Ден Хань, - Мы с жена хотим отдыхать.
В этой фразе не чувствовалось раздражения, но он давал понять, что больше не терпит нашего присутствия.
 - Я хочу узнать, куда ведет эта дверь, - сказал Данила.
Он подошел к двери на противоположной стене от входа, через который мы вошли. Люк вытяжки располагался прямо над ней.
 - Наверняка это третья комната, - сказал я, - Ничего себе, а этот номер большой.
 - Нет, это не комната, - сказал Ден Хань, - Дверь закрыт.
Данила взялся за ручку, но она только проворачивалась в его ладони.
 - Так это вы закрыли? - спросил я китайца.
 - Нет, уже был закрыт. Мне сказали это номер люкс с две комната. А вы что, не знаете? Вы охрана.
На этих словах тон его стал по-настоящему сердитым. Видимо, он уже начал подозревать, что мы не те, за кого себя выдаем. Данила подошел к нему, слегка поклонился и проговорил:
 - Уважаемый Ден Хань, спасибо за ваше время. Прошу извинить нас за вторжение, мы уже уходим.
Когда дверь закрылась и прозвучали выстрелы закрывающихся замков, я разочарованно выдохнул:
 - Ничего мы не выяснили. Что скажем Евгению?

Но Данила даже не слушал меня. Его взгляд был прикован к двери номера, смежного с китайцами. Это был номер 371. Он подошел к двери, постучал в нее три раза. Тишина. Он надавил на ручку, но та не поддалась. В этот момент из-за поворота коридора до нас донеслось громкое шарканье и дребезжащий грохот, будто что-то тяжелое тащили по полу. Через пару мгновений перед нами появилась женщина с черными как смоль волосами, растрепанными на потном лице. Одета она была в короткий зеленый халат и брюки. Ну груди висел бейджик, где под напечатанным словом HOUSEKEEPING в специальный прозрачный слот была вставлена белая карточка с именем «Gulnara». За собой она тащила за шланг огромный пылесос, словно большую собаку за поводок. «Горничная. Наверно, на уборку номера», - подумал я. Данила помахал рукой, привлекая ее внимание
 - Скажите, пожалуйста, сейчас в номере есть кто-то? - спросил он, указывая на 371.
Горничная смотрела на нас в некотором смятении, очевидно, не узнавая наших лиц. 
 - Охрана, да? - спросила она и как-то вдруг застеснялась, - Я вас не видела раньше.
 - Мы новенькие, - сказал я, - Нас позвали с ресепшена проверить шум в номере.
Гульнару такой ответ удовлетворил. Она потянулась в карман халата, достала оттуда смятый листик, на котором были напечатаны две колонки. В одной стоял номер, в другой - статус на английском языке. Наверно, это был график ежедневного обхода номеров.
 - Нееееет, никто нет, - покачала головой женщина, пройдясь по списку.
 - А вы могли бы открыть нам номер, чтобы мы посмотрели, что там шумит? - спросил я.
 - У меня ключ нет. Ключ в офисе хаускипинг. Нам нельзя все номера ходить.
 - Ничего страшного, - сказал Данила, - Спасибо, что посмотрели.
Горничная кивнула и уже готова была продолжать свою прогулку с пылесосом. Но вдруг она задержалась и сказала нам, понизив голос:
 - Сказали, там есть шайтан. Может, это он шумит.
 - Шайтан? - переспросил Данила.
 - Да, - сказала горничная, - Так все у нас говорит, кто здесь ходил. Никого нет в номере, но шум есть.
 - А можете описать этот шум?
Горничная задумалась. Ей явно не хватало слов, чтобы передать нам впечатление от шайтана, и о поэтому она стала использовать звукоподражания.
 - Такой! Бзззззз, быыщщ, бах, бах.
 - Что-то жужжит? Как пчела? - спросил Данила.
 - Да, жужжит и бьет, так.
 - А недавно вы слышали такой звук из этого номера?
 - Я не слышала. Рахат сказала слышала опять.
 - Когда?
 - Вчера днем сказала: «Опять шайтан в 371». И еще в пятница был.
 - В пятницу прошлой недели?
 - Да, да!
Потом она добавила, поникнув головой:
 - Я бояться здесь ходить.
Мы уверили горничную, что разберемся с проблемой шайтана и отпустили ее по делам.

Данила усмехнулся и сказал:
 - Скажу тебе прямо, я хотел бросить это дело уже на середине нашей беседы с Котом. Но теперешний поворот событий все меняет.
Вот опять он говорил загадками. Для меня ничего понятно не было.
 - Ты думаешь, старик как-то пробирается в смежный номер, 371, пока там никого нет? Отсюда звуки этого шайтана?
Данила посмотрел на меня с каким-то сожалением. Будто начальную арифметику, он стал объяснять:
 - Во-первых, очевидно, что женщина, которую мы видели в номере 369, это и есть загримированный старик. Ему нет смысла прятаться в другой комнате, когда уже есть этот способ маскировки. Во-вторых, если помнишь, горничная сказала, что слышала звуки шайтана в прошлую пятницу, то есть, неделю назад. А Евгений сказал, что китайцы заселились только шесть дней назад.
 - Ты уверен насчет женщины? Тогда почему ты не озвучил это там в номере, как просил Евгений?
 - Потому что я не хочу играть в чужую игру.
 - Какую игру?
 - Помнишь, в лифте я сказал тебе, что Евгений нам лгал? Так вот - теперь я уверен в этом. Я думаю, он использует нас для своих целей.
 - Почему ты так уверен в этом? Если эти китайцы нарушают закон, наша задача - вывести их на чистую воду, разве не так?
Данила внимательно посмотрел на меня и спросил:
 - Скажи, после визита какое у тебя сложилось впечатление о них? Ты думаешь, они замышляют что-то коварное?
 - Думаю, нет… Этот китаец в очках нормальный вроде, спокойный такой. Скорее всего, он просто выдает старика за женщину, чтобы избежать проблем с УФМС. Но ведь это все равно противозаконно. И мы поможем отелю избежать штрафа, если выдадим его.
 - С чего ты уверен, что мы поможем отелю?
 - Ну как же, Евгений сказал…
 - Друг мой, для УФМС нет никакой разницы, кто здесь жил, если есть копии документов и они в порядке. То есть, паспорт, виза и миграционная карта актуальны. Соответствуют они реальным жильцам или нет, это другой вопрос.
 - Что ты говоришь? Мы должны глаза закрыть на это?
 - Нет, я говорю, что очень странно, если менеджер отеля вообще обратил на это внимание и пошел на такие крайние меры, чтобы вскрыть подмену. Сколько здесь номеров, 400?
 - Наверно…
 - В летний сезон огромное количество заселений. Если номеров 400, то мы говорим о 100 заездах в день в среднем. Ты хочешь сказать, что в этом хаосе приезжающих и уезжающих гостей у менеджера фронт-офиса будет время разбираться с одним-единственным дурачащим его гостем? На его месте я бы просто закрыл глаза и принял этот паспорт жены. Шанс, что УФМС обратит внимание на эту подмену - один на миллион. Как я и сказал, Евгений просто использует нас.
 - Но для чего?
 - А вот это мы должны выяснить. Я уже начал кое-что понимать.
Его голос искрил той особой энергией, когда он был движим только ему понятной наводкой. Он был готов сорваться, пойти расследовать, но мне пришлось его осадить.
 - Данила, разве не проще сделать как он хочет? - спросил я.
Он посмотрел на меня непонимающе, словно я сказал большую глупость.
 - Он обещал нам деньги за это дело, - объяснил я, - Двадцать тысяч, помнишь? Давай просто пойдем, все озвучим китайцам и покончим с этим.
Едва слова эти сорвались с моих губ, как меня пронзил его взгляд. В нем было недоумение, того рода, что на самой грани с презрением. Он некоторое время молчал, и взгляд его постепенно менялся, словно он боролся с чем-то внутри себя. Наконец, он спросил:
 - Иван, почему ты думаешь, что деньги важнее правды в этом деле?
Теперь он говорил «Иван» вместо «мой друг». Значит, я его разозлил.
 - Я просто хочу быть полезным, - ответил я, - Мы же говорили об этом тогда в кофейне. Мы взялись за эти расследования ради заработка. Конечно, и людям помогаем, но деньги тоже важны. Я ведь для того группу и создал. Если бы не она, этого заказа от Евгения не было.
 - Но это не значит, что мы теперь будет вести расследования по твоим правилам.
 - Да я этого и не говорил. Я только хочу сказать, что в этом деле нет хорошей и плохой стороны. Эти китайцы наверняка виноваты, ты сам сказал. Нарушают закон УФМС. Если мы их прищучим, никто не пострадает. Может, и у Евгения рыльце в пушку, но этого мы точно не знаем. Стоит нам окунаться в этот омут с головой, если мы можем прямо сейчас пойти и без особых усилий получить эти двадцать тысяч?
Данила улыбнулся. Я почувствовал, что его антагонистический настрой пропал. Однако он сказал совсем не то, что я ожидал услышать.
 - Позволь мне рассеять возникшее недоумение. Я вспомнил, что мы с тобой никогда не говорили о моих принципах.
 - И какие же у тебя принципы?
Не сводя с меня взгляда, он стал говорить:
 - Первое - в любом расследовании меня интересует только поиск истины, не материальная выгода. Конечно, нам нужны деньги, чтобы позволить себе проживать в квартире, которую я, возможно, и не могу позволить себе на данный момент. Но если стоит выбор - принять деньги и закрыть глаза на правду или все-таки настойчиво стремиться к истине, я выберу второе. Даже если при этом я останусь голодать.
Он не шутил. В его глазах была решимость человека, который давно пришел к своим убеждениям.
 - Второе. Всегда сомневайся. Любую информацию нужно воспринимать критически, особенно рассказы людей. Люди лгут постоянно. И это само по себе не было так назойливо, если бы не тот факт, что они часто сами не понимают, что лгут.
 - Это как? Как можно не понимать, что лжешь?
 - Это происходит регулярно. Люди лгут другим и себе, не отдавая в этом отчет. Во многом потому, что память - вещь крайне избирательная. И она будет тщательно маскировать то, что для нее невыгодно.
 - А какой третий принцип? - спросил я.
 - Доверяй интуиции.
 - Что-что?
Вот такого я от него не ожидал услышать.
 - Все просто, - объяснил Данила, - Я понимаю, что мое стремление к истине крайне необъективно. У одного человека будет его истина, у другого - своя. Когда мы разложим все факты по полочкам, чьей истине я отдам предпочтение в конце? В таком случае выбор я доверяю своей интуиции.
 - То есть, как это - интуиция? Что это в твоем понимании?
 - Прощу говоря, внутренний голос. Если посложнее - основанный на опыте и размышлениях моральный компас.
 - Но это же произвол! - вскричал я.
 - Возможно, - пожал плечами Данила, - И я соглашусь, этот принцип далек от строгой буквы закона. Частично по этой причине я в свое время отклонил предложение капитана Будко присоединиться к полиции.
Лицо его вдруг стало жестким и на мгновение в глазах промелькнуло сожаление. Следующие слова он проговорил монотонным, но стальным голосом:
 - Теперь ты знаешь мои принципы. Если согласен с ними, мы продолжаем расследование на их основе. Если нет - то прошу не мешать мне в этом деле. И во всех других.
Понимая, что слова его звучат жестоко, он быстро оговорился:
 - Но, как я и обещал, ты можешь жить у меня до конца расследования Япончика.
Он распростер ладонь и призывно протянул ее мне. Мне предстояло сделать выбор. Я колебался.
Никогда я еще не встречал человека, настолько убежденного в своих идеалах. Внутри него была какая-то сила, делавшая его несгибаемым. И я чувствовал эту силу в его позе, голосе и движениях. Я знал, что если я скажу «нет», то будет так, как он сказал - я никогда больше не приму участие в его расследованиях. Но в то же время я задавался вопросом: что сделало его таким? Откуда был источник этой железной воли, приведший его на этот путь расследований и поиска истины? Это не были простые игры в детективов и шпионов, как я думал поначалу. Нет, в такое мог бы поиграть я какое-то время, и мне бы это наскучило. Нет, для Данилы поиск истины имел глубокий внутренний смысл, он был вшит в саму сущность этого человека. И смысл этот затмевал жажду наживы и привилегий. В нем была великая статность, чувствовавшаяся даже без мундира и фуражки, но также и великая горесть. Она появлялась всплесками за железным фасадом логики и упорства.
Придя к этому осознанию, я вдруг ясно понял: я хочу помогать этому человеку. Я хочу научиться быть таким же несгибаемым как он. Я хочу искать правду так же усердно и с такой же энергией, как он. В свою очередь, я буду его вторыми глазами и ушами. Я буду использовать все, что знаю, чтобы помогать в делах. И теперь, с полной уверенностью, я вынес свою ладонь навстречу его. На миг я почувствовал, что шагаю в бездну: рукопожатие было актом тотального доверия.
 - Я согласен, - сказал я.
Данила довольно улыбнулся.
 - Ну что, раскроем правду этого дела? - спросил он, кивая в сторону лифта.
 - Обязательно, - сказал я.

Мы спустились на ресепшен через лифт для гостей. Он был оформлен куда более вычурно по сравнению с подъемником персонала. По периметру в нем стояли до блеска начищенные зеркала, поручни были позолоченными, а из динамиков играла расслабляющая джазовая музыка. Вместе с нами в лифте спускался мужчина средних лет. Он был в одних шортах, майке и шлепанцах. Нетерпеливо постукивая ногой, он ждал, когда лифт спустится на первый этаж. Только двери в фойе раскрылись, как он штурмом взял ресепшен.
 - Что за фигня! Я же просил не говорить никому, что я здесь! Я там с девушкой, а мне в это время жена звонит! - закричал он на сотрудниц.
За стойкой в это время стояла девушка, у которой мы просили аудиенции с Котом. Она стала умолять гостя:
 - Простите, пожалуйста, это больше никогда не повторится. Я не знала…
 - Да и не надо повторяться! - всплеснул руками мужчина, - Она мне сказала, на развод будет подавать. А все из-за вас!
Девушка продолжила рассыпаться в извинениях, а из-за стенки бек-офиса выскочил Кот. Мерной, но торопливой походкой он подошел к разъяренному гостю. Тот стал выплескивать свою жалобу ему:
 - Вы тут менеджер? Я тыщу раз тут селился, не было проблем! И вот тебе!
 - Не волнуйтесь, мы все уладим, - растянув улыбку от уха до уха, сказал Кот. Повернувшись к девушке, он прошипел: - Я же просил не говорить, кто живет с господином Адюльтером.
Потом он хмуро посмотрел на нас. Мы с Данилой стояли прямо около стойки, наблюдая за ситуацией. Он отвел нас в затемненный проход и зло спросил:
 - А вы какого черта здесь делаете? Я сказал пользоваться только лифтом для персонала. Вам нельзя появляться возле ресепшена в таком виде!
 - Я хотел кое-что узнать у вашей сотрудницы, - объяснил Данила, - Это необходимо для расследования.
 - Вы все уже должны были расследовать, по нашему уговору, - прохрипел он, - Дело же понятное как три копейки. Какого черта вам еще надо знать?
Я дивился его перемене. Словно у фарфоровой улыбающейся куклы отбивали кусочки лица, а за ними обнаруживалась другая, с клыками и зловещим выражением.
 - В этом деле открылась новая сторона. Нам нужно больше времени на расследование, - сказал Данила.
Фронт-менеджера словно ошпарило. Он отшатнулся и исподлобья глянул на нас.
 - У вас есть день, чтобы выполнить наш уговор. Если завтра не доложите, то забудьте о деньгах. И никакого шныряния вокруг ресепшена. А теперь идите в бэк-офис и снимите форму. Выход через подвал. Out, out,out!14
Закончив с нами, он метнулся обратно к ресепшену. Адюльтер рявкнул на него:
 - Позвоните жене, соврите ей что-то!
Кот вздрогнул, кадык на шее пропустил огромный ком, и его рука потянулась к телефону на стойке. У Данилы появилось презрительное выражение на лице.
 - Пойдем, - бросил он, - Смотреть тошно.

Мы прошли в бек-офис, переоделись из охранников в свою одежду и спустились на подземный этаж. Долго не могли найти выход, заплутав в лабиринте одинаковых коридоров громадного кишечника отеля. Наконец, мы увидели в конце одного из проходов знакомую фигуру. Это была девушка с ресепшена, на которую с гневом обрушивался господин Адюльтер еще полчаса назад. Она заметила нас и сказала:
 - Если вы ищете выход, то сюда.
Мы вышли из отеля вместе с ней. Охрана на выходе - на этот раз настоящая - попросила нас показать содержимое карманов. Распахнув дверь, мы оказались у черного выхода из здания. Через клин высокого проема между двух зданий виднелась набережная, а над ней - ослепительная синева неба.
Девушка подошла к ступенькам, ведущим в сторону реки, и вытянула из кармана брюк пачку сигарет. Пальцы ее дрожали, она пыталась выбить искру из зажигалки, но ей это никак не удавалось.
 - Давайте помогу, - сказал Данила, протягивая руку.
 - Вы очень любезны. Спасибо.
Подкурив, она глубоко затянулась, а потом выпустила длинную струю дыма в воздух над собой. Видимое напряжение в ее фигуре исчезло, после инцидента на ресепшене она понемногу расслабилась. Делая вторую затяжку, она бросила в нашу сторону заинтересованный взгляд.
 - Что, пробуетесь на роль в охране? - спросила она. Глаза ее пытливо перебежали с меня на Данилу.
 - Можно и так сказать, - сказал он, - Но, скорее всего, мы с вами не сработаемся.
 - Вы что-то хотели спросить? Там на стойке. Когда на меня мужик этот орал. 
 - Этот мужчина изменял в номере жене, я так понимаю? - спросил Данила.
Девушка удивленно на него посмотрела, но ничего не ответила.
 - И как ты к этому относишься? - спросил он.
 - Как отношусь? - вопрос ее позабавил, - Да никак. Просто часть работы. В отелях везде так. Где еще изменять женам, как не в гостинице? А если мы будем честно говорить их женам, кто там с ними в номере живет, то потеряем клиентов.
 - Я не совсем это спросил, - сказал Данила.
 - А вообще Евгений добрый, - переменила тему девушка, - Часто нам бонусные премии выписывает.
 - Правда? И часто тебя награждали? 
 - Нас обычно всех вместе награждают.
Она пустила новое облако дыма, обволакивая в нем проем света.
 - Иногда мне кажется, что это премия ни за что, - продолжила она, - Я заметила, что деньги приходят после того, как в 369 селятся иностранцы.
 - Прямо как сейчас, - заметил Данила.
 - Именно! Я вот это сказала, потому что сегодня подумала: «О, вот Евгений переселил китайцев в 369. Значит, скоро будет премия». Но это ерунда, конечно. Вряд ли есть связь.
 - Подожди, - сказал Данила, - А кто еще селился в этот номер?
Девушка задумалась.
 - Ну была пара индийцев, - протянула она, - Муж и жена. Они все время ругались между собой. Был еще странный канадец в возрасте. Он жил то ли со своей дочерью, то ли с женой. Он попросил поселить его под вымышленным именем.
 - И всех, кого ты перечислила, отправляли в 369?
 Она кивнула.
 - Это было намеренно?
 - Он говорил, что проблемных гостей всегда надо селить в 369. Этот номер изолирован от остальных. С одной стороны - 371, в который мы никого не селим. С другой - комната для льда, в ней нет людей. То есть, если они и кричат, то никому не мешают.
 - А почему никого не селят в 371?
 - Этот номер смежный с 369, обычно его используют как его продолжение. Например, если заселяется большая семья и нужно несколько комнат. Но на практике у меня никогда такого не было.
 - То есть, 371 всегда пустует?
 - Обычно да.
 - А гости когда-нибудь жаловались на странные звуки из этого номера?
Она покосилась на Данилу и со смешком спросила:
 - Шайтан?
 - Знаешь, что говорят горничные.
 - Ясное дело. «Ой, там шайтан, я боюс», - передразнила она, - Горничные постоянно эту чушь несут. На самом деле, это просто ветер в трубах шумит.
Она посмотрела на улицу, но я подумал, что взгляд она отвела намеренно. На секунду мне показалось в них сомнение.
 - А как соединены 369 и 371? - спросил Данила.
 - Там внутри дверь, в большой комнате. Она всегда закрыта обычно. Если гости не выкупают одновременно 371, то есть. Ну и воздуховод над дверью. Вроде мне инженер так говорил.
 - А инженер когда-нибудь проверял воздуховод?
Девушка помотала головой:
 - Нет. Зачем, если туда никто не селится?
С усталой улыбкой она добавила:
 - Слушайте, ну вы точно в охрану у нас пойдете. Столько вопросов задаете…
Сигарета у нее в руке дотлела, она подошла к мусорке, смяла бычок и уронила внутрь бачка. Вернувшись к нам, спросила:
 - А сколько вам обещали зарплату, если не секрет?
 - Об этом мы еще не успели поговорить, - ответил Данила.
 - Я слышала, вы почти 40 тысяч получаете. Мы у себя шутим, что лучше в охранники пойти, чем на ресепшене стоять целый день. Если бы не эти бонусы от Евгения, совсем туго было.
 - А какая у тебя зарплата, если не секрет?
 - Тридцать тысяч, - сказала она тусклым голосом.
Это было всего лишь число, но оно сразу нагнало на меня уныние. Я почувствовал жалость к этой девушке. На тридцать тысяч в месяц в Петербурге можно было снимать только студию на окраине да кое-как питаться. Это была зарплата для выживания, никак не для жизни. Девушка развернулась и показала пальцем на припаркованные у тротуара автомобили.
 - Видите, машина там стоит? - спросила она, - Красная такая?
На обочине у дороги стоял красный Porscge Cayenne Turbo. Бока автомобиля сверкали на солнце. Машина будто хвастала своей чистотой.
 - Это Евгения тачка, - сказала девушка, - И говорят, он не в кредит ее взял.
 - Видать, многие у вас метят на его позицию, - сказал я.
 - Нет, что вы, - сказала она, - Женя нам как отец - заботится постоянно. Вот эти премии дает.
Тут она быстро оголила запястье, посмотрев на часы. Коротко охнула и рванулась к двери в отель. Перед тем как исчезнуть в проходе она на миг задержалась и сказала напоследок:
 - Кстати, меня Настя зовут. Приходите еще обязательно.
Дверь за ней захлопнулась. Данила присвистнул и сказал:
 - Десять с половиной миллионов.
 - Ты о чем? - спросил я.
Он кивнул на красный автомобиль Евгения.
 - Такая новая машина стоит десять с половиной миллионов. Думаешь, его зарплаты хватило на покупку?
 - Мы же не знаем его зарплаты.
 - Я не думаю, что она намного выше зарплаты обычного клерка с ресепшена. Все-таки он не генеральный менеджер отеля, а лишь менеджер фронт-офиса.
 - И как, по-твоему, он получил такие деньги? Выиграл в казино?
 - Возможно, так оно и есть.
 - Данила, что здесь происходит? Поделишься со мной?
Он взглянул на меня с доброй улыбкой.
 - Я совсем забыл, что мы теперь работаем вместе, - сказал он, - Для меня непривычно делиться своими мыслями в ходе расследования. У меня в голове все очень быстро происходит, и я часто даже не зацикливаюсь на некоторых мыслях. Они как бусинки на четках, но меня интересует вся цепочка, а не отдельные камешки. Если буду останавливаться и рассматривать их, упущу целое.
Но ты прав! Раз мы теперь партнеры, то стоит поделиться своими наблюдениями. Во-первых, гости из номера 369 - никакие не китайцы, а корейцы.
 - Как ты узнал? - удивился я.
 - Помнишь, я спросил, играет ли он в бадук?
 - Бадук? Это вот эти шахматы с камушками?
 - Именно. Бадук - это их название по-корейски. По-китайски они зовутся «вэйци», а у нас в России известны под японским именем - «го». Вряд ли коренной китаец будет знать название этой игры на корейском, это слишком специфическое знание. Логичный вывод - они корейцы.
 - Но ведь паспорта были китайскими.
 - Это мне пока самому непонятно. Видишь, мои расследования - это попытка очистить от грязи очень старую окаменелость. Я снимаю грязь то здесь, то там, но общую картину - что я там откопал - вижу далеко не сразу.
 - Хорошо. А какую еще часть окаменелости ты обнаружил?
Данила надвинул козырек фуражки на лоб. Я заметил, что обычно он так делает, когда ему надо собраться над следующей мыслью.
 - Евгений как-то вытягивает деньги из иностранцев, используя архитектуру номеров. Настя только что сказала, что иностранцев часто переселяют в номер 369. А после этого им приходят премии. Плюс этот роскошный автомобиль.
Он кивнул на «Порш Кайенн».
 - Будто это своеобразный подкуп сотрудников, чтобы они ни о чем не пробалтывались.
 - Да, но как он вытягивает деньги? Может, пойдем спросим этих китайцев? Они правда были какие-то тихие, будто боялись чего.
 - Мы ничего не узнаем от них. Если их шантажируют, то с чего им открываться нам? Нам сперва нужен какой-то козырь, чтобы заслужить их доверие.
 - И что тогда делать?
Данила хитро взглянул на меня.
 - Тебе понравилось сегодня играть в охранника? - спросил он, - У меня есть для тебя похожее задание.
Он достал визитку ресторана «Старый Пхёнъян», которую забрал из номера китайцев.   
 - Мне нужно, чтобы ты кое-что разузнал в этом ресторане. Но для этого, скорее всего, придется устроиться туда работать на день.
 - Без проблем, - согласился я, - Что спросить-то?
 - Надо разузнать, не пропадал ли у них в ближайшее время сотрудник, скорее всего, кореец. Может, он работал на кухне, может официантом. Расспроси, по возможности, всех, кого сможешь.
Он передал мне визитку и продолжил:
 - А я тем временем, кое-что разузнаю о нашем Коте Чеширском. Встречаемся вечером у меня, мой друг.
Пожелав друг другу удачи, мы разошлись в разные стороны. Я чуть не побежал в сторону адреса на визитке. Не хотелось терять ни секунды - все мое тело собралось для решения поставленной задачи.

В ресторане я сразу же спросил администратора о свободных вакансиях. Он спросил, умею ли я готовить азиатскую еду. Я сказал, что нет. «Тогда только посудомойщиком», - ответил он. Я сразу воскликнул, что готов сегодня же перемыть всю гору их посуды. Пораженный моим рвением, он пустил меня на кухню. Увидев, что посуды действительно гора, я почувствовал как запал мой тухнет. Горы тарелок высились прямо из раковины, утопая в озерах, собравшихся в наставленных друг на друга кастрюлях. «Чтоб завтра медкнижку принес», - наказал администратор, оставляя меня наедине с немытой посудой.
На дне блюдец и тарелок были части засохшей лапши и какой-то резко пахнущий соус. Оттирались они тяжело, а новые тарелки все прибывали со снующими туда и обратно официантами. Они поторапливали меня, говоря, что уже не осталось чистых тарелок. Я страшно спешил, от чего пропускал особо засохшие куски на стенках. Такие официанты отдавали мне обратно на перемывку.
В то же время я старался заводить с официантами разговор в попытке выведать нужную мне информацию. Однако они лишь смотрели снисходительно и отделывались односложными фразами. Наконец, обессиленный, с отяжелевшими руками и сопревшими от горячей воды пальцами, я посмотрел на часы. Я без перерыва мыл посуду уже два часа. Мимо проходил кто-то из поваров, он хлопнул меня по плечу. «Пошли. Замылся уже тут», - буркнул он.
Мы вышли во двор на перекур. Расставленные полукругом скамейки окружали, словно алтарную икону, стол с пепельницей. Повар присел на одну из скамеек, кивнул мне сесть рядом с ним. Я окинул его взглядом. Он был крупным жилистым мужиком с могучими руками-бревнами. Голова брита под ноль, глаза раскосые и узкие, впалый нос над миниатюрными усами. Если бы я не услышал от него раньше слов по-русски, то подумал бы, что передо мной настоящий кореец или китаец. Я решил, что лучше действовать прямо и спросил:
 - Тут сотрудники не пропадали?
 - А что, уже линять хочешь? - спросил повар, - Да ты не бойся, тут зарплата хорошая. Ты на кого пришел-то?
Вот так одним вопросом он вдруг поменял роли - спрашивать стал он. Я понял, что пошел не с той карты.
 - Да я просто люблю ресторанное дело. Мне тут вас посоветовали… - протянул я. Хуже не придумаешь, как продолжить беседу.
 - Да ясно. Наша корейская кухня - лучшая в Питере, - сказал он.
И посмотрел на меня сверху вниз, будто ожидая, что я буду оспаривать. Я закивал так быстро, как только мог. Это ему понравилось, губы расползлись в улыбке.
 - А повара не пропадали случайно? - спросил я.
 - Да что ты заладил с этими пропажами, - сказал он.
Я уловил досаду в голосе. Значит пропадали!
 - Я неплохо готовлю корейскую кухню, - сказал я, - На кухне есть вакансия?
 - И что готовил? - спросил он и быстро зыркнул на меня.
 - Нет, вы сначала скажите, есть ли вакансия.
Он резко дернул головой в сторону, ступня ритмично забила о землю. Будто нехотя, он повернул голову на бычьей шее обратно ко мне и сказал:
 - Да пропал тут один, Миша зовут. Шикарный ренмён готовил. Он сам-то из Кореи был, хотя по-русски балякал хорошо.
 - А чего исчез?
 - А я почем знаю? - буркнул повар. - Платят у нас хорошо.
Он задумался, почесал лысую голову.
 - У него и документов не было, ему без нас не выжить. Менты как прознали бы, сразу повязали его. Депортировали нахрен.
Тут он замолчал и как-то недобро посмотрел на меня.
 - А ты чего выспрашиваешь? Сам еще не сказал, чего ты там готовить умеешь. Вот я сказал - вакансия есть. Теперь ты.
На мое счастье, в этот момент из двери в ресторан выглянул администратор. С недовольным видом он прикрикнул нам, чтобы возвращались на работу. Повар размашистым броском запустил сигарету в мусорку, утер нос и пошел обратно на кухню. Я попытался выскользнуть из ресторана, чтобы бежать с полученной информацией к Даниле, но выход из кухни мне перегородил администратор. «Слушай, очень выручишь», сказал он, разворачивая меня обратно к Пизанской башне из посуды в мойке, «У нас посудомойщика на сегодня нет, мы тебе даже заплатим, если до вечера останешься». Сказано это было дружелюбным тоном, но я понимал, что мимо этого охранного пса мне к выходу не пройти. Закатав рукава, я вновь взялся за посуду.

Домой к Даниле я приплелся около 10 вечера. Руки не поднимались, суставы ломило, а спина от долгого стояния над мойкой даже не разгибалась. С честно заработанной купюрой в 1000 рублей, сжатой в руке, я рухнул на раскладушку и уже начал проваливаться в сон, как дверь в комнату Данилы распахнулась.
 - А, не слышал как ты вошел! - воскликнул он, - Узнал что в том ресторане?
Я сунул ему в руку смятую купюру в тысячу рублей. Он глянул на меня с непонимающим видом.
 - Это за мои страдания за сегодня, - буркнул я.
 Он пожал плечами и сунул купюру в карман. Преодолевая усталость, я рассказал ему то, что поведал мне повар.
 - Прекрасно! - хлопнул в ладоши Данила, - Все практически сходится.
 - Судя по тому, что у тебя прекрасное настроение, ты тоже что-то узнал?
 - О да! Еще как. Я нашел его профиль на сайте фрилансеров и…
 - У тебя что, есть компьютер? - изумился я.
 - Ну конечно есть. Что в этом удивительного?
 - Да ничего. У тебя ведь смартфона не было, а тут - компьютер.
 - Я же не варвар и не луддит, - засмеялся Данила, - Даже я не могу обойтись в наши дни без компьютера.
 - И что же ты нашел на нашего Кота?
 - Сначала я зашел на его профиль в соцсетях. Конечно, он был ненастоящий. Ссылок на другие аккаунты не было. Тогда я стал искать его ник, указанный в id страницы, через поисковик в браузере. Выдало несколько страниц с сайтами по фрилансу. Оказалось, он был заказчиком, создавал заказы под ником Feral Cat.
 Это были заказы на перевод текстов. Причем с самых разных языков. Индийский, немецкий, арабский. Кстати, помнишь, Настя говорила про то, что в этот номер селился канадец в возрасте?
 - Помню. Что с того?
 - Занятное дело - в одной из завершенных работ Кот просил исполнителя сделать перевод с французского. Специально было отмечено, что это наречие канадского Квебека. И было это примерно в то время, что скандал с тем знаменитым психологом из Канады. Помнишь?
 - Ах да! Как его? Бармалей?
 - Журден Босолей.
Я помнил эту историю. Журден Босолей гремел во всех новостях как человек, спасающий жизни и возвращающий смысл существования. Его называли современным Карлом Юнгом и Виктором Франклом. Он выпускал видеопередачи и издавал книги - у него была огромная аудитория, в том числе и в России. Журден колесил с турами по всей планете и, казалось, обладал бесконечной энергией для выступлений. А потом он внезапно пропал с радаров. Это было очень странно, так как психолог с таким большим именем не может так просто испариться. И папарацци нашли его как раз в Санкт-Петербурге. Оказалось, что во время своих выступлений он постоянно употреблял противотревожные препараты, от которых у него развилась зависимость. Он попытался соскочить с таблеток, но было уже поздно. У него развилась акатизия - состояние постоянного беспокойства, когда невозможно усидеть на одном месте, надо постоянно двигаться, менять позу, теребить руками, дрыгать ногами и так далее. На западе помочь ему не смогли, и тогда семья рискнула воспользоваться экспериментальной техникой лечения в клинике Петербурга. Журдена погрузили в искусственную кому, дав угнетающему состоянию пройти самому. После этого он проходил долгий курс реабилитации, оставаясь в Петербурге - родные думали, что он не выдержит перелет в Канаду. Тут-то его и застукали папарацци. Знаменитого психолога назвали шарлатаном и слабаком, который не доверяет родной медицине, да еще и сидит на таблетках.
 - Различие буквально в несколько дней - от появления задания до того скандального материала, - продолжал Данила, - К сожалению, архивные задачи нельзя просматривать, так что я не могу с полной уверенностью говорить, что этот текст как-то относился к Журдену Босолею. Но вероятность этого очень высока.
 - То есть, это Евгений натравил на Босолея папарацци? Но зачем?
 - Возможно, он его шантажировал. Либо тот платит ему какую-то сумму за молчание, либо его секрет отправляется в печать. Скорее всего, Журден не хотел платить.
 - Так вот откуда у Евгения такие деньги на машину, - протянул я, - Он шантажировал всех, кого переселял в 369. И по большей части это были богатые иностранцы.
 - Это наиболее вероятное развитие событий, - кивнул Данила, - Теперь твоя очередь. Рассказывай что узнал.
Я передал ему все, что услышал от повара.
 - Отлично, - похвалил меня он, - С этой информацией я думаю, моя догадка верна. Мы вернемся в отель завтра и завершим это дело. Только не так, как того бы хотел Кот.
Я собирался расспросить Данилу подробнее о его догадках, но мое сознание все глубже проваливалось в бездну сна. Я подумал, что в таком состоянии все равно ничего не пойму. Пробормотал, чтобы он меня разбудил пораньше и упал щекой в подушку.

На следующий день мы пошли в отель сразу после разминки Данилы. Перед выходом он написал что-то на бумажке и сунул ее в карман мундира. Я заметил, что это были какие-то иероглифы. Еще он взял с собой свою шашку, которую я ранее видел в груди манекена. Она была в длинных черных ножнах, сбоку к ним было приделано кольцо с привязанной портупеей. Данила повесил шашку на плечо, правой рукой обхватил рукоять, укрытую гардой в форме дужки.
 - Что, так и пойдем? - обмер я, не сводя взгляда с клинка. Это была точно не бутафория. И даже не хорошая реплика. Наблюдательность подсказывала мне, что я смотрю на настоящую шашку, какой пользовались в русской армии предположительно в XIX веке. Кожа на футляре выглядела изрядно потертой. Латунная оправа поблекла, а в одном месте вовсе дала трещину. Вместе с тем было видно, что хозяин тщательно заботится об оружии. Следы использования остались вероятно еще с прошлого века.
 - Не волнуйся. Я не думаю, что мне придется воспользоваться этим клинком, - сказал Данила, - Оно нам необходимо для другого. Для чего - увидишь.
 - А нас полиция не посадит за то, что разгуливаем с шашкой по городу?
 - У меня устный договор с капитаном Будко. Не посадят.
Больше я не спрашивал у него ничего про его оружие. Впрочем, он бы вряд ли рассказал. Данила даже не говорил мне о том, откуда у него форма солдата русской армии (я сам разузнал, что его фуражка и мундир - точь-в-точь как были в армии в эпоху Александра III). Если я об этом заговаривал, он только махал рукой. «Тебе это скучно будет», - отговаривался он, - «Да и опасно такое знать». Почему это было опасно, я не понимал. Однако я также знал, что Данила никогда ничего не говорит просто так. А значит, и для похода в отель с шашкой у него была хорошая причина.   
Когда мы вышли на «Спортивной», погода была совсем другой, чем в прошлый день. Дул мощный ветер, бросая на лицо и руки мелкие острые капли от слабого дождя. Небо было пасмурным, облака вихрились в мрачной вышине. Здание отеля теперь выглядело угрюмой твердыней, внутри которой нас ждала неизвестность. Мы вошли через главный вход и по красной ковровой дорожке подошли к лифту для гостей.
 - Не будем идти к Коту? - спросил я, косясь на ресепшен. Настя сегодня работала, но на нас не смотрела - ее внимание было занято вереницей гостей у ресепшена. Кота нигде не было видно.
 - Он нам пока не нужен. Первым делом разберемся с нашими гостями.
Мы поднялись на третий этаж. Данила подошел к 369 и, придерживая шашку, постучал в дверь. Нам снова открыл Ден Хань, только теперь он нас не узнал. Вопросительно оглядел меня и Данилу. Завидев оружие, перекинутое через плечо, он подался было назад в безопасные глубины комнаты, но Данила уперся ладонью в закрывающуюся дверь. Он спешно достал записку и протянул ее в смыкавшийся проем. Сопротивление с той стороны прекратилось, прошло мгновение, и мы услышали звук снимаемой с петли цепочки. Ден Хань помахал перед нами запиской, что дал ему Данила, и спросил что-то на незнакомом мне языке. Данила ответил коротко и на том же языке. После этого иностранец заметно расслабился и жестом пригласил нас внутрь.
 - Так и знал, корейцы, - повернулся ко мне Данила.
 - Ты что, знаешь корейский?
 - Нет, вчера попросил знакомого, владеющего азиатскими языками, составить записку да обучить меня основным фразам. В его вопросе я понял только пару слов, но этого было достаточно.
Ден Хань нерешительно застыл у двери во вторую комнату. Какого бы ни было содержание записки, открываться нам до конца он все-таки не хотел. Как и в прошлый раз, он прокричал что-то в дверной проем, мы подождали некоторое время, а затем он пустил нас внутрь. Женщины нигде не было видно. Двери в обе ванные были плотно закрыты. Я предположил, что переодетый гость скрылся там. Ден Хань смотрел на Данилу выжидающе.
 - А что ты написал в той записке? - спросил я.
 - Что мы знаем о его тайне и пришли помочь ему.
 - А как мы ему поможем?
 - Сейчас увидишь. Подержи-ка.
Он снял с плеча шашку и передал клинок мне. Я взял его, удивившись, какой она была легкой. Данила тем временем подошел к двери в соседний номер. В руках он держал подставку для ног, захваченную из прихожей. Встав на нее, он достал из-за пазухи монету и потянулся к решетке вентиляционного отверстия. Он скрутил удерживающие винты и снял решетку со стены. Открывшееся отверстие было слишком высоко, чтобы Данила мог в него заглянуть. Он аккуратно положил решетку и винты на пол, снова поднялся на табурет и запустил ладонь в черный лаз. С выражением триумфа он аккуратно достал из воздуховода что-то маленькое и черное.
Я и Ден Хань кинулись к Даниле. В ладони лежал цифровой диктофон. Устройство было включено - на дисплее отображалось время записи. Счет шел на дни: судя по ним, диктофон записывал, начиная с середины позавчерашнего дня. Я вспомнил слова горничной. Гульнара сказала, что ее коллега Рахат слышала позавчера звуки шайтана в соседнем номере. Так вот что это было - кто-то подкладывал диктофон в вентиляцию!
Данила включил воспроизведение и стал перематывать запись в обратную сторону отрывками по несколько часов. По большей части было слышно лишь шипение и еле различимый шелест, но иногда из динамика доносились обрывки фраз. Он перемотал на день назад, и мы услышали из динамика свои голоса. Устройство прекрасно записало все, о чем мы разговаривали с китайцами в прошлый день - каждое слово было прекрасно различимо. Я поразился тому, как просто можно записать, а затем подслушать чей-то разговор вот на такое небольшое устройство.
Очевидно поняв назначение диктофона, Ден Хань разозлился. Лицо раскраснелось, и с гримасой гнева он хотел было вырвать его из рук Данилы, но мой друг отстранил ладонь и покачал головой. Он сказал одно слово по-русски - «Полиция» - и китаец его понял. Он шумно задышал в попытке успокоиться.
Данила поставил запись на паузу и положил диктофон в карман брюк. Сказал что-то по-корейски Ден Ханю. Китаец больше не показывал к нам настороженности. Действия Данилы показали, что мы на его стороне. Он подошел к одной из дверей ванной, переговорил с кем-то на другой стороне и открыл дверь. В комнату вошел старый мужчина. Я пригляделся: он выглядел так же, как второй китаец из видео на телефоне Евгения. Это был тот самый пропавший старик. На нем больше не было кепки и спортивного костюма, а одет он был в белую рубашку и черные брюки. Лицо и ладони были худыми, а на почти лысой голове у макушки теснился клочок белых волос. Взгляд сразу привлекал длинный шрам. Он шел от верхней части лба, съедал немного бровь и оканчивался на правой щеке, минуя глаз - словно разорванная надвое змея. Замутненные белки глаз медленно двигались, следуя от меня к Даниле.
И тут произошло то, чего я совсем не ожидал. Данила жестом попросил у меня обратно свою шашку. Когда я отдал ее, он опустился на колени, медленно оголил клинок и положил его на пол прямо перед китайцами. Склонив голову, он заговорил:
 - Насколько я знаю, вы оба хорошо понимаете по-русски. Так слушайте же: это оружие, что лежит сейчас перед вами, принадлежало моему великому предку - Михаилу Алексеевичу Соколику. Никогда этот клинок не поражал невиновного, а лишь служил на благо истины. Вот и я сейчас стою здесь перед вами с самыми благими намерениями. Хочу не очернить, не предать вас, а только узнать правду. Но если вы мне не доверяете, то можете взять этот меч и убить меня на месте. Прошу, расскажите нам, почему вы скрываетесь в этой комнате? Почему один из вас переодевался в женский наряд?
«Данила, ты сумасшедший!» чуть не сорвалось с моих губ, пока я в изумлении смотрел на это представление. Вместе с тем, я пытался разобрать, чего же он добивался. Вот так выложить меч и предложить зарубить себя? Ясно было, что никто на это не пойдет. Мы жили не в такие века, чтобы можно было так просто убить человека и отправиться по своим делам. Нет, жест Данилы нельзя было понимать только буквально. Я понял, что со своей стороны он выражал доверие единственным доступным в тот момент способом. Он принес фамильный меч своего предка и вручил его неизвестным людям, отдавшись на их волю. Насколько сильно он хотел узнать правду этого дела! 
 Я посмотрел на китайцев. Ден Хань широко раскрыл рот и выпучил глаза за стеклами очков. Ноги едва держали падавшее от потрясения тело. В то же время поза старика никак не изменилась, только в уголку рта образовалась едва заметная складка. Он улыбался.

 - Не нужно, встань, мальчик, - шелестящим голосом, будто ветер гулял в кронах деревьев, сказал он.
Данила поднял взгляд.
 - Возьми свой меч, - сказал старик. Наклонился, схватившись за поясницу, и подобрал с пола шашку, - Красивое оружие. Но нам оно ни к чему. А ты… Храни память о своем предке.
Данила поднялся и взял шашку из рук старика. Тот что-то сказал Ден Ханю на своем языке. Молодой китаец все еще отходил от потрясения разыгравшейся сценой, но быстро отреагировал на слова старика. Он бросился к одному из чемоданов, стоявших у стены, и стал что-то спешно оттуда доставать.
 - Присаживайтесь, - кивнул нам старик, - Я вам все расскажу.
Мы сели кружком у стола, на котором рядом с доской для го появился небольшой фарфоровый чайничек и кружки для чая. Появились и бутылки с алкоголем из холодильника, которые я видел во вчерашний день, но к ним прикладывался только Ден Хань. Мы с Данилой пили чай, слушая рассказ старика.
 - Вы все верно угадали. Я говорю по-русски. Меня и прозвали у вас Миша. А мое родное, то есть корейское, имя - Ми-Ре Парк. А рядом со мной - мой сын Хим Чанпарк.
 - Так вы все-таки не китайцы? - спросил я.
 - Я - точно нет, - покачал головой Миша, - А вот мой сын стал китайцем. Но давайте расскажу обо всем по порядку, чтобы вы лучше поняли, кто я и откуда. Так вот, я родом из Северной Кореи. Как вы знаете, Россия, а ранее СССР, заключила соглашение о переправке рабочей силы из Кореи к вам. Все началось в 1966 году, когда Брежнев и Ким Ир-Сен договорились об отправке корейцев на Дальний Восток как лесорубов. Работников отбирала Северная Корея, а добыча делилась между нашими странами. Рабочие были невольными - они могли жить и работать только на вырубке леса. Прав выбраться у них не было.
 - То есть, вы еще с тех времен? - спросил я.
 - Я разве так старо выгляжу? - засмеялся Миша, - Нет, я пошел туда позже, так сказать, во второй волне. 1985 год.
 - Сами пошли?
 - Во второй волне невольных уже не было. Нам платили деньги. Кажется, 50 рублей на человека в месяц. Посчитайте - это получается около 700 рублей в год. Тогда можно было много чего купить в Союзе на такие деньги. Посуда, техника для дома. А потом можно было повезти домой в Корею, пользоваться или продать. Вы вот наверно думаете, что ваш Советский Союз отсталый был? Может, по сравнению с Западом и был. Но для нас, жителей Северной Кореи, это была богатейшая страна, куда мы хотели попасть. Я сам слушал рассказы тех, кто там был, видел, что они привозили.
Он медленно потянул чай из блюдца. Взгляд его устремился в сторону распахнутого окна, откуда доносился шум ветра и крики чаек. Словно это окно было для него порталом в прошлое, он продолжил:
 - Так вот, платили нам в Северной Корее мало, а у меня была большая семья. Кроме Хим Чанпарк, было еще три сына и дочка. Нам нужны были деньги, нам нужны были вещи. Поэтому я поехал в Советский Союз. Рубил лес, каждый день сильно уставал от этого. И мне, как получил зарплату первый раз, стало казаться, что это маленькие деньги за такую работу. И скоро я узнал, что у людей была другая работа. Они охотились на зверей, а потом продавали домой шкуры, мясо и жир. Вот это животное, как по-вашему… кабарга! - да, на нее часто охотились.
 - Так это браконьерство, получается? - спросил я.
 - Точно. Вот я тоже стал участвовать в этом. Конечно, можете меня судить, но тогда все этим промышляли. Тем более, наши начальники закрывали глаза на это. С детства я хорошо охотился и умел выискивать диких животных в лесу. Поначалу все было хорошо, мы поймали много зверей. Но однажды я пошел на охоту один. Бежал за кабаном, не заметил ветку на земле, споткнулся и неудачно упал. Кабан побежал на меня и клыком ударил в бок. Текла кровь, а вокруг некому помочь. Я пошел назад в лагерь, а в этот момент туда же шла лесная охрана. Они искали в лесу как раз браконьеров. Меня поймали, отвезли в их управление. Рану зашили, но ходить все равно трудно было. А эти работники лесной охраны хотели меня депортировать. Но я понимал, что нельзя было, чтобы меня отправили назад. И я убежал. Когда меня везли обратно в мой лагерь, водитель остановился на заправке, а остальные вышли из машины покурить. Меня не связывали, потому что корейцы обычно очень послушные и не перечат власти. Я выскочил из машины и побежал к железной дороге. Я бежал так быстро, как мог. Было очень больно в боку, и швы, которые сделал доктор, разошлись. Добежал до станции железной дороги, где загружали древесину и спрятался в одном из составов. Меня искали, но не нашли. Я слышал их рассерженные крики и топот шагов. Ушли только к вечеру. К тому времени из меня вышло очень много крови. Я сумел только добрести до ближайшего города и думал тихо умереть где-нибудь в переулке. Это все равно было лучше, чем уехать назад в Корею.
 - Но почему?! - вскричал я, - Почему вы не хотели возвращаться в лагерь? Даже если бы вас депортировали, то вы бы вернулись к семье и помогали им, работая уже дома, в Корее.
 - Если бы я вернулся в лагерь, я бы навсегда опозорил и себя, и наше лагерное управление. Скорее всего остальных работников, кто охотился, тоже нашли и депортировали. Лагерь могли вообще распустить, значит, люди лишились бы работы. А если бы я пропал, то пропали бы и доказательства, что в лагере нарушают правила. Лесная охрана уже ничего не могла сделать. Поэтому мне было лучше умереть, чем вернуться. И даже если я вернулся в Корею, что мне там было делать? Чтобы попасть в СССР, мне пришлось дать большую взятку. Получалось, что эти деньги были потрачены впустую. Тем более, с собой назад я ничего бы не привез. А на работе в Корее, как я и сказал, я не мог обеспечить свою семью. Какой выход у меня оставался?
В его словах была своеобразная логика. Она была чужда восприятию моего поколения, привыкшего жить для себя. Этот старый кореец ставил интересы общины превыше своих собственных и готов был даже отдать свою жизнь за безопасность большинства.
 - Но я не умер, - продолжал Миша, - На берегу реки я потерял сознание. Думал, что присоединюсь к душам своих предков на небесах, но очнулся в чьем-то доме. Какая-то деревенская семья нашла меня и принесла к себе в дом. Они позвали местного доктора, который снова зашил мне рану. Это были очень хорошие люди. Я тогда очень плохо понимал и говорил по-русски, но они не смотрели, что я кореец. Они кормили и поили меня, но никому не сказали, что я у них живу. Я не знал, как их благодарить, когда прощался с ними. И я не знал, что мне делать дальше. Я не мог вернуться в свой лагерь, потому что меня знали и искали. Я не мог вернуться в Северную Корею, потому что тогда мне грозил позор. Я был как призрак, понимаете? Мне нужно было уехать как можно дальше с Дальнего Востока, на другой конец СССР.
 - И вы приехали в Санкт-Петербург, - заключил я.
 - Да. Я прятался в вагоне поезда до Челябинска, потом пересел до Москвы. Я хотел остаться в Москве, но там не нашел места, где мог бы работать. Кроме рубки деревьев и охоты, я хорошо умел только готовить. От местных корейцев я услышал, что в Петербурге есть рестораны, где нужны хорошие повара. Так я стал работать в «Старом Пхёнъяне».
Старик снова потянул чай из чашечки и встретился с нами глазами. Он словно ожидал от нас какой-то реакции сейчас - осуждения либо одобрения. Вместо этого Данила спросил:
 - Ваш сын нашел вас здесь, правильно понимаю? В тот день, когда он привел вас в отель, вы с ним встретились в этом ресторане?
 - Верно. Но это была незапланированная встреча. Видите ли, на протяжении почти тридцати лет я не поддерживал никаких контактов с семьей.
 - То есть, он нашел вас случайно?
 - Отчасти да. Но Хим Чанпарк уже давно искал меня.
При этих словах старик поник и с досадой уставился в пол. Вместо него продолжил его сын.
 - Да, - кивнул он, - Я давно искать отца. Я переехал в Китай, стал китайцем и хотел торговать с Россия. Все потому, что я хотел найти отца. Не верил, что он умер.
 - И как давно вы искали? - спросил Данила.
Он стал что-то подсчитывать в уме, закрыв один глаз.
 - 2002 год начал, - сказал он, - Вот почти 20 лет. Я торговал в Сибири и Дальний Восток. Я думал, папа еще там. Но нигде его не нашел.
 - Поразительное упорство, - сказал Данила, - И вы говорите, встретили его случайно?
 - Да, - кивнул сын, - Жена очень любит китайская династия Мин. Она хотела здесь приехать посмотреть. Мы купили это платье. Вот, это платье принцесса Мин.
И он указал на платье, которое при нашем первом визите в номер было надето на его отца. Сейчас оно лежало сложенным на кровати у изголовья.
 - Он говорит о выставке. Сейчас в Петербурге проходит выставка династии Мин, - уточнил отец, - А после они пришли в ресторан. Там мой сын меня и узнал.
 - Но после стольких лет… Как? - спросил Данила. Потом его осенило, - Шрам на лице!
Старик кивнул.
 - Такое трудно не приметить. Я в тот день помогал сам официантам разносить блюда, хотя и работаю на кухне. Сын узнал меня.
 - И вы так просто оставили место, в котором работали тридцать лет?
 - Честно говоря, сам не знаю, что сын со мной хочет, - проговорил старик, - Я говорил ему, чтобы он оставил меня здесь. Я привык тут работать. Да и перед всей семьей стыдно, когда они узнают мою историю.
Слушая отца, Хим Чанпарк нахмурился. Он, хотя и не все понимал по-русски, сейчас уловил смысл сказанного. Тут же он с жаром стал что-то говорить отцу, видимо, по-корейски. Старик просто слушал и едва заметно кивал.
 - Сын его очень любит, несмотря ни на что, - шепнул я Даниле, - Никогда такого не видел.
 - Очень жаль.
 - Жаль, что любит?
 - Нет, жаль, что ты не видел.
Хим Чанпарк обратился к Даниле:
 - Вы все знать. Вы говорить про нас полиция?
Данила наклонился вперед в кресле, на котором сидел, и сказал:
 - Отнюдь. Пока что я не знаю в этой истории самого главного. У меня есть еще пара вопросов.
 - Задавайте, - отозвался старик.
 - Первый к вам, уважаемый Ми-Ре Парк. У вас не было никаких документов, когда вы работали в ресторане? Паспорт, вид на жительство?
 - Не было. А зачем? Ресторан был моим домом и укрытием. Я очень редко выходил и никуда не ездил. В ресторане живет корейская община, она и стала мне вторым домом здесь. Кроме того, я боялся, что меня найдут и заберут назад.
 - Но ведь уже минуло столько лет. Наверняка все забылось.
 - Все равно я делал это из опаски, - проговорил старик и отвернул взгляд. Было видно, что говорить на эту тему ему больше не хотелось.
Данила повернулся к его сыну.
 - Не совсем понимаю, почему вы нарядили отца в женщину. Это был паспорт вашей жены, правильно понимаю?
Кореец издал утвердительный возглас.
 - Жена оставила паспорт, - сказал он, - Она забыла его в мой сумка. Уехала Хабаровск. У нее есть тоже русский, китайский пока не нужен.
 - А почему вы сидели в этом номере все это время? Почему тоже не уехали?
 - Мой сын хотел показать мне красивый Петербург, - ответил за него старик, - Поэтому снял номер с видом на реку. Он хотел пробыть здесь еще два дня. Но на второй день - после того, как нам сказали перейти в этот номер - на его почту пришло письмо. Это была угроза. Что если мы покинем номер, наш секрет попадет в посольство Северной Кореи. Если бы это произошло, меня бы депортировали.
 - У вас просили деньги за неразглашение?
 - Огромные! - воскликнул он.
Они снова переговорили на корейском и старик дополнил:
 - Десять тысяч долларов.
Данила покачал головой и с горькой усмешкой на лице спросил меня:
 - И как думаешь, сколько из этих денег пошло бы в счет премии для милой Анастасии? 
Я вздрогнул от его слов, будто прикоснулся к чему-то мерзкому. Я подумал, что если бы работал в отеле и знал, откуда происходят эти премии, то немедленно их вернул и сразу уволился. Проглотив возникший в горле ком, я ответил:
 - Думаю, что очень немного.
Данила кивнул и задал еще один вопрос корейцам:
 - Если мы ничего о вас не расскажем, что вы планируете делать дальше?
Сын засиял от радости после этих слов.
 - Папа будет здесь работать в мой компания, - сказал он, - Помогать торговать с Россия. Мы сделать ему ВНЖ, потом русский паспорт!
 - То есть, вы хотите, чтобы он жил в России? Не вернулся с вами в Китай или в Корею?
Лицо сына потускнело. Он взглянул на отца, как бы спрашивая разрешения, говорить ему или нет.
 - Не думайте, что мой сын скрытный, - объяснил отец, - Просто в моей стране не принято говорить о семье с чужими людьми. Но вам можно рассказать. Моя жена давно женилась на другом мужчине. Он содержал ее и моих детей. В Корею нам возвращаться некуда.
 - Китай я не хочу жить тоже, - сказал сын, - Не родной.
 - А Россия разве родная? - поднял бровь Данила.
 - Чуть-чуть, - улыбнулся он, - Я двадцать лет искать папа, Россия почти как родной. Жена тоже любит.
Данила кивнул с удовлетворенным видом и вдруг повернулся ко мне.
 - Ты что-то хочешь спросить?
От неожиданности я смог только выпалить:
 - Как это вообще возможно?! Китайский кореец приезжает в Питер и случайно находит своего отца из Северной Кореи, чудом спасшегося от лесников в 1985 году?
Корейцы в ответ добродушно рассмеялись. Данила ответил мне снисходительным взглядом и вздохнул:
 - Поверь мне, в этом городе бывают и более странные истории.
Он встал с кресла, давая понять, что встреча окончена.
 - Можете не волноваться, - сказал он, - Никто не узнает о вашем секрете. На угрозу не обращайте внимания. Все доказательства, если они и были, сейчас со мной, - он похлопал по карману брюк, в котором лежал диктофон, - Можете смело покидать отель и ехать по своим делам.
И он сказал что-то на корейском на прощание. Хим Чанпарк засуетился и стал пихать нам в руки огромные пакеты с китайскими снадобьями. Насилу отказавшись, мы вышли из номера.

Когда дверь за нами закрылась и мы оказались в непривычно тихом пространстве коридора, меня вдруг взяла оторопь. Я подумал, что наш визит к корейцам не мог остаться незамеченным. Повсюду в отеле стояли камеры, и охранники наверняка следили за каждым нашим шагом. А уж они точно были в сговоре с Евгением. Иначе он не смог бы проворачивать свои схемы с подкладыванием диктофона. Если задуматься, то, чтобы его схема работала, причем так успешно на протяжении долгого времени, многие люди в отеле должны были знать его секрет. Весь отель теперь должен быть настроен против нас. От этой мысли мне захотелось поскорее покинуть это неприветливое и теперь ставшее зловещим место.
Я с надеждой поглядел на Данилу. Вид шашки на его плече приносил успокоение. Лицо его было в тот момент серьезным и сосредоточенным. Он стоял, абсолютно не шевеля ни одним мускулом тела. Иногда губы его двигались в едва слышном шепоте, обнажая мыслительный процесс.
 - И что теперь? - не выдержал я.
Данила повернулся ко мне. К моему удивлению, взгляд его был теперь скучающим.
 - Теперь мы идем к Евгению, - сказал он.
Мы спустились в фойе отеля. Когда проходили мимо ресепшена ко входу в бэк, девушки за стойкой бросали кто удивленные, а кто испуганные взгляды на Данилу. Особенно на висевшую на плече шашку. Настя тоже увидела нас, подбежала и воскликнула:
 - Господа из новой охраны! Я вас узнала!
Вряд ли это было согласно рабочему протоколу, но она вовсе не могла сдержать эмоций.
 - Увы, мы приняли решение, что не будем работать у вас, - сказал Данила.
 - Почему же?
Судя по тону, Настя была очень расстроена его ответом.
 - У вашего руководства сомнительные методы получения денег, скажем так, - ответил Данила. 
 - Сомнительные? - переспросила Настя, - Как это понять?
Данила наклонился к уху девушки и что-то быстро прошептал. Она сделала круглые глаза и быстро закивала. Коснувшись козырька фуражки, Данила прошел в бек. Я последовал за ним.
За проходом нас уже встречал Евгений. Он стоял со скрещенными на груди руками, а его ступня отбивала бешеный ритм по ковролину. За ним стояли двое здоровенных детин выше менеджера на две головы. Они были одеты в наш вчерашний маскарад - черный костюм и белая рубашка. Наушник за ухом и провод-пружинка, идущий от него, говорили о том, что это была охрана отеля.
 - Здравствуйте, джентльмены, - сказал Евгений совершенно неприветливо.
Данила кивнул.
 - Полагаю, вы сделали то, что обещали мне? - спросил вкрадчиво Евгений.
Я понял, что он не может сказать больше в данной обстановке. Вряд ли его смущали охранники, потому что они точно знали о его махинациях с диктофоном. Скорее всего, он опасался находиться в таком проходном месте, куда в любой момент могли заявиться обычные клерки с ресепшена.
 - Предлагаю обсудить это в вашем офисе, - сказал Данила.
 - Конечно. Только позвольте охране забрать вашу бутафорию.
 - Это не бутафория, а фамильный клинок моей семьи.
 - Тем более! - вскричал Евгений.
Охранник уже двинулся вперед, чтобы отобрать оружие, но Данила выбросил вперед руку и громовым голосом сказал:
 - Никто не тронет эту шашку!
Охранник - даром, что был в два раза больше Данилы - содрогнулся и отступил назад. Мой товарищ снял фуражку, хлопнул ладонью пару раз по внутренней стороне тульи, словно выпрямляя ее, затем снова надел на голову.
 - А, впрочем, почему бы нам не поговорить здесь, Евгений Кот? - спросил он.
Фронт-менеджер посмотрел на Данилу ощетинившимся зверем. Он понял, что беседа пойдет совсем не в том русле, что он ожидал.
  - Так вот, задача не выполнена, - продолжил Данила, - Вы долгие годы шантажировали в стенах этого отеля иностранцев, вымогая из них деньги. Следующей жертвой должны были стать эти несчастные китайцы - отец с сыном, воссоединившиеся спустя долгие 35 лет. Когда я и мой спутник поняли это, мы отказались участвовать в вашей схеме. Мало того, что деньги, которые бы мы получили за это были грязными, так мы еще продолжили вашу порочную практику, которая, говоря откровенно, унижает столь прекрасное здание.
 - Я понятия не имею, что за чушь вы несете, - пробормотал Евгений. Он постарался надеть маску холодного отстранения, но у него она вышла не до конца. Глаза его бегали из стороны в сторону, идеальная прическа была разворошена импульсивным движением ладони, а губа прокусана сильным нажатием челюстей. Он нервничал и очень сильно.
Данила спокойно продолжал:
 - Позвольте назвать метод, каким вымогали деньги. Благодаря опыту работы в отеле, вы могли интуитивно распознавать гостей, которые что-то скрывали о себе. Этот секрет они готовы были хранить даже за деньги. Вы селили таких гостей - под разными предлогами - в 369, что напротив 371. Этот номер всегда пустует. После этого вам достаточно было подложить диктофон в вентиляцию, соединяющую два номера, и подождать, пока они сами не расскажут о своем секрете. Если же они ничего не говорили, вы использовали кого-либо - например, нас - чтобы они «раскрыли» дело и детально проговорили «секрет» на диктофон. Когда у вас появлялась запись, вы переводили ее сами или выкладывали как задание для фрилансеров на сайт. Выбирая из иностранных слов компромат, вы могли уже махать им перед носом жертвы, грозя отправить папарацци, иностранным посольствам или кому-либо еще. Чаще всего, вам платили. Но иногда нет, как было с Журденом Босолеем.
 - А он откуда знает? - буркнул охранник.
 - Заткнись! - вскричал Евгений, как ошпаренный. Если у него и оставались какие-то кусочки маски, которые он отчаянно пытался прикрепить к лицу, то сейчас их смело как от хорошей пощечины. На раскрасневшемся лице читался страх и жгучая ненависть к Даниле.
 - Я так и думал, что охрана с вами в сговоре. Иначе быть не могло, - сказал Данила.
 - Жень, выкинем его? - пробасил второй из пары бугаев - тот, что хотел забрать данилин меч. - А то умный больно.      
Я слегка попятился. Пахло дракой, и мое тело инстинктивно готовилось или к бою, или к побегу. Вдруг я краем глаза увидел, как из-за стены, за которой находился ресепшен, кто-то выглядывает. Но, заметив мой взгляд, голова быстро скрылась из виду. По мелькнувшим белым локонам я понял, что это была Настя. Она подслушивала наш разговор!
- Я не понимаю, почему? - продолжал Данила, - У вас селятся мужчины, которые изменяют своим женам с любовницами. Вы не открываете их. Это, оказывается, в порядке вещей. Однако человек, который желает воссоединиться с пропавшим отцом, для вас цель шантажа. Объясните!
 - С чего бы это я шантажировал своих? - спросил Кот. - Чем занимаются эти господа - их дело. А эти иностранцы…
 - Ах вот оно что, - сказал Данила. Голос его поскучнел.
 - Иностранцы, эти китайцы, отнимают наши ресурсы! - вскричал он. - Меня бесят богатые иностранцы, которые наживаются на нашей земле!
 - Вы волнуетесь о том, что Россию грабят, и сами грабите их в отместку? Ну а что вам сделал Журден? Добрый канадский психолог, помогший миллионам людей. Как он грабил Россию?
 - Он меня просто бесил, - бросил Евгений.
 - Получается, ваш шантаж только личной наживой и мотивировался. Ну что ж, тогда есть два варианта, - сказал Данила, - Я иду в полицию и показываю им ваш диктофон. Вместе с моими показаниями они смогут составить дело на вас. Второй вариант - вы увольняетесь сами. Учитывая глубину вашего морального падения и сроки заключения за подобные преступления, я бы выбрал второй вариант.
 - Ты мне условия диктуешь? - прохрипел Евгений, - Да ты никто!
Рука его дрожала, будто тело хватило падучая, но он вынес ее вперед, уткнувшись указательным пальцем в моего друга.
 - Выкиньте его нахрен отсюда!
Амбалы дружно шагнули нам навстречу. Их поход прервал новый визг Евгения:
 - Но сначала обыщите! Отберите диктофон! Я знаю, он у него.
Я глядел на Данилу, ожидая его действий. Я думал, что он будет сопротивляться охране или ринется бежать, но неожиданно он спокойно распростер руки в стороны, давая охранникам свободно себя обыскать.
 - Иван, не сопротивляйся, - предупредил он меня.
Второй детина ухмыльнулся и стал прочесывать мои карманы. Там ожидаемо ничего не нашли. Но у Данилы из кармана брюк все-таки вытащили диктофон.
 - Жень, он у меня, - буркнул детина, пихая устройство во внутренний карман пиджака.
 - Отлично. А теперь проводите джентльменов до выхода. Я пока занесу их имена в черный список. Вход для вас сюда навсегда заказан.
У Евгения на лице играла маниакальная улыбка. Это было жуткое зрелище. Его идеальный образ, который он так тщательно выстраивал, рассыпался вмиг от разоблачения Данилы, и сейчас он пытался налепить маску обратно. Но маска эта была разломана в нескольких местах и еле держалась, а из разломов проглядывала неприглядная личина помешанного.
Охранники под локти проводили нас к выходу. Поскольку мы не сопротивлялись, они тоже не прибегали к насилию. Видимо, это их разочаровало: вид у них был раздраженный и угрюмый, пока они нас вели. Оказавшись на улице, я в досаде вздохнул:
 - Ну вот мы и проиграли!
 - Проиграли? - переспросил Данила, - Это почему?
 - Диктофон у нас отобрали, а с ним и все доказательства! Теперь Кот продолжит свои мерзкие схемы!
 - Ты уверен?
С хитрой улыбкой Данила снял фуражку и поднес ее тульей вниз прямо к моим глазам. Я посмотрел внутрь. На дне фуражки лежал тот самый диктофон, что он забрал у корейцев! Судя по иконкам на дисплее, запись еще шла. Данила взял диктофон в руку и нажал стоп.
 - Значит, ты все это время записывал разговор с Евгением?! - поразился я.
 - Конечно. Другого способа получить доказательство его вины не было. Сами по себе записи на его диктофоне лишены смысла. Это просто чьи-то речи. Доказать, что они были записаны определенным противоправным образом с целью шантажа, нельзя. А вот полноценное признание в записи - это уже совсем другое.
 - Но подожди… А что они тогда у тебя забрали?
 - Другой диктофон. У меня дома завалялся один, я взял его с собой, специально для такого розыгрыша. Признаюсь, я рисковал. Повезло, что мой диктофон оказался похож на его. И хорошо, что охранники не полезли ко мне в фуражку.
 - Ну ты даешь! - воскликнул я и расхохотался, - Посмотрел бы я на Кота, когда он поймет, что диктофон-то не его! Так что, теперь в полицию с доказательствами?
 - Нет, в полицию мы не пойдем.
 - Почему? Тогда на что нам доказательство?
Данила внимательно посмотрел на меня, будто у меня что-то было на лице.
 - Если мы пойдем в полицию, как ты думаешь, что случится с отелем?
 - Может, закроют. Ну скандал точно будет. Менеджер такие суммы вымогал у гостей…
 - Вот именно. И как ты думаешь, сколько людей лишатся работы здесь из-за этого скандала? Из-за мерзости всего одного человека?
 - Я бы не сказал, одного. Мы точно знаем, что охрана была в доле.
 - Охрана, да. Но мы не знаем, насколько глубоко Кот опутал сотрудников в свои сети. Лично я думаю, что охраной все и ограничивается. Возможно, глава хаускипинга знает. Но и все.
 - Тогда что ты предлагаешь?
Данила позвал идти вслед за ним. Мы обогнули здание отеля и вышли к черному выходу - туда, откуда уходили в первый раз и где состоялся первый разговор с Настей. Там, внизу у ступенек, я увидел знакомую фигуру. Нас ждала девушка, прижав кулачки к груди. Она нервно оглядываясь по сторонам. Завидев нас, она бросилась навстречу.
 - Я все слышала! - воскликнула она. - Даже поверить не могу!
 - Увы, - сказал Данила, - Теперь вы знаете, что ваш менеджер отнюдь не так радушен к гостям, как может показаться. Для него они не более, чем мешки с деньгами.
 - Но он был так добр к нам! - в слезах вскричала она, - Если б я знала, что он делает… Теперь ясно, откуда были эти премии.
Настя взглянула на Данилу с выражением крайнего страдания на лице.
 - Я не хочу работать в таком месте. Подскажите, что мне теперь делать?
 - Можно исправить ситуацию, - сказал Данила. Он достал диктофон и протянул ей, - Отдайте это вашему генеральному менеджеру. Попросите его послушать последние 10 минут записи.   
Глаза ее распахнулись. Она поняла, ЧТО там было записано. Девушка взяла диктофон и кивнула.
 - Спасибо вам, - сказала она, - Хотя я вам жаловалась, что зарплата маленькая, но я люблю это место.
Она посмотрела в сторону набережной, на влекомые ветром волны на реке, на парящих в небе чаек, и слабо улыбнулась.
 - И я хотела бы, чтобы здесь работали честные и порядочные люди, - твердо сказала она.
 - Тогда господину Адюльтеру также придется развестись с женой, - с улыбкой сказал Данила.
 - Господину Адюльтеру вход сюда будет запрещен! - воскликнула Настя.
Пока она поднималась назад по лестнице ко входу, Данила неотрывно смотрел ей вслед.
 - Кажется, я знаю, кто будет следующим менеджером фронт-офиса, - сказал он с доброй усмешкой.
Примерно через несколько дней после того, как закончилась катавасия с отелем, я прочитал на одном новостном сайте заметку, что в отеле «Хэрриот» произошли перестановки. Было уволено много сотрудников под общей формулировкой реорганизации, и отель искал новых работников. Имен персонала не разглашалось, но среди позиций, на которые шел набор, значилась и «менеджер фронт-офиса».
А еще через неделю курьер принес нам огромную посылку, сродни той, что мы получили после дела Артемиды. В этот раз огромная коробка, которую курьер вынужден был затаскивать по лестнице, также сопровождалась запиской. Это была странная вязь, отдаленно напоминавшая русский. Нам с Данилой удалось расшифровать ее содержание:

«Спасибо за помощь! Я и папа приехали Хабаровск. Папа уже делает ВНЖ. Жена очень рада тоже, что вы помогли. Я дарю вам подарок за помощь. Примите кресло династии Мин.

Хим Чанпарк и Ми-ре парк» 

Данила в момент расшифровки грыз яблоко и чуть не подавился.
 - Кресло династии Мин! - вскричал он.
Коробка мигом была разорвана в клочья, и вскоре мой друг восседал на деревянном стуле с изогнутой спинкой и подлокотниками.
 - И что в нем такого? - спросил я. Судя по возгласам Данилы, я ожидал чего-то более впечатляющего. А был это стул как стул.
 - Варвар! - возопил он, закатывая глаза, - Ты же художник, как ты можешь не находить прекрасными такие вещи?
Он вскочил со стула и провозгласил:
 - Знаешь что? Оставь его в своей комнате. У тебя и так стула нет. А с ним хоть приобщишься к настоящему искусству.   
Я пожал плечами. Со временем, правда, я очень привык к этому стулу. Он оказался весьма удобным.

Глава 4. Бургеры от Шивы

Однажды, после очередной утренней пробежки, мы с Данилой по традиции зашли в «Кофе и каву». За прилавком сидел посетитель. Это была молодая женщина с черными волосами, заплетенными в косичку. На ней была неброская одежда - зеленого цвета хлопковая рубашка, казавшаяся ей немного большой, укороченные брюки с карманами, а на ногах - простые сандалии. На шее у нее висела подвеска с небольшой фигуркой некоего четырехрукого существа, запечатленного в танце. Услышав наше появление, гостья повернула голову, и тогда я увидел странный символ, нарисованный у нее на лбу: три горизонтальных белых линии с вкраплением красной точки посередине.
Признаться, я немного оторопел от ее вида и на миг застыл возле входа. Данила, нисколько не смутившись, прошел к стойке и сел рядом с девушкой. Положил фуражку на стол и обратился к ней:
 - Давно не виделись, Марина. Как дела у Шивы?
 - Привет, Данила, - ответила она, - Да вот как раз говорили с Катей про наши дела.
Я сел рядом с Данилой. Мой товарищ не преминул меня представить. Девушка приветливо мне улыбнулась.
 - У Марины свое кафе здесь рядом, - сказал Данила, - Называется «Бургеры от Шивы».
 - А, вот почему ты спросил про Шиву, - догадался я, - Шива - это бог какой-то, если ничего не путаю?
 - Это самый главный бог, - сказала Марина, - Великий разрушитель, но и великий созидатель, он есть начало и конец. Кто познает себя, тот сам станет Шивой.
Я почувствовал, как теряюсь в этом диалоге. Катенька, следившая за беседой из глубины стойки, решила прийти мне на помощь.
 - Марина открыла кафе не чтобы зарабатывать деньги, а чтобы люди прикоснулись к богу через пищу. Я правильно говорю?
 - Именно так, - кивнула она, - Я надеюсь, что через пищу они пробудят в себе внутреннего Шиву. Я верю, что Шива един и пребывает во всех живых существах. Однако в большинстве людей он дремлет.
 - То есть, Шива - это не какой-то внешний бог, это что-то внутри тебя?
 - Если будет проще понять, то Шива есть твой атман, - сказала Марина.
 - А что такое атман?
 - Если тебе будет так проще, то в западной терминологии это аналог слова «самость» или «индивидуальность», - объяснил вместо девушки Данилы.
 - Извините, если я чего-то не понял, - сказал я, - Но как через поедание бургеров можно познать свою самость?
Марина словно ждала этого вопроса. Она слегка пригнулась к стойке, чтобы лучше видеть меня, и чуть наклонилась в мою сторону.
 - Мы не используем животные ингредиенты в наших бургерах. Мы не используем еду, вызывающую тамас в теле и ведущую к страстям, как, например, лук и чеснок. Мы не жарим бургеры по этой же причине.
 - А, так у вас вегетарианское кафе.
Марина кивнула.
 - Большинство ресторанных критиков зовут нас именно так. Хотя в журнале «Отобедай» мы упоминаемся как кухня формата фьюжн, с чем я не согласна. Скорее, я назвала бы нас «осознанная кухня» или «ресторан духовной пищи».
 - Про вас писали на «Отобедай»? - удивился я.
Это был самый популярный журнал о ресторанах Петербурге. Он издавался в основном в интернете, хотя выпускали и печатные издания. Попасть туда мечтали многие рестораторы Питера - это была прекрасная реклама. Если, конечно, отзыв критика был хорошим.
 - Писали, - сказала Марина.
Она сложила руки расставленными ладонями друг к другу и поднесла их к носу. Какое-то время она шептала что-то, полузакрыв глаза. Я подумал, что она молится каким-то своим способом, но оказалось, что это она так вспоминала. Отняв руки от лица, она поднесла взгляд к потолку и стала цитировать из памяти:
 - «Марина плюнула в лицо «Макдональдсу» своими «Бургерами от Шивы». При слове бургеры все думают об огромным жирных котлетах из «Макдака» с соусами вырви-глаз и долгими посиделками в туалете после трапезы. Но после самого большого бургера из «Шивы» голод уходит, но легкость в желудке остается. Это настоящий когнитивный диссонанс и самое сильное открытие этого года».
Закончив цитату, она обвела нас взглядом и скромно улыбнулась, будто такая похвала для нее многое не значила.
 - Это, между прочим, Кантемирский написал, - сказал Данила. - Главный редактор журнала.
 - А какую оценку он поставил? - спросил я Марину.
 - Девять из десяти кажется, - сказала Марина.
 - Да он никогда такое не ставит! - воскликнул я.
В терминах художника 9 из 10 от журнала «Отобедай» - это как если бы ты вдруг написал «Ночной дозор» Рембрандта или «Мону Лизу» Да Винчи. Кантемирский очень редко ставил такие оценки. Десятка у него была всего одна за всю историю журнала, и этот отзыв был настоящей легендой. Говорили, что его подкупили.
 - Если честно, мне эти оценки особо не важны, - пожала плечами Марина, - Я с помощью журнала хотела разнести весть о своем кафе. Рассказать об идеях и направить людей на путь праведности. А ко мне бросились какие-то акулы бизнеса с одной целью: сожрать и поглотить.
Она повернулась к своему кофе и поднесла чашку к губам. Отпивать не стала, глянула вглубь чашки и стала делать медленные круговые движения рукой, словно хотела создать небольшой водоворот.
 - Вот и сегодня ко мне пришли, - сказала она, - На этот раз из Москвы приехали. 
 - Хотели снова кафе купить, - объяснила Катенька.
Пока мы разговаривали, хозяйка уже сделала нам с Данилой по чашечке кофе и поставила их перед нами. Данила по традиции взял чашку и шумно вдохнул аромат. Повернувшись к Марине, спросил:
 - И как прошли переговоры?
 - Ты правда хочешь это услышать? Я уже Кате тут на уши села с этим. А еще и вам…
 - Может быть, в этот раз они все-таки прониклись твоей идеей.
Марина вяло помотала головой, взгляд у нее был скучающий.
 - Слышали про братьев Маракасов? - спросила она.
 - Это те, что «Горячую гречку» открыли в Москве? - спросил я. - Да про них уже многие слышали.
 - Они сейчас стремительно расширяются со своими фьюжн-ресторанами.
Кухня стиля «фьюжн» набирала популярность в обеих столицах, но в Москве, конечно, было больше ресурсов. С момента основания «Горячая гречка» быстро росла, открывая рестораны с разной кухней: под эгидой «фьюжн» готовить можно было что угодно. Упомянутые Маракасы были хозяевами и постепенно расширялись на Московскую область и близкие Москве города. Ходили слухи, что они активно предлагали свою франшизу многим маленьким ресторанам Санкт-Петербурга.
 - Помнишь, когда мы еще на Контейнерной с Гурпритом были? - спросила девушка Данилу.
 - Гурприт - это повар из кафе, - объяснил Данила. А Марине сказал, - Конечно, помню. Вашу историю сложно забыть.
 - Ох, я бы и не вспоминала, - покачала головой Марина, - Но знаешь, что забавно? Всех, кто тогда прогорел, сейчас скупили Маракасы.
 - Правда?
 - «Тандыр Тандырович», «Скорый Рамен», «Карри с усами», - начала перечислять она названия кафе, - Причем, братья сами об этом похвастались, когда пришли.
Данила задумался над последней фразой.
 - Извините, что перебиваю, - вступил я, - Но что это за история с Контейнерной? Я даже не слышал о такой улице.
 - Знаешь «Лофт»? - спросила Марина.
Еще бы. Кто из молодежи Петербурга не знал «Лофт»? Это было бывшее здание пекарни рядом с Московским вокзалом, адаптированное в торговый центр для хипстеров и творческой молодежи. Там гнездились многочисленные магазины-стартапы. Многие из них были однодневками: если бизнес не пошел, магазин сразу закрывался без особых убытков для владельцев. Аренда там была копеечная, насколько я знал.
 - Раз знаешь, то вот у них на заднем дворе гнездились раньше контейнеры в ряд. Это и была Контейнерная. Идея была в том, что молодые предприниматели с новыми, незамусоленными идеями снимали бы контейнер, арендодатели получали деньги из воздуха. Никто из нас, конечно, не знал, что идет по тонкому льду, который не проваливается только потому, что государство либо слишком лениво, либо пока не смотрело в нашу сторону. Но там была низкая оплата, а у нас с Гурпритом тогда были лишь 20 тысяч на кредитке, обшарпанный гриль и много энтузиазма. Поначалу все шло очень хорошо, даже слишком. Гурприт готовит божественно, и к нам постоянно шли люди. На кураже от нашего успеха, я совсем не следила за тенденциями на Контейнерной. Кто-то из ребят паковался и уезжал, вскоре остались только мы и японский стрит-фуд. И вот как-то утром я пришла открывать стеклянные двери и обнаружила приклеенный на стекло лист формата А4 с буквами мелким шрифтом.
 - Вас выселяли, - догадался я.
 - Хуже. Аренду подняли до заоблачных высот, закрыв двери на ключ. Конечно, а таких условиях многие не могли существовать. А я сама себе смертный приговор подписала - точнее, не подписывала с «Лофтом» ничего. Они могли делать что угодно и с нашим контейнером, и с кухней.
Что-то в ее истории показалось мне странным.
 - Но разве им не выгодно было держать вас дальше, если вы стабильно платили, а доходы у вас были хорошие? - спросил я.
 - Вот именно такова логика хорошего арендатора, - кивнула Марина, - Но в «Лофте» аренду подняли в пять раз и никак не хотели идти на переговоры.
 - Да, мне тоже это показалось странным, - вступил Данила, - Как будто они целенаправленно хотели выставить людей на мороз.
 - Спасибо, что помог, кстати говоря, - сказала Марина, - Собрал людей, убедил их рассказать об этом в новостях.
 - И это помогло? - спросил я.
 - Частично, - кивнул Данила, - По крайней мере, Марине удалось сохранить свое имущество. Многие не смогли его забрать - оно ушло как часть «новой» аренды хозяевам «Лофта».
 - Неужели им за это ничего не было?! - воскликнул я.
 - Так а что ты сделаешь? - ответила Марина, - Я же говорю, что договора мы не подписывали, так что правовой базы не было. Это был закон джунглей, в котором побеждал сильнейший, то есть, они. 
 - Так ты говоришь, Маракасы купили все эти бывшие на Контейнерной кафе? - спросил Данила.
 - Часть из них, что сумела выжить - да. Вот те, что я перечислила. И вот сегодня они приходили за мной. Я пригласила их к себе в кафе и попросила Гурприта приготовить наше фирменное блюдо - Тандаву. Это специальный бургер со шпинатной котлетой и нашим секретным соусом. Я прочитала за столом благословение Шиве и ожидала от них хотя бы почтительного отношения к еде. Вместо этого они спросили знаете что?
Она сжала кулачки, губы ее затряслись.
 - Они спросили: «Правда, что ты не ешь мяса?» - выдохнула она, - И я сразу поняла, что разговаривать дальше нет смысла.
 - Почему же? - спросил я.
 - Потому, что, как ни посмотри, вопрос этот выдает в них неуважение. Если они спрашивали это на полном серьезе, то думали, что я прикидываюсь. Открыла, значит, кафе с духовной пищей, а сама тайком нарушаю свои же предписания. Умножаю страдания в мире через поощрения убийства, да еще погружаю свою душу в пучины тамаса. Получается, они даже не удосужились ничего прочитать о моем кафе. Это первый вариант. Второй - если они просто хотели поглумиться надо мной, что тоже является проявлением неуважения.
Потом они, видимо, поняли свою оплошность и стали говорить мне, как уважают мою идею. Сказали, что приехали именно ко мне, потому что у моего кафе есть духовная миссия и все такое. Но это были пустые слова. Я видела жадность в их глазах. Если бы я согласилась, чтобы нас купили, мою идею выкинули бы в окно. В меню появилось мясо и запрещенные ингредиенты. Поэтому я пожелала им счастливого дня и попросила Гурприта налить им по стакану воды. А потом пришла жаловаться Кате.
Марина закончила рассказ с улыбкой на лице, но за ней, возле уголков глаз, где укрывались глубокие морщины - я полагал, от хронического недостатка сна - читалась огромная усталость. Это была женщина, которая долгие годы боролась за свою идею. И утомление от борьбы сквозило в ее словах и во всем теле. Я отпил кофе и вдруг дверь в кофейню распахнулась.

Внутрь даже не вошел, а вбежал человек весьма необычной наружности. Это был высокий смуглый мужчина с огромной черной бородой, скрывавшей половину лица. Борода была тщательно уложена, и на ней не виднелось ни одной спутанной волосинки. Усы мужчины, стрелами указывающие в разные стороны из-под носа, были так же аккуратно подстрижены и содержались в том же прекрасном виде, что и борода. Над острым, изогнутым как клюв, носом сидели черные глаза. Взгляд казался грозны из-за нависавших над ними огромных вихрей бровей. Одет он был в простую белую рубаху, которая неплотно прилегала к телу. На запястье правой руки был надет стальной браслет без всяких украшений. Но больше всего в его облике привлекал внимание огромный синий тюрбан, опоясывавший голову. Он полностью скрывал его прическу за аккуратно свернутыми слоями ткани.
Только он появился в дверях, я инстинктивно качнулся назад на стуле - до того грозный он имел вид. Обведя нас взглядом, он остановил свой взор на Марине и гласно крикнул с явным акцентом:
 - Беда в кафе! Пойдем!
Марина спрыгнула со стула и вслед за мужчиной исчезла из кофейни.
 - Кто это был? - спросил я, повернувшись к Даниле.
 - Гурприт, ее повар, - ответил он.
 - Что там у них могло случиться? - спросила Катя, - Как бы чего не было с теми Маракасами.
 - Да, у меня тоже плохое предчувствие, - процедил Данила.
Не выдержав, он закинул фуражку на голову, соскочил со стула и направился к выходу. У двери он задержался и посмотрел на меня.
 - Надо бы глянуть, что там к чему. Ты со мной, напарник?
От этих слов у меня аж потеплело на душе. Наконец, Данила сам звал меня пойти с ним что-то расследовать.
 - Конечно! - ответил я.
Кафе Марины действительно было очень близко от кофейни. Нужно было выйти с Сенного рынка со стороны Московского проспекта, перейти дорогу и найти скромную неоновую табличку под одним из окон желтого дома - «Shiva Burgers». Данила толкнул дверь, и мы оказались внутри.
Первым впечатлением был запах. В кафе жгли благовония, и весь воздух был пропитан ароматом сандала. Запах хорошо расслаблял, что помогло унять тревогу, с которой мы сюда и пришли. В кафе было полутемно: свет  попадал внутрь только из окон, а на улице было пасмурно. Прямо у входа располагался прилавок, собранный из обычных досок ДСП. Тут принимали заказы и тут же, за стойкой, готовили: я увидел позади стол для сборки, раковину, гриль и холодильник. По периметру вся стойка была уставлена горшками с растениями, а над ней проходила труба вытяжки из кухни. Растения здесь любили: горшочки с цветами уходили аккуратными рядами вдоль одной из стен, а на каждом столике стояла вазочка с маленьким букетом. Единого стиля мебели здесь не было: столы и стулья в кафе стояли самой разной формы и размеров, будто их взяли на квартирной распродаже из того, что было у хозяев (позже я узнал, что так и было). У стен располагались массивные диваны с мягкой обивкой, а прямо напротив входа посетителей встречала огромная надпись на белом фоне «Бургеры от Шивы». Над стилизованной надписью виднелось и стилизованное изображение божества - танцующий четырехрукий бог.
Марина и Гурприт стояли у дальней стены рядом с одним из диванов и о чем-то громко разговаривали. Когда мы подошли, открылось нелицеприятное зрелище. Двое мужчин лежали лицами в тарелках, руки их были нелепо распростерты в разные стороны. Разлетевшиеся в стороны куски недоеденных бургеров обрамляли стол и валялись на полу. Стаканы с водой лежали россыпью осколков у их ног. Без слов я понял, что это были те самые братья Маракасы.
 - Они дышат? - быстро спросил Данила.
Он бросился к одному из братьев, схватил его за запястье.
 - Пульса почти нет, - сказал он. Скомандовал мне, - Иван, вызови скорую!
 - Не надо. Я уже позвонил, - раздался вдруг голос позади нас.
Я обернулся. Из полутьмы зала нам навстречу вышли двое. Один был очень высокий молодой человек (мужчиной его было слишком рано называть, но и на парня он уже не тянул) в классическом костюме. Он рассматривал нас через линзу монокля, будто впечатанного в глаз, и вид имел подчеркнуто гордый. Рядом с ним была девушка, являвшая собой полную его противоположность - яркие, выкрашенные в белый, волосы, повсеместный макияж на лице, кольца пирсинга в ушах и носу. На плече она несла большую походную сумку. Девушка стояла, засунув ладони в карманы черных кожаных брюк, и смотрела на нас со скучающим видом.
 - Чу, я чую убийство! - воскликнул вдруг молодой человек хорошо поставленным голосом, словно был сейчас актером на сцене.
 - А это еще кто? - нахмурилась Марина.
Словно он ждал этот вопрос, молодой человек распростер в стороны руки и почти пропел:
 - Ну как же вы меня не узнали? Артур Глазей пред вашими глазами. Ваш дружелюбный сосед-детектив!
Имя показалось мне знакомым. И вдруг я вспомнил: именно на его паблик в социальной сети я набрел, когда искал популярных детективов Петербурга! Сколько там у него было подписчиков, 500 тысяч? Я вдруг почувствовал, что у меня отнимаются ноги от того, что я нахожусь рядом с такой знаменитостью. Но тут же одернул себя и приказал не робеть. Я слишком уж поддавался эмоциям последнее время.
 - Никогда не слышала про вас, - покачала головой Марина.
 - И я здесь, чтобы исправить это недоразумение! - воскликнул Глазей, - Только боюсь, эта встреча не сулит вам ничего хорошего.
Марина отвернулась от него, внимание ее обратилось к лежавшим на столе телам. Судя по всем, детектив ее вообще никак не впечатлил. Глазея это задело. Лицо его покраснело, и он нахмурился. Детектив прокашлялся и спросил:
 - Вы не хотите спросить почему?
 - Да мне все равно! - воскликнула Марина, - Вы не видите, здесь людям плохо, а вы со своими шутками!
 - Как жаль, что вы не воспринимаете меня серьезно, - процедил Глазей, - А ведь я уже раскрыл это дело и вынес вердикт. Виновные - вы!
 - Я?! - воскликнула Марина и мигом обернулась к нему. Глазей самодовольно улыбнулся.
 - Точнее, не вы, а ваше кафе. Но давайте по порядку - братья Маракасы были отравлены в вашем кафе. Я был здесь, когда это произошло. И я видел, что случилось. А раз так, то я должен рассказать людям правду.
Внезапно лицо его приняло раздраженное выражение, и он бросил:
 - Эй, что это вы там делаете?
Возглас этот был адресован Даниле, который, пока Глазей говорил, положил братьев на диван в два ряда и делал каждому из них поочередно искусственное дыхание. Он хмуро ответил Глазею:
 - Спасаю их, что еще!
Я сообразил, что нужно помочь Даниле и бросился к одному из братьев. У меня были когда-то курсы по оказанию первой помощи в школе, но я мало что помнил. Оказавшись у распластавшегося на диване Маракаса, я посмотрел в остекленевшие глаза. Они были раскрыты, зрачки закатились за веки. Рот был распахнут, язык бесформенным слизнем выглядывал из глубины. Но он был жив. Едва-едва, но жив.
 - Что с ними, Данила? - спросил я.
 - Какой-то яд, поражающий нервную систему, - сказал он, - Похоже на то, что было у Япончика.
Я вздрогнул после этих слов. Меня охватило наваждение: труп в дворницкой толстовского дома с ножом в груди. Я вспомнил, как постепенно тратил над собой контроль Сергей и как трудно ему становилось дышать - все от редкого яда, который хитро впустил в его тело злоумышленник.
 - Неужели это опять Суслов? - спросил я в приступе паники.
 - Суслов за решеткой, - покачал головой Данила, - Это что-то другое. Сейчас неважно. У них легкие отказали. Надо помогать им дышать, пока не приехала скорая.
Краем уха я слышал, как Марина громко о чем-то спорит с Артуром Глазеем. Иногда возникал громогласный голос Гурприта. Но отвлекаться было нельзя. Когда, казалось, силы были уже на исходе, а легкие уже больше не могли гнать воздух, наконец, в дверь кафе вбежали работники в медицинских халатах. Маракасов положили на носилки «Скорой» и увезли. Я в изнеможении сел на полу рядом с диваном, пытаясь отдышаться. Данила в это время разговаривал с Глазеем.

 - Вы были свидетелем отравления? - спросил он.
Глазей высокомерно оглядел Данилу.
 - О, вы хотите расспросить меня о том, как эта женщина и ее сообщник все хитро провернули? - спросил Глазей с предвкушением в голосе.
 - Так, убирайтесь из моего кафе немедленно! - вскричала Марина. Она была охвачена гневом - яркий контраст со спокойствием и самообладанием, которое она демонстрировала перед нами в кофейне ранее.
 - Если я уйду, это все равно ничего не изменит. Видео с доказательствами вашей вины уже записано, Лола позаботилась об этом.
Блондинка взмахнула головой в утвердительном кивке, словно забивала молотом в живое тело кол.
 - Что вы записали? А ну дайте! - рванулась к ней Марина, но Глазей тут же загородил путь.
 - Я был готов к тому, что преступники захотят скрыть истину, - сказал он.
Марина потеряла самообладание, и вот ее руки со скрюченными в когти пальцами уже тянулись к горлу Глазея. Их движение остановил Данила. Он взял Марину за руку и покачал головой. Девушка пришла в себя. Руки ее безвольно опустились, и она села на стул, который ей услужливо подставил Гурприт. Сам он сел рядом и, взяв ее за руку, стал о чем-то увещевать.
 - Мне интересна ваша теория, - сказал Данила в сторону Глазея, - Как же были отравлены братья Маракасы? И вообще, откуда вы знаете жертв?
 - О, да кто же их не знает? - воскликнул Глазей, - Когда они вошли, я сразу их узнал.
 - А вы уже были здесь, когда они пришли?
 - Да, был, - сказал он после странной паузы, - Поглощал фирменный бургер данного заведения.
 - Вы пришли сюда именно за этим?
Глазей хмыкнул и резко вознес к потолку скулы. Гордо произнес:
 - За кого вы меня держите? Пытаетесь устроить мне допрос? Мне, детективу с известным на всю страну именем?
На всю страну? У этого парня было огромное самомнение. Впрочем, Данилу его слова никак не смутили.
 - Я всего лишь хочу восстановить хронологию событий, вот и все, - сказал он.
 - Тогда причина моего визита в данное, с позволения сказать, заведение, значения не имеет, правда? Скажем так, иногда мне хочется отведать чего-нибудь постного. Вот и подвернулось это кафе. Но мы разговаривали о несчастных братьях, если не ошибаюсь. Так вот, их невозможно было не узнать. «Горячая гречка» известна на всю Москву, их лица знает каждый, кто мало-мальски следит за новостями.
 - Что произошло после того, как они вошли?
 - Хозяйка, Марина, села беседовать с ними вот за этим столиком, откуда несчастных только что унесли. Им подали большие бургеры, но беседа началась еще до этого.
 - О чем они говорили?
Глазей сделал оскорбленную мину.
 - За кого вы меня держите! Хотя я дружелюбный сосед-детектив, но подслушивать чужие разговоры - не мой уровень!
 - Но тем не менее, вы следили за ними.
 - Само собой. Это все-таки известные люди, и мне хотелось знать, зачем они пришли в столь невыразительное заведение.
Данила снял фуражку и почесал затылок.
 - Вы уже несколько раз выразили свое пренебрежение к «Бургерам от Шивы». Так почему вы выбрали это место для обеда?
 - Я же сказал - хотелось чего-то постного!
Всем своим видом детектив показывал нежелание распространяться дальше на эту тему.
 - Итак, вы будете меня перебивать или все-таки дослушаете? - спросил он.
 - Продолжайте, - сказал Данила, цепляя фуражку обратно на голову.
 - Я не слышал о чем они говорили, но я видел, что дискуссия стала очень жаркой. Даже слишком! Обе стороны кричали и не стеснялись в выражениях. Наконец, Марина хлопнула ладонью по столу, поднялась со стула и пошла к стойке. Там она сказала что-то повару, после чего вышла, хлопнув дверью. Именно с этого момента я что-то почуял и дал команду Лоле записывать.
Вместо продолжения Глазей выбросил вверх руку и громко щелкнул пальцами.
 - Лола, запись! - прогремел он.
Девушка-блондинка достала из кармана огромный телефон и что-то на нем запустила. Надув огромный пузырь жвачки, она повернула к нам экран, а сама с отсутствующим видом глядела куда-то вдаль, в окно на улицу. На экране шло видео, записанное на телефон. Снимавший - скорее всего, это была сама девушка - показывал общим планом пространство перед столиком. Оттуда хорошо просматривался как стол, за которым сидели братья Маракасы, так и стойка, где работал Гурприт. Диван братьев стоял прямо напротив нее. Можно было видеть, как мужчины без всякого энтузиазма ковыряют бургеры и перебрасываются редкими фразами. Гурприт в тот момент налил в стаканы воду. Он вышел из-за стойки, подошел к их столику и выставил два полных бокала.
 - А теперь смотрите, - вкрадчиво произнес Глазей и поставил видео на паузу.
Он увеличил картинку и указал пальцем на краешек стола - там, куда опустились бокалы. На руке Гуприта было темное пятно, которое при ближайшем рассмотрении оказалось маленьким животным.
 - Крыса? - спросил я.
 - Нет, это хомяк, - сказал Данила.
 - Именно! Это местный хомяк данного заведения, как я узнал позже. Теперь смотрите дальше, только следите за нашим шерстяным другом, - сказал Глазей.
Он включил запись, и было видно, как хомяк ступил на ободок бокала, будто собираясь прыгнуть внутрь, но в решающий момент передумал и прыгнул на стол. После этого он пробежал вдоль стола куда-то в направлении брюк одного из братьев. Маракасы при этом вовсе не заметили появления животного: они были слишком увлечены едой. Бургеры были действительно огромными: Марина не спроста назвала «Тандаву» их фирменным блюдом. Когда хомяк еще бежал по столу, Гурприт хотел его поймать и вытянул руку, но не успел. Махнув ладонью, он развернулся и пошел обратно к стойке. Глазей снова приостановил видео.
 - Вот вам и вся разгадка, господа, - с торжествующим видом проговорил он.
 - Разгадка чего? - спросил Данила.
 - Ну как же! Именно так отравили Маракасов. Хомяк с руки повара пробежался по бокалам, рассыпая отраву внутрь воды.
 - Из чего же он ее высыпал?
 - Ах, смотрите еще раз! - воскликнул в досаде Глазей, - Смотрите внимательно на его шею!
Он перемотал назад и увеличил самого хомяка, когда тот бежал по столу. И действительно, на шее у него болталось что-то крупное и продолговатое, словно пробирка или маленькая ампула черного цвета.
 - Видите? В этом контейнере был яд.
 - Едва ли, - покачал головой Данила, - На таком контейнере тогда должна быть крышка, иначе яд внутри будет рассыпаться куда ни попадя. Сомневаюсь, что хомяк открыл контейнер над бокалами, а потом закрыл его, когда бежал по столу. А должно было быть именно так, потому что никаких следов яда на столе не было.
 - А в какой, по-вашему, форме был яд? - спросил Глазей, - Если, допустим, это была жидкость?
С этим было не поспорить. Если яд был в форме жидкости, то найти его следы на столе после крушения на него братьев было бы невозможно. Точнее, невозможно было понять, остался яд на столе от хомяка или он попал туда из бокала, разбитого в процессе падения головы.
 - Мы забегаем вперед, - сказал Данила, - Пока что я даже не уверен, что яд был в воде. Откуда вы так в этом уверены?
 - Откуда? Смотрите же дальше, - с этими словами Глазей продолжил воспроизведение.
Братья так и не смогли прикончить бургеры, отложили огромные искусанные башни в тарелки и потянулись за стаканами воды. Опорожнили залпом все содержимое и откинулись на спинку дивана. Я ждал, что вот сейчас они упадут от яда, но братья, как ни в чем ни бывало, сидели и спокойно разговаривали. Постепенно с ними начало происходить что-то странное. Один из братьев схватился за лицо, другой в упор разглядывал сильно задрожавшую руку. Наконец, один подскочил, но ноги его уже не держали, и именно в этот момент он упал лицом на стол. Второй попытался растормошить брата, но руки его будто не слушали - сметя в сторону тарелку и бокалы, он тоже рухнул на стол. По полу разлетелись осколки тарелок и остатки бургеров. Один из кусочков продолжил катиться и покатился аж в сторону двери. Я пригляделся: это был не кусочек бургера.
 - Хомяк! - воскликнул я, указывая пальцем на бегущую точку.
 - Именно, - кивнул Глазей.
Теперь мы все глядели на грызуна. Дверь после ухода Марины не была закрыта полностью, в ней оставалась маленькая щелочка - туда и протиснулся хомяк.
 - Как вы видите, наш убийца убежал на улицу, - сказал Глазей.
Он остановил видео и хотел было отдать телефон обратно Лоле, но его руку остановил Данила.
 - Постойте. Перемотайте назад на пару секунд и увеличьте изображение хомяка.
 - Зачем?
 - Я кое-что заметил. Хочу понять, не показалось ли мне.
 - Как угодно, - сказал Глазей, без всякой, впрочем, охоты.
Он сделал как просил Данила, и тогда всем нам стало очевидно то, о чем говорил мой товарищ. В зубах хомяка что-то было зажато.
 - Ну и что? - спросил Глазей, - Это, вероятно, кусочек бургера, оставленного почившими братьями.
 - Может быть, - произнес Данила, - Но может быть, и нет.
 - Я думаю, это совершенно неважно, - подытожил Глазей и передал телефон своей помощнице. - Что было дальше, вы уже знаете. Гурприт бросился к телам, послушал дыхание, пощупал пульс и убежал звать Марину.
 - А вы что делали все это время? - спросил Данила.
 - Во-первых, я вызвал скорую. Во-вторых, я искал яд, конечно же! - воскликнул Глазей.
 - Но вы же сказали, что он был у хомяка.
 - Поначалу я хотел исключить другие возможности. Как я могу называться детективом, если не проведу розыскную работу! - воскликнул он.
 - Но, конечно, ничего не обнаружили?
 - Именно так - повар не оставил следов. Как вы уже поняли, яд мог находиться только в стаканах с водой, поданных им. То есть, он был либо на шее хомяка, либо прятался где-то в одеждах нашего колоритного персонажа.
И он опасливо поглядел в сторону Гурприта. Тот, хоть и сидел к нам затылком, сразу же оглянулся и посмотрел в нашу сторону из-под казавшихся всегда нахмуренными бровей. Прикрыв ладонью рот, Глазей сказал:
 - Если честно, мне кажется, он мог спрятать яд в своем тюрбане. Там, наверно, даже гранатомет можно спрятать, не находите?
 - Почему бы нам не спросить? - спросил Данила.
Он встал из-за стола, подошел к Гурприту и что-то ему сказал. Тот встал с места и размотал тюрбан. По сторонам головы упали роскошные черные волосы, а в его руках оказалась длинное синее полотно и две полоски ткани, удерживавших под тюрбаном волосы. Он передал все Даниле.
 - Как видите, в тюрбане у него ничего не крылось, - сказал Данила, подходя и показывая ткань.
 - Вижу, вижу, - буркнул Глазей. 
Данила вернул тюрбан Гурприту, а Глазей тем временем встал из-за стола и направился к выходу. Девушка, как хвостик, поплыла вслед за ним.
 - Спасибо за внимание! - уже у дверей провозгласил «дружелюбный» детектив, - Распутывать это дело было величайшим вызовом моему интеллекту.
Он уже взялся за ручку, чтобы выйти на улицу, но тут кафе сотряс громогласный возглас.
 - Стоять! - взревел Данила и выстрелил указательным пальцем в сторону Глазея.
Вздрогнул даже я, а Глазей и вовсе подскочил на месте, его монокль выпал из глаза и со стуком упал на деревянный пол.
 - Да что вы себе позволяете! - фальцетом пропищал он, - Таким тоном со мной…
Данила подошел к нему.
 - Уважаемый дружелюбный детектив Артур Глазей, - сказал он, - Я с вами не согласен. Это дело вовсе не распутано. Но ваш ролик пролил свет на то, что случилось здесь.
Глазей нервно пригнулся к полу, схватил монокль и стал быстро сдувать с него пыль. Весь пафос и напыщенность с него будто сдуло ветром. Теперь он смотрел на Данилу опасливо и с большой осторожностью. Устав чистить монокль, он раздраженно передал его Лоле со словами: «На, помоги». Сам же быстро бросил, пытаясь придать словам уверенности:
 - А ты вообще кто?   
 - Меня зовут Данила Соколик. Если уж мы представляемся, то я предпочитаю зваться «искатель истины».
Я усмехнулся. Да уж, они друг друга стоили. С одной стороны самопровозглашенный детектив, одетый словно сборный образ всех литературных сыщиков, с другой - Данила в своем неизменном мундире и фуражке. Меня не покидало чувство, что я наблюдаю поединок, только не бойцовский, а интеллектуальный. Глазей явно упивался своим статусом детектива и, по виду, очень дорожил репутацией, тогда как Данилой руководило фанатичное стремление к истине в ущерб всему остальному. И, несмотря на славу Глазея, я все-таки занимал сторону своего пока безвестного друга.
 - Данила Соколик, - с прищуром повторил Глазей, - Ничего себе имя придумал. Но я о тебе ничего не слышал.
 - Только что услышал, - сказал Данила, - Имя свое я, кстати, не придумывал. И, раз уж мы закончили с титулами, давай обратимся к насущным вопросам. Ты собираешься выложить видео с хомяком и обвинить владельцев кафе в отравлении братьев Маракасов, правильно понимаю?
 - Конечно. Я не собираюсь утаивать правду!
 - Твоя правда основана на том, что братьев отравил хомяк. Но если нет?
 - А кто еще их мог отравить?
 - Я не знаю, - покачал головой Данила, - Но мы также не знаем, где хомяк. Последний раз мы видели его только в этом ролике, убегающим на улицу. Удостовериться, что у него на шее был яд, невозможно.
 - Хочешь искать хомяка - пожалуйста, - отмахнулся Глазей, - В любом случае, я монтирую видео и выкладываю его у себя в сообществе.
 - Но если мы найдем его и на шее у него не будет никакой ампулы с ядом? - спросил Данила, - Тогда придется делать опровержение, тогда пострадает твоя репутация.
Глазей закусил губу и сосредоточенно посмотрел в пол. Слова Данилы чуть пошатнули его глубоко укорененное тщеславие. Он никак не мог похволить себе терять репутацию.
 - Я сомневаюсь, что вы сможете его найти в этом… - он посмотрел через окно в сторону Сенного рынка, - В этом аду.
 - Я потрачу на это столько времени, сколько потребуется, - уверил его Данила.
 - Три часа, - бросил Глазей, - Если не найдешь хомяка в течение трех часов, я выкладываю разоблачение.
 - Договорились, - сказал Данила и протянул руку, чтобы скрепить устный договор.
Глазей нерешительно вперился взглядом в его ладонь, но все-таки потряс ее. Вместе с Лолой они исчезли за дверью.

Только он ушел, Данила повернулся ко мне и быстро потряс головой, будто сбрасывал с себя наваждение.
 - Фуух, - выдохнул он, - Повезло, что удалось сыграть на его тщеславии.
У меня была тысяча вопросов к нему, и я не знал, с какого начать. Но Данила уже не смотрел на меня, он глядел на Гурприта.
 - Ага, сейчас наш дорогой Гурприт будет повязывать обратно свой дастар! - воскликнул он, - Великолепное зрелище, давай посмотрим, Иван.
Гурприт был польщен таким вниманием. Он только закончил расчесывать свои длинные и красивые волосы какой-то специальной деревянной расческой с длинными узкими зубчиками. После этого он скрутил волосы в косу и аккуратно уложил их на голове в форме ракушки улитки. Накрыл голову темной полупрозрачной тканью (это был еще не сам тюрбан) и повязал ее на манер банданы, сделав узелок на лбу. В руке у него появилась длинная железная спица, которой он спрятал под эту бандану выбившиеся волосы. Следом он взял длинную белую ленту и обвязал ее вокруг головы, накрыв лоб. Кончики узла на затылке заткнул за края ленты. И только после этого пришел черед самого тюрбана. Гурприт сложил ткань вчетверо, получилась длинная плотная лента. Прижал один конец к левому уху и неспешно обмотал голову, делая диагональные укладки, каждый новый раз чуть повыше предыдущего. Он делал это очень тщательно, постоянно удерживая новый слой рукой, чтобы он случайно не распустился. Когда лента достигла макушки, он аккуратно взялся за тот слой, что положил самым первым поперек головы, и расправил ткань, полностью закрыв верх головы. Финальным штрихом он снова взял железный стержень и прошелся по тюрбану на макушке, расправляя складки ткани.
Я смотрел на весь процесс как загипнотизированный. В методичной укладке Гурприта было нечто невероятно увлекательное для глаз. Его выверенные действия говорили о том, что укладывал он свой тюрбан уже много лет и, скорее всего, каждый день. Такая преданность делу внушала уважение, и в глубине души я стал упрекать себя, что не могу даже выходить каждый день с Данилой на пробежку, а тут человек так сложно завязывает предмет повседневной одежды.
Впрочем, эту мысль вытолкала другая. А именно: «Почему мы стоим и уже десять минут смотрим как человек завязывает тюрбан в то время, как нам надо расследовать отравление?!». Эту мысль я и хотел озвучить, но Данила меня опередил.
 - А теперь, когда мысли наши успокоились от этой визуальной медитации, можно вернуться к более срочным вещам, - сказал он.

Марина поднялась со стула и подошла к Даниле. О слезах на лице напоминали только красные круги под глазами. Она приложила правую руку к груди и слегка поклонилась в его сторону.   
 - Да благословит тебя Вишванатха, Данила. Я благодарна за то, что ты вступился за наш дом.
 - Но еще ничего не решено, - сказал Данила, - Глазей все еще может выпустить порочащее видео.
 - Если он это сделает, карма его будет навеки запятнана, а расплачиваться за это долгие годы придется не только ему, но и его потомкам. Я сразу увидела, какой он человек. Он уже давно укоренился в дуккхе и никогда не покинет самсары. 
 - Этими словами его не остановить. Нам нужно узнать правду.
 - Правда побеждает все, - согласилась Марина, - А ты носитель великой добродетели, Данила. Будь все люди как ты, Сатья Юга давно бы наступила. Время расцвета, время мудрецов.
Данила лишь кивнул. По лицу его я видел, что он не знает как в точности лучше ответить. Вероятно, он, как и я, не все понимал из слов Марины.
 - Я тебе сразу скажу - наш Шива здесь не причем, - сказала Марина.
 - И да, и нет, - сказал Данила, - Я не верю, что Шива мог отравить братьев. Однако меня не покидает ощущение, что ключ к разгадке отравления находится вместе с ним.
 - Шива не возвращался? - спросила Марина у Гурприта.
Выражение лица повара стало тоскливым. Брови поникли и со спущенными уголками губ он произнес:
 - Нет. В кафе нет.
 - Как нет? - ахнула Марина.
Тут я не выдержал и спросил:
 - А кто такой Шива?
 - Шива - это наш хомяк, - пояснила хозяйка.
Я подумал, что ослышался, и спросил:
 - У вас работает хомяк?
 - Не просто работает. Он благословляет пищу и помогает людям, которые ходят в наше кафе, покинуть дуккху и приблизиться к ананде.
 - Но разве это по нормам… по санитарным нормам? - спросил я.
Мне сразу же захотелось забрать свои слова назад. Все трое глянули на меня снисходительно, будто я сказал нелепицу.
 - А впрочем, если ваши клиенты не против, то что я могу сказать, - сказал я и вымученно рассмеялся, чтобы замять ситуацию.
 - Я тебе больше скажу. Клиентам очень нравится Шива, - сказала Марина, - Кроме того, что он помогает на кухне, он также освящает своим присутствием людей. Когда Гурприт приносит им еду, Шива иногда прячется в складках его одежды и прыгает к ним на стол. Тогда у них есть возможность лично пообщаться с воплощением Бога.
 - Хомяк - это воплощение Бога?
Я почувствовал, как медленно теряю рассудок. Хотя было понятно, что в этом кафе понятие объективной реальности следовало оставить в стороне. 
 - Конечно, - ответила Марина, - Как и все мы можем быть Его воплощением. Просто Шива уже достиг этой стадии.
 - А как вы это поняли?
 - Когда Гурприт нашел его на улице, он совершал действия, достойные нашего Бога.
 - Какие?
 - Он дрался с котом. Представляешь размеры хомяка и кота? Обычно грызуны просто убегают, но только не наш Шива. Он бросился на кота и вгрызся ему в хвост. Кот не мог никак его стряхнуть, выл от боли и крутился. В конце концов, когда Шива отпустил, кот в страхе убежал. Гурприт был тому свидетелем.
Повар с серьезным видом кивнул в подтверждение.
 - И тогда Гурприт понял, что перед ним на глазах разворачивается живой миф. Как ты знаешь, в легендах повествовалось, что 10 000 аскетов однажды наслали на Шиву враждебного тигра. Однако Бог содрал с него шкуру. Так же, как и хомяк желал содрать шкуру с того кота. Тогда Гурприт приютил Шиву и после этого каждый день возносил молитвы в его честь.
 - Но сейчас Шива пропал, - подвел итог истории Данила.
 - Да защитит его Шанкара, - произнесла Марина, - Я не видела этого видео, как он пропал?
Данила описал то, что показал нам Глазей.
 - Наверно, его испугал громкий звук от падения тел после отравления, - сказала Марина, - И он побежал без оглядки. Я не думаю, что он мог далеко уйти. Нам нужно отыскать его как можно скорее.
 - Без сомнения, - сказал Данила, - У меня только один вопрос. На видео было видно, что на шее у хомяка что-то повязано. Что он носил с собой?
 - А, это лингам, - улыбнулась Марина.
 - А это что такое? - спросил я.
 - По-просту говоря, лингам это символ Шивы. Без формы, без цвета, лингам представляет собой всю непознаваемость Шивы.
 - И этот лингам… Он длинный и продолговатый?
 - Да, фаллический символ, - просто сказала Марина.

На этом разговор был исчерпан. Из отпущенного Глазеем времени у нас осталось два с половиной часа. Я волновался, вспоминая приснопамятное отравление в Толстовском доме. Тогда Данила едва-едва смог вывести преступника на чистую воду, и то на оговорке. Но сейчас ситуация была другая: нам нужно было всего лишь найти хомяка. Но если он убежал на Сенной рынок, то поиск его был равносилен попыткам отыскать иголку в стоге сена. Гурприт и Марина вышли на улицу. Я задержал Данилу у двери и спросил:
 - А что если мы все-таки не найдем его за это время? Что тогда?
 - Тогда нам останется только одно, - ответил он, - Отправиться лично к братьям Маракасам с вопросами.
 - Они же отравлены.
 - Но живы. Когда врачи приходили их забирать, я поинтересовался, куда их повезут. На счастье, в этой больнице работает человек, которого я знаю. Я уже попросил его сообщить мне, когда братья придут в сознание.
 - Так а зачем нам вообще у них что-то спрашивать? Они ведь жертвы в этом деле, что они могут сказать? Все важное мы уже видели на телефоне Глазея.
 - Почему ты так в этом уверен? - спросил он, - Если думать, что яд был в воде, то да, их показания будут бессмысленны. Но я думаю, дело обстояло иначе.
 - А где еще мог быть яд? В бургерах? Но тогда тоже…
 - Мой друг, ты исходишь из предположения, что Маракасов отравили люди, которым мы сейчас вызвались помочь. Ты разве не находишь в этом противоречия?
 - Может, не они, но кто-то…
 - Никто больше не мог, - резко мотнул головой Данила, - В момент отравления в кафе никого не было, кроме братьев, Глазея, Гурприта и Шивы. Никто не заходил на кухню, чтобы что-то подсыпать. Ты же сам все видел на видео. Глазей не мог ничего отравить, так как иначе это было видно в его ролике.
 - Действительно, - задумался я.
 - И если мы исходим из того, что Марина и Гурприт невиновны, то отравление произошло до подачи бургеров.
 - До подачи? - удивился я. А потом все встало на свои места, - А, вот зачем тебе нужно поговорить с Маракасами!
 - Именно. Мы не знаем, что они ели до бургеров. Их мог поразить медленный яд.
 - Так зачем нам тогда вообще хомяка искать? Давай поедем в больницу и дождемся, когда братья придут в себя и все у них выспросим.
 - Они могут очень долго приходить в себя. Да и я уверен, что Шива как-то с этим связан, - задумчиво проговорил Данила.
 - Откуда ты так в этом уверен?
 - Помнишь мой третий принцип? - спросил он.
 - Доверяй интуиции, - кивнул я.
 - Да, мой мозг увидел что-то на этом видео, но я пока сознательно не понимаю, что. Мне не дает покоя один момент. Как по-твоему, зачем Шива побежал к штанам одного из братьев?
 - Я так понял, его подкармливают посетители. За едой бежал.
 - Но еда же была на столе.
 - Может, часть бургера на штаны ему упала. Ты же видел, как они ели.
Данила развел руками, без слов давая понять, что возможно все. Дверь открылась, заглянула Марина и спросила, когда мы выйдем. Мы покинули кафе, и она закрыла дверь на ключ.
Как только мы вышли за порог, на уши тут же обрушился шум от прохожих и автомобилей. Люди сновали по улице туда и обратно, торговцы сидели на стульчиках на тротуаре, зазывая прохожих громкими криками. Здесь было трудно спокойно находиться даже человеку, что говорить про маленького хомяка?
 - Как мы найдем его? - обратился я к Марине.
 - Сначала пойдем туда, где Шива всегда любил бывать, - сказала она.
 - Как это - любил бывать?
 - Мы часто выходили с ним гулять на Сенной рынок. Он помогал нам выбирать лучшие овощи для бургеров, - сказала Марина, - Ты не представляешь, сколько там продают гнилого товара. А у нас был специалист.
 - И как вы с ним выходили? Держали за пазухой?
 - Нет! На поводке, конечно.
Я представил Марину, ведущей за длинный ремешок маленького хомяка. В ее словах была логика: если хомяка выгуливали по рынку, он вполне мог убежать к знакомым по прогулкам местам. Мы прошли сквозь черные ворота Сенного рынка, напоминавшие вход в огромный замок. Только мы оказались по ту сторону, как шум многократно усилился. Людей вокруг стало так много, что приходилось проталкиваться. Я наступил кому-то на ногу, хотел извиниться, но уже не видел, кому принадлежала несчастная ступня - человек тут же растворился в толпе. В следующий миг кто-то втоптал в асфальт уже мою ногу. Марина показала в сторону крытого рынка, и потихоньку, расталкивая в сторону тела, мы оказались внутри.
В торговом павильоне было просторнее, чем снаружи. Это объяснялось тем, что цены здесь были выше, чем у торговцев снаружи. Внутри пахло специями, кровью с салом и свежими фруктами. Голоса посетителей и торговцев взлетали в вышину, отражались от высокого купола и разлетались оглушительной какофонией по всему зданию. Казалось, что говорят одновременно все и с разных сторон. На прилавках лежали фрукты и овощи аккуратными рядами, а над ними возвышались их властелины - сурового вида мужчины, с которыми предстояло выдержать словесную схватку, если хочешь сторговаться. 
Марину этот хаос вовсе не смущал. Она сразу направилась к одному из прилавков в сердце крытого рынка. Только мы подошли, как гроздья укропа и салата раздвинулись в стороны, словно занавес театра. Показалась лохматая голова с ясными синими глазами и смуглым лицом. Торговец приветливо улыбнулся девушке.
 - Марина, привет! Тебе брокколи, как обычно? - спросил он.
Марина улыбнулась в ответ и покачала головой.
 - Нет, Вахид, сегодня я не за овощами. У нас Шива пропал. Он не прибегал к тебе сегодня?
Она приблизила голову к прилавку, иначе ответ было не услышать за оглушающим гомоном. Мужчина задумался и покачал головой. Я же поражался разнообразному обилию на прилавке. У него на прилавке лежали огурцы, помидоры, брокколи, авокадо, кабачки, лаймы и еще множество овощей и фруктов. Все на вид была очень свежее. На огромных листьях салата поблескивали капельки воды, пробуждая аппетит. Теперь я начинал понимать, почему Марина открыла кафе так близко от Сенного.   
 - Шивы здесь не было, - повернулась к нам Марина.
Гурприт ей что-то сказал.
 - Да, остается только пойти к нему, - вздохнула девушка.
Мы обогнули прилавок, прошли еще мимо нескольких кричащих торговцев и вышли, пожалуй, к самому массивному и объемному лотку во всем Сенном. На этом прилавке было не пять-шесть рядов, как на остальных, а больше десятка. Коробки ломились от огромных сочных слив, спелой черешни, идеальной формы томатов. Сильно пахло огурцами, и от этого запаха я будто перенесся обратно в свою деревню. Именно так пахли огурцы, когда их пора было срывать из-под огромных плетней. Мне, выросшему со своего огорода, достаточно было один раз взглянуть, чтобы понять: здесь выставлены лучшие дары матушки природы. На чистом грунте, чистой воде и без всяких нитратов. Не помня себя, я рванул к огурцам и хотел уже зачерпнуть пригоршню, как меня остановил властный возглас: «Эй!».
Я медленно поднял голову. Надо всем этим природным великолепием возвышался, как султан на золотом троне, огромных размеров торговец. Он сидел, уперев руки в бедра, и взирал на меня сверху вниз со снисходительной ухмылкой.
 - Здесь я набираю, - медленно произнес он с явным акцентом, - Что нужно?
Только тут я опомнился, что пришел вовсе не за огурцами. Я попятился, уступая Марине. Меня удивило, что на лице ее играла добрая улыбка, словно она понимала, почему я потерял голову в присутствии простых огурцов. Девушка шагнула вперед и подняла голову к гиганту, словно была на аудиенции у какого-то важного правителя древности. Даже тон ее голоса был другим.
 - Здравствуй, Бахрам. Не видел ли ты Шиву?
Торговец прищурился, лицо его приняло хитрое выражение.
 - Даже если видел, то что?   
 - Мне нужно узнать, где он. Он пропал, а если мы его не найдем, то мое кафе закроют.
Бахрам отмахнулся огромной рукой.
 - Что мне до твоего кафе, - сказал он.
Я понял - он что-то выторговывает для себя. Шиву он наверняка видел. С такого-то высокого насеста!
 - Но мы постоянно покупаем у тебя овощи, - сказала Марина, - Если кафе закроют, то мы больше не придем.
Торговец задумался, уткнув подбородок в большой камень ладони. Потом покачал головой.
 - Я не хочу, чтобы ты опять приходила с Шивой, - пробасил он.
 - Почему?
Гурприт наклонился ко мне и прошептал на ухо:
 - Шива всегда находит хороший фрукт. Бахраму не нравится.   
 - Но ведь все на прилавке свежее, - удивился я.
 - На прилавке - да, - сказал Гурприт, - Но Бахрам не дает с прилавка. Этим он манит к себе, а фрукт дает из-за прилавка. Он часто плохой.
 - Тогда зачем Марина у него покупает?
 - У Бахрама большой выбор. Можно много всего сразу купить.
Тем временем разговор девушки и торговца продолжался.
 - Я скажу, что видел Шиву, но скажи мне, что ты больше с ним не придешь, - отрезал Бахрам.
 - С ним все было хорошо? - воскликнула Марина, - Скажи, он не был ранен?
Но торговец молчал, полуприкрыв глаза и сложив руки на бочке груди.
 - Да не приду я с ним, не приду! - вскричала Марина, - Только скажи, куда он побежал!
С довольной ухмылкой Бахрам медленно расправил руки и вытянул кисть правой в направлении позади нас. Мы обернулись - он указывал на выход с рынка, только не тот, через который мы пришли, а с дальней стороны павильона. Руки Марина задрожали. Не сказав ничего Бахраму, она отправилась в указанную сторону. Торговец хитро смотрел ей вслед.

Когда мы оказались на улице, нас снова зажало между потоками тел. Найти что-то в таком столпотворении было решительно невозможно. Марина в бессилии всплеснула руками.
 - Это бесполезно! - вскричала она.
Данила огляделся по сторонам, потом отозвал нас всех в сторону. Мы прошли через едва различимый проход между навесами с лотками и оказались с обратной стороны. Ко всеобщему облегчению, здесь почти не было людей. Фуражка Данилы была набекрень, наверно, от столкновения с кем-то. Он решительно ее поправил и сказал:
 - Чтобы найти Шиву, мы разделимся.
Он оглядел проход, в котором мы оказались. Он шел от одного выхода Сенного до другого - туда, где был выход к Фонтанке. С одной стороны прохода стояли палатки - оттуда мы только что выбрались - с другой высилась стена торгового центра, примыкавшего к рынку.
 - Иван и Марина, вы обыщете этот проход, - наказал он нам, - А мы с Гурпритом пойдем назад и будем искать Шиву среди палаток.
Данила и Гурприт нырнули назад, в сумятицу торговых рядом. Мы с хозяйкой кафе решили сперва пойти к выходу на Фонтанку. Мы шли, внимательно осматривая все уголки в проходе. Иногда даже заглядывали за края палаток, поднимая слегка ткань. Некоторые торговцы замечали нас, и тогда пригибались, осыпая ругательствами на непонятном мне языке.
Мы дошли до выхода с рынка, но ничего не увидели. Развернулись и пошли к другому выходу, туда, откуда вошли на Сенной. Я видел, что Марина сильно волнуется, переживая за судьбу Шивы. Она периодически останавливалась, складывала руки на груди, прикрывала глаза и что-то шептала. Затем делала несколько глубоких вдохов, пытаясь успокоиться. Ее возбужденное состояние передавалось и мне. Чтобы как-то отвлечь ее от мрачных мыслей, я завел разговор о ее кафе.
 - Мне интересно, как ты… - я попытался подобрать правильные слова, - Как ты пришла к своей философии?
 - А почему спрашиваешь? Тебе ведь неинтересно это.
 - Почему ты так решила? 
 - Я сразу увидела какой ты человек, - сказала она, - Когда мы еще сидели в кофейне и ты узнал, что мое кафе вегетарианское, да еще и по идейным причинам, тогда я и увидела в тебе это.
 - Что именно? - спросил я. А у самого в это время было ощущение, что я стою голый перед ней. Было неуютно и очень хотелось куда-нибудь спрятаться.
 - Ты думаешь, это все ерунда, - сказала она, - Что мое вегетарианство лишь причуда. А я - фанатик, который нетерпим к людям, не разделяющим моих верованиям. Как-то так, я права?
 - Нет! Нет, конечно! - выпалил я на автомате. Но следующей фразой признал, - Хотя да, примерно так я о тебе подумал.
Марина на мгновение задумалась, а потом спросила меня:
 - Ты ведь тоже в деревне вырос, правда?
 - Ну да, а что? - спросил я.
Сказано это оборонительным тоном - я замечал, что напрягаюсь всегда, когда кто-нибудь напоминал мне о деревенском происхождении. Я его стеснялся? Возможно. В большом городе мне не хотелось выглядеть простаком в глазах людей, а деревенское происхождение, на мой взгляд, именно так меня и выставляло. Всякий раз, когда я представлялся, я всегда делал упор на то, что я художник. 
 - Я это поняла, когда ты ринулся к тем огурцам, - с улыбкой сказала Марина. - Ты понял, что они натуральные, с земли, со своего огорода?
 - Сомневаюсь, что они прямо были с огорода. Наверняка, это торговец их где-то покупает или выращивает, а потом привозит сюда. Но да - есть у меня чутье, что ли, на свежие овощи и фрукты.
 - Это черта тех, кто вырос на своем хозяйстве. А скажи - были у вас там в деревне животные?
 - Были, конечно. Козы, утки, куры. Были и коровы, но последнюю забили, когда мне было пять.
 - Хорошее хозяйство! А мне вот интересно - тебе приходилось рубить головы курам?
Вопрос был неожиданный, и тут я понял, к чему клонила Марина. Когда мне было десять, отец убил старую курицу, которая уже давно не несла яиц. Мы звали ее Квочка, и она была нашей наседкой: выводила новый молодняк цыплят. Но в какой-то момент она перестала нестись. За полгода Квочка не снесла ни одного яйца, и отец принял решение зарезать ее. Я до сих пор помню, как тяжело мне было смотреть, как он хватает ее, отчаянно машущую крыльями, и несет за пазухой в конец огорода. Там стояло большое полено, на котором отец рубил дрова. Как отрубили голову Квочке, я не смотрел. Но мое воображение живо представляло себе, как носится по траве безголовое тело, пока наконец не падает замертво на землю, будто споткнувшись. Раньше я уже видел, как рубили курам головы, и каждый раз декапитация завершалась этим жутким в глазах ребенка процессом. Суп, который приготовили из Квочки, я есть отказался. А еще через пару дней, играя во дворе, я нашел под дверным порогом, там, где одна из половиц снималась и отходила в сторону, кладку яиц. Никто, кроме Квочки, не мог их вынашивать. Оказалось, что она все-таки сидела на яйцах, просто не в загоне.
 - Нет, я никогда не рубил, - ответил я.
 - Не рубил, - кивнула Марина, словно отмечая что-то про себя, - Тогда я тебе завидую. Потому что я убила больше сотни кур.
Я подумал, что ослышался. А Марина продолжала:
 - И не только кур. Я резала кроликов. Убила три коровы и две козы.   
Когда она это сказала, я невольно скосил взгляд на ее руки. Я и раньше замечал это, но сейчас в глаза особенно бросились ее большие руки с мозолистыми пальцами и стертыми ногтями.    
 - Но как? То есть… почему? - спросил я.
 - Почему я их убивала? Так ведь я тоже жила и росла в деревне. Отец оставил нам большое хозяйство. Он утонул в реке, когда я была совсем маленькой. У меня не было братьев, дядя жил далеко, а нанимать кого-то для убоя мы не могли себе позволить. Моя мать была очень впечатлительной, она не могла убивать.
Я хотел что-то сказать ей, но слова не шли. Посочувствовать ей? Или, наоборот, похвалить и поддержать? Потом я осознал, что не могу сказать ничего, потому что сам никогда не убивал животных. И любые мои слова были бы или пустым звуком, ложью. Марина с отстраненной улыбкой сказала:
 - Странно, да? Я меня вегетарианское кафе, хотя я убила так много зверей.
 - Как раз нет, - выдавил я, - Я думаю, это было очень тяжело для тебя.
 - Ты не думаешь, что я слабачка? - удивилась она, - Поначалу моей душе было тяжело смириться с ролью палача. А соседи твердили, что у меня кишка тонка. «Просто бери и руби» - говорили они. - «Забудь, что это живое существо». Мы продавали шкуры и мясо кроликов, мясо кур. Без моей кровавой работы мы бы не выжили. Представь себе, Иван, ты рождаешься в этом мире, хочешь творить добро, приносить другим свет и радость. А вместо этого тебе вручают в руки топор и говорят, что твой удел - лишать других жизни и смотреть на их мучения. Ты знаешь, например, как убивают кроликов? Я научилась делать это в шесть лет.   
Я помотал головой и отвернулся. Меня отвратило исступленное лицо Марины, ее обезумевшие глаза, словно она в своей голове переживала то, о чем сейчас рассказывала. Но через мгновение я услышал за своей спиной ее тихий голос:
 - Извини за эту историю. Поверь, я не жаловалась и не хотела тебя разжалобить.
Я представил, если бы мне пришлось отрубить голову Квочке в тот приснопамятный день. Я бы не мог отказаться, потому что тогда обо мне действительно подумали, как сказала сейчас Марина, что я слабак. Но разве это было про меня и мои чувства? Нет, конечно. Такова была ситуация. Однако очень трудно заставить свою невинную детскую душу, которая видит во всем живом нечто священное и прекрасное, примириться с холодной необходимостью убийства. Это понимают взрослые, которым нужно обеспечивать семью и ставить еду на стол. Но не шестилетние дети. Я повернулся к Марине и сказал:
 - Я не знаю, как ты не сошла с ума.
Марина усмехнулась без улыбки.
 - На самом деле, я почти сошла с ума. В какой-то момент меня стало мутить от вида крови и любых отрубленных конечностей. Каждую ночь мне снилось, как я отрываю крылья и бедра у кур. Когда на обед подавали мясо, мне было противно - я видела не румяную аппетитно пахнущую ножку с красивой корочкой, я видела мертвечину. Сегодня, когда людям подают мясо, они не представляют, что это было живое существо, единое и цельное создание. Но я видела и знала всех, кого мне приходилось есть.
Марина вздохнула и отвернулась, смотря на торговый тент перед собой. Она нагнулась, высматривая Шиву. Из-под края палатки кто-то опять громко заругался, она поднялась и пошла дальше. Мы уже почти вернулись ко входу в рынок. Марина замедлила шаг, взгляд ее затерялся среди камешков на асфальте. Наконец, она внимательно посмотрела на меня и сказала:
 - Спасибо, что выслушал, Иван.
 - Да не за что. Мне очень жаль, что у тебя так вышло.
Марина решительно помотала головой.
 - Тут не о чем жалеть. Ты знаешь что такое «дхарма»?
 - Слышал, но не знаю, что оно значит.
 - Если очень просто - ты становишься тем, что ты постоянно делаешь в своей жизни. Мой отец получил хозяйство в наследство от своего отца, которому нужно было прокормить семью в тяжелое время. Он сам голодал в детстве, но постоянно работал и строил наш дом, заводил кроликов и кур. Это была его «дхарма», его свод правил, если угодно. Его детям уже никогда не приходилось голодать. Я же родилась и получила все это в наследство. Но мои условия были другими. Я делала работу, которую сама для себя не создавала, а потому я не чувствовала с ней связи. Это не была моя вынужденность, если понимаешь, о чем я.
 - Твое кафе - это твоя «дхарма», - догадался я.
 - Да. После того, как я покинула свой дом, я дала себе клятву, что не убью больше ни одно живое существо и не принесу больше страданий в этот мир. Поэтому вот уже пять лет я готовлю духовную пищу.
Прошлое совсем над ней не довлело, подумал я. Весь ее вид в этот момент давал понять, что она очень комфортно себя чувствует там, где находится. Я понял, что «Бургеры от Шивы» были для нее больше, чем кафе, больше, чем источник прибыли. Это действительно была ее жизнь, а точнее - способ жизни, прежде всего моральный. В тот момент я почувствовал глубочайшее уважение к этой женщине. И если раньше, скажу прямо, в голову мне закрадывались сомнения, что она действительно могла отравить Маракасов, то сейчас я был абсолютно уверен: она бы никогда не пошла на это. Не только потому, что это поставило бы под угрозу существование ее кафе, но потому что передо мной был человек, который ценил любую жизнь. Как легко ей было бы уйти в цинизм от того, что ей пришлось делать в детстве и обкорнать непроросшую самость в ум жестокого взрослого! Но в характере Марины безошибочно узнавалось нечто детское - она смогла сохранить веселое дитя внутри, которое радуется жизни и вообще всему живому. Но для этого ей нужно было сейчас построить свою жизнь как искупление прошлого. А точнее, освобождение от него.

Мои размышления прервал какой-то громкий хлесткий звук, будто рвали ткань. Мы с Мариной оглянулись в направлении звука: из-под полога одного из навесов вылетело настоящее нагромождение тел, прокатилось по земле и ударилось о стену. Из этой кучи малы что-то выскочило и побежало в нашем направлении. На нас бежал приземистый полосатый кот с испуганным выражением на морде. Хвост его при беге постоянно пригибался к земле, то и дело волочась из стороны в сторону. Кот то и дело останавливался и пытался достать мордой до хвоста, но затем вновь срывался с места и бежал. Собрание тел у стены распалось на Данилу и Гурприта, они замахали нам и бросились в погоню за котом со своей стороны.
 - Там у него на хвосте! - воскликнула Марина.
Но я уже видел. Когда кот подбежал ближе к нам, стал заметен серый бугорок, как будто вросший ему в хвост. После крика Марины бугорок свалился с хвоста. Кот обернулся, подпрыгнув на всех четырех лапах, но топочущие фигуры с обеих сторон совсем напугали животное. Кот нырнул за полог ближайшего тента.
Мы с Мариной первыми подбежали к павшему хомяку. У зверька была красивая серая шерсть, лоснившаяся с боков, а брюшко светило белизной. Он был крупного размера - я подумал, что обычно хомяки такими большими не вырастают. Морда его казалась огромной из-за двух больших защечных мешков, в которых хомяк что-то сейчас хранил. Шива смотрел на нас черными бусинками глаз, а его бока бешено колотились. Я подумал, что это было от страха, ведь он только что седлал кошачий хвост. Но нет - постепенно в голову мне стала закрадываться мысль, что с хомяком что-то не так. Марина опустилась к земле и тронула брюшко Шивы.
 - О Махеша, что с тобой? - прошептала она.
Подбежали Данила с Гурпритом. Вид у них был запыхавшийся: с раскрасневшихся лиц струились ручья пота.
 - Нашли Шиву! - радостно воскликнул Гурприт.
Но Марина только покачала головой в ответ. Она взяла хомяка на руки и осторожно подняла, словно новорожденного младенца. Дыхание его теперь было прерывистым, словно волнообразным, а маленькие глазки оставались закрытыми, лишь иногда распахиваясь на мгновение. Шива умирал на наших глазах.
 - Кот его поцапал? - высказался я.
 - Нет, на нем нет никаких ран, - ответила Марина.
Я посмотрел на Данилу. Лицо моего товарища было сумрачным. Он внимательно смотрел на хомяка, острый взгляд его как будто рассекал нечто невидимое нам, стараясь добраться до сути.
 - Позволь, я возьму его? - спросил он Марину.
Девушка протянула хомяка Даниле. Он деликатно раздвинул пасть зверька и аккуратно достал что-то маленькое, белое и скользкое. Воздух наполнился характерным запахом.
 - Рыба! - воскликнул я, - Но откуда он мог взять рыбу? У вас же в кафе нет ничего такого!
Марина и Гурприт озадаченно смотрели на маленький белый кусочек плоти. Они словно не верили в его существование.
 - Теперь я все знаю, - сказал Данила, будто обрывая натянутую нить.
 - Знаешь что? - спросила Марина.
 - Знаю, как отравились Маракасы и от чего умер Шива.
Хомяк на его ладони уже затих. Бока больше не двигались, а бусинки-глаза закрылись окончательно.
 - Мои соболезнования, - произнес он и осторожно передал почившего зверька в руки Марины.
 - Шива… ты ушел от нас, - прошептала Марина.
Они с Гурпритом сели на колени прямо на асфальте и стали тихо читать молитвы, закрыв глаза. Данила увлек меня в сторону.
 - У нас мало времени, - сказал он, - Нужно ехать к Маракасам.
 - Тебе уже звонили из больницы? - спросил я.
 - Да, десять минут назад. Один из братьев пришел в себя и может говорить. Второй, правда, еще в коме.
 - Отлично! Тогда поехали к ним.
 - Нам нужно, чтобы там был и Глазей. Напиши ему в соцсети, скажи, чтобы тоже приезжал в больницу.
Данила дал мне адрес, и я открыл социальную сеть через приложение в телефоне. К нам подошла Марина, держа в открытой ладони тело Шивы.
 - Шанкара покинул нас, - произнесла она, - Нам нужно вернуться в кафе, чтобы подготовить похороны.
 - Конечно, - кивнул Данила, - И не волнуйся насчет Глазея. 
Марина помотала головой и по-доброму улыбнулась.
 - Да чего мне волноваться, если за дело берешься ты? Я до сих пор помню, как ты помог нам спастись с Контейнерной. Я и кафе заново смогла открыть только благодаря тебе. И вот ты снова помогаешь нам. Я не знаю, чем отплатить.
Сказав так, она приложила правую руку к сердцу и склонила голову перед моим товарищем.
 - Очень жаль насчет хомяка, - сказал я.
 - Шива всего лишь вернулся на небо, - возразила Марина, - Таков круговорот вещей. Рано или поздно это все равно бы произошло.

Мы на время попрощались с Мариной и Гурпритом и сели на трамвай, который привез нас к отделению скорой помощи. Глазей уже был в пути после моего сообщения. Данила попросил меня прислать ему номер палаты, в которой лежали Маракасы. Проталкиваясь мимо очередей, мы с Данилой прошли по коридору, в конце которого нас ждал флегматичный медсотрудник в мятом белом халате. Он вручил Даниле какой-то документ. Данила быстро пробежал текст глазами.
 - Как я и думал, - сказал он, хлестнув двумя пальцами по бумаге.
Лицо его вдруг стало злым. Он сжал ладонь в кулак и с силой ударил по стене. Медбрат нахмурил бровь.
 - Прошу извинить, - сказал он, - Я просто поражаюсь человеческой глупости.
Медбрат пожал плечами и снова расслабился.
 - Они здесь? - спросил Данила, кивнув на дверь. Дождавшись подтверждения, он повернул ручку, и мы вошли внутрь.
Это была просторная больничная палата с высокими потолками, украшенными по краям лепниной. Больничное отделение располагалась в бывшем особняке. Следы истории были лениво замаскированы синей краской на стенах и современной мебелью. В кабинете стоял терпкий запах блевоты. Был он не сильно выражен и уже растворялся в воздухе, но от него все равно хотелось укрыть ноздри. В палате стояли три кровати, на одной из которых лежал без сознания мужчина в больничной робе. От руки его бежала трубка катетера прямо к капельнице. На другой кровати сидел второй из братьев Маракасов. Он держал у лица маску, похожую на нижнюю часть противогаза. От нее уходил прозрачный шланг к большой тумбе на колесиках с монитором на верху. При каждом вдохе раздавался мерный шипящий звук - это машина гнала воздух ему в легкие. Это был аппарат ИВЛ.
Увидев нас, Маракас отнял шланг от лица. Обнажилось лицо с грубыми, заостренными чертами, взъерошенные волосы и бегающий взгляд черных глаз.
 - Вы кто? - спросил он и сразу закашлялся, - Я же просил врача… никого не пускать.
 - Данила Соколик, искатель истины. Я с важным визитом, - сказал мой друг, подходя к его кровати.
 - Искатель истины, - пробормотал Маракас, - Каких только фриков у вас тут в Питере не бывает. А чего надо-то?
Глаза его вдруг превратились в узкие просветы, и он вперил внимательный взгляд в Данилу.
 - Как ты сказал, тебя зовут? - спросил он, - Ты не тот детектив известный… Скарабей или как его там?
 - О нет, я думаю, вы имеете в виду Артура Глазея. Но вы обознались. Впрочем, он еще сыграет роль в сегодняшней встрече.
 - Сыграет роль? - усмехнулся Маракас, - Что это у тебя за высокопарные речи такие?
 - Сегодня вы встречались с Мариной, хозяйкой кафе «Бургеры от Шивы», правильно?
 - Ну встречался… - сказал он и снова закашлялся. Быстро приставил маску ИВЛ ко рту.
 - Скажите, почему вы до этой встречи съели рыбу иглобрюха?
Маракас как сидел, так и повалился на кровать, потянув за собой шланг от аппарата. Тумба на колесиках с грохотом подкатилась к его кровати. С опешившим выражением на лице он поднялся на локтях:
 - Съел что? - переспросил он.
 - Иглобрюх, или фугу. Эта рыба водится у берегов Китая и Японии, считается деликатесом. Но всем известно, что нужно быть очень осторожным при ее приготовлении. В теле фугу содержится мощный яд. В зависимости от дозы, он за несколько часов или несколько минут парализует тело жертвы, и человек погибает от удушья, вызванного отказом мускулатуры.
 - Что за чушь! - вскричал Маракас. - Не ели мы никаких иглобрюхов.
Данила, зажав нос, кивнул в дальний конец палаты.
 - Полагаю, мы можем изучить содержание вон тех ведер, что извлекли из ваших желудков врачи, когда откачивали. Я уверен, что там мы найдем останки именно иглобрюха.
Маракас прикусил губу и кинул быстрый взгляд на ведра.
 - Более того, - продолжал Данила, достав бумагу от медработника, - Вот анализ яда, который вас отравил. Тетродотоксин. В естественной среде он содержится только в иглобрюхах.
Маракас вдруг расхохотался. Был это неприятный громкий смех, после которого он сразу зашелся в приступе кашля. После затяжки из ИВЛ, он, виляя пальцем на руке, сказал Даниле:
 - А ты тут детектив оказывается? Четко так все предъявил. Ну съели мы эту фугу, ну и че?
 - Мой вопрос был не в том, съели или нет, - покачал головой Данила, - Мне это было известно еще до прихода сюда. Мой вопрос был - зачем?
 - Так, - тон Маракаса стал серьезным. Он опустил огромные, покрытые волосами руки, на бедра и сказал, постаравшись придать голосу властность, - Продолжать этот разговор мы будем только в присутствии адвокатов.
Несмотря на его попытку установить свою власть в беседе, Данила только рассмеялся.
 - Адвокатов? - переспросил он, - Здесь не Америка, уважаемые братья Маракасы.
Тон его голоса стал неожиданно жестким. Маракас, словно в защиту, снова нацепил маску и стал судорожно гнать в легкие воздух.
 - Вы играли со своими жизнями, чтобы сломить сопротивление одной смелой девушки, - продолжал Данила, - Ваши действия могли не только привести вас в могилу, но и навсегда сломать ее жизнь. «Кафе, в котором отравили братьев Маракасов» - такие заголовки вы ожидали? Так вот их не будет! И если вы хотите вызывать адвокатов и что-то через них доказывать, то они вас только засмеют как умалишенных за этот бестолковый план!
Ярость в голосе Данилы была практически осязаемой, огонь в его словах чувствовал даже я, хотя и стоял в стороне. Мне подумалось, что он перешел черту и теперь Маракас окончательно закроется, но эффект оказался совершенно противоположным. Маракас положил маску на кровать и, запинаясь, проговорил:
 - Да ладно, не гони, братан. Мы ошиблись, без базара. Увлеклись с Димкой, понимаешь - он кивнул на лежащего без сознания брата, - И вообще это начиналось как шалость, злого умысла тут не было.
 - Съесть ядовитую рыбу было шалостью?
 - Да мы ее уже ели раньше, - отмахнулся Маракас, - Ну так, лицо и руки чуть онемели, но врачи нас откачали. Мы не думали, что сейчас вообще отключимся.
 - И вы снова рассчитывали, что врачи вас спасут?
 - Ну а сам не видишь? - Маракас показательно кивнул на брата, - Живы не померли.
 - Теперь я понимаю. Все еще хуже, чем я думал, - сказал Данила, берясь за козырек фуражки, - Это была вовсе не шалость. Вы съели рыбу целенаправленно. Когда вы пошли на переговоры, содержание и исход беседы для вас были совершенно не важны. Если бы даже Марина согласилась сделать из себя франшизу под вашим именем, вы бы все равно упали замертво на ее столе. И тогда вы получали бы гораздо больше, чем франшизу - все кафе принадлежало бы вам вместе с новым владельцем.
 - Я тебе сказал, мужик, - буркнул Маракас, - Мы пошалить хотели просто. Ничего мы там мудрить не собирались.
В этот момент дверь в палату открылась и вошел Артур Глазей в сопровождении Лолы. Наряд Глазея остался неизменным с нашей дневной встречи, а вот Лола оделась в косуху с прорезями. На плече у нее висела вездесущая сумка. Я не уставал удивляться, как контрастно они одевались.
 - Позвольте представиться, - сказал Глазей в направлении Маракаса. И с протянутой ладонью шагнул ему навстречу, - Артур Глазей, ваш дружелюбный сосед-детектив.
На каменное лицо Маракаса кто-то словно натянул улыбку. Выглядела она неестественно, хотя улыбался он искренне. Схватил ладонь Глазея сразу двумя руками и пылко ее затряс.
 - О, про тебя я слышал! А этот Гол Сокол… или как его там… без понятия, кто он.
Глазей был польщен этими словами, хотя я видел, как закатила глаза Лола позади него.
 - Я тоже о вас наслышан, Дмитрий, - залюбезничал он, - Был в вашей «Гречке» не раз, когда приезжал в Москву.
 - Артем, - поправил его мужчина, - Димка в отключке лежит.
 - Простите, не признал.
Глазей повернулся на каблуках к Даниле и нетерпеливо спросил:
 - Ну-с, нашли вашего хомяка? И почему мы встречаемся именно здесь… - он принюхался и лицо его охватила гримаса отвращения, - Когда уважаемым братьям требуется отдых после покушения.
Данила с любопытством смотрел в направлении Глазея и Артема. Он поднял вверх указательный палец и произнес:
 - А вот сейчас интересно было!
Палец опустился, как молот судьи на трибуну, в направлении Артема Маракаса. Тот нахмурился.
 - Чего пальцами тычешь? Мамка не учила, что некультурно это?
 - Значит, вы раньше уже слышали о нашем дружелюбном соседе-детективе, да, Артем? - спросил Данила, игнорируя его укол.
 - Дак это фигура с мировым именем, - с деланным пафосом произнес Артем. Весело подмигнул Глазею, но тот, кажется, не понял иронии.
 - Едва ли, - бросил Данила. Оскорбленный Глазей чуть не ахнул от такой дерзости, - Когда я пришел, вы спутали меня с ним. Значит, вы заранее знали, что в Петербурге живет и работает такой детектив.
 - Ну знал. Ты к делу веди, что все вокруг да около? Задушил уже.
И будто слова душили его по-настоящему, он снова потянулся к кислородной маске.
 - Мне казалось странным, что Артур пришел обедать в кафе, которое ему не нравится. И по чистой случайности стал свидетелем покушения.
 - К чему ты клонишь? - спросил Глазей.
Данила неожиданно обратился к Лоле:
 - Ты тоже поклонница вегетарианского меню?
Девушка метнула взгляд на Глазея, глазами спрашивая, как ей отвечать. Детектив выступил за нее:
 - Лола всегда ходит со мной. Никогда не знаешь, когда случится что-то интересное и нужно будет снимать.
 - Я помню, как выглядел ваш стол, когда ты показывал нам видео. Там была одна тарелка с недоеденным бургером. Лола ничего не ела. Хочешь сказать, что вы пошли вдвоем на обед, но ты оставил своего оператора голодным?
 - Я не… - и рот Глазея остался открытым. Он в беспомощности пытался подобрать какие-то слова, но ничего не шло.
 - Единственная причина, по которой твой оператор был там - записать видео покушения.
В затихшей обстановке палаты под сверлящими взглядами трех хмурых лиц Данила закончил свою догадку простым вопросом:
 - Я прав?
Но Глазей не успел ничего ответить. Звонкий хлопок ладони о ладонь привлек все взгляды к Артему.
 - Господа, прекрасно, что все мы здесь сегодня собрались, но дайте нам с Димкой отдохнуть. Все уже ясно. Имела место неудачная шутка, мы сами себя выставили дураками. О чем еще говорить?
 - Какая еще шутка? - спросил Глазей.
Данила рассказал Глазею об отравлении братьев рыбой фугу и поимке хомяка. С каждый словом лицо детектива становилось все более красным и казалось, что сейчас оно лопнет от желчи и обиды, переполнявшей его.
 - Так, выходит, я ошибался, - бросил он, отворачивая глаза к стене.
 - Ошибался, - подтвердил Данила, - Но без твоей помощи я бы не распутал это дело.
 - Помощи? - пробормотал Глазей с непониманием в голосе.
 - Твое видео с хомяком. Если бы я не увидел, что он что-то стащил у братьев во время отравления, я бы не понял его причину. Оказалось, он стащил из их кармана рыбу. К сожалению, хомяк сам стал жертвой отравленного мяса.
 - Так вот как ты нас вычислил! - воскликнул Артем, - Это, наверно, у меня в кармане были остатки.
 - Я так и думал. Наверно, ты взял их с собой, чтобы загнать в систему побольше яда, если бы вдруг прошлая порция не сработала.
Артем ничего не ответил, только посмотрел на Данилу с нескрываемым раздражением.
 - Так значит, братья отравили себя сами, - подытожил Глазей, - Что ж, это меняет дело. В таком случае должен признать, что нас с Лолой действительно позвали в «Бургеры от Шивы». Это было анонимное сообщение в группе. Как там было, Лола?
Девушка вытащила из кармана телефон и стала листать что-то на экране.
 - «Пссс, великий сосед-детектив Петербурга. Сегодня в обед в кафешке «Бургеры от Шивы», что на Сенной, грядет что-то скандальное. Возможно, отравление посетителя. Приходи туда и, возможно, спасешь чью-то жизнь», - прочитала она совершенно безэмоциональным голосом.
 - Да, именно так и было, - кивнул Глазей, - Разумеется, контакт был анонимным. Я редко отвечаю на такое, но отравления у меня бывают редко. Все какая-то бытовуха последнее время.
 - Как ты думаешь, от кого было это сообщение? - спросил Данила.
 - Очевидно, от благожелателя, который не хотел, чтобы братья отравились.
 - И написано таким тоном? Я вообще удивлен, что ты пошел по этой наводке. Звучит как розыгрыш малолетних подростков, вовсе не искренняя мольба о помощи.
 - Это ты кого щас малолетними назвал?! - возвысил голос Артем Маракас.
И тут же осекся, пугливо опустив взгляд в одеяло.
 - Что и требовалось доказать, - всплеснул руками Данила, - Они написали тебе сами.
 - Значит, использовать меня хотели, - заключил детектив.
 - Конечно. Представь - группа с аудиторией в 500 тысяч подписчиков, и в ней появляется видео с отравлением известных московских рестораторов. И вслед за этим идет разоблачение отравителей - хозяев кафе, где они обедали. Полиции на месте не было, а обратиться к полицейским могли только сами братья, поскольку они были жертвами. Но им это делать невыгодно, потому что полиция поймет, что концы с концами не сходятся. Задействовать тебя было очень удобно.
 - Но зачем?
 - А вот этого я пока сам не понимаю, - Данила посмотрел на Артема, - Расскажете нам, почему вы так хотели получить кафе Марины, что инсценировали свое отравление?
Артем перевел взгляд с Данилы на Глазея, потом обратно, и вдруг зашелся в приступе оглушающего кашля. Схватившись за горло, он обрушился на кровать и, дрыгая ногами, стал хрипеть:
 - Сестра! Сестра! Не могу дышать! Вызовите кто-нибудь!
Данила метнулся к нему и силой убрал руки у него с глотки. Но Артем все продолжал надрывно реветь. Его вопли привлекли внимание медсотрудника, стоявшего снаружи. Он распахнул дверь и направился к его кровати. Данила жестом остановил его.
 - Все в порядке, - сказал он, - Прекрасная актерская игра со стороны нашего больного.
Видя, что медсотрудник после слов Данилы остановился и на помощь ему не придет, Артем откатился в сторону и упал с кровати на пол. Сметая упавшие на глаза волосы, он стал пятиться на руках назад к стене, как краб по полоске песка семенит к воде. Уткнувшись в покрашенные кирпичи, он стал шарить по ним руками, будто во поисках кнопки, которая откроет стену и позволит ему уйти.
 - Не хотите говорить - не надо, - пожал плечами Данила.
Он встал с кровати, где еще пару секунд назад заходился в истерике Маракас.
 - Но, в целом, картина, хоть и неполная, у меня в голове есть. Марина сказала, что вы скупили большинство кафе, которые раньше размещались на Контейнерной. Ее было последним. И сдаваться она не хотела.
 - Это та история с собственником? - спросил Глазей и покачал головой, - Громкое было дело.
 - А вы знали, что «Лофт» по документам фактически принадлежит Маракасам? - спросил Данила.
 - Нет. Разве? - удивился Глазей.
 - Конечно, формальным владельцем значится Барыгин. Но это зицпредседатель, не более того. Если копнуть документы на владение, что я и сделал, когда помогал Марине бежать оттуда, то юридическим владельцем значится некая фирма White Sun. Они владеют многими подобными пространствами в городе сейчас. «Вавилон-прожект», «Шувалов-грув» и так далее. Это открытое акционерное общество, и угадайте кто в прошлом году купил большую часть акций?
Он показательно посмотрел в сторону Артема. Тот сложил руки на коленях и мотал головой, словно в эпилептическом припадке.
 - Да придите в себя наконец! - воскликнул Глазей, - Против вас выдвигают обвинения.
Артем резко поднял голову и ощерился на нас злобным взглядом.
 - Да пошли вы к черту, - сказал словно плюнул он, - Что вы ко мне пристали, шавки!
Он уронил голову на ладонь и промямлил:
 - Из-за дурной бабы в такую историю влипнуть…
Тут уже возмущение вырвалось у меня. Не помня себя, я шагнул к нему и воскликнул:
 - Не смей так Марину называть!
Он поднял голову и хмуро поглядел на меня.
 - А ты чего, защищать ее пришел? - буркнул он.
 - Это человек через такое прошел, что вам не снилось! - продолжал я свою гневную тираду, - И она продолжает делать свое дело, несмотря ни на что. Вот ты думал, что очернишь ее, а кафе себе заберешь? Ничего  у тебя не вышло! Ты со своим мелочным умом видишь только выгоду от получения громкого имени. Но эти люди работали не покладая рук, чтобы так прекрасно готовить. Привлекали людей своим старанием и заботой о посетителях. Ты со своими мерзкими схемами все бы только разрушил!
 - «Горячая гречка» бабки лопатами гребет, - огрызнулся Артем, - Ты даже не знаешь, как работает бизнес, щенок!
 - Это едва ли ваша заслуга, - вступил Данила, - Вы унаследовали большое состояние от своих родителей. Вся стратегия развития «Горячей гречки» строилась вокруг скупки лучших рестораторов Москвы. Неудивительно, что о вас заговорили.
 - Дак конечно! - воскликнул Маракас, - В этой жизни все решают только бабки. У кого их больше, тот и победитель по жизни.
 - Марина, очевидно, не знала этой истины, - вздохнул Данила.
 - Она меня бесит! - яростно выдохнул Артем, - Мы ей такие бабки предлагали, а она все заднюю давала.
 - Вы в первый раз встретили человека, который живет ради идеи, а не ради денег. Понимаю, это было настоящим шоком.
 - Да кому нужны эти долбаные идеи! Только идиоты держатся за свои принципы. Никто из этих бывших «контейнеровцев» так не артачился, как она. Всем нужны были деньги и наши покровительство. Меня ее позиция бесила и бесит до сих пор!
Он попытался встать, но получилось у него это неловко, он снова упал и вдруг громко взвыл.
 - Ай-ай-ай! - заголосил он, - На копчик упал! Врач!
Медсотрудник нехотя подошел к нему и стал помогать подняться. Смотреть на его страдания нам было уже противно, и мы все вместе покинули палату. Возле двери Глазей спросил Лолу:
 - Записала?
Девушка выпрямила ладонь и впечатала ее в лоб на манер приветствия военных.
 - Умничка, - похвалил Глазей.
 - Так полагаю, у тебя на канале выйдет новое разоблачение? - спросил Данила.
 - Да, - кивнул детектив, - Только не такое, что я себе представлял.
Он вздохнул.
 - Никогда раньше я так не разочаровывался в людях. И так нагло использовать мое имя! - воскликнул он.
 - Рад, что мы с тобой на одной стороне, - улыбнулся Данила.
Однако в ответ Глазей принял свою обычную высокомерную позу, какой встретил нас в кафе.
 - Мы абсолютно на разных сторонах, Данила Соколик, - произнес он, - В этом городе может быть только один великий детектив. Сегодня ты посрамил меня. Надеюсь, никто не узнает о моем позоре. А ты готовься: я вернусь, чтобы отомстить. Я брошу тебе такой детективный вызов, с которым ты не справишься. И ты будешь умолять меня помочь тебе. Запомни мои слова.
Эта высокопарная речь нисколько не испугала Данилу. Напротив, он смотрел на Глазея с нескрываемым восхищением. Сорвав фуражку с головы, он выпалил:
 - Я буду с нетерпением ждать этого дня, Артур. Пожалуйста, брось мне новый вызов!
 - Что? - оторопел Глазей. Лола за его спиной захихикала и с интересом посмотрела на Данилу.
 - Я серьезно. Если в этом городе появится загадка, непосильная нам обоим, то это будет достойный вызов.
 - Непосильная для тебя, - поправил Глазей.
У дверей больницы мы попрощались с дружелюбным детективом и вернулись в «Бургеры от Шивы».

Похороны Шивы состоялись на следующий день. Марина пригласила нас в чей-то загородный дом, где обычно собирались последователи шиваизма. На заднем дворе был устроен ритуал прощания.
Хомяк лежал на белой простыне, тщательно вымытый, до того, что на боках блестела шерсточка. Голова животного была помазана чем-то вроде пепла, повторяя те же три линии, что были нарисованы на лбу у Марины. Вокруг тела лежали лепестки цветов: розы, жасмина и еще каких-то, чьи названия я даже не знал. Марина накрыла покойного хомячка маленькой белой накидкой и на плетеных носилках они с Гурпритом вынесли Шиву во двор. Их сопровождала небольшая свита людей, которые также пришли на оплакивание. Мы с Данилой были молчаливыми спутниками на этом процессе.
Носилки опустили на лужайке, возле которой плескался ручей. Ровно сложенные друг на друга сухие ветки отмечали место, откуда Шива возвратится на небеса. Марина обошла хворост три раза, брызгая на хомячка водой из маленького кувшина. После этого она встала над готовым погребальным костром и проговорила:
 - О Махешвара, пять ликов имеешь ты. Намах Шивайя.
 - Намах Шивайя, - повторили хором сопровождающие.
Марина продолжала:
 - Все, что видится и слышится, есть сущность пяти Брахм. Ты обращен на Восток и творишь мир как Брахма. Направь же меня по ту сторону рождений. Твой лик обращен на Юг, и из тебя, как Вишну, проявилась вода. Ты владыка существ и источник света. Твой лик смотрит на Запад, и из тебя, как Рудры, проявился огонь. Ты внушаешь ужас и почитание. Твой лик обращен на Север, о Ишвара. Ты скрываешь Истину, но дай же нам просветление. Ты смотришь вверх и являешь свою милость Мукти. Так появилась Акаша. Владыка знания и Владыка все существ, Цель всех служений и учений. Ты - истинное благо! Да пребудет с нами это Благо вовек! Намах Шивайя!
И снова ее последним словам вторил хор голосов. Пока она читала, Гурприт уже зажег факел из сухой ветки и медленно пронес пылающий кончик меж сложенных ветвей. Скоро они взялись огнем, стрелы пламени косо окутали носилки, скрыв с глаз завернутое в белую простыню тело. Струйка дыма прорезала яркую синеву неба, когда шиваисты уже повернулись к костру спинами. У костра остался один человек, остальные же возвращались к дому.
Во время процессии я подошел к Марине и сказал:
 - Хорошие новости - Глазей выпустил разоблачение про Маракасов. 
Но она уже знала об этом.
 - Но он только рассказал про вчерашнюю историю с отравлением, - продолжил я, - Ни слова про Контейнерную и их участие в махинациях с White Sun…
 - Ну и пусть, - прервала меня Марина.
 - То есть, как? Ты не хочешь им отомстить?
 - Когда-то один очень мудрый человек сказал «Принцип «око за око» оставит этот мир слепым». Они понесли наказание за то, что пытались меня очернить. Для меня этого достаточно. Их карма запятнана на долгие поколения. Шива уже никогда не пробудится в этих людях. Зачем мне тратить на них свою энергию?
На это я даже не знал, что и возразить. Лицо и голос Марины были спокойными и умиротворенными, несмотря на то, что мы были на похоронах символа ее кафе.
 - Нечего занимать свой ум тем, что прошло, - сказала она, - Лучше поедим. Тем более, ты никогда нашей «Тандавы» не пробовал!
Она воскликнула это с игривой непосредственностью, словно мы были детьми, играющими во дворе. И я снова подумал, что в такие минуты она очень напоминает ребенка - ее искренность и веселый дух были резким контрастом с ее строгой и фанатичной приверженностью своей вере. Как ей удавалось такое? Тут я подумал, что Данила сам такой же: в этом человеке необъяснимо уживались строгость принципов и логического мышления со спорадическими вспышками безудержного действия, которые иначе как озорством назвать было нельзя.
Остаток дня мы провели за совместной трапезой. Гурприт готовил бургеры на кухне дома, которая сразу выходила на деревянный настил террасы. За столиками все пировали. Индус лично принес мне «Тандаву» - это был по-настоящему огромный бургер. Под слепленной и выпеченной вручную булочкой лежали друг на друге две шпинатные котлеты, а между ними выглядывали листья салата, тонко нарезанная соломка огурцов и кусочки помидоров. Из-под котлеток сочилось сразу три соуса: сливочный, томатный и брусничный. Вместе они смешивались в причудливую, но очень аппетитную смесь цветов. Теплый запах хлеба перебивался ароматом гарам-масалы и свежих овощей. У меня потекли слюнки, я плотно сжал бургер двумя руками, стараясь примять хлеб сверху и снизу как можно плотнее. Мои зубы вонзились сверху и снизу в булочки, вгрызлись в котлеты и, словно экскаватор, сносящий часть старого здания, оторвали край бургера. Медленно прожевывая пищу, я почувствовал, как меня охватывает разочарование. Вкус был довольно пресным, а три соуса играли вразнобой. Я откусил еще. И еще. И вскоре понял, что не могу остановиться. Еда становилось вкусной после каждого кусочка. Словно я открыл окна в забытую часть дома, и из них хлынуло яркое солнце - так и мои вкусовые рецепторы просыпались от глубокой спячки. Теперь я не мог насытиться этими соусами, я хотел глотать котлету за котлетой и подбирал крошки хлеба со стола.
Данила напротив меня захохотал. Сам он в это время уминал уже второй бургер. Гурприт в тот день почти не отдыхал, а впрочем все видели, что ему было в радость готовить. Мы ели один бургер за другим, в то время как где-то вдалеке, за деревьями, растворялись в вышине последние ленточки дыма от костра. Шива возвратился на небеса.

Глава 5. Смерть в «Танатосе»

В один спокойный летний вечер я лежал на раскладушке и что-то читал. Окна были распахнуты настежь, чтобы вымести наружу духоту, оставленную полуденным зноем. У изголовья стояла бутылка воды, к который я прикладывался, а заодно промокал лоб. Назойливые мошки вились у самых глаз, я прогонял их взмахом руки, но они окутывали роем лампу светильника, а от нее возвращались ко мне.
Вдруг за стеной, в комнате Данилы, стали раздаваться громкие звуки, будто что-то нещадно хлестали. Такое случалось и раньше и обычно я не обращал на это внимания. Но сейчас они были громче обычного. Глухие удары, вскрики становились все громче и все интенсивнее. Возникло ощущение, что Данила там за стеной, борется с кем-то за свою жизнь. Я представил, как он носится по комнате и размахивает шашкой. Что это на него нашло?
Только я задался этим вопросом, как всю квартиру огласил мощный хруст. От двери в комнату Данилы выстрелили в разные стороны щепки, а сама она раскололась пополам, пропуская наружу лезвие клинка. Куски двери упали наружу, освобождая клинок, куцее дерево на петлях распахнулось, и из прохода вылетел Данила. Он сделал несколько шагов, словно по инерции, все еще держа в руках шашку. Лицо его было распаленным, щеки раздувались, впуская воздух. Он был чем-то рассержен - никогда еще я не видел его таким злым. Я отложил книгу и встал с матраса.
 - Ты чего? - только и смог спросить.
Сейчас на нем была только белая майка, в народе именуемая «алкашкой», да узкие брюки. Руки его слегка дрожали. Он грозно посмотрел на меня. Буквально через мгновение буря на его лице прошла, словно то, что он творил сейчас, произошло в состоянии аффекта. Будто сам оторопев от своих действий, он в изумлении оглянулся на дверь.
 - Это я сейчас так? - спросил он, не веря глазам.
 - Кто ж еще? - буркнул я, - Что за манера махать шашкой по вечерам?
 - Прости, Иван! Не хотел тебя тревожить. Разошелся я сегодня.
Я подошел к болтавшимся на петлях обломкам и споткнулся о разрубленный остов двери.
 - Вот я всегда этого не понимал, - качал я головой, - Ты же всегда такой спокойный и выдержанный! А тут дверь поломал.
 - Не беда - поменяем, - сказал Данила.
Мой упрек он оставил без всякого внимания и принялся собирать с пола куски древесины. Я помог ему убрать и подмести. Данила позвонил и договорился о замене, но время было уже позднее и плотник мог приехать только на следующий день. Я подумал, что могу теперь спокойно посмотреть, как там живет Данила у себя за стенкой. К моему удивлению, он не стал ничего загораживать, а даже наоборот - пригласил внутрь.
 - Ну раз я сам срубил стену между нами - прошу в гости! - сказал он, широким жестом приглашая внутрь.
Я несмело шагнул за порог его комнаты и словно перенесся в другой мир. У него было очень просторно или, по крайней мере, возникало такое ощущение от взгляда по его комнате. Я с интересом отметил, что стиль жизни аскета сочетался со устремлениями книжного червя. Спал Данила на деревянном настиле с тонкой прослойкой матраса и накинутым сверху одеялом. Напротив стоял длинный стол, на котором громоздились башнями книги. Посреди стола лежала распахнутая тетрадь в твердом переплете. Половина ее уже была исписана. На этом же столе был и компьютер, хотя он и громоздился в углу и, по виду, был довольно старым. На стене около стола висела большая доска, какую вешают в школе на уроках. На ней маркерами было что-то написано, нарисованы мало понятные мне символы, а стрелочки объединяли весь этот видимый хаос в нечто, понятное только Даниле. Единственный рисунок, который я узнал, и узнал мгновенно, это было двуглавое существо с мордой пса и головой человека. Тот же самый отталкивающий образ был тогда и на руке Марата Суслова - человека, по вине которого меня чуть не приговорили к тюрьме. Я решил пока не спрашивать Данилу об этой доске и ее смысле. Пожалуй, если будет надо, он расскажет сам.
Почти треть комнаты занимал массивный шкаф, заставленный книгами. Я бегло посмотрел корешки: «Взлет и падение Третьего Рейха», «Мифы Древней Греции», «Очерки Русской смуты». Здесь было все - от книг по истории до последних новинок художественной литературы. Данила во время наших коротких прогулок  захаживал в подвалы книжных комиссионок и всегда выходил оттуда со стопкой в руках, а потом увлеченно листал какой-нибудь полуразваливающийся том. Тем не менее, я не мог представить, что он уже накопил столько книг.
На полу возле шкафа лежала отрубленная голова манекена. Торс, также нещадно порубленный, лежал чуть вдалеке, у дальней стены комнаты. Сегодняшний гнев Данилы не пощадил и его тоже. Однако манекен мгновенно утратил для меня интерес, когда я увидел, что висит над ним на стене. Оттуда на меня взирал практически двойник Данилы - в той же фуражке с кокардой, изображавшей занесенный меч, в том же мундире без пуговиц. Через плечо у него висела портупея с пристегнутой шашкой. Портрет был выполнен на простом белом фоне, а оттого хорошо были заметны все детали внешности. Я бы так и подумал, что это сам Данила, но у человека на портрете под носом красовались густые раскидистые усы. Мой товарищ сам поспешил подойти к портрету и торжественным голосом произнес:
 - Знакомься, это мой великий предок, Федор Алексеевич Соколик, полковник армии и судебный следователь Петрограда.
Сказав так, он слегка склонил голову перед портретом. Сделано это было без всякого ерничества, в действии Данилы чувствовалось глубокое уважение к своему предку. От портрета веяло спокойной силой, и мне в ту же секунду стали понятны многие странности моего сожителя.
 - Так выходит… твоя форма? - спросил я.
 - Это форма моего прапрадедушки, - подтвердил Данила, - Равно как и шашка, которая сегодня привела, хотя нечаянно, к таким разрушениям.
 - Это какого же они года? - ахнул я.
 - Дай подумать, - пробормотал Данила, устремив взгляд в вечернюю синеву за окном, - Шашка у него осталась после Русско-турецкой войны, так что предположительно она 1877 года. Форма эта, если речь про фуражку с мундиром, то она примерно конца 1880-х годов. Предок мой состоял в армии до 30 лет, а тогда Александр III все перекроил, чтобы без затей было. Хотел, чтобы армия была ближе к простому народу. Вот и исчезли пуговицы, эполеты всякие. Просто и удобно, да и будто для меня шили.
 - Постой, постой! Как это все сохранилось у тебя? Да и зачем?
Данила посмотрел на меня укоризненно.
 - Нет ничего важнее почитания предков, мой друг, - сказал он, - Без памяти о нашем происхождении мы люди без роду и без племени. Повернемся туда, куда ветер подует. Мой прапрадедушка воевал в Турции за наше отечество, а после работал судебным следователем Сыскной службы здесь, в Петрограде. Он раскрыл множество дел. Не знаю если тебе что-то скажут названия - массовое убийство на станции Дно, дело банды князя Чурикова, дело о японском шпионе. И так далее. В течение всей жизни он боролся за правду и за то, чтобы мы с тобой наслаждались мирным будущим. Я в сущности никто по сравнению с ним и его делами. И я стремлюсь к тому, чтобы быть достойным того мундира, который ношу. Это если говорить «зачем». А если про «как», то за это надо благодарить нашего общего знакомого капитана Вакулу Будко. Если бы не он, я бы никогда не получил этот портрет и этот мундир обратно. Так бы и пылились в фондах одного музея, не будем говорить название.
Сказав так, Данила быстро подошел к распахнутому окну и уперся ладонями в подоконник. Я понял, что это все, чем он был готов сегодня поделиться на эту тему. Я пребывал в ошеломленном состоянии: до того я полагал, что в личности Данилы много актерства и некой позы. Оказывается, за ним стояла семейная традиция, передававшаяся через поколения. Я с жадностью вгляделся в портрет Федора Соколика, воображая его идущим по улицам Петрограда. Интересно, а у него тоже был напарник тогда? Интересно, какие это годы вообще были? Ум разыгрался не на шутку от слов Данилы о различных делах, раскрытых им. 
Я повернулся к нему, собираясь расспросить хотя бы немного о приключениях его предка, но вдруг внимание мое привлек разорванный конверт, лежавший на одной из полок шкафа с книгами. Я читал быстро да и зрение у меня было хорошее, поэтому взгляд сразу вцепился в видимые строчки на конверте: «Отправитель: Детский приют «Воскресение» имени А. Христова». Меня внезапно смутил этот конверт, и я стал теряться в догадках, почему бы Даниле кто-то писал из сиротского приюта. Потом я подумал, что это как-то относится к одному из его расследований и выбросил конверт из головы.
Из распахнутого окна в комнату ворвались резкие стрекочущие звуки. Это десятки моторов в унисон играли симфонию грохота и рева. Звуки доносились с Невского. Я вспомнил, что сегодня вечером и в течение ночи в Петербурге был запланирован парад «Степных волков» - одного из главных байкерских клубов страны. Наверно, это они сейчас репетировали.
 - Какая неспокойная ночь! - воскликнул Данила, резко повернувшись ко мне.
 - Мне интересно про дела твоего предка… - начал было я.
 - Не сейчас, Иван, - оборвал он, треугольниками шагов меряя пространство комнаты, - У меня тяжело на душе, а это обычно недобрый знак. Когда у меня возникает такое ощущение, в Петербурге происходит что-то ужасное.
 - Например?
 - Например, убийство.
 - Тогда наоборот! Это же интересно, если нам надо будет его разгадывать!
Только я это воскликнул - спешу заметить, совершенно не подумав - Данила метнулся ко мне. Взгляд его был донельзя серьезным, и этим взглядом он буквально вгонял меня в землю.
 - У тебя все в порядке с головой? - спросил он голосом, который звенел он напряжения, - Как можно в здравом уме желать, чтобы где-то произошло убийство?!
 - Так я это, для расследования…
 - А, так для тебя это просто логическая игра! Головоломка такая!
 - Да чего ты начал.
 - Нет, Иван, смерть любого человека - это трагедия. Я больше всего ненавижу дела, в которых нужно искать убийцу.
 - Я понял, понял, - поспешил сказать я, - Убийства это плохо.
 - А почему это плохо? - внезапно спросил Данила.
 - То есть, как, почему? Ты же сказал только что…
 - Потому что это запрещено законом? Или моралью? Если ты так относишься к убийству, то грош цена твоим словам.
 - Тогда почему нельзя убивать?
 - Я сам не знаю, почему. Но что-то во мне, и что-то вовсе не из головы, не из логики, кричит во весь голос, что нет ничего на свете ценнее человеческой жизни. Это не убеждение из аргументов даже, а что-то внутреннее, «оттуда». Что любого человека жизнь ценна, даже пропащего. Да пропащего особенно!
Он говорил с каким-то огнем в голосе, сумбурно выплевывая слова, будто пытался успеть за невидимым голосом, диктовавшим ему слова.
 - Впрочем, логикой-то можно это оправдать. И это самое страшное, когда убийства оправдывают логикой! Мы не распоряжаемся своей жизнью, то есть, не решаем, хотим родиться или нет. Жизнь наша дана нам, но ведь не нами самими? Мы можем решать, какими нам быть и что делать в жизни, но быть вброшенными в мир? О нет, это решаем не мы. А раз так, то нет у нас и права решать, когда заканчивать эту жизнь. Ни свою, ни тем более, чужую! А тот, кто решит, что есть у него такое право, и еще чего хуже - из хитровывернутых идей своих это решит, тот порушит весь порядок природный, пойдет против самого устройства мира.
Я никогда не видел Данилу таким. Куда делся фасад вычурного самоуверенного искателя истины? Это были настоящие речи юродивого, голая неприкрытая правда, шедшая из самого его естества. И я понял, что стал свидетелем чего-то очень редкого. Что такие разговоры он ведет нечасто.
Неловкую паузу прервал телефонный звонок.

Звонила кнопочная «Нокиа» Данилы. Он ответил и, обменявшись короткими репликами с собеседником, упал на кресло. Некоторое время Данила сидел, словно рассматривал нечто видимое только ему на стене позади меня. Лицо его было пустым и безэмоциональным. Без слов я понял, что произошло худшее, что он мог ожидать. Молчание прервал он сам:
 - Клыгин звонил. В баре на Думской убили его товарища. Просит помочь с расследованием.
 - Чего? Клыгин ведь тебя терпеть не может!
 - Я тоже удивился. Но я дал слово капитану Будко помогать полиции всегда, когда меня попросят.
 - Тогда поехали!
 - Не советую ехать со мной, - покачал головой он.
 - Хватит со мной уже как с ребенком!
 - Сейчас я серьезно, Иван. Предчувствие у меня плохое. Думская - гнездо разврата и криминала. Все может обернуться трагедией.
И он стал собираться.
 - Нет уж, я пойду с тобой, - процедил я, - Думаешь, я тут буду дома сидеть?
Он только усмехнулся. Мы быстро собрались. Данила надел мундир и фуражку, перебросил через плечо шашку. Быстрым шагом мы добрались до Невского, а оттуда попали в кипящий водоворот Думской.
Пожалуй, ни одна из улиц Петербурга не снискала в то время такой дурной славы, как эта. В дневное время она не представляла собой ничего примечательного, была даже пустынной. Но стоило опуститься ночной тьме, как прямо возле Невского разверзался настоящий портал в Преисподнюю.
С одной стороны чинно возвышались Перинные ряды, а с другой, за рядами припаркованных как попало машин, скрываясь под белокаменными сводами, манили огнями, звуками, запахами многочисленные притоны. Для приличия их называли клубами. Здесь можно было найти все, чтобы хорошенько расслабиться, и каждый находил то, на что у него хватало денег. Выхлестнувшиеся полчища людей стояли, пили, кричали, бесновались, бродили, дрались и флиртовали. Молодые пареньки, одетые в спортивные костюмы с золотистыми полосками и надписью «Адидас»; более солидная, одетая в кожаные куртки и парки, «золотая молодежь»; поэты и интеллигенты, неизменно в модных хипстерских очках, яркой одежде, что-то четко прокламировавшие; обособленные  программисты — им надо было просто выпить, неважно где, поскольку и в баре и в офисе они находились в пространстве своей головы; старички и те, кому за сорок, развлекавшие народ, кричали песни, заигрывали с молодыми девчонками — а почему бы не погулять с молодыми?
Были в этой развеселой толпе и жрицы любви. В ярких кричащих нарядах, с навешанной бижутерией они бродили по улице, рыская хищными взглядами. Машины пробирались по Думской постоянно, пока, наконец, у одной из «барышень» не останавливался какой-нибудь «Порш Кайен» или «Хаммер», сигналил, а после распахивалась дверь. Чуть поодаль жались, ожидая клиентов, таксисты. Они тусклыми взглядами взирали на это гигантское человеческое месиво и убивали время, куря сигареты.
Поодаль, на забросанном пластиковыми бутылками, пустыми пачками из под сигарет, грязными стаканчиками, обертками от шаурмы и треснувшими «мерзавчиками» асфальте сидели рядками наркоманы. Косяки они старались палить тихо, отговариваясь: «Мы просто курим». Передавали друг другу тлеющую бумажку с травой, как символ мира. Впрочем, это было так, баловство. Все знали, что самая убойная дурь - только в самих клубах.
После 23 часов - а сейчас было именно это время - полиция дежурила с обеих концов улицы. Подгоняли «бобики», стояли, покручивая в руках узкие дубинки. Все только и ждали сигнала — хлопков пневматики, уличной драки или совсем уж наглого употребления запрещенных веществ — чтобы среагировать, повязать, скрутить, хлопнуть дверцей, а затем изъять материалы у случайных свидетелей, которые захотят выложить этот «произвол» на «Ютуб» (обязательно с пометкой «Ментовский беспредел»). Также их задачей было интеллигентно объяснять любопытным прохожим, заглянувшим с Невского, что за ад там происходит. Впрочем, сами питерцы про Думскую хорошо знали, а иностранцев и гостей Северной столицы она неизменно повергала в шок и трепет.
Однако в тот вечер привычная атмосфера кутежа и бедлама была нарушена. У входа в один из клубов стояла полицейская машина, а территория вокруг была оцеплена людьми в погонах. Полицейская мигалка попеременно окрашивала стены в зеленый и синий цвета. Вокруг оцепления толпились люди. Один из полицейских периодически доставал рупор, осаждая наглевшее сборище.

Отодвигая в стороны зевак, Данила подошел к оцеплению. Полицейский буркнул «Проходи» и его квадратная грудь отодвинулась в сторону. Перед нами переливалась алым светом неоновая надпись «ТАНАТОС» - название клуба. Под вывеской, также неоном, было вывешено изображение черепа, запрокидывавшего в костяную глотку содержимое бутылки пива. От названия и картинки мне сразу стало не по себе. А еще воздух у входа в клуб пропитался смрадной смесью алкоголя, блевотины и мочи. Я сам был едва в силах сдержать рвотные позывы и зажал нос.
Из прохода вышел Клыгин и, только завидев Данилу, воскликнул:
 - Соколик! Наконец!
Его взгляд скользнул по мне. Я помнил его несправедливый вердикт в моем деле об отравлении в Толстовском доме. Клыгин тоже это помнил и, наверно, поэтому не хотел задерживать на мне взгляда. В целом, он вел себя так, словно меня здесь и не было. Подойдя к Даниле, Клыгин несмело протянул вперед руку, готовый в долю секунды отдернуть ее назад. Весь его вид и поведение говорили о том, будто он и не хотел приглашать его. Но мой товарищ без тени колебания сильно потряс руку прапорщика.
 - Где тело? - спросил он безо всяких прелюдий.
Клыгин даже смутился. Кивнул в темный проход за своей спиной:
 - Там, в туалете.
Данила уже готов был шагнуть внутрь, но Клыгин задержал его у входа, выставив вперед ладонь.
 - Подожди. Тут ситуация есть.
 - Какая еще ситуация?
Клыгин вздохнул и красноречиво покосился на меня.
 - Все в порядке. Иван - мой напарник. Можешь говорить при нем.
 - Напарник? - усмехнулся Клыгин, - Дела-а-а. Соколик, я тебя вообще перестал понимать. Он до сих пор подозреваемый!
 - Мы пришли сюда не для того, чтобы обсуждать Ивана. Оперуполномоченный Клыгин, давай к делу, - сказал Данила. И призывно постучал большим пальцем по блестящему боку ножен, свисавших с плеча.
 - И это сюда притащил, - вздохнул Клыгин, оглядывая оружие, - Цирк да и только. Ладно!
Он поманил нас в сторону, и мы встали с обратной стороны потрескавшейся колонны, которая оформляла арку входа.
 - Жертва - Артем Рябов, - сказал Клыгин, потирая взмокший лоб, - Мой старый школьный друг.
И он бегло посмотрел на нас, ожидая каких-либо вопросов. Но мы оба молчали. Данила стоял со скрещенными на груди руками и смотрел в землю.
 - Так вот, он был моряк дальнего плавания, - продолжал Клыгин, - Он уже несколько лет плавал, дослужился до помощника капитана. Морякам хорошо платят, а у Рябова, уже когда он академию заканчивал, были жена и ребенок. Он сразу устроился на пароход, что ходил отсюда на Европу. График у него был четыре через четыре месяца, так что родным приходилось тосковать. Причем последнее время он устраивался на дополнительные рейсы, так что дома бывал совсе редко. Сегодня утром он прибыл из плавания. Мы с ним с детства дружили, в одном дворе выросли. Вот он мне рано и звонит: пойдем, говорит, по Думской прошвырнемся, вспомним молодость.
 - Одну секундочку, - прервал Данила.
Клыгин замолчал и вопросительно взглянул на Данилу.
 - Прежде всего, сочувствую потере. Смерть товарища - это очень тяжело. Мои искренние соболезнования. Однако я хотел бы узнать - Артем сразу же с корабля пошел в клуб?
 - Нет, конечно! - фыркнул Клыгин, - Это был семейный человек от и до. Он сразу же поехал домой и провел с родными весь день. Но есть у моряков черта такая - они все очень любят пригубить. Да не просто выпить, а прямо развеяться, «оторваться», в громкой веселой компании. Тяжело переносить долгую изоляцию в море, нужно расслабляться. Вот и он не мог сдержаться. И по какой-то причине любил Думскую. Всякий раз, как он возвращался из плавания, звал меня сюда. Я же терпеть не могу это место.
Он вздохнул.
 - Так вот, я приехал на Думскую приблизительно в десять вечера, на два часа позже, чем он звал. Возникли непредвиденные дела, о которых я его предупредил. По приезду я долго не мог до него дозвониться. В результате обошел все клубы, но его не нашел. В одном из них, в этом вот… - он небрежно махнул рукой в сторону «Танатоса», - мне пожаловались, что кто-то закрылся в туалете. У меня было дурное предчувствие, и когда я сломал дверь, оно подтвердилось. Артем лежал на полу со вскрытыми венами.
 - Думаешь, самоубийство? - спросил Данила. Рассказ Клыгина, по виду, нисколько его не взволновал, а может, он этого просто не показывал.
 - Тут нет сомнений. Туалет запирался изнутри на щеколду, других выходов не было. Там узкая каморка с унитазом и раковиной, знаешь, как в царских домах было.
 - Тогда что ты хочешь от меня? Узнать мотив?
 - Конечно, а что же еще? Ты же у нас парень умный, сразу должен догадаться. Я тебе уже все рассказал, ты видишь, что одно с другим не вяжется. Зачем человеку с семьей идти в клуб, запираться в туалете и резать себе вены?
 - Если так, мне нужно что-то узнать об Артеме. Может, были у него психические предпосылки…
 - Да не было ничего! - вскричал Клыгин, - Нормальный мужик был. Да и ты думаешь, возьмут на флот психа? Моряков постоянно держат на диагностике, чтобы с ними как раз чего такого не случалось.
 - Тогда вариант один, - сказал Данила, - Что-то случилось в клубе в промежутке между восемью и десятью вечера, что привело к его решению наложить на себя руки.
 - Наконец-то, дошел сам. И вот за разгадкой я тебя и позвал. Капитан Будко высоко тебя ценит. Я, несмотря на некоторые мои высказывания, все-таки признаю, что сыщик ты толковый.
 - Я не сыщик.
 - Ладно, ладно. Искатель истины, будь по-твоему. Так вот, Соколик, мне нужно выяснить правду этого дела. Кто виноват в гибели Артема?
 - А что полиция? Ты ведь уже клуб весь оцепил, рано или поздно сам все поймешь.
 - Но не так быстро, как ты. Тогда, в Толстовском доме, ты показал, что умеешь докапываться до сути за считанные часы.
 - К чему спешка?
 - К тому, что мне нужно сказать что-то его жене Рите и сыну Егору, - бросил Клыгин. - Сейчас они мирно спят, не зная, что Артема уже нет в живых. Эту новость они услышат от меня. И, когда я им в конце концов позвоню, мне нужно знать, что привело его к суициду.
Данила изучающе посмотрел на Клыгина.
 - А что если правда будет болезненной для них?
 - Например?
 - Я не знаю, я ведь ничего не видел еще. Я спрашиваю, рассмотрел ли ты все варианты.
 - Сначала узнай правду, а решать буду я.
Данила покачал головой.
 - Давай сразу определим один момент. Правила в этом расследовании устанавливаю я, раз уж ты меня вызвал. Я не обязуюсь заниматься этим делом дольше, чем посчитаю нужным. Если быстрого результата не будет - за неимением свидетелей или доказательств - я не собираюсь выполнять за тебя твою работу. И второе - я придерживаюсь своих принципов в расследовании, прошу полицию ни в чем мне не мешать.
 - Без проблем, - согласился Клыгин, - Я знал на что иду, когда тебе звонил.
 - Тогда время осмотреть тело, - сказал Данила, надвигая фуражку сильнее на лоб.
Я понял, что, несмотря на всю видимую холодность, Даниле все-таки было не по себе. Он был сейчас до крайности сосредоточен, во взгляде и в движениях, больше, чем случалось у него обычно. Его настороженность передалась и мне: я понял, что, как бы ни развернулись дальнейшие события, места для шуток в них не будет. Какое-то шестое чувство подсказывало мне, что переступив порог этого клуба, мы окажемся на очень опасной территории. И что, вполне вероятно, живыми мы обратно можем и не выйти.

Клуб внутри оказался меньше, чем он производил впечатление снаружи, когда я смотрел на большую вывеску. Перед нами вытянулся наполовину погруженный во мрак коридор. Темноту разгоняли лишь пятна приглушенного света от встроенных ламп на потолке. Правую половину коридора занимала барная стойка, к которой были придвинуты высокие стулья. С обратной стороны стойки половину пространства занимали трубы вытяжки, другую половину - столы с бокалами, алкоголем и несколько холодильников. Чуть вдалеке виднелась дверь на кухню. Левая половина коридора была занята простыми деревянными столиками и стульями. В дальнем конце зала возвышалась небольшая сцена, на которой стояли динамики, стойка для микрофона и усилитель на тумбочке. Всю стену занимал гобелен, изображавший в профиль огромное существо - скелет с крыльями. Череп у скелета был либо собачий, либо коровий - я плохо разбирался в анатомии - но все, что было ниже, было безошибочно человеческим. Над этим жутким существом готическим шрифтом красовалось название клуба латинскими буквами THANATOS. 
Признаться, я был даже разочарован скромным, и даже бедным, видом этого клуба. Наверно, если люди хотели потанцевать, владельцам приходилось на время сдвигать столы в сторону, иначе пространства в клубе было слишком мало. В воздухе стояли запахи электронных сигарет, кальянного дыма и алкоголя. Внутри клуба находились сотрудники полиции. Несколько человек в гражданской одежде сидели за столом в дальнем конце коридора.
 - Подозреваемые, - кивнул на них Клыгин, - Удалось задержать лишь троих, остальных как ветром сдуло, когда поняли, что я из полиции.
Данила кивнул и посмотрел в их сторону. Я тоже посмотрел, и вдруг сердце как будто заикнулось, а потом сильно заколотилось. На скамье сидела женщина невероятной красоты. Причем я даже не увидел ее лица, но, как и подобает всем по-настоящему красивым женщинам, от нее исходила такая аура, что одного беглого взгляда в ее сторону было достаточно, чтобы остолбенеть. Я быстро отвернулся - пока было не время общаться со свидетелями. Вместе с Данилой и Клыгиным мы прошли к комнатку туалета, где на полу лежала жертва.
 - Не для слабонервных, - предупредил Клыгин, показательно посмотрев в мою сторону.
Запахи мочи, крови и хлора резко ворвался в нос, но это было еще не самое страшное. Я думал, что без труда перенесу вид мертвого тела. В конце концов, я видел Сергея Япончика с ножом в груди. Но то, что мне открылось тогда, сильно ударило по психике. Рябов сидел на унитазе с раскинутыми в сторону руками, голова его свисала на груди, будто он всего лишь задремал. И так могло действительно показаться, если бы не цвет пола под его ногами - он был ярко-багровым. Запястья на обеих руках пересекали широкие разрезы со следами запекшейся крови. Руки были бледными, почти белыми, как и кожа на лице. Я вдруг живо представил, как кровь ручьями покидала его тело после того, как он вскрыл себе вены. От одной этой мысли у меня закружилась голова, а из живота к горлу что-то толкнулось. Потом еще раз, сильнее. Я понял, что сдержаться не могу. Сорвавшись с места, я выскочил обратно к выходу из клуба. Под гогот глазеющей толпы, что все еще толпилась рядом, я опорожнил содержимое желудка у стены рядом с заколоченным входом.
Некоторое время я приходил в себя, потом прополоскал рот на кухне клуба и вернулся к Даниле и Клыгину. Мой товарищ ничего не сказал, даже не обратил внимание на то, что я резко сорвался с места, а теперь вернулся. Клыгин же одарил меня снисходительным взглядом. В нем читалось «Держи себя в руках, раз пришел».
 - Время смерти? - спросил Данила. Он склонился над телом, осматривая голову умершего.
 - Приблизительно 21:45. Лера еще не осматривала, мои догадки.
 - Ну да, трупного окоченения еще нет. А ты выломал дверь в 22, говоришь?
 - Около того.
Клыгин с шумом выпустил воздух из легких и воскликнул:
 - Эх, успей я раньше!
 - Других ран нет? - спросил Данила.
 - По виду нет. Я же говорю, врач еще не смотрел.
 - А вон там я вижу нож.
Я проследил за взглядом Данилы и тоже увидел распахнутый складной нож, лежавший на полу прямо под правой ладонью жертвы. 
 - Если ты думаешь, что он как-то по-другому умер, то нет, - покачал головой Клыгин, - Тут и без врача все понятно. Закрытая изнутри комната, нож, раны на венах. Сложи два и два.
Данила задумчиво осмотрел дверной косяк, потом взглянул на деревянную дверь с глубокой трещиной в самом центре - след от сапога Клыгина. Дверь открывалась внутрь и прапорщик, по всей видимости, мощным ударом ноги сорвал планку, удерживавшую засов. Она валялась на полу у ног умершего, погруженная в озеро крови.
 - А где его бумажник? Вообще, что у него было при себе?
 - Бумажника у него не было. Только паспорт в кармане.
 - Обокрали?
 - Возможно. В клуб он без денег вряд ли пошел. Думаешь, он покончил с собой после того, как у него украли кошелек? Едва ли.
 - Пока я ничего не думаю. Мне нужно как можно больше фактов.
 - Если говорить про бумажник, то в клубе мы его не нашли.
Данила поднялся и еще раз окинул взглядом пространство туалета.
 - Самоубийство - это точно, - пробормотал он, - Но пусть Лера еще посмотрит.
 - Она скоро будет.
 - Ты тоже ее на ночь глядя вызвал?
 - Так это ее работа. Хотя я не думаю, что она скажет нам что-то новое.
Данила отвернулся от тела и некоторое время стоял молча.
 - Что ж, остается только опросить свидетелей, - сказал он, наконец, - Где бармен?

Клыгин жестом показал в сторону столика, за которым сидели трое человек. Когда мы подошли к ним, я смотрел в тот момент только на женщину - на ту красавицу, что упомянул ранее. Почему-то после вида мертвого тела мне с особенной жадностью хотелось рассмотреть ее поближе, удостовериться, что то мимолетное впечатление не было обманчивым.
И, Боже ты мой, как же она была прекрасна! Это было самое красивое существо, какое являлось перед моими глазами. Я боюсь даже описывать ее в словах, потому что буквы предают ту неземную красоту, что открылась мне в том занюханном клубе. Волны каштановых волос обрамляли месяц ее лица. Чувственные губы напоминали спелый гранат, приковывая взгляд. Сходство с гранатом придавала губам и маленькая крапинка-родинка прямо под носом девушки. Алые щеки напоминали бока зрелого яблока, а нос между ними был словно списан со статуй итальянских мастеров Ренессанса. Но поистине в лице ее завораживали глаза. Они походили на зернышки миндаля, но даже не это было самым привлекательным. Радужки глаз ее были абсолютно черными. Они сливались с темнотой зрачка и казалось, что глаза ее — темный провал, где мгновенно пропадал твой взгляд.
Под тонкой лебединой шеей начиналось платье. Хотя и закрытое, оно великолепно подчеркивало соблазнительные формы девушки. Высокая грудь, стройные бедра и широкий таз привлекли бы внимание любого мужчины. Черное платье держалось на талии на кожаном ремне, а ноги девушки были укрыты плотными черными колготками. Ступни ее были облачены в черные же туфли на среднем каблуке. В руках с розовыми ногтями она держала электронную сигарету, периодически рассеивая дым над потолком клуба.
Я стоял и пялился на нее - именно пялился - добрую минуту. Умом я понимал, что ничего между нами не выйдет. Но какие-то древние инстинкты, что-то животное внутри меня, хотело заговорить с ней, но даже больше - оно хотело обладать ей, такой необычной, такое красивой. Идеальной женщиной. У меня появилась маниакальная одержимость ей. Вместе с тем другая часть меня - и тоже бессознательная - в ту же секунду поняла, что эта девушка несет погибель. Ее глаза, эти черные точки, манили своей уникальностью, но было в них и нечто зловещее. Будто тьма ее глаз поглотит меня. Будто это смертельная ловушка.
Как полный дурак, я протянул:
 - Здравствуйте. В-вы так прекрасны.
Сказано это было на вдохе, сердце мое колотилось. Я все ждал, что она ответит. Но она, кажется, даже не расслышала меня. Вообще, она даже не смотрела в мою сторону, когда я все это время не сводил с нее глаз. Наконец, она повернула ко мне голову и посмотрела прямо в глаза. Я чуть не упал на грязный пол клуба от такого блаженства. Девушка, тем временем, поизучала меня пару секунд, потом утратила интерес и снова устремила глаза в сторону, словно я даже не стоил ее внимания. Но эти две секунды!
 - Иван, ты чего?
Обеспокоенный голос Данилы вырвал меня из плена безумной одержимости. Впрочем, ненадолго. С улыбкой от рта до ушей, весь красный, я зашептал ему на ухо:
 - Данила, Данила, я кажется влюбился.
Он как услышал, сразу отшатнулся. Перевел взгляд на девушку. Потом на меня - так смотрят врачи на буйных пациентов. Я схватил его за руку и увлек в сторону. Стал горячо убеждать:
 - Она такая уникальная, ты же видел. Мне надо с ней познакомиться, взять ее номер хотя бы. Данила, у меня даже девушки никогда не было, а она, она… Я уверен на сто процентов, что она та самая, единственная. О Боже, она такая красивая!
Я мог нести еще больше околесицы, и мой поток сознания продолжался бы, возможно, еще долго, если бы Данила крепко не схватил меня руками за плечи и хорошенько не тряхнул. А трясти он умел: я почувствовал, как внутри у меня словно поменялись местами органы, а самое главное - встал на место мозг. Данила для верности взял с ближайшего стола стакан с недопитой водой и готовился уже плеснуть им мне в лицо, но я сдержал его ладонь.
 - Ну что, пришел в себя? - спросил он.
 - Да, да! Сам не пойму, что такое нашло.
 - Да понятно, что. Там роковая женщина сидит. А ты наверно впервые таких видишь, раз из деревни.
 - Так, попрошу без унижений.
 - А что тут унизительного, это факт, - пожал плечами Данила.
Он посмотрел в сторону девушки. Взгляд его был совершенно безэмоциональный, он словно изучал ее.
 - Ну да, как я и думал, - вынес он вердикт, - Такая любого мужчину соблазнит одним лишь своим видом. Очень сильная сексуальная аура, выдающиеся внешние данные, правильно подобранная одежда.
 - Видишь, видишь!
 - Это лишь доказывает твою неискушенность. В Петербурге такие девушки в каждом втором клубе.
 - А ты что, бесчувственный, что ли?
Данила мягко улыбнулся.
 - Друг мой, когда ты понимаешь механизм действия определенной манипуляции, будь то слово или образ, она перестает властвовать над тобой.
 - Ишь ты какой крутой, - только и буркнул я в ответ.
 - То, что перед тобой - это образ, картинка. Впрочем, если бы не твоя реакция, я бы даже не обратил на нее внимания. А ведь она очень подозрительна.
Ведомый одному ему известной логикой, Данила стремительно подошел к девушке. Я рванул за ним, чтобы хотя бы в его тени насладиться компанией этой красавицы.
 - Добрый вечер. Данила Соколик, искатель…
 - Без комментариев, - прервала его девушка.
Она посмотрела на него черными точками глаз, словно пронзила насквозь. К моей неожиданности, Данила смутился. Он не был готов к ее реакции, а возможно, к этому убийственному взгляду. Впрочем, его растерянность длилась всего несколько секунд. Он взялся за козырек фуражки и сказал:
 - Что ж, мы вернемся к вам позже.
 - Ни позже, никогда, - отрезала девушка, - Я не буду общаться с полицией.
И отвернулась. Разговор был окончен. К нам подошел Клыгин и отвел в сторону.
 - Мы так и не узнали, кто она. Хозяин клуба сказал, что ее зовут Анна, но я уверен, что это псевдоним, - сказал он, - Однако она важный участник этого дела.
 - Она что-то видела? - спросил Данила.
 - Я не знаю. Она ни с кем не разговаривает. Но одно я знаю точно - она как-то причастна к смерти Артема. Когда я сломал дверь и в онемении стал над его телом, я услышал крик за спиной. Словно кто-то, как и я, был повергнут в ужас тем, что увидел. Так кричать мог человек, который сам знал жертву. Знаешь, искренний такой крик. Я оглянулся, и там стояла эта Анна. И взгляд у нее был, как же передать… очень печальный это был взгляд. Насколько это возможно было понять с этими ее черными глазами. Но как увидела, что я на нее смотрю, так сразу побежала в толпу. А я почуял, что она что-то знает - и за ней. Успел схватить за руку, достал корочку. С тех пор сидит тут.
 - Ясно, - проронил Данила, - Ты ее раньше никогда не видел? Вместе с Артемом, возможно?
Клыгин покачал головой.
 - Нет, я бы такую, как она, запомнил. Да и женат он был, с бабами по клубам не шлялся.
 - И мы никак не можем установить ее личность?
 - Не-а. Документов, паспорта у нее нет. По ее словам, по крайней мере. Лезть в карманы не стал.
Данила неожиданно похлопал прапорщика по плечу.
 - Отличная работа, что не дал ей уйти. И ты прав - она ключ к тому, что произошло.   
 - Ты уже что-то понял?
 - Моя голова - да. Я - пока нет.
Клыгин нахмурился, пытаясь понять слова Данила. Я рассмеялся и пояснил, что это у него стиль мышления такой.
 - Да ради Бога, - вздохнул Клыгин, - Голова думает отдельно от тебя - почему-то я не сомневался в этом, Соколик. Только поторопись, долго держать мы ее не можем. У вас есть ночь, к утру мне придется их освободить.
 - А как же обычные 48 часов? 
 - Не в этом случае. Суицид есть суицид, копаться во внешних причинах мне никто не даст. Но его семья заслуживает правду.
Передали, что приехал врач, и Клыгин пошел встречать Леру. Мы с Данилой вернулись к столику подозреваемых, где, кроме девушки, сидели еще двое.

Это была колоритная пара: один - полная противоположность другого. Сидевший справа был одет в гавайскую рубашку, из-под которой виднелась растянутая майка-алкоголичка. Усы и волосы его отливали огненно-рыжим цветом в тусклом свете лампы. Невыразительная одежда и внешность находились в резком контрасте с украшениями на теле: на шее висела золотая цепь, а пальцы были унизаны кольцами с блестящими камнями. Он методично протирал бокал тряпичной губкой, причем делал это, отведя взгляд, словно процесс был для него формой медитации. Лишь время от времени он отвлекался от протирки, чтобы взглянуть на грани бокала. Потом, заметив снова где-то малюсенькое пятнышко, он возобновлял протирку. И облик, и действия его были комичными.
А вот от человека рядом с ним, напротив, веяло опасностью. Он сидел, оперевшись спиной и локтями о стол позади него, ноги в черных блестящих берцах вытянул прямо через весь пол так, что ходившим надо было перешагивать или сторониться. Мускулистый торс облегал спортивный костюм, на мощной загорелой шее крепилась словно выточенная из камня квадратная голова. «Уж точно не редкое солнце Петербурга так опалило его» - подумал я. Это было лицо горца, с курчавой черной бородой и массивными склонами волос на щеках, с орлиным носом и цепким взглядом. В отличие от остальных на «скамье подозреваемых», взгляд его не блуждал и не смотрел в сторону. Он выхватывал людей из толпы взором хищника, как лев высматривает добычу. Только мы стали рядом, как он смерил нас с Данилой этим взглядом, от которого мурашки побежали по коже. На мне он не задержался, а вот на Данилу смотрел долго. В конце сощурился и прошептав что-то, облизнул большой палец. Данила, впрочем, этого не видел, он смотрел на мужчину в рубашке.
 - Данила Соколик, искатель истины. Я сотрудничаю с полицией в этом деле. Пожалуйста, представьтесь и расскажите, что вы делали в баре перед смертью жертвы.
Мужчина продолжил протирать бокал, словно и не слышал Данилу. Горец справа свистнул, привлекая внимание.
 - Брат, со мной говори, - сказал он.
Но Данила даже не посмотрел в его сторону. Распаленный горец вскочил и, выпятив грудь, встал между Данилой и протиральщиком бокалов.
 - Слишал, что я сказал! - заревел он, - Он тиби ниче не скажит!
Данила без слов положил левую ладонь на рукоять шашки, раздался легкий свист, что-то блеснуло в воздухе. А затем между ним и горцем в воздухе пролегла граница острого клинка. Я насторожился, готовый к бойне, в голове мысленно проклинал Данилу, что он вдруг достал оружие. Однако его действие имело обратный эффект от того, что я представлял. Бросивший Даниле вызов мужчина теперь лишь смотрел на клинок, а во взгляде его читалось почти восхищение - не от товарища моего, а от самого оружия.
 - Я буду говорить с кем хочу, - послышался спокойный голос моего друга в звенящей тишине, - А вас прошу сесть на место.
На нас смотрели все - от красавицы в черном до выглянувшего из туалета Клыгина. Горец оскалился на Данилу, рука его дернулась к бедру - будто на инстинкте - но в конце концов, ломаными и рваными движениями, будто заставляя себя, он опустился обратно на скамью. И пока Данила переговаривался с мужчиной, он все не сводил с него полного ненависти взгляда. Иногда она перемежалась завистливым выражением, когда волчий взгляд его падал на шашку.
 - Извините, нас прервали, - проговорил Данила, запуская клинок обратно в ножны, - Так как, вы сказали, вас зовут?
Мужчина со вздохом поставил бокал на стол, отложил тряпочку и, сцепив руки в замок на коленях, сказал:
 - Роман Кащеев, владелец и, по совместительству, бармен этого заведения.
Только сейчас я понял, что рассеянность его была позой. Неспроста он сел парой с кавказцем, эти двое очевидно были в сговоре. Кащеев наверняка думал, что тот не пропустит к нему никого, устрашая своим видом.
 - Вы знали жертву, Артема Рябова?
Кащеев флегматично помахал головой из стороны в сторону.
 - То есть, он был в этом клубе в первый раз?
 - Ну да, - взлетели и опустились плечи, - Насколько мне известно. Я не каждый день здесь работаю барменом.
 - Он пришел один?
 - …Да, один. Насколько я помню.
Кащеев ответил не сразу, и этот миг промедления не укрылся от Данилы. Я увидел, как он прищурил взгляд, следя за реакцией бармена.
 - Что делал Артем в течение вечера?
 - Выпивал на стойке, вот и все, что он делал.
 - Все время?
Кащеев угрюмо кивнул.
 - Пришел и сидел пил. Один стакан за другим в себя опрокидывал. Заказывал пиво, потом водку. В конце концов пошел в туалет и закрылся там. Остальное знаете сами.
 - При осмотре мы не нашли бумажника. Артем ведь платил за напитки? Куда в таком случае пропал бумажник?
 - Вообще, он за все заплатил. А бумажник… Может, вытащили, я откуда знаю? Да и он такой пьяный был, что потерять мог.
С этими словами Кащеев зевнул, во всю ширину раскрывая рот.
 - Честно говоря, понятия не имею, чего меня тут держат. Все ясно как день - плохой день был у мужика, выпилиться решил. Трагедия, конечно. Я тут причем?
Но Данила бесстрастно продолжал с вопросами.
 - Давно владеете баром?
 - В 2005 открылись, - протянул Кащеев.
 - Здесь всегда был этот клуб, «Танатос», ничего больше?
Лоб Кащеева наморщился. Он потер его, словно болячку.
 - А что же еще? Какие-то глупые вопросы задаете.
В его последней фразе сквозила настороженность, словно он хотел отвадить Данилу от дальнейших расспросов. Но дальше расспрашивать мой друг не стал.
 - Это все? Я могу идти?
 - Пока нет. У меня могут появиться дополнительные вопросы. Не все в этой истории до конца понятно.
Кащеев разочарованно зевнул и вновь принялся натирать бокал. Данила повернулся к горцу. Тот все так же буравил его злобным взглядом.
 - Аслан зовут, - сказал он, предупреждая вопрос Данилы.
Потом ткнул себя пальцем в грудь. Я пригляделся - загорелый указательный сминал нашивку с буквами «ОХРАНА».
 - Вы в клубе работали охраной? - удивился Данила.
 - Ти слепой? Видишь, что написано?
Руки его при этих словах как-то странно дергались, правая нога отбивала такт. Я понимал, что будь его воля, он бы сейчас ринулся к Данилу и, возможно, в клубе состоялась нешуточная драка.
 - Что вы видели?
 - Чо я видел? Вон Ромка сказал, чо я видел. Он пил, потом пашель убиль себя. Овдал!
 - Это все?
 - Все, все! - закричал он, словно стараясь заглушить Данилу, - Ниче не било больш.
И он снова грозно зыркнул в нашу сторону, давая понять, что расспросы окончены.

Тело Артема тем временем уже вынесли из туалета. Мы вышли во двор, наблюдая как его заносят на носилках в «Скорую». Рядом с машиной стояла Лера. Данила подошел к ней.
 - Как результаты? - спросил он.
 - Ох, Даня, - протянула девушка, - Не знаю, что тебе и сказать. На теле никаких повреждений не было, только эти резаные раны на запястьях. Трупного окоченения еще нет, значит, умер около 22 часов. Температура тела - 36 градусов.
 - Алкоголь в крови мерила?
 - Нет, это в морге завтра.
 - Нам нужно сейчас.
Лера глянула на него как на палача.
 - Даня, я только собиралась на разводные мосты пойти, как Клыгин позвонил, - сказала она с мольбой, - Я еще успеваю. А теперь ты мне говоришь, что нужно еще ехать в морг делать анализы на алкоголь в крови?
 - Дело важное, Леракл, пожалуйста.
Лера нахмурилась.
 - Насколько важное? - спросила она.
 - Пока точно не знаю. Но здесь что-то крупное, это точно. Если промедлим - добыча уйдет.
 - Ты думаешь, его убили?
 - Не совсем. Но если мы не поймем, что случилось, убийств будет больше.
Лера сжала ладонь в кулачок и кивнула.
 - Я еду. Все скажу по телефону. Ты что думаешь?
 - Не больше 1 промилле, по-моему. Но если 2-3, то буду удивлен.
 - Поняла.
Шурша плащом, она запрыгнула в захлопывающиеся двери. Машина «Скорой» тронулась и, ревя мигалкой, покатила в сторону Невского.
 - Леракл? - спросил я Данилу, - Вы, я вижу, с ней давно знакомы, раз такие прозвища.
Данила рассмеялся.
 - Да, было время, мы с ней бандитов на Рубика ловили. В героев играли, знаешь.
 - То есть, она была твоим напарником до меня?
 - Да это было, скорее, в другой жизни. Когда я еще не был искателем истины.
 - А кем ты был?
 - Я думаю, нам лучше выбрать другое время для экскурса в мое прошлое, - покачала он головой.
 - Ладно. Но что нам сейчас делать? Ты думаешь, Кащеев солгал о том, что делал Артем перед смертью?
 - Наверняка. Потому и ждем результаты от Леры. Я не верю, что Артем все это время пил. Кроме того, эта компания что-то скрывает, если ты не заметил. Не удивлюсь, если все трое окажутся в сговоре.
 - Даже… - у меня перехватило в груди, - Даже Анна??
 - И даже роковая красотка Анна, - кивнул Данила.
 - Нет, она не может! - закричал я в приступе пробудившихся любовных чувств.
Данила вздохнул и осмотрелся по сторонам. Прожекторы у входа освещали арку, выхватывая трещины на стенах и облупившуюся краску. Клубы располагались рядком внутри здания бывшего малого Гостиного двора. Справа от «Танатоса» виднелся вход в другой клуб, но массивные деревянные ворота были закрыты на висячий замок. Видимо, из-за появления полиции хозяин решил на сегодня закрыться. Слева был еще один вход, но двери были заколочены досками, а над ними висела старая советская вывеска - «Женская одежда». Взгляд Данилы остановился на ней, и он подошел ближе к забитому досками проему. Внезапно он приложил к ним ухо и стал к чему-то прислушиваться. Потом он постучал по доскам. К нему подошел Клыгин.
 - Ну и что ты тут корячишься? - спросил он, наблюдая за действиями Данилы.
 - Это место давно закрыто? - спросил тот.
 - А я откуда знаю? Еще с 90-х, наверно.
 - С 90-х? Почему здесь до сих пор не открыли другой клуб?
Данила показал в обе стороны.
 - Смотри. Там и там, клуб за клубом.
Действительно, вслед за «Женской одеждой», в полутьме арок ярко светились неоновые вывески. Заколоченный досками вход выбивался из этой картины. Клыгин почесал подбородок.
 - Какое это отношение имеет к нашему делу?
 - Пока не знаю. Это просто странно.
 - Странно то, странно это. Ты смог вообще что-то найти, Соколик?
Я ожидал, что Данила покажет и Клыгину остроту своего клинка, но друг мой сказал безо всяких эмоций:
 - Твои свидетели почти ничего не сказали. Да и вообще они в сговоре. Охрана и владелец безбожно врут, а девица отказывается говорить. Где ты их нашел?
 - Про девицу я тебе сказал. А владелец… Логично было его взять для допроса. Этот чеченец за ним увязался, будто охрана его личная.
 - Чеченец, ты сказал? - переспросил Данила.
 - Ну да, Аслан Басаев он по паспорту. Мерзкий тип. Еще за Ичкерию воевал в те годы.
При этих словах Клыгин сплюнул на гранит и торопливо вытер губы, словно сама слюна ему была противна.
 - За ним что-то числится?
 - Он на контроле, конечно. Пару раз в год проверяем, где он и что делает. Но выходок не было. По моим данным, в этом клубе безвылазно охраной работал с 2005 года. Оно понятно - такой головорез на входе кого хочешь запугает.
Данила обхватил голову руками и стал ходить взад-вперед.
 - Мы что-то упускаем! - вскричал он вдруг. Ладони его взметнулись вверх, словно что-то взорвалось у него под фуражкой.
 - То есть, чудо-мальчик не может разгадать это дело, - протянул Клыгин.
 - Человеческие жизни - не головоломка.
 - Ладно, не буду мешать. Все равно сам вызвал, - вздохнул Клыгин, - У нас есть время до утра. Я поеду в отделение отчет писать. Пару ребят тебе оставлю, чтоб свидетелей стеречь. Если что, звони.
 - Подожди.
Данила отозвал Клыгина в сторону и о чем-то стал говорить с ним. Тот сначала нахмурил брови, а затем покачал головой. По мимике Данилы я понял, что он просил о чем-то очень важном. Клыгин пошел в сторону машины и напоследок крикнул моему другу:
 - Если будет в участке, с парнями передам! Но не обещаю!
И с этими словами он уехал. Данила оперся спиной на одну из колонн арки, надвинул на лоб фуражку и скрестил руки на груди. Мы ждали звонка от Леры или одно из его озарений, а возможно, и того, и другого. Чтобы не сидеть без дела, я решил убрать за собой следы моей минутной слабости при виде трупа. Несколько раз набрал воды в ведро в туалете и смыл бывшее содержимое своего желудка к тротуару, а оттуда - в сливное отверствие. Как раз в это время по Думской разносились цокающие звуки. Мимо гарцевал огромный гнедой конь, которого вела за поводья миловидная женщина.
 - Невский, прогулки на коне! - зазывала она.
 - Красивый! - вскричал я.
Женщина улыбнулась мне, натягивая поводья.
 - Хотите прокатиться?
 - Да боюсь, что упаду, - рассмеялся я.
 - Все так говорят. Но Зевс наездников не сбрасывает.
Конь передо мной громко фыркнул и ударил по мостовой копытом. Я смотрел на лоснившуюся шерсть, мерно гулявшие желваки и огромные влажные глаза животного. Было видно, что за животным тщательно ухаживают и хорошо кормят.
 - Морковочки хочет, - сказала женщина, - Это он так просит.
 - Какое великолепное животное!
Это уже был голос Данилы. Он с восхищением осматривал коня.
 - Морковки, говорите? - спросил он, - А давайте я принесу.
Ближе к Невскому был магазин продуктов. Данила сбегал туда и принес целый пакет морковки. При виде моего товарища с охапкой оранжевых плодов девушка невольно рассмеялась.
 - Так вы серьезно? - сказала она, - Тогда давайте я покажу, как кормить.
 - Что вы, не в первый раз, - сказал Данила.
Данила протянул Зевсу морковку. Тот обнюхал ее огромными ноздрями, а потом жадно стал обволакивать губами. Через секунду морковку силой вырвало из руки, и она исчезла в пасти лошади. Послышался громкий хруст, конь облизнулся огромным языком, а затем ткнулся мокрым щербатым носом в ладонь Данила за добавкой. Он скормил ему еще около пяти морковок, пока девушка не похлопала Зевса по боку.
 - Ну хватит, - со смехом сказала она, - А то разбалуете. Мы же их нормально кормим. Морковки - это деликатес, поощрение за хорошую работу.
 - Тогда возьмите остальное.
И он сунул куль с оставшимися плодами женщине. Она покачала головой.
 - Простите, не приму. Сейчас от морковок сам не свой будет, энергия попрет. Он у нас вообще гиперактивный. Потому и зовем Зевсом. Если красивая девушка на него сядет, так он вообще может так рвануть, что поминай как звали. Помните же, как в мифологии Зевс женщин утаскивал? Вот и стараемся парней сажать на него, они хоть с ним справятся в случае чего.
Женщина натянула поводья и направила коня дальше, в сторону Невского. По проспекту в тот момент проезжала колонна байкеров - над головами прохожих проносились флаги с эмблемами «Степных волков», гул дюжины моторов сливался в оглушительный треск, который раскатывался по мостовой и достигал Думской. Я зажал уши, а когда они проехали, спросил Данилу:
 - Ты что, правда умеешь ездить на лошади?
 - Конечно, еще в 12 лет научился, - сказал он, - Отец мой увлекался конной ездой, всегда брал меня с собой на прогулки.
Я хотел было спросить больше про его отца и детство, но что-то меня останавливало. Я вдруг вспомнил письмо из приюта, которое лежало у него на шкафу. Но если у него есть отец, зачем это письмо? Или письмо было адресовано не ему? Вконец запутавшись, я решил ничего не говорить. В этот момент как раз зазвонил телефон Данилы. Он взял трубку - звонила Лера.

 - Понял, - сказал он и добавил, - Я тебе на завтра куплю билеты на кораблики.
Сказав так, он забросил телефон во внутренний карман мундира.
 - Содержание алкоголя в крови было меньше 1 промилле. А значит, Артем едва ли выпил больше одного бокала пива в тот вечер. Иными словами - нам врали.
 - Но ты ведь и так уже это знал.
 - Это была догадка. Теперь это факт. Но теперь у меня есть и другая догадка.
 - Какая?
Данила сделал хитрый вид, и мы вернулись в клуб к троице свидетелей. Данила обратился к Кащееву.
 - Ваши показания не подтвердились. Это доказали анализы на алкоголь в крови. Артем не мог пить весь вечер. Рассказывайте, что он на самом деле делал.
Кащеев открыл рот, а потом снова закрыл его, как рыба, выброшенная внезапно на берег. Взгляд его, полный ужаса, упал на чеченца.
 - А, боитесь, - изрек Данила, - Понимаю. Тогда я вам расскажу, что он делал. И что вообще находится за ширмой этого клуба!
Взгляд Кащеева теперь был самим отчаянием. Он воззрился на Данилу, который уже выставил в его сторону указательный палец, готовясь к разоблачению.
 - Вы продаете пиво за 100 рублей, вход на вечеринки почти бесплатный. Все, что я видел в меню, стоит сущие копейки. За какие деньги клуб содержится, в таком случае?
Кащеев мелко задрожал.
 - Не отвечайте. Вопрос риторический. Из этой же серии - откуда у вас на пальцах такие дорогие кольца? А эта цепочка на шее? Около ста тысяч рублей. Наверно, у вас есть дополнительный бизнес, потому что за копейки от клуба вы такую роскошь не могли бы себе позволить!
Владелец коротко вскрикнул и замотал головой.
 - Бизнеса нет, так я и знал. Далее - грозный чеченец на поводке…
 - Кито на поводке! - вскричал Басаев и снова вскочил с места.
 - … Хотя кто у кого на поводке - это правда хороший вопрос. Такой головорез на входе едва ли требуется для охраны от шпаны и наркоманов. Нет, тут что-то серьезнее.
Пока Данила говорил, Кащеев все мотал и мотал головой, словно пытался отменить само существование человека перед собой. Бокал в его руках дрожал и, казалось, вот-вот упадет на пол.
 - А теперь последнее - пропавший бумажник жертвы. Мне казалось, это малозначительная деталь, но теперь я понимаю, что это не так. Напротив, отсутствие его о многом говорит. Если бы Артем пил все это время в баре, то бумажник был бы при нем во время смерти. Вы сами, уважаемый господин Кащеев, сказали нам, что за напитки он заплатил. Едва ли он потерял его на коротком пути от бара до туалета. Значит, деньги он потерял - а я уверен, что деньги здесь наверняка замешаны - деньги эти он потерял по-другому, а именно: в подпольном казино!
Последние слова были как удар грома, от которого Кащеев, весь белый, повалился на пол. Но раньше него упал бокал, который раскололся на множество осколков.
 - Ах ти шайтан! - зарычал Басаев.
Он сделал рывок, только не к Даниле, а к бедному владельцу, взгромоздил бездыханное тело на плечи и буквально молнией вылетели из клуба. Дежурившие полицейские расслабленно сидели за стойкой, вероятно, привыкнув к тому, что ничего не происходит. Они не были готовы к побегу чеченца и, только вскочили с мест, как он уже исчез. Но Данила не обратил на это внимания.
 - Я прав? - спросил он словно сам себя.
По его виду, он сам был поражен развернувшимися событиями.
 - А ты что, не был в этом уверен? - спросил я.
 - Вообще, это была очень натянутая теория с моей стороны. Особенно с бумажником. Я тыкал пальцем в небо, и ждал, как меня сейчас поднимут на смех.
 - Ну что ж, не сегодня, мой друг.
 - Действительно. Но где же вход в это подпольное казино?
Ответ на этот вопрос пришел с неожиданной стороны. Сидевшая все это время спиной к нам Анна повернулась к Даниле, и выдохнув созвездие дыма от электронной сигареты, сказала:
 - А разве непонятно?
И она красноречиво посмотрела на огромную вывеску со скелетом и надписью, что висела позади сцены.
 - Ну конечно! - хлопнул себя по лбу Данила, - Спрятать на самом видном месте - лучший способ.
Он подошел к ткани и отвел полотно в сторону, обнажив большую металлическую дверь. Дернул на себя, но та, конечно, не поддалась. Анна рассмеялась и показала тонким пальчиком в сторону барной стойки.
 - Ключ под кассой.
Данила отпер массивную дверь, и мы оказались в коридоре, уходившем влево. В коридоре было темно, и Анна щелкнула едва заметный выключатель на стене. Данила был прав: клуб соединялся с соседним помещением «Женской одежды» длинным скрытым коридором. А когда мы вошли внутрь, то оба застыли в изумлении.
Это был полный контраст с убогой обстановкой «Танатоса». Здесь все было обставлено «с иголочки»: стены драпированы бархатной тканью, пол застелен коврами с дамасским узором, а на потолке висели люстры с десятками абажуров, словно это были колонии грибов на дереве. Они освещали казино мягким зеленым светом. Свет падал на два больших стола с рулетками, к которым были приставлены высокие стулья с мягкой обивкой. По бокам у стены громоздились однорукие бандиты. Анна включила электричество и здесь, так что экраны на них разноцветно переливались, приглашая сыграть. Сама девушка вышла перед нами и, мягко ступая по ковровой обивке, расплела руки над головой, словно в приветственном жесте.
 - Добро пожаловать в «Танатос», - сказала она и подмигнула нам с обворожительной улыбкой.
Отработанные жесты, позы и мимика - все в ней говорило о том, что она не раз уже встречала здесь гостей таким образом.
Данила подошел к одному из столов, поднял с него какой-то предмет. Это оказался бумажник. Он кивнул.
 - Вряд ли я ошибусь, если скажу, что это кошелек Артема.
На развороте в прозрачном кармашке была вставлена фотография улыбающейся женщины и маленькой девочки рядом. Наверно, это была его семья. Мне стало грустно от мысли, что наутро они узнают, что лишились мужа и отца.
 - Что случилось с Артемом? - спросил Данила, - Уже понятно, что он проиграл все деньги здесь, но самоубийство?
 - Не можешь поверить? - спросила Анна и присела на стул, - Я тоже не могла. Но он действительно покончил с собой из-за этого. Я была с ним весь вечер.

Мы взяли по стулу и придвинулись к Анне.
 - Расскажи с самого начала, - попросил Данила.
 - С чего бы это? - вдруг ощетинилась она, - Я себе дело шить в полиции не собираюсь.
 - Ты уже призналась, что была с ним.
 - Мы были любовниками, разве это криминал?
 - Ровно как и с половиной клиентов здесь. Я прав? Не нужно лгать: ты завлекала людей сюда своей красотой, чтобы они проигрались. Если строить догадки, то ты наверняка действовала так: соблазняла их у входа или в баре, потом проводила в казино, а во время игры убеждала в том, что они вот-вот победят и надо поставить еще денег.
Она подернула плечами.
 - Почти прав, ищейка в кепке.
 - Это фуражка, - поправил Данила.
 - Еще там меч у тебя какой-то, - сказала она, с огоньком во взгляде рассматривая его кокарду.
Данила снял фуражку и положил ее на коленях.
 - Какой ты скучный, - вздохнула она, - А как же прелюдия?
 - Я предпочитаю переходить сразу к делу.
 - Сразу видно, с женщинами у тебя беда.
Она так говорила, но все никак не сводила заинтересованного взгляда с Данилы. А вот на меня, наоборот, не посмотрела ни разу с того момента, как мы сели рядом. Будто я был пустым местом. Я почувствовал легкую зависть к моему другу, но тут же себя одернул, вспомнив его слова. Это была девушка-иллюзия. И Артем стал ее жертвой. От этих мыслей вся ее красота вдруг рассеялась как дым, и ореол соблазна улетучился.
 - У меня есть одно условие, - сказала Анна, - Как вы понимаете, у этого казино есть владелец, весьма могущественный человек. Избавиться от меня для него не составит никакого труда. Вы уже видели, что произошло с Кащеевым. Думаю, его дни сочтены. И я в списке следующая. Поэтому я хотела бы добиться гарантий для себя: я обещаю, что расскажу вам все, что видела в тот вечер. В обмен на это вы гарантируете мою безопасность.
 - А кто владелец этого казино?
Анна покачала головой.
 - Вот этого я не скажу, пока вы не дадите гарантий.
 - А как можно давать гарантии, не зная о последствиях? Возможно, тот, о ком ты говоришь, уже давно на примете у полиции.
 - Нет, - ответила Анна, - Я точно знаю, что нет. Владелец этого казино - неуловимый человек. Он живет на личной яхте. Лето он проводит в водах Петербурга, а на зиму уплывает в Испанию. С портами здесь у него все договорено, он «невидимка». Тем не менее, он владеет целой сетью казино и не только в Петербурге. Таллин, Рига, Гамбург - он устраивает каждый год круизы, собирая свою дань.
 - Как он может тебе угрожать с яхты?
 - Вот уж не думала, что такой наивный, - сказала она, - За годы он набрал команду. Прибыли от казино огромные, а следят за ними отъявленные головорезы. Видел Аслана? А у него таких дюжины.
И она тревожно глянула куда-то за наши спины. Я тоже быстро оглянулся, ожидая увидеть чеченца. Но коридор оставался пустым.
 - Показалось, - пробормотала она, - Так вот поэтому я прошу гарантий. Я вам скажу даже его имя и когда он будет проплывать этой ночью по Неве. Полиция сможет его взять. Если, конечно, у него и там нет связей.
Ее задор куда-то улетучился, когда она это говорила. В голосе сквозило отчаяние, словно мы были ее последней надеждой.
 - Тебе нужна только безопасность? - спросил Данила.
 - И свобода, - быстро сказала она, - Чистосердечное признание, ведь так говорится?
 - Зависит от того, что мы узнаем из рассказа. Я не могу ручаться, что полиция оставит тебя в покое. Возможно, по итогу тебя посадят в тюрьму, Анна.
Голова ее поникла, руки безвольно опустились на колени.
 - Но не будем забегать вперед, - продолжал Данила, - Я могу гарантировать тебе безопасность. Но вину твою уже определит полиция.
Под полицией он имел в виду Клыгина, но я понял, что Данила специально умолчал об этом. Да, непросто будет ему узнать, что в смерти друга была виновна эта роковая женщина.
 - Данила Соколик, так тебя зовут, да? - спросила Анна, - Так вот, Данила, я хочу, чтобы ты лично гарантировал мою безопасность. Ты меня защитишь.
Данила быстро поднял на нее глаза. Выражение у него было озадаченное, словно он пытался разгадать загадку.
 - Это не обман и не трюк, - сказала Анна, - Я не доверяю полиции. Но я доверяю тебе.
 - Почему? - спросил он. Вид у него стал даже растерянный.
 - Вон у тебя какая сабля, - сказала она, кивая на оружие в ножнах, - Мне интересно, как ты будешь ей драться, если станет жарко. Шоу ты неплохое устроил для Аслана, а на самом деле?
И она снова игриво подмигнула нам, потягивая электронную сигарету.
 - Это не сабля, это шашка, - поправил Данила.
 - Господи, какой зануда, - сказала она, закатывая глаза. - И не уходи от ответа, Данила Соколик. Скажи, да или нет?
 - Я тебя защищу, - ответил Данила твердым голосом.
 - Правда? - она будто не верила своим ушам.
Он молча кивнул.
 - Чего стоит слово искателя истины? - спросила она в потолок, выпуская изо рта сладко пахнущий дым, - Ну что ж, раз так, то и я выполню свою часть уговора.
Она сменила осанку и отложила электронную сигарету на стол с рулеткой. Взгляд ее стал серьезным, никакого кокетства. Перед нами была та же девушка, но энергетика от нее исходила другая - уставшая и подавленная. Словно она сбросила маску, которая долгое время мешала ей дышать.
 - Да, я завлекаю молодых людей… мужчин, в это казино. Только, конечно, я делаю это не на улице. Я сижу в баре, высматривая тех, кто при деньгах. Затем незаметно подсаживаюсь, когда они одни, прошу угостить даму выпивкой. Слово за слово, я пытаюсь понять, насколько они авантюрны. Готовы ли рискнуть большой суммой и выиграть главный приз?
 - Не сказать, что этот бар привлекал бы состоятельных мужчин, - усомнился Данила.
 - Ты не знаешь, о чем говоришь. Нувориши сейчас не те, что раньше. Парень в очках и в поношенных джинсах будет зарабатывать больше, чем тот, кто приехал на иномарке и носит блестящий костюм. Программистов здесь много, и они любят этот бар. Когда их соблазняешь и ведешь к столу с рулеткой, они всегда пытаются просчитать исход с математической точки зрения. Привлекают свою теорию вероятности. Болваны. Казино всегда выигрывает, иначе эта схема не имела бы смысла.
 - То есть, ты соблазняешь их, чтобы лишить денег в игре на рулетку?
 - Конечно, зачем мне еще это делать? Впрочем, не по своей воле. Я женщина несвободная, делаю, что мне скажут. Конечно, деньги я тоже получаю за это, но, поверь мне, я бы с радостью оставила эту гнилую схему.
 - Что мешает уйти?
 - У хозяина мой паспорт. Еще Аслан знает, где я живу, не даст сбежать или даже пойти пожаловаться полиции. Слышал, сколько девушек пропадает ежегодно в Петербурге? По неофициальной статистике.
 - Знаю, - помрачнел Данила.
 - Я не хочу быть одной из тех, кто пропадет без вести, я хочу жить, пусть даже так, - сказала она, но при этом склонила голову. Словно ей самой были неприятны эти слова, и говорила она через силу, - Но это другое. Что касается клиентов, то самая большая проблема - договориться о наличке. В казино, конечно, картами не платят, и мне всегда приходится уговаривать их сходить в банкомат. К счастью, здесь недалеко от входа есть один. Во время игры все срежиссировано до мелочей. Я подсказываю жертве, на что ставить, а оператор рулетки за кулисами слышит мои слова через микрофон и делает так, чтобы цвет выиграл. Так продолжается несколько раз, человек на седьмом небе от счастья от привалившей ему сумму. А затем играет еще раз - и все проигрывает.
 - Какой же главный приз?
 - Я, - сказала девушка, - Вы не представляете сколько сейчас одиноких богатых мужчин. И они жаждут женской компании. Они готовы тратить любые деньги, чтобы показать свою власть и богатство, лишь бы кто-то лег с ними в койку. А кто-то хочет просто эскорта, чтобы в обществе с красивой женщиной появиться, дескать, посмотрите, чего я добился. Такими неискушенными мужчинами легко манипулировать. Я говорила им, что если они выиграют три раза в рулетку, я пойду с ними хоть на край света. А когда они проигрывали, то я вздыхала, говорила, что мы обязательно встретимся еще, иногда давала свой номер. Ненастоящий, конечно. 
 - Как давно работает это казино?
 - С момента, как официально запретили азартные игры. 2010, кажется?
 - Трудно поверить, что никто из твоих жертв не обращался в полицию. Они знали, где казино, что мешало им донести на вас?
Она снисходительно улыбнулась.
 - На то две причины. Во-первых, мы никогда не трясли с них слишком много. Порядка 20-30 тысяч с человека, может иногда 50. Все решалось в разговоре: я всегда оценивала, сколько он может потратить без ущерба для себя. И вторая причина: вездесущий Аслан. По вечерам он дежурил в казино и высматривал проблемных клиентов. Если кто-то закатывал сцену, тот брал его за грудки, оттаскивал в угол и проводил «разъяснительную» беседу. Он же ограждал меня от клиентов, которые таскались за мной после проигрыша.
Данила провел двумя пальцами по лбу, словно снимал завесу с лица.
 - Общую схему я понял. Расскажи, что конкретно произошло сегодня вечером? Почему Артем умер?
После этого вопроса лицо ее исказилось. Если до этого она говорила и смотрела с каким-то развязным цинизмом, то теперь в ее глазах мелькнуло что-то вроде страха. Или не страха даже, а глубокого волнения. Это был взгляд женщины, глубоко тронутой случившимся. Но это было лишь мгновение. Анна нахмурилась и помотала головой, словно отгоняла наваждение. В привычной до того манере она сказала:
 - Он был необычным «клиентом». Я это сразу поняла, как села и заговорила с ним.
 - А почему ты вообще его выбрала? Ты говорила, что заранее подмечала тех, кто при деньгах. Что его выдало?
 - В данном случае - выправка моряка. Да и прическа характерная. Я сразу поняла, что он ходит в плавание, а у моряков всегда деньги водятся. Хотя я, конечно, рисковала, ведь он мог быть военным моряком.
 - А как же кольцо на пальце? Оно тебя не смутило?
Анна закатила глаза.
 - Ой, пожалуйста. Вот как раз всяких женатиков проще всего развести. Они от хорошей жизни, по-твоему, идут в бар сидеть пить в одиночестве? Нет! Обычно у таких семейная жизнь не ладится, забыться хотят. А подсаживаешься к ним - так тебя слушают! Будто пение соловья. Видно, что настоящего женского внимания им не хватает.
 - Артем был из таких?
 - Не совсем. Он долго не реагировал на меня. Я попросила заказать мне коктейль, но он и вовсе грубо мне отказал. Обычно я в таких случаях отходила - а это бывал о-о-о-очень редкий случай, чтобы мне отказали - но тут осталась.
 - А почему ты не ушла?
 - Да сама не знаю! - вскричала вдруг она и ударила кулачком по столу. Взгляд ее стал отчаянным, - Надо было уйти, конечно! Всего этого кошмара бы не произошло!
 - Под кошмаром ты имеешь в виду его самоубийство?
 - Ну а что еще?! - ответила она, утирая глаза рукавом. Тушь размазалась по щеке, оставив черный неровный след, напоминавший грязь.
 - Ты переживаешь за его судьбу. Почему?
Она исподлобья глянула на Данилу.
 - Я переживаю за всех, искатель истины ты наш! Я, конечно, редкостная тварь, та еще мразь, но я не настолько опустилась, чтобы люди из-за меня вены резали! Да, я развожу их на деньги, но чтобы они умирали после этого? Нет уж, увольте!
 - Опиши, как все произошло. Как ты соблазнила его? Что случилось потом, в казино, от чего он покончил с собой?
Анна вскинула голову и пристально посмотрела на Данилу.
 - Ты любил когда-нибудь, Данила Соколик?
 - Хочешь сказать, что влюбилась в него?
 - Не переводи вопрос, ответь мне.
Данила пожал плечами.
 - Допустим, и любил. Какое тебе до этого дело?
 - И я любила, - сказала она, - Любила мужчину, который был совсем как Артем. И я не про внешность, а про манеры. Да, он меня сначала отшил, но сделал это максимально уважительно. Он сказал, смеясь «У меня на сегодня уже есть подруга» и показал на бутылку. Но я не отставала, и после пары фраз я поняла, какой он мужчина. И тогда я знала все его слабые места.
Она снова потянулась к электронной сигарете, затянулась и выпустила дым.
 - Вы знаете, как это приятно? Осознавать, что ты можешь дернуть за те или иные струны в человеке, и он сделает то, что ты хочешь. Вот и мне было приятно. Я видела, что он женат, но раз один в баре и пьет - значит, что-то в его жизни не в порядке. В семейной, в первую очередь. И я предложила то, что никто не может дать мужчине в такой ситуации - утешение. Я кивала и говорила, что понимаю его проблемы. Я рассказала ему даже и свою историю… - она вдруг вздрогнула и отвела взгляд, будто не хотела, чтобы мы обращали внимание на эту последнюю фразу, - В любом случае, его проблема упиралась в деньги.
 - Правда? - удивился Данила.
Анна кивнула.
 - Его дочь смертельно больна. Он никому не говорил, но ей нужно почти два миллиона на операцию, которая возможна только за границей. Из-за этого он стал чаще плавать, чтобы зарабатывать больше. Но денег все равно не хватает, а время идет. И я сказала, что у нас в казино он может выиграть два миллиона.
 - И какую сумму он поставил?
 - Триста тысяч. Все, что было у него в запасах на картах. Ему пришлось посетить три банкомата перед этим. И, когда он наконец пришел в казино с увесистым пакетом налички, я проделала то же, что и обычно. Я помогла ему два раза выиграть, увеличив его ставку до полумиллиона. Он ринулся играть в третий раз, поставив все. И проиграл.
Анна замолчала. Молчал и Данила. Он сидел, скрестив руки на груди, и смотрел на девушку. Анна отбросила в сторону прядь черных волос.
 - Ты не будешь говорить, какая я сука? - спросила она. В ее голосе сквозило удивление.
 - Я думаю, это не конец истории, - сказал Данила, - Иначе бы Клыгин не застал тебя у туалета, когда обнаружил тело. И твой крик - он описал его как искренний. Что он имел в виду, по-твоему?
 - Да откуда я знаю, что там этот мусор себе напридумывал? - нахмурилась Анна.
 - Я думаю, ты переживала за судьбу Артема. И переживаешь до сих пор.
Ногти девушки заскребли по сукну стола.
 - Конечно, переживаю! - вскричала она, - Я последняя тварь, что так с ним поступила! Я смотрела как он проигрывает, знала про его ситуацию и ничего не сделала!
Данила словно не обратил внимания на этот взрыв эмоций.
 - Кстати, эти два миллиона действительно были в этом казино? Наличкой? - спросил он.
 - Нет, конечно, - прыснула она, - Во-первых, потому что никто никогда не выигрывает здесь до конца. Во-вторых, рано или поздно это место могут накрыть, как и случилось сегодня. Выигранные деньги каждый день свозятся в укромное место, отмываются и переводятся на зарубежные счета владельца.
 - Понятно. Вернемся к другой теме. Позволь продолжить за тебя: после того, как Артем проиграл, ты вышла за ним из казино и хотела что-то еще ему сказать. Моя теория - он сказал тебе, что встречается с Клыгиным, и тот полицейский. Ты собиралась сдать своих работодателей в тот вечер. Точку бы накрыли и проигранные Артемом деньги вернулись к нему. Что скажешь?
Кулачки Анны дрожали от напряжения, а затем последовал эмоциональный взрыв:
 - Конечно, хотела! Этот чертов дурак сам до этого не догадался, пошел вены себе резать. Господи, зачем! И если бы я… Если бы меня не задержал Аслан у входа, я бы успела! Успела ему все сказать! Он бы не умер так гадко!
Она ревела и ревела, и я порывался с места, чтобы броситься утешить ее. Я ждал, что это сделает Данила, но мой друг оставался непоколебим. Казалось, слезы девушки его вовсе не трогают. Наконец, она немного успокоилась и, сквозь паутину спутанных волос, взглянула на нас. Взгляд этот был полон отчаяния и тревоги.
 - Почему Аслан тебя задержал? - спросил Данила.
 - Он всегда так делает, - хриплым после плача голосом сказала она, - Нам запрещено выходить из казино с клиентами, когда те уходят. Владелец боится, что мы можем уйти с ними. Я надеялась отвлечь Аслана - сказала ему, что за соседним столиком намечается дебош и надо пойти проверить. Это была ложь, и неумелая - он быстро вернулся и схватил меня за руку, когда мы выходили. В итоге Артем ушел, так и не узнав, что я собиралась ему сказать. И все было потеряно.
Последнюю фразу она сказала из последних сил, словно в ее легких не осталось воздуха. Вся ее фигура поникла, словно из нее ушла жизненная энергия. Не было в ней больше ни дьявольской красоты, ни ауры соблазна и интриги. Перед нами сидела сломленная женщина, источавшая горесть и печаль.

 - А знаете что? - вдруг вскинулась она, - Не надо мне больше никаких гарантий! Я мразь, полная мразь! И дорога мне прямиком в ад!
С этими словами она взлетела со стула и понеслась к выходу из казино. Мы с Данилой сорвались и побежали за ней. Но в клубе ее уже не было - там стоял только оставленный Клыгиным патруль.
 - Где она? - спросил полицейских Данила.
 - Проскочила наружу, - пожал плечами один из них, - Нам не говорили никого задерживать. Ни Клыгин, ни ты. Кстати, это тебе - с патруля принесли.
Полицейский уронил в руки Данилы что-то маленькое и черное. Тот небрежно бросил предмет за пазуху мундира и с каменным лицом вылетел из клуба на улицу. Я старался поспеть, и только сделал шаг за порог, как до нас донесся женский крик. Голос резко прервался, словно кричавшему заткнули рот. Данила метнулся в сторону Невского, откуда доносился голос девушки. Я рванул за ним, глядя как от нас на большой скорости уносится огромный «Лэнд-крузер», сверкая черными боками в огнях фонарей. Джип замедлился у въезда на Невский, но ненадолго - водитель хамски, свистя покрышками по асфальту, вырвался в поток машин и устремился к Адмиралтейству. Мы были только на половине дороги, когда он исчез. «Как же мы его догоним?» - вертелось у меня в голове.
Сезон «белых ночей» уже подходил к концу, но поток туристов в городе был огромным. На Невском было не протолкнуться - на тротуаре и на дороге. Мы выскочили на пешеходную часть, вклинившись в ряды прохожих. Из-за голов было все еще видно уезжавшую «Тойоту». Но шансов поймать ее на своих двоих у нас не было. Ловить такси или любую машину было невозможно - гудевший поток автомобилей все равно бы нас проигнорировал. Не сговариваясь, мы со всех ног побежали по мостовой.
У Казанского собора толпа расступилась, и мы влетели во что-то большое, темное и покрытое шерстью. От удара оба отлетели в сторону, а в ответ нам раздалось возмущенное ржание. Передо мной на дыбы встал огромный конь, а натянутые поводья держала уже знакомая мне женщина.
 - Ну что ж вы, не видите, куда… - начала было она сердито, но, узнав меня, переменилась в лице, - А, это вы!
Данила вскочил и вдруг протянул руку, прося поводья у девушки. Она удивилась.
 - Что? Вы хотите сейчас покататься на Зевсе?
 - Не кататься, - рванул головой из стороны в сторону Данила, - Нам нужно догнать убийц.
Женщина побледнела от его слов, да и от вида Данилы, который иначе как безумным было не назвать. Глаза горели, фуражка набекрень, под распахнутым мундиром вздымалась-опускалась грудь. Она отпустила поводья, а в следующий миг их уже схватила рука моего друга. Данила протянула руку к губам лошади, давая Зевсу понюхать знакомую ладонь. Глаза животного оживились - до того они были словно мутные и в тумане. Конь громко фыркнул и взмахнул мордой. Затем развернулся к Даниле боком, словно приглашая его сесть верхом. Мой товарищ поставил одну ногу в стремя и одним движением взлетел на седло. Шум толпы и рев машин рассек звук обнажившейся стали, и в тот же момент темноту прорезал острый блеск. Конь под Данилой вздыбился, оторвав передние копыта от земли, поднял всадника выше, так, что контур его фигуры резко выделялся на фоне звездного неба. Это было зрелище, которое навсегда осталось в моей памяти, хотя в тот вечер хватало впечатлений. Огромный черный конь на могучих столпах-ногах, а на спине его, с летящим вверх серебром клинка в вытянутой руке - Данила в распахнутом мундире и с яростью во взгляде.
Это было мгновение, секунда, но для меня она длилось, казалось, минуту. Вот он - образ героя, который я должен нарисовать! Вокруг себя я слышал восхищенные либо перепуганные голоса. Кто-то звал полицию. Данила лихо развернул Зевса, наклонился и распростер в мою сторону ладонь.
 - Руку, Иван! - скомандовал он.
Я вцепился в его ладонь. Данила уже на ходу, подстраиваясь под темп разгонявшегося коня, рванул меня наверх, втащил на спину Зевса. Неловко карабкаясь, я смог извернуться и усесться. Зевс перешел уже на бег, и меня по инерции тащило назад. Я плотно обхватил талию Данилы и прижался к его спине, чтобы не упасть.
Каменная мостовая неслась размытыми красками где-то за пределами зрения, люди, светофорные огни, отблески в воде в каналах стали одним неразличимым скоплением цвета. Я сильнее прижался к спине коня, чувствуя камень позвоночника и вздымающиеся под бедрами мускулы. Ветер, холодный и мокрый, обхватил щеки, растрепал волосы. «Ну хоть бы не зацепить кого, хоть бы не зацепить» верещал голос у меня в голове. Но тут же его подавлял другой: «Но лишь бы успеть, ведь надо успеть». Где-то рядом разодранным лаем ворвалась в ухо собака. Кто-то прокричал, темная фигура шатнулась, ушла в сторону «Да господи!». 
На счастье, Данила вел коня превосходно. Мы ни разу не остановились и даже не сбросили скорость. На всех переходах горел зеленый, так что всякий раз и здесь удавалось проскочить без замедлений. Но, даже несмотря на это, Аслан был далеко впереди.
 - Где он?! - пустил я в путешествие к уху друга слова, которые тут же смел ветер.
Скоро Невский кончился, распахнув перед нами простор Дворцовой площади по правую сторону. По площади безмятежно гуляли люди, которые при виде нас останавливались в недоумении. Зевс вылетел на мостовую, и Данила повел его в сторону Дворцового моста. Вдалеке, у набережной я увидел живую стену людей. Они стояли спинами к дороге и к Зимнему дворцу, ожидая будничного, но в то же время торжественного события. Развод мостов как раз начинался - зрелище, которое с такой досадой упустила сегодня Лера.
Вдруг впереди я увидел джип похитителей. Сзади по бокам хищно светились огни аварийки, а распахнутая дверь говорила о том, что машина брошена. Я тут же проложил глазами предполагаемый маршрут и увидел группу людей, исчезавших в толпе. Это были двое огромных мужчин, которые вели под руки две поникшие фигуры. Я догадался, что это были Анна и Кащеев. А через секунду они уже растворились в толпе. Я тут же наклонился к Даниле и выставил в их сторону указательный палец.
 - Вон там! - прокричал я.
Данила кивнул и направил Зевса в показанную сторону. У толпы конь сбавил темп и стал слегка брыкаться. Видимо, такое большое скопление людей пугало животное. Данила легко похлопал его по лохматой шее, и, наклонившись, зашептал ему что-то на ухо. Зевс помотал мордой, а затем спокойно переступая копытами, подвез нас к толпе. Мы спешились, и Данила отдал лошади две последние морковки. Мы рванули внутрь толпы, слыша довольное ржание за спиной. Словно конь подбадривал нас на поимку преступников.

Жаркое дыхание ночи - а на часах уже пробило час - перебивалось волной прохлады от Невы. Мы протискивались сквозь людей, пытаясь уследить за похитителями. Те буквально пробивали себе путь, в то время как нам с Данилой приходилось аккуратно протискиваться между телами. Мы проследовали за ними до пристани со львами, и лишь бессильно наблюдали, как мужчины прыгают на катер. Перед тем они буквально швырнули Анну и Кащеева внутрь лодки, словно те были мешками с мусором. Я с неприятным удивлением отметил, что никому из присутствующих не было дела до происходящего. Мосты уже начинали разводиться, и все взгляды были прикованы к главному зрелищу Невы.
 - Остановите их! - в бессилии закричал я.
Но крик мой затонул в криках людей и гудках лодок, которые сигналили начало заплыва. Оторвавшись от пристани, корабли и катера с восхищенными туристами устремились к точке развода, словно насекомые на свет. Я тут же понял, насколько хитроумен и коварен был план чеченца. Воспользовавшись неразберихой и скученностью возле Дворцового, они просто смешались с общим потоком лодок. Мы с Данилой выскочили к краю спуска слишком поздно - катер уже заревел и сорвался с места. На высокой черной спине, смотревшей с нее в нашу сторону, появилась знакомая физиономия Аслана. В наступившей полутьме казалось, что он мерзко улыбается нам.
Я бессильно опустился на каменный причал. Кто-то из туристов, спеша на теплоход, толкнул меня ногой и я чуть не свалился в Неву. Данила прочно ухватил меня за край рубашки, подтянул обратно.
 - Иван, не падай духом! - укорил меня он.
 - А что еще делать? - всплеснул я руками, - Они ушли. Как мы теперь их догоним? Разве что катер где-нибудь угоним?
 - Нам не нужно угонять катер.
 - Ты что-то придумал?
 - Почти. Но сначала нам нужно найти яхту владельца казино. Смотри внимательно за их лодкой.
Сам он не сводил взгляда с треклятой посудины, увозившей Анну в гибельную неизвестность. Я тоже глянул им вслед, однако катер таял в бесконечных отблесках фонарей на водной синеве и вскоре я потерял его из виду. Однако Данила глядел ястребом в беспрестанно движущее скопление кораблей, глаза его неотрывно следили за целью. Наконец, он выпустил вперед указательный палец и сказал:
 - Вот эта яхта. Запомни ее.
Он указывал на корабль в большом отдалении. За пассажирскими теплоходами и сворой катеров плыло судно, формой напоминавшее кухонный нож. Острый нос выдавался вперед будто кончик лезвия или морда акулы, а кристально белый корпус судна, словно рыбьи жабры, пересекала темная полоса окон. Дизайн выглядел европейским, и среди неповоротливых и старомодных теплоходов эта яхта казалась модным иностранцем. И именно к ее корме подплыл наш катер. Данила достал телефон и стал кому-то звонить. Из разговора я понял, что Клыгину.
 - Нужна водная полиция! - кричал он в трубку, стараясь быть громче, чем разошедшаяся толпа, - Да! На катере преступник! Уверен! Не знаю, но времени нет!
Он бросил телефон обратно во внутренний карман мундира, на лице его читалась досада.
 - Ну что? - спросил я, - Едет подмога?
 - Клыгин меня слушать не хочет, - покачал головой Данила, - Он же не знает, что нам Анна рассказала. Но мы должны остановить хозяина этого казино во что бы то ни стало.
 - Ты думаешь, он на той яхте?
 - Наверняка. Помнишь, что она сказала? Раз в год он приплывает собирать дань. Не удивлюсь, что они отплыли деньги ему передать. А после этого он уйдет за границу, и никто никогда его уже не поймает. Нужно действовать сейчас.
За нами послышался рокот мотоциклов и громкие крики байкеров. Я оглянулся - над толпой проносились флаги «Степных волков». Они промчались в сторону дороги, что вела к Дворцовому. Данила вдруг слетел с места и стал проталкиваться через толпу в их сторону. Я поспешил за ним - у меня появилось очень нехорошее предчувствие, от которого буквально скрутило желудок.
С дороги было видно, что группа байкеров остановилась на светофоре на повороте в сторону Дворцового моста. Дорога перед ними стояла - водители ожидали окончания грандиозного зрелища. Сами байкеры - все в блестящих черных куртках, со спутанными волосами на голове и густыми бородами громко что-то друг другу рассказывали, курили и хохотали. Один из мотоциклов слегка клокотал, мотор в нем все еще работал. Это была старенькая «Хонда» с высокой подвеской. В зажигании болтались ключи с брелком в виде раскрытой волчьей пасти.
Данила уверенным шагом направлялся именно к этому мотоциклу. Я шел за ним, ноги у меня дрожали - то ли я ожидал реакции байкеров, то ли меня пугало, что может выкинуть сейчас Данила. Но выбора особенно не было: оставаться в стороне от того, что происходило, я не мог. И вот так, дрожащей поступью я шел за своим товарищем. Уже возле мотоцикла я нервно глянул в сторону байкеров. Они все еще не обращали на нас внимания, но вот взгляд одного задержался на Даниле. В тот же миг мой друг вскочил на седло, я прыгнул за ним, ухватившись за пояс. Места на Хонде оказалось мало для двоих, а ноги цеплялись за выхлопную трубу. И только я опустился на сидение, как Данила дал газу. Один за байкеров сорвался с места, изрыгая проклятия. Но было поздно: Данила повернул направо на дороге и помчался в сторону Дворцовой площади.
Холодный воздух хлестал по щекам, а в голове у меня кружились хаотично мысли. Что задумал Данила? Почему мы уезжаем от моста? Впрочем, вскоре мне стала понятна его задумка. Доехав по пешеходной части до поворота на Невский, он развернул мотоцикл и встал в узкую полоску между двумя рядами машин, выстроившихся к мосту. Где-то вдалеке кричала толпа байкеров. Прямо перед нами медленно поднимался огромный мост. Я видел это много раз - не раз сам стоял в той толпе у перил - и каждый раз это была смесь восхищения и радости. Но теперь меня трясло от ужаса перед этим гигантским полотном асфальта с прерывистой белой полосой. Словно огромный трамплин, он медленно поднимался к залитому белизной небосводу. И я прекрасно понимал, что сейчас сделает Данила. И от этого обхватил его торс еще сильнее.
 - Точно не хочешь сойти? - прокричал он мне.
 - Нет! - прокричал в ответ я. Получилось как-то истерично и судорожно. Сойти на самом деле я очень хотел. Но ведь я обещал Даниле помогать ему до конца.
Взревел мотор, и «Хонда» полетела к мосту. Расстояние до огромного трамплина сокращалось. Со сторон раздавались удивленные крики водителей машин, кто-то сигналил, кто-то кричал, а другие и вовсе хохотали. Когда закончился ряд машин, нам навстречу выскочил было кто-то из городской службы. Он был в специальном желтом жилете. Махая руками, он наивно думал, что остановит Данилу. Но мой друг ехал прямо на него, и тот, видя, что безумец на мотоцикле вовсе не сбавляет скорости, благоразумно отбежал в сторону. Мы пронеслись мимо - в глаза врезался его растерянный и удивленный взгляд, которым он нас провожал. Точка невозврата была пройдена. Я бросил взгляд на спидометр: мы неслись со скоростью 180 километров в час.
На ней мы и влетели на пологий подъем. «Хонду» основательно тряхнуло, но подвеска выдержала. Мотоцикл замедлился. Данила уперся в руль и привстал с сидения, а вместе с ним и я, насколько мог. Мотоцикл снова разогнался. Я посмотрел перед собой в разорванное на синие лоскуты небо. Полотно моста стремительно уменьшалось, пока наконец не исчезло из виду. На время я ощутил себя в невесомости и всеми силами старался не смотреть вниз. Данила резко прижался обратно к сидению, таща вниз и меня. Это был благоразумный маневр, иначе нас бы просто вырвало из сидения. Словно ныряльщик «дельфином», мотоцикл перевернулся в воздухе рулем вниз, и теперь мы стремительно летели навстречу горящим огням проплывавших внизу теплоходов. В голове пронеслась всего одна мысль - хоть бы Данила все рассчитал! А затем мозг отключился, а вслед за ним мне показалось, что отключилось и сердце, рокотавшее в груди под двести ударов в минуту.
За считанные мгновения перед столкновением с водой, Данила отпустил руль и выбросил руки наверх, приняв позу «солдатика». Я не успел сориентироваться так же быстро, как он, а потому удар оказался очень чувствительным. Нижняя половина туловища словно отнялась, а затем меня окутало ледяной пеленой. Несмотря на жаркое лето, вода в Неве была очень холодной. По инерции мы погрузились на добрые несколько метров. Вокруг потемнело, перед глазами мелькнул каркас уходившего в глубину мотоцикла. От боли после падения и перепада температур у меня не было сил сопротивляться и плыть на поверхность. Данила схватил меня за руку и потащил наверх. В мутной вышине расплывались огни, через толщу воды слышались крики и громкий шум.
Мы вынырнули как раз в тот момент, когда я уже задыхался, а в глазах темнело. Набрав полные легкие воздуха, я стал судорожно дышать. С кислородом появились и силы: я отчаянно барахтался в воде, стараясь удержаться на поверхности. Данила подхватил плававшую рядом фуражку и нацепил на мокрую голову. Мы оказались в самом сердце парада кораблей и судов. Теплоходы с пассажирами проплывали мимо нас, некоторые показывали пальцем и что-то кричали. Кто-то даже кинул нам спасательный круг.
 - Вон там! - вскричал Данила.
Я оглянулся. Яхта, которую мы видели с берега, проплывала недалеко от нас. Корабль плыл близко опоры моста на стороне Васильевского острова. Не обращая внимания на крики пассажиров и спасательные круги, мы поплыли в его сторону. Сердце выскакивало из груди, но прилив адреналина давал силы. Я даже не знал, что мое тело было способно на такое: пережить самоубийственный прыжок с моста почти со стометровой высоты. Но вот он был я - живой и пылавшей энергией. Я вдруг остановился и стал громко хохотать.
 - Мы живы, Данила! Мы живы! - кричал я, плеща руками по воде.
 - Я знаю, - ответил он, - Только тише.
Только тут я осознал, что своим несдержанным поведением мог насторожить охрану на яхте, если она там была. По крайней мере там был Аслан. А его следовало опасаться.

Мы осторожно подплыли к корме и забрались на яхту. На палубе никого не было. Вода ручьями стекала с мокрой одежды, телефон в кармане после погружения превратился в кирпич, а наличка в бумажнике обратилась в липкую массу. Я снял с себя штаны и рубашку и стал тщательно выжимать. Данила то же самое проделал со своей одеждой. Впрочем, отжать хорошо нам все равно ее не удалось, и вскоре я начал дрожать. Тело покрылось гусиной кожей, а зубы отбивали чечетку.
Мы огляделись. Яхта была двухэтажной, с крытой рубкой флайбриджа, возвышавшегося над открытой каютой. Прямо перед нами, в хвостовой части, располагалась большая крытая рубка. Проход в нее был закрыт массивной дверью. Я поискал кнопку, открывавшую ее, по бокам, но ничего не увидел.
 - Наверно, открывается не отсюда, - сказал Данила, проследив за моим взглядом.
 - Д-да я п-понял, - заикаясь от холода, сказал я, - Ч-что делать бу-будем?
 - Надо найти Анну, - сказал Данила. Ладонь его крепко сжимала ножны с шашкой. Я удивлялся, как она не улетела куда-нибудь во время нашего полета с моста.
 - Ты ей что, действительно рубить кого-то будешь? - спросил я, кивая на шашку.
 - Если надо будет. Но, надеюсь, до этого не дойдет.
Мы осторожно, слегка пригнувшись, стали пробираться в сторону каюты под флайбриджем. Яхта была по-настоящему роскошной: внутри каюты располагался настоящий бар, с софитами на стенах, с дорогими стульями и барной стойкой. Мебель была сделана из черного дерева и обшита кожей. Я провел рукой по столу, ощупал кресла - вот это роскошь! Наверху, через одно окон, можно было видеть край джакузи и стоявшие рядами шезлонги. Все было новеньким, с иголочки и кричало о том, что у хозяина этой яхты просто навалом денег. Мы прошли за перегородку, отделявшую бар от пространства позади, и сразу же увидели самого хозяина.
Тучное тело его скрывалось под полами белого пиджака. Из-за расстегнутых верхних пуговиц белой рубашки выглядывали джунгли волос, покрывавших великанскую грудь. Лицо его формой было похоже на неровный блин. Огромные губы и нос контрастировали с маленькими черными глазами, напоминавшими поросячьи. Вьющиеся волосы средней длины были уложены назад, и в форме волны обкатывали его голову, устремляясь за спину. В одной толстой руке этот господин держал зажженную сигару, а другой - держал за подбородок Анну. Казалось, будто снизу лицо девушки обволакивал огромный слизень. Они сидели на огромной кровати, а чуть поодаль на откидном столе стояло ведро со льдом, из которого выглядывала бутылка шампанского. Из окна перед кроватью открывался панорамный вид на ночной Петербург.
Только мы появились, хозяин яхты перевел на нас черные глазки и нахмурился. Анна резко высвободила голову, отшатнулась назад и громко ахнула.
 - Ты пришел! - воскликнула она со смесью удивления и радости.
 - Кто это? - властно спросил толстяк.
Анна промолчала и устремила взгляд в пол.
 - Аслан! - проревел он, поднялся с кровати и подошел к нам.
Сзади нас раздался топот. Я оглянулся - позади нас, загораживая выход из каюты, появился чеченец и еще двое его соотечественников. Они были крупнее Басаева по телосложению, а через плечо у каждого висел автомат Калашникова. Только увидев меня и Данилу, Аслан побагровел и оскалил зубы. Он готов был ринуться на Данилу, но толстяк остановил его жестом.
 - Только не вздумайте тут стрелять, - процедил он, - Испортите судно, а оно итальянское.
Аслан подобострастно ударил ладонью по стволам автоматов своих товарищей. Те перевесили их за спину, а их ладони скользнули к ножам на поясе. Толстяк хищно усмехнулся, будто ровный блин вдруг надорвался по центру.
 - Вот за что мне нравятся чеченцы. Они могут человека убить голыми руками. Даже эти ножи - перебор.
Дрожа массивным телом на ходу, он подошел близко к Даниле и выпустил дым сигары ему в лицо.
 - Но я вижу, что вы опасности не представляете. Сначала я подумал, что от тебя могут быть проблемы. Но у тебя не лицо убийцы. Даже если задумаешь расчехлить свою саблю, - он ткнул зажженной сигарой в ножны шашки на груди Данилы, - То никого не убьешь. А живыми мои парни не сдадутся. Так что - кто ты такой? И что делаешь на моем судне?
 - Меня зовут Данила Соколик, - сказал мой друг.
 - О, так это про тебя Анна мне тут рассказывала! - воскликнул толстяк, - Какой ты крутой, какой ты молодец! Я бы даже подумал, что она в тебя влюбилась. Это Анна-то!
Он с энтузиазмом раскурил сигару и протянул Даниле мясистую ладонь.
 - Будем знакомы! Алмаз Гурджиев, свободный предприниматель.
Однако Данила руку не пожал.
 - Отпустите Анну и Романа Кащеева, - произнес он.
 - Кого второго? - нахмурился Алмаз. Перевел взгляд на чеченцев позади нас, словно спрашивая «О ком это он?».
Я обернулся. Аслан показательно пересек большим пальцем воздух перед своим горлом.
 - А, Ромка, - вздохнул Алмаз, - Невелика потеря. Я всегда знал, что он болван, и язык за зубами держать не может.
У меня на голове волосы встали дыбом. Где-то недалеко от нашей лодки раздавались опьяненные весельем вопли, люди не сводили взглядов с разведенных мостов, этого чуда Петербурга. Знали ли они, что среди этого веселого заплыва корабликов здесь, на этой яхте, только что убили человека? И как? Утопили? Зарезали? Я подумал, что надо бы закричать и привлечь таким образом внимание - в конце концов, вокруг нас столько людей - но потом вспомнил про вооруженную охрану в опасной близости. Сделай я это - и окажусь следующим трупом после Кащеева. 
Алмаз вернулся и сел на кровать. Толстыми сосисками пальцев, унизанных перстнями, он ухватил Анну за талию и сильным рывком подтащил к себе. Она против воли прижалась к нему и уперлась ладонями в толстый бок. Я чувствовал, что чеченцы подошли ближе, представлял, как их остро заточенные ножи целят нам точно в спину. Мы были в западне, и я понятия не имел, как Данила думает отсюда выбираться.
 - В таком случае, отпустите Анну, - сказал Данила.
Алмаз поднял губы в усмешке. Быстро перевел взгляд на Анну.
 - Ну правда влюбился, а! - вскричал он и расхохотался.
Следующим движением он привлек девушку к себе и сильно прижался губами к ее лицу. Она старалась уклониться, но огромная ладонь впечаталась ей в затылок словно гидравлический пресс. Он поцеловал Анну взасос в щеку - она успела подставить ее вместо губ - а затем убрал руку и другой, в которой была зажата сигара, сильно толкнул девушку от себя. В отчаянии взмахнув руками, она отлетела на пол каюты. Туфли слетели с ног, платье растрепалось, волосы упали на лицо. Мое сердце сжалось от этого грубого действия. А затем во мне проснулась ярость, захотелось подойти и со всей силы дать толстяку в его заплывшую физиономию. Я сжал кулаки, понимая, что это действие будет для меня последним в моей жизни. Я посмотрел на Данилу - почему он ничего не предпринимает?
 - Как была стервой, так и осталась, - сказал Алмаз, окинув пренебрежительным взглядом Анну, - Никому ты не нужна, кроме меня. Запомни это.
Анна оперлась на дрожащие руки и подняла к нам голову. Я ожидал, что она бросится в слезы от подобного жестокого обращения. Но вместо этого в ее глазах горел свирепый взгляд. Она шумно дышала, словно загнанный зверь, который вот-вот бросится на своего мучителя. Алмаз же перестал обращать на нее внимание и ткнул сигарой в сторону Данилы.
 - Я тебе сразу скажу, что сейчас будет, - проговорил он, - Те, кто попадает на этот корабль - на мою «Акулу» - делятся на две категории. Мои подчиненные, - он кивнул на чеченцев, - или корм рыбам. Обратно для вас дороги нет. Выбирай, кем ты будешь.
 - А я? - вставил я. Меня стало задевать, что он игнорирует мою персону.
Алмаз презрительно махнул на меня рукой.
 - Да с тобой все понятно. Чуть отплывем, ты тоже на дно пойдешь. Сразу видно - сопляк, ни на что не годный. А вот ты, - он кивнул на Данилу, - Можешь мне пригодиться. Видно дух воина в этих глазах. Воина, которого держат в узде мораль или принципы, или еще какая чушь.
Алмаз нагнулся - что при его габаритах было задачей нетривиальной - поднял с пола небольшой серебряный чемоданчик и поставил на кровати. Щелкнули замки, и нашим глаза предстали уложенные аккуратно в ряд купюры, перетянутые резиночками.
 - Это доход с казино, - растянул тонкие губы Алмаз, - Только с этого одного в Питере. А у меня еще много их по всем городам Европы. И лежат там уже не рубли, а евро.
Он поставил чемодан обратно на пол.
 - Пойдешь ко мне - я тебя назначу охранять одно из таких казино. Возможно, в Таллине, там сейчас проблема. Будешь как Аслан - следить за безопасностью. Можешь даже эту свою саблю оставить. Конечно, рубить никого не получится, но для страха отлично пойдет.
Новое кольцо дыма обрисовалось вокруг его лица. Он спросил хищным тоном:
 - Что скажешь, Данила Соколик? Умрешь за принципы или будешь работать на меня?

 - Есть третий вариант.
Лицо Алмаза приняло слегка заинтересованное выражение. Так кот наблюдает за мышью, которая, он знает, от него уже точно не уйдет, а потому он играет с ней.
 - Ты игрок по натуре, иначе бы не содержал казино. А потому я предлагаю тебе сыграть - только я и ты.
 - И в какую игру ты хочешь сыграть? - спросил Алмаз. Его глаза загорелись азартным пламенем.
 - Покер.
 - Ох-хо хо! А это интересно! - с нахрапом прогремел Алмаз, - А что будет на кону?
 - Наши жизни, - сказал Данила.
 - Ты уверен? - глаза толстяка при этом вопросе пылали алчным огнем.
 - Сам знаешь, что я к тебе ни за что не присоединюсь. Однако и без боя не сдамся. Да, твоих чеченцев я не убью, но порежу. Так зачем нам бессмысленное кровопролитие, если мы можем разрешить все за картами?
Неожиданно раздался голос Анны.
 - Стой! - вскричала она. Широкими глазами посмотрела на Данилу, - Ты что, правда, такой наивный? Мы в плену, он нас не отпустит, даже если ты выиграешь! С нами поиграют, а потом пустят по кускам на дно.
Алмаз захохотал.
 - Какого ужасного ты обо мне мнения, - зацокал он, глядя на девушку, - Даю свое слово, что отпущу вас всех, если Данила Соколик обыграет меня в покер.
И он протянул мясистую ладонь Даниле. Даже я понимал, что в этой ситуации права Анна. Мы были на его корабле, в окружении чеченцев-головорезов и помощи ждать было неоткуда. В случае победы Данилы разве мог этот ходячий мешок жира нас отпустить? Конечно, нет! Однако, к моему удивлению, Данила без раздумий пожал мерзкую ладонь толстяка. После чего Алмаз отшвырнул недокуренную сигару, слепил две ладони в огромный жилистый шар и стал растирать их с маниакальным рвением.
 - Вот этого я ждал! - вскричал он.
Не в силах сдержать эмоций, он поднялся с места и махнул чеченцам:
 - Поставьте стол для покера наверху!
Стражники с хмурыми лицами переглянулись. Весь вид их говорил о том, что они разочарованы и считают эту игру напрасной тратой времени. В конце концов Аслан отправил одного из них вверх, на флайбридж. Алмаз с довольной улыбкой пророкотал:
 - Ты мне нравишься, Данила Соколик!
Но тут же хищно ухмыльнулся:
 - Только имей в виду - я сожру тебя с потрохами. Твоя гибель могла быть быстрой - а теперь она будет медленной и унизительной.
Чеченцы подбежали ко мне и Анне, завели руки за спину так, что аж свело лопатки и перемотали чем-то тугим. Данилу они не связывали - руки сейчас ему были нужны для игры, и он мог идти свободно. В этих импровизированных наручниках, которые оказались простыми строительными хомутами, нас с девушкой вытолкнули из каюты обратно на палубу и повели наверх по лестнице.
Перед рубкой капитана стоял длинный столик, на котором лежала колода карт и игральные фишки. К столу были придвинуты два стула-шезлонга. Алмаз жестом пригласил Данилу сесть за стол. Позади стола, рядом с квадратным бассейном джакузи стояла лавка с кожаным сидением. Чеченцы бросили нас на нее и стали рядом стражей. Руки их покоились на кинжалах. Аслан подошел к столу и стал позади Данилы.
 - Ну что ж, начнем игру, - сказал Аслан.
Он взял было запечатанную колоду, но Данила жестом его остановил.
 - Так не годится. Ты собрался сам тасовать карты? Нам нужен дилер - третья сторона.
 - Он уже есть, - в голосе Алмаза послышалось небольшое замешательство, - Аслан перемешает карты.
 - Нет. Я не доверяю ни тебе, ни Аслану.
Алмаз громогласно рассмеялся.
 - Как же мы тогда будем играть?
 - Дилером будет Анна. 
 - Вот здесь уже я не согласен. Ведь ты играешь на ее свободу, - сказал он, - Она будет тебе помогать. 
 - Каким образом? Насколько я знаю, у Анны нет опыта с картами. Она лишь завлекала людей в твое казино, но не работала там крупье.
 - Это правда, - отозвалась девушка, - И Аслан это подтвердит.
 - А чтобы ты был спокоен, сделаем так, - сказал Данила Алмазу, - Твой цепной пес позади меня будет следить за девушкой и, если увидит с ее стороны жульничество, тут же это пресечет.
Алмаз хищно улыбнулся.
 - Если он увидит такое, он сломает ей руку.
Он повернулся в нашу сторону и рявкнул:
 - Слышала?! Все еще хочешь раздавать?
Анна пожала плечами.
 - Жульничать я не собираюсь.
Алмаз кивнул Аслану, чтобы тот ее освободил. Чеченец подошел к скамье, рывком поднял Анну и кинжалом рассек хомут, державший запястья. Затем он вернулся к столу и вновь встал за Данилой. Потирая онемевшие руки, Анна встала перед столом, прямо посередине, на равном расстоянии от Данилы и от Алмаза. Сорвала пленку с колоды карт, достала их и высыпала на стол рубашками вверх. Положила сверху ладони и стала водить руками по столу, словно занималась гаданием. Карты шелестели и перемешивались в большой куче-мале. Спустя несколько секунд она быстро собрала все карты и стала мешать их в руках. Она поочередно снимала небольшой блок карт, затем клала на него следующий, и так повторила несколько раз. Затем она поделила колоду на две части и положила их на стол. Сильно прижала одну сторону пальцами к столу, а другую отогнула. Придвинув карты друг к другу, она отпустила отогнутые края, перемешивая две части колоды. Получилось слегка неумело, и в процессе тасовки карты задержались. Впрочем, ни одна из них не была открыта взору. Анна повторила эти два метода тасовки несколько раз, затем взяла из чемоданчика для покера красную карту и положила ее перед собой. Колода легла рядом, а девушка сняла с нее половину карт и положила рубашкой вверх на красную карту. Вторая половина легла вслед за первой сверху на колоду. Анна вновь подняла колоду и в ожидании раздачи посмотрела поочередно на игроков.
Алмаз проговорил:
 - Делаем первые ставки.
Он придвинул к себе две башни фишек, оставив столько же для Данилы.
 - Это, конечно, сейчас вещь почти бесполезная, - сказал он, подразумевая фишки, - Но иначе можно запутаться. Итак, что ты ставишь первым, Данила Соколик?
 - Я ставлю свою шашку.
Я увидел, как алчно загорелись глаза Аслана при этих словах. Он энергично закивал, глядя на Алмаза.
 - О, я смотрю, тебе приглянулся его ножик, - удивился Алмаз, - Пусть будет так. Итак, всего у нас фишек на 1000 долларов. Пусть минимальная ставка будет 100. Закончим с этим побыстрее.
Данила отсчитал нужную сумму из своей «башни».
 - А теперь твоя ставка, - сказал он, - Ты ставишь жизнь Анны. 
Алмаз рассмеялся и отсчитал фишки со своей стороны.
 - И на что она тебе нужна? - качал он головой. - Погибнуть ради бабы - нет хуже судьбы для мужчины.
Он отсчитал сто долларов фишками и поставил их на стол перед собой. Анна начала раздавать - большим пальцем отправила пять карт по очереди Даниле и Алмазу. Несмотря на слова о том, что она в этом деле новичок, я поразился, как умело она выполняла обязанности дилера. В голову даже закралось подозрение: «А не обманывала ли она, чтобы действительно помочь Даниле?». Но если так, Аслан бы уже это заметил. Я глянул на чеченца, ожидая увидеть гнев на его лице. Но он смотрел спокойно. Вот только куда он смотрел! Взгляд его падал прямо в карты Данилы! Анна уже закончила первую раздачу, и игроки взяли свои карты.
Алмаз бросил короткий взгляд на свои карты и положил их на стол. Данила же неотрывно смотрел на свои и напряженно думал. Я перевел взгляд на Аслана: тот стоял, прижав одну ладонь к подбородку, и все так же смотрел в карты моего друга.
 - Данила, он смотрит в твои карты! - вскричал я.
Спустя мгновение будто огромный снаряд прилетел мне в живот. От боли я согнулся пополам, упершись носом в колени. Боль разошлась по всему телу, в глазах потемнело и стало трудно дышать. Подняв голову, я увидел, как разминает пальцы стоявший рядом стражник. Он был готов зарядить мне снова.
 - Ну и пусть смотрит, - сквозь пульсирующую в голове боль, расслышал я голос Алмаза, - Аслан в игре не участвует, так что это не запрещено. А я, кстати, повышаю.
Алмаз отсчитал еще сто долларов фишек и поставил их перед собой. Данила все так же сидел с картами в руке. Алмаз щелкнул пальцами и распахнул толстую ладонь, словно ожидая, как в нее что-то вложат. И действительно - один из чеченцев подобострастно сунул в частокол пальцев-сосисок массивную сигару. Алмаз сунул ее в пухлые губы, и тот же чеченец сразу подбежал ее зажечь. Причем делал он это спичками. Огромный человеческий шар парой затяжек раскурил сигару, и вскоре игровой стол окутал плотный туман дыма. 
 - Что, рука плохая? - спросил Алмаз между затяжками.
 - Нет, я сбрасываю четыре карты, - сказал Данила.
 - Значит, плохая, - ухмыльнулся Алмаз, - И у нас правило - нельзя сбросить больше трех карт.
 - Тогда три.
Он положил три карты в сброс, и Анна подтолкнула ему три новых с верха колоды. Данила расправил новую раздачу перед собой. Он смотрел несколько секунд, затем опустил карты на стол и добавил в ставку сто долларов.
 - Call15, - бросил он.
 - Ну что же, тогда показывай, - с довольной улыбкой сказал Аслан.
Оба игрока раскрыли свои карты. Со своего места я не видел, что было у каждого из них и следил за реакциями. Алмаз взглянул на карты Данилы.
 - Две пары. Ну что ж, неплохо, - сказал он, - Но у меня три валета.
Он посмотрел на Анну и слегка наклонил голову.
 - Счастливая у тебя рука. Даже не пришлось сбрасывать.
Алмаз выиграл. Карты кинули в отбой. Аслан подошел к Даниле и рывком сорвал шашку с его плеча. Тут же закинул портупею с клинком себе на грудь и самодовольно ухмыльнулся. Данила хранил молчание и жестом попросил раздать карты снова. Перед игроками снова появилось по пять карт. В этот раз долго смотрели в свою руку оба. Наконец, Алмаз вытащил две карты, кинул их в отбой и повелительно стукнул о стол указательным пальцем. Анна отпустила ему две карты из колоды. Добавляя их в веер перед собой, Аслан заговорил:
 - Тебе стоит знать, как я нашел Анну. Я уверен, после того, как ты услышишь эту историю, ты не захочешь ее спасать.
Я заметил, как задрожали руки девушки после этих слов. Анна сжала ладони в кулачки и прижала их к груди.
 - Ну чего ты напряглась? - сказал Алмаз, заметив ее дрожь, - Наш герой тут думает, что ты такая чистая и хорошая. Но ведь ты знаешь, где я нашел тебя? В занюханном баре на Думской.
Данила перевел глаза с карт на Анну. Та отвернулась в сторону, словно боялась его осуждения.
 - Да, Данила, в занюханном баре, - повторил, словно смакуя слова, Алмаз, - Она была жутко пьяна, а вокруг нее вились мужчины. Такую красоту все-таки не пропьешь, хотя в тот вечер она страшно пыталась. Тем не менее, всех мужиков она отшивала. Очень странно, правда? Женщины обычно не ходят в бар, чтобы залить глотку. Они ходят туда, чтобы кого-то подцепить. Но эта - хотела себя погубить.
В моем деле я фатализм у человека сразу замечаю. Без этого в азартных играх не выиграть. Ведь ты выигрываешь не тогда, когда у тебя карты лучше или умений больше. Это тоже важно, конечно, но гораздо важнее сокрушить дух своего оппонента. Вот когда он сам уверует в свое поражение, вот тогда ты и выиграл. Даже если партия в самом разгаре. И моя задача в каждой игре всегда была этот фатализм обнаружить и раздуть - словами или действиями. И вот Анна в тот вечер была самим воплощением фатализма, хотя мы с ней и не играли. Я смотрел на эту прекрасную женщину и видел перед собой висельника в последние мгновения перед смертью. И стало мне так…. - он на мгновение задумался, - какое бы тут слово подобрать… обидно! Вот, обидно. Обидно стало, что такая красавица растлевается в мерзкой рюмочной.
Я заговорил с ней, хотел по-хорошему, но она и меня отшила. Я схватил ее за руку и силой вывел оттуда. Она упиралась, но слабо, скорее из рефлекса. По всему видно было, что ей все равно на свою судьбу - я мог вообще оставить ее подыхать на улице. За мной хлынула толпа обезумевших мужиков, но Аслан их припугнул. Я посадил Анну в свою машину, повез на Литейный мост. Это было осенней ночью, когда мосты еще не разводились. Высадил ее на середине моста и говорю: «Ну прыгай». Это проверка была, и знаешь что? Она без всяких раздумий промаршировала к перилам и влезла на них. И решимость в ней была такая, что я понял - точно прыгнет. Я, конечно, за ней, схватил за платье, свалил ее обратно на мост. Ору ей: «Дуреха, разве так можно!» А она «Мне уже все равно». И таким бесцветным голосом это сказала. «Зачем убиваешь себя?» сказал я, «Ты красивая, тебе еще жить и жить». А она сказала, что ей незачем жить.
 - Не надо, - сказала Анна, покачав головой, - Не надо это рассказывать.
Голос ее был как сухой ветер в летний день. Она стояла, отвернув голову, и смотрела в пол яхты. Рассказ Алмаза что-то разбередил в ее душе, и она хотела это поскорее забыть. Напряжение за столом прервал Данила.
 - Прошу две карты, - сказал он, кидая часть в отбой.
Анна поспешно отправила ему карты. Данила несколько секунд смотрел в новую руку, а потом двинул вперед сто долларов:
 - Повышаю.
Алмаз равнодушно пожал плечами и сказал:
 - Повышать так повышать.
И тоже придвинул сто долларов со своей стороны.
 - Снова повышаю, - сказал Данила.
Еще сто долларов упали на весы ставки с его стороны. Алмаз издал звук, напоминающий дыхание человека при астме, и я подумал, что ему стало плохо. Но оказалось, что это он так заходился хохотом.
 - Ты блефовать со мной собрался! - воскликнул он, - Да пожалуйста!
Он уравнял ставку. У Данилы осталось в запасе всего сто долларов, и я подумал, не поставит ли он все. В конце концов, если он так рисковал, то наверняка карты у него были хорошие. Но почему Алмаз так уверен в победе? Здесь что-то было не так, и я снова взглянул на Аслана. Внутри у меня грудь сковала льдом, потому что подтвердились худшие опасения. Прижатой к подбородку рукой чеченец давал еле заметные знаки в сторону своего хозяина. Я не знал их тайного кода, но даже я мог различить в формах его пальцев что-то похожее на цифры. Аслан нагло передавал все Алмазу! У Данилы не было шансов выиграть!
 - Данила, он жульничает! - заорал я, - Аслан…
Закончить мне не дали. Охранный пес в этот раз пустил в ход сапог. Словно отлитый из чугуна, носок ударил мне под ребра с такой силой, что показалось, все органы превратились в лепешку. Внутри живота я чувствовал только пульсирующий комок боли. Скованный болью, я сполз со скамьи на пол, судорожно глотая воздух. Сквозь звон в ушах я услышал зловещий хохот Алмаза.
 - Опять проиграл! - кричал он, - Моя карта оказалась старше!

 - Удача не на твоей стороне сегодня, Данила Соколик, - добавил он.
 - Так ты жульничаешь! - в сердцах вскричала Анна, - Я тоже видела, что Аслан тебе показывает. Это нечестная игра!
Алмаз вялым жестом отмахнулся от ее слов.
 - Аслан свободный человек, стоит как хочет. А возле Данилы он для моей безопасности. На случай, если твой герой что удумает.
Анна в сердцах обратилась к моему товарищу:
 - Данила, прекрати это! Ты сейчас все проиграешь! Это бесполезно!
Я думал то же самое, когда две мускулистых волосатых руки усаживали меня обратно на скамью. В животе еще нестерпимо болело, но гораздо важнее было придумать, как выбраться из этой передряги.
 - А, мы же не обсудили, на что играем! - вскричал Алмаз, - Шашку ты уже проиграл. Что теперь?
Давай, Данила! Вскочи, покажи ему! Я знаю, что ты драться умеешь! Но Данилу было не узнать. Он сидел тихо и смирно, как двоечник перед строгим учителем. Тихо он сказал:
 - Я играл на жизнь Анны.
 - Что!? - воскликнула Анна. Не в силах поверить своим ушам, она отшатнулась от стола.
Алмаз захлопал в толстые ладоши. Для этого ему пришлось положить сигару на стол.
 - А это хорошо, - протянул он, - Значит, не зря я тебе все про нее рассказал. Красавица Анна остается в моем владении. А у тебя еще есть, что проигрывать. Осталась только твоя жизнь и жизнь этого никчемного бедолаги.
Какой же план у Данилы? Он знал теперь, что шансов выиграть у него нет. Что мы будем делать? Я попытался высвободить руки, но с каждым моим рывком хомут сжимался все сильнее.
 - Я думаю, настал последний раунд, - с садистским удовольствием проговорил Алмаз. - Анна, раздавай. А? Где моя сигара?
Пальцы его щупали пустоту в том месте, куда он положил сигару всего полминуты назад. Впрочем, вскоре он махнул рукой и попросил одного из чеченцев принести себе новую. Началась решающая игра. Я напряженно следил за последней раздачей. Карты чуть не сыпались из рук Анны, она выглядела подавленной и мрачной. Данила поднял пять карт… и сразу же положил их на стол. На лице его появилось торжествующее выражение. Он сильным жестом двинул на середину стола все свои фишки. В действиях Данилы теперь чувствовалась стальная уверенность. Алмаз быстро глянул в свои карты и нервно забарабанил пальцем по столу.
 - Думаешь, заменить ли карту? - усмехнулся Данила, - Не надо. Я уже выиграл.
 - Что ты выиграл? - спросил Алмаз. Он поспешно придвинул двести фишек со своей стороны, - Я повышаю.
 - Прекрасно! - хлопнул в ладоши Данила, - Потому что я как раз тоже хотел повысить.
 - А тебе уже нечем.
 - Ты так думаешь? Тогда предлагаю вот что - мы оба играем all in16 прямо сейчас и оговорим ставки.
 - Подожди, - пробормотал Алмаз и снова глянул в свои карты.
Нервно отпихнул три из них в отбой, нетерпеливым жестом попросил Анну подкинуть ему новые. В его движениях возникла суета, вызванная неожиданной уверенностью Данилы. Вот чего-чего, а фатализма в моем друге не чувствовалось. Напротив, лицо его светилось яркой улыбкой победителя. Он смотрел на Алмаза смело и почти изучающе. Словно ему было любопытно, что тот придумает. Неужели у него в картах была выигрышная комбинация? Причем самого высокого ранга!
 - Так на что мы там играем? - спросил Алмаз.
Я понял еще одну причину его волнения - Аслан не успел глянуть, что было в картах Данилы. Вероятно, он слишком быстро посмотрел свою руку. Я видел, как Алмаз бросал на своего подчиненного вопрошающие взгляды, но тот, стиснув зубы, молчал и качал головой. Не зная, против какой руки он играет, Алмаз действительно сейчас рисковал все потерять.
 - Итак, я ставлю свою жизнь и жизнь Ивана.
 - Ну это немного стоит. Ты надеешься этой ставкой перебить то, что уже есть у меня?
 - У тебя есть пока только моя шашка и жизнь Анны. Я делаю двойную ставку и уравновешиваю выигрыш каждого. Но это еще не все.
Алмаз посуровел и шлепнул карты на стол.
 - Ну все, кончай этот цирк, - прорычал он, - Что ты из себя строишь тут сидишь, а! Вы у меня в когтях, на моей яхте, ты забыл? Я вас всех кончу в одну секунду, только отмашку дай парням. Что у тебя там такого, что ты мне можешь предъявить, сопляк?!
Данила словно ждал этого вопроса. Он откинулся назад в кресле и положил локоть на спинку в расслабленной позе. С ответом он не спешил - сначала поправил слегка съехавшую фуражку.
 - Будучи знаком с капитаном полиции, я читал твое досье, - сказал Данила, - Вся полиция Петербурга знает Алмаза Гурджиева.
В ответ на удивленный взгляд Анны, Данила объяснил:
 - Действительно, это имя на слуху, в противовес тому, что ты мне сказала. Однако есть один нюанс.
Эти слова были уже обращены к Гурджиеву.
 - Никто не знает ни твоей внешности, ни где ты живешь. Полиция не знала и об этой яхте. Но что они знают, так это твои грязные делишки по отмыванию денег.
Я видел как мелко задрожал толстяк - словно пиджак был поверхностью земли, под которой пробуждался вулкан. Лоб его покрылся испариной, и он быстро смахнул пот косым движением руки.
 - Твои подпольные казино - это так, баловство, чтобы наличка была всегда под рукой, - продолжал Данила, - Реальные деньги ты загребаешь, надувая западные компании. У тебя есть несколько гражданств, в частности французское и шведское. Правительства этих стран давали перспективным бизнесменам беспроцентный заем, чтобы они развивали капитализм в бывшем Восточном блоке. Кто-то там считает, что Россия - отличный развивающийся рынок, который можно забрать себе. И кто как не разбирается в нем лучше, чем выходец из бывшего СССР, Алмаз Гурджиев, я прав?
 - От-откуда ты знаешь? - ошеломленный Алмаз стал запинаться.
 - Поверь мне, в прокуратуре не слепые и глухие работают. Когда в Питере и Ленобласти появляются филиалы крупных западных компаний, которые на деле представляют собой пустой сарай, здесь точно что-то нечисто. Когда следователи начали копать, оказалось, что при их создании всегда мелькало твое имя. От прокуратуры был направлен запрос за границу о расследовании этого дела - речь идет, очевидно, об отмывании денег.
 - И давно этот запрос? - спросил Алмаз совсем тихим голосом.
 - В начале года сделали, - Данила пожал плечами, - Сам знаешь, как работает бюрократическая машина. Что у нас, что на западе. Но я это рассказывал с определенной целью. Все эти деньги, которые ты себе забрал, ты наверняка уже перевел на множество других счетов с вымышленными именами. Так вот - как бы долго суды не возились, они за тебя возьмутся, и какую-то часть денег ты точно потеряешь. А, возможно, и в тюрьму сядешь. Если нет связей, то надолго. Все эти разговоры о фатализме, а в итоге обреченным оказался ты!
Толстяк сидел как громо пораженный.
 - Что касается моей ставки, - продолжал Данила, - поскольку ты уже обречен - тебя уже ищут и здесь, и границей - то отдай нам чемодан с наворованными в казино деньгами, когда мы будем уходить. И тогда, возможно, я не расскажу здешней полиции о твоей яхте. Как уплывешь в Европу, у тебя будет шанс куда-нибудь улизнуть.
 - Так… так… я… как! - пыхтел Гурджиев.
Выглядел он неважно. Лицо его было все красным - то ли от пота, то ли от внутреннего напряжения. Он судорожно расстегнул верхние пуговицы рубашки и часто задышал. Глаза его бегали как сумасшедшие - от Данилы к столу, потом к присутствующим, затем он перевел их на Анну.
 - Ты! - взвизгнул он, - Ты ему хорошие карты дала, а? Признавайся!
 - Оставь девушку в покое, - приказал Данила, - И отвечай - повышаешь ты свою ставку или нет?
Неожиданно он подкрепил свои слова сильным ударом кулака по столу. Фишки подпрыгнули в воздух, башни разлетелись и покатились на пол. Алмаз вскрикнул, потом сунул нос в свои карты. Словно в бреду он зашептал:
 - Повыш… повыша… повы…
Но закончить фразу он не мог. Зрачки его побелели, он словно вошел в транс. А затем стал задыхаться - из уголков губ полезла пена, руки откинулись в сторону, и огромная туша сползла на пол. Карты посыпались разноцветным вихрем из его рук, обнажая лицевую сторону. Я подумал, что у него случился сердечный приступ. То же самое подумал и Аслан. Он ринулся к своему боссу, проверять, что с ним не так. Но на его пути встала Анна. Он поднял руку, чтобы отстранить девушку, словно досадную помеху. Тогда она вытащила из-за пазухи все еще тлевшую сигару Алмаза и с силой всадила ее чеченцу прямо в глаз.

Что происходило дальше, я запомнил смутно и в общих чертах. Пока Алмаз истекал слюной и валялся в беспамятстве, Аслан вопил от боли и изрыгал проклятья. В тот момент как Анна ткнула его сигарой, Данила развернулся и сорвал шашку с его плеча. Клинок сверкнул в воздухе, словно луч света вырос из руки Данилы. Двое громил, стерегших меня, ринулись у нему, на ходу доставая кинжалы. Клинок взлетел в воздух и обрушился на игровой стол, где еще лежали фишки и карты. С оглушительным треском дерево сложилось пополам, а чеченцы на секунду остановились в замешательстве. Этого момента было достаточно для побега.
 - Иван, вниз! - громко прокричал Данила, пробегая мимо меня вниз на палубу. За руку он тащил за собой Анну.
Я вскочил со скамьи и понесся вслед за ним. Мы оказались на корме. Данила вгляделся куда-то вдаль и шумно вздохнул.
 - Еще чуть-чуть, - пробормотал он.
 - Чуть-чуть что? - спросил я.
Времени объяснять у него не было. Нас снова настигла охрана Алмаза. Трое чеченцев наступали, держа в руках кинжалы. Данила кивнул нам, чтобы мы стали за его спиной, а сам, готовый драться, выставил перед собой клинок. Держась за один глаз, вперед вышел Аслан. Взгляд его горел кровью, а зубы были сжаты в свирепом оскале.
 - Цьог маж до хья, шайтан! - прохрипел он, вытаскивая кинжал.
Данила принял боевую стойку. Но битвы не случилось. Внезапно пространство палубы перед нами залило море света, сзади нас обдал сноп ветра, а со стороны воды раздался многократно усиленный громкоговорителем голос.
 - Бросьте оружие! Повторяю - бросьте оружие!
Я развернулся - слепя десятками огней, к нам приближались катера водной полиции. Мы достаточно далеко уплыли по Большой Неве и проходили мимо Адмиралтейских верфей. Еще немного - и мы попали в Финский залив. Но катера нас нагнали.
 - Соколик, если ты меня слышишь, помаши рукой! - донесся голос по рупору. Я узнал Клыгина. Вот уж не думал, что обрадуюсь ему! Он плыл к нам на одном из катеров.
Не сводя глаз с кавказцев, Данила помахал рукой. Те мрачно смотрели на приближавшуюся кавалерию. Они все еще держали в руках загнутые клинки, но по глазам их было видно, что в бой они уже не пойдут. Все, кроме Аслана. Он сбросил олимпийку, обнажив мускулистое тело, и со свирепым видом пошел на Данилу. Раздался свист кинжала, а потом чеченец полетел лицом в пол. В тот момент, когда лезвие опускалось на грудь моего друга, он ушел в сторону и сделал элегантную подсечку. Сталь острия коснулась шеи Аслана, нелепо распластавшегося на борту.
 - Так и лежи, - приказал Данила.
Аслан зарычал, но остался лежать. Катера были все ближе, и я почувствовал облегчение. Мы были спасены! Данила разрезал хомут, сжимавший мои запястья, и я стал растирать затекшие руки.
 - Так что у тебя были за карты? - спросил я, - Наверно, фул хауз, раз ты так уверенно ставил.
 - Фул хаус? - усмехнулся Данила, - Я даже не знаю, что это такое. У меня была какая-то шелуха - двойки-тройки. С таким точно не выиграешь.
 - Чего? Так ты блефовал?!
 - Конечно. В последней игре мне ничего не оставалось, как запугать его. Ты разве не понял, что мы проиграли бы в любом случае? Моей целью было тянуть время как можно дольше до появления полиции. Поэтому я выбрал покер. А как только мы попали на яхту, я сразу включил вот это.
Он вытащил из-за пазухи маленькую черную коробочку с мигающей лампочкой.
 - Когда Клыгин уезжал из клуба, я попросил у него GPS-трекер, - объяснил Данила, - Как раз на случай, если ситуация пошла бы по такому сценарию, как сейчас. Как удачно, что один из полицейских успел его доставить. Иначе пришлось бы совсем туго.   
 - Подожди. Еще ты сказал Алмазу, что ничего не расскажешь полиции, если он нас отпустит с деньгами. Ты правда собирался так поступить?
Данила глянул на меня снисходительно.
 - Друг мой, вся игра в покер строится на блефе. Конечно, я лгал. Сам посуди - о каком утаивании информации идет речь, если кавалерия Клыгина уже была в пути?
Плеча Данилы коснулась рука Анны.
 - Чемоданчик, - прошептала она, - Я пойду забрать чемоданчик.
До того, как мы поняли, о чем она говорит, девушка уже побежала в сторону личных покоев Алмаза. Спустя минуту она появилась с серебряным чемоданчиком - тем самым, где хранился выигрыш из подпольного казино. С радостным выражением она побежала к нам.
 - Вот! - вскричала она, - Это вы отдади…
Она не успела закончить: правое плечо ее дернулось вниз, словно его повел невидимый кукловод. Грудь ее словно пронзило невидимыми иглами, и в том месте, где они вошли, стали проявляться красные пятна. Бег ее прервался и после пары неловких шагов Анна упала на палубу. Чемоданчик отлетел в сторону и покатился к бортику.
 - Так тебе! - раздался хриплый крик с флайбриджа, - Продажная стерва!
С высоты каюты на нас смотрел Алмаз. В толстых руках он сжимал автомат. Я не успел заметить, как Данила метнулся к нему. Взмах шашки - толстяк отшатнулся и упал. Данила снова занес клинок. Я ринулся наверх. В глазах его было звериное выражение. Алмаз лежал на полу, обе руки его были в крови. Я чувствовал - Данила действительно готов был убить его.
 - Стой! - воскликнул я, хватая товарища за руку с занесенным в нем оружием. Он сильно оттолкнул меня.
 - Помнишь, что ты мне сегодня говорил?! - спросил я, - Жизнь любого человека ценна, даже пропащего!
Данила заколебался. Клинок опустился, а потом острие ударило в пол каюты в сантиметрах от лица Алмаза. Тот громко завизжал и прикрыл глаза кровоточащими ладонями. Данила вложил шашку в ножны, схватил лежавший рядом автомат и швырнул его в Неву. Не говоря ни слова, он помчался обратно по лестнице - туда, где лежала Анна. Я облегченно выдохнул - мне совсем не хотелось видеть Данилу убийцей. Пусть даже мерзавец этого и заслуживал.
Девушка еще была жива. Данила присел рядом и положил ее голову к себе на колени. Когда я подошел, то со всей холодящей душу ясностью понял - она не выживет. Из ран на груди обильно шла кровь, и мне страшно было думать, что случилось с ее легкими. Наверно, пули миновали сердце, оставив ей еще несколько мгновений жизни. Она хрипела, из уголков губ текла кровь. При каждом вдохе она заходилась кашлем.
 - Не… не кори себя, - сказала она, глядя на Данилу. Рука ее дрожа поднялась и легла ему на плечо.
 - Я не защитил тебя, - сказал Данила. В голосе его был страх.
 - Неважно, - сказала она и закашляла, - Я уже не думала, что найду таких мужчин, как ты. Однажды я верила, что нашла.
Рука ее слабела и падала с плеча, но Данила схватил ладошку.
 - Я ошиблась. Меня предали, - из последних сил продолжала она, - И я не хотела жить. Но ты… Я очень рада, что встретила тебя. Данила Соколик, живи и помогай другим. Будь добрым и честным человеком…
Это было последнее, что сорвалось с ее губ. Рука безвольно опустилась, ладошка выскользнула из хватки Данилы. Она медленно склонила голову набок и закрыла глаза, словно просто отходила ко сну. Данила отвернулся и стал смотреть на Неву. Полицейские уже окружили яхту со всех стороны и поднимались на борт. К нам подошел Клыгин.
 - Да уж, Соколик, я не знаю, как тебя из этой кутерьмы теперь вытаскивать, - проговорил он, уперев руки в бока, - Угон мотоцикла, нарушение порядка, создание общественно опасной ситуации… Эй, ты меня слышишь?
Вместо ответа Данила поднял на руках бездыханное тело Анны.
 - Это кто? - нахмурившись, спросил Клыгин.
 - Еще одна жертва нашего преступника, - сказал Данила. Голос его был сухой и бесцветный.
 - Так кто в итоге преступник? Что мне сказать жене Артема?
 - Алмаз Гурджиев. Он корчится в муках наверху, в рубке. Кроме махинаций в подпольном казино, у него еще ряд громких финансовых преступлений. Пожизненный срок обеспечен.
 - Серьезно? Тот самый Гурджиев, о котором столько говорили? Мы уж думали, это призрак.
 - И еще кое-что. Вон там лежит чемоданчик, - Данила кивнул на серебряный кейс, у бортика яхты, - В нем выручка от казино, в том числе деньги, проигранные Артемом. Двести тысяч. Передай их его семье.
Клыгин с сомнением взглянул на чемоданчик. Наверно, в голове его прокручивалось, как это правильно провести по протоколу и не обманывает ли его Данила.
 - Если ты уважаешь его семью, верь мне, - сказал он, а затем направился к одной из лодок.
 - А ты куда?
 - Мне нужно разыскать родственников этой девушки и сказать им, что случилось.
 - Она так важна для тебя?
 - Да. Я обещал ей кое-что и не выполнил.
Один из полицейских помог ему погрузить тело на борт. Я не стал идти за ним. В тот момент мне подумалось, что Даниле нужно побыть самому. Да и я хотел привести мысли в порядок, успокоиться после пережитых событий. Я оперся на перила яхты и смотрел на раскинувшееся передо мной бескрайнее темное полотно Невы, в котором белой монетой отражалась луна. Вода была такой черной, что, казалось, передо мной раскрылась бескрайняя бездна. Сколько еще боли и страданий мы встретим с Данилой на пути? И как глубоко в эту бездну нас с ним затянет?

Глава 6. Игра на третий дан

После случая в «Танатосе» мы с Данилой две недели сидели дома. Оба сильно простудились после купания в холодной Неве. Кроме прочего, друг мой все время пребывал в скверном настроении, и мы почти не разговаривали. День обычно состоял из того, что Данила сидел у себя в комнате, беспрестанно чихал и иногда выходил, чтобы взять принесенную курьером еду. После этого мы следовали на кухню, где ели пиццу, бургеры или роллы. Ели молча, изредка обмениваясь ничего не значащими фразами.
Под конец второй недели после очередной трапезы Данила вдруг поставил на стол доску для игры в го. Взглядом он позвал меня сыграть с ним.
 - Только не это, - простонал я, - Я играть не умею, ты же знаешь. Избиение младенцев опять будет.
Не то, чтобы я не умел играть, скорее, не хотел учиться. После нескольких партий я осознал, что для этой игры необходимо обладать складом ума математика и просчитывать наперед сложнейшие комбинации. А я  всегда действовал по наитию. Неудивительно, что Данила обыгрывал меня, как говорится, «всухую».
 - Найди соперника себе под стать. А так, я вижу, тебе нечего делать.
 - Да брось, Иван. Я тебе фору дам, - умолял Данила.
 - Опять десять камней?
 - Хочешь, пятнадцать?
Я покачал головой. Лицо Данилы погрустнело. На душе у меня тоже стало смутно. Все-таки нужно как-то развеселить друга, пусть это будет ценой моего очередного унижения. Я согласился. Однако унижаться в тот день не пришлось. Только Данила с огромной скоростью расставил мою фору, как в дверь позвонили. Я открыл - на пороге стояли капитан Вакула Будко и его дочь Полина.
 - Ну кто там? - недовольно спросил Данила из кухни.
 - Дядя Даня! Дядя Даня, это я! - с радостью прокричала девочка, юркнув у меня под мышкой на кухню.
 - Здравствуй, Иван, как дела? - проговорил капитан, выставляя вперед щербатую ладонь.
Появление капитана было хорошим и плохим знаком одновременно. Возможно, он нес вести о моем аресте. А может - об освобождении. Невысказанный вопрос отразился на моем лице, и капитан, быстро прочитав его, покачал головой:
 - Пока ничего сказать не могу. Я сегодня с неофициальным визитом, так сказать. Полю обещал к Данилке сводить. Уж очень ей не терпелось с ним поиграть.
Я удивился:
 - Поля хорошо играет?
Капитан взглянул на меня с толикой обиды во взгляде:
 - У Полины уже пятый кю!
 - Это… это круто?
 - Ясно, ты в рейтингах ничего не понимаешь, - покачал головой капитан и стал объяснять. - Всего у игроков в го - профессиональных, то есть - есть 30 кю. После кю идут даны - от первого до девятого. Но девятого у нас в России ни у кого нет.
 - Если у Полины пятый кю, то какой у Данилы?
 - У Данилы уже не кю, а дан. Но, поскольку он никогда на профессиональных турнирах не играл, то и рейтинга у него официального нет. Хотя нет, что это я… Он сыграл три профессиональных матча при определенных обстоятельствах, после чего получил третий дан. Но сейчас, я думаю, у него уже четвертый.
Третий дан? Ничего себе! Я представил себе, с какой высокой колокольни он смотрел на меня в наших играх. Наверно, мои потуги играть он воспринимал как мельтешение насекомых на земле. А я так надеялся, что оказываю ему хоть какое-то сопротивление!

Когда мы с капитаном вошли на кухню, девочка и Данила уже уперли свои взгляды в доску. Это были напряженные взгляды - все их внимание ушло их окружающего мира и целиком сосредоточилось на доске, где один за другим в разных углах появлялись черные и белые камни. На нас они не обращали внимания. Капитан и я подошли вплотную и стали смотреть на их игру.
 - Вы что-то понимаете? - шепнул я ему.
 - А что тут понимать? - пожал плечами Будко, - Поля ему свою джосеки показывает. Она придумала, вот теперь хвастается.
 - Джу.. джи-ссс-секи? - пролепетал я.
 - Нет, джо-се-ки. Это японское слово такое, обозначает начало розыгрыша партии. То есть, первые несколько ходов с обеих сторон, которые дают игрокам преимущества.
 - А зачем это? - не понял я, - Зачем запоминать комбинации?
 - А ты что, просто камни куда попало ставишь? - посмеялся капитан.
 - Ну я всегда начинаю с центра доски. Данила зачем-то в углу два камня всегда ставит.
 - Так в углы и надо. Какая цель игры, по-твоему?
 - Съесть как можно больше камней. Ну как в шахматах.
Только я это сказал, три пары глаз вперились в меня.
 - А что, не так разве? - спросил я.
 - Дядя Даня, вы ему не объясняли? - с серьезным видом спросила Поля.
 - Иван человек творческий, - объяснил Данила, - Я знал: объясняй не объясняй, он будет играть по-своему. Поэтому мы с ним всегда играли в некий вариант шашек. Я давал ему съесть пару камней, раз он этого так желал. Я же съедал всю его территорию.
Капитан Будко расхохотался. Я с непонимающим видом уставился на него. Он хлопнул меня по плечу.
 - Ну теперь все понятно! Давай я тебе все разъясню. Данилка, Полька, возвращайтесь в игру!
 - Да не надо мне ничего объяснять, - запротестовал я. По правде, я был слегка уязвлен словами Данилы и чувствовал себя дураком перед собравшимися.
 - Нет, послушай. А то так и продолжишь камни есть.
 - Ну и буду! - воскликнул я, перекрестив руки на груди.
 - Итак, начнем с азов. Смотри, у Поли черные камни, у Данилки белые. Доска 19 на 19 клеток. Черные всегда ходят первыми. Это значит, что у них есть небольшое преимущество в игре. Поэтому часто, особенно в профессиональных играх, белым дается 5 с половиной очков в конце игры, чтобы нивелировать разницу в территории. Игроки ходят по очереди, занимая перекрестья клеток на доске.
 - Я знаю! А если окружить камни противника со всех сторон, ты их «съешь». Это называется атари.
 - Верно, это одно из правил игры. Второе правило - ко-борьба. Если вы поставите свои камни так, что каждым своим ходом будете съедать камень противника на одном и том же пункте, то вступает в силу это правило. Скажем с одной стороны Поля поставила три камня в окружения и впритык к ней поставил три камня Данила. Соответственно, четвертый камень создаст ситуацию «атари». Противник съест камень, но ничто не мешает другому игроку в свою очередь съесть этот четвертый камень. И так до бесконечности. Чтобы этого не случалось, в го есть правило - нельзя ходить во время ко-борьбы после хода «съедения» противника. Обязательно нужно сделать ход в другом месте доски.
 - Но тогда же игрок закроется!
 - Может быть. А может, и нет. Вот это все правила. Есть, конечно, много негласных правил, но они вытекают из естественной пошаговой природы игры.
 - Так я не понимаю, как я проигрываю, съедая камни Данилы.
 - Потому что цель игры - захватить как можно больше территории
 - Да, Данила там что-то подсчитывал в конце, но по-моему, это скучно - постоянно клетки считать.
Полина прыснула в кулачок и бросила на меня беглый взгляд.
 - Съедать камни - частая ошибка неопытных игроков, - покачал головой капитан, - Они начинают сражения в углах, а надо смотреть на общую картину.
 - Вы так говорите, будто сами часто играли, - сказал я.
 - О, я играю ужасно, - посмеялся Будко, - Но моя жена была настоящим мастером го.
Что-то изменилось в комнате после этих слов. В воздухе словно повисла неловкость. Данила и Поля все так же смотрели в доску и со стуком ставили камни, но взгляды их больше не были сфокусированы на игре. Они словно ждали, что дальше скажет капитан. Я понял, что за его словами, как айсберг под водой, скрывается какая-то история. Также он сказал «была». Значит, ее не стало? Я не спросил - решил, что будет нетактично.
 - Данилка, я на балконе у тебя перекурю, - сказал капитан.
 - Конечно, - кивнул Данила, делая новый ход на доске.
Будко ушел, но мне не давали покоя его слова. Я чувствовал, что за ними кроется нечто важное, и что история его жены как-то связана с Данилой. Иначе чего он так притих? Я сослался на то, что хочу подышать свежим воздухом и пошел вслед за капитаном. Пройдя через комнату Данилы, я вышел на балкон.

Капитан, стоял, положив локти на ограду балкона, в губах его уже дымилась папироса. Он глядел в сторону Невского и что-то шептал про себя. Когда я подошел к нему ближе, до меня донеслись только обрывки с именем «Амелия». Я кашлянул, выдавая свое присутствие. Капитан повернулся ко мне, лицо его приняло намеренно равнодушное выражение.
 - Ну как тебе у Данилки живется? - спросил он.
 - Будто я по своей воле тут. Сами же меня под арест к нему определили.
 - Что, чудаковат он по-твоему?
 - Это мягко говоря. Но вообще, мы с ним сладили.
 - Это уж точно! Ваши приключения уже в интернете. «Безумный байкер прыгнул с моста». Знаешь, как трудно было уладить всю эту канитель с администрацией города? Так еще «Степные волки» нам написали жалобу об угоне их мотоцикла. Кому это возмещать?
 - Это все Данила! - запротестовал я, хотя сам живо описывал наши приключения в своем блоге. Число подписчиков после случая в «Танатосе» заметно выросло. Теперь на нас было подписано почти пять тысяч человек.
 - Да знаю, что его, - пробубнил капитан между затяжками, - Он на месте не сидит. Но это еще ничего. Сейчас он почти смирный. Ты не видел, каким я его нашел.
 - Нашли? В каком смысле?
Будко прищурил глаза, седые брови сверкнули в лучах полуденного солнца.
 - А он тебе что, ничего про себя не рассказывал?
 - Да он меня в комнату свою только недавно пустил! И то - потому что дверь сломал шашкой.
Капитан хрипло рассмеялся.
 - Это еще цветочки. Хотя с шашкой мне надо ему сказать - пусть аккуратнее будет. Полиция в городе его знает, не останавливают. Но как найдет на него раж, может и учудить.
 - Как, вы говорите, его нашли? - спросил я.
Глаза старого капитана стали словно двумя глубокими озерами. Он отвернулся и в задумчивости стал смотреть на Фонтанку. Ладони его сжали ограду так, что пальцы слегка побелели. Я не стал его торопить, а тоже посмотрел на стелившееся перед нами полотно городских крыш. Над Петербургом в тот день было пасмурно: солнце светило словно из-за пепельно-дымчатой завесы. Белый круг иногда заслоняли пробегавшие облака, и тогда становилось слегка зябко.
 - Ну что ж, я думаю, вреда не будет, если я расскажу, - сказал, наконец, капитан, - Могу лишь попросить об одолжении? Будь добр, завари нам чай. Это долгая история. Как раз успеем к концу партии наших профи.
Вакула Будко подмигнул и сел на стул у входа на балкон. Я пошел на кухню и вскоре принес нам дымящийся чайник и две чашки. Подтащил из своей комнаты кресло династии Мин и налил нам обоим чаю. Капитан медленно отпил, отводя усы.
 - Ты знаешь, что Данила - сирота? - спросил он.
Я кивнул.
 - Догадывался. Однажды увидел у него на полке письмо из приюта.
 - Его родители погибли, когда ему было 12 лет. В квартире случился пожар. Мальчика спасли, но родители были в тот момент в спальне, далеко от выхода.
 - А из-за чего был пожар?
 - Никто не знает. Это не мог быть газ, так как в их дом он не был проведен. Возможно, это был поджог. Сам Данила как раз к этой версии и склоняется.
 - А кто мог это сделать? У его семьи были враги?
 - Это уже он пусть сам тебе расскажет, если захочет. Есть вещи, которые слишком опасно знать. Я про пожар тебе говорю, чтобы ты понял, почему Данила такой, какой он есть.
Я понимающе кивнул. Это уже многое разъясняло в характере Данилы.
 - Причем квартиру эту он после пожара потерял, - продолжал Будко, - Жилье было не застраховано, а ремонт делать было не за что.
 - Но ведь Данила мог ее продать тогда.
 - Не забывай, что в то время - а это был 2008 год - было много аферистов. Данила не значился наследником жилья, так что жилищная компания его просто выставила за дверь. А квартиру пустили на продажу.
 - Да не может быть!
 - Такие были времена. Хотя, признаться, как я это услышал, у самого волосы на голове дыбом встали.
 - Так вы же полиция! Разве не можете что-то сделать?
 - Думаешь, я не пытался? Руководство давно сменилось, а в квартире живут другие люди. Слишком давно это было, когда я сунулся расследовать. Тут даже полиция бессильна.
 - Давно, это какое время?
 - Дай посчитаю. Я его встретил, когда ему было 16, расследовать я стал через год. Прошло пять лет с момента пожара. Ни улик с пожара, ни возможности вернуть жилье уже не было.
 - А где он жил эти четыре года?
 - На улице.
Слово это прозвучало буднично, будто мы говорили про дворового кота. В моей же голове в тот момент рушилась все, что я представлял о Даниле. Мне представлялось, что он в юности был прилежным студентом и учеником, закончил престижный университет. А по его умению обращаться с шашкой я вовсе решил, что он служил в армии. А тут оказывается, он вырос на улице?
 - Значит, и университет…
 - Не учился он нигде, - отрезал Будко, - Видел полки с книгами там у него? Вот он их почти все прочитал. Обучался сам, видишь. Впрочем, и квартиру он себе сразу снять не мог позволить. Только когда стал искателем истины.
 - И как это произошло? Вы знаете?
 - А вот сейчас мы подбираемся к сути моей истории, - прокряхтел Будко, устраиваясь поудобнее на стуле. Еще отхлебнул чай, слегка поморщился, - Горячий!
 - Хотите, холодной разбавлю? - с готовностью спросил я. Мне хотелось, чтобы ничего не отвлекало капитана от рассказа.

 - Не надо, сиди, - махнул он рукой, - Знаешь улицу Рубинштейна? Так вот, она одно время просто кишела бандами. Это с виду тут так спокойно, чинно. А в 2000-х сплошной бандитизм. Я говорю про наркотики, обман клиентов в ресторанах и барах, иногда даже до убийств доходило. Эта улица доходная, видишь, а потому тут стала образовываться местная мафия. Стыдно сказать, но многие полицейские в этом содействовали - закрывали глаза на преступления, брали взятки себе в карман. Я тогда младшим лейтенантом был, весь этот разврат видел, пытался бороться, но был в меньшинстве. Надо мной смеялись и говорили, что я не от мира сего.
Но вот однажды на Рубинштейна нашли утром два связанных тела без сознания. Они лежали перед входом в бар, а у них на груди висела большая надпись на картоне. Знаешь, что было написано? «Мы воры и убийцы, загубившие десятки жизней на этой улице. Мы глубоко раскаиваемся и просим заключить нас в тюрьму на пожизненный срок». Но и было не все. Когда мы их развязали, в кармане одного нашли клочок бумаги. Тоже на маленькой картонке был нарисован занесенный меч, а внизу подпись - «Хранители Петербурга».
 - Занесенный меч - это как на кокарде Данилы сейчас?
 - Именно, - кивнул Будко, - Ты уже понял, кто оставил этих мерзавцев там.
 - Данила и Леракл.
 - А ты откуда знаешь Леркино прозвище? - рассмеялся Будко, - И вообще, что она с ним тогда была?
Я рассказал ему о нашем разговоре на Думской.
 - Только больше он мне ничего не рассказывал, это я только предположил, что они с Лерой там были, - объяснил я.
 - Верно мыслишь. А вот мы тогда понятия не имели, что двух опасных преступников одолели всего двое подростков. Причем таких связанных стали находить все чаще и чаще. Следов побоев на них было мало, то есть брали их не силой. Мы силились понять, как, а сами они разговаривали неохотно. Только из некоторых вытянули, что помнят только, как зашли в бар, а дальше очнулись связанными на улице. 
Но дальше стало еще интереснее. Бандиты поняли, что их ряды быстро сокращаются и начали вести себя более агрессивно. Вот тогда стала проливаться кровь. Полицию часто вызывали разбираться с дебошами, причем не пьяными. Один из участников как-то рассказал, что он из банды, и их главарь дал задание искать парня и девушку «в неприметной одежде, почти бомжей», сидящих в одном из баров. По его словам, это и были «Хранители Петербурга». Вот они и завязывали драки со всеми, кто подходил под это описание. Из его разговора также стало понятно, что бандиты были готовы на все, вплоть до убийства. Я уговорил своего тогдашнего начальника на то, чтобы прочесать в тот вечер весь район.
И что бы ты думал - драка завязалась прямо на улице. Дело было ночью, когда улица переполнена. И вот прямо посреди нее, под гудки машин и крики прохожих, образовалась настоящая куча-мала. Мы побежали разнимать дерущихся, а прямо в центре потасовки я увидел их - Лерку и Данилу. Причем, кабы ты увидел тогда его, то вовсе не узнал. Это был зверь, настоящий волк. Он кидался в потасовку, не помня себя. Люди шли на него с кулаками, у кого и нож был, а ему все равно. Он валил их на землю, жестоко избивал, кому-то руку или ребра даже сломал. Но и он бы не устоял против толпы, которая тогда на него накинулась. Бандиты схватили Лерку, а Данилу ударили сзади бутылкой по голове. Мы подоспели как раз к тому моменту, когда их уже тащили куда-то. Мы всех повязали, бандитов в обезьянник, а Данилу и Леркой я отвел к себе на разговор.
«Ну и зачем ты все это затеял?» я ему «Они бы тебя прикончили в два счета. Еще и девчонку заодно». А он взглянул на меня как зверь, глаза такие красные были, да еще с волос кровь сочилась после драки - выглядел он жутко в тот момент. Как заревет: «А где вы были все это время?! Людей убивают и грабят, а вам дела нет!» Тут уж он попал в точку, а я сконфузился. «Леракл отца потеряла от этих мерзавцев!» - кричал он - «Кто ей поможет?». У девчонки глазки были заплаканные, она молчала. А я по опыту знал через взгляд только, врет человек или нет. Сразу понял, что так и было. «Вы и есть «Хранители Петербурга?» - прямо спросил я их. Данила так манерно подбросил плечи и сказал: «Возможно». В конце концов, он признался и рассказал, что Лера мастерила снотворное, а Данила заманивал бандитов в укромные места на выпивку, где они и засыпали. После этого их связывали и оставляли полиции.
Как ты потом знаешь, Лера пошла учиться на судмедэксперта и сейчас у нас работает. Знания по химии у нее уже в том возрасте были впечатляющие - от отца и книг их впитала. Ну а Данила… Я сразу, как его увидел, понял, что из него выйдет отличный полицейский. В нем было сильное чувство справедливости, так нужное в нашей профессии. Он готов был защищать слабых и помогать людям в беде. Но самое главное - он всегда боролся до последнего, как зверь вгрызается в добычу. Но в то же время я прекрасно понимал, что этот вихрастый парень с пылающим взором никогда не согласится на мое предложение пойти в полицию. Мне оставалось только отправить его за решетку за нарушение общественного порядка. А я очень этого не хотел.
 - Как же?! - воскликнул я, - Поверить не могу, что вы всерьез так думали.
Будко снова отхлебнул чай и задумчиво посмотрел на волокнистое небо.
 - Государственная служба - штука подневольная, Иван. Все идет в строго заданных рамках. Поскольку я знал, что Данила мне откажет, ничего не оставалось, как следовать протоколу. И у меня сердце кровью обливалось от этого. Я думал: «Ну вот, честный справедливый парень, готовый вступаться за других, бороться с преступностью. Прекрасный пример активного гражданина. А мне его в тюрьму сажать!». Рука не поднималась заполнять форму. Но меня, на счастье выручила моя жена, Амелия.

Она часто заходила ко мне после работы, и мы вместе ехали домой после моей смены. Она была учителем у детей и подростков в го-клубе «Надежда», это недалеко отсюда, на Марата. Причем го она научилась еще давно, у первого игрока в нашей стране, Валерия Асташкина. С тех пор как себя помнила, все играла. Когда мы познакомились в университете, она сразу доску вытащила и предложила сыграть. Я, конечно, ничего не понимал, но поиграл. Признаться, саму игру я так никогда не полюбил - для меня она слишком абстрактная была, мне больше по душе конкретность шахмат. Но я с первой же партии осознал, насколько эта игра учит мыслить наперед и видеть общую картину. Особенно полезно в молодом возрасте учить детей го. Этому Амелия и посвятила свою жизнь. Я был очень этому рад.
Так вот она вошла, и взгляд ее сразу упал на Данилу. Он, в сущности, был тогда еще подростком, шестнадцать лет, хотя улица и закалила его характер. Глядя не него, можно было дать все двадцать. Амелия же постоянно имела дело с подростками в своей школе. Она без слов что-то поняла в нем, есть такое у женщин. Увидела некий потенциал, несмотря на данилкину непричесанность. Дурное слово, но лучше подобрать не могу. Короче, она вытащила с моей полки доску для го и камни - мы иногда играли с ней у меня - и поставила их на стол перед Данилой. Сама же села напротив.
«Это что такое?» спросил он и эдак хмуро на доску посмотрел. Амелия объяснила ему правила игры. «А, шахматы такие» сказал он. «Вовсе не шахматы. Давай так», - Амелия ему, - «Если ты выиграешь, Вакула тебя отпустит». Я, конечно, удивился, как она это выдумала, но только усмехнулся про себя. Знал, что Данилке у нее никогда не выиграть. «А если я выиграю, ты пойдешь учиться у меня этой игре. И будешь учиться, пока меня не обыграешь», сказала она. Тут я еще больше удивился. А потом обрадовался. Она же предлагала форму домашнего ареста, только непрямую! Это было гораздо лучше, чем парня в сырой карцер сажать с уголовниками. И вот мне интересно стало, как Данила на такое отреагирует. А он фыркнул: «Детский сад! Я шахматы знаю, играл. Здесь похоже». Амелия попросила его выставить четыре камня со своей стороны. Он нахмурился: «А это зачем?». «Я тебе фору даю. Все-таки в первый раз играешь». Он сказал да так грубо: «Не надо мне никакой форы!»
И вот они начали играть. Признаться, я видел много первых игр моей жены с новичками, но эта была самой развлекательной. Я глядел на лицо Данилы и смотрел, как его переполняют разные эмоции. От глубокой задумчивости до бессильного гнева. Вначале он пытался угнаться за Амелией и играл вслед за ней во всех углах. Ставил камни впритык, пытался окружать. Она смеялась: «Что ты за мной гоняешься? Вся территория в центре моя». И только тогда он понял, что тратит время впустую. Во время игры она объяснила ему идею «глаз»17 и научила строить их на своем примере. И в этот момент я увидел в нем совершенно новую эмоцию. Словно озарение появилось на его лице. Он увидел в игре нечто настолько интересное, что это захватило все его существо. Черные и белые камешки перестали быть для него неживыми предметами и теперь выписывали на доске смертельные танцы.
Первую игру Амелия, конечно, выиграла, но Данила мгновенно сказал: «Еще». Он даже сам собрал все камни, очистив доску для новой игры. В голове его уже крутились ходы и стратегии. Амелия сыграла с ним еще. Лера придвинулась к ним и наблюдала за игрой - ей было интересно, что же так увлекло Данилу. Во второй игре Амелия отметила, что Данила быстро учится, но все равно выиграла у него подчистую. Он стукнул кулаком по столу и сказал: «Еще». Но тут уже я покачал головой и сказал, что настало время выполнить данное обещание. Данила как вскочил. «Куда идти?» спрашивает. Я чуть не обомлел, признаюсь тебе. Вот уж я не ожидал, что такой бунтарь настолько увлечется го, что сам захочет идти учиться. Причем Амелии он чуть не поклонился, и по всему выходило, что он считает ее полным авторитетом для себя. «Пожалуйста, Амелия, научите меня этой игре», - чуть не молил он.
И так Данила стал жить в клубе и каждодневно играл в го. По сути, я оформил это как домашний арест. Он весь день проводил в клубе, но мог иногда выходить. В обмен на это он убирался и держал клуб в чистоте. Я спрашивал Амелию, хотела ли она просто уборщика бесплатно заполучить, но моя жена сама была поражена его решимостью. Только разводила руками: «Сама не знала, что так выйдет. Увидела что-то в нем». Она играла с ним каждый день, бывало по несколько раз. В свободное время Данила штудировал партии и играл с другими учениками. Причем, что странно, в турнирах на рейтинг он играть отказывался. «Надежда» готовила детей для Всероссийской федерации го, и Амелия несколько раз предлагала Даниле поехать на турниры, но тот всегда отказывался. «Я играю не для этого», - всегда отвечал он. Из-за этого трудно было официально подсчитать его рейтинг. Однако он стабильно начал обыгрывать одного игрока за другим, причем завсегдатаев, которые участвовали в больших турнирах, ездили в Европу и Корею. А когда он почти сыграл вничью с Амелией на двух камнях форы, она уже удивилась. Потом поделилась со мной: «У Данилы невероятный талант. Как жаль, что не хочет официально играть».
В это время я пытался Данилку также втягивать в полицейские дела. Хотел учить его понемногу работе следователя, так как не оставлял надежды, что он сам надумает к нам пойти. Да и для общего развития это ему полезно было. Он постоянно просил книги в огромных количествах. Я не уставал удивляться, когда он успевает столько читать - только я приносил новую партию, он уже жадно за них бросался, а старые отдавал мне. Это были книги по криминалистике, уголовному праву, различные протоколы - все, что нужно в работе опера. Читал он и художественную литературу, особенно детективы. Просил у меня книги и по истории, про сыскную полицию Петрограда. Это предтеча угрозыска и была, я даже удивился, что он про них знает. Я сам зачитывался историями того времени. Только потом я понял, что Данила про них спрашивал с особой целью.
Так время и шло. Освободили от бандитья Рубинштейна, я стал лейтенантом и в том же году начал копаться в пожаре, из-за которого Данила остался на улице. Но, как сам знаешь, многого добиться не удалось, и я прекратил поиски. Амелия мне говорила, что Данила делает огромные успехи в го и вот-вот ее обыграет уже без форы. «А тогда», сказала она мне как-то перед сном, «Тебе надо будет его отпустить, как договаривались». И я уже думал, куда мне притулить Данилу, которому тогда только семнадцать исполнилось, как произошло самое страшное событие в моей жизни. Амелию убили.

Капитан надолго замолчал после этих слов. Лицо его стало каменной маской, словно я смотрел на атланта на фасаде исторического здания. Он хотел подлить себе чаю, но в чайнике осталось всего несколько капель. 
 - Если не хотите рассказывать… - протянул я.
 - Да стой ты! - вдруг рассердился он, - Расскажу тебе все. Тут надо вспомнить хорошенько. Это было первое дело Данилы в конце концов.
 - Данила раскрыл убийство вашей жены?
 - Он прежде всего себя оправдывал.
 - То есть…
 - Да, - отрезал капитан, - Он был главным подозреваемым в убийстве Амелии. Иван, будь ласка, закипяти еще чаю. И можешь принести мои папиросы? Я у входа, наверно, оставил.
Я молнией пронесся к входной двери, схватил сигареты, а затем полетел на кухню заваривать новую порцию чая. Игра Данилы и Поли была в самом разгаре. Девочка сидела, подперев голову на колоннах локтей, ладони ее смотрели тыльной стороной наружу. Она напряженно всматривалась в доску, где выстроились белые и черные камни. Данила со спокойным выражением лица смотрел на девочку.
 - Могу подсказать хороший ход, - сказал он.
 - Не надо мне подсказывать! - вскричала она. Потом обиженно, - Что я, глупая такая?
 - Вовсе нет. «Пустой треугольник» вот здесь, - он указал на доску, - был отличной идеей. Я даже не подумал, что так можно сыграть.
 - Все ты думал, - пробурчала девочка.
Но все-таки она улыбнулась от того, что Данила ее похвалил.
Я налил чайник и вернулся на балкон. Только сел в кресло, как почувствовал легкие уколы капель на носу. Я посмотрел на небо: вышину заволакивали тучи, накрывая город пеленой сумрака. Впрочем, настоящий дождь еще не начался. Запахло горящей серой: это капитан зажег спичку и поднес ее к кончику сигареты. Раскурившись, он продолжил рассказ:
 - Уже девять лет прошло, но помню хорошо. Я был на дежурстве, как мне позвонили и сказали: «Товарищ лейтенант, приезжайте в «Надежду». А я дома не ночевал до этого. В прошлый день была наводка от анонима, что на Сенной будет крупная передача наркотиков, мы затаились там, всю ночь прождали, но никого не было. И вот мне звонят про случай в клубе жены. Ничего не объяснил следователь, да и что толку? А по тону его я сразу понял, что случилась беда. Но я не предполагал, какая! До сих пор не могу прийти в себя от этого. Не могу понять коварство и мерзость человека, который это сделал!
Я налил чай в чашку капитана и жестом предложил ему выпить. Он поблагодарил меня и сделал большой глоток.
 - Ну ладно, давай без эмоций. Негоже мне тут перед тобой сентиментальничать. Я тебе расскажу, как все случилось, чтобы ты лучше понимал дальнейшее. Для начала постараюсь описать сам клуб. Это небольшое помещение на Марата. В нем есть два входа: главный и черный. Они соединены одним длинным коридором с залами и кабинетами. Главный вход всегда закрывается после ухода учителей и учеников. Делает это вахтер, который ночует в клубе. Вахтером в то время был сам Данила, как понимаешь. У вахтера есть своя комнатка, в которой он ночует и ест. Черный вход всегда закрыт на замок и открывается, только если мы выносим мусор. 
Рядом с комнатой вахтера прихожая, где посетители оставляют верхнюю одежду и надевают сменку по необходимости. Далее по коридору - кабинет директора клуба. Он почти все время пустовал в то время, потому что директор всегда был в разъездах. Позиция эта была в основном номинальная. Каждодневно в клуб приходили только тренеры и ученики. Так вот, далее после кабинета директора располагались два зала в один ряд. Каждый зал принадлежал одному тренеру. В «Надежде» их было двое - Амелия, моя жена, и Арсений Свир. Сами залы достаточно просторные - в них несколько столов для игры и шкафы с книгами и трофеями. Кроме этих залов, есть еще туалеты. Они расположены после залов. Дальше уже идет черный вход.
Так вот, тело Амелии обнаружили в ее зале ранним утром. Кто-то ударил ее тяжелым кубком-трофеем сзади по голове. По всему выглядело так, что она играла с кем-то партию, а затем этот некто встал, взял трофей со шкафа и зашел ей сзади. Удар был такой силы, что она умерла мгновенно. Голова ее упала на доску для го, на которой уже была почти завершенная партия. Врач установил, что смерть наступила в полночь. А в тот момент в клубе находились только Данила и Амелия. Данила, как я сказал, служил вахтером. В его задачах было закрыть входную дверь на замок, когда из клуба уйдет последний человек. После этого он ложился спать.
Расследовал это дело я, и потому я сразу же уточнил, кто и когда видел Амелию последний раз. В тот день в клубе в течение дня, кроме моей жены, находились Арсений Свир и четверо учеников, двое от каждого тренера. Максим и Тигран были учениками Свира, Савелий и Всеволод - Амелии. Они усиленно готовились к чемпионату Европы, который был на носу, и все играли почти целый день. Данилы днем не было в клубе, он как раз помогал мне в одном деле, и я его сильно уморил. Он пришел под вечер, но тоже сыграл несколько партий по очереди с учениками. Они играли каждый в своем зале, а затем все перешли в зал Амелии и устроили небольшой турнир. Турнир закончился около десяти вечера, и тогда все ушли. Все, кроме моей жены. Она осталась, сказав, что ей надо решить какие-то организационные вопросы, связанные с грядущим чемпионатом.
Данила, конечно, не пошел домой, а в вахтерскую. По его словам, он настолько устал в тот день, что валился с ног. Он закрыл дверь, не дожидаясь ухода Амелии, и попросил его разбудить, когда она будет уходить, чтобы он ее выпустил и снова закрыл дверь. Но она его так и не разбудила. А наутро в том же зале нашли тело моей жены. Такова была примерная картина происходящего. Из этого я должен был выводить преступника.
 - Как-то все слишком ладно падает на Данилу. Где он был в утро убийства?
 - На своем месте, в вахтерской. Первым в клуб пришел Арсений Свир, Данила ему открыл. Когда Свир шел в свой зал, он заметил, что у Амелии горит свет. Так он обнаружил тело.
 - Но это же чушь! Если бы Данила хотел ее убить, зачем ему оставаться в клубе и подставлять себя? Будь он убийцей, он бы сбежал.
 - Я подумал точно так же. Но все доказательства были против него. Дело не только в том, что он и Амелия остались в ту ночь одни в клубе. Пришедшие ученики все как один говорили, что последнюю партию, за которой ее убили, Амелия играла именно с ним. Стоило им взглянуть на расположение камней на доске, как они узнали «почерк» Данилы. У каждого игрока в го есть свой стиль, есть он и у Данилы. Они часто наблюдали за его играми, так что ошибки быть не могло. И в довершение ко всему, на черных камнях мы нашли его отпечатки пальцев.
 - Но это все равно бессмысленно! Какой у него был мотив?
 - Далеко не все преступления можно объяснить логикой, Иван. Многие люди убивают в состоянии аффекта, когда сильно разозлятся. По всему следовало, что так и произошло. Признаться, я почти сам себя убедил в этой версии. Сам посуди - Данила долгое время не мог обыграть Амелию. Она говорила, что он был близок к победе над ней. Что если они играли в ту ночь, он почти выиграл, но она все-таки забрала больше территории? Он мог в припадке гнева убить ее. Она ведь доверяла ему, так что для него было легко зайти ей за спину. Тем более, не забывай, каким Данила тогда был. Далеко не таким собранным, как сейчас. Это был волк на цепи, который, казалось, вот-вот эту цепь порвет и пойдет всем глотки рвать. Из него энергия так и шла, и только игра в го его и успокаивала.
 - Здесь что-то не сходится. Вы же сами сказали, что из него бы вышел отличный полицейский! Что у него было чувство справедливости! Такой человек не может никого убить.
 - Я мог и ошибаться. Кроме того, если человек не находит выхода своим благородным побуждениям и легко поддается страстям, то может склониться ко злу. И в тот момент, когда я стоял над телом жены, я думал, что я сделал самую большую ошибку в своей жизни. Когда до меня дошли все факты дела, я стал проклинать себя, что не отправил Данилу за решетку. Про себя я был уже уверен, что он преступник, скорее не головой даже, а эмоциями. Я хотел поскорее отомстить за смерть жены, хотел поскорее утолить жажду возмездия. И вот я подхожу к нему с наручниками, машина уже ждет снаружи. А он стоит так открыто, хотя взгляд и напряженный был. Сказал мне: «Капитан, это был не я. И если вы хотите отомстить за жену, дайте мне сутки - я найду убийцу». Я разозлился. «Ты думаешь, лучше полиции справишься?» спросил его «Мы нашли твои отпечатки, все показания против тебя. Я бы хотел верить, что это не ты, но тут двух мнений быть не может». Он эдак вздохнул, с печалью какой-то, и спросил: «Капитан, почему вы меня не закрыли тогда, когда нашли на улице? Почему расследовали пожар у моих родителей?». «Потому что я тебе поверил», - буркнул я, «А ты мне вот так отплатил!» И тут он так сверкнул глазами, руки его сжались в кулаки. «Капитан Будко!» кричит «Знайте, что Амелия была моим учителем, человеком, которого я безмерно уважал. Если бы я убил ее, то в ту же секунду сам бы покончил с собой - из-за стыда. Нам осталось сыграть с ней один матч, после которого я надеялся сравняться с ней в мастерстве! Однако меня лишили этой чести. Но что еще хуже - наш мир лишился этого чудесного человека. И я не успокоюсь, пока не найду мерзавца, который оборвал ее жизнь».
Признаюсь, эта речь Данилы подействовала отрезвляюще. Я действительно помнил очень хорошо, как Амелия захватила Данилу этой игрой. Вел он себя с ней исключительно уважительно и считал своим духовным учителем. Го для него была не просто игрой, а некоей жизненной философией, что ли. Словно это была призма, через которую он взглянул на мир, и теперь хотел постичь его до конца. Разве мог он убить своего учителя? Я очень хотел поверить, что нет. И тогда я сдался. Взглянул на часы - была середина дня. Сказал ему: «Если ты до конца дня не найдешь реального убийца, то идешь за решетку сам. Но учти, ходить и расследовать ты будешь под моей охраной. Только что учуди, и я тебя упакую». Он лишь коротко кивнул, и мы начали расследование. Расследование, которое спасло меня от большой ошибки.
 - Так расскажите, кто это был!

 - Ты не торопи, все по порядку. Первым делом Данила пошел в туалет. Обшарил оба - и мужской, и женский. Я рассердился. «Чего ты там лазишь?» спрашиваю. «Мусора нет в мужском», покачал он головой, «А всегда я выношу. Кто-то раньше меня его вынес. Пойдемте глянем контейнер». После этого он вышел через черный ход во двор, где стоял мусорный контейнер. Я подумал, что он хочет сбежать, но Данила действительно стал копаться в мусоре. Разрывал один пакет за другим и внимательно рассматривал содержимое. Наконец, он воскликнул «Нашел» и поднял размокшую, грязную пустую коробку. Это была упаковка от какого-то лекарства. «Снотворное», пояснил Данила, «Так я и думал. Хоть я и устал вчера, но не настолько, чтобы так сразу отрубиться». «И кто тебя усыпил? Ты пил что-то вчера?». «Вчера все воду пили, потому что турнир был долгим. Насколько помню, мне воду подносил Всеволод, хотя могу и ошибаться. Я был слишком увлечен, чтобы по сторонам глядеть». «Хочешь сказать, он это сделал умышленно?». «Насчет того, что это он, я неуверен. Но сейчас точно известны два факта. Первое - убийство было умышленным, иначе бы убийца не стал меня усыплять. Сделал он это, очевидно, чтобы я не смог вмешаться в их игру с Амелией. Второе - убийца это либо Свир, либо один из учеников. Подмешать снотворное мог только кто-то из них во время турнира». Я посмеялся: «Данила, а если ты меня провести хочешь? Специально выкинул этот пакет здесь сам, чтобы потом его вот так найти». «Это еще не все», покачал он головой, «Когда я осматривал тело, мне бросилась в глаза одна странность. Пойдемте, капитан».
Мы вернулись в зал, где все еще лежало тело моей жены. Полицейские уже собирались переложить его на носилки, но Данила попросил меня их остановить. Я сделал, как он просил, после чего он подвел меня к доске для го с той стороны, на которой покоилась голова Амелии. «То, что я попрошу, очень неприятно», сказал он, «Но посмотрите на рану на голове, а затем на доску. Вам не кажется, что здесь что-то не сходится?». Признаться, смотреть было действительно трудно - ведь передо мной был не абстрактный труп, а близкий человек. Но я подавил эмоции и осмотрел рану на голове. Она была проникающей и вдавленной. Удар тяжелым трофеем повредил мозг, и смерть была мгновенной. Из раны сочилась кровь, она была на лице и на затылке Амелии. Но вот странное дело: на доске крови не было. Я понял - Данила это и имел в виду. Он прочитал это открытие на моем лице и сказал: «Странно, да? После такого удара кровь должна была струями стекать по голове, а потом покрывать доску. Но доска абсолютно чистая. Несмотря на то, что лицо жертвы покоится на самой доске, на ней нет ни капли крови». «Кто-то почистил доску от крови», догадался я. «Я тоже так думаю», кивнул Данила, «Но будь я убийцей, зачем мне это делать?». Он был прав - я не мог придумать причины, почему убийца убрал бы после себя следы крови. «Я думаю, он бы сделал это только в том случае, если хотел поменять доски или камни», сказал Данила. «Но если так…» ахнул я. «Именно», кивнул он, «Оставь он камни, как есть, его стиль игры легко бы узнали. Потому он должен был создать представление у свидетелей, разбиравшихся в го, что играл другой человек. Тот, кого он хотел подставить». Данила взял с полки чашу с черными камнями и подставил ее под свет лампы. Я увидел гладкие блестящие бока. «Мы здесь моем камни раз в неделю», сказал Данила, «На черных отпечатки видны особенно. И я очень хорошо помню, что последнюю партию вчера играл именно черными. А положил их вот в эту чашу. Камни я не мыл». «Так чего они блестят?» спросил я. «А вот это хороший вопрос. Я думаю, что камни из этой чаши были переложены на доску злоумышленником после убийства. Он был в перчатках, чтобы не стереть мои отпечатки. После этого он взял камни, которыми играл сам, помыл их и положил в эту чашу». «Но тогда вчера он должен был играть именно черными!» воскликнул я, «Иначе бы подлог не удался». Данила кивнул. А меня охватила злость: прошло всего полчаса с начала его расследования, а он уже столько всего обнаружил. Я корил себя, что сам не заметил отсутствие крови на доске. Нужно было признать, что убийцей был все-таки не Данила. Я выбросил руки и сказал: «Давай предположим, что все было так, как ты описываешь. Кого из клуба ты подозреваешь? Расскажи мне о каждом. Ты ведь с ними виделся почти каждый день». И он рассказал, а я пересказываю тебе.

Начнем с тренера. Арсений Свир в «Надежде» преподавал уже достаточно долго, около пяти лет. Он был молодым тренером, ему было тогда 28 лет. До прихода в клуб он был замечательным шахматистом, участвовал в первенстве России, хотя призовых мест не брал. В го начал играть в 20 лет, параллельно с шахматами, потому что слышал, что это была их восточная вариация. У него стало прекрасно получаться, его тренеры отмечали у него талант. Он быстро добрался до первого дана, а потом стал преподавать в «Надежде». Он учил игре по-другому, нежели Амелия. Если моя жена учила больше классическому го в китайской и японской вариациях, то Свир разрабатывал свою систему фусеки. Это понятие более широкое, чем джосеки. Если джосеки это про начальный розыгрыш в углах на 8-10 ходов, то фусэки это настоящая стратегия на 60 ходов. И вот Свир хотел изобрести в них новое слово, а потому натаскивал своих учеников.
Учеников у него было шестеро, но в день убийства в клубе было только двое - Максим и Тигран. Обоим было по 17 лет, как и Даниле. Максим был ни рыба, ни мясо. Знаешь, есть такие дети, которых родители отдают куда-то просто, чтобы они ходили. Так вот Максим был как раз из таких. Его отцу взбрело в голову, что его сын должен прославиться игрой в го. А отец его руководил собственной компанией, которая возила товары из Европы. Он ходил в «Надежду» уже пять лет, с момента появления Свира. У него Максим и начал учиться его школе фусеки. Но за все пять лет особых успехов не достиг. Вот представь, у него был всего лишь 15 кю. Во время игры он безразлично смотрел на доску и делал заученные ходы. А если что-то шло не по плану или его не учили, сразу проигрывал или вовсе сдавался. Данила его называл «манка», то есть, как манная каша - вязкий и податливый.
Тигран был полной его противоположностью. Это был злой вспыльчивый игрок. Рассказывали, что еще в школе он так побил одноклассника, что тому пришлось вызывать скорую. Вот его и отправили родители на го, чтобы энергию в мирное русло направлял. Выходило не сразу. Во время первых игр он сметал камни с доски или вообще переворачивал стол, если видел, что проигрывает. Со временем, как он стал лучше играть, его пыл поугас, он стал спокойнее и рассудительнее. Однако время от времени его злая сторона все равно прорывалась. Например, он мог оскорбить оппонента во время игры в надежде запугать. Не раз он был на грани исключения, но Арсений всегда за него вступался. Впрочем, с Данилой он всегда играл сдержанно. Да и посмотрел бы я, как он на него грубит. У Тиграна был 8 кю, хотя играл он не так долго, как Максим. Но учился быстрее.
Учеников Амелии в тот вечер в клубе было тоже двое - Савелий и Всеволод. Что можно сказать о Савелии? Это вдумчивый и тихий игрок. Он мог задуматься на полчаса над одним из первых ходов! Из-за этого никто не хотел с ним играть: все раз-раз и поставили камни, а Савелий кааааак задумается. А потом еще задумается. Под конец игры, когда бОльшая часть доски заполнена, он раскочегаривался, но мало у кого была выдержка дотерпеть до финала с ним. Многие часто просто сдавались. Говорили, что он берет измором. Впрочем, играл он очень хорошо, у него был 5 кю.
Второй ученик Амелии, Всеволод - игрок очень властный. Честно говоря, это был ее любимчик. Она всегда очень лестно отзывалась о нем в беседе. На доске он любил доминировать. Но не только камнями. Он прямо физически привставал со стула во время игры и, как главнокомандующий войсками, обозревал поле боя. Причем тень его, бывало, накрывала и соперника, а если он был меньше Всеволода, то тому становилось боязно. И вот, выбрав направление хода, Всеволод с таким грохотом ставил камень на доску, что та подпрыгивала, а о его ходе знал весь клуб. Поговаривали, что если в соседнем зале кто-то палит как из пушек, то это Всеволод крушит своего оппонента. У него был 4 кю, самый высокий. Конечно, у Данилы наверняка был выше, но его ранг официально никто не считал.
Вот таков был наш круг подозреваемых. Я Даниле и говорю - учить его решил - «Для того, чтобы найти преступника, в любом деле тебе нужно установить три вещи. Ответить на три вопроса. Первый - как он совершил свое преступление? Ты должен иметь физические доказательства, указывающие на виновного. Второй - в какое время он его совершил? Ответ на этот вопрос существенно сократит круг подозреваемых. Третий - зачем он его совершил? Нам нужно понять мотивацию убийцы». Данила кивнул и сказал: «Так начнем наше предварительное следствие, капитан».
 - Предварительное? - спросил я, - А есть какое-то другое?
 - Сразу видно, плохо знаешь наше право. После возбуждения уголовного дела следователь начинает предварительное следствие. Собрав улики и найдя подозреваемого, он потом передает дело в суд прокурору. А потом тот уже выносит окончательный вердикт через судебное следствие. Предварительное следствие не может длиться больше 2 месяцев.
 - Так вот почему я тут сижу! Вы еще заняты предварительным следствием по делу Суслова!
 - На самом деле уголовное дело уже было передано прокурору неделю назад, - сказал Будко, - А что там у него делается, я не знаю. Но мы отвлеклись, я рассказывал тебе про Данилку. Так вот, наше следствие началось. Ответ на первый вопрос у нас уже был. Убийца воспользовался доверием жертвы и нанес смертельный удар тяжелым кубком сзади по голове. Нам оставалось понять, когда он его совершил и какой у него был мотив. Время смерти давало нам ориентир. Согласно заключению врача, смерть наступила в полночь - примерно между двенадцатью и часом ночи. Конечно, все пятеро сказали, что в то время были дома. Более того, за них могли поручиться их семьи, то есть, были свидетели того, что их дети уже спали в кроватях.
 - Стойте, даже за Свира поручилась мама?
 - Я тоже удивился. Но да - человек в таком возрасте все еще жил с мамой. Впрочем, что тут такого? Для современного поколения это нормально.
 - Но, если так, то получается кто-то из них лгал, чтобы защитить своего ребенка!
 - Безусловно. Но как бы мы это доказали? Нам стало понятно, что искать свидетелей бесполезно. Их по-просту не было. В итоге ответ на второй вопрос - когда убили Амелию - нам ничего не дал. Оставался мотив. И тут мы кое-что нашли. Данила сказал: «Нам нужно прочитать почту Амелии». И указал на компьютер, который стоял в углу зала. «Пароль знаешь?» спросил я. Он сел за компьютер и стал вводить слова наугад. Ничего не получалось, осталась последняя попытка. «Капитан, так не пойдет. Дайте подсказку» сказал он. «Откуда я знаю, какой у нее пароль был», удивился я, «Да и чего мы мучаемся, у нас хакер в отделе есть, сейчас вызову». Данила задумался. «А это кто на фото?» спросил он, снимая с монитора приклеенную на скотч фотографию, «Я часто видел эту карточку, но никогда не спрашивал о ней Амелии». Я глянул. Это был старый полароид. На снимке - Амелия и высокий блондин в щегольском пиджаке на фоне пустого зала. «А, так это бывший директор клуба. Они с моей женой «Надежду» и основали. Наверно, это первое фото в этом зале, когда еще мебели не было. Олег Шукшин его звали, если не ошибаюсь. Между прочим, чемпион Европы по го, седьмой дан». «А почему он больше не директор?» спросил Данила. «Да кто его знает. Не всем интересно руководить. Этот человек горел игрой, я его видел. Сидеть за столом, перекладывать бумажки и общаться по телефону? Это было не его. Надо сказать, Амелия его очень уважала. Ну ты и сам видишь, раз повесила сюда его фотографию. Олег выступал за «чистоту» игры. Очень не любил грязные приемы, а за жульничество просто выгонял из клуба». Данила задумался, а потом спросил: «Думаете, ваша жена многое переняла от него?». «Наверняка», сказал я, «Нынешнего директора ведь нет никогда, вот Амелия неформально и есть здесь директор». Данила кивнул, словно отметил что-то важное для себя. Затем перевернул фотокарточку. На обороте была написана дата, когда была сделана фотография. Он ввел дату в качестве пароля и, к удивлению нас обоих, она подошла.
Мы просмотрели письма за последние несколько дней. Одно из них зацепило наш взгляд. Оно было отправлено нынешним директором три дня тому назад. «Привет. На чемпионат Европы сократили места. Мы думали, поедут шестеро, но можно только троих. Выбирай сама, потом кинь список». Примерно такое было сообщение. «Очень интересно. Так значит, слухи подтвердились», пробормотал Данила, «Амелия никому не говорила, что места сократили. Вчера все играли с полной уверенностью, что каждый из них отправится на чемпионат. Точнее, почти все». «Мы говорим про двух тренеров, Арсения и Амелию, а также их учеников, да? Их планировали отправить?» уточнил я. «Именно», кивнул Данила, «Но вчера я услышал, как Тигран разговаривал с Максимом на эту тему. Что отправятся только трое и, возможно, не они. Наверно, он подсмотрел в монитор, когда Амелия проверяла почту». «То есть, они знали, что места сократили?». Данила помрачнел. Я понял, о чем он думает. У Тиграна и Максима рейтинг был ниже, чем у учеников Амелии, соответственно, шансы, что они поедут, были почти нулевыми. Кто-то из них мог нанести тот роковой удар. А играли они с моей женой скорее всего под предлогом того, что хотели доказать ей свою реальную силу для участия в турнире. И вот, думая так, я сказал Даниле: «Если то, что ты подслушал тогда, правда, то это был один из них. Ты их лучше знаешь, кто был способен на такое?». Данила посмотрел мне в глаза, взгляд у него был серьезный и острый, как наточенный нож. Он сказал: «Я не знаю, капитан. И у нас есть только один шанс узнать это сегодня».

В тот день во второй половине был запланирован турнир имени Валерия Асташкина. Он проходил в отеле «Азимут», что на Лермонтовском проспекте. Игроки «Надежды» заранее записывались туда, чтобы хорошенько потренироваться перед чемпионатом. «Тигран и Максим точно будут там» сказал Данила, «Дайте мне сыграть с ними, капитан, и я узнаю правду». «Так зачем тебе именно играть с ними?» удивился я, «Просто вызовем их и допросим». «Нет, я должен кое-что проверить именно в игре», покачал головой Данила, «То, что вы недавно сказали, полностью меняет мое представление об этом убийстве». Я спросил, что же это. «Чистота игры» ответил он, «Что-то подсказывает мне, что убийца будет играть «грязно». Но как - я еще не знаю». Мне ничего не оставалось, как согласиться. До турнира оставалось около часа, и я отвез Данилу к отелю на полицейской машине.
Играли в зале «Берлин». Оттуда открывался прекрасный вид на город через широкие панорамные окна. По всему залу были расставлены столы с досками, за которые уже садились участники. Еще там был ужасный пол, от взгляда на который рябило в глазах. Знаешь, такие черное-белые треугольники? Так вот ими был выложен весь пол, от чего казалось, что смотришь в калейдоскоп. Ну не важно, это так, старческое ворчание. Турнир начался с минуты молчания в память об Амелии. Ведущий сказал, что это огромная утрата для всей федерации го и что полиция уже активно ищет убийцу. Конечно, атмосфера от такого заявления была безрадостной. Я по приходу переоделся в штатское, чтобы не возникало вопросов о том, что делает на турнире полиция. Мы с Данилой разумно решили, что полицейская форма может отпугнуть настоящего убийцу. Конечно, многие знали меня, потому что через жену я был знаком с разными игроками Петербурга. Но тогда я мог сказать, что просто пришел, чтобы последить за игрой Данилы.
Организатор - девушка с флегматичным выражением лица - сказала нам, что списки уже поданы, пары определены, больше участников она допустить не может. Я спросил, кто будет замещать Амелию на турнире. Я знал, что моя жена должна была принять участие сегодня. Девушка развела руками и сказала, что, наверно, придется ей. «Тогда возьмите Данилу», сказал я, «Лучший ученик Амелии». Она нахмурилась, и я понял: кто-то уже распустил новость среди участников, что Данила был убийцей моей жены. Я покачал головой и сказал, «Все в порядке. Расследование продолжается. Данила под моим надзором». Она чуть замешкалась, но все-таки вбила его в рейтинговый список. Назначила ему парой Тиграна. Для этого пришлось заменить оппонентов, но она пошла нам навстречу. Видимо, подействовала моя фраза о расследовании.
Мы пошли к столу, за которым сидел Тигран, а я спрашиваю у Данилы: «А чего ты на рейтинг не играешь? Вот закончим с этим делом, становись спортсменом, играй в го. Всяко лучше, чем по улицам бандитов бить». «Удивляете, капитан», он мне, «Я думал, вы меня в полицию приглашать будете». «Хотел», признал я, «Да ты все равно не пойдешь». Он усмехнулся. «Не пойду в полицию, не буду сидеть играть на рейтинги. По мне так это все пустая трата времени. Все, что формализуется, тут же утрачивает суть. Это относится и к полиции, и к игре в го». Тут мне нечего было возразить, я, впрочем, знал, что Данила так и ответит. Это человек, который всегда шел своим путем. И это я всегда в нем уважал.
Так вот, вернемся к турниру. Данила подсел к Тиграну, парень сразу сомкнул строго брови. «А ты что тут делаешь?» спрашивает, «Ты Амелию убил, почему ты на свободе?». Я сел чуть поодаль, чтобы не привлекать внимания, но внимательно слушал, о чем они говорили. Данила ничего не ответил на его провокацию, взял черные камни из чаши, поднес горсть к нему через доску в сжатом кулаке. Тот скрестил руки на груди и продолжал: «Я не буду играть с убийцей». Тут Данила расхохотался. «Действительно, я убил своего учителя, а сам остался в клубе, чтобы меня взяла полиция наутро», сказал он, «Что за наивность! Кроме того, у тебя было больше поводов убивать Амелию, не так ли?». Тот как рассвирепел: «Что ты сказал?». Голос Данилы стал холодным: «Выбирай камни. Игра все решит». Тигран чуть не кулаком ударил по его ладони, но, к чести Данилы, он камни удержал. Подсчитал, сказал: «Мои белые». Я со своего места следил за игрой и видел, что Данила поддается. Стиль Тиграна был очень агрессивным, и он очень любил окружать и съедать камни. Так вот Данила ставил камни в таких комбинациях, чтобы спровоцировать атаки оппонента. Как кот играется с мышью перед тем, как окончательно прибить.
Тигран проиграл игру уже где-то на сороковом ходу, но этого не видел. Он продолжал играть, а Данила вяло, будто на автомате ставил камни. Наконец, стук камешков прервал его вопрос: «Откуда ты узнал, что на чемпионат Европы поедут трое?». Тот аж выронил камень, который собирался поставить. «Можешь не отпираться, я слышал ваш с Максом разговор», добавил Данила, «А сегодня я читал почту Амелии, и в письме от директора говорилось то же самое». Тигран зажался весь, стал оглядываться, слышит ли их кто. Я отвернулся, сделал вид, что не смотрю. Тигран зашептал Даниле через стол: «Да мне это Макс рассказал. Ты же знаешь, какой у него батя. Он же спал и видел, как его чадо в Бонне играть будет. Так вот Амелия знала, что его отец расстроится, если сынок не поедет. Но выбора у нее не было - он, как ни крути, был намного слабее остальных. И ей пришлось ему рассказать об этом раньше, чтобы отец Макса к этому морально подготовился». «А зачем скрывать от остальных?» нахмурился Данила. «Ну я-то мог поехать», пожал плечами Тигран, «У меня не такой большой разрыв был с Севой и Савой (так он называл Савелия и Всеволода). Мы для того вчера играли». «Постой, а почему Гере (так все называли отца Максима, полное имя его было Георгий) так важно было, чтобы Макс поехал на Европу?» спросил Данила. «Это я точно не знаю. Знаю только, что он на многое был готов, чтобы сын его засветился на крупном европейском турнире», сказал Тигран.
После этого их разговор окончился. Данила быстро выиграл у него и стал ходить среди столов, кого-то выискивая. Я за ним. «Я Максима ищу», пояснил он. «Да я понял», сказал я, «А что Тигран? Думаешь, непричастен?» Данила решительно помотал головой. «У него мотива нет. Сами слышали - у него был шанс честно поехать на Европу. Так зачем ему убивать Амелию?» «Тогда, получается, у Максима был мотив?» спросил я. «Вы же сами слышали», ответил он, «Не у Максима, а у его…» Но тут нас прервал оглушительный возглас. Мы оглянулись на источник и нашли, наконец, Максима. Он сидел за доской с расставленными камнями, а напротив него с сосредоточенным видом сидела девушка. Но игроки это ладно. Максим, если честно, вообще не бросался в глаза. На нем была просто растянутая черная футболка, он был коротко подстрижен, а руки как-то скромно сложил на коленях. По нему сразу видно, что спортом не занимается и любит поесть - упитанный парень был, другими словами. Но рядом с ним возвышался огромный мужчина - я сразу понял, что это был Гера, его отец. Словно гигантская античная статуя, вроде Колосса Родосского, он нависал над их доской.
Гера был одет в дорогой, синий с желтым воротом, пиджак, из-под которого спереди слегка выпирал пивной животик. Гладко выбрит, с пышными накрученными усами. На пальцах у него было по несколько колец, с шеи свисала золотая цепочка. Мне показалось на секунду, что я перенесся обратно в 90-е, когда все нувориши так ходили. И вот он при каждом ходе Максима выносил указательный палец вперед, становился эдак в позу генерала и произносил что-нибудь в духе: «Вот это молодец! Моя школа!». Впрочем, эти слова Максима скорее смущали. Он всякий раз ронял ладонь на лицо, а когда совсем было невмоготу, стонал: «Па, ну хватит. Не позорь меня, ну пожалуйста». А Гера от того еще сильнее распалялся: «Мы - великий род Исуповых! Нам судьбой назначены великие дела! О каком позоре ты говоришь!» И при упоминании своей фамилии он кулаком бил себя в грудь, где была нашивка в форме герба.
Девушка, которая играла с Максимом, отца его словно не замечала, так была погружена в игру. В какой-то момент она с радостным видом воскликнула: «Пас!». «Ну я тоже пас» пробубнил Максим. По всему видно было, что он скорее хотел уйти с турнира и больше не подвергаться позору. «Какой пас, ты чего?!» взревел Гера, «Ты еще атаковать можешь! Смотри - здесь, здесь и здесь». «Но там все мертво, нет смысла ходить», покачала головой девушка. Она говорила с сожалением, словно ей правда было неприятно, что так вышло. «Мертво? Ха-ха! Ты что, не знала, что Исуповы никогда не сдаются? Макс, ну-ка, поверни эту битву на 180 градусов». «Пап, ну пожалуйста, хватит», чуть не плакал Максим, «Дай я уже закончу. Она права, ходить некуда». Они подсчитали очки, Максим проиграл сорок к десяти. «Спасибо за игру», сказал девушка и с улыбкой протянула ему руку. «И тебе спасибо», выдохнул парень и пожал руку.
Она ушла, а Гера оглядел нас. «Новые соперники?» спросил он с вызовом, «Вы не смотрите, Макс просто разогревался в этой игре. Садитесь, сейчас он вам покажет. Можете хоть вдвоем». Максим же нахмурился. «Данила? А ты что тут делаешь?» спросил он. Пока Данила играл с Максом, я заговорил с его отцом. «Я слышал, ваш Максим на Европу хочет поехать?» зашел я с угла. «Хочет…» усмехнулся Гера. Запустил большие пальцы в карманы брюк, выпятил передо мной грудь так, что бляшка с гербом его семьи была почти на уровне моих глаз. «Максимка не понимает, что такое слава и честь. Это я хочу, понимаете! Я хочу, чтобы мой сын был достойным наследником моей фамилии, чтобы он продолжал великое дело» - вот так примерно он надрывался. «А разве ваше фамильное дело связано с игрой в го?» спросил я. «Не связано», помотал он головой, «Но разве это важно? Мужчина сам строит себе путь, а построить он его может на чем угодно. Я хочу, чтобы у Максима это было го». «А как давно он учится?» спросил я. Конечно, я знал ответ и сам. Хотелось увидеть его реакцию. «О, достаточно», расплывчато сказал Гера, «Но у него один из лучших тренеров в Санкт-Петербурге. За ним и его фузуки будущее». Я нахмурился. Мало того, что он неправильно назвал термин из го, так и говорил с такой уверенностью, словно сам отлично разбирался в игре и мог оценить талант Арсения Свира, тренера Максима.
«А сами вы играете?» спросил я. «Немного», кивнул он, «Игра не такая уж и сложная, мне все объясняли». «Дайте угадаю, Арсений Свир?» спросил я. «Великолепный человек и прекрасный педагог», расплылся в похвальбе Гера, «Без него Максимка бы не выигрывал матч за матчем». Вот он говорил этот бред, а я смотрел на него и не мог поверить, что есть человек с такими розовыми очками на глазах. Да даже не очками, он весь словно жил в розовом мире, который кто-то для него заботливо соткал. Здесь что-то не сходилось, и я стал рубить с плеча. Спросил: «Матч за матчем? А как же этот турнир? Ваш Максим только что проиграл девушке. Даниле вон тоже проигрывает». Данила к тому времени действительно уже выиграл матч, заблокировав все потуги Макса вылезти из углов. Максим, конечно, этого не понимал и все еще ставил камни. «Это ерунда», отмахнулся Гера, «Мой сын играет еще не на сто процентов, устал со вчерашнего блица, который устроили в «Надежде». А я слышу пренебрежение к таланту моего сына в вашем голосе. Тогда скажите, может слабый игрок забронировать себе место на чемпионате Европы?». Я впился в него взглядом. Мы подходили к ключевой теме. И Гера продолжал: «Результат - вот что важно. А мой сын как раз обеспечил себе путевку в Бонн». Он сказал это очень самодовольно, будто это он сам поедет на чемпионат Европы, а не его сын.
Вдруг Максим встал из-за стола, да стремительно так, будто уколол его кто. «Я сдаюсь», бросил он Даниле, затем повернулся к отцу. Нервно, дрожа и запинаясь, он стал говорить: «Пап, не поеду я в Бонн. И вообще, я не хочу больше играть». Ответа дожидаться не стал, а стремительно вышел из-за стола и побежал к стойке регистрации. Гера застыл и побелел, словно кровь из него всю выжали. С опозданием он крикнул вслед сыну: «Да куда ты! Я же столько заплатил!» «Заплатили?» спросил я, «Кому и за что же?». Но он сделал вид, что не услышал меня и быстро пошел вслед за сыном.

Я было за ним, чтобы схватить как подозреваемого и страстно допросить, но меня взял за локоть Данила. «Вы куда, капитан?» с невероятным волнением спросил он, «Нельзя терять ни минуты!». «Тебе что, он не показался подозрительным?» спросил я. «Безусловно, отец Макса здесь ключевая фигура», сказал Данила, «Но он никуда не уйдет. А вот убийца скоро может исчезнуть. А мы должны поймать его с поличным!». «Так кто убийца-то?!» спросил я. Но Данила вместо ответа огорошил меня дикой просьбой. Он попросил меня позвонить директору «Надежды» и сделать его тренером, заместителем Амелии. «Ты с дуба упал?» я его спрашиваю, «Сейчас не время для этого. Да и вообще, я тут причем? Как я тебя тренером назначу?». «Директор вас знает. Он всегда говорил, что на слово мужа Амелии всегда можно положиться», умолял Данила. «Допустим. Но зачем тебе статус тренера сейчас?!» продолжал я допрос. «Если коротко, без него я не поймаю убийцу. Точнее, у меня не будет рычага», объяснил Данила. «Уууух» я как взвился, но телефон достал. Предупредил Данилу: «Если из этого ничего не выйдет, а мы упустим Геру, я тебе дам пятнадцать суток за препятствие полиции». «Да хоть месяц посижу, капитан. Звоните!» кричал Данила.
Разговор, скажу тебе, был комичным. Директор был где-то в пути, так что фразы прерывались. Он начал с того, что стал приносить соболезнования по поводу смерти Амелии. Заняло некоторое время, чтобы подвести его к теме беседы. Но и после этого он, как и я, не мог понять причины запроса. Мне пришлось извиваться и говорить, что, после Амелии, это был самый сильный игрок клуба, а она не раз говорила о том, чтобы сделать его своим заместителем. Частично, это было правдой - как я говорил, Амелия не раз хвалила мастерство Данилы. Директор долго думал, потом задавал много одинаковых вопросов, среди которых был и ожидаемый - «Он ведь убийца». Пришлось снова отвечать, что расследование еще ведется, ничего не известно, а статус тренера и нужен Даниле, чтобы поймать злоумышленника. Наконец, он сдался. «На словах я одобряю», вздохнул он в трубку, «Но официальная бумага будет только через неделю, как я появлюсь в офисе». Данила, который прислушивался к разговору, стоя почти вплотную ко мне, тут же прокричал в трубку: «Если вам позвонят, вы сможете подтвердить мой статус перед ними?» Директор согласился, и наш разговор окончился. И тут же Данила воскликнул: «Идемте, капитан. Настало время финальной игры» и повел меня к столу, что располагался в последнем ряду, прямо напротив огромного панорамного окна.
Турнир приближался к последней стадии. Большинство игроков сыграли по два матча и оставался последний. «Но мы же не регистрировались на третий матч» сказал я. «Не регистрировались», подтвердил Данила, «Но он не сможет мне отказать». Мы подошли к столу, за которым сидел одинокий игрок в ожидании своей пары. Это был Арсений Свир. Я видел его до этого дня не раз, и он производил впечатление такого, знаешь, ребенка в теле взрослого. Он одевался как-то неряшливо, редко следил за собой и был погружен в собственные мысли. А в тот день за столом сидел словно другой человек. Он был в элегантном смокинге, который был словно сшит ему под заказ - сидел идеально. Белая рубашка, дорогие черные туфли - казалось, он пришел на прием в светское общество, а не на турнир го. Он не заметил, как мы подошли - сидел вполоборота, повернувшись лицом к окну, за которым накрапывал дождь. Небо было серое и пасмурное. Я до сих пор очень отчетливо помню ту картину, хотя уже восемь лет минуло. Сидит Свир в непривычном для себя наряде, а за его спиной собирается темная гроза. Как будто что-то грядет, знаешь, было такое ощущение.
Он, видимо, заслышал, наши шаги и медленно отвернулся от окна. На лице его играла странная улыбка, словно он что-то увидел за окном, только ему одному ведомое, а он об этом не мог никому рассказать. И вот от этой тайны наполнялся радостью. Только увидел меня и Данилу, как радость с лица у него исчезла. «Приветствую», тихо поздоровался он и забарабанил пальцами по столу, «Не думал, что увижу вас на турнире». Конечно, он знал меня. А увидев нас в связке с Данилой, наверняка озадачился. Ведь именно он первым обнаружил тело, и именно он наверняка пустил сообщение, что Амелию убил Данила. Я хотел было заговорить и все объяснить, но Данила меня опередил. Он просто сел за стул и сказал: «Я хочу сыграть с тобой, Арсений». «Но ты не мой официальный оппонент», покачал он головой. В его движениях чувствовалась опасность. Как змея, управляемая мелодией фокусника, красиво извивается, только пока играет дудочка. А ее движения очень легко могут перейти в смертельную атаку. Я вдруг инстинктивно понял, что это был очень опасный оппонент. Несмотря на интеллигентный и во многом простодушный вид, Арсений под этой личиной прятал хищника.
Однако Данилу его повадки не смутили. Он сказал: «Минуту назад директор «Надежды» назначил меня тренером клуба. А значит, у нас с тобой одинаковый статус. Ты ведь понимаешь, что это значит?». «Тренером?» переспросил Арсений. Глаза его упали на стол, затем он вонзил взгляд в Данилу. «Этого не может быть», сказал он, будто пытался заставить себя поверить в эти слова. «Это правда», подтвердил я, «Я сам звонил директору». «Вы? Но…» он не договорил. Рука его метнулась в подол пиджака, высунулся новенький айфон, и вот он уже сам набирал директору. Я отметил, какие у него необычно длинные и ловкие пальцы. Они росли из больших ладоней, как лапки тропического паука из мохнатого тельца. Арсений быстро перебросился парой фраз с директором, потом телефон исчез. Он хмуро воззрился на Данилу. «И что с того, что ты тренер?» спросил он, «Ты убил Амелию, чтобы занять ее место, выходит?». Данила пропустил мимо ушей его укол. «Сейчас мы с тобой будем играть не только на рейтинг», сказал он, «Насколько тебе известно, федерация ограничила число участников от клуба до трех». «Мне это не известно», покачал головой Арсений. «Это ложь», ответил Данила, «Но она бессмысленна - теперь ты узнал это от меня. И мы с тобой сыграем сейчас по таким условиям. Поскольку я стал заместителем Амелии, под мое руководство переходят Всеволод и Савелий. Так вот, победитель этой игры отправит на чемпионат именно своих учеников. Если победишь ты, поедут Макс и Тигран. Выиграю я - едут Сава и Сева». Лицо Арсения стало похоже на кукольное - оно было совершенно мертвое и безэмоциональное. Я понял, что это не от отсутствия эмоций, а, наоборот, от их избытка. Внутри у него сейчас крутился такой водоворот, что он всеми силами стремился его не показывать. «Я не буду играть по таким условиям», выдавил из себя он. «Жаль», сказал Данила, «Тогда как же мы определим, кто поедет от клуба? Я не хочу давать места твоим ученикам. Ты наверняка хочешь отправить своих. Дилемма». «У тебя нет учеников, Соколик. Ты бродяга с улицы», бросил он. «Говори, что хочешь, но официально я тренер», пожал плечами Данила, «Если между нами нет консенсуса, не поедет никто. А возможно, директор выберет сам и будет выбирать по уровню. Тебе это тоже невыгодно, учитывая, какие кю у Тиграна и Макса, не так ли?».
Лицо Арсения и небо за окном стали одного цвета. Он понял, что у него нет выбора, кроме как играть. Он состроил хитрую улыбку на лице. «Хорошо же, сыграем», сказал он, «Ты ведь знаешь, какого я дана?». «Согласно официальной статистике, второй», сказал Данила. Свир кивнул. «А ты, я думаю, еще не выбрался из кю-рангов. С кем сыграл сегодня?» спросил он. «Я обыграл Тиграна и Макса», ответил Данила. «Тогда седьмой кю?» насмешливо спросил Свир, «И ты надеешься меня победить? Играй мы по правилам турнира, тебя бы даже не подпустили к моей доске». Но Данила был непоколебим, слова оппонента его нисколько не смутили. Он сказал: «Ты прекрасно знаешь, что я не раз обыгрывал Саву и Севу, а они были выше в уровне от твоих учеников». «Может быть», покачал головой Свир, «Но мы с тобой играли всего раз, если не ошибаюсь. Чем закончилось?» «Мы не доиграли» напомнил Данила, «Тогда в клубе отключили свет». «Что ж, тогда давай исправим это недоразумение», сказал Свир, «Хочешь сыграть со мной на третий дан, Данила Соколик? Пожалуйста».
Я сел рядом и стал следить за их игрой. Разыгрывал Свир. Он протянул вперед тонкую руку с зажатыми в ней камнями. Данила сказал «Нечет» и толкнул ладонь. Посчитали камни. Ему опять достались белые. В игре го, если знаешь, белые в неравном положении по сравнению с черными. Поскольку игра пошаговая, игрок первого хода, то есть черными, получает преимущество. Если он правильно разыграет партию, у него есть все шансы получить больше территории просто из-за приоритета в очередности хода. Из-за этого на турнирах введено правило коми - белые в конце игры получают дополнительно 6.5 очков. Так вот - я был огорошен, когда Данила, открывая свою чашу с камнями, сказал: «Играем без коми». Свир смотрел на него, смотрел, будто пытался дырку во лбу просверлить, а потом как рассмеялся. «Ну и гонору у тебя, Данила Соколик!», воскликнул он, «Будь по-твоему, без коми так без коми». И игра началась.
Я напряженно всматривался в доску и в лица участников, пытаясь прочитать развитие ситуации. Я не знал, к чему вообще Данила играет эту игру со Свиром. Ему нужны были доказательства, что это он приходил ночью к Амелии и нанес ей роковой удар по голове, но как он их получит через игру? Не раз мне приходила в голову мысль просто взять Свира под арест и выбить признание в участке. Но я останавливал себя и напоминал, что решил довериться Даниле. Схватить Свира можно в любом случае, а если Данила как-то вытащит из него больше доказательств - тем лучше. Свир ходил первый, и он начал со своей фирменной фусеки. Я уже говорил, что в го разбираюсь средне, но его стиль игры понять мог. Так вот, он первыми своими тремя ходами занял два угла, а затем середину. 
 


Его идеей было сразу с начала игры захватить углы и центр доски, чтобы сразу замкнуть Данилу по бокам и не дать ему распространиться. После пятого хода мой парень надолго задумался - для него это была неожиданность. Свир же с ухмылкой откинулся назад. Без коми против такой тактики Данила действительно мог проиграть. Ходы следовали за ходами, но узел ловушки Свир затягивался все сильнее - с каждым ходом он все сильнее запирал Данилу, отгораживая огромную территорию в центре. Смотря на доску, у меня возникало ощущение, что огромный питон душит свою жертву. Да и повадки у Свира были змеиные, как я говорил - он медленно и плавно брал из чаши камни, мягко подносил руку и опускал камень, словно пытался загипнотизировать оппонента. Данила и сам понимал, что его загоняют в ловушку: я читал в его взгляде такое напряжение, какого не было даже в момент нашей первой встречи - тогда, на Рубинштейна. Сражаться с бандитами ему было проще, чем играть в го!
Когда его положение стало вовсе безнадежным, он надолго задумался. Запустив пальцы сквозь волосы, он опустил на ладони голову и впился взглядом в доску. Свир снисходительно смотрел на него. Его поза с идеально ровной осанкой делала его похожим на поднявшую голову королевскую кобру. «Вот он, решающий удар. Данила не смог», заключил я про себя. Сам уже готовился брать Свира под руки и вести под арест. Будет неэлегантно, может, ничего и не добьемся. Хоть бы Данила как-то повернул ситуацию! «Можешь не тратить время, а просто сдаться», сказал Свир Даниле, «Это была хорошая игра, признаю. Но твое трюкачество в итоге ни к чему не привело». Данила выдохнул и покачал головой. Свир расценил это как согласие. «Ну что ж, тогда спасибо за…», начал было он, протягивая руку. «Сдаться?» прервал его Данила. Из под спущенного на глаз локона волос сверкнул острый взгляд, от которого протянутая ладонь Свира сразу поникла. «Наша игра только начинается», прошептал Данила и с громким стуком обрушил белый камень на H8. Доска и камни аж подпрыгнули, а с ними даже Свир. Он скосил брови и хмуро взглянул на доску. Я готов был расхохотаться. Даже я понимал, что ход Данилы изменил все. Вот посмотри на расстановку.

 

Свир тоже это понял. Он деланно рассмеялся. «Ну и что», сказал он, будто ударил хлыстом, «Ты думаешь, из этого хода что-то получится? Попробуй, конечно». И игра продолжилась, с гораздо большим накалом, чем раньше. Было ощущение, что вокруг игроков словно образовалось пламя - с таким напряжением они ставили камни на доску. Данила был похож на борзую во время охоты. Поставив этот камень, он словно нанес рану своей жертве и теперь гнался за ней по всей доске с намерением добить и впиться клыками в шею. Свир ничего не мог поделать с его напором, что-то будто надломилось в нем. До рокового хода на H8 он думал, что все у него под контролем, вел себя расслабленно и уверенно. Но сейчас! Сейчас в нем проступала паника, в каждом движении его тела. Чтобы ты понимал, психологическое состояние очень важно во время игры. Если тебе не хватает напора, если в тебе поселилось пораженческое настроение, то, как бы ты хорошо ни просчитывал ходы, ты, в конце концов, проиграешь. Вот это я видел в тот момент у Свира.
Вдруг он прервал паническую гонку, уперся ладонями в стол и поднялся. «Мне надо взять стакан воды», пробормотал он, смотря куда-то в пол, и ушел в сторону кулера. «Думаешь, сбежит?», спросил я Данилы, не сводя глаз со спины Свира. «Это было бы слишком подозрительно», ответил Данила, «Вернется, никуда не денется».
И он вернулся, неся в руке пластиковый стаканчик с водой. Поставил его на край стола, и игра продолжилась. Прогулка, видимо, подействовала отрезвляюще. Счет в игре выровнялся, и к финальному отрезку они подошли, имея примерно равную территорию. Все зависело от того, насколько хорошо оба сыграют в ёсэ18 и сколько территории у них получится. Свир долго думал над одним из ходов, и это было странно. В ёсэ особенно долго не думают, на этой стадии ходят как правило быстро, потому что вариативности ходов не так уж много. Тут он протянул руку для хода и одновременно сделал широкий жест другой рукой, как бы ненароком, знаешь? Да так широко, что зацепил стаканчик с водой и тот полетел на пол. «Прошу прощения», пробормотал он, ныряя за ним на пол. Пришлось звать уборщицу, чтобы она вытерла пол. Когда взоры наши вновь обратились на доску, Данила вдруг застыл с выражением каменного льва, что на лестнице стоит у нас на Дворцовой. Я внимательно всмотрелся в доску и понял, в чем было дело. Без сомнений, один из пунктов в верхней части доски выглядел не так, как я его помнил. Черный камень на S5 сместился влево на один пункт, и теперь его группа закрывала большую территорию. «Что-то не так?» спросил Свир, глядя на побелевшего оппонента. Только я хотел было открыть рот и сказать, что Свир жульничает, как слово взял Данила. «Нет-нет, все нормально, показалось», заговорил он, «Лейтенант, умоляю, молчите». Я понял, что Данила себе на уме и не стал вмешиваться. Вместо этого посчитал территорию. Даже с жульничеством Свиру не хватало всего пары пунктов, чтобы сравняться с Данилой. В конце игры его ждало-таки поражение.
Тогда он извинился и снова ушел за водой. «Ты что делаешь?» я Даниле, «Надо было его поймать на жульничестве. Тогда бы его вообще исключили из турнира». Данила лишь многозначительно улыбнулся и кивнул. В этом жесте было многое. И то, что Данила всегда действовал по своему, одному только ему ведомому, плану, и подтверждение того, что все скоро закончится. И еще было что-то пугающее, что-то первобытное и очень жестокое.
Свир вернулся и поставил стаканчик, полный воды, в том же месте. «Думаешь, победил?» с ухмылкой спросил он Данилу, «Я тебя удивлю». И он сделал пару ходов, которые сразу читались, и нисколько не увеличили ему территорию. А вот в углу доски, где еще было какое-то развитие, он никак не сыграл. Я понял, что он пытается отвлечь от нее внимание Данилы. Данила поставил туда камни сам, вынуждая его отвечать. Свир приподнялся и властно навис над доской, почти опустив на нее длинные волосы. Ладонями он уперся по бокам, снова сделал резкий выпад рукой, словно в порыве эмоции. И снова его левая рука рванулась в сторону, сметая стакан с водой на пол. При этом пола его пиджака словно завеса встала у меня перед глазами, закрывая происходящее. Я услышал хлопок, словно кто-то прибил комара, а когда завеса вновь отодвинулась, я увидел, как могучая ладонь Данилы сжимает правую руку Свира, застывшую над доской.

Свир в панике дергал руку к себе, но Данила держал крепко, как в тисках. «Отпусти камень», сказал он. Из ладони Арсения выпал белый камешек. «Ты думаешь, я не заметил, как ты сжульничал в первый раз?» спросил Данила, «Я знал, что ты рано или поздно это сделаешь, но должен признать - ты быстр. Вот эти твои тонкие пальцы, они очень шустрые и ловкие. Долго тренировался, наверно». «Отпусти!» хрипел Свир, «Да как ты смеешь! Я тренер. Я никогда не жульничаю!» Тут уже я покачал головой. «Я все видел», сказал я, «Память у меня почти фотографическая. То, как ты двинул камень на S5, я заметил, хоть и постфактум. А сейчас Данила поймал тебя с поличным. Я тому свидетель». Свир уже не говорил, просто сопел, как лиса в капкане.
«Ну что ж, начнем» сказал Данила, «Ты уже понял, что никуда из моего захвата не денешься. Я долго думал, кто и зачем мог договориться о ночной игре с Амелией. Очевидно, дело было в квоте игроков. Мотив был у Тиграна и Макса. Тигран известен своим темпераментом, но я не мог представить, что он воплотил в жизнь такую сложную схему. Макс - уже другой разговор. Его отец страстно хотел, чтобы сын поехал в Европу. Но едва ли Гера играл с Амелией в го в ту ночь. Но мы знаем, что он платил одному тренеру за то, чтобы тот учил его сына. Учил целых пять лет. А теперь скажи, Арсений, сколько он обещал тебе за то, чтобы Макс поехал на чемпионат Европы».
Глаза Свира стали черными как смоль. Я понял, что Данила добрался до самой сути. Я вскочил и грохнул кулаком по столу. «Так это что, все, ради денег?» воскликнул я. «К сожалению, да, лейтенант» сказал Данила, «Сколько ему обещали, вы можете выяснить в участке, я не сомневаюсь». «Сто тысяч!» выплюнул Свир. Его слова привлекли внимание - другие игроки уже начали посматривать в нашу сторону. «Матерь божья», простонал я, «За сто тысяч». «Я предлагал деньги вашей жене», отчаянно зашептал Свир, «Мы бы поделили эти деньги, если Макс поехал. Пятьдесят на пятьдесят! Отличная сделка». «Да это же копейки!» воскликнул я. Меня разрывали досада и гнев. Я готов был вскочить и набить морду этому подонку. Сдерживали меня только внешние обстоятельства - на нас смотрели, а мне никак нельзя было снимать фасад служителя правопорядка. Но, Иван, скажу я тебе, внутри меня проснулся настоящий зверь!
Данила продолжал: «Амелия не согласилась на эту сделку и предложила тебе решить вопрос, кто поедет, традиционным способом - через игру. Она сказала прийти ночью, когда ученики уйдут, и устроить очный матч. Победитель ехал со своими учениками на чемпионат. Верно я говорю?» Свир молчал и желчно глядел на Данилу. «Но была проблема - я», говорил Данила, «Нельзя было, чтобы я увидел, как вы играете. Тогда бы я понял, что мест на чемпионате было всего три. А если бы вы сыграли очно и о матче знали только вы двое, то это можно было бы подать как решение директора. И ты решил усыпить меня, подмешав в воду снотворное». Свир издал короткий смешок, что было странно в его обстоятельствах. Сказал: «А вот тут ошибка. Амелия решила тебя усыпить. Ты, может, не помнишь, но воду подавала тебе в тот вечер она. Да и вообще, это была ее идея. Но я, конечно, согласился». Данила нахмурился и на секунду отвел взгляд. Но затем решительно мотнул головой. «Это ничего не меняет», сказал он, «Она очевидно делала это из добрых побуждений. Ты просто воспользовался этим, чтобы меня подставить. Когда все ушли, ты вернулся через задний вход. Вы стали с ней играть, но ее уровень был выше, и она выигрывала. Тогда ты, в отчаянной попытке обернуть матч в свою пользу, сделал то же, что и сейчас - сжульничал. Амелия по натуре терпеть не могла жульничества. Он сразу заметила обман и сказала примерно следующее: «Арсений Свир, ты навсегда исключен из Федерации го». После этого тебе ничего не оставалось, как убить ее». Свир потупил взор, губы его дрожали. Данила хладнокровно продолжал: «После этого ты снова вышел через черный ход. По задумке Амелия должна была его закрыть, а потом уйти через главный, разбудив перед этим меня. Но ты не мог закрыть черный вход в ту ночь, и это вызвало бы подозрения наутро. Вернуться через главный ты тоже не мог, потому что это навело бы на тебя подозрения. А потому ты пришел как можно раньше утром на другой день. На то было несколько причин. Во-первых, как я уже сказал, закрыть черный вход. Во-вторых, вынести мусор с упаковкой снотворного до того, как это сделаю я. В-третьих, обнаружить тело и повесить убийство на меня. Для этой цели ты также после убийства Амелии остался и расставил на доске камни, чтобы казалось, будто матч играл я. Из-за этого дело представлялось как убийство в «закрытой комнате», и все поверили в мою вину. Если вкратце, так все и было. Я что-то упустил?». Данила спрашивал уже меня. 
Я молча слушал, не сводя взгляда со Свира. Трудно было представить, что он мог так подло, мерзко и низко поступить. Человек, долгие годы работавший с моей женой бок о бок, убил ее ради ста тысяч и пропуска сына нувориша в Европу? Я проклинал всю вселенную за то, что Амелия умерла из-за банальной меркантильности. Позже мы узнали, что Гера ежемесячно платил Свиру огромные деньги за обучение сына. Если бы Макс не поехал в Европу, поток бы прекратился, и комфортная жизнь его оборвалась. Свир поднял глаза, в них не было ничего, никаких эмоций. «Вы хоть знаете, как трудно быть тренером го?» спросил он, «Особенно если нет другой работы, нет бизнеса. Эту дурацкую игру никто у нас не знает, учеников почти нет. Доходы клуба мизерные, зарплаты копеечные. А вы судите меня за то, что я хотел нормально жить». Признаюсь, Иван, я хотел его в тот момент просто задушить. Это мелочное оправдание делало его ситуацию только хуже. Если перефразировать, он говорил так: «Я убил, но убил ради денег, а виновата в этом среда. Как можно меня судить?»
Данила протянул другую руку и вытащил из зажатой ладони Свира средний палец. «Это за то, что пытался обмануть меня», упали как молотом его слова, а через мгновение раздался хруст, словно кто-то сломал молодую ветку. Средний палец Свира неестественно выгнулся и свесился из захвата Данилы. Свир издал огромной силы вопль, который пробирался под кожу. Тело его выгнулось дугой, он пытался подтянуть к себе руку, но Данила не пускал, и тогда все его тело подтянулось к доске, а лицо оказалось прямо напротив данилиного. А тот уже сжимал его указательный палец. «А это за Амелию», впились как ножом слова Данилы. Палец в захвате повернулся с оглушительным хрустом. И только тогда Данила отпустил его руку. Свир сполз на пол. Стул отлетел далеко назад, когда он судорожно колотил по полу ногами от судорог боли. Лежа на мерцающем полу, он держался за ладонь и стонал. Из глаз катились слезы, образуя маленькие лужицы. Жалкое было зрелище.
Вокруг начали собираться люди. «Господи, ну и жестокость», «Что случилось?» раздавались голоса. Данила подошел к свернувшемуся на полу, как большое насекомое, Арсению Свиру, оглядел толпу и громко сказал: «Уважаемые гости, представляю вам убийцу Амелии Будко». По залу пронесся, как волна, шепот, люди недоуменно смотрели на всю эту богадельню. Я нагнулся, поднял мерзавца под руки и буквально поволок к выходу. Держаться на ногах он не мог. В какой-то момент Данила взял его с другой стороны за ноги и так мы внесли его, головой вперед, на заднее сидение полицейской машины.

После игры Даниле присвоили третий дан, а Свир надолго сел за решетку. На Европу в итоге никто из «Надежды» не поехал, потому что не осталось тренеров. На следующий день после ареста Свира Данила пришел ко мне в участок. «Соболезную вам, лейтенант», сказал он искренне. Во время расследования он был весь в деле, и на сентиментальности не было времени. Но сейчас, когда убийца был пойман, он мог выразить слова поддержки. «Спасибо», черство сказал я, хотя меня и тронуло его участие. «Амелия была прекрасным человеком. Честным, порядочным и справедливым. Она хотела, чтобы такими же были и ее ученики. Я благодарен судьбе, что у меня в жизни был такой прекрасный учитель. И я так же, как и вы, глубоко скорблю о ее уходе», сказал он. Я только кивнул. А что было на такое сказать? Дальше он спросил: «Могу я просить вас об одолжении?». Я уже понял, к чему он вел и сказал: «Если ты про арест, то все нормально. Срок давно вышел, ты свободен. Можешь не сидеть дальше в клубе». Втайне я все надеялся его к нам заманить, так что его следующие слова были слегка разочаровывающими. И в то же время странными. «Лейтенант, нижайше прошу вас заполучить из музея полиции костюм Федора Соколика. Вместе с его шашкой», попросил он. Я удивился, но что-то подобное предвидел. Я знал об известном сыщике с той же фамилией, что и у Данилы. Он работал в сыскной службе у Филлипова накануне революции. «Ты его родственник, выходит?» спросил я. «Так и есть», ответил он, «Отец с детства рассказывал мне о моем прапрадеде. Дома у нас хранился дневник его товарища, в котором он описывал похождения моего предка. Но его форма хранится в музее. И я бы хотел ее получить».
Я некоторое время оценивающе смотрел на Данилу. Сердце у парня было в правильном месте, а после года у Амелии из него исчезла непричесанность. Он стал более вдумчивым, уже не сказать, что опрометью бросится в драку. Я спросил в последний раз: «К нам точно не пойдешь?» Он покачал головой, мне показалось, даже виновато. «У меня есть своя цель в жизни, лейтенант», сказал он. Я не стал спрашивать, какая. В благодарность за то, что он поймал убийцу Амелии, я исполнил его просьбу. Спустя какое-то время я стал слышать о нем от следователей и оперов. Какой-то пацан ловит преступников и помогает жителям по всему городу. Я боялся, что улица его снова испортит, но все эти девять лет он держался молодцом, и вот - нате - обосновался в Толстовском доме.
Капитан потянулся к чаю. Весь остаток рассказа он провел на одном дыхании, ни разу не приложившись к чашке. Отпив с краю, он поморщился.
 - А теперь холодный, - пробормотал он и достал сигареты.
Накрапывавший было дождь прекратился так же резко, как и начался. Сквозь прорезь туч глаза слепила полоска солнца, словно кто-то рассек ткань неба огромным мечом. Белые ночи заканчивались, надвигалась пора сумерек. На языке у меня лежал невысказанный вопрос. Я знал, что ответа, скорее всего, не получу, но попытаться стоило.
 - А вы знаете, что у Данилы за цель такая? - спросил я. - Зачем ему понадобился костюм своего предка?
 - Зачем понадобился, я думаю, тут тайны нет, - пожал плечами Будко, - Все мы хотим чувствовать связь со своими потомками. Данила, будучи сиротой, оставленный без дома и без родственников, нуждался в опоре. Есть тут и более глубокая причина, но я тебе уже сказал - если он захочет, то сам тебе все расскажет.
Из кухни донесся звонкий детский смех. Смеялась Полина.
 - Во, доиграли наверно, - сказал Будко.
Мне вспомнился наш разговор с Данилой, когда мы только встретились, и я с улыбкой сказал:
 - Получается, мне никогда не узнать, что за цель у Данилы. Если я окажусь невиновен, мы договорились, что я его покину. А если виновен…
 - Это скоро решится, - перебил меня Будко, - Ответ от прокурора будет на следующей неделе.
 - Вы не думаете, что я… - я не смог договорить эту фразу.
Он положил большую ладонь мне на плечо. Я ощутил вес и тепло его хватки.
 - Не переживай попусту, Иван, - проговорил он, - Как все обернется, так и посмотрим. Конечно, скорее всего, тебя оправдают. А ты смотри сам, что тебе делать со своей жизнью. Влезать в дела Данилы или нет. Лично я не советую.
Он затушил сигарету и встал со стула. Мы вернулись на кухню. Данила с Полей громко обсуждали партию.
 - Ну что, кто победил? - прогромыхал капитан, потирая руки.
 - Ничья! - возопила девочка, поднимая вверх худые белые ладошки. Эта ничья для нее была сродни победе.
 - Мы играли без коми, - пояснил Данила. Он смахнул пот со лба, - Скажу тебе, ты растешь! Я вначале понятия не имел, как быть против твоей джосеки.
 - Пап, я почти обыграла дядю Даню, - прокричала девочка, на лице ее светила широкая улыбка.
 - Смотри, Данилка, скоро так и вовсе проиграешь, - засмеялся Будко.
Данила сдержанно улыбнулся. Глаза его смотрели куда-то между нами. Черты его лица стали более мягкими, словно он вспоминалось о чем-то теплом, далеком и приятном. Но это было лишь на секунду. Он направил острый взгляд на капитана и сказал:
 - Будете чаще приходить, может и обыграет.
 - Я согласна, - кивнула Поля и пристально поглядела на отца.
 - Да ты и сама можешь приходить, - сказал капитан, - Уже взрослая. Тут от школы недалеко. Данилка тебя быстро натаскает. Там, глядишь, и на чемпионат поедешь следующий.
При этих словах он смотрел на свою дочь со смесью гордости и любви. Без сомнения, он был очень рад, что его дочь продолжает дело жены. Наверно, для капитана это было как форма предка для Данилы - то же чувство преемственности поколений. 
 - Я хочу играть так же, как мама, - сказала девочка, - Хочу быть лучшей в го.
 - Это похвально, конечно, - сказал Данила, - Но я не думаю, что твоя мама играла только, чтобы быть лучшей.
 - А для чего она играла? - спросила Поля.
 - А как ты думаешь?
Поля потупила взгляд и стала играть маленькими пальчиками с подолом футболки. Подумав немного, она, чуть сбиваясь, словно нащупывала себе дорогу среди слов, проговорила:
 - Я думаю, она играла еще, чтобы научить го других. Чтобы они тоже умели.
 - А для чего? Зачем учить го других?
 - Чтобы они знали. Го очень хорошая игра, учит думать. Учит уважать другого игрока. Учит быть терпеливым.
Данила кивнул.
 - Я согласен со всем, что ты сказала. Думаю, твоя мама была бы очень рада тому, как ты сейчас играешь.
Я ожидал, что девочка расстроится от воспоминаний о своей матери, но на протяжении всего разговора на лице у нее было спокойное, сосредоточенное выражение. Она озорливо улыбнулась Даниле и спросила:
 - На следующей неделе сыграем еще? А, дядя Даня?
 - Конечно. Жду тебя и твои невероятные джосеки. А я буду думать, как из них выбираться.
Капитан Будко и его дочь остались у нас до вечера. Мы тепло общались, доедали, что лежало в холодильнике, разбирали ходы в го и вспоминали наши приключения с Данилой. Атмосфера была уютная, почти домашняя. Я поймал себя на мысли, что давно себя не чувствовал в такой комфортной обстановке. До этого я жил в общежитии и на съемных квартирах, в основном, в одиночестве. Мне не хватало компании единомышленников, а к Даниле меня притягивало как магнитом. Хотя, встретив его на улице до нашего знакомства, я бы только поразился такому чудаку и прошел мимо. А теперь мне оставалось провести с ним всего неделю. Против воли, во мне стало зарождаться чувство грусти.

Глава 7. История одного крипистокера

Ежедневные тренировки с Данилой давали свои плоды - я уже не уставал так, как раньше. В то утро я сделал несколько кругов по набережной, не отставая от товарища. Погода была солнечной. Хотя белые ночи были уже позади, светало еще рано. Я приучил себя раньше вставать и выходить на пробежку. В течение дня появлялось больше энергии, и мое тело будто само рвалось к действию. До этого я часто сидел и мало двигался.
В тот день после пробежки мы с Данилой шли по набережной. Ветерок с Фонтанки слегка вихрил волосы. Жары еще не было, но не было и того, особого для рассвета, промозглого холода. Мимо на байдарках проплывала группа гребцов. Они шумно дышали, их лица были красными и радостными от физической нагрузки. Я впервые стал понимать их радость.
Данила вдруг остановился, заключил руки в замок за спиной, повернулся - прямой как стрела - и сказал:
 - Иван, я вижу, ты хочешь что-то сказать. Я человек прямой, как ты уже знаешь. И от своих друзей хочу того же. Говори, не держи в себе.
Он сказал «друзей»? Мне было радостно слышать, что он считает меня другом.
 - Я про наш уговор с тобой, - сказал я, - Знаешь, если та ситуация с Сусловым разрешится в мою пользу, то мог бы я остаться? Я хочу помогать тебе и дальше. Хотя знаю, что толку от меня немного.
Данила задумчиво посмотрел на реку.
 - Я тебе говорил, что это опасно, - ответил он, - Так почему ты хочешь мне помогать?
Я не знал, как ответить. Личность Данилы и наши приключения захватили меня. Я никогда не встречал человека с такими сильными принципами и с такой убежденностью в своих взглядах. Правда состояла в том, что я хотел продолжать быть в компании Данилы, чтобы мне не было скучно. Я хотел больше приключений для себя самого. Вот эта цель его жизни, о которой упоминал капитан Будко - для меня это, по сути, просто еще одна авантюра, чтобы не скучать. Подумав так, я устыдился своих устремлений. Настоящий друг не может размышлять таким образом. А ведь я хотел быть для Данилы именно таким - настоящим другом. Мне следовало думать, чем я могу быть ему полезен в его цели. Однако для этого мне нужно было знать его цель. 
 - Тебе не обязательно помогать мне с оплатой квартиры, - продолжил Данила, - Хотя ты и создал группу, запросов из нее не так уж и много. Люди и вовсе думают, что я вымышленный персонаж, судя по комментариям.
 - Это потому что я меняю фамилии и имена людей в рассказах, чтобы их никто не узнал в реальности.
 - Не то, чтобы я стремился к славе, - посмеялся он, - Ты лучше спроси себя, Иван, чего ты желаешь в жизни? Возможно, это будет лучше, чем следовать по чужому пути.
 - Но я не знаю особо, чего хочу.
 - Ты же художник. Пиши картины.
 - Хреновый из меня художник. Нет, по правде - я хочу помочь тебе в твоей цели! Прошу - расскажи мне о ней!
К моему удивлению, он согласно кивнул.
 - Ты человек хороший, Иван. И в трудных ситуациях не тушуешься, как я уже видел. Конечно, жизненного опыта тебе не хватает, но сердце в правильном месте. Идем - тебе нужно познакомиться с одной рукописью. Тогда ты многое поймешь.

И он повел нас в «Кофе и каву». Я радовался, что Данила, наконец, решил открыться передо мной, но в тот день мне не суждено было ничего прочитать. Мы проходили по набережной канала Грибоедова, мимо Грифонов, как Данила вдруг схватил меня за руку и потянул за собой к арке в стене. Прижавшись к побитой штукатурке, он осторожно выглянул на прохожую часть, потом быстро спрятал голову. Я понял, что он кого-то высматривает. Я вжался в темную решетку, холод прутьев впивался в спину. В поле зрения появлялись и исчезали прохожие, но Данила не обращал на них внимания. Наконец, я увидел проходившую мимо девушку. Она выглядела как прилежный студент университета - в черном пиджаке и штанах-клешах, с эко-сумкой через плечо и больших очках - ничего особенно примечательного. Но Данила метнулся к ней, словно его притянуло магнитом, и схватил запястье. Девушка испуганно обернулась на него. Я ожидал криков о помощи или хотя бы попыток вырваться. Но вместо этого увидел, как розовым фейерверком на ее лице расплывается смущение.
 - Ой, попалась я, - сказала она приятным тонким голосом. Как будто мы играли в прятки, а Данила ее нашел.
 - И почему ты за нами ходишь? - спросил он, отпуская руку. Девушка явно не собиралась бежать и даже повернулась в сторону Данила, выказывая расположение. Можно было вовсе подумать, что она хотела быть пойманной, - Я заметил тебя еще на Фонтанке, потом на Сенной. И вот теперь на Думской. Шпион из тебя никакой.
 - Вот как, - протянула она, - Но я не шпион. Я крипистокер.
Последнее слово было сказано словно с печалью. Она подняла тонкую ручку, чтобы поправить чуть спавшие очки, и я заметил еле заметные полоски шрамов на выглянувшем запястье.
 - Я знаю, кто вы, - продолжала она, - Иван Федоров и Данила Соколик. Я читала все ваши истории в интернете. Хотела увидеть вас вживую. Но есть у меня проблемка такая. Я застенчивая. Мне трудно подойти и сказать «Привет». Я буду сначала следить за человеком на расстоянии, читать у него посты в социальных сетях, внимательно изучать профиль.
 - Но у меня нет профиля в соцсети, - покачал головой Данила.
 - Вот именно! Только страничка эта, группа с рассказами. Знаете, как у меня воображение распалилось. Хотелось поскорее увидеть героя этих рассказов вживую. Общаться мне было страшно… Я пришла к Толстовскому дому, а вы как раз там, на набережной. Вот я и пошла за вами.
Вдруг она изменилась в лице, снова зарделась как спелый томат.
 - Ну я пойду, - спешно сказала девушка, - Не обращайте внимания на меня.
И она быстро унеслась в сторону Думской. Данила озадаченно поглядел ей вслед, потом встряхнул плечами и, как ни в чем ни бывало, продолжил путь в кофейню. Я же не мог отвести взгляда с убегающей девушки. Эта кротость, совмещенная с живым интересом к нашим персонам, разожгли внутри меня желание узнать девушку поближе. В отличие от встреч с Артемидой и Анной, сейчас я не был поражен наповал женской красотой так, что мозг переставал работать. Нет, при взгляде на эту девушку зарождалось совсем другое чувство. В ней крылась какая-то тайна, и она нуждалась в нашей помощи. Не знаю, почему, но я это знал точно. Если не побежать, не остановить ее, не вернуть - она может пропасть. Не помня себя, я нагнал девушку и встал перед ней. Она резко остановилась передо мной, опустив взгляд на мостовую.
 - Послушай, - шумно дыша, сказал я, - Ты что-то от нас хотела, да? Может, дело какое есть?
Она помотала головой так, что, казалось, очки сейчас слетят.
 - Но я же вижу, - не переставал я, - Иначе зачем тебе искать нас, приходить? Говори, не бойся.
Я связывал слова на ходу, говорил, что в голову придет. Было ощущение, что я пытаюсь вытащить из болота завязшего человека, но руки выскальзывают. Девушка вздохнула и посмотрела мне в глаза.
 - Я была бы рада, если вы мне помогли, - сказала она, - Но я думаю, во-первых, что это очень опасно. Во-вторых, у меня нет денег.
 - Да деньги ерунда! - с пылом ответил я, - А насчет опасности - ты читала про случай в «Танатосе»? Куда уж опаснее!
 - Кто же не читал? Но здесь опасность другая.
Она опять закрывалась, в ее слабеющем голосе снова слышались нотки сомнения. Я взял ладонь девушки и твердо проговорил:
 - Не переживай. Мы с Данилой выслушаем тебя и сделаем все, что можем. Это я тебе обещаю.
Она не ожидала такой решительности, глянула на меня удивленно. Вскоре удивление сменилось радостью, как луч яркого солнца рассекает тучи. Данила ожидал нас у того же места, где поймал девушку. Он был вовсе не удивлен такому повороту событий. Когда я ему объяснил, что у девушки есть к нам дело, он только коротко кивнул и предложил обсудить все в кофейне. Я вдруг вспомнил, что совсем забыл спросить ее имя, и наша незнакомка представилась как Соня.

Когда мы зашли в кофейню, Катерина поняла, что нас лучше не отвлекать. Мы с Данилой попросили, как обычно, сегодняшний фильтр. Соня заказала капучино на овсяном молоке. Мы сели за столик в дальнем углу зала. Рядом стоял роскошный фикус в горшке, он, словно ширмой, ограждал нас от остальных посетителей. Соня сидела, скромно сложив руки на стол перед собой. Пока мы ждали кофе, я рассматривал девушку. Конечно, прямо я не пялился, но то и дело бросал взгляды, выхватывая детали ее внешности и одежды. На вид, ей было двадцать лет. Я поймал себя на мысли, что она вся - а точнее, ее образ - состоит из двух половинок. Одна ее часть - серьезная и прилежная - воплощалась в одежде и прическе. Из под строго черного пиджака белела выглаженная блузка. Идеально подстриженную линию каре поддерживали большие окуляры с плотной черной оправой. Вторая часть - детская и беззаботная - воплощалась в маникюре и лице. Ногти были выкрашены в розовый, а по краешкам выглядывали нарисованные бутоны ромашек. Россыпь веснушек, спускавшаяся от круглого носа к бутонам щек, придавали ей невинно-детское выражение. Когда она улыбалась, невольно хотелось улыбаться и окружающим, словно ее улыбка была мерилом радости и задавала общее настроение за столом.
 - Соня, а что значит крипистокер? - спросил Данила, - Ты так себя назвала, когда мы встретились.
Она чуть смутилась. Повела головой в сторону, словно хотела направить наш взгляд от стола, и сказала:
 - Это человек, который следит за другими людьми.
 - С какой целью?
 - Ну просто интересно.
 - Ты следишь за людьми вообще? Или за конкретными?
 - Просто вижу интересного человека на улице и думаю: «Если он такой интересный, значит, и жизнь у него захватывающая». И иду за ним.
 - И тебя не ловят?
Соня подняла два пальчика к переносице очков, легонько поправила их. Очки не сползали - этим жестом она хотела показаться более серьезной и сделать более внушительными следующие слова:
 - В этом деле есть несколько правил, - сказала она, - Я для себя их уже давно уяснила. Первое - на теле человека есть точки, в которые нельзя смотреть. Например, в спину, между лопаток. Такой взгляд сильно чувствуется. Кроме того, ни в коем случае нельзя смотреть в лоб или в глаза. Если был зрительный контакт, то человек тебя наверняка запомнит. Лучше всего смотреть сквозь человека. Найти позади него объект, здание или афишу и делать вид, что смотришь туда. Еще вариант - смотреть на одежду. Людям как раз нравится, когда их вещи оценивают. Я начинала крипистокить как раз кричаще одетых. Впрочем, они оказались самыми скучными.
Второе правило - соблюдать дистанцию. Держаться на расстоянии метров пятидесяти или чуть дальше. Не ходить хвостиком. Третье правило - обращать внимание на городское окружение. Лучше всего следить на улице, где знаешь все проходные дворы и короткие пути. Если человек резко исчезнет из поля зрения, к примеру, свернет за угол, нужно быстро его найти.
Она закончила и выжидающе посмотрела на на. В глазах ее было тревожное выражение, словно она ждала осуждения. Данила внимательно слушал ее речь, и когда она закончила, кивнул.
 - Все правильно. Я пользуюсь теми же принципами при слежке. Твоя ошибка - ты недооцениваешь боковое зрение. Оно у меня очень хорошо развито. Постоянно мелькала твоя фигура на периферии зрения. Плюс я очень хорошо запоминаю одежду и внешность. Один раз увидел - и отпечаталось в памяти. Но скажи - с твоим умением ты не хочешь пойти в следователи?
Соню как кипятком ошпарило от этих слов. Словно невидимая сила дернула ее назад, а стул слегка качнулся под переместившимся телом.
 - Нет, нет, - запротестовала она, - Я не… - она шумно вздохнула и покачала головой, - Чего вам врать-то? Ты, Данила, все насквозь видишь, я уже поняла из рассказов. Я слежу за людьми, потому что у меня самой жизнь скучная. Я хочу хотя бы глазком подсмотреть за чьей-то увлекательной жизнью. Она-то наверняка в разы лучше моего унылого существования.
Я удивился такому откровенному признанию. Мало кто готов был признать то, что сейчас сказала про себя она. Я вот, например, не мог, хотя в душе чувствовал то же, что Соня.   
 - Почему ты думаешь, что твоя жизнь скучная? - спросил Данила, - Сама же только что сказала, что следила за людьми, а они оказались такими же скучными.
 - Так не все. Вот, например, Настя.
Она осеклась, словно не хотела говорить это имя.
 - У этой Насти жизнь была интереснее, чем у тебя? - спросил Данила.
 - Конечно! Настя мне тут столько всего показала. Мы с ней через соцсеть познакомились. Обе состояли в одной группе в социальной сети - NO MORE HOPE называется.
Соня заметила, как я поморщился при упоминании этой группы. 
 - Знаешь ее? - спросила она. Данила тоже вопросительно взглянул на меня, поэтому как минимум для него пояснение требовалось.
 - Одно время был подписан, - признал я, - Когда у меня был период самокопания, депрессии и нигилизма. Там выкладывали посты и фото крайне абсурдного содержания, часто - на грани фола. Были популярны идеи феминизма, а еще люди на фотографиях одевались в стиле софт-гранжа. Также в постах романтизировались психические расстройства, типа депрессии и анорексии. В этой группе собирались все, кто считал жизнь тщетной и бессмысленной, наше будущее - беспросветным. Очень популярный у подростков моего возраста был паблик. Мы упивались жестоким абсурдом бытия, просматривая и комментируя мемы и посты. Еще там были фото, показывающие неприглядные стороны жизни в России, а подавалось все в духе: «Вот смотри, какой здесь ужас, и никто не понимает, что с этим делать. Давай хоть посмеемся».
 - Не понимаю, - сказал Данила, - Почему не поменять что-то в жизни, если тебя не устраивает? И как романтизация депрессии тебе поможет в жизни?
 - Сам посуди. Когда тебе восемнадцать, а живешь ты на краю света, в какой-нибудь глуши, конечно, с родителями, в тесном доме, где не развернуться, а мощными шагами надвигается взрослая жизнь с квартирой, ипотекой, поиском хорошей работы и вообще прорвой бытовых забот, при этом ты не видишь никаких возможностей все это осуществить и не видишь успешных примеров в своем окружении, а только спившихся алкоголиков на улицах, что тебе остается? Два варианта: сойти с ума или закрыться от этого давящего мира и горько смеяться над ним в укромном местечке у компьютера в своей комнате. И многие находили такое убежище в NO MORE HOPE. Если уж и упиваться безнадегой, то в компании таких же, как ты.
 - Да-да, - кивнула Соня, - Я ведь тоже от черта на куличках сюда приехала. Конечно, некрасиво так про свой родной город говорить, но вы все равно, думаю, не знаете его названия. В головах молодежи - беспросветный мрак и непонимание будущего. Остается только сойти с ума или уехать, как сказал Иван. Вот я уехала.
 - Действительно, так живут в глубинке? - спросил Данила. Он искренне удивился, словно для него эта информация стала откровением.
 - Да, и поскольку жизнь так неприглядна, многие девушки стараются сплести приятный образ хотя бы в соцсети. Их тело важно настолько, насколько из него можно слепить привлекательный образ в интернете, получить лайки и классы и возликовать, что день удался. Вот я тоже стала такой. Но в то же время я знала, что образ есть образ, а мое настоящее, физическое тело всегда хотело действия. И вот Настя дала мне его.
Я к тому времени уже стала противиться нигилизму NO MORE HOPE и подтрунивала в комментариях над их софт-гранжем и беби-феминизмом. Настя оставила комментарий в той же ветке, что и я, мы неплохо поспорили, а потом добавили друг друга в друзья. Она мне почти сразу написала в личку: «Переписываться скучно. Надо встретиться, если ты в Питере». Это был призыв к действию, которого я так давно ждала. Я бросила все и поехала в Питер.
 Настя сдержала слово, встретила меня. Вихрастая, улыбчивая, в тренче нараспашку и криком «Эгегей», она мне сразу понравилась. Будто я встретила потерянную часть души, вот ту, которая отвечает за действия и движение. Всего за пару дней она мне столько всего показала! Тайное кафе на Загородном, секретные подворотни на улице Правды, потом мы пошли на Чернышевскую к ее знакомому, или другу, который практиковал аюрведу. Вскоре мы стали лучшими подругами. Без нее я бы здесь не освоилась. Энергичная, юркая, она всегда вымышляла, куда нам выбраться. Она привнесла в мою жизнь то, чего я так искала вокруг себя: действия. И самое главное: с Настей не было скучно.
Соня двумя ладошками обняла чашку с кофе, подняла к лицу и мелкими глотками стала пить. Эта картина неожиданно напомнила мне, как я сам в детстве пил коровье молоко из кружки, что давала мне бабушка. Кружка была большая, жестяная, приходилось брать ее двумя руками и, поднося ко рту, неспеша пить.
 - Так что за дело ты хочешь нам дать, Соня? - спросил Данила, положив ладонь на стол, - Пока в твоей истории все ладно складывается. Ты в Питере, нашла подругу. Чего еще желать?
Соня со стуком поставила кружку обратно на стол, поспешно вытерла губы ладошкой и посмотрела на нас полным тревоги взглядом. Голос ее дрожал, будто звенело стекло, когда она сказала:
 - Два дня назад Настя пропала.
Девушка сплела пальцы в узелок и прижала этот клубочек к груди, словно хотела защитить его от чего-то внешнего.
 - Она не отвечает на сообщения, в сети была в последний раз в воскресенье. Когда я пришла вчера в коммуналку, где она живет, соседка сказала, что ее нет как раз с воскресенья. Она ушла и не вернулась. Я писала ее друзьям и родственникам - никто не знает, где она.
Незадолго до того, как пропала, Настя говорила мне, что готовится нечто грандиозное. Она встретила кого-то, кто перевернет ее жизнь. Я просила ее поделиться, сказать кто это, хоть намекнуть. Но она качала головой, так загадочно, говорила, что это тайна и она поклялась никому не рассказывать. А между нами тайн не было, от того мне даже обидно стало. Она на это сказала, что в свое время все мне откроет. А через три дня она пропала.
Данила погладил ободок фуражки и сказал:
 - Три дня не такой большой срок, чтобы хватиться человека.
Соня покачала головой.
 - Это еще не все, - сказала она и понизила голос, словно боялась, что нас услышат. Хотя в кофейне в тот момент, кроме нас, была только Катерина, но и она стояла далеко за стойкой. Соня прошептала: - За мной кто-то ходит со вчерашнего дня.
 - Ты уверена? - спросил Данила.
Девушка в ответ закивала так сильно, что казалось, ее огромные очки-бабочки вот-вот слетят с носа. Она их тут же поправила, выхватила из кармана брюк розовый смартфон и поднесла его нам. Зажегся белый экран.
 - Вот, смотрите.
Сперва на фотографиях мы ничего не могли разглядеть. Там был изображен какой-то мутный силуэт на фоне типичных желтых петербургских дворов. Но затем на одном из снимков силуэт проглядывался более четко. Это была волчья или собачья морда с горящими огоньками глаз. От вида этого снимка стало жутко даже мне.
 - Где это снято? - спросил Данила. Он смотрел на фотографию пристальным взглядом.
 - Боровая. Я весь день чувствовала, что за мной кто-то следит, а когда обернулась, увидела эту морду.
Телефон со стуком опустился на стол. Голос Сони был теперь как натянутая тетива, готовая оборваться.
 - Этот волк или кто бы там ни был - он Настю и забрал.
 - Почему ты так думаешь?
 - Он мне сам сказал.
 - Ты с ним говорила? - удивился я.
Соня кивнула.
 - Как только я сделала фото и повернулась уходить, за моей спиной появился еще один человек-волк. Я очень испугалась и хотела закричать, но он схватил меня и прижал палец к волчьей пасти. Мол, молчи. А потом сказал - глухим таким голосом - «Хочешь найти Настю? Приведи сюда завтра Данилу Соколика».
Я посмотрел на Данилу. Взгляд его был непроницаем, но я видел, как побелели пальцы, впившиеся вдруг в подлокотники стула.
 - Теперь понимаете, почему я о своем деле не хотела говорить, - продолжила Соня, - Я не знаю, кто этот волк и зачем ему Данила. Я боюсь, что из-за меня вы попадете в ловушку, если туда пойдете.
 - Это все, что сказал волк? - спросил Данила.
 - Еще он назвал адрес и время, когда прийти. Это тоже на Боровой, прийти нужно сегодня к обеду.
Я посмотрел на Данилу. Я был уверен, что он не возьмет это дело. В истории Сони было очень много недостающих деталей, не говоря о совершенной нелепости всего рассказа. Так говорил рациональный я. Чувства говорили мне, что Соне нужно помочь во что бы то ни стало. Какого же было мое удивление, когда Данила с несвойственной для него поспешностью объявил:
 - Мы берем это дело. Напиши точный адрес на Боровой. Еще нам нужно будет фото Насти, на котором хорошо видно ее лицо и характерная одежда. Это для опознавания.
Соня с готовностью переслала мне локацию на картах. Данила быстро распоряжался:
 - Ты немедленно иди домой, оставайся по возможности целый день в квартире. Никому не открывай и не отвечай на незнакомые номера и сообщения.
 - А что вы собираетесь делать?
 - Мы пойдем на Боровую к назначенному времени. Волк сказал, прийти к двум часам?
 - Да, но…
Данила встал из-за стола, оставив в кружке недопитый кофе. С моим другом творилось что-то непонятное. Несмотря на то, что внешне он оставался спокоен, я, зная его уже некоторое время, понимал, что он заметно возбужден рассказом Сони. Что же так возбудило его интерес? И разве он не понимал, что идет в очевидную ловушку?
 - Я с тобой, - сказал я, поднимаясь из-за стола.
Глаза Сони увлажнились и ярко блеснули из-за очков. Она решительно поднялась вслед за нами.
 - Я так не могу, - сказала она, - Сидеть дома, то есть. Я же с ума сойду от тревоги. Я пойду с вами!
Данила задумался, а потом сказал:
 - Если я скажу «нет», ты все равно пойдешь за нами. Но учти - идешь на свой страх и риск. 
Девушка лукаво улыбнулась. Такого выражения на ее лице я до этого не видел. Если раньше взгляд ее был осторожным, то теперь в нем будто что-то пробудилось. Она казалась более собранной и готовой к действию.

Мы доехали с Садовой до Обводного канала на метро, и оттуда пришли на Боровую. Соня показала нам вход, рядом с которым она видела мрачную фигуру. Здание было завешено полупрозрачным тентом, за которым виднелись окна без стекол. По вертикали низенькое строение рассекала трещина. Стены на уровне улицы были исписаны граффити. Вид здания был в резком контрасте с жилыми домами, стоявшими по бокам. Из-за этого оно выглядело как чужеродный элемент. Словно гнилой зуб в ротовой полости, который уже давно пора было удалить.
Мы подошли к арочному входу. Решетка была не заперта, по ту сторону виднелся запустелый двор. На ветру скрипели погнутые качели, в центре двора виднелось покосившееся сухое дерево. Соня нерешительно переминалась с ноги на ногу.
 - Может, не надо? - спросила она, - Вдруг это ловушка все-таки?
 - Обратного пути нет, - сказал Данила, - Нам нужно рискнуть.
Он толкнул от себя решетку и ступил внутрь двора. Мы последовали за ним. Со стороны двора дом выглядел еще более жалким. Окна смотрели темными зияющими провалами со всех сторон. Многие рамы были почерневшими. Выщербленные, полусъеденные огнем, они жалостливо выпирали из темных глазниц. На дорожке у кирпичной стены лежали поломанные доски и ржавые предметы быта. Где-то были даже детские игрушки. Соня тронула меня за рукав и прошептала:
 - Я слышала о таких домах. Кто-то неосторожно курил рядом с газовой колонкой, и все взорвалось.
 - А может, просто недосмотр газовой службы, - ответил я, - В исторических домах трудно проводить газ.
Я развернулся и поморщился. Смотреть в пустые глазницы этого дома, пустого и оставленного, было тоскливо. Словно перед тобой был огромный труп, от вида которого ты никуда не мог деться. Он давил тебя своим видом, и хотелось что-то сделать, как-то оживить его, снова заселить жильцов или хотя бы вынести этот мусор со двора.
Данила подозвал нас к другой арке в глубине дома. Прямо перед нами возвышалась плотная желтая стена, которая относилась уже к следующей постройке. Только мы трое приблизились к арке прохода, как с асфальта у стены поднялась темная щербатая глыба и издала громкий протяжный стон. Я вздрогнул и широко расставил руки, пряча за собой Соню. Данила не двинулся с места.
Перед нами был мужчина, возраст которого было трудно назвать. На губах виднелась засохшая кровь. Глаза, мутные и желтоватые, выражали безволие и покорность. На лице большими дряблыми мешками растянулись морщины. Бледную кожу покрывала сеть сосудистых звездочек. Темнели провалы щек. Мужчина вынес вперед шершавую ладонь и картинно поклонился.
 - Приветствую, - трескучим голосом сказал он.
 - Это вы сказали нам прийти? - спросил Данила.
 - Ааааа, - протянул незнакомец, - Вы в приют богини Кали?
 - Здесь есть такой приют?
 - То есть, вы не в приют.
В его виде было нечто странное. Он выглядел как бездомный на последнем издыхании. Часто дышал, а руки его мелко дрожали. Вместе с тем говорил он связно и размеренно.
 - Вы видели здесь человека в маске волка? - спросил Данила.
Соня с готовностью поднесла к лицу мужчины телефон с фотографией. Бездомный взъерошил спутавшиеся масляные волосы.
 - Так вы все-таки к черной матери! Но вы так просто не войдете.
 - Почему же?
Вместо ответа мужчина просто показал в сторону ворот. Сутулая железная ограда полностью закрывала проход. Данила подошел и потянул дверь на себя. Конечно, она была закрыта. На двери висел замок с электронной клавиатурой. Экран призывно горел продольной зеленой полосой.
 - Подскажите пароль, - обратился он у бездомному.
 - Если бы вы были к матери, вы бы знали пароль, - отозвался тот, - Теперь я понял - вы чужаки. Но если вы уж очень хотите, я могу вам его сказать.
 - Тогда скажите.
 - Так не пойдет. Ничто черная мать не дает бесплатно. Но не волнуйтеся - можно начать с курьеров.
Бездомный пихнул руку в карман парки, пошерудил там и достал три посылки. Они были небольшой квадратной формы, в белой обертке, с боков заклеены скотчем. На каждой посылке сверху была приклеена этикетка с адресом и именем. Никаких других обозначений не было.
 - Что в посылках? - спросил Данила.
 - Дар от черной матери.
 - Так не пойдет. Мы не будем у вас мальчиками на побегушках.
 - Ну хорошо, - равнодушно сказал бездомный, засовывая пакеты обратно в карман, - Тогда я вам не скажу, куда пропала Настя.
Соня громко ахнула. Встрепенулась, сжав маленькие кулачки, и бросилась на мужчину:
 - Где она? Она там, у этой черной матери? Я так и знала, что она здесь пропала!
 - Да какая разница? - пожал плечами бездомный, - Без кода вы внутрь не попадете.
 - Да ладно, - сказал я, - У этого здания наверняка есть другой вход. В крайнем случае можно где-нибудь перелезть.
 - Ищите, смотрите. Не думаю, что найдете.
Бездомный махнул рукой, словно его дернул за нитку невидимый кукловод - вышло рвано и судорожно. Он уселся обратно на асфальт, сложив руки на груди. Тело его почти мгновенно слилось с серым разбитым покрытием, словно он стал частью двора. Соня повернулась к нам и призывно подняла руки.
 - Ну же, действуйте! - воскликнула она. Вся ее застенчивость ушла - сейчас это был настоящий комок энергии, которая пыталась найти себе применение.
 - Я не вижу других проходов в этот двор, - нахмурился Данила, - Я знаю расположение улиц здесь. С обратной стороны тупик. Вход только здесь.
 - А что насчет полиции?
 - А что полиция? Я думаю, здесь все схвачено. Кто бы ни организовал такой приют, наверняка позаботился о легенде.
 - Так а что вообще в этом приюте? - спросила Соня.
 - Понятия не имею. Но вряд ли это обычный приют. Я о нем никогда раньше не слышал.
 - Тогда что будем делать? Нам надо вызнать, где Настя. Может, она там, за этой дверью!
Козырек фуражки опустился и поднялся вслед за головой Данилы.
 - Нам ничего не остается, кроме как принять предложение о доставке посылок, - сказал он, - Но делая так, мы становимся участниками игры.
 - Какой игры?
 - Пока неясно. Но этот бездомный знал, что мы сегодня придем. Значит, он имеет отношение к тем двум «волкам», что говорили с тобой вчера. Более того, он хочет, чтобы мы - или скорее, я - попали внутрь. Но на его условиях. Да, совершенно верно - это ловушка.
 - Тогда зачем нам играть в эту игру? - спросил я.
 - Пару минут. Дайте мне пару минут подумать.
И он устремил взгляд в землю, обхватив ладонью подбородок. Простоял так в молчании несколько минут, потом вдруг достал телефон из внутреннего кармана мундира и ушел с ним в другую часть двора. Со своего места мы видели, как он набрал кому-то, а потом несколько минут разговаривал. Содержания разговора мы не слышали - с такого расстояния слова долетали еле различимым сумбуром. Соня в тревоге спросила:
 - Все нормально?
 - Да. Данила с причудами, но человек хороший. Если ему надо поговорить с кем-то наедине, чтобы мы не слышали, значит, так надо.
 - Да я знаю, что он хороший. Мне просто…
Но дальше она ничего не сказала. Лицо ее вновь стало цвета спелой вишни, а глаза устремились куда-то в сторону от меня. Вскоре вернулся Данила. Он прошел мимо нас, кивая в сторону бездомного. Встал над этой человеческой глыбой и четко сказал:
 - Мы согласны взять посылки.
Бездомный медленно поднялся. Бесцветные, с трещинками, губы растянулись в улыбку на неестественно бледном, как у покойника, лице.
 - Вот так бы сразу, - сказал он.
Вручил Даниле три посылки и сказал:
 - Вручить все надо сегодня. После каждого вручения вам дадут конверт. В нем хранится часть кода. После трех доставок вы узнаете полностью весь код. Обратно приходите тоже сегодня. Если доставите хоть одну посылку завтра или придете сюда завтра после вручения, ничего не выйдет. Ограниченная акция, как говорится.
 - Договорились. Еще какие-то ограничения есть? - спросил Данила.
 - Ясно, посылки сами не вскрывайте. Я этого не увижу, но покупатели поймут. Если они не получат то, что заказывали, это нарушение.
 - Это само собой.
 - Ну вот и все. Я кланяюсь матери ночи, великой богине Кали, чтобы ваше дело завершилось успехом!

Как только мы вышли обратно на улицу, я попросил у Данилы одну из посылок. Поболтал ее в руке, прислушался. На вес коробка была очень легкой, внутри ничего не перекатывалось. Это не было оружие или бомба. Что бы мы ни доставляли, веса оно практически не имело. Коробки были совсем маленькие - примерно десять сантиметров в длину, пять в высоту.
 - А кто такая эта Кали? Вы знаете? - спросила вдруг Соня.
 - Индийская богиня, - ответил Данила, - Одно из главных божеств в индуизме. С одной стороны, она мать всего сущего, всех людей и всех животных. С другой - она воплощает смерть. Черная мать - одно из ее прозвищ. Оно хорошо отражает ее двойственную натуру. Образ Кали воплощает весь путь человека от рождения до смерти.
 - Звучит невесело. Зачем так называть приют?
Я тоже подумал, что название для приюта было странное. Мне невольно вспомнилось дело Марины в «Бургерах от Шивы». Но связать ее с этим приютом едва получалось. В конце концов, в Петербурге увлечение индийской мифологией и культурой было у многих. Я не раз проходил мимо магазинчиков, откуда по всей улице разносился аромат благовоний, а из входа играла витиеватая мелодия на восточный лад.
 - Я думаю, это просто символизм, - сказал Данила Соне, - Но более конкретно мы узнаем, когда закончим с доставками.
Он повертел в руках посылки. Они были пронумерованы, на каждой стоял порядковый номер и было указано примерное время доставки. На первой значилось время 14:00 и адрес - «Дом Перцова» - с номером квартиры. Я взглянул на часы. У нас оставалось полчаса, чтобы успеть к этому времени.
 - Это где, дом Перцова? - спросил я.
 - Я знаю! - воскликнула Соня, - Это рядом с галереей, такое здание в стиле модерн.
 - Здесь как раз недалеко. Пешком успеем, - сказал Данила.
Мы прошли прямо по Боровой, свернули на улицу Константина Заслонова, диагональю пересекавшую квартал, и вышли на шумный Лиговский проспект. Главная артерия города, как обычно, пульсировала многолюдной толпой. Протолкнувшись через шумящий поток, мы вошли в парадную со двора. Поднялись на второй этаж, но возле двери Данила нас остановил.
 - Подождите чуть в стороне, хорошо? - попросил он.
Было в этой просьбе что-то странное. Он волновался о нашей безопасности? Вряд ли. Только мы отошли, Данила осмотрелся, словно боялся, будто за ним наблюдают. Но темный коридор с обрывками штукатурки оставался безмолвным. Он постучал в дверь, ему открыли. Данила передал посылку и дверь перед его носом сразу же захлопнулась. Фуражка чуть не слетела со лба от потока ветра. Он с силой постучал снова. Из прохода раздался недовольный голос:
 - Ну что еще?!
 - Мне сказали, взамен я получу конверт, - ответил Данила.
 - А, этот. Совсем забыл, - пробасил голос.
Вскоре из проема высунулась волосатая рука и передала Даниле запечатанный картонный пакет. Он подошел к нам, держа его в руке перед собой. В бледном свете, тянувшемся по стенам от окна, можно было различить надпись черным фломастером «Для Данилы Соколика». Мой друг оторвал склейку картона с верхней части, разогнул конверт и вытащил оттуда несколько вырванных тетрадных страниц. Они были потрепаны, уголки чуть смяты. С каждой стороны листы были исписаны мелким почерком.
 - Так что, код от двери здесь? - спросил я, глядя на записи.
Данила разложил листы на подоконнике. Записи были датированы, так что мы имели дело с чьим-то дневником. Разложив листки в хронологическом порядке, мы начали читать:

«02.09.16
Здесь чудесно. Город такой, каким я его всегда представлял. Прекрасное, светлое и чистое место. Хочется гулять, дышать и мечтать. Деньги есть, хотя немного. Думаю, быстро найду здесь работу. Я уже оставил рекламу в интернете и в газетах. Буду заниматься частным репетиторством. Математика, физика. Кое-что уже подсчитал. Два или три занятия в день по семьсот рублей за занятие - выходит около тридцати тысяч в месяц. Учеников можно будет приводить к себе на квартиру. Я присмотрел дешевую. Минус еда и коммуналка - на себя остается восемь или девять тысяч. Буду копить эти деньги. Потом сюда переедет Люда, мы снимем что-нибудь вместе. Учились на одном курсе все-таки, хорошо общались. В магистратуре я с ней за одним столом сидел. Красивая, добрая девушка!
Не хочу много писать. Пойду гулять по набережной, дышать бризом и любоваться ночными огнями.

11.11.16
Живу в коммуналке за «Галереей». Дом Перцова. Грязное, вонючее место. Некогда большая просторная квартира теперь разделена на сплюснутые комнатки. В моей бегают мыши, а в матрасе, слежавшемся, влажном от плесени, давно обосновались клопы. Черная, вся в слизи, ванна, имеет одну лейку, из которой течет тоненькая струйка воды. В окна здесь не пробиваются лучи солнца — двор окружен, словно стеной, другими кирпичными домами. Здесь вечно тускло, вечно блекло.
Кроме меня, здесь живет еще 9 человек. Хозяйка - очень милая интеллигентная бабушка. Она получила квартиру сразу после окончания войны, бывшая блокадница. Остальные - квартиранты-мужики, и все страшные алкоголики. Я прихожу в квартиру, и мне нужно попасть в самый дальний от входной двери конец коммуналки. Я стараюсь избежать столкновений с шатающимися пьяными телами, но мне изредка удается прошмыгнуть незамеченным. Обычно я сталкиваюсь с одним из алкашей в грязном коридоре. Проход всегда заставлен пустыми бутылками, и в нем воняет кошачьей мочой. Если алкаш замечает меня, то крепко хватает за плечо ладонью и долго-долго со мной разговаривает. Конечно, все его задушевные рассказы сводятся к тому, чтобя я занял ему 100 рублей или сколько там не хватает на очередную бутылку. А у самого глаза разъезжаются, и пена течет изо рта.
К бабушке-блокаднице они стучатся постоянно. У нее очень большая, по меркам России, пенсия — 25000 рублей. Однажды я увидел, как старый дед, который не мог ходить без трости - впрочем, такой же алкаш, как и остальные - сидит перед дверью в одних трусах и барабанит в закрытую дверь. Весь вечер так сидел, и настолько сильно владело им желание выпить, утолить свою жажду наркотика, что он и внимания не обращал на то, что старушки нет и денег ему никто не даст. Я тогда как раз зашел в квартиру с учениками и увидел это грязное, обрюзгшее тело, развалившееся на полу. И они увидели. Но хуже того: от него исходил запах фекалий и пота — смесь, вызывавшая сильный рвотный рефлекс. Ученикам неприятно было там находиться, и они ушли через десять минут.
 У старушки есть кот, я покупал ему корм. За это она давала мне деньги, хотя я не просил. Боялся, что как квартиранты увидят, что она мне денег дала, то смекнут: бабуля-то при деньгах. Вот кот не появляется уже десятый день. Я волнуюсь: что с ним произошло?

04.04.17
Был в хостеле, виделся с Людой. Она только приехала в Питер. С мужиком каким-то. Сразу видно - быдляк. А она к нему ластится. Да что женщины видят в таких бугаях! Ну да пустое. Вспомнилась мне дурацкая история. Я тогда работал администратором в хостеле. В Питере вообще много хостелов — грязь в виде наркоманов и алкашей стекается сюда со всей России. Не знаю уж зачем. Пересечение Садовой и Сенной — место порока и разврата. Какие-то барыги, хачи и просто бессмысленно движущиеся тела. Так вот был там хостел. Приехал к нам на заселение один парень. На вид лет 30 ему было, с густой бородой, невысокий. Я бы не сказал, что можно ожидать от него проблем. В первый вечер он играл на укелеле на кухне, исполнял песни. Даже что-то приготовил на всех. В общем, был радостный и спокойный.
Наутро я начал обходить комнаты. Захожу в его дорм19 — никого, только он один стоит посреди комнаты, в помятой расстегнутой рубашке и трусах. Из под верхней губы ползет слюна, глаз дергается. Спрашиваю: «Что с тобой». Он молчит, только смотрит — не на меня даже, а на что-то за моей спиной. Зрачков я не различу. Я дергаю его за плечо, трясу, хочу привести в чувство. И тут, как он повалился на меня! Здоровенная туша, как глыба, грохнулась на грудь. Ноги у меня подкосились, я чуть отступил, чтобы найти опору. Держу его, а он весь обмяк, руки трясутся. В этот момент зашли его сожители. Втроем мы заволокли его на верхнюю полку, оставили там лежать. После этого он немного пришел в себя, начал с нами общаться. Я спросил, есть ли у него проблемы со здоровьем. Он так заулыбался - «Все в порядке, шеф» говорит. Я думал о том, чтобы вызвать скорую, но все-таки решил подождать. Через час он проходит мимо стойки, бодрый и веселый. На кухне делает чай, идет обратно. Насвистывает что-то. «Фух, все обошлось», - подумал я тогда. А через пару минут ко мне в панике прибегает жилец, который с ним был в одной комнате. «Быстрее, ему опять плохо!», - кричит.
Я побежал в номер. Смотрю — он распластанный, барахтается на полу. Кружка разбита, осколки разбросаны по полу, огромная лужа горячего чая растеклась под кроватью. Его страшно трясет, спина выгибается в конвульсиях, руки беспорядочно дергаются, а из губ опять слюна летит. Я быстро смел осколки, чтобы он случайно не порезался. Попросил всех выйти из комнаты, вызвал скорую. Сам пытаюсь его как-то сдержать, но он очень сильный, и у меня не получается. Я рыскаю в его одежде: среди мятых упаковок сигарет, каких-то билетов и документов я нашел пакетик с белым порошком. Это был кокаин. Я тогда наркотиков не знал. Только марихуану пробовал. Но каким-то шестым чувством, не знаю, может, фильмов насмотрелся про это, но я понял, что это был именно кокаин. Быстро высыпал содержимое в унитаз, тщательно смыл. Когда приехали медики, стали допытываться, что с ним не так: «Были какие-то симптомы, есть ли у него история припадков?» А мне почем было знать? Я решил не говорить им правды — что скорее всего он сильно обдолбался, и припадок вызван этим. Они его спеленали, достали капельницу. Попросили меня держать. Вогнали ему здоровенную иглу под ладонь. Я держу и смотрю, как кровь медленно идет по трубке. И вдруг он сильно дергается, ладонь в сторону, игла вылетает из под кожи. Кровь хлещет мощной струей, словно пробили шланг под высоким напряжением. Темная, пахучая, заляпала халаты врачей, попала мне на лицо. Медики кинулись зажимать, а она хлещет и хлещет. В конце концов, конвульсии прекратились. Его спеленали, дали какой-то укол и на носилках увезли в машину. Через пару часов мне позвонили и сказали, что целые сутки он проведет там. «Сильная передозировка токсичным веществом, возможно, наркотиком», - сообщил по телефону врач.
Именно тогда я в первый раз подумал, что мне не нужно было вызывать врачей. Этот парень сам навлек на себя беду. Он хотел смерти, а я его спас. Разве прекратит он поиски?»

Закончив читать, я почувствовал, будто мне кто-то вогнал под кожу холодные иглы. От записей веяло безнадегой и неприязнью к миру. Глаза Сони еще бегали по листам, на ее лице читалось неприкрытое отвращение. Она перевела на меня взгляд и спросила:
 - Ты уже прочитал, какой там код?
 - Там нет кода, - сказал Данила.
 - Я тоже не нашел, - покачал я головой.
 - Но какой тогда смысл? - спросила Соня, - И вообще, я не очень хочу это дочитывать. Начиналось все очень хорошо, он писал про любимую девушку. А в конце…
 - Это только первая часть записей, - сказал Данила, - Я думаю, код будет в остальных.
 - А что ты думаешь вообще? Зачем нам показали этот дневник? И кто его автор?
 - В одной из записей говорится о доме Перцова. Об этом доме. Автор жил здесь. Может, поэтому он выбрал это место для первой доставки.
 - Ностальгия?
Данила обернулся на дверь.
 - Возможно, он жил - или живет - именно в этой квартире. По крайней мере, то, что я успел увидеть через дверь, очень схоже с описаниями из дневника.
 - Возможно, мы больше поймем после следующей доставки, - сказала Соня.

Данила достал посылку с цифрой 2 на боку. В качестве адреса значился дом на Мончегорской, в районе Петроградки. На доставку оставалось около часа. В этот раз пришлось ехать на метро, пешком было слишком далеко. Во дворе по указанному адресу была только одна дверь, и она вела в центр культуры «Очаг», как мы прочитали на вывеске.
 - Передать Саше Золото, - прочитал Данила на наклейке.
Мы позвонили в дверь, и нам открыла милая женщина средних лет. Лицо ее было простое и доброе, на наш вопрос - «Здесь есть Саша Золото?» - она радостно кивнула и провела через приемную в один из кабинетов. Он предназначался для звукозаписи - стены были покрыты специальным шумопоглощающим материалом. На большом продольном столе возвышались черные башни колонок, между ними все место занимал длинный пульт-микшер, усеянный ползунками. На мониторе над колонками виднелись окошки программы для записи звука. На полу и на стульях лежали музыкальные инструменты - от гитары до трубы.
 - Саша, к тебе пришли, - сказала женщина, улыбнулась нам и вышла обратно за дверь.
Из-за стола поднялась, словно выросла из него, высокая коренастая фигура. Парень был высоченным - выше меня на пару голов. Он был одет в белый пиджак, из под которого выглядывала черная футболка с лицом Курта Кобейна. Простые синие джинсы поддерживал стильный черный ремень с бляшкой в форме головки гитарного грифа. Обут он был в поношенные синие кеды. Парень выглядел стильно, но вместе с тем нескладно - чистая выглаженная одежда сочеталась в его образе с неряшливостью. Я знал, что все творческие люди выглядят примерно так, потому что сам был таким. Что-то в нашей душе бунтовало против искусственной, строгой выверенности - в нашем поведении, внешности или одежде всегда должна была быть частичка хаоса.
Соня, к моему удивлению, при виде его зашлась в экстазе: в ее глазах чуть звезды не светились.
 - Так это вы Саша Золото?! - выпалила она.
Парень запустил огромную руку за макушку. В его движениях сквозила неловкость, словно он не понимал, зачем мы пришли. Соня быстро шепнула мне на ухо:
 - Это известный музыкант. Пишет песни из миксов популярных мелодий.
Я кивнул. Мне даже показалось, что я слышал одну из его песен.
 - Ха-ха. Да, я Саша Золото, - хлопнув в ладоши, сказал парень, - А вы, ребят, за автографом? Или как?
Данила предпочел перейти сразу к делу.
 - У нас для тебя посылка, - сказал он, - Если не против, мы могли бы передать ее снаружи?
 - Посылка? - он удивился. Но потом лицо его сосредоточилось, былая мягкость вдруг исчезла, - А, понял. Да, конечно. Вообще, я уже собирался уходить.
Он вдруг как-то поспешно стал выключать компьютер и аппаратуру. Погасил свет, торопливо запер кабинет на ключ. Уходя, помахал рукой женщине за стойкой: «Светлана Васильевна, до завтра!». «До завтра, Сашенька!» улыбнулась она.
 - Пойдемте, у меня машина, - сказал он, когда мы вышли обратно во двор.
На улице была припаркован черный «Форд Фокус». Музыкант остановился возле машины, стал нервно потирать руки и вдруг зашмыгал носом. 
 - Может внутри машины передадите? - спросил он.
 - Почему? Давай здесь, - сказал Данила.
Он вытащил из-за пазухи коробочку и на вытянутой руке передал ее музыканту. Саша спешно выхватил посылку. Дерганым движением он сунул коробку во внутренний карман пиджака и глянул куда-то в сторону. Я услышал, как позади нас захлопнулось окно. Обернулся - наверху за стеклом здания промелькнул чей-то силуэт. Вдруг стало зябко.
 - Ну ладно, спасибо за передачу, - сказал Саша, открывая дверь машины.
Он очень спешил уехать. Возможно его напугал этот звук. Но Данила положил сверху на дверь ладонь и силой удержал ее.
 - Что в пакетике? - спросил он.
У Саши подкосились ноги. Он тряхнул головой, сбрасывая волосы с глаз и непонимающим тоном сказал:
 - Вы же и так прекрасно знаете. Если только вы не из…
Он поколебался.
 - Не из полиции? - продолжил за него Данила, - Нет, мы не из полиции. В пакетике кокаин, не так ли?
Эти спокойные слова стали для нас оглушительным громом. Мы стояли, выпучив глаза, три взгляда скрестились на невозмутимом Даниле. Он же продолжал:
 - Бледная кожа, зрачки расширены. Эта привычка шмыгать носом. Не говоря про дрожь в руках. Все указывает на давнее пристрастие к кокаину.
 - Да боже ты мой, не здесь же! - прошипел музыкант, - Если вы не копы, садитесь быстрее.
Без лишних слов мы все трое запрыгнули в «Форд». Данила сел впереди, рядом с Сашей, мы с Соней заняли задние места. Только Саша сел за руль, как сразу завел газ и сорвался с места.
 - За нами сл… следили, - глотая слова, сказал он, - Надо уехать быстрее.
 - Значит, я был прав, - сказал Данила, - Мы только что передали тебе кокаин.
 - А вы не знали?! - взвился музыкант, - Черт побери, никогда проблем не было с курьерами, нет же, подсунули вас. За вами не следили, уверены?
Он постоянно озирался назад, являя мне воспаленные глаза и разинутый в страхе рот, будто зеркала заднего вида не существовало. Меня беспокоило, что из-за этого он почти не смотрел на дорогу впереди.
 - Следили не следили, какая разница? - спросил Данила, - Столько людей думают, что за наркотики им ничего не будет. Посмотрели бы статистику в интернете — в России больше трети заключенных сидят по той самой 228-ой: «Сбыт, хранение, распространение». Уверен, ты тоже на карандаше.
 - Да кто вы такие! Вы же мне эту дурь сбыли! Что за нравоучения! - закричал Саша.
 - Мы не знали, что нам дали! - прокричала с заднего сидения Соня, - Данила, выбрасывай третий пакет немедленно. Толкать наркотики - это отвратительно. Я не наркодилер какой-нибудь! Это ужасно!
Атмосфера в машине накалялась. Я постарался разрядить обстановку:
 - Стойте-стойте. Саша, нам всего лишь дали задание отнести тебе этот пакет, мы, как и сказала Соня, не знали, что в нем. Нам нужен картонный конверт взамен, там наверно написано «Для Данилы Соколика». Есть у тебя такой?
Колотящиеся в судорогах руки плотнее сжали руль, дрожь на время прекратилась. Подумав, Саша распахнул бардачок и стал копаться в нем.
 - Этот, что ли? - спросил он, извлекая картонный конверт. Он выглядел точь-в-точь как в доме Перцова.
 - Да-да!
 - Но тогда уговор. Сейчас, припаркуюсь.
Он остановил машину на одной из пустынных улиц ближе к северу Петроградки. Справа от нас возвышался серый монолит советской постройки с безжизненными темными окнами. Тротуар от здания отделял неухоженный газон с сорняками. Саша вытянул длинную шею, заглядывая за мою спину, потом скрестил брови и взглянул на Данилу.
 - Значит, уговор такой, - сказал он. От волнения он стал сильнее шмыгать носом, - Я вам даю этот долбаный конверт, вы никому ничего не рассказываете про нашу встречу. Особенно, в полицию!
Данила посмотрел на него снисходительно, будто разговаривал с ребенком.
 - И если я скажу «да», ты мне поверишь, вот так отдашь конверт?
 - Ну вы же благоразумные люди. Да еще курьеры, как никак! Вам разве невыгоден этот бизнес?
 - Бизнес? Мы ведь уже сказали, что понятия не имели, что доставляем.
Саша вцепился пальцами в лицо, словно хотел содрать с него кожу. Отчаянно прокричал куда-то себе под ноги:
 - Поверить не могу, что ввязался во все это!
 - Как происходит оплата? - осведомился Данила.
 - Я без понятия. Я через друзей плачу, они договариваются. Как-то через интернет.
Ответ был размытый, но мне показалось, что сказал он честно. Скорее всего, Саша не хотел вникать в схему распространения, отдав ее на откуп другим. Губы его сомкнулись, побелели - больше ничего он говорить не хотел на эту тему.
 - Интересно, какие объемы у вас, - продолжал с вопросами Данила, - Твои друзья богатые?
 - Я тебе не собираюсь говорить о своих друзьях, - почти с вызовом сказал Саша, - Бери свой конверт и выметайся!
Скрипнуло сидение рядом - это Соня неожиданно взвилась, просунула голову через подголовники кресел и стала увещевать:
 - Саша, тебе это не нужно! Я знаю, ты для музыки! И ведь правда: некоторые говорят, что великие люди тоже употребляли наркотики. Но кто — рок-музыканты и актеры? Они стали популярными, потому что их раскрутили. Но люди ведь творили и без них. Писали великую музыку и великие книги. Шедевры живописи были рождены задолго до наркотиков. Разве Моцарт употреблял?!
Это был не иначе, как крик души, надрывный и идущий от самого сердца. Слова были донельзя наивные и в другой ситуации я бы только посмеялся над их простотой. Но в тот момент я чувствовал силу, идущую из пронзительного тона девушки. Она искренне верила, что человек за рулем творил зло над самим собой и хотела его спасти, любым способом. Я посмотрел на Сашу. Он отвернулся и смотрел в окно.
 - Говорят, в этом приюте у них, там люди умирают. Те, что на последней стадии, - сказал он.
В повисшей напряженной тишине мы ждали его следующих слов. Нос щекотал сильный запах освежителя-елочки, мерно покачивающейся на зеркале заднего вида.
 - Приют богини Кали, так вроде называется. Так вот, я слышал, что все там будут. Все, кто у них покупает, в конце концов подсаживаются настолько, что приходят туда за последней дозой, когда все органы уже отказывают.
Он взял нашу посылку и мерно, с какой-то равнодушной жестокостью, стал разрывать пакет, скрывавший содержимое. На свету блеснул бок целлофанового пакетика, вскоре он полностью предстал перед нами. Внутри он был наполнен плотным белым порошком.
 - Я кое-что знаю про кокаин, - сказал Саша, - На рынке мало чистого порошка. В основном мешают его с добавками разными - глюкозой или лактозой. Самого кокаина там треть от силы. Но вот это… Вот это стопроцентный, без примесей, самый чистый кокаин, который можно найти в городе. Поверьте мне, ради этого, ради этого прихода, - он жадно сглотнул, - Ради него и умереть не жалко.
Он завороженно смотрел на маленький пакетик, лежавший на его ладони. По его взгляду, в котором смешивались алчность и восхищение, я понял - он не шутит и не преувеличивает. Он действительно был готов отдать свою жизнь за горстку белого порошка. За то удовольствие, тот поток чувств, что он вызывал. Саша вдруг захихикал, потом обжег нас безумным, возбужденным взглядом.
 - Люди думают, что им нужны виллы, машины, отдых на курортах для счастья. Или женщина красивая под боком, - сказал он, захлебываясь, - Нет! Вот это, это в тысячу раз лучше!
Смотреть на него было жутко. В этом взгляде уже не было человека - это была чистая одержимость. Данила надвинул фуражку на лоб и холодно спросил:
 - А ты сам имел виллу когда-нибудь? Машину или женщину под боком, как ты говоришь?    
 - Что? - непонимающе спросил Саша, переведя на него взгляд.
Этим и воспользовалась Соня. Ее маленькая ручка дернулась вперед - вжууух! - и пакетик исчез из ладони. Саша инстинктивно сжал руку в кулак, но схватил воздух. Соня распахнула дверь, вылетела из машины и понеслась вдоль по улице в сторону к видневшемуся вдали парку.
 - Стооооой! - заревел Саша. Он рванулся было за девушкой, но перегнувшись половиной туловища на заднее сидение, передумал, подался назад к рулу и завел газ.
Данила схватил его за руку.
 - Отпусти, - зарычал Саша.
Последовала короткая драка, которую можно описать скорее как возню. Вскоре музыкант уже сидел скрюченный на переднем сидении, лицо его распласталось по боковому стеклу, а руки сплетены за спиной в стальном захвате Данилы.
 - Сговорились, значит! - кричал он, - Девка забрала себе все, а вы меня кончить собираетесь тут!
 - Не говори чушь, - сказал Данила, - Если б мы хотели, мы бы сразу забрали этот пакетик, не несли его тебе.
 - Так вам нужен был этот чертов конверт! Получили его, да еще порошок! Хорошенькое дельце!
 - Кстати, конверт. Иван, возьми.
Я потянулся и схватил из бардачка конверт.
 - Слушай так, Саша, - сказал Данила корчившемуся в попытках освободиться музыканту, - Ты сейчас поедешь к себе домой. Или на студию обратно, тут как хочешь. Насчет наркотиков - никогда больше не заказывай ничего. Лучше обратись к врачу, как с этой заразы слезть.
Саша расхохотался. Из-за положения тела смех вышел низким и булькающим. Отвернув лицо от стекла, он бросил нам:
 - Не знаю, кто вы и откуда взялись, но вы ни черта не понимаете. Вы знаете, какая большая у них организация?
Он замолчал, наверно, чтобы мы задумались над его словами.
 - Вы тут свое правосудие чините, да, а вам уже конец. Из того, что я слышал, они не терпят предателей или тех, кто их сдает. Тут весь Питер повязан!
 - Я надеюсь, ты меня услышал, - сказал Данила.
Когда мы вышли из машины, «Форд» сорвался с места и на большой скорости исчез вдалеке. Чуть спустя мы услышали визг колес, но лишь на мгновение. Я хлопнул Данилу по плечу:
 - Пойдем, надо Соню найти.
Признаться, это единственное, что было у меня на уме. Таинственные угрозы, цель наших доставок, сам этот приют - все это было где-то на фоне, игрушечное и нереальное, будто из гангстерского фильма. Что случилось с Соней - вот это волновало меня больше всего. Куда она убежала с этой гадостью?
Данила же стоял в задумчивости, которую я видел у него не раз. Так он выглядел во время матчей в го с Полей. Он будто продумывал следующий ход в тактической игре, размышлял, куда поставить камень, чтобы отвоевать у соперника больше территории. Мой хлопок его никак не потревожил, с тем же успехом я мог толкнуть какую-нибудь статую у парадной. Только через несколько секунд ум его вернулся к текущей ситуации, он развернулся ко мне, коротко кивнул, и мы, не сговариваясь, побежали в сторону парка.
Соня убежала в Лопухинский сад. Мы пробежали его взад и вперед несколько раз в поисках девушки. Прохожие на нас не обращали внимания, думая, что мы занимаемся особого вида бегом. Наконец, Данила схватил меня за плечо и показал в сторону реки. Я заметил знакомую фигурку с сумкой на плече и в черном пиджачке. Мы подбежали к девушке.
 - Ты куда… - я замолчал, подбирая слово, - Ну, это самое, куда дела?
Она неотрывно смотрела на воду. Ладони ее были сомкнуты в замок на животе.
 - В реку, что ль? - спросил я.
Соня быстро закивала. 
 - А рыбам ничего не будет? - неуверенно спросил я, всматриваясь в темную воду.
 - Вот и я думаю! - воскликнула девушка, - Вдруг отравила я там всех! Хотелось быстрей избавиться. Я как разорвала пакет и все в воду бухнула!
 - Вряд ли что случится, - покачал головой Данила, - Все, что растворилось, разнесет потоком, концентрация никакая будет.
 - Ты уверен?! - Соня встала на цыпочки, заглядывая ему в глаза, словно хотела прочитать там, говорит ли он правду.
 - Не на сто процентов. Но какая разница? Обратно ведь уже не соберем, - ответил Данила.
Соня с грустью окинула взглядом реку.   
 - Не бери в голову, - сказал я, - Вообще здорово, что ты у него наркоту выхватила.
Девушка сильно помотала головой, разлохматив прическу.
 - Все равно мы барыги получаемся, - сказала она, - Это ведь ужасно. У Саши мы посылку забрали, а у первого нет. Получается, мы, мы способствовали…
Она не смогла договорить и скрестила руки на груди. Я промолчал, хотя подумал то же самое, что и девушка. От мысли, что мы кому-то передали настоящие наркотики, я вдруг почувствовал себя грязным. Буквально - казалось, что руки и все тело мое были покрыты несмываемым мерзким налетом. Я поморщился от этого наваждения.
Данила попросил у меня конверт, полученный от Саши. Вскрыв его, он достал еще несколько листов с дневниковыми записями. Они были написаны тем же почерком и в том же стиле - дата и соответствующая запись.
 - Что, опять будем читать? - спросила Соня. Вид у нее был угнетенный.
Данила ничего не ответил и пошел к скамейке в глубине парка. В тени колышущегося дерева, мы разложили на коленях записи, придерживая их за края от порывов ветра, и стали читать.

«09.10.17
У джанаитов мне надоело. Их вера отзывается во мне, но люди там - безмозглые фанатики. Надо искать соотнесение с реальной жизнью, действовать. А они бубнят «Джана то, джана се» и кроме этого им ничего от жизни не надо. После встречи джвалит поручил раздавать листовки у «Достоевской». Поставили вместе с более опытным джаджвалом. Более унизительной работы у меня еще не было. Мало того, что прохожие шарахаются от тебя, как от чумного, так еще из толпы знакомые могут заметить. Мне показалось, мимо проходила Люда. По крайней мере, куртка и сумочка были как у нее. Я замер и отвернулся.
У метро какая-то древняя бабка сдирала наклейку с ржавого водостока. Вся сгорбленная, в темном грязноватом пальто из ворса, она судорожно тянула за краешек объявления. Бумага рвалась, но никак не хотела отставать. Я пригляделся: на уцелевшей наклейке было написано крупными буквами: «КАМЕЛИЯ». Внизу номер телефона. Бабка сдалась и ушла. Через минуту подошел увалень, огляделся и в прыжке прихлопнул к трубе новую наклейку. Джаджвал вдруг сказал на это: «Отвратительно. И откуда в нашем прекрасном городе берется такая мразь?» Он озвучил в точности то, что подумал я. А я подумал - к черту, пора проявить раджас. Рванулся к этому расклейщику, хвать его за руку. Он оборачивается ко мне, взгляд цепкий, оскал грозный. У него еще пары передних зубов не было, так что особенно грозно выходило. Я как-то и сдал. А он руку мою сбросил, говорит: «Вам что нужно?»
Я набрался смелости, говорю: «И не стыдно такие объявления клеить?». Он заулыбался, да так мерзко. Будто я банальщину какую сказал, но его это позабавило. «Вот именно. Гадости в этом прекрасном городе быть не должно. Потому мы ее истребляем», - сказал он. От того, как он это сказал, у меня холодок пробежал по коже. Словно это был не человек, а тигр какой-то. Нет, хуже, какой-то сверххищник, истребитель настоящий. Не знаю, как описать, это инстинкт мне подсказал. А он эдак добродушно мне: «Вижу, энтузиазм у тебя есть. Чего стоять у метро с этими пацифистами ради беззубых идей? Хочешь по-настоящему изменить этот город?» Была в этих словах сильная уверенность, будто у него и впрямь была власть. Я как опьянел, сказал, что конечно хочу и спросил, куда идти. Лицо его стало отвратительным, как у гиены. «Кинь бумажки в мусорку и давай за мной», сказал он и развернулся огромной спиной.

10.01.18
Давеча взял в библиотеке интересную книжонку. Рудольф Гесс, «Комендант Освенцима». Автобиографическая. В ней много интересного. Вот он пишет, что поначалу хотел эти самые бараки для пленных оборудовать цивильно — чтоб у каждого была кровать, стол и стул. Необходимые принадлежности. Но когда увидел, сколько пленников ему везут, то просто не знал, что делать с таким количеством людей. Ему приходилось подстраиваться под систему. Газовые камеры появились из необходимости.
Ну вот у него в лагере было столько людей. А вы посмотрите на Питер — гигантские вонючие стада мусора, мешки с костями и мясом, изо дня в день выполняющие одни и те же действия. Ничего не производят, но бесконечно потребляют, срут и гадят на бедный город. Если бы я вел себя как они, от стыда покончил с собой. Но такие люди уже ликвидируются. Сейчас весь мир - одна большая газовая камера. Если выберешь в нее залезть.
Сегодня немного продал. Надо как-то систематизировать. Хотя до сих пор не понимаю идеи за всем этим. У них определенно есть иерархия. Посвятили меня в «дворняги». Какой-то низший ранг, видимо. Больше ничего не говорят, а я думаю - возможно, они ждут инициативы от меня?

12.11.18
Сегодня завел журнал для своих клиентов. Указываю, где живет, как часто покупает, что предпочитает и в каких дозах. Тем, кто употребляет умеренно, я стремлюсь увеличить дозу. Вот Серега, я знаю, захочет еще черного. Тараканов нет, а по глазам вчера видел, что он опять за дозой придет. Таким предлагаю - ненавязчиво, конечно - более сильные и смертоносные наркотики. У других они очень дорогие, а я часто за так отдаю. Я бы вообще бесплатно раздавал, да вот только меня быстро чикнут за это — я весь рынок в Питере обвалю. Поэтому деньги и беру, хотя на кой они мне.
У каждого есть шанс одуматься, измениться, завязать. Но все продолжают. Мне доставляет удовольствие наблюдать за их деградацией. Будто бабочка рождается из гусеницы — только в обратном порядке. У распада и разложения оказывается есть своя красота.
Раз я зашел к одному. В семье много проблем, а он вкалывает героин. Его ребенок медленно умирает, денег нет. Живут возле «Чернышевской» в лютой коммуналке. На полу моча, фекалии. Жена его, осунувшийся бледный скелет, давай его пилить при мне: мол, сидим без денег, а ты на дурь все тратишь. Он сидит то ли на диване, то ли на порванных подушках каких-то, в растянутой алкашке, на лице живого места нет. Как заорет: «Молчать, Гитлер!» и врезал ей кулаком в лицо. Она упала на засранный кафельный пол. Мне вдруг почудилось, что женщина эта - Люда. Стало жаль ее. С героина никто не слазит. Это невозможно. Он умрет, и ребенок умрет, а женщине жить. Я думал, когда уходил, что нужно соцпомощь вызвать или типа того. Но все-таки не стал — нужно подавить в себе чувства. Они все — насекомые. Копошатся, маленькие и грязные создания, в своих темных вонючих логовах.
Снова вспомнились записи Гесса — как он описывал людей, боровшихся за хлеб. Вот точно с таким остервенением они борются за наркотики. Такое наступает после определенного момента. Мне кажется, если человек сломался и готов убивать и калечить себе подобных ради желанного вещества, это уже говорит о том, что в нем нет воли к жизни. Смерть зажала его тяжелой хваткой — в тот самый момент, когда он поднял глаза к небу и спросил: «А разве есть что-то другое?»

Под шум шелестевших страниц я посмотрел на лица Данилы и Сони. Девушка вовсе не смотрела на записи, взгляд ее был направлен на ствол стоявшего рядом клена. Скорее всего, она вновь бросила читать, да и неудивительно. Трудно было поверить в описываемые ужасы, и я вовсе стал сомневаться, что это реальный дневник. Подняв листок перед собой, так что через него просвечивало солнце, я попытался на глаз определить его возраст. Бумага на ощупь была чуть свалявшейся, весь листок изгибался от многочисленных перекладываний. Нет, это все было написано тогда, когда там стояли даты. Но можно ли было этому верить? Да и что с того?
 - Кода здесь тоже нет, - сказал я.
 - Я так и думала, - сказала Соня, не отрывая взгляда от коры.
 - Ты что думаешь, Данила?
Он все еще читал. Глаза его медленно двигались по строчкам на листах. Наконец, он оторвался.
 - Здесь что-то другое, - сказал он, кивая на записи, - Бездомный сказал, что код сложится из всех трех записей.
 - А если он врал? - спросила Соня, - Развлечение такое - заставить нас бегать по городу, толкать наркотики, а взамен читать этот бред.
 - Я не думаю. Он знает, кто я такой, раз попросил привести меня. К тому же, на конвертах мое имя. Это все было тщательно спланировано. Он точно хочет, чтобы мы попали внутрь.
 - Ты думаешь, тот, кто организовал приют, и есть автор этих записей? 
 - Почти уверен в этом.
 - Но какая конечная цель? Зачем нам попадать в этот приют?
 - Этого я пока сам не понимаю.
 - Мне все это не нравится, - вырвались слова у Сони, - Давайте просто в полицию пойдем. Уже понятно, что там все нечисто - наркота, люди умирают.
 - И что мы скажем? - спросил Данила, - Один из моих принципов - всегда сомневайся. Иван это уже знает. Тот порошок, что ты рассыпала - ты уверена, что это был кокаин?
 - Но ты же сам сказал! Да и Саша…
 - Бездомный мог дать нам что угодно. Мы не проводили экспертиз в лаборатории, в микроскоп не смотрели. Это мог быть любой порошок. А теперь, когда его у нас нет, мы ничего и показать не можем.
Это прозвучало, будто Данила обвинял Соню в уничтожении улик. Конечно, он не хотел обидеть девушку, но Соня именно так это и восприняла. Голова ее поникла, она тихо сказала в землю:
 - Да, это я виновата. Не надо было высыпать его в реку.
 - Суть не в этом, - смягчился Данила, - Далее - слова о том, что в приюте кто-то умирает, тоже ничем не подкреплены. Мы там еще не были.
Стало понятно, что без третьей доставки мы ничего не добьемся. В приют надо было попасть - ради информации о Насте, ради того, чтобы увидеть это место своими глазами и получить подтверждение того, что там действительно все нечисто. Нам отчаянно не хватало информации, чтобы связать воедино фрагменты, которые у нас были. Данила с громким хлопком опустил ладони на бедра.
 - Насчет третьей доставки - у меня есть план. Как вручить посылку, но в то же время не вручать ее.
 - И как же? - спросила Соня.
 - Мы сделаем дубль.
Он достал из кармана последнюю посылку и представил нам ее на ладони. Солнце бликовало на белой глади, ничем не выдавая смертоносное содержание.
 - В сущности, каждая посылка состоит из маленькой коробочки пять на десять сантиметров, белого пакета и наклейки, - сказал Данила, - Наклейку мы снимем и переклеим, а такой пакет можно взять в любом канцелярском магазине.
 - А что положим в коробочку? - спросил я, - Да и не вскроется ли обман?
 - Бездомный сказал, чтобы мы сами не вскрывали посылки, но откуда покупатель будет знать, что посылка подделана? Как видишь, опознавательных знаков тут нет. Что положим? Да что угодно, главное, чтобы невесомое было.
 - А времени у нас хватит? На сколько назначена доставка? И куда?
 - Доставка примерно через полтора часа. Адрес на Фурштатской. Это возле «Чернышевской», на метро быстро там будем - минут двадцать.
Мы посмотрели на карте ближайший канцелярский магазин. На удивление, на Петроградке их было не слишком много - пришлось ехать на трамвае, чтобы не терять времени. Мы купили белый пакет, коробку и скотч и зашли в один из безлюдных дворов недалеко от «Чкаловской». Я боязливо всматривался в черные проемы окон с бликами отражавшегося света. Не появится ли там вдруг чье-нибудь лицо?
Данила аккуратно разорвал пакет и достал коробочку. Перед тем как открыть, он некоторое время смотрел на нее. Словно пытался предугадать, что будет лежать внутри. Мы тоже напряженно вглядывались в белый, с потертостями, картон. Я даже не знал, как выглядит большинство наркотиков, поэтому воображение подсовывало образы из популярной культуры - в голове рисовались розовые и синие грибы, марки с налипшим на них порошком. Я помотал головой, сбрасывая наваждение. В тот момент Данила открыл коробочку.
На дне лежал закрытый целлофановый пакетик. Сквозь прозрачные стенки виднелась закрученная в трубочку толстая стопка купюр, перетянутая резиночкой. Больше в пакетике ничего не было.
 - Это что, деньги? - спросила Соня.
Данила двумя пальцами вытащил пакетик из коробочки и поднес его поближе к глазам. Я тоже подался поближе - может быть, что-то было на самих банкнотах? Но снаружи деньги выглядели чистыми - купюры лоснились, будто их только что напечатали. Данила раскрыл пакетик, вытащил стопку и повертел ее в ладони. Снял резиночку, развернул пачку, стал перебирать. Все как одна купюры в пачке были пятитысячными. И каждая была как новая, без следа грязи, без рваных краев и затертостей.
 - Фальшивые? - спросил я.
Данила покачал головой:
 - На ощупь нет.
 - А на свет? - спросил я, - Дай-ка одну.
Я вытащил одну из купюр, прошел к пятну света на стене дома и просветил ее. Все водяные знаки были на месте. Деньги были настоящими.
 - Здесь ровно сто тысяч, - сказал Данила, собирая шелестящие купюры обратно в пачку, - Ничего, кроме денег, здесь больше нет.
 - Получается, теперь мы доставляем не только наркотики, но и деньги, - заключила Соня.
 - Тогда не надо подделывать ничего, - сказал я.
 - Почему? А если это деньги с продажи наркотиков?
Я начал понимать, что у Сони в душе пылает тот же жар, что и у Данилы - она не могла примириться с любой несправедливостью. Также у нее был очень четко разделен мир на хорошее и плохое. И всему тому, что она дала звание «плохого», она отчаянно противилась. Вот только если Данила давно усмирил свой жар и превратил его в равномерное, но стабильное пламя, которое делало его по-настоящему неудержимым, то у Сони жар этот воплощался во всполохах плохо контролируемой энергии. Девушка точно была одних с нами взглядов, одного мировоззрения - но вот была у нее эта «непричесанность», как сказал тогда капитан Будко про Данилу. Была она, наверно, еще и у меня, хотя я мог сказать, что уже притерся к Даниле, понимал его характер. Сейчас Соня провозглашала свою правду, отчаянно не хотела быть «плохой» в своих глазах. Она еще не понимала один из принципов Данилы - «Всегда сомневайся».
 - Я тоже думаю, что мы можем оставить посылку как есть, - сказал Данила. На косой взгляд Сони он ответил, - Мы не знаем, откуда эти деньги и для кого. Интуиция подсказывает мне, что нужно отнести эти деньги по адресу.
Соня опустила руку в карман пиджака, ткань затопорщилась от распустившихся пальцев. Она что-то искала внутри, но не находила. После этого она достала руки, словно ее что-то укусило, и сжала ладони в кулачки у подбородка. По напряженному взгляду и всей позе я видел, как внутри нее идет отчаянная борьба - между Соней, которая хочет быть правильной и делать только «хорошее», и Соней, которая хочет найти подругу. Я хотел было сказать, что она может остаться, мы все сделаем сами, а ее известим после. Но тут же подумал, что это будет обвинением в малодушии и еще больше бросит на нее тень.
 - Я пойду с вами, - сказала она. Пытаясь придать голосу силу, она звучала так, будто выдавливала звук из гортани, - В конце концов, это я за вами увязалась. Данила же мне сказал дома сидеть. А я тут еще критикую. Простите.
Данила заклеил пакет и прилепил обратно наклейку. Посылка приняла ту же форму, что была и раньше, как будто ее не вскрывали. На метро мы доехали до «Чернышевской». По указанному адресу находился старый доходный дом в стиле классицизма. Строгая выправка уже не могла скрыть неряшливость, демонстрируемую фасадом. Этот дом давно запустили, и я с печалью отметил, что таких я видел уже немало. Тогда у Аполлона, вот этот дом Перцова, куда отнесли первую посылку. Я их про себя называл «неприкаянные дома». Благородный дух, сообщивший жизнь этому неодушевленному объекту - античная культура, переосмысленная в XVII веке Европой - теперь банально увядал. Смотреть на такие здания было горько и тоскливо. Со строгих портиков уже облетела известка, на волютах во некоторых местах не хватало частей лепнины, а сам фасад, как незаживающие шрамы, бороздили трещины. Выцветшая за годы краска была словно дряхлая кожа старика, приготовившегося умирать.
Квартира располагалась на третьем этаже, и мы стали подниматься по лестнице. Нас встретила высокая деревянная дверь, которая была небрежно покрашена в коричневый. На правой створке на уровне глаз висел атавизмом проем для писем. Слева от двери вертикально в ряд примостились три звонка, все разной формы. А над ним, посреди продольных порезов на дереве, висела табличка, частично закрашенная: «КВАРТИРА ОБРАЗЦОВОГО СОДЕРЖАНИЯ И ВЫСОКОЙ КУЛЬТУРЫ БЫТА».
 - В какой нам звонить? - спросила Соня, глядя на кнопки звонков.
 - В адресе ничего, кроме дома, не указано, - сказал Данила.
Пожав плечами, он ткнул пальцем в самый верхний звонок. Из-за двери раздалось приглушенное дребезжание. Потом все замерло, и посреди тишины стало раздаваться мерное шарканье тапочек по полу. Щелкнули замки, дверь пронзительно заскрипела - так, что уши зажимай. Из темноты выглянуло сухое, осунувшееся женское лицо. Угловатые щеки, пустой взгляд и тусклые, некогда бывшие черными, волосы. При этом назвать старой ее было нельзя, на вид я не дал бы ей больше тридцати. Она просто внезапно утратила весь блеск и живость молодости.
Глаза ее смотрели осторожно и по очереди цеплялись за каждого из нас.
 - Вы к кому? - спросила женщина. При этом она чуть сузила расстояние между дверью и проемом, будто уже готовилась закрывать.
 - У нас посылка для жителя этой квартиры, - сказал Данила, протягивая ей белый пакет.
Половину лица на мгновение поглотил сумрак - женщина чуть отпрянула назад.
 - Я ничего не жду, - сказала она.
 - Это ведь коммунальная квартира. С вами наверняка кто-то живет. Мы можем войти и спросить других жильцов?
 - Сейчас никого нет… Да мне и не говорили, что для кого-то есть посылка. А вы от кого?
Лицо ее вынырнуло обратно на свет, пристально всматриваясь в обтянутую белым целлофаном коробочку.
 - Приют богини Кали вам о чем-то говорит? - спросил Данила.
Женщина увела взгляд в сторону, задумавшись. Прошло несколько минут, проведенных нами в томительном напряжении, прежде чем она осторожно покачала головой.
 - Не слышала о таком. А что в посылке?
 - Там деньги. Сто тысяч рублей.
То, каким простым тоном Данила это сказал, послужило резким контрастом к реакции женщины. Рот ее распахнулся, глаза сжались в черные бусинки, от державших дверь пальцев отлила кровь. Она вся затрепетала и будто осела, фигура ее растворилась во мраке квартиры.
 - В обмен на посылку нам нужен конверт, - сказал Данила.
 - Теперь я понимаю, - прошептала женщина. Белки ее глаз прорезала кровавая паутина, и она рявкнула на нас, - Убирайтесь со своими деньгами!
Дверь впечаталась в дверной косяк с оглушительным грохотом. С части стены над перекладиной посыпались кусочки штукатурки, рассыпавшись белым глянцем у наших ног.
 - Барыги! - вопила женщина из-за двери, - И тут меня нашли! Я звоню в полицию!
 - Вот же переполошилась, - сказал я, - Пойдемте отсюда быстрее. Сейчас ведь и правда позвонит.
 - А конверт? - вступила Соня, - Без конверта мы же не войдем в приют!
Она вдруг подбежала к двери и с силой вдавила кнопку в отверстие. Звонок протяжно задребезжал, словно включилась пожарная тревога. Звон заглушил крики из-за двери, и вскоре она снова чуть приоткрылась.
 - Прекратите звонить! - гаркнула зловещая тень из проема.
 - Пожалуйста, умоляю вас, помогите нам! - вскричала Соня, всем телом навалившись на дверь с нашей стороны, - Мы не барыги ну нисколечко! В пакете деньги, мы сами посмотрели. А нам от вас только конверт нужен, а если мы его не получим, пропадет очень хороший человек! Ну пожалуйста, помогите нам!
Она вдруг припала на колени и схлопнула ладони в молельном жесте, склонив голову над вздыбленным символом прошения. К моему удивлению, в этот раз дверь не захлопнулась. Женщина раскрыла ее чуть пошире, так, что стало видно ее тонкое длинное тело с сухонькими руками. Она была одета в серую футболку, чуть порванную у краев, и обычные джинсы. Лицо ее обратилось к Соне, глаза оценивающе вперились в это живое изваяние на ее пороге. 
 - Кто пропадет, ты сказала? - спросила она. 
Соня медленно поднялась с колен, распустила ладони и кротко сказала:
 - Настя, это мой очень хороший друг. Она пропала, а один человек сказал нам, что знает, где она. Но взамен он попросил нас доставить три посылки. Вот эта последняя - для вас, - и, не в силах сдержать душевный порыв, она пламенно заговорила, - Пожалуйста, там нет ничего плохого. А эти деньги может вам и пригодятся!
Речь Сони была искренней, и женщина на пороге была абсолютно безоружна против нее. Честность девушки очень располагала к себе собеседника, в чем я убедился из беседы в кофейне.
 - Я тебе верю. Но посылку все равно не возьму, - сказала женщина, - Это грязные деньги, полученные на смертях и страданиях. Так и передайте тому, кто вас послал.   
 - Чьих смертях? - спросила Соня.
Брови женщины встали дугой.
 - А вы не знаете, на каких ублюдков работаете?
Она пошире распахнула дверь и махнула нам заходить.
 - Давайте тут, в коридоре, а то там мало кто услышит.
Мы по очереди шагнули во мрак прихожей. Я споткнулся о чьи-то башмаки, чуть не полетел на пол, но локоть мой схватила крепкая ладонь Данилы. Воздух был застоявшийся, пахло чем-то жареным вперемешку с ароматом от склада обуви в прихожей. Во мраке, разгоняемом только просветами из дверных проемов в коридоре-гребешке, было видно только силуэты моих спутников и пустившей нас женщины.
 - Поговорим здесь, - сказала она, - Значит, слушайте. Я знаю - вы, наверно, «дворняги». Низшая должность, только наркоту доставлять. Я это говорю, потому что мой муж так работал. До того, как мы встретились, он, как и вы, доставлял, а еще на точках работал, дурь толкал. Много чего делал: сидел в заколоченном киоске на Лиговском, раздавая марки с ЛСД; подсаживался к посетителям одной гостиницы, рекламируя так сказать «товар»; стоял возле «Садовой» с табличкой «Ремонт телефонов»: как кто-то подходил с телефоном, он вынимал батарею, запихивал туда мешочек с «добром». В общем, много опасного делал, на чем попасться — плевое дело. Квартиры менял постоянно, полиция его часто обыскивала на улице. Но все время проносило.
А потом он встретил меня и взялся за ум: задумался о свадьбе. Я была круглой дурой тогда, совершенно не подозревала, откуда он деньги берет и почему избегает определенных улиц. Открылось мне это все уже после того, как мы поженились. Он стал часто приходить поздно вечером, и я тайно проследила за ним в один из дней. Думала, что он мне банально изменяет. Лучше бы так и было! Когда все вскрылось, он стал увещевать меня, что завязывает с этой работой, и ему просто нужно еще чуть-чуть заработать, чтобы квартиру нам взять. Я сказала «Нет!» Мне было отвратительно, что мой мужчина занимается этой мерзостью.
И тогда он бросил, причем быстро, всего через пару дней. Я даже удивилась, спросила его, не будет ли последствий. Он обещал, что все будет хорошо. Устроился на работу «белым воротничком», мы купили в кредит квартиру на Парнасе. Переехали, стали подумывать о ребенке. Про жизнь с наркотиками уже не вспоминали. И вот как-то муж не приходит с работы домой. Второй день нету, третий. Я написала в РОВД, обзвонила всех друзей и знакомых. Никто не видел, никто не знает. Через неделю из полиции приехал майор. Полиция накрыла какой-то наркопритон, в одной комнате они нашли несколько трупов, сваленных в кучу — наркоманы, умершие от передозы. Среди них нашли и моего мужа. Передозировка героина. А он герыча в жизни не употреблял, даже когда торговал. Мне стало страшно, я продала квартиру, хотя мы даже не выплатили полностью за нее. С тех пор скитаюсь с одной коммуналки на другую.
 - А как же полиция? - услышал я голос Сони, - Поймать того, кто это сделал.
 - А как они поймают. Я же вам говорю, притон накрыли, а толку? Этих притонов по городу тысячи, если не больше. А корни у них всех из одного источника. Но никто не знает, какого. А, возможно - и я думаю, что так и есть - они знают, но тщательно скрывают.
 - Но почему?!
Голос Сони прозвучал чересчур громко. Я услышал пронзительное «шшшшшш» из пространства перед собой.
 - Не так громко, - пронзительно зашептала наша собеседница, - Я тут недавно, соседи про меня ничего не знают. Может, не все ушли, я не уверена… Не хочу, чтобы они тоже узнали мою историю. А насчет «почему» - значит, это кому-то выгодно.
 - Про приют богини Кали вы точно ничего не слышали? - раздался голос Данилы над моим плечом.
 - Первый раз, говорю же. Да их много всяких. Питер - наркоманский город, вы не знали? Я еще до знакомства с мужем слышала истории про тех, к кому деньги липнут и кто с друзьями съедает по 3-4 грамма кокаина в день. Грамм - тысяча рублей тогда была. Вот и считайте - четыре тысячи в день. Ради чего? Ради своего убийства? Я вот никогда этого понять не могла. Людям по тридцать лет, здоровые с виду мужики, а уже импотенты от этой мерзости. Или тело в язвах, гниет уже. При этом без укола не может, если не дать, воровать пойдет.
У носа сверкнули очки-бабочки, Соня зашептала нам с Данилой:
 - Пойдемте отсюда, я не могу.
 - Что, не нравится, - усмехнулась женщина, - Так я почему и рассказываю. Бросайте это все, пока живы. Пока и ваши трупы где в пустой хате не нашли. Пока сами не соблазнились и не подсели. Пока полиция не повязала. Оно того не стоит.
 - Но что вы будете делать? - спросил Данила.
 - А что мне делать? Я уже год с квартиры на квартиру переезжаю. Но раз вы пришли, значит, следят за мной до сих пор. Удивляюсь, как до сих пор не прикончили. Вот вы деньги мне принесли, говорите, а вдруг там сибирская язва или что-то такое?
 - Нет, мы проверили, что внутри, - сказал я, - Там правда только деньги.
 - Тогда они откупиться от меня, что ли, хотят, - задумалась женщина, - Но все равно, засуньте эти деньги им…
 - Да, мы все поняли, - перебил ее Данила, - В таком случае, нам все равно нужен конверт.
 - Какой еще конверт?
Данила рассказал ей об условиях бездомного.
 - Это вы что-то напутали, - сказала женщина, - Нет у меня никаких конвертов и никогда не было. Такие, как вы, вовсе первый раз сюда приходят.
 - Точно? Может, все-таки…
 - Точно говорю вам! - послышались сердитые нотки в голосе, - Пожалуйста, уходите.
Она уже сама начала выталкивать нас за дверь. Когда мы вновь оказались на лестничной площадке, привыкшие ко тьме глаза зажмурились от потока света. Дверь захлопнулась, как только последний из нас переступил за порог. Раздались два щелчка от поворота замков, потом затихающее медленно шаркание тапочек. Некоторое время мы провели в молчании, жмурясь от ослепляющего света. Где-то сверху хлопали двери, кто-то шаркал по ступеням. Сквозь раскрытое окно напротив в дом влетал ветер, снаружи он колыхал большой вяз, заставляя ветку ударять о стекло. Я не сразу услышал слова Сони, до того ее голос был мерным и бесцветным, словно продолжением шума от влетевшего ветра. Сознание перевело их постфактум.
 - Кажется, нас обманули, - сказала она.
 - В данном случае, да, - ответил Данила, - Конверта у нее не было изначально. Бездомный наверняка это знал. Но если так, остается лишь одно.
 - Пойти обратно к приюту? - спросила Соня.
 - Да. Игра еще не закончена, это точно. Так она закончиться не может.
 - Ты думаешь, это тот приют, что нам эта женщина описала в истории своего мужа? - спросил я, - Точнее, притон?
 - Чего гадать? - пожал плечами Данила, - Скоро все выяснится.
 - Да я не про то. Тут что-то не сходится. Сам посуди: нам дают эту загадку, чтобы мы получили ключ доступа к наркопритону. Вопрос - зачем? Это первый. Второй - как с этим связана Настя? Она что, там внутри? Но если так…
 - Нет-нет-нет, - перебила меня Соня, - Она никогда не употребляла, я точно знаю!
 - Да я не сомневался. Просто все выходит, что нас ждет какая-то ловушка.
 - Я об этом говорил с самого начала, - сказал Данила, - И сейчас мы подошли к очень опасной черте.
 - Да брось, - улыбнулся я, - Опаснее, чем тогда на яхте у Гурджиева? После этого мне ничего не страшно.
 - Нет. Все-таки я прошу вас оставить это дело только мне. Я пойду к приюту.
 - Ни за что! - воскликнула Соня, - Я с ума сойду от беспокойства, если сейчас все брошу.
Я хотел было тоже вступить, но прикусил язык. Интуитивно я понял, что этот плотный узел, связавшийся вокруг приюта, тянулся веревочкой к нашей самой первой встрече с Данилой. И к его таинственной цели. Сила, что заставила его обомлеть при виде Марата Суслова, незримо присутствовала вокруг нас и сейчас. На ум невольно пришла татуировка Суслова - человек с головой волка. То же самое мы видели на фотографии у Сони! Конечно, это было не точь в точь то же самое, но символизм был одним и тем же. Возможно ли, что Данилу заманивали в приют в отместку за дело Суслова? Только я впустил в свою голову эту мысль, успокоиться уже не смог.
 - Данила, мы пойдем с тобой! - воскликнул я, - Я знаю, ты привык сам все делать. Но я знаю - или думаю, что знаю - почему это дело так важно для тебя. И вот… - я замялся, ловя ускользающие слова, - Ты мой друг! А друзей я в беде не бросаю! Если там твои враги, то я буду помогать всеми силами! Ты меня спас, я этого никогда не забуду.
Данила ничего не говорил, только смотрел на меня своими карими глазами, тем пристальным оценивающим взглядом, которым он осматривает места преступления. Будто оценивал, искренне я говорю это или нет. А я одновременно стеснялся своей мешанины и в то же время был совершенно спокоен, потому что говорил от чистого сердца. Наконец, Данила кивнул и широким жестом поправил фуражку. Без всяких слов он пошел вниз по лестнице. Мне показалось, что на миг, когда мой взгляд выхватил его лицо, поворачивавшееся к проходу, я заметил на нем слабую улыбку. У окна рядом с поломанной плиткой он остановился и, увидев, что мы остались стоять на этаже, окликнул нас:
 - Ну что, идете?
Мы пустились по ступенькам вслед за ним. Под горлом словно били молотом - это так сильно стучало сердце. Предчувствие было очень тревожным: сегодня обязательно должно что-то случиться. Что-то, что перевернет нашу с Данилой жизнь.

К Боровой мы вернулись, когда на улице вечерело. Улица была залита ярким предзакатным светом, когда солнце огненным диском плывет за горизонт. Свет этот создавал золотистые нимбы у зданий, объектов и людей. Пока мы спешили к зданию с тентом, мой взгляд художника с восхищением разглядывал простую, казалось бы, улицу, которая в красочных лучах приобретала вид ожившей картины. Мне хотелось всеми силами отвлечь себя от тревожных мыслей.
Мы нырнули во двор, где встретили бездомного. У ворот его не было. Там, где он сидел, лежали только кучи тряпья. Данила опустился на корточки и стал перебирать грязную одежду. Спустя пару мгновений он воскликнул «Ага!» и поднялся, сжимая в руках третий конверт. Скрепкой к нему была приложена записка с надписью: «Я вас обманул. Но если вы здесь, ключ у вас в руках».
Данила вскрыл упаковку, и на его ладонь в этот раз выпорхнул единственный листок с короткой записью на измятой бумаге. Данила расправил его в руках, и мы все трое вгрызлись в последний текст.

 «06.08.20
Я, наконец, понял нашу идею. Идею очищения этого города от помоев. Стоило бороться, стоило страдать ради встречи с нашим лидером. Это, без сомнения, великий человек. Мой «бизнес» уже поставлен на поток, покупки идут через интернет, вся прибыль идет на развитие его проекта. Я горжусь этим, ведь благодаря мне воплощается его идея. При этом мне оставили независимость. Я продолжаю идти своим путем.
Я долго думал, как назвать свой приют, а вот вчера рассматривал маковую головку. Есть своеобразное изящество и простота в этих орудиях смерти. Наверное, так древние арабские воины любовались своими пиками, а самураи Японии — мечами и луками. Наркотики - это лучшее оружие для истребления большой массы людей. Это поняли еще европейцы, когда колонизировали Китай. Зачем воевать с огромной нацией, когда можно просто внедрить среди населения опий? Люди сами сведут себя в могилу, не в силах противостоять телесным желаниям. В этом и состоит гений западной цивилизации, который нам, с нашим архаичным и наивным человеколюбием, еще предстоит перенять. Мы до сих пор еще не усвоили, что не все, кто родился, достойны жить.
Сегодня делал обход. Один, уже в терминальной стадии, сказал мне, что опий его мать. Когда он колется, то будто вновь оказывается в светлой и теплой материнской утробе. Неужели рождение и смерть так сильно связаны? Он был приезжий - ни родственников, ни друзей в Питере не было. Он был никто, но его слова отозвались во мне. Я ведь и задумал этот приют, чтобы дать им покой на пути к смерти. Но у меня не получалось наполнить это место собственным духом. А теперь я знаю: мать! Смерть зовет их обратно в утробу матери. 
Люди не могут жить без Бога. Им нужно во что-то верить. И раз у них нет бога, я дам им бога. Один джанаит рассказывал мне о секретном обществе тугов в колониальной Индии. Они путешествовали по Индии и убивали неверных в качестве жертвоприношения богине Кали. Так пусть же эти несчастные найдут прощение в обьятьях Черной матери!

P.S.: Весьма забавно, что мое озарение пришло в день рождения Люды. Боже мой, столько времени прошло, а я все думаю о ней…»

Закончив чтение, мы переглянулись.
 - Данила! - воскликнул я, - Ты ведь все уже решил! Какой код?
 - Я не знаю, - сказал он, надвигая на глаза козырек, - Я думаю, нам нужно сопоставить все три части записей.
Мы уселись на полуразрушенные бетонные блоки рядом с остовом здания. Данила разложил на асфальте все собранные записи, и мы стали их внимательно разглядывать.
 - Даты, - сказал он, - Цифры есть только в датах. Из них и состоит код.
 - Я тоже так подумал. Но как их сопоставить?
 - Может быть, дата его озарения?
Ведомый порывом, Данила встал с места, прошел к электронному замку и ввел код - дату последней записи. Я подбежал за ним как раз в тот момент, когда на дисплее выскочили буквы ERROR. А затем - 2 TRIES REMAINING.
 - Вот это плохо, - сказал Данила, - Тут ограничение на ввод пароля. Еще два раза ошибемся и не сможем войти.
Мы вернулись к записям. Соня сосредоточенно их изучала, сидя на корточках. Она взяла в руки последнюю запись, что-то неслышно зашептала, пробегая глазами по листу.
 - Люда, - сказала она.
 - Что Люда? - спросил Данила.
 - Судя по записям, это самый главный человек для него. Если мы возьмем буквы имени, сопоставим их с порядковым номером в алфавите и введем как код?
Данила прикрыл глаза, сосредоточенно считая в уме. Но Соня его опередила.
 - Я уже посчитала, - сказала она. - Будет 13, 32, 5, 1.
 - Пароль как раз шестизначный, как дата! - подхватил я, - Может, действительно, не дата, а ее имя?
 - Это слишком просто, - нахмурился Данила.
Но Соню было поздно останавливать. Она вскочила с колен, пронеслась к замку и стала набирать последовательность. Мы выжидающе смотрели на нее. Ее бойкая фигура поникла через пару секунд после того, как она закончила вводить комбинацию. А потом она вовсе отскочила от двери.
 - Ой, одна попытка осталась! - заголосила она.
 - Забыли сказать тебе, - посетовал я.
 - Все, я ничего не нажимаю, - сказала Соня, возвращаясь к нам.
Данила встал с камня и стал ходить туда и обратно по земле, сложив руки за спиной. Так длилось минут десять. Потом еще десять. Потом я перестал считать. Рассеченная наполовину границей света и тьмы стена дома напротив нас медленно уступала мраку. Лоскут неба над головой наполнился искорками звезд. Холод пробрался сквозь рубашку, обволакивая руки. Я поежился. Заметил, что Соня тоже сомкнула руки на груди, согнулась по кошачьи, словно хотела свернуться в шар. Я придвинулся чуть поближе к девушке, почти касаясь ее боком.
 - Я понял! - воскликнул Данила.
Он метнулся к записям и стал быстро перебирать их, жадно вчитываясь.
 - Соня была права, - бормотал он, - И я тоже был прав. А если мы объединить то, что мы поняли…
 - Пароль это все-таки «Люда»? - спросила Соня. Они усиленно растирала ладонями бока в попытке согреться.
 - Не совсем. Пароль - это день рождения Люды, я уверен! Ты права - из записей очевидно, что это самый важный человек для него. Мы знаем день ее рождения - шестое августа. Но мы не знаем год.
 - Так мы его и не узнаем, - нахмурился я, - Там нигде ее возраста нет.
 - Это правда, - признал Данила, - Но мы можем предположить, что они одногодки, это следует из первой записи, в которой он говорит, что они учились на одном курсе. Осталось только узнать его возраст. Тут много предположений. Если он учился в магистратуре, что опять же следует из первой записи, то учился он шесть лет. Обычно поступают в университет в 19 лет. То есть, на момент первой записи ему было 25 лет.
 - Это если предположить, что он отправился в Питер сразу после университета.
 - Здесь ничего не поделаешь, придется угадывать. По содержанию от текста веет наивностью только выходящего в мир человека, так что я думаю, так и было. Итак, отнимаем его возраст от года - получаем 1992. Если так, то пароль 060892.
Мы ринулись к замку. Стоя у клавиатуры, все трое затаили дыхание. Призывно горела зеленая полоска, слабо освещая холодный металл клавиатуры. Девять кнопок по три в ряд. Данила медленно вдавил последовательность, шепча про себя цифры. Поочередно они загорались на экране, скрытые звездочками. Загорелась шестая, а потом экран погас. Прошла секунда - и панель высветила: OPEN. Щелкнул магнитный замок, отпирая дверь. Одновременно с этим все мы протяжно выдохнули. Данила схватился за ручку, распахнул дверь и мы шагнули внутрь заветных ворот приюта.

Взгляд утонул в пелене красного света. Прямо за воротами начинался длинный каменный проход, с потолка которого светили лампы с алым фильтром. Пахло сыростью и сандалом, поток воздуха через открытую дверь вонзил эти запахи прямо в ноздри. В плотной завесе красного, в конце коридора мы вскоре разглядели то, что сначала казалось просто пестро разукрашенным входом. Кожа вздыбилась мурашками, я судорожно вдохнул - прямо на меня смотрела огромная страшная пасть.
Точнее, это был дверной проем, выполненный в форме открытого рта какого-то страшного демона. У демона было лицо женщины синего цвета. Взгляд распахнутых красных глаз в совокупности с черными дугами бровей источал безумие и гнев. На голове, покрывая спадающие волны черных волос, покоилось нечто вроде короны серебряного цвета с вкраплениями красных алмазов. Распахнутый рот был одновременно и входом, вот только располагался он на уровне пояса. Чтобы пройти через него, нужно было встать на четвереньки и проползти внутрь. Над проходом располагался частокол белых острых зубов. Из отверстия красным языком была развернута ковровая дорожка. В некоторых местах у краев дорожка была порвана, а вся она уже была истерта следами тысяч коленей.
 - Так вот она, черная мать, - сказала Соня, - Богиня Кали.
 - И чтобы попасть внутрь, нам нужно встать на четвереньки и проползти, - сказал Данила, - Иначе говоря, стать вновь младенцами и залезть обратно в утробу. А возможно, быть пожранными.
От его слов сердце у меня будто схватила невидимая рука и сильно сжала, не давая качать кровь. Они так спокойно об этом говорили, словно не видели того же, что и я. Хотя, возможно, это просто я был так впечатлителен. Аура этого места была по-настоящему жуткая. А ведь мы только вошли на порог!
 - Я туда не полезу! - закричал я и сделал шаг назад к двери.
 - Мне бы тоже не хотелось, - признался Данила, - Наверняка здесь есть черный ход.
Он прошел вдоль коридора, всматриваясь в стену. На середине пути он застыл на месте, присмотрелся к стене и вдруг с силой ударил по ней распахнутой ладонью. Раздался стук, как о металл, и Данила удовлетворенно кивнул. Я подошел к нему. Сквозь красную завесу можно было разглядеть едва заметные стыки на стене, где тайная дверь вплотную примыкала к каменной стене коридора. На ней не было ни ручек, ни других выступов, за которые ее можно было бы открыть. Она была полностью плоской и вовсе неотличимой от стены. Данила с силой приложился к ней ладонью еще раз - лишь гул металла. Затем он стал боком и, чуть отойдя назад, напрыгнул на дверь, вынеся вперед плечо. Безрезультатно. Ответом ему был только глухой раскат металлического звука.
 - Наверно, изнутри открывается, - часто дыша, сказал Данила. Он потер бок, которым ударился о дверь.
Без всяких заминок он подошел к проходу, опустился на четвереньки, прижав ладони на красный ковер языка, и стал быстро передвигать ногами и руками. Вскоре он исчез внутри пасти. Я в страхе ждал, что верхняя челюсть богини упадет на друга сверху, как гильотина, но, конечно, этого не случилось. Мы вскоре услышали, как он поднимается на ноги с той стороны.
 - Все в порядке, давайте за мной, - раздался приглушенный голос из-за стены.
Соня с готовностью припала на четвереньки и последовала за Данилой. При движении она напряженно смотрела в пол перед собой. У входа она неожиданно остановилась и громко чихнула, так что очки упали на дорожку. Девушка коротко ахнула, подхватила очки и быстро заползла внутрь. Настала моя очередь. Я опустился на колени, взгляд мой тут же устремился на грязный ворс и сплетения чьих-то волос по краям дорожки. Рядом с моим коленом расползлось пятно. Возможно, от крови? Я помотал головой, отгоняя мрачные мысли, и упал ладонями на дорожку, став на четвереньки. Она была твердая и очень гладкая - все шершавости ворса были сглажены движениями множества колен. Сама дорожка превратилась в жесткую половицу, адский язык, втягивающий неофита внутрь ощеренной пасти. Не задумываясь но о чем, я быстро-быстро задвигал ногами и руками. В тот момент я действительно вернулся в состояние младенца, еще не умеющего ходить. Как ребенок делает первые шаги на двух ногах неумело и нескладно, так и я, вернувшись в досознательное состояние, полз, путаясь с движениями, рвано и неуклюже.
Когда ряд белых зубов проплыл над моей головой, перед глазами возникла крепкая ладонь Данилы. Я схватил ее, в захват также попала какая-то грязь и ворсинки с ковра. Поднявшись, я тут же стял отряхивать ладонь. Помещение, в котором мы оказались, было вероятно, приемной. Это был большой зал с двумя полотнами лестниц, уходившими справа и слева от нас на второй этаж. По виду помещения это был старый особняк, который оставили в заброшенном состоянии. Большинство окон было заколочено, свет попадал внутрь только из проемов на высоте потолка. Зал освещала блеклая хрустальная люстра, но ее света было недостаточно, чтобы полностью разогнать сгустившийся мрак. Потолка вовсе не было видно, а контуры помещения только угадывались, словно все вокруг нас было как в тумане.
Из этого тумана к нам выступила фигура. Это был человек в белом платье, по виду мужчина. На голове у него была надета маска волка. Она была донельзя реалистичной, словно на нас действительно смотрел дикий зверь. Никаких гипертрофированных черт, вроде налитых кровью глаз или выпирающих клыков. Острые уши, серая шерсть с белым пятном под горлом, длинная морда, даже глаза были как настоящие, зеленого цвета, хотя и не двигались. Наверно, поэтому страха незнакомец не вызывал, скорее, меня сковало ощущение таинственности этого места. В выступившем из тьмы «волке» я сразу признал нашего проводника по этому странному миру.
 - Неофиты, добро пожаловать в приют богини Кали, - сказал волк. Голос был глухой, словно с трудом пробивался через маску.
Данила выступил вперед.
 - Нас сюда пригласили, - сказал он, показывая мятые записи, по которым мы разгадали код.
Морда волка медленно повернулась по направлению к его ладони. Потянулось молчание, потом волк сложил ладони на груди и сказал:
 - Все верно. Прошу за мной.
И он стал подниматься по лестнице справа от нас.
 - Куда мы идем? - спросила Соня.
Волк ничего не ответил, но и хода не замедлил. Ему словно было не важно, будем мы следовать за ним или нет. Тьма вокруг, казалось, сгустилась еще сильнее, воздух был спертый. В тишине, нарушаемой лишь поступью нашего провожатого, слышались приглушенные стоны и крики. Их источника я не мог опознать, словно стонало само здание.
 Данила, с того момента, как увидел волка, стал будто наточенный меч. Кулаки были сомкнуты, сосредоточенный взгляд под острием сведенных бровей. В нем чувствовалась напряженность и готовность к действию. Мне было странно, что в такое опасное, по его мнению, место он не взял с собой шашку. А если нам придется сражаться?   
Мы медленно поднялись на второй этаж, следуя за волком. Я же оценивал конструкцию этого здания. Это было нечто среднее между особняком и церковью. Парадные лестницы вели на подпираемый колоннами второй этаж с балюстрадами. Следы былой роскоши тоже были изрядно подъедены временем - побелка слетела и стены и пол были будто испещрены язвами, раздирающими тело здания. Обе лестницы вели на второй этаж, сводясь к высоким белым дверям. Мы, очевидно, были в атриуме, а за дверями должен был располагаться второй этаж, откуда открывался вид на неф. Когда мы подошли к нему, стоны и крики усилились, а в воздухе резко запахло чем-то медицинским.
Волк положил ладони на двери и распахнул их в стороны. Нас окатило волной горячего воздуха, вырвавшегося изнутри. Вместе с ним в ноздри ворвались смрадные запахи разложения. Я прижал ладонь к носу, вглядываясь в открытый проем. Перед собой я видел огромные люстры, висевшие в ряд. Свет от них был гораздо ярче, чем от тех, что в атриуме. Волк исчез в проеме, завернув за угол. Мы вошли за ним. Словно пробитые в кирпичной кладке, по стене тянулись арочные широкие окна. Стекло было старым, где-то с трещинами и провалами дыр. Сквозь окна виднелся двор соседнего здания.
Однако с первых мгновений как я вошел, взгляд мой был прикован к тому, что разворачивалось внизу, в пространстве нефа этой заброшенной в лабиринтах Петербурга церкви. Вместо обычных для церкви стульев все пространство было заставлено кроватями - старыми, железными, с огромными, свисавшими с боков, матрасами. На них лежали, сидели и корчились в судорогах люди, одетые все одинаково - на каждом были надеты желтые длинные робы. С кого-то этот странный наряд слез, обнажив хилое немощное тело. На другом роба была рваная и грязная, отодранные куски свисали, будто ошметки его собственной плоти. Между кроватями ходили волкоголовые, вроде нашего провожатого, останавливались и, видимо, о чем-то переговаривались с ними. Рядом с некоторыми кроватями стояли передвижные капельницы и стойки с медицинскими инструментами. Я видел, как один из волков жестко перематывает руку человека в робе, а затем вгоняет в нее иглу, впрыскивая содержимое маленького шприца. Я подошел к нашему проводнику и спросил, что они делают.
 - Он желает скорой встречи с богиней. Мы в этом помогаем, - прозвучал глухой ответ.
Сама богиня, а точнее ее изображение занимало все место на алтаре прямо перед этой человеческой кучей. Это уже не была просто голова, как при входе. Нет, черная мать, расписанная на огромной стене, представала здесь во всем ее ужасающем величии. Рисунок был огромным, занимая всю плоскость стены, соединяющей два этажа. У Кали было синее тело женщины, из которого росли четыре руки, закованные в браслеты у запястьев. В правой руке, воздетой к небу, она сжимала наточенный острый меч, вторую правую простирала вниз с раскрытой ладонью. Две левых руки выполняли жуткую функцию. Верхняя держала за пучок черных волос отрубленную мужскую голову с высунутым наполовину языком. Кровь из отсеченной шеи стекала на золотой поднос, лежавший на второй левой руке. На шее Кали висело ожерелье из маленьких человеческих голов, а пояс состоял из направленных вниз отрубленных кистей с ладонями. Она стояла, оперев левую ногу на грудь лежавшего на земле мужчины, а прямо под ней распустила капюшон свернувшаяся кобра. Из-за фигуры божества разгоралась золотая аура, острыми всполохами рвавшаяся к краям стены.
Гомон голосов и беспрестанные стоны, доносившиеся снизу, вдруг прорезал острый истошный крик. Он был наполнен первобытным ужасом, это был крик, вмещавший одновременно отчаяние и гнев. Я глянул вниз, выискивая взглядом источник. Сухонькая фигура женщины в робе склонилась над одной из кроватей и буквально мотала из стороны в сторону лежавшее на ней тело. Мне показалось, что это манекен или тряпичная кукла - настолько лишено оно было сопротивления и всякой воли.
Подошли волки, окружив тело. Она хотела оттолкнуть их, но ей легко заломили руки за спиной и повели к пустой кровати. Она пыталась вырваться, что-то бессвязно кричала, но, оказавшись у своего ложа, неожиданно утихомирилась и залезла на койку. Волк тут же вколол ей что-то в вену, и она окончательно успокоилась, недвижимо застыв в распростертом положении. Труп мужчины положили на носилки и понесли между кроватями в сторону рисунка Кали.
Прямо под изображением богини возвышался каменный подиум прямоугольной формы, собранный из бетонных блоков. Он был накрыт алой тканью. Волки положили тело на ткань и отошли в сторону, скрывшись из виду. Так прошло несколько минут. Люди в робах ходили между кроватями, толкались, о чем-то переговаривались с волками, но никого не волновало, что только что среди них кто-то умер. В толпе желтых одеяниях незаметно появилось черное пятно. Я пригляделся: большая фигура проделывала себе путь через ряды кроватей. Завидев ее, люди отступали с дороги. В отличие от обычных волков, у него была черное одеяние и черная маска на голове. Он шел медленно и степенно, ног его не было видно под стелившейся по полу тканью. По мере того, как этот человек в черном приближался к алтарю, шум стихал. Люди в робах медленно подходили к подиуму, на котором лежало тело.
Человек в черном прошел за возвышение и развернулся к собравшейся толпе. Маска его была гораздо более устрашающей, чем у нашего проводника. Огромные черные уши, навостренные вверх, желтые монеты глаз и распахнутая, усеянная острыми зубами, пасть. Человек простер вперед руки, показав большие крепкие ладони из-под одеяния. По всему залу раскатился его зычный, глубокий голос, нисколько не сдерживаемый барьером маски. Он грохотал, отражаясь через купол и стены, проникал во все уголки этого жертвенника.
 - Черная мать требует новой жертвы! - вещал он, - Ваше тело не вечно, оно лишь подношение нашей милостивой богине. Она святой покровитель всех мучеников нашего времени. Покинуть этот мир по своей воле и соединиться с ее величественной красотой в другом мире - нет ничего благороднее такой цели!
Черный волк обернулся на рисунок и воздел к нему руку.
 - Пусть этот образ вас не пугает! Ужас - такова цена бессмертия. Мы выбрали перейти из этого порочного, полного страданий, мира в высшую реальность. Реальность, где правит красота. Реальность, в которой вы навсегда останетесь в лоне вашей матери. Несправедливый мир канет в небытие, когда мы вернемся в теплую утробу, откуда пришли.
Я знаю - у многих из вас уже гниет тело. Отказывают органы. Смерть напоминает о себе каждый день. Не бойтесь! Напоминайте себе каждый день, что скоро вас ждет вечная жизнь в объятьях Черной матери. А сегодня мы подносим ей новую жертву!
Он сомкнул ладони в хлопке перед собой, склонил голову и стал громко вещать. Он повторил эту молитву на незнакомом языке так часто, что я запомнил ее наизусть:
ХРИМ ШРИМ КРИМ ПАРАМЕШВАРИ КАЛИКЕ СВАХА!
ХРИМ ШРИМ КРИМ ПАРАМЕШВАРИ КАЛИКЕ СВАХА!
Люди вокруг жертвенника склонили головы, нестройными голосами они повторяли мантру вслед за черным волком. Помещение наполнилось разноголосьем, гул разлетался и звенел в стеклах. Вскоре я почувствовал, что у меня кружится голова. Данила подошел к волку-проводнику и что-то у него спросил. Тот лишь коротко кивнул. Тем временем, раскаты мантры постепенно стихли. Два-три отбившихся голоса еще неловко долетели наверх, но потом все затихло. К лежавшему на возвышении телу снова подошли прислужники-волки с носилками. Они закутали покойника в покрывавшуюся постамент ткань и положили на носилки.
 - Что с ним будет? - спросила Соня у волка.
 - Он будет вечно жить с черной матерью, - последовал ответ.
 - Да нет! - в бессилии воскликнула девушка, - С телом что они делают?
 - С телом? - волка искренне озадачил вопрос, - Разве важно, что будет с пустой оболочкой? Ее сожгут как подношение.
Он сошел с места и повел рукой, показывая, чтобы мы следовали за ним.

Мы вернулись в атриум и спустились обратно вниз. Оказавшись на первом этаже, я взглянул в сторону дверей, которые вели в большой зал. Ранее они были скрыты в тени, так что я даже их не заметил. Сейчас вход сторожили два волка, стоявшие по бокам больших створок. Двери были старые и покосившиеся, мне с трудом верилось, что петли еще не отсырели и не отвалились. Как раз в тот момент, как я это подумал, темноту атриума пронзила полоска света из растворившегося проема. Дверь раскрылась, пропуская огромную черную фигуру.
Это был тот самый волк-проповедник, читавший только что мантру над телом. Высокая фигура двигалась в нашем направлении. У меня в горле образовался комок, а ноги внезапно ослабели. Зловещая фигура на миг слилась с мраком, чтобы появиться вновь - воплотиться из морока - прямо перед нашими глазами. Вблизи морда зверя выглядела еще более устрашающе - зеленые глаза, хоть и были простой бутафорией впивались в саму душу. Данила выступил вперед, словно закрывая нас от грядущей опасности. Черный волк остановился перед ним - он оказался на полголовы выше Данилы, возможно, из-за маски. Из под черного платья высвободились крупные жилистые ладони, обхватили маску по бокам и сильно потянули ее вверх и в сторону.
Открывшееся человеческое лицо сразу сняло витавшее в воздухе напряжение, связанное с первобытном страхом от хищника. Напротив, вид человека оказался заурядным - короткая стрижка почти под «ноль», острый нос выступает посреди двух проницательных глаз, плотные губы венчаются плоским подбородком. В маске и наряде он выглядел существом из потустороннего мира, самим посланцем богини смерти. Сейчас это был просто человек в наряде, который вроде в шутку надел на себя волчью маску. Но было в этом лице и что-то знакомое, будто я его уже видел сегодня раньше. Я не мог понять, почему.
 - Максим, - сказал он приветливо, вынеся вперед ладонь.
Данила никак не ответил на приветствие.
 - Конечно, - улыбнулся Максим, - Было бы странно, если ты пожал мне руку. Ты ведь думаешь, что я враг тебе, Данила Соколик.
 - Где Настя? - вырвался крик у Сони, - Нам обещал тот бездомный…
 - Я знаю, что я обещал, - прервал ее Максим.
 - Ты? Но разве ты был там?!
 - Именно так. Я служил сегодня привратником. Мне очень хотелось увидеть в деле тебя, Данила.
Данила и на это ничего не ответил. Максим нахмурился, глаза его устремились на моего товарища. Он сказал:
 - А ты немногословен, как и говорили. Все прокручиваешь что-то в голове. Думаешь, это одна из твоих партий в го?
Данила поднял козырек фуражки и спокойно заговорил, глядя ему прямо в глаза:
 - Ты очень хотел, чтобы я попал в это место. Но на твоих условиях. Насколько понимаю, записи из дневника - твои личные. В них документируется вся история создания этого приюта, а также называется цель. Ты явно не боишься полиции, раз дал нам в руки эти записи. Есть два варианта, почему ты это сделал. Либо ты часть организации, которая имеет влияние даже на силовиков, отчего они закрывают глаза на эту мерзость. Либо тебе просто все равно, откроют это место или нет. Я склоняюсь ко второму варианту, потому что в тебе есть признаки нарциссизма.
Судя по записям, ты человек чистоплотный, а встречу с неприглядной стороной Петербурга ты воспринял очень болезненно. Ты решил властвовать над судьбами слабых людей, поддавшихся влечению наркотика. Стал их священником и проводником в загробный мир. Но ты захотел показать эту власть другим. Ты каким-то образом услышал обо мне - возможно, через посты в социальных сетях от Ивана - и решил: если кто-то попадет в это место, то только такой человек, как Данила Соколик. Но не просто попадет, он должен доказать, что он со мной на равных. Вот ты и задумал эту загадку с дневником. Ты планировал эту охоту за записями второпях, потому что у последнего человека из списка не было даже конверта. Но тебе очень хотелось, чтобы я вник и понял твою идею. Возможно, ты считаешь, что я проникнусь ей. Так вот, начистоту: то, что здесь происходит - гнусно и отвратительно, а мы с тобой ни в чем не схожи.
Максим сомкнул ладоши в громком хлопке. Потом еще в одном. Он стал смыкать ладоши чаще и уже громко захлопал.
 - Все почти так, как ты сказал, - закивал он, - Но не совсем. А вообще, давайте поговорим в более приятном месте. Разговор серьезный - ваши жизни, друзья, уже не будут прежними.   
У меня екнуло сердце. Он сказал то, что я ощущал тогда на лестнице, после получения последнего конверта. Но что не будет прежним? А будь я поумнее, то понял бы - то, что мы обнаружили, было кусочком огромного фундамента, на котором покоилось целое здание. Мы врезались в этот кусочек с силой пушечного ядра.
Максим провел нас мимо одной из лестниц к узкому боковому проходу. Он упирался в пожелтевшую от ржавчины железную дверь. Отперев ее ключом, он распахнул дверь настежь, и мы оказались во внутреннем дворике. Здесь было, как ни странно, очень уютно. По контрасту с увиденными внутри ужасами, в садике царило спокойствие. Стояли низенькие деревянные скамейки, а на огражденной каменным барьером земле росли маленькие кустарники. Где-то виднелись ростки клубники и уже увядшие цветы. Со всех сторон дворик был огорожен желтыми стенами соседних зданий. Попасть сюда иначе как из приюта было невозможно. Разве что спуститься с крыши на веревке.
Максим сел на деревянную скамейку, жестом показал нам сесть напротив. Но скамья оказалась узкой и не вместила нас всех троих, кроме как если мы теснились друг к дружке. В итоге мы все втроем остались стоять. Соня в сильном волнении гладила свои запястья, сжимала и разжимала ладони с белыми пальчиками в кулаки. Данила смотрел куда-то в сторону, думая о чем-то своем.
 - Неудобно вышло, - усмехнулся Максим, - Я-то думал, Данила придет один. В крайнем случае, с Иваном. А ты еще девку за собой притащил. Ну да ладно. Первым делом, дайте-ка я выполню свое обещание.
Его крупные пальцы вытащили из черных складок одежды маленький кусочек цветного картона. Он протянул его Соне. Девушка несмело подошла вперед, смотря на картонку как на нацеленный в ее сердце нож.
 - Да не бойся, - сказал Максим, - Визитка это. Позвони по номеру…
Договорить он не успел. Визитка исчезла из его пальцев, только он сказал это слово. Данила быстро опустил руку за мундир.
 - Данила! - воскликнула Соня, - Это ведь мне передавали!
 - Выйдем из приюта и рассмотрим все детально, - сказал он, - Время есть.
Максим отклонил голову в сторону, а потом резко махнул ей обратно, словно качнулся маятник.
 - Ловкач, - хмыкнул он, - Ясно, впутывать их не хочешь. А вообще, да, если хотите знать, где Настя, то визитка вам все скажет.
Соня теперь не сводила взгляда с Данилы. Но больше она не встревала, не перебивала, а лишь терпеливо ждала разрешения беседы.
 - Теперь второе, - сказал Максим, - Насчет того, почему вы здесь. Точнее, я хотел видеть здесь только Данилу. Иван, будем честны, ты довольно бестолковый. Но умеешь описывать похождения своего друга, этого не отнять. Соня здесь тоже, можно сказать, случайно.
 - Зачем за ней ходили твои волки? - спросил Данила.
 - Затем, что я хотел помочь ей найти подругу. Я знаю тех, кто забрал Настю, потому что мы все работаем на одного человека. Я им говорил, что Соню взять тоже надо. Негоже разлучать лучших друзей. Но мы людей на улицах не похищаем. В нужный момент девушки находят визитки, где написано то, что они хотят услышать. Иначе план не сработает. Соне визитку просто не дали. Я исправляю это недоразумение.
 - Какой план?
Максим отмахнулся.
 - Не все сразу. Да и мы здесь не для этого. Я хотел видеть, прежде всего, тебя, Данила. И ты уже сам ответил на вопрос, зачем. Ответ банален: мне скучно.
 - То есть, ты замыслил всю эту идею с посылками только потому, что тебе стало скучно и одиноко в своей твердыне? - спросил Данила.
 - Я, может и нарцисс, но не настолько. Просто о тебе много говорят, Данила. Вопреки твоему мнению, у нас с тобой куда больше общего, чем ты полагаешь.
Данила вместо ответа постучал указательным пальцем по ремню. Максим выставил перед собой руки, вид у него стал сосредоточенный.
 - Не спеши, не спеши, - обратился он к Даниле, - Вот скажи мне, в чем самая большая проблема нашего времени?
Это был вопрос, на который ответа не требовалось. Он будто заронял семя мысли в голову собеседника, чтобы затем полить его своими следующими словами.
 - Самая большая проблема нашего времени - отсутствие смысла. Миллионам людей просто незачем жить. Я бывший джанаит. Еще у них я познал, что мы живем в эпоху Кали-юга. Это самое мрачное время, хотя вокруг и построена прекрасная иллюзия благополучия и личной свободы. Только вот эта свобода, индивидуальная свобода, и есть ловушка. Разделенные друг от друга люди оказываются во власти своих желаний. Общих целей, идей, смысла больше нет. Смысл имеет только удовлетворение своих страстей. Но этот путь тупик.
Посмотрите на этот город. Сюда зачем люди приезжают, в основном? Покутить, повеселиться, дать волю страстям своим. Сколько денег приносят бары, клубы и сфера услуг и развлечений? В Питере пить, говорите? Теперь это официальный слоган. Но это еще не все. Этот город уже наркоманская столица России. Как можно оставаться ко всему этому равнодушным?
 - И вот так ты решил очистить Петербург от наркоманов? Убивая их в своем притоне? - спросил Данила.
 - Да я делаю одолжение городским властям! - воскликнул Максим, - Я верю, искренне верю, что когда-нибудь в будущем, мы будем поклоняться наркотикам. Это будет наш Бог, тот, кто принял на себя то, что не смогли сделать мы — избавить землю от «пустых» людей.
И чтобы вы не подумали, что я сам нарик какой-нибудь - я пробовал наркотики. Основные, что в Питере водятся - винт, герыч, марихуана, амфики. Но я сразу почувствовал приятный зов смерти, этот сладостное томление по материнской утробе. И я понял, почему люди так жаждут этого яда. Сейчас я ничего не употребляю. Люди пониже душой, есть у нас и такие — они это ради денег делают. А я просто хочу очистить наш город от мусора.
 - Как же ты помогаешь обрести людям смысл, если хочешь перебить всех, по-твоему, недостойных?
Максим вдруг расхохотался - внезапно и неприятно.
 - А вы разве не видели? Я втолковываю им, что они есть жертва богине. Что они просто не предназначены для этого мира, что должны просто вернуться назад в состояние предрождения. Вы недооцениваете силу религиозного переживания. Такое переживание может быть только массовым, а потому в нашем разобщенном мире оно запрещено. Но человеческая душа его алчет, да еще как! Этим людям - у некоторых уже органы гниют, кожа отваливается - все равно на наркотики, им только дай постоять у алтаря, молитву вместе произнести. Уже экстаз!
Максим говорил это с невероятным одухотворением в голосе, словно юродивый или страстно верующий священник. Он верил в то, что говорил, из глубины своей души.
 - Тогда ты неправ, - ответил ему Данила, - Я никогда не примирюсь с мыслью, что люди должны добровольно идти на свою смерть.
 - А если ради общей цели? - спросил он, - Данила, ты даже себя не понимаешь! Вот этот мундир на тебе, он военный. Что есть война, как не добровольное принесение себя в жертву? Солдат - это человек, готовый к смерти. Ты идешь по улице, в этой своей фуражке, с шашкой, во всем военном облачении. Ты сама воплощенная решимость умереть! И если ты этого не понимаешь, то все это не более чем поза! Так скажи мне - зачем ты носишь эту форму?
Данила отвернул взгляд к стене. Неужели слова безумца поколебали его? С другой стороны, я с ужасом осознал, что многое из того, что он говорил, имело смысл. Его нападки на Данилу были наполнены своеобразной извращенной логикой, которую я сам только сейчас осознал.
 - Ты не ответишь, - сухо констатировал Максим, - Потому что, как я и сказал, ты сам себя не понимаешь. А если так, то ты и не готов к правде, Данила. Правда эта такова: скоро в этом городе грядут большие перемены. И тогда для тебя наступит время выбора. Или избавиться от этой позы, принять, что ты просто сирота, оставшийся без родителей и нуждавшийся в символах силы. Но для реальной силы ты слишком слаб. Или принять свое предназначение. Придать новому миру смысл.
 - Кто ваш лидер? - спросил Данила, словно метнул в него нож.
 - Ты не готов, - повторил Максим.
Руки его скрылись внутри складок одежды, он поднялся, давая понять, что разговор окончен. Данила подбежал к нему, схватил за край платья. Его действия были суматошными, совершенно для него нетипичными. Заглянув Максиму в лицо, он что-то шепнул ему на ухо. Тот отстранился, лицо его приняло скептическую гримасу. Он тряхнул головой.
 - Нет, Данила, Марат Суслов - просто расходный материал. Я тоже расходный материал. Неважно, раскроет полиция это место или нет. В общей картине оно роли не играет.
Взмахнув полой платья, он пошел в сторону здания. Данила остался стоять на месте. Фуражка съехала на бок, но он не замечал. Он выглядел совершенно растерянным. Что-то изменилось в нем, я чувствовал это в самой его осанке. Эта энергия и пыл, которые сообщали твердость всей его позе, пропали. Основа, стержень его естества не сказать, что вытащили, но вдруг сломали посередине. Я подошел и осторожно положил руку ему на плечо. Он посмотрел было на меня, но сразу отвернулся. Словно не хотел, чтобы я видел его таким слабым.
 - Пойдемте, - бросил он и быстрым шагом направился прочь из сада.
Ползти обратно через лаз не пришлось. В атриуме нас ждал проводник. Он жестом пригласил нас в боковой от низкого проема коридор. В конце он заворачивал к железной двери на магнитном замке. Волк приложил магнитную карточку и толкнул дверь. Внутрь заструился красный свет. Мы ступили за порог и оказались в проходе к пасти богини, откуда попали в приют. Дверь за нами сильно хлопнула. Я обернулся - она полностью слилась со стеной.
Воздух снаружи казался живительной влагой. Словно мы все это время находились под водой и дышали лишь из баллонов воздуха, а теперь, как аквалангисты, выплыли наверх, выплюнули трубки изо рта и задышали свежим воздухом. Под треск сверчка заброшенный двор освещал старый фонарь на покосившемся столбе. Данила стоял к нам спиной, свет от фонаря освещал его наполовину. Он заговорил, скрывая лицо в тени:
 - Соня, с тобой мы встретимся позже. Не волнуйся - по визитке мы обязательно позвоним. Настю не оставим в беде. Пока можешь идти к себе домой.
 - Правда? - спросила она, нерешительно повернув голову от Данилы ко мне.
 - Да, все хорошо, - подтвердил я.
Хотя про себя я совершенно не знал, хорошо все или нет. Поведение Данилы казалось очень странным. Он словно хотел спрятаться от нас после речи Максима, речи, которая, без сомнений, его ошеломила и выбила почву из-под ног. Уверенности в его словах не чувствовалось. Поэтому Настя засомневалась: женщины часто обращают внимание на тон фразы, а не на смысл.
 - Тогда на сегодня всем пока, - сказала девушка, подняла руку с распростертой ладонью и два раза сжала ее в кулачок, прощаясь.
 - Я могу тебя проводить, - вызвался я.
 - Нет, Иван, - прервал меня Данила, - Ей ничего не угрожает. Нам с тобой нужно вернуться в Толстовский дом.
 - Как скажете, - сказала Соня. Я будто уловил разочарование в ее голосе. Она повторила «Пока» и скрылась в ночи.
Только она ушла, я кинулся к Даниле.
 - Да не переживай ты! - вскричал я, - То, что этот безумец сказал - ерунда полная! Данила, ты людям помогаешь! Я знаю точно.
Он повернул ко мне голову, на лицо его упал луч теплого света от фонаря. Иначе как растерянным его вид назвать было нельзя. 
 - Не обманывай себя, Иван, - сказал Данила, - Я искатель истины, как ты помнишь. Правду нужно принимать, какой бы тяжелой она ни была.
 - И какая же сейчас правда? - спросил я.
 - Я совершенно ничего не знаю. Тогда как враги наши знают все.
 - И что нам делать?
Данила протянул мне руку. Она слегка дрожала.
 - Я рад был встретиться, Иван.
 - Ну ты чего, - отпрянул я, - Мы же еще не прощаемся.
 - Ну да, - пробормотал он, убирая руку, - Ладно, пойдем домой.
Дорогу до Толстовского дома мы прошли в полном молчании. На середине пути, где-то на Достоевской, у Данилы зазвонил телефон. Он взял трубку, пару раз кивнул, сказал короткое «да», потом закинул телефон обратно во внутренний карман. Я не стал интересоваться, кто это был. Тело мое словно сковали обручами - настолько сильно было внутреннее напряжение. Хаотичное поведение Данилы, таинственная угроза от Максима - все это складывалось в атмосферу неопределенности, наполнявшую тревогой. Кроме того, у Данилы не было четкого плана как действовать, впервые с нашей встречи. Он вдруг стал прощаться со мной во дворе. Я совершенно не понимал, что происходило. Но худшее ждало впереди.
Когда мы поднялись на этаж и подошли к двери квартиры, нас ожидали там трое сотрудников полиции вместе с человеком в штатском. Одним из полицейских оказался капитан Будко. Прочих я не знал - вероятно, они были из другого отдела. Однако еще до того, как кто-то заговорил, я нутром понял цель их появления у дверей квартиры Данилы - стоило мне взглянуть на человека в штатском. В наручниках, сводивших впереди него длинные руки, перед нами стоял долговязый музыкант, которого мы уже видели сегодня. Это был Саша Золото!
- Старший сержант Рудин, - представился один из полицейских, обращаясь к Даниле. В руке он держал распечатанные снимки формата А4, которые стал показывать нам, - Человек на снимке это вы? Данила Соколик?
На фотографии был изображен момент передачи посылки от Данилы к Саше Золото. На серии изображений можно было видеть, как он достает пакетик из мундира и отдает его в руки музыканта. Снимавший был на уровне четвертого этажа, а съемка велась из здания напротив - как раз там я услышал хлопавшее окно! Кто-то навел полицейских на нас в тот момент! Надо было спасать ситуацию любой ценой! Спасать Данилу!
 - Ну передал и что? - взорвался я, - Это просто пакет был! Ничего там внутри такого не было.
 - Вас не спрашивали, - отвадил меня полицейский, - У нас есть показания - вот молодой человек - он посмотрел на Сашу Золото, - что вы были поставщиком наркотиков. Доставляли кокаин ему и другим в таких белых пакетах. При задержании Александра у него в машине обнаружились наркотические вещества. Они были от вас?
Я поглядел на Данилу, в мыслях крича: «Скажи нет! Скажи нет! Ну или что-то умное, как всегда!». Данила уверенно кивнул и четко произнес:
 - Да, я доставил кокаин сегодня для этого человека.
Меня словно ударили в живот после этих слов.
 - Отлично, - произнес сержант. Впрочем, на лице его появилась удивленная улыбка. Видимо, он не думал, что это будет так просто. Он кивнул на меня, - Это ваш сообщник?
 - Нет, этот человек никак не причастен. Честно сказать, я его первый раз вижу.
 - Что?! - взвился я, - Данила!
 - По приказу капитана Будко он должен был быть под домашним арестом у меня. Но он так и не явился.
Пол и потолок стали двигаться произвольно у меня в глазах. Я пытался собрать воедино кусочки реальности, но она начинала рассыпаться даже в моем взгляде. То, что происходило, казалось сном. Во-первых, я точно был на этих снимках. Я точно должен был быть соучастником. Во-вторых, кажется, уже весь Петербург знал, что я живу у Данилы и описываю его похождения. Как мог этот сержант купиться на ложь Данилы? Да и вообще зачем он лгал? Вопросы уводили меня от реальности, которая снова приобрела резкие очертания, когда я услышал щелчок замыкающихся наручников. Сержант свел руки моего друга за спиной и ровным механическим голосом зачитал:
 - Данила Соколик, вы обвиняетесь в незаконном хранении и сбыте наркотиков, статья 228 Уголовного кодекса Российской федерации. С данного момента вы находитесь под стражей. Хотите что-то сказать?
Данила покачал головой. Полицейский толкнул его под руки и повел обратно по коридору, откуда мы только что пришли. Проходя мимо, Данила даже не посмотрел в мою сторону. За ним прошли второй полицейский, ведший Сашу Золото. Последним шел Вакула Будко. Он слегка задержался возле меня. Посмотрел уставшим старым взглядом и сказал:
 - Не ожидал такого от Данилки…
 - Да не виноват он! - взорвался я, - Вы же знаете!
 - Улики говорят другое, - вздохнул капитан, - Попался хорошо. Ну а ты, Иван, свободен.
 - Что?
 - По Суслову прошло судебное следствие. Он за решеткой пожизненно за убийство. А значит, ты свободен.
Слова застряли в горле. И вдруг в памяти всплыла фраза Максима, брошенная в приюте. «Марат Суслов - расходный материал». Будко надвинул полицейскую кепку на лоб и сухо сказал:
 - Удачи в жизни. Больше сюда не приходи.
Развернулся и пошел вслед за остальными. Вскоре их шаги стихли и воцарилась полная тишина. И в этой тишине я, совершенно потерянный, стоял и смотрел на закрытую дверь квартиры Данилы. Я совершенно не знал, что мне делать дальше.