Остров Айлатки

День 1

Она проснулась от мерного покачивания и громких ударов, будто кто-то настойчиво стучал в дверь. Сквозь сон Натке почудилось, что она еще дома, в спальне своей квартиры, а к ней пытается войти мать. Но в рождающейся постепенно и заполоняющей весь горизонт непроницаемой синеве она не узнала родного дома. Она лежала, укутавшись в потертую парку, голова и плечо ее онемели от неудобной спальной позы. Расправляя и сжимая пальцы в кулак, стараясь вернуть чувствительность в ставшую чужой руку, она схватилась другой ладонью за выглаженный волнами деревянный край лодки, подтянулась и села на изрытую трещинами потемневшую седушку.
Холодная вода билась о край байдары, вспенивалась и с шумом откатывала назад, в бескрайний простор Тихого Океана. Натка увидела, как из покрытой белыми изломами водной тьмы рождались, постепенно нарастая, белые колесницы. Они яростно налетали на суденышко, где сидела девушка, разбивались, а затем рождались вновь, продолжая нападение. Одна из волн разбилась россыпью водных осколков, они разлетелись в воздухе над головой Натки прозрачными сверкающими кристаллами. Она ощутила множество тонких прикосновений на щеках.
Натка никогда еще не видела такого огромного водного простора вокруг себя. Картина грязно-перламутрового неба, переходящего в штурм белесых воинов на постоянно ломающейся плите вод, внушала не страх даже. Это был первобытный трепет животного, оказавшегося в новой для себя стихии. Сердце ее схватила изнутри невидимая рука и судорожно стала рвать наружу. Подобное чувство раньше она испытывала, только когда ее, семилетнюю, захватил в поле ржи ливень с грозой. Над головой тьму испещряли прожилки молний, а она хоронилась среди колосьев, по которым на землю стекала вода. Мощные капли насквозь промочили одежду, поток воды заливал глаза. Но самым страшным был гром, неизменно следовавший за еще более жуткими образами - это были ярко-белые изрезы среди черноты туч. Они снисходили с неба прямо до сельской дороги. Внезапно ее родной дом, где она любила беззаботно проводить дни, нежась в лучах солнца среди тучных зарослей кабачков и помидоров, стал страшным и опасным местом. И именно в тот момент она поняла безразличную жестокость природы. Тогда она же и осознала в себе животное, поняла, что тело ее создано не для удовольствия и неги, а для выживания. 
Но как выжить в таком холодном безбрежии? Чем дольше она смотрела вдаль, тем больше она проваливалась в это ощущение безысходности и страха. Чтобы уйти от него, нужно было сместить внимание на что-то другое, успокоить вновь пробудившееся животное, которое хочет лишь выжить. Она плотнее сжала тонкими длинными пальцами край лодки, но ладонь ее соскользнула вниз, она почувствовала подушечками гладкую поверхность, словно прикоснулась к коже морского животного. Это была старая байдарка, которую местные алеуты делали из деревянного каркаса и моржовых шкур. Острым носом она вспарывала пропасть воды перед собой, храбро несясь вперед. Этому сооружению человеческому и дела не было до сокрушающей мощи природы вокруг себя. Не думал об этом и алеут, налегавший на весла. Он сидел прямо перед Наткой, его широкие плечи и крепкие узловатые руки ходили вперед и назад, прокручивая длинные весла.
Федор. Это русское имя настолько же не вязалось с его внешностью, как и одеяние - с представлениями девушки об алеутах. Под коротко постриженным ежиком волос выступали борозды морщин на мясистом лбу. Под скошенными к переносице глазами виднелись мешочки, которые в пасмурном свете Командорского солнца казались подкрашенными линиями, словно у Федора была боевая раскраска. Под глыбой носа плелись корни выбеленных усов, ниже переходивших в бороду. Из-под густых волос выглядывала только нижняя губа - красная и сухая, изъеденная трещинами от соленого воздуха.
Федор был единственным, кто согласился отвезти Натку на Безымянный. Корабль Зорина и Леры задерживался, а без них основная работа, для которой она приехала, не началась бы. Однако Натке не сиделось на месте в тихой безсобытийности Никольского - единственного поселения на острове Беринга, куда она прилетела неделю назад на старом кукурузнике из Петропавловска-Камчатска. Можно было поплыть на корабле от заповедника, но уже в порту она получила сообщения от Зорина, своего куратора, что корабль только что отплыл. Ей оставалось только шагать к месту отлета. Прождав день, томясь в ожидании вместе с другими пассажирами, она села в кукурузник и улетела на Беринга.
По телефону Зорин сказал, что ждать прибытия корабля надо будет несколько дней. «Пережди у ребят на Северном мысе, можешь из будки понаблюдать за китами, тебе это интересно будет», сказал он. Она вспыхнула от неприкрытого снисхождения в последней фразе. «Тоже мне, думает я городская девчонка, только и приехавшая поглазеть на диковины», закрутилась ее мысль. Тем не менее, она сразу пошла на Северный мыс, и даже толком не познакомившись с исследователями в низких деревянных домиках, полезла по лестнице наверх в будку. Китов, конечно, в те дни не было. Не было их и в другие дни. Общение с исследователями - девушкой-энтомологом и парнем-орнитологом - быстро исчерпало себя, поскольку Натка ничего не смыслила в биологии, а те сыпали терминами и вовсе не умели ничего объяснить популярным языком. Ей оставалось только убивать время, таская книжки из комнаты-библиотеки. Их использовали для розжига печки вместо дров, но Натка от нечего делать углублялась в любую попавшуюся книгу, будь то отсыревшая советская пропаганда или помятый томик Майна Рида. Так продолжалось несколько дней - почитать книжку, выйти вскарабкаться в качающуюся на ветру будку, чтобы краешком глаза увидеть китов, потом от разочарования, что не увидела, спуститься вниз, поглазеть на океан и вернуться в домик.
Наконец, энтомолог сказал:
 - Ты знаешь, на Безымянный недавно Алексей Исаевич уплыл. Ему помощь бы понадобилась. Какой-то важный проект у него там. Может, сейчас и поплывешь? Чего Зорина ждать? Только лодка тебе нужна.
Натка отбросила читать про первый поцелуй влюбленной пары, вскочила на длинные тонкие ноги и вперилась в энтомолога пронзительным взглядом.
 - Поплыву! - вскричала она. А потом осторожно спросила, - А кто такой Алексей Исаевич?
Ответа на этот вопрос она не знала до сих пор, потому что энтомолог только посмеялся и пошел искать «попутку» на Безымянный. Почему-то все алеуты в Никольском шарахались, только услышав название.
 - Чего это они? - спросила Натка.
 - Да предубеждение какое-то, не знаю, - пожал плечами парень.
Согласился только Федор. В мятом свалявшемся бушлате и могучих кирзовых сапогах он навис над ними обоими своим великаньим ростом. Натку это удивило, так как она сама могла похвастать метром девяносто. «Тулума», - поздоровался он с заискивающей улыбкой, в которой не хватало нескольких зубов. А потом махнул грубой, словно вытесанной из камня ладонью, подзывая девушку к каменистому берегу, где стояла его байдара. Она была как диковинный морской зверь. Лоснящиеся бока из шкуры морского котика скрывали каркас деревянных перекрытий, выглядевших как скелет и ребра. Перед острым носом лодки сновали птицы - топорки. Стая разом как один повернула к ним белые головы на черной шее, клубки волос по краям глаз выглядели будто строгие брови. Казалось, птица изучает и оценивает пришельца. Натка почувствовала, что вторгается в чужой для нее мир Берингии и застыла перед диковинным зверем. А Федор только крикнул что-то громко и широким взмахом рук отогнал топорков от своей лодки. Тяжело переваливаясь с лапы на лапу, словно возмущаясь такой наглостью, птицы пробежали по прибережным камням и, широко взмахивая крыльями, устремились в сторону океана.
Пока Натка зачарованно осматривала лодку, Федор достал из деревянного с шиферной крышей сарая два весла, бросил их внутрь и, упершись руками, стал подталкивать судно против набегавших волн.
 - Сейчас поплывем? - не поверила Натка. А она-то думала, он ей просто показывает, а поплывут они потом.
 - Чего ждать? Плывем так плывем.
Он был немногословен, и Натка поняла, что надо просто соглашаться. Иначе неизвестно сколько еще ждать Зорина. А ее дело не терпело отлагательств. Настолько не терпело, что, когда они сели и Федор впервые приложился к веслам, вонзив их в темную плоть океана, она с волнением спросила:
 - А ты слышал… Нет, знаешь существо такое - айлатку?
У Федора прибавилось борозд на лбу, а глаза превратились в обращенные ребром монеты. Он улыбнулся - она поняла это по натяжению гладкой кожи на щеках, под бородой улыбки было не видно - и бросил:
 - Алеуты, не айлатки.
Натка в разочаровании опустилась на дно лодки. «Он не понял», подумала она, «Да и как бы он понял? Айлатку видел только мой отец». Но об этом было еще рано думать. Они не приплыли на Безымянный. Она повернула голову назад, в сторону отдалявшихся камней, полоски редкой травы, над которыми кружили черные пятна бакланов и топорков, и ее вдруг охватил озноб. Но не тот, физический, озноб, когда налетает холодный ветер, а ледяная вода окатывает неразогретое тело. Это был озноб, идущий из глубины ее тела, зарождающийся где-то в недрах ума. Озноб от предвкушения таинственного и неизведанного, что ждало ее там, на Безымянном. Она повернулась обратно, впустив в свои глазницы безбрежье океана и серую пелену неба, сливавшуюся у горизонта с водой. «А знает ли он точно, как плыть?» мелькнуло в ее голове, прежде чем она заснула.
Теперь Натка смотрела на Федора, прокручивая в голове все события минувших дней. «Немудрено, что я не помнила всего этого. Когда засыпаешь в непривычном месте, голова не сразу понимает, где находится тело», думала она. Ей не хотелось думать, что тело ее дало команду ко сну из-за страха. Страха перед неизвестным, перед океаном и перед островом, который теперь темной глыбой возник за спиной Федора. Он казался продолжением его бушлата - утесы и изгибы словно вырастали из великана-алеута.   
В этом острове было что-то странное. Если Беринга порос травой и низенькими деревцами и кустиками, из гряды которых вырастали поселения, то Безымянный ощетинился острыми скалами, от которых к воде спадали бледно-желтые дюны песка. Из пены океанской воды вздымались базальтовые скалы, словно оборона крепости. За угрожающими выступами скал в белесой мгле тумана виднелись прожилки мха и тьма пересохших речных протоков. Изрезанная в прошлом ручьями земля острова напоминала старую потрескавшуюся кожу. Натка не видела всего острова целиком - стоявший туман скрывал все за грядой скал. Но она отчетливо видела столп света, который спускался от неба куда-то вдаль. В этом месте солнце пробило пелену в тропосфере и, словно компенсируя недостаток света, направило всю свою мощь в эту точку - в самую гущу туманной мглы, скрывавшей остров. Девушка зачарованно смотрела на это странное явление.
Федор перестал грести и оглянулся. Около минуты он осматривал берег, решая, с какой стороны лучше подплыть. Лодка покачивалась на сильных волнах, а ветер рвал края курток, выхлестывая их за края байдарки. Он обернулся к Натке, прицокнул языком и снова налег на весла.
 - Все нормально?! - спросила она, встревоженная его видом.
Он сначала не расслышал ее за ударами весел и плеском воды, но затем по движениям губ понял ее фразу, накренился и тоже прокричал:
 - Я сбоку зайду, там есть бухта.
Он задумался, прикусив губу, поглядел на дно байдары, словно не решаясь произнести что-то еще. Натка поняла, что при виде острова его что-то встревожило. Она почувствовала эту тревогу интуитивно и подумала, что лучше бы он сейчас не соврал, иначе она тоже будет тревожиться.
 - Осторожно, - пробормотал алеут, поглядев на нее. Тревоги во взгляде не было, сказал он это тоже спокойно. Говорил, словно это было дружеское предупреждение.
И он показал пальцем в сторону столпа света над островом.
 - Туда не ходи никогда, - сказал он, глядя ей прямо в глаза.
«Но почему?» подумала она, но не спросила. Только согласно кивнула. Федор снова взялся за весла, и они пошли в обход щетины скал. «Я пойду туда с одной оговоркой», перебирала мысли Натка, «Только если там может быть айлатка». Вскоре огромный каменный гребень заслонил вид острова. Перед Наткой будто вздыбился плавник исполинской древней рыбы, которая окаменела, выплыв на поверхность, и оставила только расправленные щетины над водой. Камни расправлялись исполинским веером, оправленные вуалью из мха. Вот-вот, под темными волнами, гигант оживет, плавник расправится, и вся эта невероятная глыба занырнет вниз, разнося в стороны волны, которые сметут и ее, и эту лодчонку Федора. Натка испугалась от этой мысли, отвернулась от скал и, запахнувшись поглубже в парку, свернулась на дне лодки.
«Интересно, а насколько большой этот остров?» подумала она, «Я ведь даже не знаю, где искать. Хотя вроде он поменьше Медного будет, а тот меньше Беринга, куда я прилетела». Потом она решила, что расспросит этого биолога про размеры острова и его ландшафт. Если он там уже несколько дней, то наверняка уже освоился. Над головой клубьями гнездился туман. Заморосил редкий дождь. Натка снова начала дремать в убаюкивающей колыбели лодки, когда из дремоты ее вывел резкий толчок.
 - Приплыли! - крикнул Федор, бросая весла.
Он шумно дышал и, по виду, сам был рад, что они, наконец-то приплыли. Натка высунула голову - они пристали к шелковистому светло-коричневому пляжу, который облизывал прибой. Позади них смыкались копья скал, окружавшие эту естественную бухту. Словно стражники ограждали единственный вход на остров. Натка расправила тело, возносясь на тонких высоких ногах. Лодыжки мгновенно свело от долгого сидения в неудобной позе. Она снова пригнулась, обхватив бедра. Федор выбрался из лодки, подошел к ней и неожиданно стал массировать ей ноги. Добродушное и участливое выражение его лица говорило о том, что он действительно хотел помочь, а не просто потрогать женского тела. Массаж алеута действительно хорошо помог. Она соскочила на берег, большие трекинговые ботинки сразу увязли в мокром песке.
 - Сапоги надо было брать, - прицокнул Федор, - Что ж ты сразу не сказала, я бы дал.
 - Ладно, у биолога возьму, - махнула рукой Натка.
 - А где он сам-то? - спросил Федор. - Куда идти, знаешь?
Натка, конечно, не знала. Если подумать, все, что происходило, было страшно спонтанным - вопрос орнитологу, их попытки найти лодку, Федор и это плавание. Еще утром она читала книжки, изнывая от скуки, а сейчас в неизвестном месте ищет неизвестного человека. Впрочем, ей было не привыкать. Натка давно поняла, что не рождена для рутинной городской жизни, где все выверено, известно и высчитано за тебя. С детства она жадно слушала рассказы отца, который приезжал несколько раз в год домой - о просторах Тихого океана, о дружелюбных алеутах, об исполинах-китах и играх касаток. Отец работал ихтиологом в Командорском заповеднике и большую часть времени проводил на островах. И она думала, как хорошо было бы поехать с отцом, но почему-то он никогда ее не брал с собой. Натка думала, что дело было в ее матери. Ей никогда не нравилась работа отца и что он все время отсутствует. Порой девочка даже не могла понять, как сошлись два таких непохожих человека. Мать была обычной женщиной, с женскими интересами - смотрела сериалы, ходила на работу в магазин продуктов, ухаживала дома за растениями. Зарплата отца была не такой большой, и Натка не могла представить, что они поженились из-за денег. В то же время она ясно видела сказочность - а по-другому и не сказать - этого ярко улыбавшегося мужчины, с лоснящимся загаром и полными солнца глазами. Он источал радость жизни, которую почерпнул там, на островах, а потом делился ею с дочкой и женой. Возможно, поэтому мать Натки терпела его отсутствие, ведь каждый визит был событием, зарядом давно севшей батареи. И потому также она не хотела, чтобы Натка ехала с ним - она завидовала, что дочка будет наслаждаться компанией этого мужчины без нее.
А потом отца не стало - рак легких на последней стадии. Натка с ужасом смотрела, как вся энергия уходит из его стройного тела. Мать смотрела на его увядание с плохо скрываемым отвращением, и Натке стала противно от этого. Один раз она даже закричала ей: «Да ты его никогда не любила!», за что получила огромную затрещину, от которой неделю болела челюсть. Сама она не отходила от его постели, вся в слезах, ловя последние моменты общения с самым важным человеком в своей жизни. Отец не пытался бороться - болезнь обнаружили на последней стадии - и смерть он встречал достойно. В его глазах не было страха, в голосе - заискивания жажды жизни. «Пора значит пора», говорил он тихо. Натка смотрела в его глаза и понимала, что сейчас он там - в буранах Тихого океана, плывет на лодке, всматриваясь в океан. За несколько дней до смерти он рассказал ей об айлатке.
«Послушай», - кашляя, с трудом выдувая из легких воздух, говорил он, «Я такого зверя там видел, трудно поверить. Были мы на Безымянном в последний раз. Ну там, откуда всех выселили в Советское время. Мало кто туда плавает. Есть там наблюдательный пост за китами, от старой научной экспедиции. Так вот, я пошел с командой, они за кашалотами наблюдали, а я искал, где лосось нерестится. Только работой я так и не занялся. Диковинный это остров, скажу тебе… Что-то звало меня внутрь. Однажды утром я встал и долго бродил по изломам и холмам. Не знаю сам, чего искал. Рыб же на суше нет, сама знаешь. И все какой-то свет струился и было так тепло. Я взмок, сбросил с себя куртку. А сам думаю: как же так? Какие холода здесь, а на острове так тепло? Но было так тепло и солнечно, а передо мной поляна цветов раскрылась. И вот тут-то самое странное и произошло. Из этих цветов расправились крылья, большие такие, как у чайки. Но только то была не чайка. Я поверить глазам не мог, когда увидел, что крылья эти несут змею. Она извивалась в воздухе, большая была такая, что питон. Хотя я питонов только в зоопарке видел. Только без окраски - серая вся. А глаза, такие желтые с узкими монетами зрачков - в меня вперились. И вот подлетела эта животина ко мне, а я только рот раскрыл, смотрю на эту диковину. Змея язык высовывает, неподвижно на меня смотрит. А потом взлетела и унеслась куда-то в холмы. Я хотел за ней, но тут меня окликнули. Экспедиция меня целый день искала, им пора было уплывать. Я никому не рассказывал об этом, все равно бы не поверили».
Натка видела, что отец не врал, это была не байка или сказочка, чтобы ее развеселить. Она давно знала его, чтобы почувствовать в голосе и глазах настоящее воспоминание. Но если он видел это существо, значит оно было реально? И если да, он должен был его открыть! Но проклятая болезнь высосала из него жизнь, лишила славы. Так думала Натка, прокручивая рассказ снова и снова в голове. Когда отца уже не стало, девушка твердо решила, что полетит на Командорские, чтобы отыскать зверя из его рассказа. Ее отец не мог уйти из этого мира просто так, неизвестный никому, кроме нее и жестокосердной матери. Его имя должно было остаться как исследователя, обнаружившего новый вид. За него это сделает Натка. Она полетит на Командорские, поплывет на Безымянный и будет искать, неустанно, день и ночь, эту причудливую змею с крыльями, чтобы открыть новый вид и, как первопроходец, дать ей имя - а имя это будет в честь ее отца. Одержимая этой идеей, она больше не могла думать ни о чем. Парни, работа, ипотеки и сытая жизнь типичного городского потребителя были призрачным миром, который не имел к ней отношения и с которым ей приходилось мириться в силу обстоятельств. Реальная жизнь ждала ее там, на другом конце огромной России, на маленьких клочках суши, оторванных от материка, куда отправлялись добровольно только отшельники или безумцы. Конечно, мать не понимала ее. Эта женщина вышла замуж за другого человека всего через несколько месяцев после смерти отца, продав огромный дом с огородом, принадлежавший ему. В глазах Натки она была подлым предателем, и она обрубила все контакты с этой женщиной. Мыкаясь по работам, экономя на еде и жилье, она за несколько лет смогла накопить на билет на Командорские из Москвы. Обратный ей был не нужен. Оставалось только договориться с заповедником, чтобы ее взяли волонтером. Отозвался человек по имени Зорин, который собирался на Безымянный наблюдать за китами. И теперь, после череды нестыковок и спонтанных решений, ей нужно было найти биолога в незнакомом месте.
 - Да ты ничего не знаешь, - протянул Федор, глядя ей в глаза. Взгляд был смеющимся, добрым.
Натка даже не скрывала, что не знает. Она только кивнула головой, и алеут в ответ указал ладонью в сторону высившегося каменного кряжа.
 - Поднимемся туда, посмотрим вокруг, - сказал он, - Если они где по берегу ходят, то мы их увидим.
Он посмотрел на пляж, к которому они пристали, и кивнул Натке:
 - Видишь борозды там, на песке? Они тоже сюда на лодке приплывали. Значит, от этого пляжа недалеко ушли. А если даже со скалы их не увидим, пойдем в домик. Я, кажется, помню, где он. Я там переночую, а то уже поздно, в ночь через море не пойду.
Натка поблагодарила Бога - и орнитолога - за то, что он послал ей такого знающего проводника. Идти оказалось дольше, чем она поначалу оценила. Ноги утопали в полотне из кочек, расстилавшемся пологой стеной, из которой вырастали изрезы каменистых горок. Трава чавкала под ногами, уводя вглубь ботинок, и пару раз Натка ощутила в голени обжигающий холод. Подрагивая, она передвигалась почти вприпрыжку за топавшим напролом Федором и мысленно упрекала себя за то, что не взяла сапоги. Чем выше они поднимались по возвышению, тем реже становилась дерновина и тем чаще встречались темные крупные камни - лоснящиеся куски базальта. С каменистого кряжа постепенно открывался вид на северную часть острова, до того укрывавшегося за высокой грядой. Глазам Натки открылась долина, тянущаяся глубоко вдаль, исчезавшая в молоке тумана. Коричневые луга перебивались глазами спокойных озер, плавно переходивших в каменистую береговую линию. Натка подумала, что они вполне могли подплыть к острову и с этой стороны, вот только пришлось бы сбить ноги о неприветливые нагромождения валунов.
 - Вон они там! - привлек Натку Федор, указывая пальцем в сторону луга.
Натка вгляделась и увидела в стороне, куда он показывал - у небольшого озерца прямо напротив океанского берега - две фигуры. Точнее, сначала она подумала, что фигура была одна - большая желтая точка. Но затем в единоцветии коричневого луга что-то нарушилась, будто кусочек пазла выпал из мозаики - и вскоре Натка поняла, что рядом с человеком в черном бродит фигура поменьше в одежде, сливающейся с цветом травы. Натка расправила вверх худые руки с пауками пальцев, замахала ими, что лопастями вертолета и стала подпрыгивать, по-детски отрывая ступни от земли и сгиная ноги в коленях.
 - Э-ге-гей! - заголосила она, - Люююю-ди!
Федор благодушно рассмеялся. Точки вдали никак не отреагировали на ее крики. Скорее всего, они даже не видели Натку, а шквальный ветер, дувший прямо в лицо, хватал слова и бросал ей куда-то за спину.
 - Пойдем спустимся к ним, - позвал Федор.
Вниз они сошли другим путем, по лестнице из камней, заботливо уложенной природой прямо к долине. Пустынное зрелище завораживало Натку. Она подумала, что, наверно, так выглядела первобытная природа, когда жизнь только выбиралась из океанов. Не было деревьев, не было цветов. Только цепкая паутина травы жадно втягивала из скудной почвы воду, щедро оставленную реками, которые в достатке текли давно на Командорских. Когда-то здесь был безжизненный серый камень, но за череду столетий реки и ветра сточили его, образовав долину, а после за дело взялась флора. Раскинувшемуся перед ней ландшафту было далеко до пышных лесов и возделываемых человеком посадков - нет, это была написанная жизнью картина выживания, на этом отдаленном клочке земли оно особенно оголялось. Натка подумала, до чего хрупка жизнь - ведь эти камни стоят уже миллиарды лет, да и будут стоять еще дольше. Растениям, которые появились задолго до животных, всего 500 миллионов лет, и их не станет, стоит лишь погаснуть солнцу. А что будет камням, этим памятникам древней истории Земли? 
Желтое пятно по мере приближения оформилось в высокого седого мужчину. Он заметил их и поднял руку в знак приветствия. Рядом с ним, в красном комбинезоне и высоких, по голень, сапогах, стояла девочка лет двенадцати. Она повернулась в сторону незнакомцев, и Натка сразу почувствовала осторожный оценивающий взгляд ясных голубых глаз. Это был не взгляд ребенка - она сразу интуитивно поняла, что девочка намного обгоняет свои года.
Мужчина держал в руках блестящий термос, он поднял его, когда Натка и Федор подошли близко. Вместо приветствия он предложил им по глотку. Натке пить хотелось, потому она жадно приложилась к горлышку. Кислый, терпкий вкус опалил ей глотку - это был облепиховый отвар без всяких подсластителей. В обычной ситуации она бы давно скривилась, но тут ей захотелось пить еще и еще, следуя зову внезапно пробудившейся жажды. Затем разум все же взял вверх, она устыдилась своей жадности и протянула термос Федору.
 - Пейте, пейте все, - махнул рукой мужчина, дружелюбно усмехаясь, - В домике есть еще. А ты будешь Наталья Петрова, верно понимаю?
Натка кивнула и в ответ спросила:
 - Алексей Исаевич?
 - Именно он, к вашим услугам, - он был рад, что к нему обратились по имени-отчеству.   
 - А как фамилия ваша?
Он чуть смутился. Понял, что Натка не из уважения его так назвала изначально, а просто не знала, как обратиться к нему по-другому. Но смущение это было секундным.
 - Алексей Гумилев, - представился он, - Профессор биологических наук. Заместитель директора по научной работе в Командорском заповеднике. Также одно время преподавал в СПбГУ на кафедре биологии.
Теперь пришел черед сконфузиться Натке. Она поняла, что перед ней кто-то важный, да еще большой человек в иерархии заповедника, который ей и помог попасть сюда. Формально, она приехала как волонтер, а значит, была подотчетна в том числе Алексею Исаевичу.
 - Извините, - пробормотала она, - Я не знала…
 - Да брось. Можешь меня Алексей звать. Или как тебе удобно. А это Мишка.
Он посмотрел на девочку, точнее на то место, где она стояла. Потеряв ее из вида, он покрутил головой, пока не нашел у себя за спиной. Она словно укрывалась от незнакомцев. Девочка недобро взглянула на Гумилева, потом перевела взгляд на Натку и, утверждая свою силу, четко выговорила:
 - Я Михаила. Что ты меня, папа, так дурацки зовешь?   
«Вот это да», подумала Натка, жадно рассматривая девчушку. На первый взгляд это была невинная маленькая девочка, с широким лбом, светлыми глазами и пунцовыми губками - с такими сюсюкаются родители и дарят куколки каждый год. Но стоило присмотреться к ней, и тогда смотрящего окатывала волна холода от ее пронзительного взгляда и слишком сильно сжатых кулачков, которые она прятала в карманы или за спину. Натка почудилось, что она видит не человечка, а одного из обитателей Командорских - неведомого зверька, который сжился с экосистемой и только притворялся человеком, чтобы втереться в доверие к этому простодушному виду. Она бы не удивилась, увидев, как Мишка ловит в воде рыбу или охотится за насекомыми в траве. В ней было что-то от звереныша, насильно взятого на поводок, но которому не терпится сорвать с себя оковы. Они смотрели друг другу в глаза около минуты и между ними установился бессловесный контакт. Натка понимала Мишку и также понимала, что ее не знает собственный отец, судя по тому, как он улыбнулся, заслышав ее отпор. Мишка отвела глаза, размышляя, что может нести понимание Натки в ее жизнь. Друг она или враг? Натка поспешила ее ободрить.
 - Михаила - классное имя! - воскликнула она, - Давно тут с папой?
 - А ты как думаешь? - съязвила девочка, но легонько улыбнулась, - Я жила и выросла на Командорских. Куда он - туда и я.
 - Ну ладно, разговоры потом, - сказал Гумилев и кивнул алеуту, - Федя, допил? Пойдем к нам, переночуешь.
С рассеянным видом он повернулся к ним спиной, сунул руки в карманы и пошел вдоль озера к холму, ведущему вглубь острова. Полы желтой парки развевались на ветру, делая его похожим на огромную цветастую птицу. Натка невольно взглянула в небо, туда, где она видела столп света, саблей пронзавший остров. Но сейчас там было темно. Редкие лучи солнца долетали со стороны океана - близился закат.
 - Что ищешь? - донесся до девушки вкрадчивый голос.
Снова этот острый взгляд Мишки.   
 - Я тоже видела этот свет, - сказала она.
 - И что? Ходили вы туда?
 - Папа хочет пойти. Но я его отговариваю.
 - Почему?
 - Потому что тогда мы все умрем.
И, не сказав больше ни слова, она развернулась и, высоко ступая ногами по живому веретену мха, пошла вслед за отцом.

День 2
Натка почти не спала. Ей мешал рев ветра, который бился о стену покосившегося деревянного домика. Кровать с проржавелой сеткой и худым влажным матрасом постоянно скрипела, стоило ей пошевелить рукой или ногой. Эту ночь она просто пролежала в тишине, рассматривая потолок. Заснула только под утро, когда на стене из окна редкие лучи солнца наляпали желтый прямоугольник.
Гумилев с Мишкой вчера привели ее с Федором в старый дом научного сотрудника, располагавшийся на северной оконечности острова. Неподалеку стояла и небольшая вышка - пункт наблюдения за китами. Из раскрашенного в голубой домика с покатой деревянной крышей вырывалась стрела антенны, острым когтем пронзая картину пасмурного неба. Домик был сложен как избушка и, скорее всего, по тому же методу - Натка особенно не разбиралась в местной архитектуре. За годы простоя краска облупилась и выветрилась, словно у домика было заболевание кожи - остов был испещрен рваными пятнами, обнажавшими отсыревшее дерево. Перед входом в дом стояла покрытая ржавчиной жестяная бочка, полная до краев воды. Со всех сторон дом обступали низкие кустарнички, и, чтобы пройти ко входу, приходилось широко шагать, придавливая листья к земле.
Видимо, биолог сам был здесь недавно, и ничего в доме не было обустроено. За порогом в Натку впился затхлый запах пыли и плесени. В домике было всего две комнаты, не считая небольшую прихожую. В первой, с окнами, выходившими в сторону океана, стоял низенький стол и пара табуреток. У стены стояла печь-буржуйка, черный домоход которой выходила из потолка. Рядом были свалены дрова, большинство были отсыревшими. Видимо, из-за этого рядом валялись в великом множестве книги с выдранными страницами. Для любившей читать Натки поначалу это было кощунство, но она еще на Беринга привыкла, что книги здесь для розжига. Во второй комнате с одной стороны высились деревянные, топорно сбитые нары с побледневшими и выцветшими матрасами. В одном из них был разорван край, из которого торчали грязные ватные потроха. Напротив стояли две сеточных кровати, также с матрасами. На одной из них и провела ночь Натка.
Она проснулась от запаха чего-то вареного. Дом наполнился горячим паром, валившим со стороны печки. Натка, потянувшись, встала. Тело ломило, голова была ватной, а нос полон соплей. «Простыла чуть», подумала она, чувствуя, как валится обратно на жесткий матрас. Силой воли она заставила себя встать на ноги. У нее всегда было правило: если чувствуешь себя больной с утра, разогрейся хорошенько и начни что-то делать. Если болезнь уходит, то это просто трюки ленивого ума. А если нет, то действительно придется отлежаться. Натка надеялась, что это именно первый случай: боязливое тело просто избегает действий в новом для себя места, ища комфорта во сне и постели.
Она прошла на «кухню» - так она стала называть место, в котором стояла печка. На широкой чугунной поверхности стояла широкая алюминиевая кастрюля с вмятиной на боку. Поверхность воды в ней бурлила, сквозь лопавшие белые пузыри проступало что-то коричневое и сново ныряло внутрь, в недра пены. На столе в другой кастрюле, поменьше, лежало нечто длинное, темное и склизкое. Натка поморщилась от йодистого запаха, который плотным потоком ударил ей в нос, стоило наклониться над этой странной кучей. Рядом с кастрюлей стояли жестяные миски и тарелки, лежали вилки и ложки. Судя по всему, все готово было к трапезе. «А где же все?» подумала Натка, оборачиваясь обратно в сторону кроватей. Вчера Федор вскарабкался на нары, а теперь его место было пустым. Значит, он уже ушел. Девушка схватила с крючка у входа парку, накинула и вышла в утреннюю морось.
Был август, но погода на острове напоминала осеннюю. Капал редкий дождь, порывы ветра с океана подхватывали крупинки воды, орошая ими куртки, бросая в лицо. Позже Натка поняла, что в этом месте ветрено всегда. Не было ни дня с момента ее приезда, когда бы ей не приходилось топать против невидимого полотна, окутывавшего и тянувшего за собой. Солнце появлялось обычно только на закате, рассекая желтой нитью полоску воды, превращая воду и волны в бархатистые силуэты. И тем страннее было вчерашнее явление столпа света. Натка оглянулась, вспоминая, где она видела его вчера. Но глухую пелену тумана, покрывавшую каменный исполин, сейчас ничего не нарушало. Травяной луг просто растворялся вдали, переходя в рваную белую пенку, а где-то за ней виднелись очертания холмов и скал.
 - Ты уже проснулась, - услышала она жизнерадостный голос.
Рядом с ней стоял Гумилев. Наверно, он стоял за домом, а пока она оглядывалась, незаметно подошел.
 - Пойдем тогда завтрак есть, - сказал он, приглашая обратно в домик.
 - А что это там варится? - спросила Натка.
 - Все, что можно здесь найти. В кастрюле борщевик, на столе морская капуста. Сделаем салат.
 - Борщевик? Он же ядовитый.
 - Это смотря какой. У нас в кастрюле сибирский, он как капуста.
Из-за стены дома вышла Мишка. Она процедила с холодным выражением лица:
 - Я тоже терпеть не могу это есть.
 - А ты чего привередничаешь? Вечером приплывет Зорин, наешься до отвала.
 - Да я съем. Просто говорю, что не люблю.
 - Зорин приплывает вечером? - уцепилась Натка за слова биолога.
 - Должен, - он пожал плечами, - Им от Камчатска сюда три дня плыть, но они еще делали крюк. Так что должны быть вечером. Я тоже на них рассчитываю - у них все оборудование, не только еда. Без генератора особо не поработаешь в этих потемках. А ты чего с ними не поплыла? Он говорил о тебе, я думал возьмет на борт.
Натка рассказала, как она опоздала на корабль и вынуждена была лететь в Никольское «кукурузником».
 - Вот оно что, - пробормотал Гумилев, - Тогда тебе тоже ждать его остается. Как никак, он твой начальник. Ты же за китами наблюдать приехала?
Это была ее «официальная» причина приезда на Командорские. Конечно, в качестве волонтера она должна была делать все, о чем ее попросят, но она уговорила взять ее под крыло Владимира Зорина, занимавшегося косатками и китами. Она не могла выложить сразу, что ищет айлатку, полумифическое существо. Ее бы подняли на смех. Нужно было попасть на Безымянный под другой причиной, а по телефону ей удалось выведать, что сюда плывет экспедиция Зорина. Но вот по какой причине здесь Гумилев? О нем она даже не слышала. Можно ли ему рассказать про айлатку? Он, как биолог, должен знать, как найти это редкое создание. А может, он ее уже видел. Эта мысль слегка огорчила Натку, ведь тогда честь первооткрывателя переходила ему, оставляя ее отца в безвестности. Она решила окольным путем выведать, что он тут делает.
 - Да, за китами, - сказала она, - Вы тоже?
Он засмеялся. Гумилев был уже в возрасте, Натка дала бы ему около 50 или даже 60 лет. Морщины на лице выглядели как дряблая китовая кожа, а крупная родинка над губой напоминала прицепившийся полип. Сам биолог был человеком тучным, но только у основания. Относительно обычная грудь переходила в округлый живот, словно тело его было посажено в огромную бочку.
 - Вы там долго стоять будете? - послышалось из дверного проема бурчание Мишки, - Вода вся почти выкипела.
Локон золотистых волос выпадал из темноты под лучи редкого солнца. Натка вдруг подумала, какие у девочки красивые вьющиеся волосы, и она всегда хотела себе такие же. У нее-то были редкие, сухие и ломкие. Даже не завьешь особо. Наверно, мать Мишки была очень красивой женщиной. Если задуматься, было довольно странно - биолог тащит свою маленькую дочь на далекий остров, где они живут вдвоем без света и нормальной еды. «И куда только ее мать смотрит?» подумала Натка.
Вместе с биологом она вошла внутрь. Мишка, словно хозяйка домика, уже раскладывала вязкую кашицу, бывшую листьями борщевика, по мискам. Туда же она щедро насыпала ламинарии из второй кастрюли. Подтащив табуретки к столу, она уселась первой и взяла вилку в правую руку. Но есть пока не стала: посмотрела на отца, словно ожидая приказа начать.
 - Ну что ж, приятного всем аппетита, - прокряхтел Гумилев. Он уселся на табурет с некоторыми сложностями: из-за крупного живота ему пришлось чуть выставить в стороны руки, а во время приземления ухватиться за стол. Натка сидела перед своей миской, откуда валил пар и несло йодом с примесью не то вареного щавля, не то капусты, и раздумывала, насколько сильно она голодна.
 - У вас есть соль? - спросила она.
Мишка понимающе кивнула и пошла к небольшой тумбочке.   
 - Так вот, отвечая на твой прошлый вопрос, - сказал Гумилев Натке, - Нет, китами я не занимаюсь. Приплыл сюда не за ними.
«А ради чего тогда?» спросила мысленно Натка. Сердце ее странно скакнуло, на миг унеслось вперед, а затем вернулось в привычный ритм. Она поняла, что предвкушает от него определенный ответ. Мишка тем временем принесла соль и поставила покрытую сажей солонку прямо перед ее миской.
 - Ого, как тебе Мишка услуживает, - удивился Гумилев, - Она вообще нелюдимая у меня. Как куда-нибудь придем, она обычно сама по себе, не разговаривает ни с кем. И уж точно соль не носит.
Под золотом волосом словно набух огромный помидор. Мишка отвернулась в сторону и стала вертеть вилкой в руке. Натка поняла, что слова отца ей совсем не по нраву. Гумилев же продолжал:
 - Это я виноват. Никогда не думал, что детей заведу. А потом встретил одну женщину тут, на Командорских. Гидрологом была, ненадолго приехала над проектом работать. Через год появилась Мишка. Летали в Камчатский, других родильных домов тут нет. Не повезло, мать при родах умерла. Мишка с тех пор везде со мной, не на кого оставить.
Он говорил об этом так спокойно и отстраненно, словно все это происходило не с ним. «Что за человек такой?» подумала Натка, чувствуя, как подступает к горлу окаменевшее сердце, «Такие вещи говорит при своем ребенке. Это же равносильно сказать, чтобы она вовсе не родилась. Будто она обуза для него. Или кукла какая». Мишка сидела, уперев кулачок в подбородок и крутила вилку в свободной руке. Судя по всему, к подобным речам папы она уже привыкла.
 - Значит, не за китами здесь? - Натка поспешила переменить ход беседы.
 - Нет, - повторил Гумилев и нанизал на вилку огромный шмат борщевика. Поднес вареное растение к губам, но есть пока не стал.
 - Папа сюда новый вид открывать приехал, - сказала Мишка.
 - Новый вид! - воскликнула Натка. - И какой же?
Гумилев отложил борщевик, так и не отправив его в рот. Махнул огромной и широкой, будто ласт кита, ладонью, сказал:
 - Вид это громко сказано. С этим островом интересная история связана. И я давно хотел в ней покопаться.
 - Расскажи ей, папа, - подначивала Мишка.
 - Я же рассказываю. Не перебивай. Наташа, скажи мне, сколько обитаемых поселений есть на Командорских?
 - Ну Никольское, - протянула она и задумалась. Географию Командорских она изучала перед полетом, но сейчас все словно вылетело из головы.
 - Можешь не думать. Это и все, - улыбнулся Гумилев, - Действительно, Никольское - единственный поселок на Командорских, на острове Беринга, самом крупном в архипелаге островов. Помимо Беринга, есть также острова Медный, Топорков, Арий Камень и Безымянный. Безымянного нет в атласе и упоминаний о нем тоже нет. А между тем, именно на этом острове мы сейчас и находимся.
 - Но почему так?
 - Постой, не гони. Я у тебя спросил, сколько сейчас поселений. Ответ - одно. Но в советское время было три. Кроме Никольского, было также село Преображенское - располагалось на Медном острове. И было еще село Отрадное вот на этом самом острове, где сейчас мы. Там жило по 100-200 человек, в основном, алеуты. Но в 1970-х годах оба поселка эвакуировали. Жителей переселили в Никольское. Преображенское и Отрадное стали необитаемы. А все потому, что в Отрадном люди стали сходить с ума.
 - Что значит «сходить с ума»?
 - Например, они уходили в море и топились там. Своим говорили «Море меня зовет». Другие просто сидели на земле, громко смеялись и будто с кем-то разговаривали. На слова других не реагировали. Пребывали словно под куполом в своем мире. Один алеут спрыгнул со скалы, а до того, как это сделал, сказал, что следует за своим отцом. А отца его уже давным-давно не было в живых.
 - Ужас какой… Серьезно?
 - Ну что я, врать стану. Тогда власти что подумали - совсем рядом ведь американцы, там на горизонте уже их острова начинаются. Тогда еще между нами и Америкой шла Холодная война, ходили слухи о самом безумном оружии, в том числе ультразвуковом. Власти подумали, что это американцы испытывают новые технологии на местных алеутах, возможно, через спутниковые волны, и быстро эвакуировали оба поселка. В официальной прессе, конечно, написали, что село упразднено для ускорения экономического развития.
 - И что потом?
 - Да ничего. В Никольском все спокойно было, никто с ума не сходил. Но обратно на Медный и Безымянный никого не переселяли, потому что вот это уже было бы экономически затратно.
 - Подождите. Вы сейчас мне такую сверхсекретную штуку рассказали просто так, за завтраком?
Между опухшими веками и дряблыми мешками кожи биолога родился снисходительный взгляд.
 - Я тебе рассказал, не потому что я дурак, - усмехнулся он, - А потому что это все чушь. Дело не в американцах и не в секретном оружии. Я думаю, причина сумасшествия местных была биологической.
 - Поняла, - заключила Натка, - Вы приплыли сюда найти эту причину.
 - В заповеднике закрывают глаза на то, что произошло пятьдесят лет назад, а меня тайна Безымянного заботила все эти годы, - продолжал Гумилев, -  Мне тогда восемь было, и мы с мамой жили в Никольском. До сих пор помню корабли с Медного, откуда выходили недоуменные алеуты. Здесь много странного. Взять вот то, что ты говорила - острова нет на картах. Да это потому, что со спутника его не видно. Эхолокация показывает пустое пространство над водой, только подводный камень. Согласно всем приборам измерения, Безымянного просто не существует.
 - Это невозможно.
 - Действительно, в наш век, когда географические объекты измерены до мельчайших деталей, ты точно знаешь глубину океана в том или ином месте, высоту горы там-то или там-то, остров, которого нет, воспринимается дикостью. Но факт остается фактом - мы сейчас на острове, который не нанесен ни на одну карту.
 - Ну хорошо… - сказала Натка, - Почему вы думаете, что это явление биологическое?
 - Девочка моя, это мое предположение. На самом деле, я понятия не имею о природе этого острова. Может быть, здесь вовсе нарушены законы физики…
 - Да бросьте! - не выдержала Натка.
 - Я не шучу, - сухо сказал биолог, - Марина, мама Мишки - я сказал тебе, что она гидрологом была. Так вот, мы плавали с ней на Безымянный один раз. Она сказала, что такой туман, как здесь, физически невозможен.       
 - Тогда остров тоже был в тумане?
 - Да он всегда в тумане, - Гумилев словно изрекал общеизвестную истину, - Когда ты ни приплыви сюда, он клубится и клубится. Утро, день, вечер - неважно. И дело не в том, что здесь всегда дожди и пасмурно. Этот туман состоит не из воды. Он не оставляет следов ни на какой поверхности. Под микроскопом не видно капелек.
 - Вы меня разыгрываете? - не выдержала Натка.
 - Ты еще спроси, правда ли я биолог, - пожал плечами Гумилев.
 - Сейчас папа говорит правду, - сказала Мишка, глядя Натке в глаза.
Вот Мишке Натка верила безоговорочно. Такая, как она, не станет принимать участия в дурацких розыгрышах. Такая, как она, даже врать не умеет, наверно. Будто пытаясь схватить выпадающие из рук катушки с нитками, которых она взяла слишком много, Натка протараторила:
 - Если… если все, что вы говорите, правда… если остров не видно с неба, если локаторы не берут, если тумана нет, но он есть, если люди сходили с ума… То здесь не вы один должны быть, а ватага исследователей! Физики, химики, биологи, да еще куча кого!
 - Согласен, - кивнул Гумилев, - Да кто же поверит в такую чушь, что я сказал? Если принять это на веру, то сколько фундаментальных законов, на которых основано наше изучение мира, нарушено?
Натка не ответила.
 - Понимаешь, ученые, особенно современные ученые - это люди, для которых два плюс два всегда будет четыре, а иначе они мыслить не могут. Им нужны готовые системы. Открытые за них кем-то великим законы, которые позволяют поддерживать стабильность картины мира, где все можно измерить и подсчитать. А когда они сталкиваются с тем, что выбивается из этого, такое явление становится «слепым» пятном. Может, мы на него посмотрим, но позже. А лучше и вовсе забыть. Потом впихнем в устойчивое мировосприятие «задним» числом.
 - Но ведь два и два правда будет четыре, - сказала Натка.
 - Да речь не об этом, - с досадой сказал Гумилев, - Скажи мне вот что: если бы ты была рыбой, знала бы ты о том, что существует суша?
 - Так ведь рыбы и выбрались наконец на сушу.
 - Смелые рыбы, - поправил Гумилев, - Или глупые. И первая такая рыба наверняка сдохла в страшных мучениях, совершенно не понимая, что ее убило. Видела, как беспомощно они бьются в конвульсиях, стоит нам выбросить их на крючке на сушу? Вот так, наверно, было и у самой первой. И только через боль и страдания, получая постепенно конечности, отращивая легкие, смелые рыбы смогли освоить сушу. А обычные рыбы до сих плавают себе под водой.
 - Вы сейчас что имеете в виду? Причем тут рыбы?
 - Мы изучаем наш мир мозгом, Наташа. Мозгом, состоящим из плоти и крови, мозгом, который приспособлен эволюцией под конкретные задачи. Я ведь биолог, и я верю в эволюцию. Наш мозг нужен нам, чтобы выживать. По крайней мере, был нужен до недавнего времени. Но выше головы с нашим мозгом, прости за каламбур, мы прыгнуть не можем. Теперь ты понимаешь, о чем я говорю?
 - Не совсем… Вообще, у вас странные речи для ученого. Каким-то мистицизмом веет.
Гумилев вздохнул, распустив паруса плоских губ.
 - А первые ученые были богословами и алхимиками. Тебя это не смущает?
 - Да я и не знала…
 - Благодаря научным открытиям, мы завоевали весь мир, - сказал Гумилев, - Все подсчитали и измерили. И каков результат? До жути скучно стало жить. И вот если появляется что-то, как этот Безымянный, мы отводим взгляды и говорим: «Этого нет». А надо говорить: «Этого нет в мире, к которому мы привыкли. В мире, в котором мы не прыгнем выше головы». Но второе мы сказать не можем, потому что это сильно уязвляет самолюбие ученого человека. Но я не боюсь себе этого сказать.
Натка подумала, что перед ней эдакая разновидность юродивого от мира ученых - наверняка, коллеги смеются над ним. Девушка пожалела, что не проверила информацию про Безымянный перед отплытием - действительно ли были правдивы все дикие вещи, что он сейчас рассказывал. Ее смущало, что Гумилева поддержала Мишка, но, возможно, маленькая девочка просто особенно не смыслила в науке. «А ведь с посторонними она не разговаривала» подумала Натка, «Вот он ей и напихал бреда в голову». Про себя она твердо решила, что все сказанное Гумилевым было лютой ахинеей, а сам он - полусумасшедший. Ей стало жалко Мишку, которая находилась в компании такого отца. Ее особенно не заботило, что, расскажи она про айлатку, Гумилев, возможно, подумал бы про нее точно так же. Как и многие современные люди, Натка предпочитала верить в свою правду, оберегая ее от остальных и никому не раскрывая. Очень просто сберечь то, что никому не показываешь.      
 - Так что вы конкретно ищете? - спросила она, - Вы так и не ответили. Если острова нет или он непознаваем, как можно его изучать?
 - Я здесь, чтобы посетить Отрадное.
 - Там, где люди с ума посходили?
 - Да. Я думаю, причина всех странностей, связанных с островом, идет оттуда.
 - Так причем здесь новый вид?
 - Кто знает, что я там найду? - посмеялся Гумилев, - Может, там и нет ничего, а копать надо в другом месте.
 - А где находится Отрадное?
Гумилев снова взял в руку вилку с нанизанным на зубья борщевиком.
 - Это я не могу сказать. Пойду я туда сам. А если я скажу тебе место, ты еще за мной увяжешься, а это вполне опасное предприятие.
 - Чего мне, на берегу все время сидеть? Я не пленница тут.
 - Не пленница, конечно. А разве я сказал, что тебе никуда нельзя? Как приплывет Зорин, будешь китами с ним целый день заниматься, ни на что времени не будет.
«Вот противный мужик», подумала Натка, «Еще указывает. На место меня, блин, поставил. А остров мне все равно надо весь облазить, иначе айлатку не найти». Что-то в истории биолога не сходилось, она интуитивно это чувствовала. Но вытягивать из него больше ничего не стала.
После еды Мишка собрала все миски и понесла их наружу. Выходя, Натка увидела, как она полоскает их в бочке с водой. Девушке не хотелось сидеть в домике, нужно было уже начинать исследовать остров. Она решила, что вернется на тот же утес, откуда они с Федором обозревали окрестности. Он был достаточно высоким, чтобы можно было разглядеть остров. Она взяла рюкзак, в котором была запасная одежда, пакетик с орехами и маленькая кружка-термос. Поплотнее запахнула парку и пошла в сторону пляжа, где они увидели вчера ученого с девочкой. Уже будучи довольно далеко от домика, она услышала окрик. Ей показалось, что это ветер или крик баклана - она плотно набросила капюшон, поскольку дождь усиливался - но покрутив головой, она увидела позади себя фигуру Гумилева. Он стоял размахивая рукой. Сложив руки рупором, он что-то прокричал. Натка не услышала, сбросила капюшон и показала на уши. Она сердилась: чего он от нее еще хочет? Но Гумилев рубанул рукой воздух, развернулся и ушел к домику. Натка пожала плечами и начала спускаться по откосу к каменистому берегу.
Вдоль кромки океана, где она шла, медленно наступала и отступала вода. Погода была спокойной, лишь иногда со стороны океана налетал внезапный шквал. Натка остановилась. Она почувствовала, что идет слишком быстро, на автомате, будто убегает от чего-то. Покопавшись в себе, она поняла в чем было дело. В голове прокручивались слова Гумилева: «Этот туман состоит не из воды. Он не оставляет следов ни на какой поверхности».
 - Не может быть, - прошептала она и подняла глаза в сторону острова.
Все было как утром. Белая пелена висела как покрывало, под которым проступали пики скал и округлости холмов. Нутро Безымянного было надежно укрыто от посторонних глаз. «Что толку тогда идти на утес» подумала она, «Все равно ничего не увижу. Наверно, это и пытался биолог сказать». Исследовать остров можно было, только пройдя сквозь завесу. Но девушку смущали слова биолога. Хотя она и решила, что он нес полный бред, но что если нет? «Все-таки он действительно человек с именем, даже тот паренек-энтомолог его знал. Хотя и посмеялся, когда я спросила кто такой этот Исаевич» думала она. Вскоре ей стало понятно, что такие размышления не приведут ни к чему, кроме топтания на месте. Она должна была решить, соваться в туман или остаться на береге. Натка помотала головой, отбросила сомнение, и врубаясь подошвами в камень, пошла вверх по склону.
В этом месте над ней висел обрыв, и идти было слишком круто. Она лихо взяла, так что наверху пришлось хвататься руками за низкую траву и подтягиваться ко склону. Мокрая поросль чуть не выскользнула из рук, но девушка удержала равновесие и, быстро перенеся вес туловища вперед, выбралась на край обрыва. Она жадно вогнала в легкие воздух, отдышалась и быстрым шагом, буквально вырубая ботинками кочки, пошла в разлившуюся перед глазами белесую мглу. Сердце забилось чаще, когда она поняла, что полупрозрачные щупальца тумана уже окутывают ее по бокам. Она задержалась рассмотреть его поближе, пыталась понять, что же в нем не так. Но пелена вокруг рассеивалась поблизости ее тела, а щупальца медленно смыкались за спиной. Натка взглядывалась в пенку дыма, но не видела ничего особенного. «Туман как туман» подумала она. После этой мысли ей стало спокойнее, словно с тела сняли неудобную одежду. Тревога ушла. Она уже шла спокойнее, размеренным темпом.
С того места, где она оказалась, перед ней лежали крутые бока зеленой травы с редкими бородавками камней. Словно изогнутые спины мифического азиатского дракона, холмы уходили наверх, откуда из тумана проступали зубцы каменистого кряжа. Натка подумала, что вот там ей и откроется прекрасный вид на остров. Она стала неспеша подниматься, нащупывая ботинками прочную опору с каждым новым шагом. В горах она никогда не была, а в ее родном городе холмов не было, так что во время подъема грудь ее постоянно вздымалась и опускалась, обеспечивая приток кислорода в кровь. Она не считала, сколько времени поднималась, но, когда за спиной осталось три драконьих кольца, она присела отдохнуть на продолговатый кусок базальта. Он выглядел как ограненный рубин. Кусок камня был теплым. Натка провела по нему рукой, подушечками пальцев чувствуя шершавую пористую текстуру. Она достала из рюкзака пакетик с орехами и термос.
Ей показалось странным, что океан в той стороне, откуда она пришла, было не видно. Она ведь не так далеко отошла. В таком тумане видимость должна быть очень высокой. Но девушка видела перед собой только камни и траву, пересеченную разломами в почве. Все остальное осталось за покровом белой мглы, стоявшей как стена. Ей подумалось, будто она прошла за какой-то невидимый барьер, который скрывал центр острова от берегов. В носу засвербило, и Натка чихнула. Глаза увлажнились, и она протерла их кулачком. От этого слезы пошли еще сильнее, Натка часто заморгала, пытаясь унять жжение в глазнице. «Все-таки заболела я», подумала она. Отпила из термоса облепихового чая. Где-то она читала, что такой чай очень полезен при простуде. Успокоенная этой мыслью, она почувствовала себя легче.
Где-то сбоку ей показалось движение. Натка инстинктивно повернула голову - это мог быть опасный зверь, вроде медведя. Но она ничего не увидела, только молчаливо лежащие камни, да гряду скал вдалеке. Будь здесь какой-нибудь зверь, он сразу был бы виден в пустом пейзаже. Она отвела взгляд, но через несколько секунд боковое зрение снова что-то уловило. Натка развернулась более резко на случай, если существо ускользнуло из поля зрения в первый раз. Она по-прежнему никого не видела. А затем она ясно услышала голос. Ее позвали. Внутренности девушки стали как ледяные - она узнала голос. «Натка», так ее звал лишь отец. Голос был отчетливым, с теплыми нотками, которые у девушки всегда связывались с чаем в граненом стакане и бутербродом с маслом - отец всегда их делал, когда садился рассказывать свои истории. Натка зажала уши, надеясь, что это только слуховая галлюцинация. Но стоило ей только отнять пальцы от мочек, как родной голос снова повторил ее имя.
Она в мгновение распрямилась и вскочила с места, осматривая окрестности. «Что за нелепая шутка!», вопил внутренний голос. Вокруг никого не было, да если бы и был, Натка, скорее всего, сошла с ума. Она рванула к себе рюкзак, спешно сунув туда термос, и не шагами, а прыжками понеслась вниз по склону. Длинные ноги живыми шестами несли ее тело обратно к берегу. На скользкой траве при такой скорости можно было легко поскользнуться и полететь вниз кубарем, но девушка об этом не думала. Все, что ей хотелось это вырваться обратно к Гумилеву и Мишке - к другим людям, которые и скажут, сумасшедшая она или нет.
Когда белая стена расступилась и перед ней раскинулся океан, Натка замедлила бег, прошла по инерции несколько шагов, а потом, как марионетка, которую бросил кукловод, сложилась на песок. Маленькое сердце бухало в груди ударами молота, перед глазами расплывались темные круги, она шумно дышала. Оперевшись на локти, она подняла туловище. В ушах звенело, что-то щелкало, но голоса больше не было. Натка просидела долгое время, вслушиваясь в шум ветра и прибоя, с ужасом ожидая, что ее снова позовет отец.
Где-то сбоку раздался шорох шагов. К ней подошла Мишка. Она посмотрела на Натку сверху вниз, потом повернула голову к туману.
 - Ходила туда, - сказала она, - Тебе же папа сказал, что это опасно.
Натка поднялась с песка и отряхнулась. Ей не хотелось смотреть в сторону тумана, и она развернулась к океану.
 - А ты ходила туда? - спросила она девочку.
Мишка помотала головой. Ее золотистые локоны были сведены в косичку, спадавшую витым лучиком солнца за спиной. На лбу выбилась непослушные пряди, ветер слегка их подбрасывал над лицом девочки.
 - Зачем ходить туда, где опасно? - спросила она.
 - Что же там опасного?
 - Ты уже знаешь что.
Натка с изумлением воззрилась на нее. По ее позе и тону голоса девочка уловила, что она только что пережила по ту сторону. Как же прекрасно у нее развита интуиция!
 - Пойдем к морю, - вдруг сказала девочка, - Надо ламинарию на ужин собрать.
Не дожидаясь ее согласия, она сама пошла к берегу. Натка поспешила за ней. Пока они шли, Натка спросила:
 - Когда мы вчера встретились, ты сказала, что мы все умрем. Ты имела в виду туман? Мы умрем, если забредем глубоко в туман?
 - Не знаю.
 - Но почему мы умрем? Что нас убьет?
Девочка остановилась и задумчиво посмотрела себе под ноги. Потом взглянула на Натку.
 - Папа тебе говорил, что я родилась в заповеднике. Это так. И я очень много наблюдала за животными. Постепенно я стала различать хищников и травоядных по одному взгляду. Вот, например, косатка - она нас не убьет.
 - Разве косатки человека не трогают?
 - Они едят морских котиков, а от нас бегут. Для человека косатка безобидна. А вот бурый медведь нас задерет. Причем это не из книжек мне пришло. Я просто гляжу и понимаю - вот это опасно.
Натка поняла, о чем говорит девочка. Когда-то она читала в одной книжке об эволюции человека, как над детьми, еще не вышедшими из колыбели, проводили эксперимент. Им показывали изображения животных на слайдах, вместе с тем регистрируя активность нейронов в мозгу. Животным, на которое была самая сильная реакция, оказалась змея. Активировались нейроны в затылочной доле мозга, отвечающей за зрение. Выходило, что люди, только выходя из утробы, уже могли распознавать хищников - природа позаботилась об этом. Натка подумала, что Мишка, проводившая все время с природой островов, уже настолько тонко чувствовала местную экосистему, что сама стала ее частью. И если она говорила, что туман опасен, значит, так оно и было. Вот только объяснить это девочка не могла.
Они собрали ламинарию и отнесли ее в домик. Гумилева не было. Биолог вернулся поздно вечером, когда солнце уже зашло. Натка не стала спрашивать, где он был. Корабль Зорина так и не приплыл. Им снова пришлось укладываться в полной темноте. Он и еще одна девушка появились только на следующий день. 

День 3
За последние несколько дней Лера уже несколько раз успела пожалеть, что ее поставили работать с Владимиром Зориным. Она успела поработать волонтером в россыпи мест по телу России: на Куршской косе, в горах Алтая, приближалась к сопкам камчатских вулканов. Лера даже бывала за границей, когда ей удалось получить ответ от международной волонтерской организации в Гренландии. Но нигде никто и никогда не встречал ее такими словами, как Зорин.
Это было так: по прилету в Петропавловск-Камчатский, она познакомилась с директором, миловидной женщиной за 40, с щеками цвета спелой редьки и вечной улыбкой на лице.
 - А ты за косатками, значит, - сказала она, когда они с девушкой переговорили у нее в кабинете о ее роли в заповеднике.
 - Да, я хочу их фотографировать, - сказала Лера, приподнимая огромную камеру, словно в доказательство своих слов.
Ей вовсе не хотелось заниматься обычной волонтерской рутиной, у нее была своя цель. Сделать как можно больше снимков косаток и, по возможности, других китов, чтобы затем написать об этом в блоге и даже сделать публикацию в крупном журнале. Она слышала, что косатки были вымирающим видом, и в ее душе сразу зажглось желание привлечь внимание людей к этой проблеме. Лера была уверена, что образ кровожадного хищника, который ассоциировался с косатками, был мифом.
 - Тогда тебе к Володьке, - сказала директор, поднимаясь из-за стола, - Пойдем.
Они прошли по пирсу к стоявшему у самого дальнего причала кораблю. Это было небольшое пассажирское судно. Из белого остова, как хвост скорпиона, торчала изогнутая стрела погрузочного крана, а за ним тянулись ряды пассажирских кают. Острый нос корабль смотрел в сторону темных скал и схваченных вуалью тумана скальных вершин. Тут и там белые бока корабля схватывали пятна от коррозии, будто зубы морского гиганта обнажили гигантские кровавые раны на теле судна. С левой стороны нос корабля был изгвожден небольшими вмятинами, а сторона чуть вмята вбок. На широкой спине кормы темнела надпись «ЗЕВС». Внизу была надпись чуть поменьше «ВЛАДИВОСТОК». 
Директор провела Леру на борт - девушка сразу почувствовала, как заходила палуба под ногами - и подошла к одной из кают. Постучала в металлическую дверь. Ответа не было. Директор постучала еще. Пока они ждали, Лера смотрела на мерно катившие волны, вдыхала несомый ветром холодный воздух и сравнивала это царство воды с теми, что уже видела ранее - Балтийским морем и Атлантическим океаном. Она несомненно увидела что-то знакомое, но этот океан был ей неведом, она интуитивно чувствовала его огромным и единым живым организмом. Это почему-то ее испугало. Странно, ведь ранее вид бесконечного океана ее вдохновлял. Почему же сейчас ей вдруг страшно? Она не успела подумать, потому что дверь распахнулась и перед ними появился Зорин.
Под редкими свалявшимися космами светло-русых волос на продолговатой голове сверкали ясно-голубые глаза. Из-за скрещенных бровей он выглядел грозным, а силы этому выражению добавляли широкий нос и острые углы скул. Кожа его была гладкой и загоревшей, Лера сразу это заметила. Она удивилась, как он мог получить загар при такой погоде, как на Командорах. На вид ему было лет тридцать, а может сорок - крепко сбитый, мускулистый, он держал себя в хорошей форме, а такие мужчины обычно не стареют. Зорин был одет в водолазку, со штанами, заправленными в черные сапоги. На ремне у него висел массивный армейский нож. Директор представила Леру, после чего мужчина показательно без всяких смущений оглядел ее от пяток до матушки и протянул хрипым басом:
 - А, бабу мне привела.
Лера оторопела от этих слов. До этого, куда бы она ни приезжала, люди всегда встречали ее радостно и гостеприимно. Собственно, это ей всегда и нравилось в волонтерстве - зарядиться энергией людей, горящих своим делом ради других, ради помощи целой планете. А тут ее унижали словом «баба», да еще этой фразой выказывали недовольство тем, кого директор привела. Впрочем, Лере хватило опыта и сдержанности, чтобы не поддаться эмоциям. Она произнесла, выставляя вперед расправленную ладонь:
 - Меня зовут Лера, рада знакомству.
И она улыбнулась - натянуто, конечно - но у нее всегда выходило улыбаться так, чтобы люди заражались этой улыбкой. Это был ее способ гасить конфликтные ситуации. Но на Зорина это не подействовало. Расправив руки в дверном проеме, словно он был огромным пауком, сидевшим в центре паутины, он сказал:
 - Чему ты рада? Ты взвоешь через пару дней.
Глаза его неотрывно смотрели в ее глаза, будто он сейчас выстрелил из гарпуна со стальным тросом и втягивал ее таким образом в свой мир. Директор посмеялась фразе Зорина, пожелала Лере хорошего волонтерства и ушла. Зорин тем временем утер нос жилистой ладонью и вытащил из ножен армейский клинок. Лера отступила назад.
 - Да не боись, - хмыкнул он.
Исчезнув во тьме каюты, он вскоре вернулся с огромным продолговатым куском плоти в руках. Мясо было темным, с него стекала вода. Зорин стал нарезать с него небольшие кусочки и бросать в жестяную миску, стоявшую у двери его каюты.
 - Витус! - позвал он.
Лера заслышала, как что-то стучит по железному остову палубы. Вскоре к миске подошел большой черный лабрадор. Гладкая шерсть лоснилась в отблесках садившегося солнца. Собака подняла морду с большими темными глазами на Леру. Девушка ответила ей восхищенным взглядом - собак она очень любила и оценила ухоженность этого старого, по виду, пса. Собака наклонилась над миской и стала есть. Зорин закурил.
 - Это что вы ему скормили? - спросила Лера.
 - Котика морского.
 - У вас тут питаются таким мясом?
 - Я тебе скажу больше, - ответил Зорин, - Ты тоже им будешь питаться.
 - Никогда в жизни.
Зорин посмотрел на нее как на безумную.
 - Плавать долго, выбирать не из чего. Будешь голодная - съешь и котика.
 - Я вегетарианка.
 - А, вот в чем дело, - сказал Зорин тем же тоном, каким раньше назвал ее «бабой», - Тяжелый случай. Ну дело твое, только не окочурься во время плавания.
Лера теперь поняла его стратегию. Зорин всеми силами хотел напугать ее, чтобы отговорить от плавания. Ей надо было показать свою решимость.
 - У меня с собой еда, не волнуйтесь, - сказала она, - А вот насчет котиков я не понимаю. Мы же их защищаем, это заповедник. А вы их тут собакам кормите.
 - Слушай, я не знаю, что у тебя за бурда в голове. Заповедник заповедником, а если такая тварь лежит дохлая на берегу, то что ее, закапывать? Ее все равно кто-нибудь сожрет. Лучше уж мы. 
 - Так у вас их там много?
 - Тушки три. Надолго хватит.
Потом Лера узнала, что Зорин преувеличивал насчет еды только из тюленьего мяса. По ее запросу кок - веселый и сговорчивый парень - готовил растительные блюда специально для нее.
 - Хватит про котиков-шмотиков, - сказал Зорин, кидая догорающий окурок в море, - Ты ко мне работать пришла. Сразу скажу - лентяйничать нельзя, а то за борт.
 - Я не собираюсь…
 - Ты дослушай. Конечно, не собираешься. А этот корабль, - он постучал по стене каюты, металл ответил гулким звоном, - Нам услужливо предоставил Камчатский филиал Тихоокеанского института географии. Китайцы делали, специально для исследования всяких морских тварей. На кораблях плавала уже?
 - Да, и не раз.
 - Так вот, у нас тут много чего надо делать будет. Нужно чистить картошку, таскать воду, полы мыть…
 - Стойте, тут какое-то недоразумение, - прервала его Лера, - Я договаривалась фотографировать китов.
Зорин стал ковыряться в уголке глаза, словно туда что-то попало. Губы его сложились змейкой во внезапной улыбке.
 - Китов фотографировать ты приехала… А кто ж тебя подпустит к китам? - спросил он в перерывах между хриплыми смешками.
 - В-вы… - от неуверенности Лера запнулась, - Я сказала директору, что хочу снимать касаток, вот она и привела…
 - Ты в своем уме? - переспросил Зорин, и голос его странно исказился, будто по голосовым связкам полоснули ножом, - Ты представляешь, что такое киты?
 - Ну видела…
 - Видела на картинке, в кино или где-то там вдалеке - это одно. А теперь представь эту огромную махину где-нибудь там за бортом, в метре от себя. Да у нее плавник на хвосте больше тебя в десять раз. Ударит - и мокрого места не останется.
 - А чего он нас бить-то будет?
 - Да кто этих тварей разберет. Но я тебе скажу одно: к китам ты со мной не подойдешь. На душу я себе такое опять не возьму.
Он осекся, вдруг посмотрел за борт на океан, а потом пошел в каюту, захлопнув за собой дверь. «До чего странный», подумала Лера. Что-то теплое и влажное коснулось ее руки. Лабрадор закончил есть и теперь шумно облизывался, тыкаясь ей в ладони. Собака смотрела будто извиняющимся взглядом, словно просила прощения за своего хозяина. Лера опустилась к собачьей морде, из пасти ее обдал теплый воздух. Девушка обхватила могучую шею пса ладошками, почувствовала, как перекатываются мускулы под кожей, и легко потрепала его за шерстку. Витус оторопело глянул в сторону, потом повернулся к ней, так, что девушка и пес стали лицом к лицу. Розовый шершавый язык прошелся по ее щеке, потом по лбу. Лера засмеялась, вспоминая, как то же самое привыкла делать Пальма - немецкая овчарка, которая была у ее родителей. В детстве она много времени проводила с Пальмой. Витус был большим и старым, но чем-то напоминал ей красивую, вытянутую овчарку с жесткой серо-черной шерстью.
Когда дверь каюты Зорина опять открылась, он увидел катавшуюся по полу и визжавшую от восторга девушку, которую вовсю зализывал лабрадор.
 - Елки-палки, я думаю, что ты тут разошлась, - сказал он и мощно рыкнул - Витус, фу!
Пес мгновенно оставил Леру и потрусил в сторону кормы.
 - Ну а ты картоху иди чистить, раз осталась, - сказал Зорин сверху вниз девушке, - Мы уже отплываем, надо перекусить перед дорогой.
Лера поднялась и отряхнулась. Зорин задумчиво оглядел ее, сказал:
 - Если хорошо будешь трудиться, слушаться во всем, так и быть, косаток вблизи посмотришь.
 - Я буду слушаться, - сказал Лера, будто огромный ком проглотила.
Зорин хмуро взглянул на часы.
 - Тут вроде еще одна баба должна была объявиться, - сказал он, - Но у нас не детский сад кого-то ждать. Отплываем.
В течение следующей пары дней Лере ничего не оставалось, как слушаться команд Зорина. Она занималась всякой рутиной на корабле - от приготовления еды до уборки. Один раз они встали у какого-то острова, для исследовательских целей, и тогда она ужаснулась методам исследователей. Установка датчиков на морских котиков выглядела так: биологи подкрадывались к лежбищу и выискивали взглядом еще не меченых животных. Затем накрывались большой клеткой и четырехногим квадратным существом пробирались через лежбище к выбранной жертве. Накинув сачок животному на голову — котик извивался и изо всех сил сопротивлялся захвату — они быстро сбривали поросли шерсти вокруг шеи и прибивали, с помощью специальных устройств, маячки. Морской котик нырял в воду, уплывал, бедняга вслед за стаей. Зорин мрачно поглядывал на это зверство, пыхтя сигаретой. Лера стояла рядом, он ткнул ее в плечо довольно чувствительно и выпрямил будто выщербленный из базальта палец куда-то в сторону лежбища.
 - Вон смотри, - выплюнул он слова через табачный дым, - Еще один наш обед.
Лера увидела, как что-то бьется о камни - крупная темная туша, опутанная веревками, неестественно изгибалась, пыталась выбраться из искусственной паутины. По всему лежбищу раздавались крики, похожие на блеяние козы, только более низкие, как гортанные. Животные бросались врассыпную от исследователей, оставляя молодую поросль. Убегая, они топтали и били лапами плененного собрата.
 - Что за зверство? - возмутилась Лера, - Надо же помочь. Дайте свой нож.
Она призывно протянула руку. Зорин сдвинул рыжие брови. Сунул руки в карманы, нахлобучился большим вороном и затопал к плененному зверю. Кто-то из щенят (детей котиков исследователи называли именно так) попался ему под ноги во время побега от исследователей. Зорин расправил ногу, запустив беднягу в полет. Тот как футбольный мячик отлетел к воде, мгновенно расправился и, сгибая-разгибая туловище, заполз в набегавшую волну.
 - Да вы чудовище! - закричала Лера, подбежав к нему, - Разве можно так?
Она все еще смотрела вслед детенышу, которого уже и след простыл. Зорин ничего не ответил, приник к бившемуся в сетях животному и налег на него коленом. Котик под ним захрипел как собака, Лера увидела как сверкнули белые клыки под огромными черными глазами.
 - Сиди, тварь! - скомандовал мужчина и несколько раз опустил вниз нож.
Лера услышала, как расходится сетка. Зорин рывком сорвал ее с котика, словно художник снимает полотно с шедевра, чтобы показать его зрителям. Дезориентированный, зверь начал двигать туловищем как большая гусеница. Перевернулся на живот, испуганно оглядел Леру и Зорина и, врубаясь ластами в базальт, пополз к морю. Зорин спрятал нож и отправился обратно к кораблю. Лера же смотрела за тем бедламом, который творился на маленьком лежбище. Теперь, когда большие самцы были помечены, сотрудники массово загоняли животных в воду, а сами хватали маленьких детенышей. Не все взрослые отступали без борьбы, но те, кто противился, получали большой длинной палкой прямо в морду. Малышей грубо хватали за ласты, рывком поднимали вверх, как только что выловленную рыбу, а затем опускали на импровизированный стол. В руках у одного из биологов было устройство типа степлера, которым он цеплял метку на ласты детеныша. Затем его так же небрежно отбрасывали обратно на камни. Лера вернулась на корабль, дрожа от увиденного. Там ей снова встретился Зорин.
 - Это тебе повезло, что мы здесь не в брачный сезон и нет секачей, - сказал он, - Тогда бы даже не подошли к мелким.
Лера молчала.
 - Вот ты меня чудовищем назвала, - продолжал Зорин, - А сколько такой мелюзги дохнет под весом их собственных папаш, которые делят территорию, которые рвут друг друга клыками? Своих же собственных детей давят в лепешку и не замечают. Я этого хоть в воду откинул, не то бы он отбился от стаи, заблудился и подох где-нибудь на берегу. И если вид вот этого, - он показал на прогон на берегу, - кажется зверством, давай как-нибудь сплаваем на традиционную охоту алеутов. Увидишь, как забивают еще неоперившихся котиков, как им яд из шприца под кожу вгоняют, чтоб ласты откинул быстрее. Хотя шкуру с него снять торопятся, еще с полуживого снимают, так что лежит голой плотью на песке, отмучивается.
 - Хватит! - вскричала Лера. Воображение у нее было слишком хорошее для описываемых Зориным картин.
 - Чего хватит? Природа такова, девонька, хочешь того или нет. Сильный всегда жрет слабого - это закон и аксиома. Все вы, «зеленые», мечтаете себе розовые мечты о добреньких и миленьких зверятах, которые пусть себе плодятся и размножаются. Нет! Плодится и размножается только тот, у кого есть клыки и когти, чтобы пожрать другого. Все остальное - лишь его добыча. Слыхала про Стеллерову корову?
Лера кивнула.
 - Тварь была такой жирной, что даже не могла убежать, - засмеялся Зорин, - Ты думаешь, я жалею, что такой идиотский вид исчез с лица Земли? Да туда ему и дорога! Но была у нее одна польза - прокормила экспедицию Беринга, когда они открывали эти острова. 
 - Но сейчас нам не надо здесь выживать, - возразила Лера, - Сейчас не семнадцатый и восемнадцатый век, не эпоха открытий. И если бы люди задумывались о своих предках и о будущем в те годы, то ни Стеллерова корова, ни птица додо, ни множество видов не вымерло бы от человеческой руки.
 - Причем здесь люди? А мамонтов тоже истребили люди? Саблезубых тигров? Динозавров тоже мы вытравили? Пойми ты, что все нежизнеспособные формы помирают независимо от того, кто или что послужило тому причиной. Это мог быть вовсе не человек, а ледниковый период, метеорит, другой вид животных. Слабый и не приспособленный к переменам вид всегда платит цену своего выживания.   
 - И что, нам поэтому надо зверствовать над другими видами, чтобы довести их до вымирания? Просто, чтобы потренировать свои «клыки», как вы выражаетесь?
 - Да кто тут зверствует? Мы метим котиков сейчас, чтобы увидеть прирост популяции в будущем. Мы хотим, чтобы они дальше плодились и размножались. Хотя, как по мне, они и без нас выживут. Эти твари выносливые.
 - Я скорее вот про это отношение, - возразила Лера, - Вот это тыкание палками, небрежное хватание за ласты. Знаете, мы, люди, как зазнавшиеся короли, которые воспринимают другие живые виды с пренебрежением и спесью.
 - Если мы их не будем бить палкой в морду, они нас погрызут, вот и все. Язык агрессии - тоже язык, причем межвидовой. Но куда бабе такое понять. Тебе скорее в куклы играть, а не по Командорам плавать. А то, что мы короли, так это верно. Человек захватил эту планету, нет вида сильнее нас.
 - А если вдруг появится? Это, кстати, из ваших слов следует - мамонты вымерли, динозавры тоже. Значит, и человек не защищен от этого закона - пожрать или быть сожранным.
 - Если мы и вымрем, то не от другого вида. Скорее, глобальная катастрофа какая. Тот же метеорит.
 - О, как вы сразу преисполнились.
Она увидела, что Зорину вдруг стало некомфортно от последней фразы. Он махнул рукой и повернул к ней широкую спину. Сказал напоследок:
 - Ладно, надоело языком молоть. К вечеру в каютах надо убрать, не забудь. 
Через несколько дней биологи закончили с мечением котиков на малых островах и лежбищах. «Зевс» подплыл к острову Беринга и встал на якорь у Никольского. Дул шквальный ветер, корабль бросало на волнах, и Лера укрылась в своей каюте, слушая, как волны врезаются в борт. Зорин вместе с другими биологами высадился на берег, а затем вернулся на корабль, ругаясь на чем свет стоит. Их каюты располагались совсем рядом, и Лера слышала весь поток любезностей, которые биолог на кого-то обрушивал. Неожиданно в дверь ее каюты постучали, и Зорин позвал ее к себе. Из короткого обмена фразами Лера поняла, что другая девушка - ее звали Наташа - куда-то пропала. Они с Зориным договаривались встретиться в Никольском, но в исследовательском домике ее не оказалось. Связь не ловила, и дозвониться он не мог.
 - Вот так с вами со всеми, с бабами! - в сердцах воскликнул он, испепеляя взглядом Леру, - Вечно себе на уме все!
 - А я причем? - возмутилась она.
Он топнул ногой, будто на пол обрушилось бревно.
 - А я знаю, куда она пошла! Иначе быть не может!
 - И куда?
 - Да туда же, куда и мы плывем, - махнул он рукой.
Внезапно он встал и захлопнул дверь своей каюты. Сидевший на кровати вместе с ним Витус настороженно поднял морду, испуганно взглянул на хозяина.
 - Да чего ты, - успокоил тот пса, - Сиди, друг. Слушай, Лерка.
Он замялся. Лера удивилась - от кого она не ожидала смущения, так это от такого жесткого человека, как Зорин.
 - У тебя близкий кто-то умирал? Друзья, родственники?
«Вот уж идиотский вопрос» подумала Лера. Впрочем, она привыкла к определенной бестактности в среде людей, живших вдали от цивилизации. Поэтому вопрос ее не смутил, она спокойно ответила:
 - Да, собака моя. Пальмой звали.
 - Собака? - удивился Зорин, - Впрочем, собака это друг. Это понимаю. А как она умерла?
 - Вот это я уже не хочу вам говорить.
Зорин молча кивнул и отвернул взгляд. Лера хотела поскорее сменить тему и спросила:
 - На этом острове, куда мы плывем, мы посмотрим косаток? Я все делала, что вы от меня требовали. У нас был уговор.   
В полутьме каюты Лера плохо видела его лицо, глаза мужчины как-то странно блеснули.
 - Если они там будут проплывать, посмотрим, - сказал он, - Обязательно посмотрим.
Его голос звучал отстраненно, словно Зорин думал о совсем другом. Мужчина наклонился вперед на койке, Лера услышала, как рука его мерно расчесывает шерсть лабрадора. Падавшая из окна полоска света выхватила из темноты белки глаз. Он задал вопрос, который заставил девушку вздрогнуть.
 - А если бы ты увидела свою Пальму живой и здоровой?
 - Это невозможно, - сказала она, улыбнувшись через силу.
 - И правда, невозможно, - прошептал Зорин и усмехнулся.
 - Ну я пойду, - сказала Лера.
Она буквально вылетела из каюты. Казалось, Зорин только что выпустил ее из «железной девы» - каждый мускул ее тела был напряжен. «Вот же странный тип», думала она. У нее возникли сомнения, стоит ли вообще с ним идти на этот остров. Она совершенно не понимала этого человека. Он был далек от типажа парней «с душой нараспашку», которые работали с ней в волонтерстве и неизменно общались с лучезарной улыбкой на лице. Их она могла спокойно прочитать, но Зорин был закрытой книгой. Общаясь с ним, Лера чувствовала, что погружается в липкий и горячий мазут. А на дне этой жижи было что-то еще более страшное и отвратительное.
Ночь корабль провел на пристани в Никольском. Наутро Зорин пошел на берег и позвал с собой Леру. Вместе они притащили с исследовательской станции в трюм корабля генератор, дрова и еду - овощи и консервы. Лера спросила, куда они все-таки плывут. Он ответил, что имени у острова нет, а все зовут его просто - Безымянный. Больше он ничего не сказал, и девушка списала это на его обычную угрюмость. Отплывать собирались в тот же день, но погода подвела - в Никольском часто штормило, и по океану в тот день ходили огромные волны. Плавание перенесли на утро следующего дня.
Лера почувствовала подвох, когда в брызгах рассвета они подплывали к Безымянному. Капитан резко сказал Зорину выгружаться, встав в нескольких километрах от острова.
 - Почему так далеко? - спросила она сразу у Зорина и у капитана. Ни один не удостоил ее ответа.
На воду спустили небольшую моторную лодку, куда, кроме девушки и Зорина, еще должны были поместиться генератор, дрова и съестное. Когда девушка, дрожа от утреннего холода, опустилась на сидение, она почувствовала, как вода опасно приливает к борту. Все это выглядело очень странно - будто их отправляли в изгнание с «Зевса». Зорин завел хрипой мотор и повел их судно к хищному оскалу камней впереди. Лера задала пару вопросов, но он резко оборвал ее. Зорин обогнул гряду камней, выведя лодку к каменистому пляжу. Лера увидела возвышавшийся вдали на холме исследовательский домик, а рядом - вышку. Рядом с ними виднелись маленькие точки. «Хоть люди тут уже есть» подумала она.
Зорин причалил в искусственной бухточке недалеко от пляжа. Только заглох мотор, он повернулся к Лере.
 - Я тебе сейчас расскажу, что и как мы тут будем делать, - сказал он. Тон был вкрадчивый, голос чуть подрагивал, - Во-первых, никому никогда не говори, что ты здесь была. С фото то же самое. Можешь снимать китов, косаток и причих тварей, но никаких фото острова. Усекла?
Она быстро закивала.
 - Во-вторых, тут уже есть люди, и они могут тебе чудаковатые вещи говорить.
 - Какие вещи? И что за люди?
 - Здесь профессор Алексей Исаевич Гумилев со своей дочерью. Мишка зовут. Они оба странные. И еще тут волонтерка Наталья. Сам ее не видел, но раз свалила сюда сама, ничего хорошего от нее не жди. А насчет того, что могут тебе говорить… Это ты сама поймешь.
Лера кивнула.
 - В общем, ты сюда за снимками приехала, я тебе даю такую возможность, - заключил Зорин, - В обмен на это больше никуда не суй свой нос.
 - Это я поняла. А как мы назад вернемся? Корабль уплыл.
 - Они придут за нами через неделю. На лодке по очереди перевезем на нее народ. Еще вопросы?
У Леры вопросов больше не было, и они пошли к домику знакомиться с обитателями. Как только они встретились, Зорин отвел Натку в сторону, и Лера краем глаза увидела, как он распекает девушку за самовольное прибытие на остров. Впрочем, та себя в обиду не давала: напыжилась как воробей и стала припоминать ему, как он не забрал ее еще на Камчатке. Гумилева в тот момент в домике не было, и Лера познакомилась с ним позже. Девочка Мишка показалась ей закрытой и нелюдимой, но Лера подумала, что у нее просто такой характер. День ушел на то, чтобы наладить быт в домике исследователя. Дров внутри почти не осталось, так что привезенные ими поленья отлично пригодились. Зорин перенес генератор, еду и дрова по склону к домику и принялся подключать электричество. Натка позвала Леру пройтись вместе по берегу, пока тот возился по дому. С первого взгляда, та показалась Лере очень эмоциональной и вспыльчивой - полная противоположность ее вдумчивой и осторожной натуре.
 - Вот козел этот Зорин! - выплюнула она, когда они оказались достаточно далеко от домика, - Сам уплыл, а теперь отчитывает меня.
 - Да, он не подарок, - согласилась Лера, - Но и здесь тебе не город. Суровая местность - суровые люди.
 - Да знаю, но… - Натка оборвала фразу и махнула длинной тонкой ладонью, - Неважно. А ты тут за китами приплыла наблюдать?
Лера обрадовалась, что речь зашла о ее любимой теме и рассказала Натке, что приплыла снимать косаток.
 - А что такого особенного в косатках? - спросила та.
 - Они под угрозой. Слышала про «китовую» тюрьму?
Натка покачала головой.
 - Кто-то вылавливал косаток для перепродажи в Китай и другие страны. В основном, для цирков и океанариев, - объяснила Лера, - Это просто отвратительно. Животные - это не мешки с деньгами. А про квоты на отлов я вообще не говорю. Их вовсе запретить надо.
 - А как ты собираешься бороться с отловом?
 - Надо сначала привлечь внимание людей к проблеме. Для этого я и делаю фотографии.
 - Цель у тебя хорошая. Будем тогда вместе наблюдать.
 - Ты уже высматривала? Плавали они?
 - Нет, мы все Зорина ждали. До этого великий биолог сказал мне сидеть смирно и не рыпаться. 
 - Кстати, а где он?
Натка ответила не сразу. Она подумала, стоит ли передавать Лере то безумие, которое она услышала от Гумилева. Но, что еще важнее, стоит ли делиться с ней тем, что она пережила там, в тумане? Ведь, если начать говорить о природе этого острова, то без ее цели никак. Она должна будет рассказать Лере и об отце, и об айлатке. Есть шанс, что та посчитает ее безумной. Но есть и вероятность, что она пойдет в туман на поиски вместе с ней. А ей нужен был спутник - чтобы иметь постоянное подтверждение, что она не сходит с ума.
 - С этим островом что-то не так? - спросила Лера.
 - С чего ты взяла? - выплывая из пучины своих мыслей, в ответ спросила Натка.
 - Зорин мне снимать тут запретил. Еще сказал, что вы тут все с приветом.
 - Да сам он с приветом! А насчет острова… Ну ладно, - вздохнула Натка.
И она пересказала ей все, что услышала от Гумилева в день прибытия. В конце Лера не выдержала и прыснула, прижав к губам кулачок.
 - Они тебя дурачат, - сказала она Натке, - Здесь какой-то военный объект стоит или еще другая ерунда. А вся эта секретность из-за того, что Гумилев и Зорин по шапке получат от начальства, если там узнают, что они на Безымянный плавали, да еще с гражданскими.
Натка посмеялась вместе с ней, чувствуя, как немного успокаивается. Действительно, взрослые мужчины просто решили постращать глупых девушек, так это все и было. Чтобы не повадно было уходить с берега и открывать государственные тайны. Однако ей все равно не давала покоя мысль: что же она услышала там, в тумане? Лера была прагматиком и практиком, Натка это поняла. Именно такой человек ей нужен был на следующие вылазки. Они бродили по берегу несколько часов, разговаривая о разном - хотя Натка умолчала об отце. В основном, говорила Лера - рассказывала об опыте волонтерства по России.
Они гуляли до самого закатного солнца, после чего уселись на песке и стали наблюдать, как яркий круг вонзается в горизонт. Лера осмотрелась, чтобы поставить руку в песок и увидела разноцветную россыпь прямо у себя под боком. Сначала она подумала, что это вынесенные морем водоросли, но яркие контрастные цвета - черный, белый и красный - заставили ее приглядеться. Она вздрогнула - это были полуразложившиеся останки чайки. То, что некогда было крыльями, теперь лежало стручками свалявшихся перьев. Они исходили из едва различимой тушки с выделявшимся желтым клювом в том месте, где должна быть голова. Нутро чайки давно было выедено, и сквозь рваный пух проглядывал позвоночник. Высохшие лапы со скрюченными когтями напоминали покрытые чешуей стебли сухой травы. Возле трупа сидел щербатый краб и мерно ковырялся клешней в разверстом чреве птицы.
«Все едят друг друга» подумала Лера. Поначалу на душе стало тяжело от вида мертвого существа. Ей всегда было жалко животных. Но, чем дольше она смотрела на каркас чайки, тем сильнее ее отношение стало онемляться. Она подумала, что умереть вот так, оставить свое тело кормом для других - самая естественная судьба всего живого. Животные почти не знают смерти от старости. Они не знают погребений и захоронений. Норма - стать питательным веществом для того, кто умнее, выносливее или сильнее тебя. Или просто для того, кто еще живой.    
Размышляя так, Лера взглянула на океан. Она вдруг ясно увидела в этом огромном скоплении воды гигантский варочный котел и одновременно утробу. Миллиарды живых видов погибали сейчас в его толщах, чтобы превратиться в питательный раствор и дать жизнь миллионам других. Бесконечный круговорот жизни - основанный на суровом, но неизменном законе. Жизнь должна пожирать жизнь, чтобы продолжаться.

День 4
На следующий день в домике уже было налажено электричество, а печку можно было топить без боязни остаться без дров. Натка также порадовалась появлению привычной для нее еды, хотя под этим и подразумевались консервы и овощной салат. Однако после пары дней ее уже настолько воротило от ламинарии с борщевиком, что даже банка тушенки воспринималась как угощение. С самого утра Зорин стал давать указания. Лера и Натка должны были по очереди забираться на небольшую деревянную вышку и оттуда высматривать китов, проплывавших у берега. Он дал им специальный журнал, куда велел записывать наблюдения.
 - Мы же косаток высматриваем? - спросила его Натка.
 - Всех, чего косаток? - нахмурился Зорин, - Косатки это вон Лерке нужны для школьного сочинения. А мне биологический материал для отчета нужен. Так что рапортуйте обо всех китах.
 - И как рапортовать? Кричать, что ли?
 - Других способов не вижу. Я буду в доме. Как услышу вас, сразу к лодке пойдем.
Натка видела, что Мишка странно ухмыляется за спиной исследователя.
 - А вы что все это время делать будете? - спросила Натка.
 - У нас с профессором разговор есть. Марш к будке и смотрите на океан.
Сказав так, он пошел в домик. Лера спросила Натку:
 - Ты китов различать умеешь?
 - Ну так… Есть большие, есть маленькие. Вот косатка маленькая, например.
 - Дай-ка журнал.
Лера взяла у нее толстую тетрадку, оставленную Зориным. Половину белых листов с разлинеенными черными строками занимали однотипные записи вроде «Ветер сильный, на море барашки. Китов сегодня не наблюдалось». Лера пролистала, перескакивая сразу по дюжине страниц. Глаза цеплялись за исключения из стандартного текста. «Видны горбатые» упоминалось в одном месте. «Видны полосатики» было написано в другом.
 - Нет, ты не подумай, - сказала Натка, - Мне папа много рассказывал о китах. Можно сказать, я их всех уже видела через его рассказы.
 - Твой папа наблюдал за китами?
 - Да, он работал здесь, в заповеднике. Только он ихтиологом был, а киты же - млекопитающие. Близко не работал с ними, но видел много.
Лера заметила, что Натка сказала о своем отце в прошедшем времени. Не развивая эту тему, она спросила:
 - Кто из нас первой полезет?
Лера нерешительно посмотрела на деревянное сооружение - это была небольшая будочка на длинных высоких ножках, к которой была приставлена узкая лестница. Вся конструкция видимо подрагивала от налетавшего ветра. Однако Натку эта картина не смутила. Она пожала плечами и сказала:
 - Давай я. Как надоест, крикну.
Натка скинула рюкзачок на землю, схватилась за лестницу и уже вскарабкалась на несколько ступеней, как хлопнула себя по лбу. Из-под взметнувшихся в сторону темных волос крикнула Лере:
 - Бинокль забыла! Дай, он в рюкзаке.
Лере не очень нравилась идея лазить в чужих вещах, однако Натка сама ей сказала. Рюкзак девушки был с откидывающимся верхом, на запонках. Петля-затяжка раскрывала содержимое по типу мешка. Лера распустила затяжку и среди рассыпавшегося перед глазами вороха вещей стала искать бинокль. Под тонким блокнотом блеснула линза окуляра, Лера потянулась и достала массивный армейский бинокль, который им рано утром выдал Зорин. Лавина вещей в мешке Натки схлопнулась, устремляясь в пространство, освобожденное биноклем. Блокнот, лежавший сверху, распахнулся, и Лера против воли заметила странное изображение. Это был наспех набросанный карандашом рисунок - извивающаяся змея с крыльями. Внизу было подписано «Айлатка». Дольше Лера рассматривать не стала, хотя картинка и показалась ей странной. Она затянула ремешок на рюкзаке, накинула обратно верх и протянула Натке бинокль. Сама села на траву рядом с вышкой и достала из сумки яблоко. Вскоре она услышала сверху радостный окрик. Натка выглядывала из окна и широко размахивала рукой. Лицо ее было донельзя довольным и раскрасневшимся от ветра.
 - Отсюда и правда отличный вид! - крикнула она Лере.
 - Киты есть?
Натка устремила раскосые глаза вдаль, чуть наклонившись вперед туловищем. Поднесла к глазам бинокль, но потом отстранила его от лица и хмуро осмотрела.
 - В эту штуку не видно ничего!
 - Там покрутить надо!
Переговариваться криками было утомительно, а разбираться с биноклем Натке было лень. Больше во время дежурств в будке они между собой не переговаривались. Впрочем, зрение у девушки было отменное - она списывала это на свои татарские корни - и она могла замечать объекты на большом расстоянии. Океан расстилался перед ней гигантским пепельным полотном, по которому раскатывались белые колеса волн. Сейчас ничто не нарушало его глади. Натка раскрыла журнал, данный ей Зориным, и записала: «Погода пасмурная. На море барашки. Китов не наблюдается». 
Натка очень хотела увидеть кита вблизи. Как и поиск айлатки, это было для нее данью памяти отцу. После многочисленных рассказов, киты стали для нее неразрывно связаны с образом Командоров. Именно поэтому, когда она выбирала себе волонтерское направление, то сразу сказала: «Хочу помогать в наблюдении за китами». Они казались ей мифическими созданиями, совсем как айлатка, а она всегда хотела актуализировать, столкнуть свою фантазию с реальностью. Кит рисовался в ее воображении эфемерным, почти потусторонним существом - а ее ум жаждал нарастить на эту картинку кости и плоть, получить настоящий образ от органов чувств, а не через скудное посредничество от слов. Насколько Натка желала этой встречи с гигантом морей, настолько она ее и боялась. А что если кит не окажется настолько впечатляющим, как она себе представляет? Что если в обыденности зверь предстанет просто как огромная биомашина из шкуры и мяса, ничем не отличная от нее, кроме размеров? Задав себе эти вопросы, Натка пришла к выводу, что лучший способ сохранить эту сказочную ауру вокруг живых существ - это перестать исследовать их. Постепенно она начала понимать слова Гумилева, сказанные несколько дней назад. Исследуя мир, человек полностью завоевал его. Но вместе с тем он оплел его путами понятий, которые высекают все недосказанное, делают живых существ банальностями. Вот даже этот кит, которого они ждут - это больше не чудо природы, это гипотетический кит X33 (или как он там в научном журнале записан), у которого мы будем забирать биологический материал. Проследив полностью эту цепочку мыслей, Натка расстроилась. Ей даже расхотелось звать Зорина, если они увидят кита. Но потом она поняла, что это будет глупо. Так или иначе, кита вблизи надо было увидеть.
Прошло несколько часов, но ничего не показалось. Будочку насквозь продувало, и Натка продрогла. К тому же, при каждом порыве ветра конструкция скрипела и опасно пошатывалась. Девушка спустилась и позвала Леру сменить ее. Так продолжалось в течение всего дня: когда одной становилось слишком холодно, она сходила вниз и разминалась, прогуливаясь по берегу. Натка взяла с собой термос с облепиховым чаем Гумилева и делилась им с Лерой.
После очередной «смены караула» Лера отправилась разогреться вокруг острова. Она подумала, что все время ходила по берегу и не забредала вглубь - туда, где царил непроглядный туман. Ей не хотелось перечить Зорину, поскольку от его благосклонности зависела судьба ее предприятия, но она хотела получше изучить этот остров. На острове наверняка были лежбища морских котиков, а именно на них чаще всего охотятся косатки. Следовательно, где есть такое лежбище, то там будут и киты. Ее внимание привлек необычный столп света вдалеке. Он словно разрывал туман и вонзался в какую-то точку в глубине острова. Лера подумала, что лежбище может быть в той стороне, ведь котики как раз любят нежиться на солнце. Прохода в северную часть острова по берегу не было - каменистая линия упиралась в отвесную стену скал. Их можно было обойти, только взобравшись по крутому холму, вершина которого как раз утопала в тумане.
«Я посмотрю, как оно там», подумала Лера, «Есть ли вообще дорога, и как берег выглядит. Может, там и пройти нельзя. Если что, вернусь назад». Она медленно вскарабкалась по холму, все время оглядываясь на ориентир - вышку и домик. Кочки под ногами медленно уступили место каменистому склону, а когда она взобралась на перевал, то ей открылся вид длинной скалистой гряды. Об основания скал разбивались волны. По всему видно было, что под скалами обрыв и никакого берега там нет. Лера кинула взгляд вдаль, стараясь различить очертания дальнего берега. Однако туман был такой густой, что она ничего не могла рассмотреть. «Ну ладно, попытка не пытка», подумала она про себя и развернулась, чтобы идти обратно. Домик и вышка исчезли, путь назад уходил в клубы белого дыма. Девушка пошла обратно, припоминая, каким путем пришла. А потом ей навстречу из мглы выпрыгнула собака.
Это была большая немецкая овчарка, у которой посреди густой зеленой шерсти на спине шла черная стрела. Навостренные уши, большие влажные и очень умные глаза - Лера не могла поверить своим глазам.
 - Пальма! - вскричала она с радостью и испугом.
Ноги подкосились, она поскользнулась на кочке и упала на спину. Камера, которая болталась у нее все это время на шее, соскочила и улетела куда-то во мглу. Но Леру это не заботило. Пальма подскочила к своей хозяйке на сильных пружинистых лапах и ткнулась ей мордой в лицо. У девушки дрожали руки, когда она ухватилась за ее шерсть. Собака лизнула ее по щеке. Лера ощутила на коже влажный терпкий язык животного и перенеслась в детство. Даже пахла Пальма совсем как тогда, когда девушке было одиннадцать, а собака прибегала мокрая после купания. Запах был отвратительный, но сейчас он вызывал у девушки радостные эмоции.
 - Пальма, Пальмочка, - шептала Лера, - Где же ты была все это время, дорогая моя?
Собака не останавливалась и намеревалась совсем зализать ее языком. Лера хохотала и поддавалась игре - ей снова было одиннадцать, а ее лучший друг был сейчас рядом с ней. Для девушки ничего больше в мире не существовало, кроме этого прекрасного момента, который должен был продолжаться и продолжаться. Пока она не услышала тонкий голос:
 - Что ты делаешь?
Лера распахнула глаза и оглянулась. Сначала она не увидела, кто говорил, но вскоре заметила колыхание чего-то светлого ниже по холму. Лера поднялась и увидела Мишку. Девочка стояла и смотрела на нее. В маленьких ладошках она держала ее фотоаппарат. Задыхаясь от эйфории, которая ее переполняла, Лера засмеялась:
 - Да вот с собакой играю со своей! Ты не поверишь, это Пальма! Мы в детстве играли.
 - Собакой?
 - Да, вот же она!
И Лера схватила мирно усевшуюся Пальму за загривок и легонько потрепала.
 - Вот, - сказала она, - Это Пальма, видишь?
Вместо ответа Мишка вынесла камеру перед собой, так что объектив был направлен на девушку и нажала кнопку спуска.
 - Вроде снялось, - сказала она, - Не знаю, как смотреть.
 - Да зачем мне смотреть?! - с неожиданной злостью в голосе спросила Лера. 
 - Ты же мне не веришь, - пожала плечами Мишка.
 - Дай сюда, - Лера в два счета оказалась рядом с девочкой.
Она взяла камеру, но пальцы ее медлили. Лера снова бросила взгляд на собаку - вот же она, сидит спокойно, виляет хвостом. Преданное ласковое существо. Девушка подумала, до чего же глупа это девчонка, если сомневается в таком объективном факте. Пальцы ее все еще дрожали, когда она нажала кнопку просмотра каталога и на мокром от прикосновений влажных пальцев дисплее высветилась фотография, сделанная Мишкой. В центре кадра ясно была видна Лера, сидевшая у камней. Она с выражением искренней радости сжимала одной рукой воздух, а другой показывала на него. Рядом с девушкой ничего не было. Глаза ее метнулись туда, где она сидела с собакой. Голые камни. Собака не могла убежать так быстро, чтобы Лера этого не увидела. Девушку словно приморозило к месту. В голове вдруг стало пусто - множество мыслей ринулись внутрь, переполнили ее голову и разом взорвались, оставив после себя вакуум. Лера почувствовала, как Мишка тронула ее за рукав.
 - Пальма это твоя собака? - спросила девочка.
 - Да, - сказала Лера. В глотке словно что-то застряло. Она сделала глоток и уточнила, - Была моя собака.
Она повесила фотоаппарат на шею. Голова кружилась, ее слегка подташнивало.
 - Ты нормально? - спросила Мишка. - Пойдем отсюда.
Лера кивнула, и они вместе спустились вниз по холму. У Леры дрожали ноги, и ей казалось, что она сейчас свалится и кубарем повалится вниз. Ей казалось, что она все еще слышит лай Пальмы позади - отчаянный лай, будто она зовет ее назад. У берега, не доходя до домика, она присела на большой камень и махнула Мишке:
 - Иди. Я здесь посижу.
Мишка не уходила. Она внимательно смотрела на Леру и молчала.
 - А зачем ты за мной пошла вообще? - спросила девушка.
 - Потому что в тумане опасно.
 - Твой папа каждый день ходит, и ничего.
 - У папы по-другому.
 - Как это - по-другому?
Мишка замялась.
 - Папа не видит… такое.
 - Какое такое?
Девочка не ответила. Лера с шумом выпустила воздух из легких.
 - Слушай, наверно, я очень сентиментальная, - сказала она Мишке, - Я очень любила свою собаку, жить без нее в детстве не могла. Родители постоянно в разъездах были, оставляли меня с ней. Она мне стала и папой, и мамой. С младых лет меня нянчила. Но она умерла, и умерла из-за меня.
 - Как?
Лера усмехнулась, но без всякой улыбки.
 - Без ножа меня резать собралась. Ладно - раз ты увидела эту сцену наверху, то я должна рассказать. Объяснить свое поведение. Я убила Пальму. 
 - Если ты ее любила, как ты могла ее убить?
 - Я была маленькой дурой. Мне было двенадцать, и я верила всему, что пишут в книжках и что показывают по телевизору. Однажды Пальме стало плохо от еды, что ей дали родители. Гниль какая-то, не помню. Она весь вечер рвалась и лежала на боку. А я, как добрая душа, хотела ей помочь, ведь она мне была как родная. Я залезла в полку с лекарствами родителей и взяла средство от желудка. Не помню какое. Насыпала горсть таблеток и дала их Пальме. До сих пор помню, с какой преданностью она смотрела, когда пила это пойло с разведенными таблетками. А наутро она умерла.
Мишка подошла и села на камень рядом с Лерой. «Странная девчонка», подумала та, «Не поймешь, что она думает». Она повернулась к Мишке и сказала:
 - Пообещай мне, что никому не расскажешь, что видела там. Это мое помутнение рассудка… Как я говорю, сентиментальная я. И про Пальму никому. Договорились?
И она протянула девочке дрожащую ладошку. Мишка пожала ее.
 - Я не скажу. Но ты не ходи больше в туман, ладно?
Лера уверила, что не пойдет. Они еще некоторое время просидели в молчании на камне, а затем пошли обратно к вышке. Пока они шли, Мишка неожиданно спросила:
 - Если ты знала, что Пальма умерла, как ты могла подумать, что она жива?
Вопрос был простой, Лера сама пыталась найти на него ответ с момента злополучной встречи. Возможно, это была галлюцинация. Но ведь шерсть собаки была такой реальной, а на своих щеках девушка чувствовала шершавый язык. Лера даже погладила себя по щеке и понюхала руку. Конечно, следов собаки никаких не было. Если то, что произошло, было галлюцинацией, то она была неотличима от правды. Умом девушка понимала, что Пальмы нет и она уже никогда не вернется, но мозг ее, при виде родного и привычного существа, по которому она тосковала все эти годы, отодвинул в сторону критическое мышление. Лера покачала головой.
 - Иногда мы очень хотим в поверить в то, чего нет.
 - А зачем?
 - Да низачем, само как-то выходит, - пожала плечами Лера.
 - Не пойму. Взрослые всегда выдумывают то, чего нет?
Мишка внимательно посмотрела на девушку, ожидая ответа. От необходимости объяснять что-то Леру освободил прокатившийся по берегу крик.
 - Кииии-ит! Кииии-иит!
Натка не слезла, а спрыгнула с вышки и замахала руками над головой, привлекая внимание. Лера с Мишкой поспешили к ней. Счастливая, раскрасневшаяся, с огоньком в глазах, Натка торжественно прокламировала:
 - Погода отвратительная, но киты наблюдаются!
 - Косатки? - спросила Лера.
 - Нее-ет, там большой такой! - выпалила Натка и расставила руки в стороны, показывая размер, - Синий, наверно.
 - Вряд ли, - покачала головой Мишка, - Тут редко плавают.
 - Ты-то откуда знаешь? Ты ж не видела! - упрекнула ее Натка, - Ладно, вы идете?!
Она уже развернулась звать Зорина. Лера покачала головой.
 - Мне косатки интересны. Если там другой кит, не пойду. Да и в лодку лучше не нагружать больше двух человек.
 - Ты чего? - нахмурилась Натка, - Мы пойдем кита смотреть, а ты на берегу? Мы же за этим и приплыли сюда.
Натка видела смятение на лицах собеседников, но не могла понять, чем оно было вызвано. Лера неопределенно сказала:
 - Давай я в другой раз. Неважно себя чувствую…
После этого разговора пыл у Натки поугас. Пока она шла к домику, думала: «Чего это она так расхотела внезапно? Да и вообще, где они с Мишкой были, пока я китов высматривала? Неужели они ходили в туман?». Она решила, что попозже наедине расспросит Леру сама. Без стука она распахнула дверь домика. Гумилев сидел за столом напротив Зорина, и, когда Натка появилась на пороге, в продолжение, видимо, уже давно проходившей беседы, он решительно сказал:
 - Нет, это невозможно!
Слова эти были адресованы Зорину, и он хотел развивать диалог дальше, но вместо этого устремил недовольный взгляд на Натку. Нисколько не смутившись тому, что прервала их разговор, девушка воскликнула:
 - Там кит! Пойдемте! Там кит!
Исследователь словно был не рад такому повороту.
 - Точно? - спросил он, сомкнув громадные ладони в замок на столе, - Не спутала с тюленями? С бревном?
 - Я же не слепая! - обиделась Натка, - Там такой здоровый синий кит.
 - Синий? - переспросил Зорин, - Синие тут не бывают.
 - Что увидела, то говорю.
Зорин прицокнул, встал из-за стола и вышел к Натке. Взяв у нее бинокль, он направил взгляд туда, куда она показывала.
 - Кит, но не синий, - заключил он, - Кашалот.
Натка почувствовала напряжение в последней фразе. Зорин резко повернулся к ней, махнул головой в сторону домика.
 - Пойдем, одевайся. И Лерку позови.
 - Лера не пойдет.
 - Чего это? Она ж меня умоляла к китам сплавать.
 - Не знаю, сказала, если не косатки, то не пойдет.
 - Во дела. Ладно, так проще будет.
Зорин с Наткой облачились в водонепроницаемые куртки и надели на ноги сапоги. Когда они спустились к лодке, мужчина наказал ей:
 - Во всем слушаться меня. Тут не парк аттракционов, мы не веселиться плывем.
Натка с готовностью закивала. Она готова была сказать, что угодно, лишь бы подплыть поближе к киту. Зорин не стал сильно заводить мотор, в океан они вышли на малой тяге. Исследователь вел лодку, а Натка выхватывала из-за его спины виды океана через потоки разлетавшихся капель. Она старалась заметить кита загодя, еще до того, как они подплывут. Но его все не было и не было видно, хотя они уже отошли довольно далеко от берега. Несколько раз Зорин подносил к глазам бинокль, но Натка ничего не видела. Девушка подумала, что они потратили слишком много времени на берегу, и кит уже уплыл. Еще через десять минут плавания посреди пустого океана Зорин приглушил мотор и подошел к краю лодки.
 - Чего мы остановились? - спросила Натка.
Мужчина оперся о край лодки и стал внимательно смотреть на воду. Натку охватило то же беспокойство, как и во время плавания с алеутом несколько дней назад. Бескрайняя мерцающая гладь, сливающаяся с небом, была обманчиво спокойно. Там, под ними, в массивах воды, бурно кипела жизнь, невидимая на поверхности. От понимания этого контраста - атмосферного безмолвия против подводного богатства - у Натки перехватывало в груди. Там, под ними, и на всем протяжении, покуда хватало взгляда, и еще и еще дальше, была вторая планета, неизвестная большинству людей. Великий прародитель океан берег и лелеял жизнь. Берег он и таинство явления, то священное трепетное чувство, которое возникает у человека при виде грандиозных созданий природы - зверей таких огромных, что само их существование является символом изобилия и великого торжества жизни. Это чувство охватило Натку целиком, когда дрожащая гладь рядом с лодкой взорвалась каскадом брызг и обратилась в исполинский плавник на конце длинного, уходившего в воду хвоста. Ручья воды с шумом обрушивались обратно в океан, стекая по гладкой коже кита. Плавник медленно изогнулся, взметнувшись к небу. На нем в редких лучах солнца выделялись неровные края, словно кто-то огромный в глубинах океана впился в китовый хвост зубами, оставив следы. Натка завороженно смотрела, как хвост устремляется обратно в пучину, как смыкается за ним толща воды. И как постепенно, чуть впереди от них, водная поверхность расходится, оголяя щербатую плоть морского титана.
Зорин деловито достал из киля подводное ружье и зарядил его арбалетной стрелой. Жестом подозвал Натку.
 - Держи руль, пока я целиться буду.
 - В-вы что, - проговорила она, не сводя взгляда с металлической иглы на конце похожего на винтовку ружья, - Стрелять в него будете?
 - Конечно, буду, - сказал Зорин, переводя взгляд на кита, - Держи руль говорю.
Исполинское тело уже поравнялось с их лодкой. Вода стекала мыльной пеной с толстой кожи, похожей на застарелую замшу. Издалека огромная туша животного казалась гладкой, но вблизи Натка отчетливо видела бугры, пигменты и длинные шрамы на всей бочке тела. Она завороженно следила за вздымающимся хребтом левиафана — все существо его было подчинено особому, космическому, ритму. Огромный зверь внушал ей уважение, а несовершенная форма овеществляла его, уводя из области вымысла.
 - Сколько тебе раз повторять! - закричал на нее Зорин, - За руль!
Натка опомнилась, подбежала к килю и обхватила обеими руками рулевое колесо. Курс лодки выровнялся, и они шли параллельно с ходом движения зверя. Зорин аккуратно прицелился, а затем Натка услышала хлопок. Взвизгнула леска, и от огромного китового бока к руке Зорина протянулась длинная блестящая нить. Натка испугалась, что кит сейчас разъярится и набросится на их лодку, но гигант, похоже, и вовсе не обратил внимание, что в него выстрелили. Через секунду нить пропала, Зорин громко выругался.
 - Что случилось?! - спросила у него Натка, стараясь перекричать шум волн, создаваемых китом.
 - Кожа толстая у твари этой. Надо еще раз.
Зорин подтянул к себе гарпун. Натка заметила, что в его сердцевину вставлена маленькая стеклянная пробирка. У нее отлегло на душе - Зорин все-таки не охотился на кита, а пытался что-то собрать с его кожи.
 - Уплывает, зараза! - вскричал он и спешно выстрелил повторный раз.
В этот раз лодка оказалась чуть ближе к гигантскому млекопитающему, и гарпун прочно вонзился в грубую кожу. Зорин потянул леску на себя, кашалот, тем временем, погружался в глубину. Леска натянулась, но гарпун не выскакивал. Натка увидела, как напряглись жилы на руках исследователя и как мгновенно покрылся испариной его лоб. Не раздумывая, она оставила руль и бросилась на помощь. Зорин разжал пальцы на ружье как раз в тот момент, как в него вцепилась Натка.
 - Дура, отпусти! - что есть силы закричал он.
Но оказалось поздно. Натка не успела ни поставить ногами опоры себе на лодке, ни напрячь руки, чтобы противиться роковой тяге, тащившей ружье вниз. Только она схватилась за приклад, как вместе с ружьем ее рвануло вниз. Перекинувшись через край лодки, она боком ударилась о воду, прорвав поверхность океана. Тело ее обхватил колючий панцирь холода, сотни игл впились в лицо и руки. Она потеряла ориентиры и видела вокруг лишь мутное зеленоватое свечение. Ружье она сразу отпустила, но тело ее по инерции еще двигалось вниз. Беспорядочно болтая руками и ногами, она повернулась так, что над головой оказался темный прямоугольник лодки. А прямо перед ней раскинулся во всем великолепии великан-кит. Похожий на наконечник исполинского молота спермацетовый мешок венчался лопастями плавников, а затем сужался в продолговатое тело, которое медленно изгибалось, как в ускоренной съемке. Огромные черные блюдца глаз смотрели прямо на Натку, или ей так казалось - из-за отсутствия радужки непонятно было, куда смотрит кит. Словно трап, плавно опустилась нижняя его челюсть, похожая на зазубренную пилу. Кит как будто собирался что-то сказать ей. В этот момент рука Зорина перехватила грудь Натки. Он сильными рывками потащил девушку к поверхности. Распустившиеся в воде черные волосы закрыли от нее кита.
Зорин подтащил Натку к лодке. Она схватилась одной рукой за борт, другой отбросила в сторону слипшиеся волосы. Вода рядом с ними бурлила белой пеной, маленькие вихри рождались на поверхности и мгновенно разлетались в стороны. Натка почувствовала, как ее тянет назад в пучину. Зорин подтолкнул ее в спину, чтобы она быстрее залезала. Девушка, неловко карабкаясь, перебралась через край лодки. Ее всю морозило: после погружения ветер обжигал холодом. Один сапог соскочил после падения, и под голую щиколотку страшно задувало. Натка обхватила себя руками и мелко задрожала, пытаясь согреться. Она ожидала, что Зорин сейчас будет ее распекать, но он без слов встал за руль, развернул моторку и поплыл обратно к берегу.
Весь путь назад прошел в полном молчании. Уже на берегу исследователь набросился на нее.
 - Ты какого черта к ружью полезла?! - прокричал он на свернувшуюся калачиком на дне лодки девушку.
Натка распрямилась и, дрожа, поднялась. Она хотела если не казаться выше, то хотя бы встать вровень с его ростом. Ее все еще бил озноб, держать осанку не получалось.
 - Я помочь хотела! - отвечала она, - Вы вообще ружье потеряли, тоже мне специалист!   
Мужчина подошел к ней вплотную. Она видела, как выпучилась прожилка кровеносного сосуда на лбу и как быстро она пульсировала.
 - Ты могла сдохнуть там, в океане, ты это понимаешь? - рявкнул он, - Все из-за своей дурости!
 - Да ничего бы мне не было, - отвечала Натка, стараясь, чтобы тон ее звучал беззаботно, - Но спасибо, что спасли.
Зорин громко сплюнул за борт. Красные молнии пронзили белки его глаз.
 - Больше ты со мной за китами не пойдешь, - сказал он, - Вообще, можешь паковать вещи. Такие волонтеры мне нахрен не нужны.
Помолчав, он добавил:
 - А ты позоришь память своего отца. Яблоко от яблони далеко упало.
Натка потупила взор, но тут же резко подняла голову.
 - Как вы узнали? Я вам не говорила ничего про отца.
 - Твоя фамилия Петрова, как и у него.
 - Подумаешь. Это распространенная фамилия.
 - Он рассказывал о тебе в последний раз, когда мы виделись. Кстати, на этом острове это и было. Говорил: «Моей дочке уже восемнадцать, без ума от моих историй про китов». По возрасту ты подходишь. Что ты тут вообще делаешь, Наталья Петрова? Ты взбалмошная, невоспитанная девка, которая никого не слушает и вечно себе на уме. Может, там, в разнеженном городе, так принято, но здесь на Командорах мы шальных не жалуем.
 - Идите вы к черту!
Натка не выдержала. Она сделала выпад, ударила Зорина кулачком в грудь и, выпрыгнув из лодки, побежала по холму к домику. Натка ворвалась внутрь и спешно стащила промокшую одежду. Схватила со своей постели чистые сухие вещи, переоделась в них и направилась на кухню греться у печки. У прохода она застыла: все это время за столом сидел Гумилев. Она так была занята снедавшими ее эмоциями, что даже не заметила его. Биолог сидел за столом и читал книгу. Увидев Натку, он снял очки, отложил книгу и скрестил руки на круглом пузыре животе.
 - Что-то случилось? - спросил он.
Натка оглянулась, пытаясь понять, кто еще находится в домике. Кроме нее с Гумилевым, никого не было. Она подтащила табуретку поближе к печке, села на нее и стала растирать ладони. Эмоции ее уже поугасли, и она рассказала о том, что произошло на лодке.
 - И ты думаешь, Володька был неправ, отчитав тебя? - спросил Гумилев.
 - Так я же говорю, что помочь хотела. Да и кит мне ничего не сделал. Он слишком нервный, этот ваш Зорин.
 - На то есть причина, почему он так разозлился.
 - И какая же?
 - Кашалоты не так миролюбивы, как ты думаешь. Это хищники, обитатели глубин. Если захочет, он тебя запросто перекусит пополам. И Володька был тому свидетелем однажды.
 - Кашалот кого-то убил при нем?
 - Не кого-то, а его товарища. Сергей Мараков, может слышала о таком?
Натка припоминала, что отец рассказывал о ком-то с такой фамилией.
 - Выдающийся человек был, - продолжал Гумилев, - Они с Зориным в 90-х обслуживали все Командоры на своем «Зевсе». Метили китов, котиков, забирали материал для исследований. Они работали очень слаженно, это была настоящая команда из двух человек. Даже говорили в шутку: «На китов звать только Зоракова». Однажды они преследовали большого старого кашалота, чтобы образец кожи с него забрать. Наверно, вы сейчас этим тоже с Зориным занимались. Зорин с Мараковым спустили лодку с «Зевса», подплыли близко к киту. Я точно не помню, как там было. Рассказывали, что кашалот плыл с молодняком. Возможно, он почувствовал опасность для своих детей. Только он напал на лодку, раскусив ее надвое. И Маракова вместе с ней. Вмятину на боку «Зевса» видела?
 - Нет, я сам корабль не посещала. Но Лера мне что-то рассказывала.
 - Там большая такая вмятина. Это старый кашалот ее так припечатал. Как это произошло, корабль сразу сменил курс, чтобы больше не тревожить животное. Причем Володьку пришлось насильно на борт втаскивать. Он плавал среди обломков, нырял - искал товарища.
 - Так кит его убил?
 - Кто-то говорил, что видел кровь, другие говорили, что только обломки были на поверхности. Сам Володя долго верил, что Мараков жив, просто сидит в брюхе кита. Когда его втащили на борт, он кричал всем отправиться следом за кашалотом, загарпунить его и вспороть брюхо. И так бредил этой идеей, что его связать пришлось. Директор, как его увидела, сразу сказала, что ему нужен отдых и он в море больше не выйдет. Да он и сам не хотел. После того случая он страшно запил, долго сидел в своем доме в Петропавловске-Камчатске, никуда не выходил, ни с кем не общался.
 - Но сейчас ведь он работает.
 - Я за него порадел чуть-чуть. Сотрудник-то отличный. Сначала позвали его водителем, в том же Камчатске. А потом потихоньку вернули на «Зевса». Но с тех пор на китов он ходить не любит. 
После рассказа Гумилева Натка напряженно смотрела в огонь, в ее глазах плясали отблески от пламени. Она вдруг встала с места.
 - Мне надо извиниться перед ним, - сказала она, - Это же я заставила его за китами плавать.
 - Да брось. От этой работы он отказаться мог. Нет, Володька здесь по другой причине.
 - По другой? - переспросила Натка. Тон Гумилева показался ей странным.
 - Да, только я этого сказать не могу, - вздохнул Гумилев, - И еще кое-что.
Он взял в руки отложенную книгу. Давал понять, что после следующих слов он углубится в чтение и прерывать его не стоит.
 - Послезавтра вы с Лерой возвращаетесь на «Зевс», - сказал он.

День 5
На следующее утро на Безымянный двинулся неистовый шторм. Косой дождь обрушивался на крышу домика, отчего внутри стоял оглушительный гул. Натка проснулась рано утром от шума и глянула в окно. Океан был затянут рябью от непрекращающегося ливня. Крупные капли воды ударяли в стекло с такой силой, что казалось, окно вот-вот разобьется. Натка поежилась и сильнее натянула на себя куцее одеяло, которое совсем не закрывало ей ноги. Заснуть снова ей не удалось, она только ворочалась с бока на бок, пока не услышала, как поднялся кто-то еще. Разбуженные ливнем, обитатели домика вставали с кроватей и нар, выходили на улицу в туалет и возвращались с ручьями воды, стекавшими по груди и плечам.
С утра Мишка приготовила всем овсяную кашу. Натка очень радовалась такой смене рациона. Хотя каша была сварена на воде и отдавала чем-то прогорклым, все равно она умяла ее в два счета. Остальные сидели за столом, медленно работая ложками. Разговоры не шли, возможно, из-за непрестанного гула и завываний ветра - чтобы их заглушить, приходилось говорить чуть громче. Однако и без того атмосфера за столом была густой и липкой, словно лужа мазута. Натка чувствовала ее почти физически. Невысказанные слова вились над столом, будто мошкара, привлеченная светом лампы, но никто ничего не говорил. Отчего мошкары становилось больше, и она уже начинала раздражать Натку. Она сама горела желанием задать вопросы. Самый главный - почему их с Лерой отправляют назад? Чье это было решение? Застывший вопрос, как электрический ток, сообщал энергию ее телу - копясь внутри, он проявлялся в нервных движениях ног, постукиванию носком башмака по полу, а через время девушка начала раскачиваться на стуле, сложив наперекрест руки на груди.
Когда Гумилев закончил трапезу, он утер засаленным рукавом губы и отодвинул тарелку в сторону. Посмотрел на Мишку, будто хотел ей что-то сказать, но вместо этого отвел взгляд. Натка не выдержала:
 - Ну чего вы, дочку не поблагодарили даже?
 - За что? - удивился Гумилев.
 - Как же, каша вышла изумительная! Мишка - ты молодец! - обратилась Натка к девочке.
Та лишь коротко кивнула и сказала «Пожалуйста» будничным тоном.
 - Я не вижу, за что ее благодарить, если она просто сделала свою работу. Я ее просил готовить, вот она это делает, - сказал Гумилев.
 - Послушайте, у вас дочь вырастет дикаркой такими темпами, - вспылила Натка, - Она ничего не знает, кроме ваших понуканий, кроме этих островов и этой живности всей. Мы же люди, мы общаемся. Нельзя жить, замкнувшись во всем этом.
Шорох капель по крыше нарушил резкий звук. Зорин с силой обрушил свою миску на стол.
 - Придержи язык, - сказал он Натке, - Не надо учить других, как жить, если сама еще из пеленок не вылезла.
Натка хотела что-то съязвить в ответ, но сдержалась и только сжала ладонь в кулачок.
 - Я сразу скажу. Вас двоих, - Зорин последовательно перевел каменную стрелу пальца с Натки на Леру, - вообще не следовало к себе принимать. Моя ошибка.
 - Так зачем вы согласились? - спросила Натка, - Давайте напрямую - вы просто на этот остров хотели попасть с нашей помощью? Сказали, мол, директору, я пойду с волонтерками на Безымянный китов смотреть. А у самого какая-то цель была. Без нас бы вас сюда не пустили.
Губы Зорина странно изломились - то ли улыбка, то ли разочарование. Он перевел взгляд на Гумилева.
 - Это вы им рассказали? - спросил он.
 - Алексей Исаевич сказал, что у вас здесь какая-то своя цель! - упредила его Натка, - Честно - мне все равно, что вам тут нужно. Но это очень непорядочно по отношению к нам, как волонтерам. Обещать, что привезете нас сюда, а через несколько дней выкидывать, как котят за шкирку.
 - Выкидывать? - нахмурился Зорин, - Ты чего болтаешь вообще?
Гумилев поднял руки ладонями вверх, привлекая к себе внимание.
 - Володька, это я им сказал. Раз эта тема началась, давайте сразу все решим. Остров в настоящее время слишком опасен для волонтеров, и я сказал им, что завтра они отправятся назад.
 - Это как же? - спросил Зорин.
 - Свяжемся с «Зевсом» сегодня, развернем его. Других вариантов не вижу.
 - В такую погоду не факт, что сигнал дойдет.
 - Надо пробовать. В любом случае, уходить надо как можно быстрее. Причем всем.
 - Постой, Исаич. Не гони так. Ты что-то нашел?      
 - Нашел. Больше сейчас сказать не могу.
Он красноречиво посмотрел в сторону девушек, намекая, что разговор не для чужих ушей. Натка мгновенно оценила этот невербальный жест. Терять ей было нечего.
 - Ну уж нет! Вы нам расскажете, что тут с этим островом не так, что вы тут нашли, - сказала она, - А то мы вернемся и все-все расскажем директору о том, как вы нас привезли на секретный остров и сами тут лазили по этому странному туману.
Гумилев равнодушно пожал плечами.
 - Да рассказывай что хочешь кому хочешь. Все в Камчатске это знают, все в Никольском это знают.
 - Понятно. Значит, тут какая-то мистификация. Секретный военный объект все-таки?
Последнюю фразу она сказала как-то неуверенно. Слова будто прилипли к языку и вышли с трудом. Все потому, что она столкнулась со странностью на острове и объяснить ее мистификацией не могла. Зорин и Гумилев проигнорировали вопрос.
 - Мишка, завари нам чаю, - приказал дочке Гумилев, - Взбодриться бы с утра.
Девочка послушно встала с табуретки и пошла на улицу наполнить водой чайник. Когда на короткое время раскрылась дверь, узкая волна холода ворвалась на кухню, впиваясь в открытую кожу. Лера плотнее укуталась в куртку. Она подумала, что чай сейчас был бы в самый раз. То, что их возвращают на корабль, она услышала еще вчера от Натки. Но, в отличие от последней, это ее особенно не волновало. Косаток можно везде посмотреть. Возможно, в других местах это будет даже удобнее, ведь на Безымянном лежбищ она не увидела. А исследовать остров после вчерашнего инцидента у нее желания не было.
 - Похоже, будем весь день в доме сидеть. С такой-то погодой, - сказал Гумилев, - Ну ничего, еда есть. Володька, я видел, даже котиков мясо принес.
Натка презрительно усмехнулась. «Жалкая попытка перевести тему», подумала она, «Какие они оба лицемеры».
 - Я это есть не буду, - ответила Гумилеву Лера, - Я мяса вообще не ем.
 - А, вегетарианка. Позволь спросить, почему?
 - Несколько причин. Во-первых, так мне проще. Я часто на волонтерство езжу куда-нибудь, не везде есть мясо. Лучше к нему и не привыкать. Во-вторых, и это важнее, для меня это идея.
 - Жалко животных?
 - Если упрощенно.
 - Я уже ей сказал, что это дурость, - вставил Зорин, - Девчонка себе проблемы со здоровьем наживает.
 - Есть вещи и поважнее собственного благополучия, - возразила Лера, - Человечество потребляет мясо в масштабах, невиданных доселе. Вы знаете, что происходит на промышленном убое? Как убивают цыплят петушков, потому что это просто бессмысленный биологический материал? Как телят отделяют от коров, и они растут без родной матери? И это я не говорю о самом процессе убийства ради мяса. Если у вас кровь не стынет в жилах от такого, то человек вы бесчувственный.
 - То есть, ты переживаешь за животных? - спросил Гумилев.
 - Я переживаю за планету в целом.
 - А зачем она тебе, планета в целом? Ты думаешь, природа не справится без тебя? 
 - А как она справится? Люди потребляют мясо и продукты, не задумываясь, откуда они к ним попадают. То, что загрязняются океаны, исчезают леса и целые экосистемы лишь из-за их «хотелок» и потребностей, людей не волнует. Вот вы знаете, что диких животных на Земле гораздо меньше чем прирученных, которые в том числе идут на убой? Соотношение примерно 1 к 9.
Дверь снова распахнулась, обдав компанию волной холода и запахом дождя. Мишка прошла мимо стола и поставила чайник на печку. Отряхнулась от воды, совсем как кошка, и села на табуретку. Гумилев раздумывал над ответом Лере и сказал:
 - Вот скажи, ты, когда не на волонтерстве, где живешь?
 - В Саратове у родителей квартира.
 - Не частный дом, значит. Получается, ты всю жизнь жила в городе. Ты знаешь, откуда берется еда в большом городе? Ее делают на фабриках и заводах, в том числе на птицефабриках и так далее.
 - Я знаю, к чему вы ведете, - перебила его Лера, - Если я такая ярая вегетарианка, почему я не живу в деревне, все не выращиваю сама? Получается, если живешь в городе, то потворствуешь этой порочной системе хищнического потребления. Конечно, я думала об этом. У меня в голове целый проект, вы что! Взять себе домик где-нибудь в деревушке, поставить солнечные батареи, отказаться от интернета и жить полностью и независимо со своей земли. Буду есть только то, что сама вырастила. Живность заводить не буду, ведь это опять же эксплуатация. И это будет каждодневный труд, без поблажек.
 - Про живность ты зря, без нее хозяйства не будет, - сказал Гумилев, - Если, допустим, люди переезжают в деревню и заводят собственное хозяйство, со своими коровами, козами и курами, они не будут обращаться с ними так, как это делает мясная промышленность. Я сам рос в своем доме, и у нас были козы, куры, коровы. Но никого из них мы жестоко не эксплуатировали: напротив, это были наши кормильцы, о которых мы каждодневно заботились. А моя мать вставала в 8 утра и до позднего вечера работала на земле, не разгибая спины.
 - И мужик тебе нужен, - вставил Зорин, - Одна ты такое не потянешь. Надеюсь, ты еще и не феминистка, вдобавок к веганству.
 - Да подождите, - сказала Лера, - То, что я хочу - это одно. Но ведь и о планете надо заботиться. Надо рассказывать людям о вредном воздействии, пропагандировать умеренное потребление, сохранение видов. Эрозия почвы, загрязнение воздуха, загрязнение воды - все это реальные последствия выпаса скота в развитых странах. И это только один пример!
 - То, что ты говоришь, это утопия, - ответил Гумилев, - Если ты хочешь добиться результатов, простыми увещеваниями и взываниями к совести этого не добиться. Мы говорим о всемирной экологической диктатуре, когда людей будут сознательно ограничивать, как то - ограничение рождаемости, ограничение рациона, ограничение активности. Иными словами, тотальный фашизм. И ради чего?
 - Ну знаете, если речь о будущем планеты и наших детей, то такие жертвы - ерунда!
 - То есть, ты была бы не против такой диктатуры?
Зорин расхохотался, прерывая эту дискуссию.
 - Да век тому не бывать! - прогремел он, - Мы что, зря подчиняли себе природу, чтобы все вернулось на круги своя? Вы же понимаете, о чем речь здесь? Во главе каждой пищевой цепи стоит сверххищник. Например, в Арктике - белый медведь. В Гвинее - варан. Они никого не боятся и смотрят на других, как на мясо, в прямом смысле. Каждый нормальный вид хочет быть сверххищником, а не едой. Поняли, к чему я клоню? Что в итоге есть человек, как не самый главный сверххищник?
 - Это отвратительная идея, - ответила Лера, - Я уж точно не хищник.
 - Да ты, Господи, - поморщился Зорин, - Ты не составляешь основной массы. Такие веганы, как ты, это просто погрешность. А мы, люди, добились главенствующего положения на этой планете почему? Правильно - потому что выиграли в самой главной борьбе. Борьбе за выживание. И это нормально, это естественно. Сильный всегда пожирает слабого. И мы диктуем другим видам свои правила - мы пожираем их, а не они нас.
 - Да, эту присказку я уже слышала от вас. Ледникового периода не боитесь?
 - Переживем! - хохотнул Зорин.
Со стороны печки донесся тихий голос Мишки:
 - А если над нами появится другой сверххищник?
 - Какой еще другой? - Зорин снисходительно улыбнулся девочке, - У тебя вон чайник закипел, иди снимай.
Из носика большого медного чайника валил сноп пара, распадаясь на косую паутину, падавшую вокруг стола. Мишка расставила чашки с чайными пакетиками и налила каждому кипятку.
 - Сахара нет, - добавила она, усаживаясь обратно на табурет.
 - Так что ты там насчет хищника говорила? - спросила Лера. Ей хотелось уколоть Зорина через эту ремарку девочки.
 - В природе сильный убивает слабого, - сказала Мишка, - Может быть, появится, кто-то сильнее нас.
 - Мишка, только поправка, - обратился к ней Гумилев, - Чтобы один вид убил другой, он не должен быть обязательно физически сильнее.
 - Верно, - кивнула девочка, - Муравьи маленькие, но могут жука убить целой группой. А еще есть вирусы и паразиты, они изнутри убивают.
 - Тогда сверххищник - это чума или эбола, по-твоему? - спросил Зорин, - От эпидемий мы не застрахованы, согласен.
 - Может быть и не болезнь, - возразил Гумилев, - Пандемия - это страшно, но представь себе создание, которое появилось в природе, чтобы охотиться исключительно на людей?
 - Вот-вот! - воскликнула Лера, - Знаете, природе надоело это наше господство, и она выпустила на нас своего сторожевого пса! Чтоб не расслаблялись.
 - Тогда у этого сторожевого пса трудная задача, - сказал Гумилев, - Вот ты знаешь, что нужно хищнику, чтобы успешно охотиться на свою жертву? Тут ведь целая динамика, гонка вооружений, так сказать.
 - Предполагаю, что жертва не должна особо сопротивляться хищнику?
 - А почему она не будет сопротивляться? Такое может произойти только если хищник - это совершенно новый и до того неизвестный вид, против которого еще не придумано средство защиты. И этот хищник должен атаковать свою жертву совершенно неожиданным для нее образом.
 - Думаете, такой вид может появиться? - спросила Лера.
 - Скажу честно, если человечество и вымрет, то скорее от глобальной катастрофы. Метеорит там или ледниковый период, как сказали. А если гипотетически рассуждать о сверххищнике для человечества, то тогда такой вид должен ударить по нашей самой больной точке.
 - Это какой же?
 - Склонность к иллюзиям. Наш мозг - потрясающий орган. Именно благодаря ему мы достигли величайших успехов на Земле. Мы придумывали системы и воплощали их в жизнь. Благодаря мозгу, мы познали и освоили весь мир. Но, кроме научных схем, кроме планов действий, наш мозг плодит и химеры. Мы можем придумать то, чего не существует, а потом следовать за этим. Часто - прямиком в бездну. Достаточно посмотреть на мировую историю последних веков, чтобы понять - безумные идеи загубили больше людей, чем любые хищники.
 - Исаич верно говорит, - кивнул Зорин, - Человек человеку хищник и есть. Если кто нас загубит, так это мы сами. Сейчас достаточно какому-нибудь безумному лидеру нажать красную кнопочку - и все. Назад в каменный век.
 - А если этот хищник залезет к нам в голову? - тихо спросила Мишка.
 - Что ты имеешь в виду? Как Неглерия, та амеба? - откликнулся Гумилев.
 - Нет, я имею в виду - он будет нам показывать то, чего нет.
 - Вызывать галлюцинации, ты имеешь в виду? Но с какой целью? И все равно - играет роль, какой это вид. Если это бактерия или амеба, залезшие в мозг, то это шальные гости. Паразитам невыгодно сразу убивать своего хозяина, потому что тогда они лишаются кормушки. В стабильной динамической системе хищник и жертва уравновешивают друг друга. Если хищники уничтожат сразу всех жертв, то им нечем будет питаться, и они сами вымрут. В этом, кстати, глубокая этическая ценность хищника. Он регулирует популяцию животных в своей экосистеме. Если какой-то вид начинает бесконтрольно размножаться, он грозит уничтожить все. Вот когда-то в Австралию завезли кроликов и коз, и из-за них вымерли многие родные австралийские виды, а с эрозией почвы там воюют до сих пор. Кроликов в итоге пришлось травить миксоматозом. 
 - Постойте, - вмешалась Лера, - Хотите сказать, что нехищный вид привел к таким разрушениям?
 - Естественно, а ты думала, хищники - это зло? Это переменная в великом уравнении природы. Хищники не могут без жертв. И наоборот. Видела, как маятник у часов колеблется - вверх-вниз? Идеальная система, где каждый взмах точно выверен. Даже если качнешь слишком сильно - он все равно в конце концов выравняется. Так и в идеальной среде обитания. Именно поэтому самые стабильные системы образуются там, где есть группы - как хищников, так и жертв. Такая система устойчива и долгосрочна - первые потихоньку таскают вторых, но сразу всех сожрать не могут, из-за чего сохраняется баланс. То же и насчет вирусов и болезней. Ты думаешь, почему простуда с нами так долго? А потому что она научилась «подъедать» нас, не убивая.
 - То есть, вы что хотите сказать - хищники и жертвы это постоянные величины? Всегда один будет поедать другого?
 - Именно. Любой, кто разбирается в биологии, это знает. А если это не так, то такая популяция хиреет и вырождается.
 - Как она вырождается? Если взять, к примеру, травоядных животных каких-нибудь, они просто спокойно едят себе травку, а та снова растет. Идеальная система, как по мне.
 - Нет, не идеальная. Я ведь уже рассказывал тебе об австралийских кроликах, - улыбнулся Гумилев.
 - Так они оказались в иной среде обитания, причем насильно, из-за людей.
 - Хорошо, если тебя это не убеждает, давай представим такую ситуацию. Допустим, есть популяция тех же кроликов или мышей. Они живут в комфортных для себя условиях - нет хищников, температура всегда идеальная для размножения, скажем, 20 градусов. Есть еда и питье в изобилии, добывать ничего не нужно. Есть гнезда для самок, то есть, расти потомство сколько тебе угодно.
 - О, я знаю о чем вы, - сказала Натка с другого края стола, - Вселенная-25, или как ее там?
 - Эх, испортила мне такую завязку, - прицокнул Гумилев.
 - Что еще за вселенная? - спросила Лера, глядя на Натку.
 - Так вот я тебе и рассказываю, - объяснил Гумилев, - Американский ученый, имя не помню, устроил такой эксперимент. Закрыл в комфортных условиях группу мышей - условия я тебе описал - и посмотрел, что с ними будет. В первые дни мыши размножались как бешеные - каждые два месяца население этого мышиного царства удваивалось, а мыши активно осваивали территорию. Но потом наступил спад. Постепенно мыши стали размножаться все реже и реже.
 - Естественно, ведь места и питания на всех было мало в таких условиях.
 - Это тоже. Но ведь у мышей тоже есть своя социальная иерархия. И вот, в таком идеальном обществе старые особи не хотели делиться с молодыми ресурсами. Они били их и изгоняли из своей иерархии. Новое поколение не получало доступа к самкам, а те, кто получал, не умели или не хотели их защищать. Как результат - самки сошли с ума от стресса и начали съедать свое потомство. Многие стали отшельниками и переставали размножаться. В конце концов, в этом «мышином раю» остались только молодые самцы, которые ничего не хотели и ничего не добивались. Они только ели и спали, избегая драк и столкновений. Поразительно, что даже когда они остались без конкурентов, они все равно не вернулись к нормальному для животных поведению - размножению и дракам за территорию. В итоге все мыши выродились, потому что никто не размножался, а пассивно доживал свои дни.
 - Этот эксперимент не все признают, - сказала Натка.
 - Да, я тоже вижу в нем огрехи, - согласился Гумилев, - Во-первых, в естественных условиях мыши могли бы мигрировать, если население стало слишком большим. Во-вторых, животных нельзя воспринимать оторванно от среды - от местности, от погоды и от всей экосистемы. Такая утопия в природе невозможна.
 - Но она возможна у людей, - заметила Натка.
 - Конечно. Все большие города на планете - это «Эксперименты-25», где население приучается к изобилию и праздности, а жизненные трудности если и есть, то искусственного свойства. Выброси изнеженного городского жителя куда-нибудь в глушь сибирской тайги, я посмотрю, сколько он там продержался. Все живые существа выковываются средой, опасной и недружелюбной, а если они помещены в тепличные условия, то энергия, выделенная природой на выживание, направляется против самих себя. Отсюда тревоги на пустом месте, вырождение, а потом сокращение демографии в так называемых «развитых» странах. Когда нет угрозы жизни, теряет смысл и сама жизнь.
 - Это какое-то отсталое мышление, - сказала Лера, - Вот вы сейчас это все рассказываете, значит, сами люди все понимают. Мы можем умом дойти, что нужно размножаться, но контролируемо, что нужно потреблять, но умеренно. И тогда все люди на земле будут жить в гармонии с планетой.
 - Мы ведь уже говорили об этом, - ответил Гумилев, - Этого никак не добиться, кроме как через разновидность фашизма. Попробуй объясни эти идеи всему населению. А сколько грамотных, чтобы вообще их понять? А сколько будут против? Тут только силой такого добиваться. Но если силой, то никакой гармонии не получится, только фальшь из-под палки. Нет, мы, хоть и ставим себя выше животных, сами такие же животные. Мы созданы природой для выживания. Наши тела были выкованы в эволюционной борьбе, чтобы превзойти все остальные виды. Вот Володя правильно сказал: мы - сверххищник.
 - Я не согласна с этим, - покачала головой Лера, - Я никого не хочу превосходить.
 - Хочешь или нет, твое тело создано для этого. Если ты отрицаешь свое происхождение и, в определенном смысле, свое предназначение, то ты отрицаешь и свою глубинную сущность. Сущность, которая гораздо древнее всех интеллектуальных концептов и особенно идеи заботы об экологии. Человек как вид существует 300 тысяч лет. Экологические проблемы всплыли лишь 50 лет назад.
Лера задумалась. Дым от чашки с чаем тонкой нитью вился над ее головой, словно воплощая поток мыслей в голове.
 - Знаете что? - наконец сказала она, - Если мы доминируем на планете, то появление другого сверххищника не просто возможно. Оно неизбежно. Чтобы подавлять наши непомерные амбиции.
 - Исаич, как она тебя! - рассмеялся Зорин и отхлебнул чая из чашки. Он хлопнул себя по коленям и чуть приподнялся над столом, привлекая к себе внимание, - Ладно, мальчики и девочки, болтовня была занятная. А мне надо телеграфировать в штаб, чтоб вас, школьницы, забрали домой.
 - Пейте чай, - подытожила Мишка, наклонив чашку и окуная туда губы.
После чаепития разбрелись: девушки вернулись к своим кроватям, Гумилев остался беседовать о чем-то с Мишкой на кухне, а Зорин пытался настроить рацию, стоявшую в прихожей. Дождь все еще барабанил по крыше, без всяких признаков утихания. Натка натянула на себя одеяло и закрыла глаза, надеясь проспать остаток дня. Настроение у нее было прескверное.
Она проснулась ближе к вечеру. Мужчины сидели на кухне и переговаривались. Прислушавшись, Натка поняла, что по рации с кораблем связаться не удалось из-за непогоды. Сотовая связь тоже не ловила, не говоря об интернете. Она выглянула в окно: ливня уже не было, на землю сыпались редкие капли, как вода из сита. Она встала с кровати и шепнула Лере, читавшей книгу:
 - Разговор есть. Давай снаружи.
Оделась и вышла. Укрываться от дождя она не стала: ей было приятно чувствовать, как капли расплываются цветами холодка на ее голове и плечах. Леру долго ждать не пришлось - та появилась на пороге и сразу поежилась от холода. Накинула капюшон и спросила Натку:
 - О чем поговорить хотела?
Натка замялась. Момент был поворотный. Она должна была рассказать Лере об айлатке и о последней истории своего отца. Но сделать это означало полностью довериться девушке, которую она встретила несколько дней назад.
 - Ты что-то ищешь здесь? - задала Лера вопрос на упреждение.
 - Можно и так сказать. Послушай… Этот остров и впрямь необычный.
Сбиваясь, Натка рассказала Лере о встрече отца с айлаткой.
 - Если я ее найду, - Натка проглотила ком в горле, - То мой отец не зря умер, а его имя останется в веках.
Лера молчала. Натка напряженно ожидала ее реакции.
 - У тебя в рюкзаке я случайно видела рисунок. Это и есть айлатка? - спросила Лера.
 - Да!
Ей вдруг стало досадно, что Лера видела ее набросок. Она не понимала причину досады, и от того начинала сильнее нервничать.
 - Ты хочешь, чтобы мы отправились вместе ее искать?
 - Если ты не против, конечно. Мы улизнем завтра утром. Эти дундуки сегодня ни с кем уже не свяжутся. А даже если завтра с утра вызовут «Зевс», то он будет у острова в лучшем случае послезавтра. Нам хватит дня, чтобы все тут хорошенько исследовать. Остров-то маленький. Просто туман везде…
 - В этом тумане и дело, - сказала Лера, - Я сама в него ходила.
 - Я так и подумала. Что-то услышала?
 - Услышала и увидела. Только не хочу говорить, извини. Наташ, тут что-то не так. Я тебе не советую завтра никуда ходить. Лучше нам правда убраться восвояси.
 - Понятно.
В этой короткой фразе Натка вместила сразу несколько смыслов - горечь от разочарования и злость на саму себя за раскрытие самой важной тайны - тайны айлатки, которую отец наказал ей найти перед смертью. Лера была единственной, кому Натка могла довериться на острове. Но сейчас она безжалостно предала это доверие. Девушка почувствовала, что Натка закрылась и поспешила добавить:
 - Там, в тумане, я увидела свою собаку. Собаку, которая мертва уже восемь лет и которую я очень любила.
 - Ясно, - сказала Натка, - Ты думаешь, что и айлатка ненастоящая? Плод воображения?
 - Я думаю, в рассказах Гумилева есть доля правды. Помнишь, он говорил о жителях Отрадного, которые сходили с ума? Возможно, им тоже приходили видения.
 - Он нас отпугнуть хочет! - повысила голос Натка, - Я верю своему отцу. Если он видел, значит, видел.
 - Я понимаю. Пальма, собака моя, тоже была мне очень дорога.
Натка отвернулась и взметнула вверх руку с распущенными в сторону пальцами - прощальный жест.
 - Мне надо пройтись, - сказала она.
 - Постой.
Но Натка, не оглядываясь, быстрым шагом отправилась в сторону берега. Она шла, куда двигались ноги - без плана и замысла. На остров надвигались сумерки, и на фоне темнеющего неба облака выглядели сгустками чернил, выпущенных в глубине моря каракатицами. Звезды слабо мерцали сквозь разорванные лоскуты, возвещая о скором наступлении ночи. Порыв ветра всколыхнул траву у ног Натки, пощекотал лодыжки, больше не стесненные сапогами, как вчера на лодке. Она шла вдоль берега, не сводя взгляда с бесконечного океана неба над головой. Внизу, под ним, расстилался другой океан - они были точно отторгнутыми братьями-близнецами, живые свидетельства бесконечного разнообразия бытия и вечное напоминание человеку о его мелкой роли. «Мы так незначительны на фоне всего этого», думала Натка, вглядываясь сквозь прорехи облаков в мерцающие точки звезд, «Почему люди так много думают о себе?». Этот ужас, который она испытывала тогда, во время плавания к острову, оказавшись один на один с безбрежьем океана, теперь таял в ее душе, обращаясь в смирение перед непознаваемой, но несокрушимой силой, которая беспрестанно рождала и поддерживала жизнь.
Она села на песок. Справа, чуть в отдалении вздымались отвесные скалы, исполинским клинком преграждая путь дальше по берегу. Ветер был слабый, он пах солью и перегнившими водорослями. Где-то вдали, в океане, послышался громкий всплеск. Натка посмотрела в ту сторону: светлыми блестками в редком закатном солнце рассыпался букет водных капель. «Наверно, кит пустил фонтан», подумала девушка. Она уперлась ладошками в землю, откинула назад тело. Пальцы растолкали в сторону вязкий мокрый песок, ладони схватил холод. Натке было все равно. Она сидела, не считая времени, пока золото волн перед ее глазами не начало меркнуть, исчезая во тьме ночи. Чернила облаков рассеялись, открывая полностью небосвод, на котором звезды засветили ярче и смелее. Ночное небо было покрывалом над тихой колыбелью острова, где волны баюкали берег мерными приливами и отливами. Натка завороживал этот вид ночного океана и неба, и она подумала, что эта красота неотделима от опасности, которую несла с собой природа. Океан запросто мог погубить ее, как, например, вчера, но, господи, как же он был прекрасен! «Если бы я хотела погибнуть, то непременно здесь», - неожиданно ворвалась в ее голову импульсивная мысль. До этого мысли о смерти не посещали ее. В рутине городского существования, где ей непрестанно приходилось думать лишь о пропитании и крыше над головой, она редко останавливалась и просто смотрела на что-то красивое. И сейчас, внезапно, когда она увидела настолько прекрасную картину, написанную природой, ей вдруг захотелось остаться в ней навечно, слиться с этой великолепной гармонией в смерти, оторвавшись навсегда от уныния будничной жизни.
 - Да, если умирать, то здесь, - прошептала Натка. В глазах ее мерцали звезды.
Позади послышалось шуршание. Натка подумала, что кто-то идет по берегу к ней. Ей стало досадно - больше всего ей не хотелось, чтобы кто-то из группы прервал сейчас ее уединение, оторвал от прекрасного момента. Она обернулась. И застыла как камень. Натка увидела, что прямо за ней стоит отец. Он посмотрел на нее, как привычно - добрым, чуть замутненным, взглядом из-под морщинистых век и ласково сказал:
 - Доченька, как давно я тебя не видел.

День 6
Проснувшись утром, Лера увидела, что кровать напротив пуста. Одеяло и простынь остались в таком же состоянии, что и вчера. Лера поняла, что Натка не приходила ночевать. Она встала. Остальные уже проснулись. Зорин продолжал попытки связаться с кораблем по рации, Мишка с отцом завтракали.
 - Наташу не видели? - спросила Лера, заходя на кухню.
Зорин сразу повернул к ней голову.
 - То-то я и подумал, что она не приходила, - сказал он, - Ложился - пусто, встал - ее нет.
В злости он ударил раскрытой ладонью по столу, на котором стоял передатчик.
 - Вот взял дурную бабу на свою голову! - воскликнул он.
 - Разве она не приходила? - нахмурился Гумилев.
 - Я видела, как она на берегу вчера сидела все время, - сказала Мишка.
 - А где она ночь провела? - спросила Лера, - Тут ночи холодные, если не в доме.
 - Надо теперь идти искать ее, - сказал Зорин, - Если повезет, живой. А может, пошла утопилась к чертям. Кто вас, снежинок, разберет.
 - Ну прекратите, - вздохнула Лера, - Вы сейчас неконструктивно думаете.
 - Ого, какие мы слова знаем! - воскликнул Зорин, - А уходить самовольно в ночь - конструктивно?
 - Так, хватит спорить, - перебил их Гумилев, - Вы идите посмотрите, где она была и куда могла пойти. Мишка, ты тоже сходи, втроем будет сподручнее. Я останусь, продолжу по рации передавать. Надо, чтобы «Зевс» сегодня или завтра точно пришел.
Мишка показала, где на берегу сидела Натка. На песке виднелась серия маленьких вмятин - все, что осталось от следов после утреннего прибоя. На кочках следов видно не было. Лера огляделась - они стояли возле отвесной скалы, на вершину которой вел холм. Именно по нему она взбиралась тогда, когда увидела в тумане Пальму. От воспоминания девушка поежилась - ей не хотелось снова встречаться с этим видением. Прямо перед ними, если стоять спиной к океану, возвышалась неприступная гряда. Лера подумала, что если Натка не пошла здесь вверх по холму, то ей оставалось только вернуться назад к домику и пойти к северной или восточной частям острова. 
 - Пойдем на холм. Скорее всего, девка туда полезла, - сказал Зорин.
 - А если нет?
 - Если нет, будем думать после.
Он повернулся к Мишке.
 - Ты посмотри тропинки на севере и на западе. Если следы увидишь, беги к папе, жди нас там. За нами не ходи.
Девочка кивнула. Зорин с Лерой начали подъем. На том месте, где девушка увидела собаку, Лера тревожно осмотрелась по сторонам несколько раз. Было пусто, из тумана ничего не показывалось. Зорин нетерпеливо позвал ее, пожурив за то, что она долго стоит на месте. Они перебрались через перевал и пошли дальше - туда, куда девушка не решилась пойти в прошлый раз. Весь путь шел по цельной базальтовой скале, на которой следов остаться не могло. Зорин надеялся выйти с камня на почву и упорно вел их дальше и дальше вдоль обрывистого берега. Шум океана вскоре прервал грохот спадавшей воды, а через некоторое время дорогу им преградил широкий водный поток. Небольшая речка спускалась откуда-то с вершины, змеилась по камню и с гремучим рокотом срывалась вниз, вспенивая воды океана. Лера подумала, что дальше они не пойдут, но Зорин, нисколько не смутившись, широко шагнул по выступавшим на поверхности потока камням и быстро оказался на другой стороне. Лера сделала несколько коротких прыжков - так широко шагать, как Зорин, она все-таки не могла. На последнем ботинок ее скользнул по гладкой поверхности камня. Лера успела выставить руки и обе они нырнули в несущийся поток. Ручей оказался неглубоким, так что девушка лишь вымочила куртку. Зорин зашел с сапогами в воду, чтобы помочь ей подняться. Лера отряхнулась на берегу, и они продолжили путь.
 - Вы хорошо остров знаете? - спросила девушка, пока они шли по изломам скалы на краю небольшого обрыва.
Зорин промолчал.
 - Послушайте, - не вытерпела Лера, - Раз уж мы тут в спасательной операции бродим по всему острову, не грех будет и рассказать что-то про него. Боитесь какой-нибудь военный секрет выдать?
 - Да нет тут секретов никаких, - проворчал Зорин, - Остров шальной, это правда. Наши вскоре все раскопают про эти его странности. Вон Исаич свои исследования им покажет, снарядят экспедицию.
 - Я имела в виду, какой здесь ландшафт? Если я потеряюсь, или если вы…
Она не договорила, прикусив язык.
 - Не бойся - с обрыва не свалюсь, - улыбнулся Зорин, - Насчет ландшафта-шмандшафта, что тебе сказать… Я сам толком не знаю. Был тут только один раз, с экспедицией Петрова. Как Исаич, приплыли мы этот остров изучать. Только никакой организации не было, все разбрелись куда попало, и я в том числе. Отрадное - там, где вся эта каша заварилась - мы так и не нашли. Помню, что остров устроен как пирамида - один холм, потом другой, а на самом верху может и был этот поселок. Я туда не добрался - в чертовом тумане поди пойми, куда идти. С верха этого спадают две реки - одну мы пересекли, вторая с другой стороны острова падает. Животных ни одного не нашли, только на берегах птицы, тюлени, как везде. Но в тумане никто не живет.
 - Интересно, почему.
 - Когда-нибудь узнаем. Наташа!
Зорин прокричал имя девушки, сложив руки рупором. Крик, отражаясь эхом от скал, увяз в тумане и рассыпался. Никакого ответа не последовало. Зорин прокричал еще раз - тот же результат. Махнув рукой, он продолжил идти дальше. Каменистый склон пошел на спуск, туман впереди рассеивался. Отвесные скалы здесь переходили снова в песчаный берег с панцирем камней у кромки воды. А возле них Лера увидела множество движущихся черных точек. Вглядевшись, она с удивлением отметила, что перед ними раскрывалось большое лежбище морских котиков. Другой дороги, кроме как вниз, не было. Чем ближе они подходили к лежбищу, тем громче доносились до них крики животных. Рычание, блеяние, мычание смешивались в какофонию, стоявшую над берегом - словно здесь собралось огромное стадо всех травоядных сразу. В отдалении, на возвышении из камней, словно на пьедестале, сталкивались клыками секачи - грузные создания, похожие издалека на огромных личинок, поднявших верхнюю часть тела. Они бродили и внизу, среди самок, выделяясь длинными усами и статной поступью. Изредка они останавливались, чтобы издать львиный рык на ползавшего рядом самца. Если тот отвечал на вызов, начиналась битва. Самки в этом хаосе оставались возле детенышей, которые испуганными щенятами жались под материнский бок.
Лера нерешительно остановилась в отдалении от лежбища. Ей не хотелось привлекать внимания секачей или подходить к самкам, что тоже могло взволновать первых. Зорин же взобрался на невысокую скалу прямо над лежбищем и через бинокль осматривал его. «Неужели Натка могла сюда пойти?» думала Лера. Секачи могли забить ее острыми клыками, если она вдруг полезла бы туда. Но зачем ей идти в это стадо? Зорин окликнул девушку и показал, чтобы она поднималась к нему. Хватаясь руками за уступы, девушка вскарабкалась на скалу.
 - Следов на песке никаких, - покачал головой Зорин, когда она подошла к нему.
 - Естественно, котики же тут все истоптали.
 - Да и дальше на берегу ничего нет. Там, где мы стояли - тоже.
 - А среди лежбища нет…
 - Нет, трупа ее там не лежит.
 - Тогда что, тупик? Возвращаемся.
 - Да, - кивнул Зорин, - Но перед этим взгляни-ка туда.
И он вручил ей бинокль. Взял ее одной рукой за плечо и показал пальцем в сторону океана.
 - Вон там, - сказал он, - Видишь всплески?
Лера припала к окулярам. Неаккуратно - ресничка попала в глаз, она отшатнулась, часто моргая, затем посмотрела снова. Пришлось чуть подкрутить резкость и поводить объективом, чтобы увидеть то, о чем говорил Зорин. Сквозь прорехи волн на водной глади океана в отдалении мелькали и исчезали черно-белые пятна. У Леры перехватило дыхание от предчувствия. Она ждала появления животного целиком, крепко сжимая прорезиненный корпус во вспотевших пальцах. Из всполоха брызг явился изогнутой черной вилкой могучий хвост. «Они охотятся» догадалась Лера. Прошла минута-другая, и море будто взорвалось изнутри каскадом брызг. Высоко выгнулся знакомый черный хвост, катапультой подбрасывая вверх черный снаряд. Лера метнулась за ним взглядом - крутясь и переворачиваясь в воздухе, снаряд оказался телом морского котика. Лишенный жизни, он теперь казался набитой пухом игрушкой - лапы и хвост безжизненно болтались в стороны, ведомые законами гравитации. Котик упал обратно в воду и незамедлительно в этом месте из глубины показалась гладкая черная морда с белым продольным пятном, выглядевшим как большой глаз.
 - Косатка! - воскликнула Лера, сильнее прижимая бинокль к глазам.
 - Ну вот, увидела наконец, - сказал Зорин, - Я вниз. Как насмотришься, тоже спускайся.
Лера завороженно следила за играми больших морских хищников. Она ожидала, что косатки пойдут к лежбищу охотиться на других котиков, но они лишь плавали в отдалении. Вскоре Лера поняла, что там плавают мама с детенышем. Скорее всего, большое животное обучало малыша охоте. Обычно это происходило так: взрослая косатка ранила - тараном или укусом - проплывавшего морского котика. С поврежденным позвоночником или размазанными в лепешку органами котик пытался уплыть, однако движение его значительно замедлялось вследствие травм. Детенышу не составляло труда догнать раненную жертву и методично играть с ней, осваивая все приемы взрослой охоты. Скорее всего, только что Лера наблюдала финальные моменты жизни морского котика, когда мама-косатка добила животное мощным ударом хвоста. Косатки отдалялись от берега, уходя в открытый океан. Лера отняла бинокль от глаз и одним движением сняла с себя рюкзак, ныряя внутрь за камерой. У нее был неплохой длиннофокусный объектив, которым она надеялась еще «поймать» уходящих китов. Ей удалось сделать несколько снимков животных, когда они выныривали из воды. Впрочем, они вышли размытыми и не изображали животных целиком. «Ну хотя бы так», - подумала она, со вздохом роняя камеру на грудь.
Зрелище охоты поразило ее. Она спорила с Гумилевым о роли хищников в экосистеме, а ведь сама восторгалась косатками, которые были одними из самых расчетливых и умных убийц во всем океане. Лера вспомнила рассказы о том, как косатки создают волны вокруг льдин, на которых сидят морские котики, чтобы смыть бедных зверей в море на погибель. Как, действуя группой, они идут на таран не на кого-нибудь, а на синего кита - самое большое животное на земле! Как хватают за плавники тигровую акулу, увлекая ее в пучину. Как не дают опуститься на глубину кашалоту, забивая его у поверхности. Не восторгаться этим животным было нельзя - ум и смекалка, а также слаженные командные действия, с помощью которых этот кит убивал другие виды, впечатляли. Однако у Леры действия косаток не вызывали протеста в душе - во многом потому, что люди убивали косаток быстрее, чем косатки убивали все остальное. Лера посмотрела вниз, где блеяло стадо котиков. На мгновение она почувствовала отвращение от вида этого копошащегося роя продолговатых темных тел. Здесь постоянно шли бои за территорию, постоянно погибали детеныши и постоянно носились в стороны самки. Ни намека на идеальную социальную структуру косаток, где матери ревностно заботятся о потомстве, в каком бы возрасте оно ни было, где животные переговариваются на собственном языке и где никогда нет драк между особями. Больных, старых и покалеченных косатки тоже оберегают, а не оставляют умирать.
«Если бы люди когда-нибудь переселились в океан», подумала Лера, «Косатки быстро указали бы нам свое место. В океане они и есть сверххищник. Впрочем, нет - мы бы, наверно, изобрели какие-нибудь пушки или бомбы, чтобы расправиться с ними, может, всех бы сразу истребили, чтоб не мешали нам плодиться по всему океану». Она мотнула головой, отгоняя безрадостную мысль, бросила камеру в рюкзак и повернулась, чтобы спускаться к Зорину.
Сзади сидела Пальма. Собака склонила узкую морду с черными пятнышками вокруг глаз. Взгляд был такой же, как Лера всегда помнила - умный, пытливый и не по-животному добрый. Если Пальма сидела в такой позе - подчеркнуто правильной, с прямыми передними лапами, ровной спиной, с чуть виляющим сзади хвостом, то Лера знала, что она хочет играть. Лера тогда брала палку, и они шли за огород, где на широком поле девочка могла играть с собакой безо всяких ограничений. Она кидала ей палку, просила лапу, а летом, если день был очень жарким, они бежали купаться, благо река текла поблизости от их дома. Причем собака прекрасно знала команду «Купаться», и при одном только упоминании неслась к реке, словно к спине у нее была прикручена ракета. Сразу в воду она не бросалась - в изнеможении ждала Леру, скуля и нетерпеливо переставляя лапы, обращая морду то на воду, то на девочку. И вот когда Лера со звоном сбрасывала с нее ошейник, тогда уже животное резвым прыжком обрушивалось в воду, плыла, фыркая и сопя, за палкой, брошенной Лерой.
 - Пальмы давно нет, - сказала Лера, глядя на фантома перед собой.
Собака встала с места, подошла к ней и стала лизать ей пальцы. Через холодеющие конечности, вместе со страхом, в Леру проникало ощущение реальности происходящего. «Как это может быть?» думала она, «Я чувствую ее прикосновение. А если так, то и собака должна быть сейчас здесь». Она второпях стала доставать камеру. Как назло, на ней уже сел заряд. Пальма ударила лапой по рюкзаку - игривый жест, знакомый Лере. Девушка отвернулась от собаки, подошла к краю скалы и медленно стала спускаться вниз. Только ботинки ее опустились на камень лежбища, в ноги ткнулся собачий нос. Пальма жалостливо посмотрела снизу вверх на нее. Взгляд говорил «Что же ты не играешь со мной? Почему я не нужна тебе?». Лера всегда чутко реагировала на этот взгляд. Но не сейчас. Она с силой отпихнула собаку в сторону - пальцы почувствовали упругий песий бок под жесткой щеткой волос, клетку ребер под упругими мышцами. Лера снова поразилась реальности ощущения. Зорина рядом не было. Она не могла сверить виденную ей реальность с его взглядом, и в голову начали закрадываться сомнения.
 - А если ты… существуешь? - прошептала Лера, глядя на собаку.
Животное завиляло хвостом и посмотрело вверх в сторону скалы, откуда она только что спустилась. Оттуда вела серпантином дорога в завесу тумана.
 - Хочешь, чтоб мы пошли туда?
Короткое тявканье в ответ.
 - Хорошо.
Лера стала подниматься назад. Она не видела, как поднялась Пальма - собака будто уже ждала ее наверху. Обдумав этот факт, Лера поймала себя на мысли, что сначала не придала ему никакого значения. Будто так оно и должно было быть. «Собаки не телепортируются», подумала девушка, «А я, когда вниз спустилась, даже не подумала об этом. А ведь она уже там стояла».
 - Ты мертва, - сказала девушка собаке.
Слова давались трудно. Лера до конца не признавала в душе смерть своего лучшего друга. Пальма полизала ей руку, но Лера быстро отняла ее, толкнула морду, задев влажный клык. Пальма фыркнула и снова посмотрела в сторону ведшей наверх тропинки. «Зорин говорил, что остров выстроен как пирамида», подумала Лера, «А если так, то она хочет, чтобы я пошла с ней в самый центр».
 - Ты мертва! - уже громче сказала она.
Пальма уселась на задние лапы и посмотрела на девушку будто с укором.
 - Да, я скормила тебе таблетки, я была дурой. И я, я…
Слова не шли, словно застревая в глотке. Лера опустилась на колени, распахнули руки в объятья, подзывая Пальму. Та послушно подбежала к девушке. Нежно поглаживая гладкую спину - теплая, она поднималась и опускалась, следуя дыханию животного - Лера уткнулась носом в мохнатый бок, горько шепча:
 - Я очень любила тебя. Очень любила, Пальма…
Словно в ответ, Пальма еле слышно заскулила, оставив на щеке девушки след от языка. Лера крепко обняла ее и, запустив ладони под гладкое брюхо, поднялась на ноги вместе с животным. Собака не шевелилась, полностью доверяя своей хозяйке. Большие глаза окаймлениями янтаря были от нее совсем близко. Лера сглотнула, наполняя пересохшую глотку слюной.
 - Но ты не Пальма, - дрожащим голосом сказала она, - Я убила ее.
Ее руки, да и все тело неимоверно дрожали, когда она, размахнувшись, бросила все это черно-зеленое скопление, которое выглядело, пахло и вело себя, как лучший друг ее детства. Фантом, неловко размахивая лапами в воздухе, пружинисто изгибая тело, в финальном перевороте попытался зацепиться когтями за край выступа, но лишь скользнул по нему. Лера долго не смотрела вниз, в глазах ее мутнело. Мерно катящий перед ней океан и пятна котиков расплывались в разноцветный калейдоскоп. Она всхлипнула несколько раз, утерла кулаком глаза и только потом посмотрела вниз - туда, куда должна была упасть собака. Тела не было. Лера рассчитала, что падение с такой высоты - скала была около 4 метров - должно было если не убить, то покалечить собаку. Уйти она в любом случае не могла. Лера кивнула и неожиданно для себя почувствовала на душе облегчение. Напряженные мышцы ее расслабились, она припала к камню, мерно вдыхая воздух. Радостное чувство облегчение мгновенно сменилось волнением - ведь они же так и не нашли Наташу, а время было уже за полдень.
Когда Лера подбежала к Зорину, тот мрачно курил, взирая на лежбище с крутого обрыва, по которому они пришли.
 - Чего так долго? - спросил он, - Я уж думал, котики тебя сожрали.   
 - Нет, я там… поняла кое-что.
 - И что ж ты поняла? Что мы кучу времени потратили впустую?
 - Нет. Я поняла про этот остров. Помните, мы про хищников говорили и про жертв? Про то, как может появиться совершенно новый хищник?
 - А, демагогия вон та и тезисы из учебников от Исаича? Что с того?
 - Ладно, - вздохнула Лера, - Давайте вернемся. Лучше я у домика расскажу.
У избушки их встретили Гумилев и Мишка.
 - Мишка нашла следы на северном холме, - сказал биолог, - Идут в сторону Отрадного. Это первая новость. Вторая - я все-таки связался с кораблем. Завтра с утра «Зевс» приплывет нас забрать.
 - Слава Богу! - выдохнула Лера.
 - Исаич, ты Отрадное-то нашел? - спросил Зорин.
Биолог кивнул. Мишка в то же время нахмурилась и стала водить кончиком сапога по песку.
 - Значит, тогда мы пойдем за девкой, а ты, Лерка, сиди тут с Мишкой.
 - Нет, постойте, - сказала девушка.
Фраза была резкой и требовательной. Гумилев, который уже повернулся в сторону двери, удивленно посмотрел на девушку.
 - У меня к вам вопрос. Ко всем, - сказала Лера, - За все время, пока мы были на острове, кто-нибудь видел галлюцинации?
 - Что ты имеешь в виду? - спросил Гумилев.
Лера рассказала им про две встречи с Пальмой.
 - Нет, я ничего такого не видел, - сказал Гумилев.
Он задумался и посмотрел на Зорина. Лера метнулась взглядом к исследователю.
 - А вы? - спросила она.
 - Так вот чего ты к Витусу ластилась все время. По собаке своей скучала, - сказал он.
 - Это здесь не причем сейчас. Вы видели что-нибудь или нет?
 - Не видел. Исаич, давай собираться.
 - Нет, подождите! Я думаю, этот остров - хищник!
Возбужденно она принялась объяснять:
 - Знаете, как в глубинах океана, там где вечная мгла, существуют рыбы со специальными светящимися отростками? Они специально приманивают других рыб светом, чтобы потом съесть их.
 - Ты удильщиков имеешь в виду? - спросил Гумилев.
 - Да-да, их! Имя забыла… Или венера-мухоловка, например. Эти растения походят на цветы и пахнут как цветы, чтобы привлекать насекомых. Но когда те подбираются близко, растение их ловит и пожирает.
 - Интересные аналогии. Ты хочешь сказать, это остров ловит и пожирает жертв? - спросил Гумилев.
 - Я точно не знаю, - Лера обернулась, вглядываясь в плотную завесу тумана, - Но эти галлюцинации рождает остров, скорее всего, чтобы заманить жертв, то есть, людей, поглубже в туман. И я не одна их видела! Наташа рассказывала про своего отца. Он тоже здесь был и видел странное существо, которого здесь быть не могло.
Она описала айлатку из рассказа Натки.
  - Я думаю, есть два варианта, - сказала в завершение Лера, - Первый - в тумане что-то есть, и оно пожирает своих жертв. Потому на острове и нет крупных животных. Об этом мне Владимир рассказал. Второй вариант - сам туман каким-то образом губит все живое. Но тогда туман тоже должен быть живым.
Зорин мотнул головой и резко бросил:
 - Ничего в тумане нет такого. Исаич вон туда каждый день ходит. Да я сам там был во время той экспедиции Петрова, когда он эту свою айлатку увидел; Просто у кого-то крепкая психика, а кому всякая ерунда мерещится.
 - Разве вы ничего не видели? - спросила Лера.
 - Да говорю же - нет!
Тяжелую паузу прервал тихий голос Мишки.
 - Неправду говорите, дядя Вова, - сказала она.
 - Чего ты? - спросил он, нервно оглянувшись на дочку Гумилева.
 - Мишка, не надо, - сказал тот, повернувшись к дочери.
 - Так он обманывает. Не люблю, когда обманывают, - сказала девочка, - Вы же сами, дядя Вова, сказали моему папе, что приплыли сюда своего друга повидать. Я слышала, как вы тогда на кухне обсуждали.
 - Ты не так поняла, - прервал ее Зорин, - Я про Исаича и говорил.
 - Нет, вы говорили про друга, который тогда от кашалота погиб, - продолжала Мишка, - Вы его уже видели здесь, когда в экспедиции были. И вернулись снова с ним увидеться. Хотя он погиб тогда.
 - Да не погиб он! - вскричал Зорин.
Он бросился к Мишке, но застыл на полпути в неловкой позе, будто тело его внезапно окаменело. Мелко задрожав всем туловищем, он шагнул в сторону, лицо его рдело от прилившей крови.
 - Вот что и требовалось доказать, - сказала Лера, - Может, и вы, Алексей Исаевич, тоже что-то видели, но утаиваете?
 - Нет, - сказал биолог, - Я точно ничего не видел. Признаться, я думал, что и Володька бредит. Но твой случай говорит о системе, действительно.
 - А что вы обнаружили? - спросила девушка, - Пора бы раскрыть карты. Жизнь Наташи на кону. Если мы пойдем туда, - она кивнула в сторону мглы, - нам нужно понимать, с чем мы столкнемся.
Биолог запустил руки в карманы, сделавшись похожим на императорского пингвина.
 - Натка ведь тебе пересказывала историю Отрадного? - спросил он, - Я ей рассказывал, что людей отсюда переселили в Никольское. Но это была неправда.
Мишка сердито посмотрела на отца, потом отвернулась.
 - На самом деле, тогда, во время инцидента в 70-х, никто не покинул Отрадное. Люди просто испарились оттуда.
 - Как это - испарились? А как же умопомешательство?
 - Это тоже было. Но это были рассказы тех, кто покинул поселок задолго до того. В то время на них никто не обращал внимания - алеутов мало кто воспринимал всерьез. А когда внезапно из Отрадного перестали приходить корабли и лодки, тогда забеспокоились всерьез. Я тогда жил как раз в Никольском, мой отец был в числе тех, кто поплыл разведать, что случилось с Отрадным. До сих пор помню, как он вернулся бледный, долго не разговаривал, а затем рассказал матери - я подслушал, стоя за дверью - что в поселке никого не нашли. Все население - около 200 человек - бесследно испарилось.
Вскоре после этого начались странности с самим Безымянным. Именно тогда он пропал с радаров и с фотографий спутника. Будто что-то стерло сам остров из человеческого восприятия, хотя остров продолжал существовать.
 - Туман тоже появился в это время?
 - Точно не могу сказать, потому что до инцидента я здесь не был. Но вероятнее всего, да.
 - Так а что вы исследовали все эти дни? Что можете рассказать?
 - Немногое.
Лера почувствовала разочарование.
 - Я сумел найти дорогу в Отрадное, - сказал Гумилев, - Это оказался поселок-призрак, как я и ожидал. Все осталось нетронутым - дома и огороды. Никаких следов от живших там людей я не обнаружил. Была там еще одна странность, причину которой я так и не понял. Там было необычайно жарко. Когда я посмотрел на небо, то увидел нечто вроде купола. Он накрывал собой весь поселок.
 - Как это, купол?
 - В прямом смысле. Я четко видел границы областей тумана, которые опоясывали поселение со всех сторон. Но внутри самого поселка тумана не было, словно он был обнесен невидимой оградой. И вершина купола была очень яркой, словно прямо надо мной горело солнце. Только я знал, что в тот день все, как обычно, было затянуто тучами.
 - И долго вы там пробыли?
 - Не больше часа. Дольше было невозможно вынести из-за жары. Что касается тумана, то здесь у меня есть теория. Он состоит из живых существ, что-то вроде археев.
 - Археи же не могут парить в воздухе. Да и что вы говорите? Туман - это скопление живых существ?
 - Это лишь теория. Мне нужно собрать образец и посмотреть его под микроскопом. Да, археи не летают, но я и не сказал, что это археи. Скорее всего, это совершенно новый вид или царство. Если отталкиваться от твоих слов, то при вдыхании этих псевдо-археев, у людей появляются галлюцинации. Но тогда у них должно быть нечто вроде стигмергии, чтобы координировать действия, если они действительно заманивают жертв вглубь острова. А как они их пожирают, если люди просто исчезают? Археи ведь не могут переварить никого столь крупного.
Гумилев уже разговаривал сам с собой, закрыв часть подбородка ладонью.
 - Смотрите! - вдруг вскричала Мишка.
Она указывала куда-то за спину девушки. Лера обернулась. Где-то в самом центре острова, над белесой завесой, словно восходящее поутру солнце, поднимался большой огненный шар.

День 7
 - А помнишь, как ты ходила в дельфинарий в первый раз? Я тебя водил. Ты когда проходила по кромке бассейна, один дельфин как выпрыгнул и обдал тебя большой волной. У тебя платьице все промокло, но такой счастливой я тебя никогда не видел. «Папа!», закричала ты с таким восхищением в голосе, «Я хочу нам домой дельфина».
 - Да! - засмеялась Натка, - Я даже просила тебя аквариум построить или купить, не помню уже.
Она сидела в поле цветов напротив отца, и они уже второй день предавались воспоминаниям. Впрочем, Натка не считала времени. Само понятие растворилось для нее в ярком солнечном небе и залитом красками от цветов горизонте. Отец привел ее сюда, на вершину острова, с самого побережья. Натка даже не спрашивала, куда они идут. Ей было неважно, ведь самое главное - отец снова был рядом с ней. Ушел даже противный холод с ветром - на вершине было так тепло, что девушка сняла куртку и бросила ее на траву, осталась в одной футболке. А какой прекрасный перед ней раскрывался вид! Это было совсем так, как описывал в предсмертном рассказе отец - поляна распахнувшихся цветочных бутонов, тянущих головки к небу. Натка совершенно не удивлялась такой картине, будто иначе и быть не могло. Смутно ей вспоминались рассказы Гумилева об Отрадном, но это было словно в прошлой жизни. Имело значение только текущее, только отец перед ней.
 - Папа, ты полетишь со мной обратно домой? - спросила она.
 - Домой? Разве у тебя есть дом? Мама живет с твоим новым отчимом, а ты снимаешь комнату в чужой квартире. У тебя нет дома. Натка, мы с тобой останемся здесь.
 - Но если мама увидит, что ты жив, она обязательно захочет тебя вернуть. А отчима мы выпрем. Мне он никогда не нравился.
 - Ты сама знаешь, что так не будет.
 - Почему?
 - Потому что я уже давно мертв.
 - Нет! - воскликнула Натка и даже вскочила с места, притопнув ногой, словно хотела затоптать это слово, - Ты жив, отец! Ты здесь, передо мной.
И она даже приникла к нему, касаясь руками его ладоней. Ощущение от прикосновения было реальным, теплым, но что-то все равно было не совсем так. Будто художник не закончил до конца работу, не добавил достаточно мазков на портрет. Натка усилием воли отгоняла это ощущение, произнося про себя: «Вот он, отец, он жив, он передо мной».
 - Тебе нравится здесь? - спросил он.
 - Конечно! Очень! Это то самое место, где ты увидел айлатку?
Она огляделась.
 - Мы ее увидим сейчас?
 - Уже нет, - покачал головой отец, - Айлатка ушла навсегда.
 - Почему?
 - Люди истребили ее. Айлатки нет уже давно, и, возможно, я видел тогда последнюю особь. Я знаю, ты ее нарисовала. Покажи мне.
Натка с готовностью приникла к рюкзаку и достала карандашный рисунок. Отец смотрел на него с расстояния.
 - Именно так, - кивнул он, - Она была точно такой. Поразительно, как хорошо ты слушала мой рассказ.
Натка засмеялась.
 - Я этот рассказ помню наизусть. А все-таки жаль, папа! Жаль, что ее больше нет. Ты должен был прославиться как открыватель нового вида.
 - Брось ты. Можно подумать, я такой тщеславный. Да и что ты все про меня. Как у тебя жизнь? Познакомилась с кем?
 - Ты парней имеешь в виду?
 - А как же? У тебя от парней отбоя быть не должно.
Натка дернула плечами и нахмурилась.
 - Подкатывали ко мне разные, - сказала она, - Но с ними было невыносимо скучно. Или совсем два слова связать не могут или зануды. И никто из них не похож на тебя.
 - А что во мне такого?
 - Как что? Папа, ты, ты великий человек! - воскликнула Натка, - Ты столько всего видел на Командорах! Столько всего мне рассказывал! Да и работа твоя полезная для природы. Ты помогал сохранять редкие виды, заботился о животных. А эти лопухи что? У них интересы - машины, деньги, все вокруг материального крутится. Никакого духа приключений, никакого авантюризма. Никакой помощи другим. Расскажи им про китов - они только живот почешут и дальше заладят, какие они крутые. Да что там парни! Все в моем городе такие, ты же знаешь! Это болото, я туда возвращаться не хочу.
 - Ты же мне только что сказала, что хочешь, чтобы я вернулся туда с тобой.
 - Наверно, это из-за твоих рассказов, - вздохнула Натка, - Я могла переносить жизнь, только благодаря им. Ты прав - нам не нужно возвращаться. Давай останемся здесь, поселимся в Никольском. Я буду заботиться о тебе.
 - Натка, мы не вернемся в Никольское. Мы останемся здесь.
Девушка растерянно посмотрела на отца. Добрый, теплый взгляд. На протяжении всего разговора, всех двух дней, что они провели в беседах, он не менялся. «Если он хочет, чтобы я осталась, пусть так», подумала она.
 - Сейчас ты пришла к выводу, что жизнь в любом другом месте бессмысленна, - сказал он, - Лучше всего, если мы останемся здесь вместе, навсегда. Ты согласна?
 - Но как это возможно? Нам же нужно есть, пить, спать, что-то делать еще.
 - Зачем? Этот момент, это все, - он развел в стороны руки, - Останется таким навсегда. Время исчезнет.
 - Словно мы в раю? - спросила Натка.
У нее было свое понятие «рая». Она определила его как раз вместе с отцом, когда была еще маленькой. Девочкой она сказал ему, что после смерти хочет бесконечно слушать его истории и видеть папину улыбку. Отец тогда отвечал, что ей надоест и чтобы она не глупила и шла спать. Но про себя Натка твердо решила, что так и выглядит рай. Ей было 9 лет, она впервые задумалась о смерти, и именно так примирила себя с мыслью о физической кончине.
 - Хорошо, давай останемся, отец, - сказала она.
 - Дай мне свою руку.
Натка потянулась к отцу, коснулась пальцами его ладони. Все, как она помнила - кожа его рук была грубой и твердой, сухой от бесконечных Командорских ветров.
 - Теперь закрой глаза.
Он сжал ее ладонь. Натка почувствовала родное прикосновение, но сомнение становилось все сильнее. Что-то было не так, она чувствовала физическое прикосновение, но оно больше не будило тех эмоций, что тогда, в детстве. Ей словно приходилось искусственно вызывать их в ответ на внешний вид и речь отца. «Что происходит?» подумала она. Кто-то положил руку ей на плечо. Она испуганно обернулась, открывая глаза. Яркая синева неба и красно-золотой цвет поля смешались в водовороте красок, а затем оттуда вынырнула крупная приземистая фигура Гумилева.
 - Наташа, ты меня слышишь? - спросил он.
Белками глаз, покрытыми красными трещинками, он напряженно смотрел на девушку. Натка потеряла баланс, стала падать на одну ногу, но Гумилев подхватил ее второй рукой, дал сесть. Развернувшись обратно к отцу, Натка почувствовала бездну в груди: отца позади нее не было. Все окружение стало совсем другим. Низенькие, покосившиеся деревянные домики, у некоторых провалилась крыша, другие были наполовину разрушены. Они тянулись рядами по обе стороны от Натки, упираясь в высокую белую стену. Она не сразу сообразила, что это была граница тумана. Белесая мгла словно наткнулась на невидимый барьер. Круговой стеной она опоясала необитаемый поселок.
 - Где мы? - спросила девушка Гумилева, - Где мой отец?
 - Мы в Отрадном.
Натка схватилась за ладонь Гумилева - она была крупнее и жилистее, чем рука отца, но эта плоть была теплой, настоящей. Натке не приходилось напоминать себе, что перед ней живой человек. «Как странно», подумала девушка, «Откуда я знаю, что он живой?». Она быстро огляделась по сторонам. Никакого поля цветов уже и в помине не было. Вокруг была сухая почва, напоминавшая мелко раскрошенный уголь. Редкие растения пробивались у развалин домов, но они выглядели чахлыми и увядшими. 
  - Так вы не сказали, где мой отец.
 - Приди в себя, - сказал Гумилев, - Твоего отца давно нет, Наташа. А теперь пойдем.
Он схватил ее за руку и чуть не рывком потянул к себе. Она запротивилась.
 - Это жестоко! - вскричала она, - Он был здесь, только что! Вы от меня его забрали! Я никуда не пойду.
Гумилев отпустил ее, потом поднял руку, указывая на небо.
 - Ты видишь, что там, в вышине?
Над поселком горел яркий свет. Выглядело так, будто кто-то возвел невидимую надстройку в форме купола над холмом, где они стояли. А затем на самом верху этого купола зажглось огромное яркое пятно. Оно медленно, но заметно расширялось.
 - Как красиво, - сказала девушка, - Что это?
 - Это то, что нас скоро убьет, - объяснил Гумилев, - Тебе не жарко?
 - Конечно, жарко.
Наташа была в одних джинсах и футболке, но даже в этой одежде она покрывалась потом. По лбу Гумилева струились крупные капли, впитываясь в воротник его расстегнутой рубашки.
 - Представь, что мы сейчас на дне гигантской микроволновки, - сказал биолог, - И кто-то постепенно подкручивает мощность. Как думаешь, что от нас останется?
 - Да чего объяснять! - раздался громкий голос, - Хватай ее да пошли!
Натка узнала Зорина. Он грубо толкнул ее в спину, так что она полетела вперед, встретившись ладонями с грудью Гумилева. Он окутал ее плечи гигантским шупальцем руки в растянутой рубашке.
 - Пошли, если жить хочешь, - сказал он, увлекая девушку за собой.   
Натка извернулась, просунув голову под локоть Гумилева. Выскочила из его объятий и, повернувшись к мужчинам, прокричала:
 - Какая микроволновка? Откуда вы знаете?
Зорин поднял верхнюю губу, обнажая огромные клыки и вставной золотой зуб. Он громко сплюнул на землю.
 - Исаич, пошли сами отсюда! - прокричал Зорин, махая рукой в сторону, - Девку спасать не надо, видишь. А мы еще время  тратили!
 - Откуда я знаю, что вот это все реально? - спросила Натка, - Вы мне только что сказали, что отца нет, и я видела призрака. А огромный шар света, что нас убьет - он реален? Эти домики - реальны? Вы - реальны?
 - Дуреха, ну и помирай здесь, - процедил Зорин и пошел по спускающейся вниз тропинке.
Гумилев запустил руки в карманы брюк. Он тяжело дышал, и видно было, что говорить ему тяжело - все из-за нарастающей жары.
 - Хорошо, я объясню, - прохрипел он и откашлялся, - Этот туман вокруг нас - живые существа. Я их назвал псевдо-археями. Их природу еще предстоит выяснить, но сейчас это не важно. Так вот, радиоволны, световые волны - все они поглощаются псевдо-археями. Поэтому остров не видно со спутников и на радарах. Но это не все. Световые волны копятся и заряжаются. Представляешь солнечные батареи? Так вот над нами сейчас нечто подобное. И, когда здесь, - он показал на ряды пустых домов, - собирается достаточно жертв, псевдо-археи выпускают заряд, убивая добычу. После чего ее пожирают. Такова моя теория. Скорее всего, она не до конца верна, но в общих чертах такова суть этого проклятого острова.
Он помолчал, ожидая ответа Натки. Девушка долго молчала.
 - Ты веришь мне или нет? - спросил, наконец, он.
 - А как я видела отца?
 - Галлюцинации, - объяснил Гумилев, - Скорее всего, когда человек попадает в среду псевдо-археев, они проникают в мозг через нос и глотку. Как они вызывают галлюцинации, я тебе точно не скажу, но скорее всего, так оно и есть.
 - Но отец был таким реальным! Я даже чувствовала прикосновение его руки.
 - Поверь мне, Наташа, человеческий мозг может подделывать и не такие ощущения.
Биолог вдруг тяжело опустился на землю. Лицо его пылало красным. Девушка бросилась к нему.
 - Все нормально, - сказал он, - Перегрелся просто.
 - Из-за меня вам плохо. Пойдемте!
Теперь уже она крепко обхватила его рукой и помогла подняться. Гумилев был весь мокрый от пота. Натка тоже чувствовала нестерпимый жар. Тело, казалось, начинало гореть изнутри.
 - По этой тропе… - короткими глотками вдыхая воздух, сказал Гумилев, - Выйдем отсюда.
 - А где Лера и Мишка? - спросила Натка, осторожно ведя их к спуску.
 - Уплыли… Утром корабль подошел, «Зевс». Я сказал Мишке, пусть берет Леру и на лодке плывет к ним. А мы с Володькой пошли тебя искать. «Зевс» нас еще ждет недалеко от берега. Скоро все уберемся отсюда.
Гумилев уже не мог говорить, изо рта доносились хрипящие звуки. Натка тянула его за собой, вперед, к стене тумана. «Спустимся отсюда и уйдем», думала она, «А это была просто галлюцинация». Она представила, как возвращается назад, домой, к матери, которая будет презрительно на нее смотреть. Она будет журить ее за впустую потраченные деньги на перелет, она будет поносить отца, даже несмотря на то, что он давно лежит в могиле. А в городе ей совсем нечего будет делать. Безрадостные будни провинциальной жизни, когда не с кем поговорить о своих проблемах. Натка подумала, что она может остаться на Командорах, попробовать устроиться в заповедник. «Но какая разница», пришла в голову мысль, «Я все равно буду возвращаться к этому острову и к отцу. Тогда уж лучше сразу».
Натка пересекла стену тумана и вместе с Гумилевым они стали медленно спускаться вниз по холму. Жара постепенно спадала. Вдалеке, в прорехах белых клочьев, Натка видела океан. В череде набегавших стремительно волн виднелись очертания «Зевса», ждавшего их. Девушка прошла с Гумилевым еще чуть ниже по склону и потихоньку отняла ладонь. Ученый покивал, отирая пол со лба.
 - Жить буду, - улыбнулся он, - Все нормально.
 - Стоите? - спросила Натка, - Помощь не нужна?
 - Нет. Пойдем. Володька, наверно, внизу ждет.
 - Вы, простите меня, Алексей Исаевич, - пробормотала она, а потом, сложив руки рупором, прокричала вниз уходившему склону: - Зорин! Помогите!
 - Ты чего?! - воскликнул Гумилев.
 - Простите, простите, - повторяла она, - Но вы зря пришли. Уходите отсюда!
И она рванула обратно вверх по склону. Гумилев что-то кричал ей вслед, но Натка неслась, широко расставляя ноги, чтобы ни биолог, ни Зорин ее больше не нагнали. «Я не хочу быть никому обузой», думала она, «Мое место здесь - с отцом». Она ворвалась обратно под купол, нарушив спокойствие цветочного поля. Перед ней снова было яркое голубое небо, обращавшееся в цветочную поляну алых бутонов. Посреди поля стоял отец. Он с улыбкой протягивал в сторону Натки большие крепкие руки. Оставляя все сомнения в стороне, не обращая внимания на невероятный жар, который скручивал ее внутренние органы и оставлял ожоги на коже, она упала в его объятья. В тот же миг она забылась от всего - от боли, от переживаний и от целого мира, оставленного за пределами купола. Теплое объятие родного человека и обещание рая было последним, что она пережила, перед тем, как ее тело сгорело под ослепительным сиянием купола.