Исповедь грузинского блогера
Исповедь
I
Здарова, геймеры… Нет-нет, это же текст, не ролик пишу. Ха, настолько привык так начинать, что и текст представить не могу без этого «здарова». Но эт у нас не ролик. Это исповедь! «В чем-чем, спросите, исповедоваться будешь? Мы на твоих роликах и стримах столько всего насмотрелись и наслушались, что исповеди этой и конца не будет. Так что мы и читать это не будем». Это все ваши слова - читающих, то есть. Но в том-то и суть - что мне и дела нет до того, кто это будет читать. Исповедь сами знаете перед кем бывает.
Значит, исповедь. Без пошлости буду. Давайте будто в XIX веке для печати в каком-нибудь литературном журнале пишу. Хотя без пошлости сегодня никуда, особенно если хочешь внимание привлечь. Пошлым быть модно. Да я и так пошлый во всех своих роликах - потому что денег хочу. Был бы не пошлый, все бы заскучали на середине ролика, ушли к другим. Хотя она мне всегда противна была, пошлость эта… Ну что, поверили? Как я вас! А мне пошлость, может быть, и нравилась всегда! Приятненько так словцо ввернуть или сально сказать что. Ну приятно же, приятно, признайте! Щекочет эдак внутри... Впрочем, я же сказал, что пишу не для аудитории. Да, потому и без мата как раз. Потому могу и маску чуть-чуть - но только чуть - спустить.
Ну да ладно, иначе не начнем. Я блогер с почти пятьюстами тысячами подписчиков на очень известном видеосервисе. Начинал я с публикации прохождений японских игр - конечно же, аниме-игр, где яркие персонажи, где красивые девушки и где дух товарищества и братства в каждой экранной минуте. Да-да, сейчас я не паясничаю, я искренне так думаю. Я думал иногда даже, в те минуты, что играл в эти игры, что японцы этими самыми развлечениями спасут весь мир. То есть, как спасут. Пройдя достаточно игр, я так вдохновлюсь главным героем и его ценностями, его несгибаемым характером перед лицом опасности, что сам стану такой же стеной для общества. Стану тем самым героем. Ну и, конечно, ко мне тут же бросятся прекрасные фигуристые девушки, которые подобных героев в японских играх и аниме окружают. Обо всем этом я мечтал все свои подростковые годы, будучи заперт в своей комнате в родительском доме. Когда входили родители и смотрели на своего двадцатилетнего сына осуждающим взглядом - мол, когда на работу пойдешь и игры свои дурацкие бросишь - я смотрел на них глубокомысленно и немного даже презрительно. Они же не понимали, что еще вот-вот - еще немного вдохновения от сцен, в которых героя убили, но он встал и из последних сил уничтожил злодея - еще вот-вот, и я вырвусь как птица Феникс, огненным сиянием, из родительской хрущевки, и войду, осиянный славой, в этот мир.
Надо вам сказать, что я себя считаю человеком умным. А умные люди в России всегда втайне озлоблены на мир. Ведь чем у тебя ума больше, тем думаешь, много можешь сделать, много себя показать. И что все тебе непременно должны, раз ты умный такой выискался. А оно не так, наоборот, хейтят тебя, заткнуть пытаются, а кто вообще кулак показывает, мол, что мне твой ум, размелю щас всего. Вот и злишься, потому что понимаешь, много понимаешь, а воплотить-то, воплотить! Не дают… Так и сидят умные все по углам своим, ненавидят всех тихо. Но мне повезло. Я-то, хоть и тешился вон той фантазийкой, что выше наваял, но в глубине души понимал, что видеоигры, в большинстве своем - постыдное времяпровождение. Sad but true. Они с готовностью предлагают угнетенным работой / учебой / скукой красивые окна в вымышленные миры и поглощают время, которое можно было потратить на занятия более полезные.
Вот я играл, а время шло. Я отгонял мысли, что вот помрут родители, мне кого из них надо будет содержать, все равно на работу тащиться в этот нелепый русский мир за окном. А то, что русский мир нелепый, я был убежден с детства. Что это, в конце концов, за убожество за моим окном? Что это за щербатые, старые панельные дома за окном, где на тебя из-за стекол смотрят хмурые толстые бабки или красноносые алкаши с обвисшим пузом? Что это за колдобины на асфальте? Что это за беднота и хмурость, которые смотрят из каждого, даже из маленьких детей? Что это за постоянное желание что-то изменить, но вместе с тем понимание, что по-твоему, скорее всего, никогда не будет?
Ведь я, как и любой русский человек, хочу от жизни все или ничего. Никакой середины не приемлю, а если и вынужден - заметьте, вынужден - с этой серенькой серединой мириться, то всем вокруг меня несладко будет от того, как меня корежит. Повторяю: это мое глубокое убеждение, что любой русский хочет от жизни получить сразу все. А если не получит, то такая жизнь ему вообще не сдалась ни на что. И пропьет, и сгубит себя, пропадет с этого света - потому что этот свет того не стоит.
II
«Хе-хе - вы посмеиваетесь - мол, это с чего ты взял, балбес ты эдакий? Говоришь, сидел там за компьютером целыми днями, в фантазиях своих утопал. Да ты о жизни ничего и не знал. Боялся в нее даже выйти! Ты просто трус!»
Позвольте, я же видел примеры вокруг себя. Моего отца и вообще мужиков русских. Что ни говори, а русские мужики - они ведь работящие. Даже те, кто на лавках все время сидит, пиво жрет да семечки лузгает. Вот это как раз и есть русские мужики. И те, кто на работе целый день впахивает, и те, кто бомжуют на улицах, клянча копеечку на самогон - вы думаете, это люди разные? Да все одно внутри них сидит - тоска! Причем тоска невыносимая, от чего не знают сами. И работают они как проклятые, на убой, чтобы отвлечь себя от мрака этого, который так и лезет в душу, когда он остается наедине с собой. А после - что? В кабак или в бар назюзюкаться, чтоб теперь уж навеселе прийти домой, забыться носом в подушку, захрапеть, а утром опять - работать. Работа это отвлечение только. Это ты так муку отстраняешь от себя, но она-то не уходит никуда. Русский человек проклят своей землей. Куда ему объять все, что он видит да слышит вокруг себя? Или с ума сойдешь или в другую страну свалишь. Необъятность эта давит.
Слышу-слышу. Вы мне: «Ишь ты, философ выискался». А что, не так, скажете? У нас мужики здоровые, сильные, все работать любят, да только годам к 30-40 спиваются да идут по борделям, или что еще за разврат себе найдут. Причем если найдут, так возьмутся за дело это со смертельным упорством. Заметьте - с таким же азартом, с каким русский мужик водку пьет, с таким он и дома строит, и хлеб печет. Саморазрушение для нашего человека - очень ответственная и тяжелая работа. Вот вы понимаете теперь, друзья, мою дилемму? Раз я был умный, я все понимал и сознавал. Я понимал, что меня та же участь ожидает. Что я сопьюсь с горя, что не смогу с русской тоской совладать. А потому и бежал, бежал в эти игры! А с одиночества, которое копилось из-за того, что я никуда не выходил, я стал записывать ролики и в интернет их выкладывать. Авось, кто и прокомментирует, с какой родственной душой пообщаться смогу.
Нет, вру! Вру! Я сейчас вам жалуюсь, думаете? Ни капельки. Вам вообще надо знать про меня вот что. Я шут, паяц, завравшийся вконец человек! И вот уже чувствую, что на грани, что погибну, если маску перед кем не сниму сейчас. Да хоть так, хоть понапишу тут всякого, уже легче будет, чем опять дурака из себя строить ради дутой славы этой, ради денег. Да тьфу, разве деньги сейчас? Мираж все! Да, да, мы в мираже все живем, впрочем в разных. Миражиках, оазисиках, которые такие вот паяцы как я, строят другим, чтобы совесть у них чиста была. Я вам соврал, что родственную душу хотел найти. Это может поначалу. Хотя, впрочем, о чем бы мы общались? О том, кому какой аниме-герой больше нравится? Или у какой аниме-девушки лучше фигура? Помилуйте! Мне было всегда противно от таких разговоров, словно я в грязь руку измазал. Смотреть аниме и играть в аниме-игры это постыдно и не комильфо для серьезного умного человека, каким был, безусловно, я. Я лишь хотел популярным стать, а к аниме просто примазался. Потому что мильоны таких же унылых одиночек, как я, сидят по своим закрытым комнатам, боятся жизни и находят утешение в знании, что они не одиноки. Что ерунда эта вся может быть кому-то интересна тоже. Вот и все!
Я это понял, когда ролики мои стали просмотры набирать. А мой первый обзор - ой, как же страшно было его публиковать - мой первый обзор посмотрело десять тысяч человек! И тогда мне первые деньги с монетизации пришли. А я сидел и макушку чесал: за что мне это? Кто так смилостивился, что за обзор, который я делал день, мне пришла половина зарплаты моей мамы, которая столько зарабатывала за пол-месяца. Это потому что я про игры говорил? Про аниме говорил? Или голос у меня привлекательный, интонации мои? А может хорошо скомпоновал? А может все оно вместе? Я сделал еще ролик. И еще. Каждый из них взлетал, набирая еще больше просмотров, чем прежде. Деньги потекли рекой. Я уже не боялся выходить из комнаты, и, расправив плечи, смотреть на обеспокоенных родителей. Я стал выходить в мир и с легким презрением смотрел на унылых прохожих. Они-то пашут на заводах целый месяц, чтоб заработать то, что я получил за несколько часов записи ролика. Я заходил в кафе, посещал дорогие рестораны, потому что в моем понимании это и была жизнь - зарабатывать деньги и тратиться на себя и свои удовольствия.
Канал мой рос. Вскоре я понял, что рецепт популярности довольно прост - надо примазаться к чему-то популярному. Присосаться так крепенько, как пиявка. А еще быть как можно более пошлым, развязным и циничным. Нужно постоянно говорить о деньгах и всему назначать цену. Нужно обсуждать популярных блогеров, потому что тогда к тебе придет их аудитория, обеспечив просмотры, а соответственно, доход с монетизации. Но, конечно, об этом ни слова, а наоборот: нужно осуждать других за жадность, в эдакое благородство играть. Ведь люди-то тянутся к тебе как к светлому образу. Никто не хочет ассоциировать себя с подонком. Поэтому обязательно надо опускать других и обличать их лицемерие и жадность. Себя же надо выставлять святым, неподкупным, а даже если и оступишься, можно просто посмеяться, цинично обыграть.
III
Просмотры роликов на моем канале всегда взлетали лавинообразно, словно взрыв какой-то. Я не понимал, почему. А потом дошло. Ведь сегодня у нас один критерий для оценки - популярность. Вот вышел ролик какой или статья там, где все это посчитать можно. И люди смотреть или читать не будут, пока на счетчик не глянут - много ли там накрутило?
Тут простите, отступленьице небольшое. Я же умный, похвастать надо. Знаете, почему у павлинов такие хвосты длинные? Это же ужасно несуразно - такой хвост иметь, в джунглях, где хищники, где опасности. А он ходит, машет, красавец такой. Так ведь это не он такой хвост выбрал, это его павлинихи такого выбрали. Всякие там гены копились-копились через потомство, причем потом биологи интересный закон вывели… Или, может, не биологи, но не суть. Закон такой, что если чему-то отдается предпочтение, то у конкурентов и шансов-то нет. Происходит взрывной процесс, и то, что стало популярным у одних, скоро становится популярным - у всех. Вот отсюда и хвосты. Задавили здравомыслящих павлинов модницы, вымерли скромники все, потому что не выбирали их. А не выбирали почему? Потому что другие смотрят - а, вон та пошла к хвостатому, а я что, дура, что ли? И она пошла. Да я, может, это рассказал из горечи, что сам павлин, которого долго не выбирали, хи-хи. Иногда так чувствую себя, сознаюсь. Но нет, я самый настоящий избранный павлин, потому что со мной этот самый взрывной, будь он не ладен, процесс и случился.
Ведь люди сейчас в интернете ведут себя как павлинихи, оценивающие хвост павлина. Достаточно длинный? А если длинный, если много людей смотрело, то все - популярно, и я точно смотрю, да хоть из интереса - что же там? Так из десяти тысяч зрителей за пару часов вырастает сто тысяч, потом на следующий день - двести, и так далее. Люди смотрят просто потому что другие люди смотрят, а не потому что там что-то толковое сказано.
И настолько это все запущено сейчас, настолько у людей эта значимость в голову вбита, что выходит ролик какой с «разоблачением» деятеля политического, так сразу говорят - ну как же, столько людей посмотрело, значит, это правда! А толку? Толку с того? Будто все эти миллионы просмотревших под чипсы и пиво встанут и пойдут политический строй менять. Смешно и стыдно. Точнее, кринжово, как у нас сегодня говорят. Ну как же, мы посмотрели, гляньте, сколько - миллионы! Ага, и сидят эти миллионы нулей, никому не нужные, друг друга не знающие и в глаза не видевшие. Нужны они только самим блогерам, которые ручки потирают, глядя на взлет просмотров, на доходы с монетизации, рекламы и так далее. Вас надули, господа! Ваша политическая борьба это все ширма для набивания чьих-то карманов. А вы ресурс, и все.
Ведь сегодня что? Человек человеку не человек. Не волк. Человек человеку - деньги, вот и все. Я вот братаюсь со зрителями на стримах, читаю их сообщения, вроде так по-дружески дискутирую. Но читаю почему? Потому что пишут они за донаты, за деньги мне пишут, чтобы на большую аудиторию свои словечки показать. Ведь иначе их словечки тонут, не нужны никому. А у меня бывает и тысяч десять человек на стримах, увидят его, вот он и не никто на время. А мне на него и его мнение часто… Фи. А вот деньги - дайте, будьте любезны. И прочитаю. И славу ему парусекундную подарю, с барского-то плеча. И вот мне же надо видимость этого дружелюбия создать, потому что донаты часто ого-го! Но по правде, в реальности я со всеми этими людьми никогда бы не встретился. Ведь вся моя аудитория, она вся в этой похоти сидит, от скуки аниме смотрит или в игры играет. Все сальное обычно, все про то, какие большие у той, у этой. Ну вот как я с такими в «реале»-то встречусь? Да мне им руку жать противно будет, ведь сами знаете, что они этой рукой делали!
У современного человека-то всего два греха - аниме и рукоблудие. Впрочем, аниме следствие, не грех, а первопричина - скука, будь она неладна. Современному человеку скучно все, пресыщен он. А скучно, потому что мира реального не знает, в комнате с аниме-оберегами сидит, таких, как я смотрит. «Ужас ты, а не человек!» кричите вы «Людей эксплуатируешь. Грехи их сам по себе знаешь, вот и пользуешься этим, чтоб денег заработать. Черная мелочная душонка!» Ой, да, господа, поливайте меня грязью. Именно так делают разоблачители-донатеры, коих очень много на моих стримах. И так, и эдак меня разоблачают. «Хайпожор», «Кривляка», «Фейк», «Продажный» - это еще самое приличное привел. Ну и что? Они это делают через донаты, то есть, разоблачая меня, они мне платят, то есть, поддерживают мою мерзость! Ха-ха-ха! Мне и выгодно, друзья, быть таким двуличным, потому что я на таких справедливцев и расчитываю, что они придут и за деньги меня обличат. Смешно, ей-богу, с их наивности. А ведь я их все-таки и понимаю. Это тоже такое приятное состояние: на весь свет - то есть, мой стрим с десятью тысячами человек - объявить правду, которую знает только этот человек. Это на пару секунд почувствовать себя мучеником. Это дорогого стоит. Но ведь если я буду хорошеньким, добреньким, последовательным, ни слова ругательного, ни мата, никакого противоречия в моих словах и действиях не будет, то что? Кому я буду нужен? Люди скандала хотят, люди в интернет за скандалом идут, потому что их реальность уныла. А я им это даю - я даю им драму, спектакль жизни, который они не могут почувствовать ни в одной игре. Так я вообще можно подумать, что святой человек! На крест себя насадил, чтоб за других страдать. Видите, как я страдаю? От двуличности этой мучаюсь, чтоб другие минуту славы на стриме имели.
Да что я, враки все. Ради денег я продаюсь. Душу давно продал ради лицедейства и лукавства. Теперь понимаете, откуда у меня пятьсот тысяч подписчиков?
IV
«Надо было бросать эту всю ерунду, пока не поздно. И в интернете вы все сегодня много сидите, молодежь то есть. Надо выходить в мир, надо его узнавать. Да и не порют вас сегодня, а жаль» слышу я какого-то глубокомысленного мужа. Помилуйте, какие же тогда варианты остаются, друзья, если не аниме и не игры? Откуда нам знания о мире брать, как не из компьютера? Ведь всем известно, что в интернете есть все. Если сидеть в нем достаточно долго, то все о жизни поймешь. Мои родители меня как жить не учили, а как появился интернет, они сами приросли к этим самым компьютерам. Значит, сами тоже ищут!
Вы цокаете и качаете головой, приговаривая: «Это ты себя оправдываешь. Вот ты родителям можешь признаться в том, какой ты стример, на чем зарабатываешь, как людей эксплуатируешь?». Нет, друзья, не возьмете, я от родителей, равно как вообще из России, три года как уехал. Меня приняла солнечная Грузия - вторая родина для свободомыслящих людей. Перед кем мне отчитываться? Конечно, вот сейчас перед вами, которые у меня в голове, хе-хе. И вы мне опять: «Тебя же дети смотрят! А ты там с матом общаешься, наготу показываешь, не стыдно?». Чего это стыдно, спрашивается? Я откуда знаю, кто меня смотрит? Я интернет не создавал, я в правительстве не работаю, чтобы там ограничения какие ставить. А, впрочем, VPN любые ограничения обойдет. Так что с меня взятки гладки - под вашу, так сказать, ответственность. Вы, родители, вашими детьми не занимаетесь? На улицу, в страшный русский мир они выходить отказываются? Ну так, пожалуйста, интернет, и мерзкий я в этом интернете (как выбор из множества), с радостью примем вашего ребеночка.
Между прочим, не так-то просто кого-то увлечь контентом. Все очень сложно сегодня. Везде голоса, везде говорят. Кого слушать? Ведь столько разнообразия в нашем мире. Религию, увлечения себе можно выбрать. А нам надо все по полочкам: я такой-то, ты такой-то, мир вот такой-то. Вот мы и делаем людям понятно. Разъясняем им. Из этого хаоса выныриваем и все объясняем. Чтоб им не думать, понимаете. Не хотят сегодня люди думать. Не потому что даже ленивые. Не потому что ума не хватает. А потому что все сложно нам стало. Видишь столько информации и думаешь: это ж сколько всего надо посмотреть, почитать, изучить, чтобы мнение составить. Нет уж, пусть за меня это кто делает! Тут и появляюсь я и вся наша блогерская братия. Я, между прочим, может недостаточно пояснил, чем занимаюсь. Конечно, главное мое привлечение - скандалы, скабрезности и аниме-девочки, но ведь есть у меня и аналитика. Я анализирую игры, анализирую аниме, анализирую других блогеров, выдаю свое мнение и вкладываю его в неокрепшую головушку неофита. Есть у меня аудитория, очень небольшая, здравомыслящих людей, которые пишут замечательные, полные ярких и небанальных мыслей, комментарии и донаты. Их человек сто, по прикидкам. И что из этого следует, господа? Очень и очень горькие выводы.
V
День современного человека сегодня примерно такой - проснулся, потянулся и сразу тревогу почувствовал. А с чего - непонятно. Весь это разветвленный мир современных отвлечений, анестетиков культуры - он для того и создан, чтоб тревогу эту каждодневную приглушать. Остаться наедине со своим сознанием сегодня это самое страшное. Нужно его, как поезд на рельсы, куда-то пустить! В развлечение, в роличек какой, чтоб забыться, чтоб отвлечься. Или по магазинам походить, денежки потратить. Тоже ведь приятно, и скука не гложет. Мы все сегодня живем в отвлечениях. Без них уже и никак. Упаси боже, чтобы о чем-то начать думать! Сразу такая депрессия у людей накатывает, что скорей психологов и психиатров ищут.
Кстати, про пошлости и сквернословие, про мое любимое, м-м-м. Это же про тело все. А мы сегодня все про тело, ведь тело - тело и его реакции биологические - единственное, что объединяет людей. Телесная безусловность наша и выражается в этих шуточках и мемах. Как что болит. Какая еда вкусная, а какая невкусная. А вот эти девки фигуристые или парни накачанные это ведь тоже про тело! Это ведь сразу понятно всем. Человек оказывается сведен до своих биологических функций, и эти опосредованные через язык, через картиночки одномерные, функции тела нас уравнивают в бесконечном болтании о банальностях, потому что объединять больше нечему.
Вот и говорим мы о том, что кушали. Говорим, что у кого болит. Говорим, какая грудь, ноги, фигура у вот той вот. Говорим матами мы теперь тоже неслучайно - ведь это сфера выделительно-половой системы, тоже безусловная биологическая данность. Мы слова не можем сказать, чтобы плоть в нем как-то не явилась. Мы желаем друг другу здоровья и красоты. О последнем девушки уж особенно трясутся. Шутки наши про вещное, они нам вновь и вновь напоминают о первостепенности материи. Мы все говорим о теле, потому что кроме этой безусловной данности ничего общего в головах современных людей сегодня нет. Может, поговорим о вере в Иисуса Христа?
Как я вас! Не ожидали, господа? Видели бы вы свое лицо сейчас! А, впрочем, я сам ваших лиц не видал, постольку вы мои вымышленные собеседники. Нет, ну я бы сразу в Средневековье или в эпоху Возрождения скакнул, чтобы только посмотреть, как Рафаэль пишет «Сикстинскую мадонну» или Босх - «Сад земных наслаждений». Вот это - про дух. Это искусство. Это образы и смыслы, которые объединяли раньше людей! Впрочем, что же я про этих европейцев. Где наши Пушкины и Достоевские? Кто наше искусство и культуру обновлять будет? Не видно их! А я вам скажу, почему их не видно. Я даже больше скажу - живи ваш Пушкин и Достоевский сейчас, на них всем было бы фи-о-ле-то-во. Они бы потонули, захлебнулись в потоке, в этом бесконечном потоке, этой информационной канаве, куда все льется без разбора и где главный критерий - эти самые циферки, циферки, будь они неладны! Нет, нет, ну можете ли вы поверить, что какое-нибудь «Преступление и наказание» миллионы бы прочитало? Нет, конечно! А это, значит, и все - в канаву забвения тебя! Пушкин своего «Евгения Онегина» 8 лет писал. Да разве сейчас бы вообще не забыли о таком блогере, который долго что-то выкладывает? Ждать они будут… Нет, нам надо здесь и сейчас. А вот потому без аппеляций к низменному никак, потому что вот оно, вот оно непосредственное - женская нагота, сквернословие, про денежки что-то - это всем надо и побольше. Нет, вы знаете, я бы очень-очень хотел быть культурным и приличным человеком, я-то прежде всех - но кушать очень хочется. А потому прости Пушкин и Достоевский, а я про женскую грудь что-нибудь заверну и матом кого обложу - так вернее.
VI
Самое страшное свое признание готовлю. Держитесь. Сейчас глубоко вдохну и как… Гм, значит так: когда я к этому успеху своему пришел… «Позвольте, вы спросите, какой такой успех?» Ну вот этот - пятьсот тысяч подписчиков, монетизация с многотысячных просмотров роликов, рекламка от партнеров, потом еще донаты на стриме, потом еще проплаченные стримы от разработчиков онлайн-казино. Это позволяет мне жить припеваючи в солнечной Грузии. Да вы знаете, я себе даже «Бугатти» мог бы позволить на эти деньги, клянусь! Я хожу гордым павлином по камням Тбилиси и смотрю с вызовом на прохожих - ну-ка, кто зарабатывает больше, покажись! Мерило успеха сегодня - деньги. Все это знают. За деньги можно все. Все, объяснил, больше не перебивайте, господа. Значит так, когда вот я вознес себя сам, мысленно, на этот пьедестал, откуда остальных окинул - то внутри, глубоко-глубоко внутри голосок мне сказал: «Не то это». Сказал, что вру я нещадно, что не моя эта заслуга, что это просто система такая, которая такого, как я, вознесла, а даже и не меня, а мои худшие стороны. И это-то, это страшно. Что я влез в мышеловку какую-то, под банку, знаете, захлопывающуюся залез. Там сыра много, а выхода нет! Я уже, уже вовлечен в этот взрывной процесс, я себя замазал какой-то грязью, от которой никогда не отмоюсь, потому что чем дальше, чем больше грязи на себя выливаю. А без грязи никак, вы же понимаете, на этом вся моя жизнь держится, вся эта Грузия и весь мечтательный «Бугатти».
Конечно, без боя я не сдавался. Голосок был дурацкий, и я с ним спорить начал. «Позвольте, - говорю, - если это вот - не то, если утирание носов всем моим недоброжелателям - не то, то что же тогда - то?» Молчание. Я торжествовал. Но голос возвращался каждый день. Я его терпеть не мог, ненавидел его, все время заглушить пытался. Да что это за ноющий слабак, в конце концов? Тем более, оправдывал я себя, я не один такой, не одного меня система-то вознесла. Что же теперь нам всем делать? Никто из этих, других, как-то от своих каналов не отказывается, ни перед кем не извиняется, ничего не удаляет. Это значит что? Что нормально все это - вот что.
А мне голосок этот: «Ну что ж ты не пойдешь, перед всеми людьми не расскажешь, чем это таким ты занимаешься, что такой богатый и классный». И я представил, как я вот иду по улице, захожу в любимую хинкальную, болтаю с милой той официанткой, формы которой мне всегда нравились, назначаю свидание, а на нем? Расскажу я ей, чем занимаюсь? Что мы обсуждаем на этих стримах, что за шутки я вставляю, какие словечки использую? Да она же убежит, бедная, от такого маньяка. Нет, мне надо себя ограничивать, с кем общаться, мне надо с такими же пошляками, с такими же нравственно опустившимися людьми только общаться. Мне надо быть двуличным - для всех таким вот сладенько-нейтральным, а для своих - жиганом, который и сальное словечко бросит, и пошутит непристойно. Да помилуйте, разве я такой? Я же хотел со злом бороться, воспрять как птица феникс, осиянный славой. А выходит что? Я просто мерзкий развратник? Нет, я вовсе не хотел думать, что выходит. Потому что тогда все ломать, всего себя ломать, получается, надо из-за какого-то голосишки. Лучше его задушить, забить! Еще больше в пошлости, в мерзости удариться, чтоб уж наверняка.
Я думал даже, что я вот что-то упускаю в жизни, что вот эта фантастическая жизнь, вдохновленная аниме, она где-то рядом, что есть эти стремления в моей душе, но я их просто извратил и не в то русло пустил. Что вот встреть я, допустим, человека, который был бы чист душой, который нравственно себя ничем не запятнал, то я бы тут же с него пример взял. Да не было таких! Вот, я не виноват, друзья, что я таким стал, это среда, да и только, меня таким сделала. Только вот голоску этому внутреннему ничего не объяснишь, он гложет и гложет, что я для чего-то еще пришел в этот мир. Но я в такие минуты смотрю на свой банковский счет и думаю, в какой ресторанчик пойти что-нибудь вкусно поесть.
А мне скажут - как ты надоел брехней! Да ты врешь все! Где твой канал-то? Тысячи подписчиков твои? Эти анонимные записки все вранье и безумие. А я вам: видите, потому и записки, потому и канал не называю, потому что это ни для чьих глаз не предназначено, а я только прощения прошу. У кого и за что? Ха-ха-ха! Чтоб я сам знал! Впрочем, за что знаю. За то, что ее предал и погубил. Да, это я ее погубил. В этом я уверился сразу же, как новость прочитал в интернете. Я же ее тогда обманул. Я же от нее сбежал как трус последний. Она была святая, не такая, как все вы, господа! Я ей мог только что ноги целовать. Я мог только у ног этих ползать и глаза не смел поднимать, не то, что разговаривать с ней даже. Да господи, опять в пошлость какую-то ударился! Нельзя так! А вот давайте снова про вас, господа, да-да, про вас, мои дорогие подписчики, которые никогда этот текст не увидят. Которые с пошлостей живут, грехом упиваются. Вы почему такие? Собственно, вопрос-то истинный: почему я сам такой? Вот и ответим вместе.
VII
Вот я вам до того, сказал, что я вкусненько пообедаю в ресторане. Закажу винца и друга позову. Тоже блогер один тут живет. И о чем же мы будем с ним говорить, как он придет? Ну во-первых, подписчиков у него меньше, чем у меня, донатов на стримах меньше, чем у меня. То есть, он уже ниже меня по статусу блогерскому. Соответственно, в моем праве отечески его наставлять, как лучше ролики записывать. А человека выше себя я бы даже не позвал встречаться, потому что терпеть не могу чувствовать себя ниже по статусу. Далее - мы, конечно же, будем пить, а потому расскажем друг другу о своих вкусовых ощущениях. Кто-то непременно захочет в туалет, будет скабрезная шуточка про нужду по-маленькому. Как только ее скажут, двери в область половой сферы открываются сами собой. Начинаем листать на телефонах фото красоток и обсуждать, кто из нас с какой бы из них переспал. Я, конечно, оброню, эдак небрежно, какая классная у меня недавно была пара на «Тиндере» и как мы с ней зажигали (пара была год назад, и было все вяло, на самом деле, но неважно). Конечно, вся беседа будет приправлена пошлостью и матом, хотя я, как старший, могу позволить себе его побольше и покрепче. Я уйду с ощущением полноты в животе и дурной веселости в голове. Друга этого снова позову, когда надо будет опять винца пригубить. Зову я его исключительно как оправдание напиться самому. Одному, знаете ли, неприятно сидеть и смотреть, как напиваются другие.
А, что вы спрашиваете? Это разговор ни о чем? Ну конечно. Так а что этот человек-то знает? Извините, об аниме разговаривать стыдно. Может, оброним раз, но вскользь и тихо, чтоб никто вокруг не услышал. Серьезные богатые люди аниме не обсуждают, даже когда с этого зарабатывают. Серьезные люди всегда обсуждают, кто кого круче и богаче. И еще они громко матюкаются, потому что какой же ты взрослый, если матов стесняешься? Да и потом серьезные люди всегда в стрессе из-за своего крупного бизнеса - ведь он такой крупный, что аж страшно от такой махины - а это еще одно оправдание смачно сматериться. Что-что говорите? Это все пустое? Между прочим, я сам так тоже думал и что мне хочется поговорить на самом деле о совсем другом. Например, о том, как я терпеть не мог школу. Как нас пичкали бесполезными знаниями, а учителя делали из нас мальчиков для битья для выхода собственных комплексов вместо того, чтобы реально чему-то учить. Выходишь из школы овощем в нелепый русский мир, ни черта не понимаешь и быстро увядаешь, помираешь, а затем гниешь. Из этого гумуса новая поросль овощей - и так далее. Я хотел из этого вывести нужду в полномасштабной школьной реформе в России, чтобы она рождала философов и сильных духом людей, которые бы искренне желали и реально могли что-то изменить. И я даже готовил в своей голове целую речь, чтобы создать дискуссию и диалог, но все тут же из головы вылетало, когда я видел бесстыдную ухмылку моего друга и его уже подвыпившую походку. Сразу становилось ясно, что он приходил сюда просто, чтобы выпить. Тогда меня злоба брала, ведь что получается? Если он уже пришел пьяным, то это же значит все равно что сказать: «Да какая разница, о чем говорить будем, главное - напиться хорошенько, смотри, я вон уже». Он себя, а значит, и меня сводил лишь к плоти и желаниям плоти. Как же я могу уважать просто плоть? Дух я могу уважать. Вот это обсуждение высоких идей, иного, внематериального бытия - я к этому в глубине души очень стремлюсь. Это и есть дух. А плоть… Плоти я могу только завидовать, желать ее или же наоборот хотеть уничтожить. Любить плоть - любить в таком, знаете ли, поэтически-возвышенном смысле - так любить и вообще по-моему нельзя, потому что все в нас нескладно и сами знаете что плоть производит, как она неприглядна бывает, как наши внутренности выглядят. А как же женщины, вы спросите? Так ведь это тоже плоть, если мы о напомаженных красотках говорим с вздернутой грудью и надутыми губами. Они же сами себя позиционируют как плоть, и ты их только так воспринимаешь. А вот любить женщину в возвышенном смысле - это уже любить что-то в ней, это любить романтический идеал. Это должно за рамки плоти выходить. Но, говоря шире, это уже даже и не про женщину, это про любовь к людям вообще. Любви к людям не может быть, если мы считаем их просто плотью. Как я сказал, просто плоть вызывает в глубине нашей души какое-то отвращение и протест.
А нас сегодня, в XXI веке-то, и сделали всех просто плотью. Точнее, нас одноразовыми вещами сделали. Кто? Да никто. А нет, вру опять. Дарвин сделал! «Вот те на! - вы мне, значит, - Дарвина тут зачем приплел? Это тот дядька с бородой, что ли? - спросите, - который там эволюцию эту открыл?» А я вам - он самый! Так Дарвин этот, он же не просто ерунду какую открыл. Он здание сокрушил! Нет, не так! Он человека духа лишил! Вот посмотрите, ору, как резаный из-за того, над чем еще вдоволь посмеюсь. Это я в верующего на секунду решил поиграть. Дарвин этот открыл что? Он нашу одноразовость открыл. Вы поняли? Раньше-то мы что - от бога произошли, по образу и подобию, значит, а тут - на! Никакой вечной жизни, никакого Бога. Были миллиарды лет, когда одноразовые организмы выживали-выживали и довыживались до нас с вами. И цели, и направления у этого всего не было, просто сложилось так. Приспосабливались мы к условиям, понимаете? Через смерть. А без смерти никак, потому что надо, видите ли, мутантный ген передать, полезный. И вот копились, копились эти гены, да так что в человека накопились. И все. Какой Бог еще?
Идейных последствий из этого больше, чем кажется на первый взгляд. Ведь если это принять - а как не принять, раз мы тут все люди современные и западную науку уважаем - так получается, мы лишь заложники этих самых генов, которые должны какие-то аминокислоты дальше передать. Понимаете, эти самые маленькие подлецы гены нарастили такую здоровенную плоть вокруг себя, то есть, нас, чтобы лучше выживать, а нам за это отдуваться. Приходится страдать от осознания смерти, Бога себе выдумывать. Точнее, более ранним поколениям пришлось, потому что правды науки они еще не знали. Ну уж современный человек бесстрашно смотрит в лицо этой ужасной правде о себе. Он усвоил, что нет царства небесного никакого там, потом. Мы так, мусор, который сгниет, переработается, пойдет в лучшем случае на корм следующим поколениям. Вам противно, знаю, что противно. Но ведь это всю нашу жизнь современную пронизывает, хоть и не говорят - тоска по ушедшему неведению.
VIII
«Да что ж ты накрутил? - слышу возражение, - Да средний человек, он про Дарвина и эволюцию вообще что знает? Тем более про эгоистичные гены? Да знать он ничего не знает. Не надо всех на себя, это ты лишь такой гордый всезнайка, вот и страдай от своего всезнайства». Это согласен, друзья, что скорее многие не знают, но оттого позиция таких людей еще грустнее становится. Когда про эти самые гены знаешь, когда науку боготворишь, то занимаешь позицию эдакого гордого отверженного, который плывет на «Титанике», зная, что тому скоро тонуть. Я на него купил билет, я сижу в первом классе, попивая коктейль, и предвкушаю катастрофу. А вот остальных на этот самый «Титаник» заманили просто обманом. Они даже и не платили ничего. Создатели корабля, который есть современность, уже знают о дефекте, но ведь денег потрачено на всю систему ого-го, а потому надо-то в рейс выйти. Вот и давайте созовем всех нищих и убогих на праздник жизни, пусть едят и пьют так, как никогда в жизни никто до них не пил. А потом-то айсберг. Я тону с гордым взглядом и прямой спиной, а они с круглыми глазами и скрючившись в животном страхе, вопрошая: «Ну как же так? Мы же так хорошо жили».
Тут вы понимаете в чем дело. Одноразовость, о которой я писал, она хоть и не осознается, но подразумевается самой системой - мировой экономики, мирового производства и мировой политики. Я могу не знать, на чем основана та или иная система взглядов, но я автоматически принимаю эти взгляды, когда пользуюсь плодами такой системы. Мне кажется, это очевидно, как дважды два. Вот вам, например, цепочка. Говорит какой-нибудь современный человек: «Я открою бизнес по продаже … (сюда подставьте что-либо из пластика, приспособления и средства для курения, электроника, одежда и так далее)». В сущности, это означает «Я хочу нажиться на перепродаже из Китая с его дешевым трудом продуктов из углеводородов и кремния, производство которых внесет вклад в загрязнение атмосферы. Я хочу разбогатеть сразу и быстро, потому эксплуатирую низменные стремления людей: тягу к курению/горделивости (хвастовство последней моделью телефона)/ накоплению вещей». Ну а деньги на бизнес сейчас знаете как легко даются банками под проценты. Любой бизнесменом может стать, а потом, чуть что, подал на банкротство, списали - и прости прощай. А сколько людей ты подсадил на курение? Сколько людей ты рассорил, потому что кто-то позавидовал их более новому телефону? Их более красивой одежде? Это кому надо вообще! Современная экономика ведь держится не на нравственных последствиях производства чего-то, это вообще смешно о таком рассуждать, она держится просто на самом процессе производства. Она работает, исходя изначально из посыла, что людям постоянно нужны новые вещи, даже когда они им не нужны. А если не нужны, мы должны вменить им в голову, что нужны! Нужно вменить им в голову, что все быстро устаревает, особенно телефоны, будь они неладны. Нужно вменить им в голову, что надо постоянно курить и держать голову в дыме. Нужно вообще задавать моду на то, чем можно заполнить лавки больших городов. И это что-то должно быть обязательно недолговечным и быстропотребляемым - тем самым одноразовым. Иначе гигантский маховик современной экономики просто встанет.
Но средний человек не так и прост. Ах, как хотим мы найти средство от этой одноразовости! Как хотим забыть ее, жить в чужих фантазиях, где мы все еще кто-то, а не просто продукт генов. Мы как-то на глубинном уровне понимаем, что все идет не туда, ну совсем не туда, но выхода-то никто не видит. Ведь борьбы-то никакой у нас и нет. С виду хорошо все. Есть тоска, есть, удивительно, сытость, но от этой сытости смертельно скучно. И вот мы как-то нутром понимаем, что сытость эта неестественная, что она не пойми откуда берущаяся - то есть, если проследить, то найдешь концы, откуда все берется и как все крутится - но вот а по-другому… а не пойми как по-другому, вот в чем дело!
Мир ведь уже часовой механизм, вы понимаете? Он на первый взгляд объединенный, то есть, экономически объединенный. Собственно, сытостью-то он и объединяется, хлебами пресловутыми. Те делают, эти возят, все потребляют. А концов не видно, кто что делает. Весь этот товарооборот полностью отчужденный, будто из рога изобилия технологического все к нам сыплется, будто часовой механизм кто завел, а он крутится и крутится. Ну и докрутится, конечно. Потому что, опять же, объединение видимое только. А идейно, идейно-то что? Что в голове по разным частям такого-то «объединенного» мира? А идейно только - утроба, только материальное, только разгоняйся в вещных своих желаниях. Это идея масштабом с планету уже. А если так, то кто это все поменяет? Это как поезд на полном ходу остановить, это ж бросить под него что надо, потому что такая дура сама по себе не остановится, хоть бы был и стоп-кран. А если бросить, то катастрофа так и так выходит.
Вот я слышу как вы там смеетесь и считаете все это отвлеченным и умозрительным. Да пусть и так. Я тот еще лицемер - я же сам такой же вещной и так же люблю утробу свою потешить, чего греха таить. И курю, и новый телефон модный сразу покупаю, одежды у меня целая куча. Но иногда просыпается какой-то страх во мне, какой-то смутный, не пойми с чего, когда обо всем этом подумаю. Так ведь да, может, и накручиваю. Так ведь да, разберутся без меня. Да и мне-то что? Это какая катастрофа, допустим, она после меня будет, а у меня семьи нет, может, и не оставлю никого. Чего волноваться, умру и умру, беда! Но вот страшно бывает все-таки. Это я признаюсь честно. Бывает очень страшно, словно мой дух, там после смерти, все равно страдать будет. А-ха-ха-ха! Да не верю я ни вот что, не верю такое! Пусть крутится все, пусть несется!
IX
«А ты чего людей-то такими глупыми считаешь, а? - снова вы мне, - Будто они сами не понимают, что их подсаживают на эту одноразовость. У них же выбор есть - не покупать телефоны ваши, одежду, вообще не участвовать в экономике вашей. Они могут выбрать уважать других людей, не считать их лишь за плоть».
Это хорошее возражение, господа, и, признаться, я сам в ступоре от того, почему люди не отказываются от сего безумия. Возможно, дело обстоит так: мировая система самим своим существованием снимает с меня всю ответственность за выбор, потому что я в ней уже рождаюсь, ее концов я не знаю, будущего моих поступков тоже не знаю и сам ими не интересуюсь. Меня интересует лишь непосредственный результат взаимодействия с системой - она дает хлеба, известность, деньги, удовольствия. А что еще-то нужно человеку сегодня? Да, кажется, и ничего.
Да более того - сейчас столько всяких удовольствий для плоти, что как устоять? Тут хочешь не хочешь, в плоть обратишься. Вот мы сегодня и хотим все сразу в жизни - потому что оно повсюду разложено, так что бери не хочу. Все попробовать, все сделать. Женщины, кстати, особенно, уж не знаю почему. Кстати, спать друг с другом без обязательств уже и не порок, а сто лет назад бы люди в какой-нибудь викторианской Англии в обморок упали от такой мысли. А ведь что, как не это, окончательно людей утверждает в их одноразовости. Такая вот связь, без обязательств, это ведь прямое заявление - ты у меня в жизни мимолетна/ен, как вот этот вейп или этот телефон. Но подождите из меня ханжу лепить. Я, может, хочу и оправдать это все. Быть может сегодня порок есть лишь следствие небывалого разнообразия, которое на нас наваливается. Мы хотим все попробовать, без ограничений. Может быть, само разнообразие жизни есть грех. Так что тогда, какой вывод? Сам мир виноват, что нас соблазняет! То есть, зачем он такой собственно разнообразный? Вот я что ли, виноват, что меня что-то соблазняет? Оно ведь есть? Есть. И что мне, попробовать нельзя? Чего это, собственно, нельзя? Ведь мир так устроен, а значит, что тот, кто его так устроил, виноват. А я вовсе нет, ни в чем не виноват. Не я же мир создал, я же только часть мира. Часть разнообразия этого. Я вон, ого-го какой сам разнообразный. Я вообще не виноват, что меня создал кто-то. Раз создали - бог там, родители, неважно - то и терпите меня и мои хотенья!
Ведь есть же больницы, полиция, разные там учреждения государственные. Что ж они, просто так существуют? Ведь если они существуют, это значит, что последствия моих хотений, даже самых, как говорится, порочных и развратных, хотений даже для меня вредных и губительных, уже давно узаконены, уже давно терпимы в обществе. Я наемся до отвала, я за собой следить не буду, потом что-то заболит - а меня и принять рады будут. Мне уже что-то пропишут в больнице, аптеки лекарств продадут, денежек получат - и рады с того. Мой разврат и грешки им только в радость, они живут с этого, чего кривить душой-то? Захотел переспать с девушкой без обязательств - вот тебе презервативы, таблетки, выбирай. Есть подешевле, есть подороже. А если уже проштрафился, то в клинику тащи ее на аборт, делов-то. Вы ведь вникните в это, вы ведь не думаете даже об этом, это уже на подкорке с рождения самого - есть учреждения во всех государствах мира, которые с грехов наших живут и на грехах наживаются. Раз это все есть, то, по умолчанию, уже все можно и разрешено! Так что, я лицемерный после этого? Да я просто душка по сравнению вот с этими.
Вот рассуждает наш человек: «Я ведь лишь попробовать, что тут есть такого разнообразного, хочу. Я вообще весь лишь в хотеньях и существую. Вне хотений и нет ничего. Вот вообще ничего». Это, конечно, самообман. Ведь если не хотеть, если вот хоть на секундочку перестать хотеть, отвернуться от хотений этих, то ведь тогда тревога наваливается всеобъемлющая, будь она неладна. Так что же, лучше с ней? Да ну ее, тревогу эту! Лучше уж в хотенья.
Вот знаете, есть такая замечательная картина Иеронима Босха, а точнее, триптих «Сад земных наслаждений». Вы посмотрите ее как-нибудь на досуге. Это в XVI веке написано, а кажется, что про современность. Босх изобразил людей, полностью побежденных самим разнообразием плотских удовольствий мира. Людей на полотне огорошивает и побеждает это разнообразие, так что они в нем тонут и отдаются с головой. Только у Босха там скорее все метафоры на этом его центральном полотне, где голые мужчины и женщины огромные фрукты едят, на животных ездят да друг с другом кувыркаются. А какой богач, миллиардер там из Америки, мог бы такое в реальности сейчас устроить. Арендовать полянку, купить животных, позвать друзей своих. Огромных птиц, правда, пока генетика не может делать. Ну да вопрос времени наверно. Впрочем, суть не в том, а в том, что Босх это как предупреждение о соблазнах рисовал. А богач какой даже и не помыслит, что это соблазны. Так, просто вечеринка, хорошо время провести. А рядом с этим всем весельем на триптихе изображен ад, куда все эти веселящиеся потом пойдут. Ой, как же там весело! Это полотно, понятно, предупреждение. Что, может, человек - это сознательный выбор, ограничение. Что вот это можно, а вот это лучше не надо. Или вообще это нельзя. Хотя куда в современном мире ограничения? Скажи такое кому, на смех поднимут! Да и вообще, про «человека» как-то даже неуместно. Что еще им надо быть, если скажешь, то у виска покрутят. Мы ж люди и так, ты чего. Че-ло-ве-чест-во! Вот, кстати, в этой абстракции все и кроется - за ней удобно прятать совесть свою. Что раз уж все человечество такое, то я чем хуже!
Да, впрочем, опять я проповедовать пустился, не идет это мне, слишком фальшиво выходит. Будто я взаправду проповедовать собирался! Это я так, мыслишки кручу, себе на потеху, упиваюсь своей и общей мерзостью.
X
Ну вот как умному человеку - как я - после того, как понял это безумие, как, скажите пожалуйста, жить во всем этом? Что-то менять, идти в пику? Так это идти в пику всему миру! Это как вообще? Ведь схема эта, схема уже всемировая. Ну что я, в Америку полечу пикеты устраивать, в Китае скажу рабочим: «Хватит все это производить!». Да кто я такой? Я блогеришка, хоть и с 500 тысячами подписчиков. Но даже я, если ролик какой об этом сделаю, вскрою все, то это и глупо будет. Потому что умные всё знают и так, знают они, что и бесполезно все. А остальные пожмут плечами, хотя может кого проймет, и пойдут искать другого блогера повеселее. Такие ролики грустные, под такие ролики скуку не разгонишь. Вот и получается, что никем, кроме подлеца, в современном мире и не стать. Знаем мы, что все больное, гнилое, но сами же к этому взрывному процессу присосались. И даже, как осуждаем, сосем дальше! Одной рукой доим, другой держимся за сердце от того, как это все ужасно. Таков современный человек, даже если он ничего этого не сознает.
«Ой ты заврался, - вы мне, - Как низко ты о современных людях думаешь. Ты просто свою подлость оправдываешь тем, что якобы все такие и весь мир так устроен. А есть прогресс человечества, есть те, кто думает о будущем. Вся беда-то в том, что люди извратили науку и не в то русло ее направили. Они ее чисто в потребительское и военное русло направили, а надо - в энергетику, в медицину, в благосостояние, в освоение космоса».
Прогресс человечества, друзья?! Не ослышался ли я? Да вы не лучше всех остальных получаетесь, раз на науку свою молитесь! Вы про какую химеру мне сейчас? Про полеты на Марс? Про термоядерный синтез? Уж не про генетическое ли улучшение людей? Конечно, этим всем так легко бросаться и приятно фантазировать на бумаге, вздыхая: «Если б люди были поумнее, то…». Но вы подумайте даже над освоением космоса. Хотя бы Марс. Вроде недалеко, правда? Но зачем нам на Марс, скажите, пожалуйста? Нам бы на Земле научиться жить сначала как люди, без войн и конфликтов. Ведь само собой очевидно, что освоение других планет требует единения всего человечества. Весь земной шар должен будет разделять идею полета в космос. Вся экономика должна будет работать на создание нового типа ракетных двигателей, на строительство космического флота, на разработку ресурсов для строительства колоний. Должны появиться новые специальности химиков, экономистов, технологов и врачей. И все это - ради того, чтобы отправить команду людей жить в нечеловеческих условиях. И не факт, что они туда долетят, учитывая расстояние и законы физики. Вы в своем уме-то?
Лечение болезней через вмешательство в гены? Тоже химера. Потому что, если мы лезем в гены, то что же останавливаться на болезнях? Давайте и людей поулучшаем заодно. Всех высокими, стройными сделаем, по тыщу лет живущими. Это если в утробе редактировать гены. А сейчас, все знают, это уже можно. И ведь делают, наверняка делают втайне! Может, какой и вирус делают втайне, чтобы на кого выпустить. А вы мне - лечение болезней. Перед всеми этими фантазиями о прогрессе человечества встает одна большая проблема - отсутствие действительного единения этого самого человечества. Что толку, что там развивается в науке? Это, в общем, даже и страшно, что развивается, потому что может нам и на погибель это все, если в нечистых руках. Наука может дать очень много силы в руки нескольких людей, принимающих решение. Что из этого следует, могли бы рассказать неупокоенные души жителей Хиросимы и Нагасаки, около 80 тысяч обратившихся за секунду в пепел.
И вообще, друзья, я сейчас вам может страшную тайну открою, вы держитесь. Вот эти громкие научные проекты - про освоение космоса, про искусственный интеллект, про лечение всех болезней - это не про какой-то мифический прогресс человечества. Это про упразднение человека как существа культуры. Эта самая культура человеческая, выросшая из религии, прогрессу мешает, потому что по «Библии» человек создан по образу и подобию божьему, а вмешиваться в божий замысел нельзя. Ну а как человек будущего может остаться неизменным? Наука на это не согласна. Согласно ей, мы не созданы добронамеренным богом, мы лишь сироты бездушной природы. Побочный продукт этих самых эгоистичных генов. А раз мы лишь продукт генов и эволюции, то с позиции науки человек и человеческая культура должны быть именно отклонениями. Точнее, чем-то относительным и взаимозаменяемым. Ну вот, у европейцев своя выдумка такая, чтоб смерти не бояться, у китайцев своя, у индусов своя, и так далее. А на самом деле, вера в Бога это спасительное заблуждение разума, чтобы о смерти не думать. И вот, друзья, как неудобно получается - вся наша культура на заблуждении строится. Воскресение Христа? Да вы что, не может такого быть, это выдумали, конечно. Вот если наука добьется воскрешения мертвых, и зафиксируют, и везде напишут про это, и доказательства многократные представят, тогда да, конечно факт, а до того, естественно, выдумка. И вообще у науки монополия на все эти чудеса. Только она их творить может, потому что чудеса лишь от разума могут происходить, который и манипулирует этой холодной, мертвой вселенной, оставленной богом или у которой и не было никакого бога. Что, впрочем, одно и то же. Ну и вот чудеса Христа, конечно, ложь, потому что науки тогда не было. А значит все, кто верил в Христа и во имя него что-то делал, в страшном заблуждении находились и ни за что вообще жизнь отдали. Кто за Христа умирал, дураки, а значит все, кто нашу цивилизацию основал и развил, дураки. Крестовые походы, Возрождение, великие географические открытия, даже наша Россия - все это из обмана родилось. Особенно Россия из пустоты родилась, потому что мы вообще из православия выросли и на нем-то и держимся до сих пор. А не будь Христа, была бы сейчас Россия? Вот и получается, что мы столько всего понастроили тут, на планетке нашей бедной, на основании величайшего самообмана в истории. Так и зачем тогда вся эта культура, весь этот самообман? Наука прямо так сказать не может, поэтому потихоньку подкапывает со всех сторон. Ой, извините, научились редактировать гены, как-то случайно вышло, ну ничего, потихоньку скоро все примут это как данность и пойдет вмешательство в природу человека само собой.
Люди науки прекрасно знают, что мы миг в миллиардолетнем движении часового механизма вселенной, который непонятно зачем куда-то идет. И вот они этой наукой и ее достижениями как будто природе специально мстят: «Ну раз уж бога нет, то давайте человека и культуру вообще до конца изведем. Расшатаем хорошенечеко подпорки эти все». Хотят весь мир - и человека особенно - на мельчайшие кирпичики разложить и все посчитать, чтобы уж точно ничего неопределенного не осталось. Ведь в тело человека залезли, все органы его посчитали, а души не нашли. Вот и получается, что детей в утробе можно убивать, пол менять, физического бессмертия искать - все можно, раз души нет. А физики копаются в этих атомах зачем, по-вашему? Да затем, чтобы бога найти и предъявить ему за эту нашу оставленность.
Боюсь, друзья, что как бы наука эта права не оказалась. Но если она права, то конец и человеку, и всему человеческому. Например, вы представляете полеты к другим звездам? Это же тысячи и миллионы лет из-за ограничений скорости света. Как человеческие тела могут это вынести? Да никак! Космос будет осваивать какой-нибудь мега-андроид или рой наномашин каких, но ведь это уже не человек будет. А если не человек, то скажите, пожалуйста, на кой это вообще кому сдалось? А не кажется ли вам, что вне культуры-то человеческой может ничего и нет вообще? Вот вообще ничегошеньки нет. Может, и мир-то наш, видимый, осязаемый, понимаемый, через культуру только и существует? Может, лишая человека души, делая его вот таким одноразовым, разлагая природу и себя на кирпичики, изучая и исследуя, может этим самым мы вообще сами себя в пустоту обращаем? И будущие поколения просто рассеятся как дым в спасительном забвении от всего человеческого.
Ой, заболтался, друзья, дайте дух переведу. А то можно подумать, что я в апологию религии какую подался. Нет, вовсе нет, я человек просвещенный, я за прогресс и за то, чтобы с девушками спать без обязательств. А без науки последнее никак. Человека наука, скорее всего, рано или поздно упразднит, но это уж после меня будет, а я, конечно же, возьму от жизни все.
XI
Впрочем, если культура не упразднится, то точно переменится. Вы же видите, Китай идет, будет править миром. Всем понятно, что Америка уже все. Америка-то наша родненькая через деньги правит, а Китай ее в два счета в этом обставит. Потому что там сколько населения, видели? Под миллиарды! А они еще и все наловчились сами делать, благодаря экономическим зонам своим. Европейцы и американцы привезли в Китай технологии, желая подешевле машины, технику производить, а китайцы все скопировали. Теперь сами делают - дешевле и лучше. Вот и Китай скоро будет всему миру свои правила задавать, потому что люди сами видите какие: они поклоняются тому, кто дает блага и хлеба. Систему же правил дающего они тем самым молчаливо принимают. Но понимаем ли мы их культуру? Китайцев, то есть. Что у них там, в голове-то? «У кого деньги, тот лучше всех - что понимать-то - вы мне, - Вон у Китая сколько денег, значит за ними и правда, и истина». Так получается? Ну если за ними правда и истина, то что же они во время Опиумных войн сдали? Как-то легко их пушками и кораблями Запад в ту пору задавил. Так получается правда за тем, кто дубинку помощнее изобретет с помощью науки. Так, подождите, сейчас Америка какой вирус создаст и как…
Вот видите, как сложно все. Будущее какое-то мутное всегда рисуется. Хотя обычно оно даже и не рисуется - до того много всего вокруг нас и все это как-то куда-то во что-то, и концов уже не разобрать. Хочется спасения от этой тревоги о будущем, чтоб тебе разжевали все, по полочкам разложили, желательно спокойно и с авторитетом. Главное, чтоб с авторитетом, иначе не успокоишься. Вот и нужны блогеры, нужен такой, как я. Хотя я в политику и не лезу. Впрочем, думал об этом, но побаиваюсь, откровенно говоря. Все-таки убедительно словоблудить о политике у меня не получится, плаваю я в этом. Налетят заклюют.
Хотя в чем я уверен, так это в том, что мы, весь мир, к многоверию обратимся. Будем говорить, что все веры хороши и все позволено. Человек такой сборный конструктор должен стать - вот тут вот от буддизма, вот тут от ислама, вот тут чуточку от христианства. Зависит от контекста, в общем. Хотя только в перерождение верить вот очень соблазнительно. Перерождения души жуть как хочется. Знаете почему? Потому что попробовать всяких удовольствий уж очень хочется. А если перерождаешься, так это значит, без конца можно пробовать! Ведь если жизнь одна, то тут уж выбирать приходится, следить за собой. Какие-то ограничения, да ну их! Не по-современному. Если так, то будешь на койке в больнице помирать старый и думать: «Я вот еще на Гавайи не слетал, в Тайланде не пожил, устриц и мидий не кушал, на слоне не катался». А в будущем, кто его знает, какие наслаждения еще будут. Всего ж не успеешь в одной жизни-то. Тут уж как в буддизм не уверовать? Хочется, хочется же всего. Так что страстно и верят в перерождение, а желательно, чтоб с памятью о прошлой жизни, чтоб точно вспомнить, где был и что пробовал. Вообще, жаль, что с чек-листом не перерождаемся. Чтоб родился, так сразу глянул и план наметил: «Ага, в Японии еще не был, на фоне Фудзи не фотографировался и в соцсети не выкладывал».
Что слышу, господа, вам не нравится? Да как же! Малодушничание, говорите, потакание страстям опять же, привязывание к материальному. Ой, какие вы правильные, ей-богу. Вам мало всего, что я выше перечислил? Вы откуда душевные силы найдете у человека современного, чтоб против всего мира пойти? Вот и молчите, жить не мешайте. Ведь так будет, непременно будет, что человек только лишь в маску обратится. Что ни ситуация - подставляй новую, чтобы и с нами, и с вами. Верю потихоньку и в то, и в это, а лучше просто в некую единую сущность. Так оно вернее, потому что обидишь кого ненароком своими варварскими верованиями, которые давно устарели. В XXI веке уже известно, что Бог един, и все религии говорят об одном боге под разными именами, чего там разбираться и спорить? Потому китайцы-то все-таки и будут процветать - у них же цивилизация про многобожие, у них в голове как-то все вместе уживается.
Впрочем, откровенно говоря, за наш русский люд я не знаю. Наш люд вообще будто в глубине души ни во что не верит и все отрицает. Даже если при этом и говорит, что верит, все равно тоска какая-то в словах и взгляде. Но это отрицание наше какое-то другое, не западное. Там все отрицают как-то с пафосом, театрально, позу при этом делают, а у нас - грубо и просто, как будто знают, что правды нигде нет и никогда не будет. Спрашиваете, я с чего это взял? Да ведь я сам такой же, и вы, господа, такие же, если хорошенько заглянете вглубь себя. Вот решил я для себя, что моя правда в деньгах, в славе этой блогерской, ан нет - в глубине души совсем не того желаю! В глубине души мне уже тошно от всего этого! Так тошно, что захотелось сокрушить, сломать самого себя, показать этой подлой натуре своей, что я по собственной воле живу, а не по тому как принято и как писано. Потому несколько дней назад я принял решение бросить канал, бросить записывать ролики и просто отправиться путешествовать по Грузии. Вот об этом и расскажу. Собственно оно-то и самое главное в моем рассказе! Не путешествие только, а то, что произошло во время этой поездки моей треклятой. Гложет меня воспоминание одно, и все никак не могу решить, я ли виной тому, что случилось… Вот теперь понимаете, почему эти записки анонимны и ни для кого? Да потому что я бы в жизнь никому это не поведал, душу бы не открыл. А бумаге - бумаге, пожалуйста. Я это пишу единственно для своего успокоения, чтоб совесть утишить. Так что все, что выше, это прелюдия лишь, отвлечение от главного. А главное случилось там, на крутом серпантине…
На крутом серпантине
I
Весна в Грузии прекрасна. Выходишь из квартиры, по улицам старого города поднимаешься на высокий холм и глядишь на эти крыши домов, сливающихся вдали с горами. Свежий воздух, рассыпавшиеся по небу облака - да тут хочешь не хочешь поэтом станешь! Весна она словно нового рождения в тебе просит. И дома не сидится, и хочется идти куда глаза глядят, впитывать запахи, смотреть на весенние виды, чтобы может через них понять, что там варится в тебе, что изменения просит. Впрочем, мне, как я вам уже сказал, опротивело все, в том числе и Грузия. Я в Тбилиси живу, и за пару лет тут перевидал и перетоптал ногами все, что можно. Попойки за вином, праздные разговоры, а за кулисами у всех - страх. «Как же вернуться в Россию? Как же вернуться в Россию?» Подспудный страх у всей этой блогерской братии, что прям на границе или в аэропорту в силки затащат и потом прямиком на фронт. Трусы все невыносимые! Да я самый первый среди них трус-то был. Кичился своими подписчиками, рассказывал, как ролики снимать, чтобы раскрутило-разнесло по всему честному интернету. Ну, впрочем, об этом писал, что повторяться. Но на душе ложь тяжким грузом лежала у меня, что я какую-то выдуманную жизнь живу, хоть и на широкой ноге, хоть и вес какой имею среди всех лицемеров этих.
Вот потому в душе стало просыпаться какое-то темное страшное чувство, совсем противоположное тому изобилию, тому комфорту, что были внешне. Внешне-то я был успешен, солиден и даже копил на хорошую машину, а в душе было желание сломать все к чертям, бросить все разом, да и самому броситься куда-нибудь, хорошенечко обо что-нибудь приложиться да так чтоб всмятку. Сам не знаю, почему это было, хотя, впрочем, в моей исповеди если покопаться, может, и найдется причина. Сам я в себе редко копаюсь, но если уж засяду вот так за бумагу, то уж держи - не остановить всего, что из меня рвется. Ведь друзьям-то я ничего сказать не могу, ведь желание это вроде как неестественно, неуважаемо, а наоборот, даже и глупо, и серьезному блогеру никак на ум прийти не может. Вот только этой весной я уже терпеть не мог. После особенно богатого на донаты стрима - как же, вышла новая раскрученная игра, надо было ее запустить на всеобщее обозрение и хорошенько так, в моем пошлом развязном стиле обнести со всех сторон - я почувствовал себя настолько опустошенным, что на следующее утро взобрался на одну из возвышенностей в городе, глянул на горы и подумал: «Поеду-ка я куда глаза глядят». Вот прямо на эти горы.
Машины у меня не было (хотя я копил на «Бугатти», уже говорил). Да если бы и была, я на ней не поехал. Вообще, сложно сказать, почему я захотел поехать в эти горы. Я хотел, скорее, опасности какой-то, чувства приключения, вот знаете, как в этих японских ролевых играх, когда партия идет в новые неизведанные земли. Там монстры, там сокровища, там красочные пейзажи, там колоритные персонажи. Вот я хотел этого всего, я хотел наполнить свою жизнь случайностями и приключениями. Ведь если бы я купил или арендовал машину и поехал, то что с того? Я был бы снова наедине в этой машине со своими мыслями, точно так же грыз себя, как сейчас. Я бы включил навигатор на телефоне, ехал по навигатору под трындеж равнодушного компьютерного голоса, останавливался в городках, гуглил, что там посмотреть-поесть, шел бы это есть, обменивался с официанткой парой фраз, может флиртанул или отмочил шуточку, от которой бы мое эго потешилось хорошенько, потом снова залезал в машину один-одинешенек и ехал дальше. Вот мне такое представлять даже было неприятно. Мои друзья-блогеры уже жили такую жизнь, и даже посмеивались, что у меня до сих пор машины нет так кататься. Да разве это приключение? Приключение это знаете как? Это как раз, когда ты не знаешь, как и куда ты поедешь, с кем встретишься и что случится на пути. Даже может не знаешь, где заночуешь. А потому меня всегда, начиная с подростковых лет, увлекал автостоп.
Да-да, вот эти нелепые люди с огромными рюкзаками, которые стоят с поднятыми большими пальцами у дороги. Я сам помню с восхищением смотрел, когда у меня в городе, еще в России, мы проезжали мимо таких людей. Помню одну веселую компанию из троих ребят, которые с табличками, веселые и загорелые, махали руками нам, смеялись на всю дорогу, у ног их были свалены рюкзаки. Помню, как счастливы они были и как я заразился весельем, глядя на них. Но отец мой лишь молча проехал мимо, даже не посмотрев в их сторону. Мне их как-то жалко стало, у нас в машине нашлось бы место для троих на заднем сидении. Я спросил отца, почему мы их не взяли. Он угрюмо пробормотал мне: «Да ну, сявки какие-то». А мне обидно за них стало, и кроме того еще одно чувство возникло - зависти. Я хотел вот так же, как они, стоять, ехать в неведомую даль, ждать необычной встречи с водителем, который по доброте душевной остановится и возьмет. Впрочем, тогда я не знал, платят ли деньги за автостоп те, кто садятся. Мне казалось, что да, но это что-то вроде пожертвования. Моя интуиция в то же время подсказывала, что водитель должен такие деньги не принять, что есть в них что-то неправильное и даже грязное. Впрочем, это были только фантазии, поскольку я так за свою жизнь ни разу автостопом не поехал никуда.
Но в тот день я захотел поехать в эти горы и именно автостопом. И, знаете, как только об этом подумал, сразу у меня аж руки затряслись и внутри какое-то странное ощущение появилось. Это трудно описать даже, но, словом, во мне будто безумный волк проснулся. Словно что-то во мне давно этого хотело. Тут вообще все вместе было: и жажда приключения, и неизвестность, и отказ от комфортной мерзости, в которую я себя давно окунул. Предчувствие всего этого вскрыло огромный голод во мне, желание бросить все и пуститься в неизвестность. Я бросился с этого холма, споткнулся, чуть не упал, побежал в квартиру собирать вещи. Стал думать, что брать с собой, где буду спать, куда вообще поеду. Потом прервал себя и понял, что это вообще не то, что это опять планирование какое-то. Выскочил из квартиры, в супермаркете набрал себе сладких батончиков и пару бутылок воды, сунул все это в заплечную сумку и пошел к трассе.
II
Азов автостопа я не знал, не знал, что есть даже сайты, где все выезды из всех городов мира указаны, чтоб удобнее уехать. Все изобреталось на ходу у меня. Я интуитивно понимал, что надо как можно дальше уехать из города, ведь никто не ловит машины в самом городе. Логика подсказывала, что люди в городе ездят по городским дорогам по своим же городским делам. А если хочешь выехать за город, надо работать с потоком, который как раз едет за город. Поэтому я сел на автобус с Тбилисского стадиона, который катил до гидростанции, а там был прямой выход на автобан. Ой, как меня колотило всю поездку! Да и выражение лица у меня наверно безумное было, потому что люди то и дело посматривали как на ненормального. Было очень страшно, но в то же время я чувствовал и некий триумф, что вот - я исполняю свою волю, отправляюсь по своему желанию куда захочу, а не так как принято. У электростанции я выскочил пулей, даже не заметив пару с огромными рюкзаками, которая выходила вслед за мной. Дорога отсюда дальше вливалась в автобан, и здесь я и собирался ловить машину. Люди все дико смотрели на меня, я смутился и отбежал подальше от остановки. От нетерпения выкинул большой палец вверх и стал показывать его проезжающим машинам. Все проносились мимо меня. Я постоял пару минут, потом от нетерпения отошел чуть подальше вдоль дороги. Чутье подсказывало, что надо стопить там, где у водителя есть пространство остановиться. Поэтому лучше это было делать у остановки или заправки. Я решил не отходить далеко от остановки и стоять с поднятым пальцем там, где и был.
Но только я так подумал, как увидел тех двух с рюкзаками. Это были парень и девушка. Девушка была с темными засаленными волосами, убранными в косичку, очень худенькая и одета не по-весеннему легко. За плечами темным горбом колыхался огромный рюкзак, к которому за карабин внизу к лямке был пристегнут термос, позвякивающий при ходьбе. Парень рядом с ней обладал густой рыжей бородой и пышной шевелюрой. Его рюкзак был еще массивнее, но шагал он ровно и уверенно, так что было ясно, что он ведет ее, а она в таком путешествии кажется первый раз. Сбоку на рюкзаке парня к лямке был пристегнут кусок картона. «Ну ясно, тоже автостопщики» подумал я. Реакция, которая у меня родилась при виде их, удивила меня: я будто превратился в статую. Лицо мое приняло гордый вид, будто высеченный из камня, а я еще выше поднял руку с выставленным большим пальцем. При этом я смотрел в их сторону, но как бы из вынужденности, потому что на самом деле смотрел не на них, а на проезжающие машины. Но даже во взгляде я хотел передать эдакую суровость, ведь они на меня смотрели, ведь видели мою фигуру. А поскольку они сами были, судя по виду, бывалые автостопщики, то значит были конкуренты за мое место. Не знаю, может, я таким видом своим и такой позой хотел сказать, что это мое место, а вы идите дальше? Мне трудно сказать, что на меня нашло в тот момент. Только я вот нисколечко не хотел с ними разговаривать, ни даже словом переброситься. Во мне глубоко вгрызлось это чувство собственничества за этот клочок дороги.
Однако им будто было все равно. Парень и девушка молча прошли мимо меня. Впрочем, я поймал на себе удивленный взгляд девушки и еще словно тень насмешки была в ее взгляде. Но в то же время интерес какой-то, словно она изучала меня. Я понял, понял тогда уже, что выражал ее взгляд! Что она видела какого-то юнца, еще не разбирающегося в стопе, и вот она усмехалась над ним. У них же вот, рюкзаки, термосы, картончик, а у меня что было? Кеды, джинсы, модная прическая, хипстерская сумка - все это говорило, что я вовсе не готовился. Ох, знала бы эта дамочка, сколько я зарабатываю! Я же это из своей прихоти тут стою, а не из вынужденности бреду как они. Я потому гораздо выше их стою, потому что так хочу и так распоряжаюсь своим временем. А они просто вынуждены так передвигаться, потому что нищеброды! Все это за какие-то секунды пронеслось у меня в голове. Как они прошли, я даже не стал оборачиваться им вслед, из гордости.
Впрочем, для меня никто не останавливался. Прошло десять, потом двадцать минут. Я уже стал терять терпение. Тем более, что, то и дело оборачиваясь, я следил за судьбой своих соперников - а эту парочку я воспринимал именно так. Так вот, они остановились и ловили машины дальше от меня - где-то в километре - а там дорога уже переходила в автобан. К тому же парень держал в руках табличку, на которой видимо было написано их направление. Сверившись с картой, я понял, что у них позиция лучше, чем у меня, ведь до автобана были еще повороты на другие направления, и поток там, где стоял я, мог свернуть на них. К тому же, для них уже раз остановилась машина, но водитель почему-то их не забрал. Я повернулся к шумному потоку машин передо мной и стал махать рукой вверх-вниз в надежде, что это поможет. Иногда я замечал, что водители делают какие-то знаки, смотря в мою сторону, но я не знал, что они обозначают. Например, кто-то изображал ладонью круг - видимо, это был знак, обычно понятный автостопщикам.
Я посмотрел на часы - я стоял уже час, но мне никто не остановился. Вся романтика автостопа уже почти улетучилась из головы, а вместо нее пришли скука, ощущение жара от восходившего солнца, ломота в ногах от долгого стояния, но также еще и злость на то, что для меня никто не останавливается. Я стал думать о том, что я, может, урод какой-то или подозрительно выгляжу для водителей. Только развернувшись, чтобы позлорадствовать над соперниками, которые были в том же положении, я увидел, что на том месте никого нет. Парня и девушку кто-то забрал! Я тут же побежал на их место - ведь если они оттуда уехали, то и я уеду! Хотя меня и разбирала злость, что все-таки они оказались опытнее и лучше меня.
На том месте, где они стояли, на земле валялась картонка. Я пнул ее ногой, чтобы перевернуть стороной с надписью. Подбирать не хотелось - почему-то было брезгливо. «Владик» было написано косыми линиями. «Ого, да ребята до России едут, - подумал я, - По военно-грузинской дороге, одной из самых опасных». Признаться, до того момента я сам не знал, как далеко уеду. Мне думалось доехать до какого-нибудь аула желательно еще до Крестовского перевала, а там уже смотреть, хочется мне дальше играть в этот автостоп или нет. Можно было пойти в какой-нибудь грузинский ресторанчик с видом на горы, поесть хинкали, потянуть винца. Мои мечтания вдруг развеялись, когда меня кто-то позвал. Я оглянулся. Рядом притормозила старая белая «Тойота». Мужик, высунув голову из окна, что-то кричал мне.
- Кюда, друг, на Гори? - спросил он с сильным кавказским акцентом.
- Не, друг, на Владик, - покачал я головой и многозначительно показал в сторону гор.
Сам не знаю, почему так брякнул. Может, потому что так было написано на дурацкой картонке. Получалось, я скреплял себя путешествием через Крестовский перевал.
- Не, я на Гори. А ти не там стоишь.
- Как не там?
Он пригнулся к пассажирскому сидению, а я заглянул внутрь, чтобы увидеть, куда он показывает. Он показывал пальцем в сторону какой-то церкви вдалеке.
- Во, дарагой, там циркавь Джвари. От там вниз спустишся и там надо стоять, если на Владик.
- Ну спасибо, дорогой.
Когда он укатил, я пошел в сторону церкви. Дорога шла полем, но среди травы была протоптана тропинка. Пока я шел, в голову лезла какая-то странная кутерьма. Я почему-то вспоминал, против воли, все, что слышал о военно-грузинской дороге - бесчисленные серпантины, крутые склоны, мосты над пропастями, да и сами пропасти. Это было опасное место, и его не раз обсуждали другие блогеры на совместных попойках. Никто из них не осмеливался по ней ездить по двум причинам: боялись и не хотели возвращаться в Россию. Я возвращаться не боялся, я в тот момент вообще ничего не боялся, мне даже интересно было, что мне скажут пограничники. Впрочем, и это предвкушение меркло по сравнению с другой навязчивой фантазией. Я представлял, как еду с кем-то на попутке и на одном из этих серпантинов нас или кто-то подрезает или водитель нечаянно рулит не в ту сторону, что-то обваливается под колесам - словом, летим мы в пропасть и погибаем прямо насмерть. Эта фантазия распалилась у меня в голове до такой степени, что я даже стал представлять заголовки в интернете, которые возникнут, когда найдут и опознают наши останки. «Известный блогер найден мертвым на дне Крестовского перевала», «Обладатель канала на 500 тысяч подписчиков больше никогда не запишет нового видео». Мою смерть будут разбирать, мою жизнь будут изучать, и она разлетится на весь интернет. Я останусь бессмертным долгие годы, пока любители праздно провести время в интернетике будут думать над тем, почему же такой успешный блогер двинулся куда-то автостопом и почему провидению было угодно, чтобы он закончил жизнь на дне ущелья. Самое удивительное, что у меня не было вовсе никаких сомнений в своей кончине. Я почему-то был уверен, что до Владика я не доеду, что непременно сгину на этом серпантине, который, правда, видел только в интернете на картинках. И что меня поразило больше всего в этом ощущении моем, так это то, что в глубине души я почувствовал это даже уже свершившимся. Я словно точно знал, что поеду на Крестовский, что там обвалюсь и заслужу тем самым славу вечную. А то, что обо мне долго не забудут, я как-то не сомневался. Воздвигнут еще такую могилку на пути, чтоб те, кто проезжал, тоже поминали, как такой-то такой сгинул вот тут.
Вот во всем этом сумасшествии, распаленный от солнца, я добрел до храма Джвари. Церквушка была как церквушка, в Грузии такие повсюду. Остроконечный купол, красный кирпич, вокруг полуразрушенные руины какие-то. Видимо, храм был совсем старым. Сновали туристы, от которых почему-то сделалось тошно. Только что я брел один в поле со своими мыслями, думал о трагической своей судьбе и посмертной славе, а тут в сознание вторглись эти праздношатающиеся, приехавшие сюда глазеть из скуки и избытка комфорта. Мне же от долгой ходьбы под солнцем захотелось пить, и я достал из рюкзака бутылку воды. Пока пил, смотрел на храм. Все-таки было что-то привлекательное в этой их архитектуре грузинской. Вот такие вот храмы в небольших городках или на горах они как-то по-простому выглядят. И всегда они на горах да холмах их строят, да так искусно получается, будто храм сам частью природного пейзажа становится, словно он из земли воздвигся сам по себе.
Из дверей церкви выходили люди, среди которых приметилась мне одна девушка. Не знаю уж чем, но что-то было в ней, как бы это сказать, не от сего мира. Вся ее фигура и походка были иными, чем у праздношатающихся. Она ступала осторожно и с достоинством, будто это место и эта земля значили для нее нечто иное, чем для людей вокруг. Кто выходил, даже на храм не оглядывался. А она выйдя повернулась к храму, поклонилась и перекрестила себя. У нее была высокая и тонкая фигура, будто у стебелька цветка. Одета она была в белую блузу с длинными рукавами до самых ладоней. За спиной у нее был небольшой рюкзачок вроде вещмешка, с затягивающимся шнурком. Ноги закрывала юбка сиреневого цвета с узором из цветов. Юбка спадала до самых стоп так, что почти стелилась по земле. Голова девушки была укрыта платком, но когда она закончила креститься, то сняла его, и на плечи ее спали волны каштановых волос. Они тут же распустились в разные стороны, но девушка быстро собрала локоны в косичку. Она пошла вниз по тропинке - туда, где проходила трасса. «Неужели и она стопом ездит?» мелькнуло в голове у меня. Сердце странно заколотилось. Пока я смотрел ей вслед, неслись мысли: «Надо пойти за ней вслед, познакомиться. Вдвоем-то легче остановить машину будет. Вон те ребята, их двое было, парень и девушка. На девушку-то и клюют. А если парень сам, то сложнее, то скорее думают, что маньяк. А на девушку и поглазеть можно водителю, и приятно пообщаться, потому берут». Мысли были здравые, но мне от них почему-то противно стало. Потому что какие-то не те это были мысли. Не затем я с ней захотел познакомиться, чтобы удобнее было ехать вместе. А чем-то она привлекла меня, но вот чем я сам не понял. Я смотрел сверху на ее удаляющуюся тонкую фигуру и понимал, что я ее даже и не разглядел хорошенько, что не может быть это про внешность. Тут про что-то другое, про мою фантазию какую-то. «А если я сейчас пойду за ней спускаться, точно заметит меня и подумает, что маньяк какой» пришло в голову, «Испугается, сразу настрой другой. Нет, лучше подождать. Может, она и не собирается стопить, а вон дорогу просто переходит». Впрочем, этого быть не могло, потому что я не видел, где бы автобан можно было перейти в том месте - посередине дороги на разделительной полосе виднелось заграждение. Так что девушка точно стопить шла. «Чуть выжду» раздумывал я, «А потом спущусь». Однако чем дольше я стоял на месте, тем более тревожно становилось на душе. Я почему-то стал накручивать себя, что мне обязательно надо познакомиться с этой девушкой, что раз мы стопим в одном месте, то это судьба, что это неспроста вот так нас двоих сюда забросило, что посреди вот этих праздных шатунов лишь мы двое пустились путешествовать стопом. Не может это быть случайностью! А значит, если я не спущусь, не успею поймать ее и заговорить с ней, то против судьбы пойду. От этой мысли меня всего внутри ломало. Так что когда девушка исчезла за поворотом, где уже начиналась дорога, я чуть не бегом начал свой спуск.
III
Дорожка была крутая, и я несколько раз оступился. Из сумки что-то выскочило, как я припал к земле один раз, и куда-то покатилось, потом я понял, что это была бутылка с водой. Но в тот момент я не обращал внимания, я спешил вниз, притаптывая едва выросшую молодую траву. У трассы я приостановился, отдышался и решил идти спокойнее. Впрочем, спешить очень хотелось, хотя в глубине души меня даже злость брала, что так девкой этой увлекся. «Да что в ней, что в ней?» думалось, «Пусть бы она уже уехала». Потом пришла внезапная мысль: «Так ведь да. С чего ей меня брать? Это только мне выгодно, чтобы она со мной ехала. А я сейчас появлюсь перед ней, скажу давай стопить вместе, я ведь обузой буду, раз парень. Меньше шансов, что возьмут». Вот, друзья, какая у меня голова, что столько всего наперед думает, хотя я даже еще и не познакомился с этой девушкой, и еще и не удостоверился, что она вообще стопом едет!
Последнее, конечно, прояснилось положительно, когда я, наконец, миновал поворот. Она стояла в белоснежной блузке, вытянув руку в сторону дорожного потока. Впрочем, не успел я ничего не сделать, ни подумать, как все решилось само собой. Только я ее увидел, как около девушки притормозила машина. Она поспешила к окну, и вот уже исчезла на сидении водителя. Я только ухмыльнулся как дурак. Бежал накручивал себя, а вот и все. Та, которой занимал свои мысли с таким напряжением, исчезла как дым, как наваждение. Я даже облегчение почувствовал внутри, что все - никакая это была не судьба, а так, дурацкая фантазия, которую раскрутил на потеху себе. Почему-то аж петь захотелось. Но петь я не стал, только с радостным видом выбросил в сторону дороги руку и поднял палец. Не знаю, мой ли придурочный вид или особая доброжелательность водителей на этом участке сказались, но машина остановилась уже через пару минут. Я смотрел недоверчиво на огромный внедорожник «Форд», номера были московские. Через стекло я видел, что мужик за рулем вопросительно мне кивал: дескать, поедешь или как? Все еще с недоверием я подошел к двери пассажирского сидения, открыл ее. Хозяин машины смотрел спокойно и выжидательно.
- Тебе куда? - спросил.
- Да на Владикавказ, - сказал я вовсе неуверенно. Хотел сказать «На Владик», но машина была дорогая, а владелец выглядел серьезно. Сказать «Владик» было как-то и неприлично.
Водитель задумался.
- Ну я на Кутаиси поворачивать буду. Могу докинуть до поворота, там дальше что поймаешь. Тут двадцать минут.
Я согласился.
- Садись поедем, - кивнул он.
Я сел и буквально утонул в мягком кожаном сидении. Внутри был кондиционер, из радио играла джазовая музыка. Машина быстро разогналась до большой скорости, но вела плавно и комфортно. Я замер, буквально обратившись в каменную статую, в окоченевших руках прижимал к груди сумку. Говорить о чем не знал, хотя внутри себя инстинктивно чувствовал, что надо, обязательно надо, о чем-то заговорить.
- Жарко сегодня, - выпалил я, как будто старался отделаться от чего-то.
- Ну как и всегда, - хмыкнул водитель, - Погоду вообще под двадцать градусов обещали сегодня.
Снова затихли.
- А вы из Москвы? - спросил я, уже поспокойнее. Мне совершенно не хотелось молчания между нами, хотя я уже стал понимать, что напряжение было прежде всего во мне, а водитель был предельно спокоен.
- Как, по номерам угадал? - улыбнулся он, - Да, машина там зарегистрирована, но сам давно там не живу. Пара квартир есть, их сдаю, а семью давно сюда перевез. Вот из Кутаиси дочку и жену еду забирать.
- Да, в Грузии хорошо… А вы в Россию не боитесь возвращаться?
Еще не закончив вопрос, я понял, что он донельзя глупый. Я покраснел и отвернулся в сторону, словно давая понять, что самому стыдно, что спросил такое.
- Почему боюсь? - искренне ответил он, - А что мне сделают? Я уже не в призывном возрасте, проблем у меня нет с тем, что у нас происходит. Я все понимаю, тут либеральничать смысла нет. Да и в этой войне - в кавычках войне - ясно уже, что Запад проиграл. Они там каждое новое столетие нас мечтают завоевать - что Гитлер прокололся, что Наполеон нос отморозил. Теперь вот через посредников пытаются разжигать. Это все ерунда, пустое и скоро закончится. Меня больше другое волнует сегодня.
- Это что же? - я ухватился за возможность диалога, чувствуя как распаляется собеседник.
- Да как-то мы легко в объятия Китая-то идем. Конечно, Запад нас вынуждает, но лично у меня к Китаю большие вопросы. То есть, как они там дела ведут, уж больно по западным образцам.
- Это вы про что?
- Моя дочка, например - ей десять лет - все в телефоне сидит, в игре китайской. Или японской. Но вроде китайская. В общем, не суть. Вот, и там такие красивые персонажи, красивые локации, и все она там прыгает, бегает, монстров убивает. А потом говорит мне: «Пап, давай купим вот эту девочку, хочу за нее играть». А я не пойму, о чем речь? Какую девочку купим? Смотрю, а там вот этих виртуальных персонажей продают за реальные деньги. И нарисованы они там, конечно, ой - и груди у них большие, и наряды красочные. Я думаю - какой дурак на это деньги вообще тратить будет? Сама игра бесплатная, но персонажей продают, потом какие-то наряды продают, оружие и так далее. И я как стал читать про это - мама дорогая! Там огромный бизнес, огромные деньги делаются - на этой виртуальной, несуществующей ерунде. На обольщении детей буквально!
Чем больше мой собеседник говорил, тем больше во мне разгоралось чувство, как у вора, который во время пира крадет у хозяина серебряную и золотую посуду, держит ее под одеждой, но в то же время продолжает кивать и одобрять речи этого самого хозяина. Я прекрасно понимал, о чем он говорил. Да что там - я сам был одним из тех, кто рекламировал и распространял информацию о таких вот бесплатных играх с платным содержанием. Я деньги получал от этих китайских компаний, и немалые! Скажи я ему, он бы наверно, с ума сошел, сколько такие блогеры как я получали за рекламу. А ведь может быть его дочь, или таких, как его дочь, я и подсадил на эту игру. Так что я его слушал, а сам потихоньку чувствовал, что краснею.
- И ей уже не запретить! - продолжал он, - Она там уже персонажа прокачала, какие-то квесты выполняет, монстров убивает. Я сам пробовал играть, кстати. Что сказать - увлекательно зараза! Понятно, почему детям мозг захватывает так. Но денег я ей, конечно, не дал ни на каких персонажей.
- Правильно! И не давайте! - с излишней горячностью бросил я, - Это все бизнес, это уже давно так, что основной продукт бесплатно, а за дополнения плати.
- Да я покопался - это схема казино. Если хочешь определенного героя себе выбрать, нельзя. По сути, ты платишь только за возможность крутануть рулетку, как в казино. Выпадет твой герой - хорошо. Не выпадет - ну ты лапоть, плати опять.
- Верно, ну они же красивенькие персонажи эти. Аниме-стиль сейчас популярен.
- Вот да, еще аниме это! - рассердился водитель, - Везде уже эти большеглазые и грудастые. Этим и берут молодежь. Иначе чего мы так в это аниме? Ладно, я тоже в детстве смотрел, потому что популярно было. Но я быстро понял, что пустое. Это же полный уход от реальности. Там глупость и мрак, если вдуматься. Там же что показывается? Какой-то слабак, хиляк внезапно получает силу не пойми откуда и всех побеждает. Причем всегда грубой силой. Нет, конечно, иногда его побеждают, но он все равно встает, просто потому что снова поверил в себя и откуда-то из ниоткуда, из глубин не пойми чего, снова берется сила всех прибить. А это знаешь откуда у них такое? Это же комплекс!
- Комплекс? В смысле психологический?
- Ну да! Японцы-то что? Войну Вторую мировую проиграли. Да причем они и не могли не проиграть, потому что против мощи США пошли, а там уже математика против них была. Куда там малюсенькому островку против колосса! Так ведь их нация до последнего верила, им так в голову вбили, что выиграют чисто силой духа. Вот и камикадзе расшибались, что верили, вот и корабли тонули в морских побоищах как планктон в чреве кита. Но верили, верили, что поверив, все можно на свете. Ну ядерная бомба, впрочем, их отрезвила. Сразу сдались как миленькие, еще и под дудку американцев начали петь сразу. Был император, стал МакАртур, ха-ха! То есть, их эта идея, что чисто духовными силами можно победить кого-то сильнее материально разбилась в пух и прах. Но нет - они в аниме тащат эту идею. Потому что сидят такие вот хилые мальчики и девочки у маменьки на шее в теплой квартирке, жизни боятся, ничего из себя не представляют, но зато им показывают, что даже такие, как они, из ниоткуда могут силу получить и всех победить. Придет фея, бог там какой-то, сила духа появится. Короче, ничего не надо делать, просто поверь в себя! И смотрят, и смотрят сезон за сезоном эти фантазии проигравшего народа, который вот так вот доверился в себя, что под пяткой американцев сидит уже полвека. Словно знаешь, японцы так мстят американцам финансово, вытягивая из их молодежи деньги на подобное развлечение. Это ж все аниме на американскую платежеспособную аудиторию рассчитано - оттого и груди большие, и глаза. Они ж знают, что америкосы все эту пошлятину любят, сами ее по всему миру распространяют. Ну а нам так, боком перепадает.
- Да ладно, вы так всех под одну гребенку. Я тоже аниме… посматривал, - сказал я осторожно, боясь реакции, - Там есть интересные, с философским подтекстом. И чего на японцев так вы, они хоть какой-то идеал людям показывают. Аниме-то популярно, потому что у нас ничего своего нет. Вот где русское кино какое, чтоб показать людям, как надо сейчас?
- В советское время было. А так ты прав, конечно. Я сам не знаю, что дочке взамен игрушек этих предложить. Идейно мрак какой-то сейчас. Хоть сам целый день воспитывай, а к гаджетам не подпускай. Вот нам надо, знаешь, что-то такое, чтоб мы могли гордиться собой.
- Кто, Россия?
- Да, вот у нас образ какой-то нехороший в мире. Нам будто и похвастать сегодня нечем перед миром. Вон, японцы аниме своим всех соблазнили, этими миленькими девочками и мальчиками. Хотя почитай, что они в Китае творили во Вторую мировую или как свой же народ резали в феодальных войнах, жутко становится. Но кто ж об этом знает? Сегодня все только аниме знают. Или вон Китай всех соблазнил играми этими. Про Китай говорят, знают, хотят посетить, познакомиться со страной. Позитивный образ в мире. А у нас…
- Нет, тут я с вами не соглашусь.
- Так а что мы миру сегодня предложим?
Я замолчал, не зная, что ответить. Я как-то инстинктивно с ним не согласился и была у меня на то глубоко укорененная причина, но вот, что это была за причина, я представлял смутно. Тем более, я же сам уехал из России и частично по политическим причинам. Так что защищать Россию мне даже было и странно, но вот, поди ж ты. Было во мне жгучее желание с ним не согласиться.
- Ой, скоро развилка уже, - сказал водитель, - Заболтались, чуть не пропустил.
Он свернул на обочину. Протянул ладонь, я машинально пожал ее, в следующий момент уже стоял в клубах пыли, оставшейся после уезжавшей машины. Некоторое время я так и смотрел ему вслед. Первый автостоп, а я даже и забыл, что мне надо волноваться. Хотя поначалу сердце колотилось ого-го. Но говорил только он, а я сидел и поддакивал по большей части. И денег не попросил у меня. Значит так оно и работает? - спросил я себя. Тебя везут, чтобы поболтать просто. Это про разговор, не про деньги? Ощущения во мне были странные, я такого никогда не чувствовал. Какая-то странная эйфория по всему телу разливалась, будто я опьянел. Здесь было много всего намешано, что я осознавал очень смутно: и то, что он остановился по своей воле и душевной доброте, и то, что я от него узнал немного о нем и его взглядах, и то, что я сам чуть ближе стал к точке назначения. Все это вместе сливалось в сильный душевный порыв, от которого хотелось пуститься в пляс и песни распевать.
Водитель высадил меня буквально на автобане, на небольшом пятачке между дорогой и ограждением. Машины проносились на огромной скорости, кто-то даже недовольно сигналил. Я понял, что нужно пройти вперед и найти какой-нибудь «карман», вроде поворота или заправки, чтобы машина могла остановиться. Идти пришлось дольше, чем я думал. Солнце палило нещадно, а в кеды начала забиваться трава и грязь. Хотелось пить, но в сумке не оказалось воды. Я вспомнил, как выронил ее при спуске. «Все из-за девки этой выдуманной» - злился я. Весь мой энтузиазм порядком растерялся, когда я добрел до поворота, на котором можно было стопить. Только я поднял палец, как понял, что страшно хочу в туалет. Я забежал за деревья, которые росли вдоль трассы. Справив нужду, я еще некоторое время стоял, сам не знаю зачем, смотря в вышину, где макушки деревьев сходились с небом. Я дивился тому, что они такие высокие и в России я таких никогда не видел. Ум мой страшно бродил вообще в то время, и я даже особо не осознавал многие действия. Вот, например, я вам раньше говорил, что фантазировал о гибели своей. Но в тот момент этот порыв угас во мне. Напротив, какая-то страсть к жизни чувствовалась. Может, потому и глядел на эти деревья с таким упоением, что жить очень хотел, черт его знает. После этого небольшого перерыва, я вернулся на поворот ловить машину. И обмер. У дороги стояла она, та девушка!
IV
Как я ее увидел… Да Бог ты мой, как мне ее описать, чтоб не было, в конце концов, пошло? Если я скажу, что вот с первого взгляда что-то было в ней для меня притягательное, так ведь это штамп и банальность. Да к тому же и ложь. Ведь прекрасно известно, что притягательность женщины для мужчины состоит только в ее образе и больше ни в чем. Это же в «Дон Кихоте» прекрасно описано! Я тут пощеголять, конечно, это написал, потому что сам, ясно, не читал никакого «Дон Кихота», но о чем это все, знаю. Что вот для этого безумца на старой кляче Дульсинея была идеалом, а что там из себя представлял реальный человек, уже и не важно. Важно, что во имя нее все безумства совершаются, потому что это уже не про женщину. И даже не про мужчину! Тут что-то вообще глубокое, глубже самой видимой реальности происходит.
Вот и она вызвала сразу во мне будто реакцию какую-то. Хотя! Не было в ней ничего особенно привлекательного. Точнее, того, что ныне считается в женщинах привлекательным. Я уже и описывал вам ее, как она была одета, и одета она была скромно. Впрочем, это, конечно, ничего не значит. Есть такие скромницы, что хуже всякого демона, стоит только познакомиться с ними поближе. Но вот когда я подошел к ней ближе и лучше рассмотрел, то что-то в ее облике - в лице или в осанке или в общем каком-то впечатлении - что-то отозвалось во мне внутренним криком: «Это чистая, хорошая девушка». То есть, опять же, друзья, красота тут вовсе не плотская была. Она была вполне обычная по внешности, то есть, сотни лайков в «Инстаграме» бы не собрала. У нее были вьющиеся каштановые волосы, широкий нос, тонкие губы и приятное округлое лицо - и вот видите, что при таком описании у нас анатомический театр получается. А ведь я еще обратил внимание на ее руки с нежными белыми пальцами, на пытливый, но вместе с тем наивный взгляд больших коричневых глаз. Была она необычайно высокой и стройной, будто стебелек. Я-то сам высокий парень, где-то метр восемьдесят, так вот она была примерно одного со мной роста, может быть, чуть ниже меня. И я все рассматривал ее и рассматривал, пытаясь угадать, что же этот внутренний мой голос нашел в ней такого чистого. Вон, край платья у нее загрязнился, да и блузка была по виду старая и вовсе не модная, будто она ей от бабушки досталась. Нет, чистота тут другая была. В ней было что-то возвышенное, аристократическое даже, какое-то внутреннее достоинство, которого я никогда не встречал до того в женщинах.
И вот как я к ней подходил, то наверно со стороны для нее выглядел, как какой-то безумец. А между тем она это вовсе не показала. Она, конечно, заметила мое приближение, но как посмотрела в мою сторону, то страха в ее глазах не было никакого. Там было спокойствие и любопытство.
« - Привет!» - хотел уверенно воскликнуть я, но вышла какая-то невнятная хрипота. Я страшно волновался, и мгновенно разозлился на себя, что даже такое простое слово не смог выговорить. Причем я на стримах своих мегадонатовых соловьем заливаюсь, такие мерзости сладким голосом громогласно произношу, а тут бабе какой-то «привет» не смог сказать. Но она не посмеялась надо мной, она вдруг на миг сделалась такой странно серьезной, будто пыталась вникнуть, понять, кто перед ней вот по этой невнятной хрипоте, а потом улыбнулась - но не насмешливо, опять же, а очень по-доброму - и кивнула.
- Привет, - сказала мягким голосом, - Тоже автостопом?
И вот тут у меня что-то щелкнуло внутри. Во-первых, голос у нее был очень приятный и бархатистый такой, она говорила, будто эдак кошечка лапками по мягкому дивану топчется, прежде чем уложиться уютненько. Мягенький, теплый, добрый голос был у нее. И я его расслышал даже сквозь грохот автострады и шум ветра. Но было и во-вторых. И во-вторых я сразу понял, что с ней что-то не ладно. То есть, как бы так сказать, мне почему-то сразу стало понятно, что она не русская. В этих трех словах едва заметно чувствовался и акцент, но тогда я не обратил на него внимания. Нет, дело было в этой самой приветливости. Ну не может ни русская девушка, ни русский человек вообще быть вот так запросто приветлив с каким-то незнакомцем! Русский человек - это я знаю по себе, ведь я же сам, будь оно неладно, этот самый русский человек - он с незнакомцем всегда, если первый раз кого привечает, или хамоват и развязен или напрямую враждебен. Нет, русский человек может быть донельзя и радушен незнакомцу - но тогда он должен быть очень сильно поддат. А в обычном состоянии русский человек незнакомца-то на зуб пробует. Дескать, вот я какой злой - или хам - ну что ты будешь делать? Что, не хочешь общаться, уходишь? Или обижаешься? Ну скатертью дорожка, раз тебе подслащать приветы надо.
Вот я вам все это расписал тут, а в голове все это просто - клик - и щелкнуло. Что ну вот не русская девушка передо мной.
- Да-да, я вот… стопом, - пробубнил я и зачем-то стал копаться в сумке, сам не понимая, что хочу там отыскать. Потом нервно улыбнулся и глянул на нее, - А ты отсюда? То есть, из Грузии… куда-то едешь?
- Да, я в Россию еду.
Вот, снова этот акцент. Как-то немножко глухо она произносила слова, да еще и отчетливо, слишком отчетливо проговорила эту фразу.
- То есть, ты не из России? - спросил я.
- Нет, я из Греции.
- Да ну! И как там, в Греции? Постой, так это мы в Грузии сейчас, а до Греции…
Фраза моя прервалась порывом ветра от проезжавшего грузовика. Нас крутануло в потоке завихрившегося воздуха, который прорезала фура, и я чуть не упал на девушку.
- Ой, стой, аккуратно! - вскричала она с испугом. Потом с волнением сказала мне, - Ой, тут опасно, могло тебя под машину занести, давай отойдем.
Меня от такой заботы злость взяла. То есть, получается, и она уже раскусила, что я «зеленый» в этом деле, захотела, чтоб я отошел, значит, не мешал опытной и взрослой «тете» стопить. Я закричал:
- Да все нормально! Сейчас смотри, остановятся мне!
Я повернулся к ней спиной и чуть не вышел на дорогу с поднятым большим пальцем. Какой-то огромный черный BMW мчался нам навстречу. Завидев, что я ступил на трассу, водитель резко дал в сторону. Сквозь лобовое стекло я увидел злобный взгляд выпученных глаз и застывший на раскрытых устах крик. Машина просигналила и помчалась дальше. Следующие за ней также стали мне сигналить, не останавливался никто. Девушка схватила меня за руку и чуть не оттащила с трассы. Не знаю, почему, но я был горд за себя. Я показал, что мне нельзя диктовать условия. Я думал, что она разозлится на меня, но она все по-доброму улыбалась.
- Давай вот здесь будем стопить, хорошо? - спросила она и вытянула руку с поднятым пальцем в сторону дороги.
- Да хорошо, хорошо, - я тоже невольно заулыбался и как-то и приятно на душе стало от ее улыбки.
- А ты куда едешь?
- Тоже в Россию-матушку.
- Ты тоже не из России?
- Ха-ха, вот теперь точно ясно, что ты иностранка. «Россия-матушка» только русский сказать и может.
- Я знала это, конечно, - она вдруг смутилась и покраснела, - Я думала, может, ты шутил.
- Да это ладно, но вот ты сказала, что из Грузии…
- Нет, я из Греции.
- Ой, да, из Греции, попутал. Так это ж далеко. Нормально добралась? Сама, что ли, едешь?
- Сама. Но я часто ездила, есть много опыта. А в этот раз я ехала из Греции до Турции с подругой, но она осталась там, а я поехала в Россию.
- А что в Россию-то? Что тут? Я бы вот в Грецию скорее смотался. Из России сейчас уезжают все!
- Смота… что?
- Смотался. Ну съездил значит.
- А, - она чуть задумалась.
Я отметил, как приятно становится ее лицо, когда она задумывается. Словно у ребенка, такое искреннее и чистое любопытство изображало. Да что ж, в самом деле, она была такая чистая! Слишком уж чистая! Я поверить не мог. А потому не стал слушать, зачем ей в Россию и перебил:
- Так подруга твоя вон в Турции, говоришь, осталась. Небось турок ее какой подцепил, в жены взял. Может, в хоромах дорогих уже живет, виноград ест и кальян курит. Он ее на яхте катает целыми днями. Не жизнь, а сказка! Чего же ты не осталась?
Да, я знаю, друзья, вы скажете, что слишком пошлый намек я сделал этой девушке. Так это потому, что в эту ее святость я не верил! Я с женщинами уже имел дела, я знал, что все они на таких турков, что я описал, прыгать готовы были. И вот та, что передо мной, тоже прыгнула бы! Я ждал, что она или будет яростно отрицать мой выпад или гаденько так засмеется вместе со мной и скажет, что может да, а может, и нет. Но она лишь с тем же простодушным удивлением заметила мне:
- О, вот как ты о девушках думаешь. Но я скажу тебе, что не все такие. Моя подруга точно не такая.
- А ты?! - вырвалось у меня очень быстро и как-то желчно.
- Нет, я тоже с турком не пойду, - засмеялась она.
- Да все девушки так говорят! А вот если поманит кальяном, поманит яхточкой и виллой шикарной… Ну если скажешь, что не пойдешь, ну лицемерие же!
Она уже рассмеялась мне в лицо, да еще так звонко и сказала, будто цитируя что-то:
- Корень всех зол - сребролюбие.
Я пропустил мимо ушей и продолжал свою язвительную тираду:
- Не знаю, но вот наши Наташи, так сказать, так и сигают на этих турков. Русским мужикам баб не остается, это что за ужас! Ведутся все девки наши на твое это сребролюбие. А ты говоришь, зло это. Так что, все злые, что ли? Ну ты, наверно, не Наташа, раз так говоришь. Но ты ведь и не из России. А как говоришь, зовут тебя?
Она внимательно посмотрела на меня, словно вдруг поняла что-то обо мне. Было в этом взгляде нескрываемое любопытство, но вместе с тем на секунду почувствовал я и тревогу. Уж не боялась ли она меня? Но это мелькнуло лишь на секунду в ее взгляде, а потом она назвала свое имя:
- София.
Тут у меня, друзья, аж сердце защемило, как она это сказала. Вы сейчас смеяться будете как оголтелые, но вот это имечко - София, Софушка, Сонечка, Соня - от него мне как-то всегда тепло на душе было, как слышал. Вот этот вот «с» и «ф» вместе, какое-то сочетание одновременно и теплое, и мягкое, но также прочное и вечное будто бы. Сам не знаю, впрочем, иногда, знаете, просто что-то нравится. Ну так вот и мне имя «София» и «Соня» нравились до безумия. Я глядел на нее и меня трясло. Я захотел вдруг схватить ее в объятья, прижать так тепло к себе, прильнуть к губам и долго-долго целовать эту девушку… Но вместо этого я злился на себя, я готов был упасть на колени и накрыть голову руками, только бы это чудо передо мной исчезло и растворилось куда-нибудь! Я не мог вынести ее вида!
V
Меня спасло от унижения, что с громким хрустом колес по гравию возле нас резко затормозила блестящая дорогая машина. Из окна высунулся, чуть не расплескав пиво из бутылки, которую сжимал в загорелой руке, какой-то мужик в темных очках и с раскрасневшимся носом.
- Давай садис! На свадьбу с нами паедем! - заорал он с сильным грузинским акцентом.
С водительского сидения нервно выглядывал другой парень, с виду русский. Товарища его, по виду, был очень сильно поддатый. Вместе с тем одет он был прилично - в черный классический костюм, хотя и изрядно помятый. Мы бросились к окну и спросили, куда они едут.
- Садис! Гулят едем! - горланил грузин.
- Да подожди ты, - одернул своего приятеля парень на водительском. Лицо его выражало сильное недовольство, - На свадьбу только свои, этих подбросить по пути можем.
- Это гости будут!
- Мы до Пасанаури. Подходит? Можем подбросить, - сказал нам водитель будто через силу. Явно было, что подвозить нас у него желания не было.
Грузин тут возмутился.
- Уваж меня, слушай. Никакого веселья с тобой. Вот хараший человек, парень с невестой тоже, да?
И он с радостной улыбкой глянул на меня, сверкнув парой золотых зубов.
- Да потому что ты нажрался как свинья, да еще в такой день, - огрызнулся водитель. - А кроме того, мы опаздываем!
Грузин выскочил из машины - точнее, хотел выскочить, но зацепился о порог, когда распахивал дверцу, споткнулся и бухнулся прямо на меня. Я почувствовал, как становится мокрой моя рубашка. Оказалось, что он выронил бутылку с пивом, да прямо мне на рубашку.
- Ай-ай, извини, дарагой!
Он, путаясь, выбрался из моих обьятий и зачем-то начал отряхивать мою рубашку, словно мог стряхнуть пропитавший ее алкоголь.
- Да ты что! - заорал с водительского русский, - Ты там с ума сошел?!
- Да все нормально, чего кричишь?
Я отстранил грузина и сказал:
- Все нормально, вы езжайте, мы следующую машину подождем.
- Зачем слэдущий? - с искренним непониманием спросил грузин, - Вот дэвушк прекрасная, я вас вместе давезу, у меня сегодня свадьба. А потом и вы поженитесь.
- Да не слушайте его! - кричал с сидения русский, - Раз уж он пристал к вам, так садитесь быстрее! Хоть в пиве, но садитесь! Мы опаздываем!
Мы с Софией бухнулись на заднее сидение. Я снял намокшую от пива рубашку, скомкал ее в узел и засунул в сумку. Девушка смотрела на дуэт впереди со смесью опаски и в то же время любопытства.
- Что, не так у вас в Греции? - брякнул я ей почему-то очень громко.
Сам не знаю, почему, но я почувствовал прямо гордость за этого пьяного грузина. Тот повернулся к нам, в лицо пахнуло сильным перегаром, как он почти закричал:
- А? Греция? Я думал, вы с России!
- Она, она с Греции, - поправил я, - я-то с России.
Только я это сказал, как мне стало вдруг стыдно. Было что-то поспешное в моих словах, будто я хотел спихнуть внимание с себя на эту девушку. Словно я хотел, чтобы она вот сейчас проявила себя, чтобы увидеть, что же она из себя представляет. В то же время я отдавал ей и бразды правления ситуацией. Вроде как «ну раз ты так много ездила автостопом, так давай, разбирайся с пьяным грузином». «А вдруг он ей что сделает?» мелькнуло в голове у меня. Впрочем, София только с улыбкой посмотрела на мужчину и проговорила спокойно:
- Да, я еду из Греции. Уже четвертый день в пути.
- Харашо говориш по руски, слушай, - сказал грузин, - Да ты обманываешь, нет?
Он вдруг как-то изломанно заулыбался и резко снял с себя темные очки. Размах рукой был так силен, что ладонь его ударила по спинке сидения водителя. Тот что-то закричал, но за голосом грузина ничего было не расслышать:
- О, какой красивый девушка! Приехала к жениху, да? Вот парен, да? У вас любов?
Но София не успела ответить, потому что водитель продолжал кричать:
- Ты про свою любовь-то не забыл?! Нажрался, так сиди спокойно! Чего лупишь-то. И от ребят отстань! И так пивом пацана залил!
Я хотел сказать что-то в ответ на «пацана», но решил промолчать. Еще, чего доброго, высадят нас, если начнешь пререкаться.
- Слюшай, у меня не любов, я хочу настоящая любов видеть, - сказал грузин водителю.
- Ну здрасте, опять то же самое! Чем тебе сестра-то моя не угодила? - со злобой спросил водитель. Он вдруг на мгновение повернул голову, давая понимать, что теперь его слова адресованы нам, - Вы только представьте, вот этот вот… представитель грузинской нации… посмел не явиться сегодня на свою свадьбу! Все уже ждут, стол накрыт, его родители там, вся родня, двести с лишним человек. Невеста уже ждет, тамада заряжен. Денег угрохано представляете сколько. А его нет! Звоню ему - мычит в трубку. «Прасти, дорогой, напился, не магу приехать» говорит. Скандал! И это грузин называется! Традиции, честь, вот этот вот горский дух - паф! Все в дым обратилось, как я это услышал. Приехал его забирать, а он в туалете там концерт зарядил, так что на весь аул слышно.
- Ты чего меня позориш! - вскричал грузин. Он тоже повернулся к нам и с важностью сказал, - Меня Каха завут.
- Каха… сказал бы дальше, кто ты и с чем рифмуется, но факт фактом - моя сестра тебя ждет, а ты в стельку пьяный. И ты, ты знаешь, ты помнишь вообще кто моя сестра, кто мои родители?
- Да помню я все, тут, дарагой, и кто она, и кто они. А что я слышал, знаешь?
- Ну что, что ты слышал!? - как-то с ненавистью крикнул ему водитель.
- А с кем спала твая сестра, знаешь!
Я увидел, что водитель с какой-то особенной силой вцепился в руль в тот момент. Машина вильнула. Нам просигналили со встречной, а у меня сжалось сердце. «Все это, конечно, большой кринж, но тут и в лепешку разбиться можно», подумал я. Неожиданно услышал рядом Софию:
- Каха, а ты любишь его сестру?
- О, сестра! - вскричал грузин, - Харашо, харашо спросила.
Он вдруг с силой разодрал рубашку на груди, что аж пуговица отлетела куда-то в темноту под сидение.
- Знай, что Каха любит до смэрти, если Каха любит, то он все сделает. Но измены, измены Каха не простит! Его сестра я очень люблю, это красивый девушка, очень богатый. Бизнес в центре Москва, хотят бизнес здесь открывать, в Пасанаури большой ресторан делать, потом курорт. Много денег у ее семьи. Вот это ей брат. Я его уважаю, ее семью уважаю.
- Да кого ты уважаешь, если такое творишь! - закричал водитель, - А про Люду это все поклепы и вранье. Ты вот поверил росказням каким-то.
Каха схватился с огромную волосатую грудь.
- А, если бы обман! Мой брат Гога рассказал заходил ей в «Инстаграм», отправлял сообщения, говорил, что любит, чтобы она любовницей была, слышиш? А это неделя до свадьбы, вот на прошлой неделя было.
- Ну и что?
- Как што? - Каха был поражен, - Люда не сказала «нет», я видел переписка, она с ним шуры-муры, как ви говорити. Шутила, смеялась, как будто ничего, нет жениха.
- Так она же с ним не встретилась, ничего не было. Ты накрутил себе не пойми с чего! Бабы - они такие сегодня.
- Нет, дарагой, я ее мужчина, нельзя с другими никак ничего общатся. Я ей вообще говорил удали «Инстаграм», она «удалю, удалю», но ничего не удалила, фото выкладывает, с мужчинами общается. Что это, нормально?
- Да, сейчас это нормально, - отрезал водитель, - Слушай, я думал, вы грузины народ, хоть и горячий, но практичный. Тебе далось, с кем она в шутку там общается? Это заигрывания, так просто, от скуки, у баб сегодня так заведено. Ни с кем она оттуда встречаться не будет, но вот пошутить посмеяться над всеми этими, кто слюни пускает с ее фото - это пожалуйста. Ну так это и дураки, пусть над ними и смеются. С чего тут ревновать вообще, не пойму! Ты же шире смотри - мы с тобой породнимся, это ж сколько выгоды нам обоим. У тебя вон земли сколько, у нас деньги в недвижимости по всей Москве. У моей мамы всегда была мечта в Грузии курортик свой организовать, она моего батю всю жизнь пилила. И тут ты появляешься у Людки, весь такой из себя жених. Да-да, ты же сам ее хотел брать, петухом ходил, забыл что ли? А сейчас в кусты, ну точно петух, только не в том уже смысле!
Каха хотел было что-то сказать, но только медленно и печально махнул рукой. Он страдальчески взглянул на нас, словно ожидая поддержки.
- А я согласна с Кахой, - сказала вдруг София.
- Вот мудрый девушк! - закричал он.
- Если ты уже в помолвке, нельзя с другими мужчинами общаться, шутить и заигрывать. Это некрасиво по отношению к своему жениху.
- Вот, вот! - орал Каха, - Слюшай умный девушк!
Водитель покачал головой.
- Это раньше так было, сейчас другая мода, - проговорил он. Вдруг он резко обернулся и неприязненно глянул на Софию, - Так ты, говоришь, гречанка? Или гречка? Как правильно говорят?
Во мне заклокотала злоба. Я понял, что это он специально ее «гречкой» обозвал, вроде как ненароком. Но мне явственно слышалась насмешка в его последнем вопросе. Он еще воспользовался тем, что она была иностранка и вряд ли бы до конца поняла такое оскорбление.
- Да, я гречанка, - сказала девушка спокойно. Укол она или пропустила, или не поняла, - Меня зовут София. Я вам очень благодарна, что нас подвозите. Извините, не знаю, как вас зовут.
- Владимир, - после некоторого молчания пробормотал водитель, - Ты, София, ситуации не знаешь, не надо ничего говорить про мою сестру, пожалуйста.
- Нет-нет, извините, не хотела ничего плохого. Но Каха с такой страстью говорит, я вижу, что он любит эту девушку. Именно потому что любит, поэтому он напился. Это ведь от большой любви такая ревность.
- Ну допустим, но всем у нас понятно, что брак-то по расчету. И мои родители, и его, и Людка это понимают. Мы породнимся с ним, и беспрепятственно на его земле строить можем. Он войдет в нашу семью, следовательно доступ к наследству, к финансам, к недвижимости получит. Мы люди небедные, это мягко говоря. Так что любовь, морковь - это все сегодня вещи второстепенные.
Каха схватил Владимира за плечо и стал трясти. Машина снова завиляла на дороге, словно сама опьянела.
- Как любов второстепеный! Нет, любов - самый важный!
- Вот же ваш горячий грузин с его горячей любовью! - закричал водитель, - Да отстань, сейчас врежемся, дурак!
София быстро поднялась с сидения и тронула Каху за плечо. Тот мигом присмирел, повернулся к ней, вдруг схватил за ручку с длинными маленькими пальцами - я только сейчас заметил, какая тонкая у нее была ладонь и какими ухоженными и белыми выглядели пальчики - и приложился к ней губами. София не отняла руку, дождалась окончания поцелуя. Каха поднял взгляд - в нем явно выразилось страдание. Тут и мне стало противно от этого грузина. Действительно, он слишком уж принимал все близко к сердцу. И я заговорил:
- Каха, слушай, я смотрю, ты нормальный мужик. Ну вот этот твой друг - Гога, да? - вот он лукаво поступил, по-моему. Она же не знала, что он от тебя, правильно? Чтобы такое провернуть, она же не должна была знать личность того, кто ей пишет. Вот он наверно сделал фейковый аккаунт, с которого и писал. Либо ты скрыл, что у тебя есть такой друг. То есть, получается, ты обманом свою невесту вынудил такое о себе раскрыть. Так тогда ты ее разве любил? Если уже подозревал такую неверность в ней? Если любишь, то доверяшь, полностью доверяешь.
Каха долго-долго смотрел на меня, выпучив глаза. Я слышал, как Владимир посмеивался в это время за рулем. София смотрела с задумчивостью, и вот больше всего мне интересно было, что она-то думает. Но девушка молчала.
- Я жи не баран! - заорал вдруг Каха, - Я видел, что за девушк! Канешн, мне не нравился «Инстаграм», мужики ее, что ей пишут! Я говорил «хватить», она сказала, что не будет, удалит. Но вот ничего не сделала. Конечно, я очень люблю и очень ревную.
- Ну если видел, что она за девушка, то значит правильно сказал и Владимир - ты только ради денег и женишься.
- Не женюс!
- Так ты же сел в машину, едешь сейчас туда. Ты как маленький ребенок получается себя ведешь. Снаружи «не хочу», а внутри «ну и ладно, пусть будет по-вашему, только я вам всю малину испорчу от того, что не как по-моему». Если не принимаешь Людмилу, то сейчас же останавливай машину и выходи. Рви со всеми и со всем.
Меня, конечно, страшно понесло. Сердце зашлось в оглушительной дроби, и я думал, что вот сейчас мы снова с Софией окажемся на трассе, высаженные этой странной парочкой. Я даже посмотрел на Софию с какой-то виной во взгляде. Как я говорил, мне почему-то очень важно было, что думает и что скажет она. Да и вообще эта ситуация была будто диалогом между нами с ней, хотя речь-то была о грузине и его невесте.
- А пацан-то правду глаголет, - хмыкнул водитель, - Ну что, Каха, раз Людку не хочешь, так я тебя вон на повороте ссажу, вали на все четыре стороны. А?
Грузин совсем сконфузился от этих слов. Он на время отвернулся от нас и принялся отхлебывать из снова невесть откуда взявшейся бутылки с пивом. Потом принялся шарить рукой между сиденьями - оказалось, у него туда завалились очки. Наконец, он их достал - одна дужка оказалось погнута, но он все равно напялил их на нос. Очки сидели косо, один глаз выглядывал поверх линзы. Смотря прямо на Софию, он пробубнил:
- Ты девушк хороший, красивый, умный. А он… - его толстый палец метнулся в мою сторону, - Он не любит, сэрдц нет, я вижу! Да, я может не такой грузин, как все. Но я знаю, что надо по любви, надо, чтоб сэрдц пылало. Знаю, что я свинья, знаю, что позор мне. Но я честно говорю и всем, и тебе. Я не уважаю этот брак. Но так лучше будет моим родителям, они старый люди, им надо деньги. Но вот ви, ви - парень, девушк маладой - вам надо по любви. А он, он любит тэбя, скажи?!
И он посмотрел на Софию с невероятным выражением мольбы во взгляде. Я хотел было крикнуть, что мы не вместе и что мы только встретились, но я затих, о, я очень страстно затих - я ждал, что скажет она! Мне ведь интересно было, что она обо мне думает, ну вот пусть, пусть сейчас скажет! Я надеялся, что она скажет что-то презрительное, что осудит, что вот как Людмилу эту, сейчас и меня по ветру пустит - что мол я лицемер и нельзя так с людьми.
- Я, к сожалению, не знаю даже как зовут этого молодого человека, - сказала София и вдруг покраснела. - Мы не успели познакомиться, только встретились на трассе, как вы нас подобрали.
Каха ошалело посмотрел на нее, потом перевел взгляд на меня. А я все думал, чего же она покраснела-то. Неужели от того, что правила этикета какие-то не были соблюдены? А так разве она бы со мной общалась, что ли? Такая чистая? И со мной, который на своих стримах на жирных сальностях и пошлостях деньги лопатой гребет?
- Как зовут? - спросил меня Каха.
Я представился.
- Вот… - задумчиво продолжил Каха, - Тебе эта девушк нравится? Она мудрая, красивый, чистый! Такой девушк надо в жены сразу брать, нелзя думат. Скажи, быстро говори, не скажэш быстро - абманшик.
Он замолчал, выжидательно глядя на меня. Если раньше сердце у меня колотилось от вождения Владимира, то теперь оно колотилось от этого дурацкого вопроса. «Пьяный дурак!» думал я про себя «Вот и надо тебе меня на такое посмешище выставлять?». Я лихорадочно стал думать, как бы отшутиться, потому что на вопрос этого глупца можно было ответить только шуткой. Но тут дело было в том, что рядом была она, и надо было не ударить в грязь лицом перед ней, чтоб не огорчить, не унизить ее, не дать понять, что она мне не нравится, а совсем-совсем наоборот! О, как я прекрасно понимал в тот момент выражение «провалиться сквозь землю»! Лучше было на стримах, на своих стримах, где я цинично издевался над всеми подобными шутками, просто потому что не видел этих людей, не знал их, за слова свои ни капельки не отвечал. Но теперь перед ними всеми мне было бы стыдно за любую глупость, вылетевшую изо рта.
- Да я бы с радостью, - начал неуверенно блеять я, умирая от стыда, - Но… но… в Греции и так все есть! А значит, и жених у Софии уже есть!
И я быстро стал смотреть на Каху, и на Софию, ожидая реакции. Грузин долго-долго пялился на меня без единой эмоции во взгляде, потом пробубнил:
- Чего?
София вдруг звонко рассмеялась.
- Это он Чехова цитирует! - пояснила она, - Это из Чехова фраза, что в Греции все есть. Только вот жениха у меня нет. Хотя, это как посмотреть…
- Значыт есть? - спросил Каха.
- Есть, - вдруг очень серьезно сказал София, - Этот жених для всех есть.
Каха нахмурился и почесал макушку. Но этот разговор, который заставил меня задуматься, прервал Владимир.
- Так подожди, ты с Греции сказала?! А откуда именно с Греции?
- Халкидики, это пригород Салоников.
- А Афины там, нет?
- Нет, Афины дальше, я там была в жизни один раз.
- Как?! Это же столица!
- Я часто на гору Афон езжу, от меня недалеко, всего 200 километров.
- Так Афон это что? Это другое что-то, не как Афины?
Я увидел, как София снова покраснела и видимо смутилась. Грузин все смотрел на нее с открытым ртом. Мне очень захотелось дать ему по харе, так чтобы челюсть захлопнулась и он отвернулся от нас.
- Нет, Афон это гора, - сказала София, - Там расположен большой монастырь православный.
- А, красиво, наверно. Туристо-о-о-в море. Да?
Он долго ждал ее ответа, но София ответила коротко:
- Да, там очень красиво.
Она не стала продолжать диалог, а вдруг достала из рюкзачка небольшой листочек бумаги и стала что-то делать из него. Вдруг снова ожил грузин. Он словно очнулся от сна или транса, во время которого не закрывал глаз.
- Ви! Маладой девушк, парэн! Ви мой ошибка не делайте. Жениться надо по любви, обязательн по любви. А я его сестру не люблю, все расчет, все деньги. А эта девушка, она тебе нравится? - он снова бросился ко мне, - Она, эта девушка, святая. Ты святая? София, ты святая?
- Да отстань ты от них! - закричал на него Владимир.
Он с силой вырвал у него из рук бутылку пива, но она была открыта и не допита и он не знал, куда ее деть.
- Дай назад! - крикнул Каха.
- Обойдешься!
И бутылка исчезла в распахнутом окне. Владимир быстро обернулся - послышался звон разбитого стекла.
- Бэзумец! - закричал грузин, - Ти что делаэш?!
- Гори сарай, гори и хата! За нами никого нет все равно. А вообще это ты виноват! Видишь, видишь - из-за тебя такое творю!
Их перепалка продолжалась довольно долго. Грузин все больше грустнел. Я уже не мог дождаться, чтобы выскочить из машины. Неожиданно София протянула им маленькую фигурку. Это было оригами в форме журавлика.
- Это вам на память, - проговорила она.
- Ну спасибо, конечно. Каха, возьми, что ли.
- Я всем, кто нас подвозит, делаю на память такого журавлика. Это японская традиция, говорят, что если сделаешь 1000 штук, то можно загадать желание и оно исполнится.
- И как? Уже сделала 1000? - спросил Владимир.
- Пока около 100 штук. Я не считала точно, это больше символично, чтобы напоминать себе как долго автостопом путешествую.
- А, так ты долго этим занимаешься. Уже, наверно, всю Европу изъездила?
- Не всю. Но езжу часто, около пяти лет. В Россию первый раз.
- Понятно, значит, в Европе натренировалась на этих ваших лужаечках - у вас же там негде развернуться - и теперь в широкую Русь подалась. Верно говорю?
- Да, - засмеялась София.
Я-то понял, что причина была другая, а засмеялась она, скорее, чтобы поддакнуть в тот момент и не портить такое «трогательное» завершение поездки. Мне как-то стало противно от ее жеста, сам не пойму почему. Показалось неуместным с этим журавлем. А они нас и вправду вскоре высадили. Владимир проехал через поселок, и мы вышли возле большого ресторана. «Хинкали здесь просто объедение» сказал он. Грузин окончательно затих, видимо смирившись со своим положением, и их большая блестящая машина укатила за поворот. Только мы остались вдвоем, как София повернулась ко мне и сказала игривым тоном:
- Знаешь что - ты как холодильник.
- Почему это? Как холодильник?
- А потому что током вдруг ударить можешь. Ты Каху огорчил там, в машине. То есть, будто током человека ударил.
- Зато правда. Ты не согласна была?
- Может быть, ты был прав. Мы ведь не знали людей, о которых ты говорил. Но я думаю, нужно быть более деликатными с незнакомцами.
- Так ты сама на сестру этого Владимира что говорила! А он нас и вез, между прочим.
- Это верно. Это я поспешно сказала, не подумала. Просто сердце мне так сказало.
- Сердце? Ты прямо поэт, София.
Она улыбнулась и повторила:
- А ты холодильник.
«Ну что она как ребенок, глупости какие-то говорит. Не идет ей» подумал я. Вместе с тем, мне эта ее игривость почему-то очень понравилась. Да еще она сказал «мы»! Девушка развернулась и пошла в сторону стоянки у ресторана. Я закричал ей вдогонку:
- Нет, ты подожди! Холодильник… Ты мне определения зачем это вешаешь? Я тебе скажу, что нашего-то, русского человека, никак определить, в рамки загнать там, нельзя! Да даже если сказать ему «Ну ты вот такой-то» и прямо тыкнуть ему мордой в его «таковость», он отнекиваться будет. Причем чисто по инстинкту. Еще по инстинкту-то против пойдет, и очень упрямо пойдет! Дескать, что ты обо мне знаешь и что ты судишь! Нет, наш человек широк и неопределим, как вся наша безбрежная Русь. Это ты должна знать София, если в Россию едешь. У вас в этой Европе люди все прямыми линиями и коробками мыслят, а у нас… У нас широко, слишком широко даже мыслят! Например, вот пьяндыга лежит под забором, ты ему только скажи «Ну, что ты валяешься, шалтай-болтай?», как он тебе скажет, что он академик и математик, которого несправедливо лишили работы, а он на деле-то ого-го, почти проблему тысячелетия решил, в шаге от мильона долларов был. Которые конечно бы не взял. И не важно, что скорее всего врет, безбожно врет, но вот откуда ты знаешь, а? Вот пьяница лежит… Так ведь это только в этом узком пласточке реальности он пьяница, а вообще-то он еще отец, он академик, он добрый друг, он, в конце концов, спасителем мог стать чьим-нибудь! А ты его вот так легко пьяницей определил, будто у него ни прошлого, ни будущего никакого не осталось и никогда не было.
София остановилась и обернулась ко мне.
- Я думаю, не только в России такие люди, - с любопытством сказала она, - Вот этот Каха тоже не такой простой. Вроде пьяный был, ерунду какую говорил, а понять его я все-таки могу.
- Сонечка, Софушка ты моя, - горячо заговорил я, - Можно я тебя так называть буду, хорошо? Вот слушай, скажу тебе вот что. Человек-то, по-моему, это хаос в бутылке. Вот оно там бурлит-бурлит в нем, первородные эти силы протеевские, на секундочку - хоп - определились, но ты только попробуй скажи, что он определенный, законченный и вот такой вот. Сразу в нем хаос снова забурлит, снова изменения пойдут! И не поймаешь его, настоящего человека. Понимаешь, понимаешь ты меня, дорогая?
Она с любопытством смотрела на меня. А я был так рад, что вызвал в ней это любопытство! А глаза у нее такие красивые, большие и добрые были. Так бы и смотрел в них день за днем, час за часом.
- Понимаю, - сказала она, словно лишь чтобы я успокоился.
Но меня все гнало говорить одно чувство, точнее неопределенность одна, которую я хотел для себя разрешить.
- Вот ты там сказала, - голос мой вдруг задрожал, - Что у тебя жених есть. Правда?
Она вдруг стала снова серьезной. Взгляд ее теперь стал пытливым, словно она что-то пыталась высмотреть во мне.
- Сказала. Так и есть. Мой жених - Иисус Христос.
- Так ты.. верующая? Прямо верующая?
- Да, я христианка.
Я ожидал, что сейчас она перекрестится, помолится или начнет вдруг проповедовать. Но она снова улыбнулась и сказала:
- Но земной жених у меня тоже может быть. И муж может быть.
Я ждал продолжения речи, но она вдруг развернулась и снова пошла в сторону кафе. Я стоял как пень, обдумывая ее слова. Она обернулась и спросила:
- Ты идешь?
VI
Я ей не ответил. Водоворот впечатлений от прошедшего дня - от разговоров, от физических действий, от быстрой смены новых лиц, от шума и запахов трассы - погрузили меня в состояние какого-то онемения. Я чувствовал, что мне надо куда-нибудь присесть на время и хорошенько обмозговать, что со мной происходит и куда вообще все это валится. Вместе с тем я очень не хотел расставаться с Софией. Я встретил ее сегодня, я знал ее всего пару часов - хотя что там, на тот момент даже и не знал - но уже не мог представить, чтобы она вдруг пропала. Она была мне очень интересна, я хотел разузнать о ней все.
Так, а теперь давайте начистоту, друзья. Вы ведь мне насчет этой девушки, что она мне вот так с первого раза понравилась, и не верите? Скажете: «Мелодраматические писульки низкопробного пошиба. Не смог ты в роман, не верим мы ни твоей любви, ни этой девчонке». Так вы не верите, что может человек понравиться с первого взгляда? Подождите только, я выразился неверно, тут не про любовь даже и речь. Видите, все это сегодня донельзя пошло и опять же в коробочках и рамочках. Как бы вам сказать… Вот представляете химическую реакцию? Хотя и это тоже пошло, но все же! Вот есть у вас просто перекись водорода, скажем. Ничего так, просто раствор, водичка на первый взгляд. И вы туда добавляете - бульк - чуть-чуть йодида калия. Так вот из этой маленькой пробирки столько пены у вас пойдет, что весь стол завалит. Этот опыт и называют «слоновьей зубной пастой». Так вот если в химии такие штуки постоянно - просто водичка с другой водичкой ведут к таким взрывным результатам - так почему же в жизни так не может быть? Вот человек с одним человеком вялый помидор, он ничего, он водичкой был, водичкой и остался, а с другим он взрывается, с другим он зубная паста для слона пресловутая? А вот поди ж ты, так и происходит! Все мы химические элементы, друзья. Мы и не знаем, в кого превратимся и во что взорвемся, если только нужного человека встретим. И даже может быть это только взгляд, может еще и без разговора - а мы уже взорвались, мы знаем, что тут реакция. Вот как тут это объяснить? Одни загадки.
Так вот и я с этой Софией взорвался. Еще раз повторяю - тут не любовь даже, тут и не похоть, тут глубже что-то было. Я этого сам даже не понимал, да если бы и понял, то сошел с ума бы на месте, наверно, потому что слишком сильная реакция, слишком глубоко как-то с ней все это было. Уставший, вспотевший, с гудящей головой, я все-таки вцепился в мысль, что я без нее никак, что нельзя ее упускать. Что в ней какое-то спасение мое будто бы! Умом я ничего не понимал, но сердце мое знало это во всей полноте. И я так чутко услышал это свое сердце, впервые за долгие годы. Я вдруг почувствовал, как оно щемит, как оно горит в груди, как из этой печки пламя разливается по всему телу. Тут все вместе было, конечно - и радость от свободы автостопа, радость от живого общения с людьми, радость от их бескорыстной помощи, радость от встречи с Соней. Куда, куда это было осознать головой?! Я только стоял и млел от этого всего жара.
- Все нормально? - с тревогой в голосе спросила Соня, смотря на меня.
- Соня, Сонечка, - заговорил я, - Можно, можно ведь тебя так называть?
- Можно, я ведь разрешила, - удивилась она.
- Ты так искренне удивляешься, ну ты точно не русская! - засмеялся я, - Русская бы надо мной посмеялась или уколола. Хотя и ты меня уколола - холодильником назвала. Нет, Соня, Софа, я хотел тебя спросить, точнее сказать - в общем, головой нельзя любить, можно только сердцем любить. Согласна вот ты с этим или нет?
- Это ты к тому, что Каха говорил?
- Нет, это я вообще! Соня, вот я сейчас мир люблю, и жизнь люблю, и тебя…
Я запнулся и покраснел. Подумал, что как-то глупо было говорить «тебя люблю», что как-то не так вышло бы, не передало бы смысла.
- Меня любишь? - спросила она, - О, я тоже тебя люблю!
- Лю… бишь? - я опешил.
- Да, ведь так Христос заповедовал. «Возлюби ближнего своего как самого себя».
- А… в этом смысле.
- Так ведь и ты в этом смысле. Правильно?
- Да… в этом. Конечно, в этом.
И я не лукавил. В тот момент я действительно любого готов был расцеловать.
- А вот почему так, Софа? Это ведь автостоп? Ты лучше знаешь, ты ведь путешествовала много, говоришь. Это потому что люди нам помогают добровольно, правильно?
- Подожди. Ты весь такой в духе, разговаривать пустился, - сказала она, - А у тебя же рубашка твоя в пиве.
- Да я и забыл совсем. Да черт с ней, рубашкой…
- Черт? Не надо про черта, - расстроилась она, - Рубашку достань, пойдем помоем.
- Куда мы пойдем? - я был раздосадован, что мы ушли от моей темы и перешли к каким-то обыденностям.
- А вот - она показала рукой на деревянное здание ресторана, - Там, наверно, туалет есть.
Я достал из сумки рубашки. Она вполне ощутимо пахла пивом. Вся ткань пропиталась, пока лежала в сумке.
- Да я ее выкину, что тут отстирывать.
Только я собирался кинуть рубашку в ближайшую мусорку, как Соня отобрала ее у меня.
- Нет, не надо. Скоро вечер, потом ночь, будет холодно. Тебе нужна будет рубашка. Пойдем, я помогу, я помою.
В ее голосе чувствовалась искренняя забота.
- А с чего, почему ты мне помогаешь? Я же… Ты меня не знаешь, Софа!
- Ты не хочешь моей помощи?
- Нет, хочу, конечно. Хочу, чтобы мы вместе и в Россию добрались. Но только… Ты хочешь со мной в Россию?
- Да, я думаю, лучше вместе.
Она сказала это без особых эмоций в голосе, и я ничего не мог разгадать в ее глазах и в тоне голоса. Может, это была такая штука христианская, что она мне просто доверяла, как «доброму» русскому? Впрочем, с чего я был добрый в ее глазах? Может, она думала, что все мы там православные - она-то ведь православная, раз с Греции, решил я - а значит, добрые и хорошие. Но я-то, я-то знал про себя, что гадостью занимаюсь. Я про стримы свои, про рекламу казино и про донаты за пошлости говорю. Что, если она действительно такая чистая, добрая и искренняя? Если так, то я ее обманывать буду - если с ней сойдусь, если мы поедем вместе в Россию, если дальше что у нас закрутится. И вот от этих мыслей, от осознания собственной грязи внутренней, вся радость с сердца сразу схлынула, вся моя искренность задавилась вдруг этой огромной жабой ненависти к себе, а потом и к ней. Снова вернулась тяжелая мысль: «Да никакая она не чистая. Притворяется. Сейчас как выведем «христианку» эту так называемую на чистую воду, ты держись». Я помрачнел и глухо сказал:
- Давай пока так, там посмотрим.
- Хорошо, - она осторожно кивнула, и я почувствовал нотку тревоги в голосе, - Я пойду помою рубашку.
- Да стой… Ладно, я с тобой.
Мрачный голос во мне твердил: «Да она может почуяла, что ты при деньгах, что ты блогер известный. Может, она хочет тебе на шею сесть, а? Ты ее проверь-ка, сверкани денежками-то. Все они, бабы, одинаковые, ей только денег твоих и надо».
Мы прошли мимо стоянки и направились ко входу в большое здание ресторана. Вокруг раздавались громкие голоса - народ смеялся или что-то обсуждал, выходя из дверей. Поднявшись по ступеням мимо выходивших болтающих парочек, мы вдруг наткнулись у входа на худющего сгорбленного паренька, который стоял с протянутой рукой. Он был в засаленной джинсовой куртке, рваных штанах и поношенных кроссовках. На голове косо сидела мятая кепка. Люди неодобрительно косились на него, выходя, хотя многие даже не бросали взгляда. При нас он кинулся к одному толстому мужику и стал что-то клянчить. Тот процедил ругательство сквозь зубы и с силой отстранил его от себя. Парень отлетел к перилам, поднял голову на толстяка - взгляд его был печальным и обиженным. Как мы поднялись, он посмотрел в нашу сторону, но ничего не сказал. Подходить тоже не стал. Я подумал, что это какой-то местный пьяненький клянчит на водку, но от него вовсе ничем не несло. Напротив, лицо его выглядело довольно чистым, хотя тут и там виднелись синяки и подзажившие царапины. Смотрел он задавленно и пугливо, но взгляд был не мутный, как обычно бывает у запойных бездомных. «Какой-то бедолага» подумал я, и в глубине души мне его стало даже жалко. Я хотел было пройти мимо внутрь ресторана, но София поспешно бросилась к пареньку.
- У вас все хорошо? Не ударились? - спросила она.
Парень словно не ожидал такой заботы и стоял некоторое время в растерянности. Потом вдруг собрался и даже обрадовался - лицо его как-то прояснилось, посветлело. Он поправил кепку и сбивчиво заговорил:
- Да я… видите… обокрали.
Он говорил по-русски и вообще без акцента, и очевидно был очень рад, что София заговорила с ним по-русски.
- Взяли телефон, деньги. Выручите? Поесть бы… - жалобно протянул он.
- А где вы живете? Вы откуда?
София спрашивала с живым участием, неотрывно глядя на паренька. Судя по взгляду, она очень за него переживала.
- Из России приехал, в Тбилиси жил. Сюда приехал… к другу. Потом друг пропал, а ночью нарвался на каких-то местных, обобрали как липку.
История была слишком сбивчивой, мне она вовсе не понравилась. София однако смотрела серьезно, будто искренне поверила его словам.
- Да ну, это бред, - вступил я, - Такого в Грузии не бывает. Тут радушнейшие люди живут. Накормят, обогреют любого незнакомца. Такие истории, как у тебя, это только в России в больших городах случаются.
Он посмотрел обиженно, но не стал ничего отвечать. Выжидательно поглядел на Софию.
- Ты долго тут? Тебе ведь надо вернуться в Тбилиси. Или в Россию? - продолжала она расспросы.
- Да уже пару недель. Ночую где попало - иногда правда люди к себе пускают, а так тут есть одна ночлежка…
- Ты же можешь стопом в Тбилиси, оттуда на самолет, и в Россию - откуда ты там приехал, - сказал я.
- Да некуда мне ехать. Так и так - денег нет, работы тоже. Побираться что там, что здесь буду. Мне только день пережить.
- Ты ж не будешь всю жизнь-то свою побираться?
На его лице отразилась досада, он отвернулся от нас и снова пошел клянчить ко входу.
- Балбес какой-то, - сказал я Софии, - Не нравится мне его история - явно брешет. Ну его, пойдем внутрь.
- Нет, подожди, помочь ему надо.
В ее голосе были твердые нотки, и мне показалось, что она даже рассердилась на меня. Девушка вытащила из рюкзака кошелек, раскрыла его и тут же захопнула.
- Эх, наличных нет, надо с карты снимать.
Она снова обратилась к нищему:
- Вам денег дать или еды купить?
- Как хотите, - он был донельзя обрадован, - как хотите, можно денег, а можете… Пойдемте, здесь продукты есть.
- Если наличные, то нужно в банкомат мне. Не подскажете, где он?
- Банкомат? - он обернулся и махнул рукой в сторону протянувшегося среди гор поселка, - Во-о-он там. Правда, далеко. Полчаса, наверно, пешком.
- А ты откуда знаешь? - спросил я, - Небось часто посылал кого за наличными, а?
- Вам, наверно, лучше что-то купить, - сказала София, будто не услышав моих слов, - Давайте я возьму продуктов.
Я понял, что спорить с девушкой бесполезно, и она была нацелена во что бы то ни стало подать пареньку. Тут я и решился.
- Стойте! Стой, Соня, не будем мелочиться.
Они уже собирались сходить, как удивленно обернулись на мой крик.
- Чего мелочиться продуктами вашими? Чипсы, колбаса, сыр, пирожки, чего там еще? Нет, пойдемте уже пир на весь мир устроим раз мы в ресторан пришли!
И я призывно махнул рукой в сторону входа, у которого нас и остановил нищий. Впрочем, никто из них и шагу не ступил ко мне, оба застыли с удивленными лицами. Нищий покосился на Соню, пытаясь понять по ее выражению, шучу я или нет. Соня же была действительно поражена моими словами, что я отметил с удовольствием.
- Ты нас угощаешь? - спросила она, - Но там же наверно дорого.
- Там очень дорого, - подтвердил нищий с предвкушением в голосе. Из уголка его рта потекла слюна.
- Я словами на ветер не бросаюсь. Я же мужчина!
Бог знает, с чего я сделал именно на этом упор. Но меня несло и несло, я был словно подхвачен каким-то странным вдохновением.
- Мы же в Пасанаури, столице хинкали! Вы не знали, не знали? Да что «вы», ты сейчас к нам с ней примазался, друг. Но тебе повезло, да, знай, что тебе очень повезло сегодня. Потому что я сегодня щедр, невероятно щедр. И я очень голоден, так что мы будем есть, пока брюхо не раздуется и лопнет!
София смотрела на меня уже с испугом и в волнении. Я как безумный развернулся к дверям, чуть не снес какую-то выходившую дамочку, а уже внутри, в полутьме, действительно столкнулся с кем-то. Хотел было вильнуть в сторону, но двое шли во весь проход с огромными сумками за спиной. Мне пришлось пятиться, что я отметил с неудовольствием - еще бы София подумала, что я ретируюсь. Впрочем, она так и подумала, когда я заслышал вопрос:
- Что, уже выходишь?
Я бы ответил на насмешку в ее голосе, если бы меня не захватил вид людей, которые вынудили меня выйти. Они сразу показались знакомыми. Это были парень и девушка, по виду бывалые автостопщики. Парень был с большой рыжей бородой, а у девушки волосы заплетены в косичку, одета очень легко для ранней весны. Всего немного ушло у меня на то, чтобы вспомнить - да это те ребята, что прошли мимо меня утром на трассе, когда я ловил из Тбилиси машину! Как я говорил, я в тот момент был охвачен каким-то веселым и озорным духом, был словно пьяный. А потому перегородил им дорогу и закричал:
- А, друзья-автостопщики! Видал я вас утром, урвали у меня машину-таки, шельмецы. Пообедали уж? Хинкали вкусные там, а? Признавайтесь!
Брови парня хмуро сомкнулись на переносице, а девчонка почему-то начала хохотать, но тут же зажала себе рот. Видимо, они оба посчитали меня за местного сумасшедшего. Парень помолчал, и, видя, что я не отхожу с пути, ответил сухим деловитым тоном:
- Нет, мы не обедали. В туалете были.
- А-а-а! И как там туалеты? Достойно?
Тут уже девчонка не выдержала и расхохоталась в полную силу, аж взахлеб. Я сразу отметил, что смех у нее резкий, несдержанный и очень грубый. Она как будто на что-то агрессивно накидывалась этим смехом. От него мне стало немного страшно, но вместе с тем я вдруг почувствовал себя гораздо увереннее. С вызовом глядел на них, ожидая ответа на вопрос.
- Нормальные туалеты. Позволите? - сказал парень, пытаясь протиснуться мимо меня.
- Постойте, куда же вы? Раз вы не обедали, а мы идем обедать - да не абы как, а аж до лопания животов - то мы и вас зовем. Вы же наши друзья-побратимы по беде автостопной. Сейчас вон уже вечер, вам ничего не светит. Куда поедете? Будете под кустом куковать до вечера, а потом ночь. Так что давайте отобедаем все вместе - с моей подругой и еще здешним приблудным пареньком. Его тут ограбили злодеи какие-то, но мы, пра-во-слав-ные, своих в обиду не даем, зовем его на пир. Да и вас зовем, всех зовем!
Я завелся не на шутку. Сердце опять запылало в груди. Я себя вообще не понимал в тот момент! Я действительно собирался сорить деньгами и устраивать пир для совершенных незнакомцев. Причем двое были сегодня утром моими соперниками, другой был неприятным бомжом, и вот только последняя была той, кого я хотел впечатлить. Так, по идее, послать бы всех, с Сонечкой моей - я уже считал ее «своей» - пойти, охмурить ее деньгами, ведь она купится, купится! Но с ней так просто было нельзя, я понял, надо было именно, что через пир, надо было показать, что я ого-го какой щедрый. Но вместе с тем я и хотел быть щедрым, я именно что желал пира, я хотел эти деньги свои мерзкие, от гадких дел полученные, пустить на общее развеселие, чтоб всем было хорошо. Жажда жизни охватила меня в тот момент, а еще и жажда общения и жажда компании других людей вообще, так что я схватил бородача за руку, девчонку за плечо и потянул внутрь ресторана.
VII
Название ресторана было мне знакомо. Я слышал о нем во время попойки с одним блогеришкой. Он все говорил мне: «Поезжай туда, там хинкали придумали. Лучшие во всей Грузии!». Как только я вошел и увидел проходившего мимо официанта, крикнул со всей силы:
- Гамарджоба! Нам хинкали на всех!
- Да, сейчас, - впопыхах ответил официант, - Вы садитесь за столик, я вам сейчас принесу меню.
- На террасу нам, хочу на террасу! - кричал я, - У вас есть терраса?
К нам подскочил другой официант, в пиджачке поверх белой рубашки, я подумал, что он, скорее всего, здесь администратор.
- Давайте я вас провожу, на террасу хотите? Я посмотрю, есть ли места.
- Нам лучшие места! - прокричал я, - Для меня и моей компании. Это друзья мои! Плачу наличными! Мы много будем есть, много закажем!
И я тут же выхватил бумажник и показательно распахнул его перед лицом обслуживающего, показав веер разноцветных купюр.
- Вот они ваши Тамары и Шоты Руставели! Ну, сажай нас за лучший стол.
Администратор куда-то убежал, а я обернулся к компании. Автостопная пара нервно озиралась по сторонам, София же вела нищего под руку, словно тот был слепой. Войдя в ресторан, она тут же подошла ко мне. Глаза ее пылали, она с живостью заговорила со мной:
- А ты уверен, что нам здесь надо обедать? У тебя хватит на всех? Я тоже дам денег.
- Да брось, что ты заладила, - я был раздосадован ее словами, но вместе с тем почему-то понял, что она вовсе не имеет в виду того, что говорит. Как будто она говорила это только для проформы, будто испытывала меня, что ли, - Софа, я тебе хочу сказать… Да Бог с ним - этот пир, эта вся встреча, это только ради тебя одной я все затеял, потому что ты такая чистая, непорочная девушка.
- Чистая, непорочная? - она была ошеломлена, кажется. Я сам думал, что говорю бред, но остановиться было трудно.
- Да, я таких не встречал. И я тебе покажу, покажу, какие мы русские. То есть, какие мы лучшие русские. А потом… Потом… Ну, сама все увидишь! Сама судить будешь!
Она опять только загадочно улыбнулась в ответ на эти слова.
- Я пойду помою пока твою рубашку, - сказала она с азартом.
Только тут я заметил, что в маленьком кулачке она сжимала все ту же треклятую рубашку, всю в пиве. Я помотал головой.
- Софа, я богат. Что мне эта рубашка? Я таких сотню накуплю. А эту выкинем. Дай, дай я ее выкину.
И я тут же выхватил этот мокрый ком тряпья из ее рук и начал снова кричать ближайшему официанту:
- Где у вас мусорка? Тут у меня мусор.
Но тут вернулся администратор и сказал, что подготовил нашей компании место на террасе. Место действительно было хорошим: на втором этаже, под козырьком. Со стола, за который мы сели, открывался вид на горы. Где-то было слышно журчание нарзанового водопада. Компании, сидевшие вокруг, разговаривали тихо, никто не шумел. Погода тоже была прекрасной - солнце клонилось к закату, но еще не зашло за горизонт, освещая горы напротив мягким теплым светом. Дул приятный прохладный ветерок.
- Ух, сейчас бы шашлычка, - проговорил я.
- Вот, пожалуйста, меню, - услужливо проговорил администратор.
- Ну, держи, друг, заслужил, - сказал я, сунув ему две Тамары из бумажника.
Он радостно кивнул, а я снова вспомнил о рубашке. Сунул тряпку ему, он брезгливо поморщился, но взял ее двумя пальцами и убежал выкидывать.
Мы уселись. По бокам стола были две скамьи, и я пропустил Соню перед собой на одной скамье, а сам сел с края. Парочка автостопщиков уселись напротив нас. Остался стоять только нищий паренек. Он все смотрел на меня ошалелыми глазами, словно не мог поверить тому, что это все взаправду.
- Да садись, - сказал я, показывая я ему на скамейку стопщиков. Мне как-то не хотелось, чтобы он садился за нашу с Соней лавку.
- Не, я тут, на стульчике, сбоку…
И он притащил откуда-то стул и пристроился сбоку, сев как бы отдельно ото всех. После этого все какое-то время молчали. Я рассматривал парочку напротив нас. У парня было загорелое лицо, которое все время, пока мы сидели, имело задумчивый, но в то же время расслабленный вид. Словно он находился на своей волне, а с нами говорил в качестве отвлечения от мыслительного потока в голове. Рыжая борода его была, кажется, еще гуще, чем когда я его увидел в первый раз - глаза и нос словно выглядывали из зарослей, обрамлявших голову. Он был крупного сложения, не сказать, что толстый, но просто крупный. Одет он был в обычную полосатую рубашку, накинутую поверх белой майки без рукавов, проще говоря «алкашки». Девушка же была в короткой красной майке, которая выглядела достаточно поношенной. У нее были худенькие руки с жилистыми пальцами, да, впрочем, все ее сложение было чересчур тонкое, словно смотришь на стебель тростника. Глядя на нее, мне хотелось поежиться и обнять, потереть себя руками - казалось, что она слишком уж легко одета и должна мерзнуть при своей комплекции. Впрочем, за все время трапезы она ни разу не вздрогнула и не скрестила рук, ничем не показав, что ей холодно. Лицо у нее было веснушчатое, а взгляд немного лукавый. Что я имею в виду-то насчет этого лукавого взгляда? Да вот сам не пойму. Кажется, она смотрела на меня с интересом, но вместе с тем отстраненно, как будто что-то таила про себя, причем не только от меня, но ото всех. Будто она с некоторой опаской воспринимала окружающих, включая своего спутника. Меня она почему-то стала нервировать этим - не парень, хотя парня-то мне, казалось бы, и надо опасаться и надо было сразу подоминировать над ним, показать себя, но нет, от него вообще не исходило ничего будто бы. Я уткнул локти в стол и сказал ей:
- Ну, тебя как зовут?
Она посмотрела на меня, будто прощупывала взглядом и сказала, растягивая слова:
- Меня Таня.
- Таня, Таня, - сказал я, словно пробуя ее имя на вкус, - А меня помнишь, Таня? Уже виделись сегодня.
Она прищурилась и еще сильнее вперилась в меня, будто взглядом в голову старалась залезть. Но молчала - значит, не помнила!
- Да вы что, мы ж из Тбилиси вместе выезжали. Я там с поднятым пальцем стоял, а вы мимо прошли.
- А-а-а, - протянула Таня, - Да, я помню, стоял там какой-то парень. Разве это ты был? Разве это он был, а, Гриш?
Парень, которого она назвала Гришей, взглянул на меня и нахмурился, будто вспоминая. «Ну же, ну же» думал я про себя. Я хотел показать им, что вот тогда они меня не заметили, а сейчас сидят на нашей царской трапезе, которую я устроил - значит, должны, должны признать меня!
- Да, помню, кто-то стоял, но я не всматривался, - сказал он, - Мне показалось, что тот парень и не стопил даже.
- Как не стопил? Я ж руку протягивал и палец вверх! - воскликнул я.
Он усмехнулся и стал отгибать кончик страницы меню и отпускать его, хлопая об стол.
- А что, давно стопишь? Где был?
- Так, подождите, - запротестовал я, - Мы еще не заказали ничего. Вы что будете?
Я бросил это зло, словно хотел уже отделаться от своего замысла, чтобы меня признали.
- Да я только чай, наверно, - рассеяно процедил этот Гриша, - Но я за себя сам заплачу. Чайник возьмем, дай-ка посмотрю, что у них есть…
- А я бы только салат взяла, - сказала Таня.
- Да какие чай, салат! - воскликнул я, - Там хинкали несут, шашлык будет. Хачапури тут тоже наверно недурные.
- Я вегетарианка, - сказала Таня и как-то деланно рассмеялась.
- Я буду и хинкали, и шашлык, - сказала вдруг Соня. Она очень радостно улыбалась и с большим интересом смотрела на всех гостей нашего стола. - Мы ведь тоже не представились. Меня зовут София, это… (она назвала мое имя), а ты… как тебя зовут, извини, не запомнила?
Она обращалась к бездомному парню, который все так же пришибленно сидел сбоку. Он ответил, что его зовут Виталик. Он тоже горячо одобрил шашлык, хинкали и попросил также хачапури.
- И вина! - закричал я официанту, когда он подходил записывать наш заказ, - Нам вина на всю компанию.
- Нет, вина не надо, - сказал София, - Во время путешествия лучше не быть пьяным. Можно только пива, но в крайних случаях. Сейчас не то.
Все остальные тоже вина не одобрили, но я все равно попросил бутылку - для себя, назло всем. Когда официант отошел, Гриша спросил:
- А когда, говоришь, пиво надо пить в путешествии?
- Не то, чтобы когда… - Соня задумалась, - Это скорее вместо обычной еды. Я, когда по Германии ездила с подругой, то мы там часто брали по бутылке и выпивали перед тем, как садиться с кем-то ехать по автобану. Знаете, автобаны там большие, останавливаться нигде нельзя. А в пиве много калорий, надолго насыщает, да и недорогое оно. Кроме того, немцы не обращают внимания, если ты слегка пьяный. Там в каких-то городах хоть по улицам ходи с бутылкой пива - тебе ничего не будет, только не буяний.
- А, немцы и их автобаны… Да, было дело, лет десять назад тоже там с компанией стопили, - завздыхал Гриша, - Помню, в Гамбург из Польши по автобану мотнулись, ни слова по-немецки не знали, только «битте» да «эншульдиген». Местных симок не взяли, куда там, без плана все, иначе что ж за автостоп, правильно? Ну вот, забежали в какой-то «Лидл» в этом их пригороде, симки надо позарез, чтоб хосту на «Кауче» написать. Уже смеркалось, на улице ночевать не хотелось, все-таки Европа, полицаи могут и штраф выписать. А вокруг одни черные, ни одного белого лица. Смотрим, женщина такая седенькая, божий одуванчик, милая приятная, и внешность славянская. Бросились к ней со своими этими «эншульдигенами». А она, видимо, акцент почуяла, смеется и отвечает на прекрасном русском, будто мы в центре Москвы. И симок нам купила, и едой угостила, мы ей чуть до земли не поклонились.
- Да, да, - засмеялась Соня, - Это лучше всего в автостопе, когда люди взаимно к тебе относятся. Я думаю, через автостоп настоящий контакт между людьми возникает. Мы же всегда разговариваем, когда в машине сидим, иначе скучно ехать. Для меня это немного способ узнать людей в условиях современного глобального разрыва.
Я все ждал, пока остальные не заметят странности в речи Сони, но компания молчала. Видимо, парочка привыкла к странностям, а бездомному было все равно. Хотя после последних слов Сони он оживился и хрипло сказал:
- Так вы это… автостопом, что ль, сюда приехали? Это не опасно? Вы ж вон, девчонки. Не боитесь, что вас ножом тюкнут или мужик какой в кусты завезет? А?
Он поправил кепку и с каким-то слишком большим интересом стал ждать ответа. Внезапно заговорила Таня. Говорила она с улыбкой на лице, а кроме того периодически чему-то посмеивалась, хотя смешного в ее речи почти не было. За все время беседы я так и не понял, что ее так забавляло.
- Да ну, подожди. Те люди, которые боятся опасностей - вот этих ножей и насильников - а потому из дома не выходят, боятся больше своих представлений. Ну типа, то, что они услышали и увидели по телевизору, из газеты или от знакомых. Лично они с таким и не сталкивались даже. Человек, который видел оторванные руки и кровь, относится к опасности спокойнее, чем человек, который об этом только слышал, но сам с этим не сталкивался. Потому что он знает, что ничего особенного в этом нет. Точнее, это отвратительно и ужасно - на первый взгляд - но позволяет тебе свыкнуться с реальностью насилия, а не бояться своих фантазий об этом.
- А ты шо, видела руки и кровь, что ли? - спросил Виталик
Таня закатила глаза и с той же улыбкой и смехом ответила:
- Видела.
- Где ж ты видела? Я не видел даже.
Гриша улыбнулся чему-то, но все промолчали и не стали выпытывать у Тани, где она видела. Девушка продолжала:
- Неважно, где. Я про другое. Зачем проживать жизнь в страхе и никуда не выходить, даже если дома можно умереть нелепой смертью? Например, взорвется чайник. Или загорится проводка. Я даже знаю один случай, мне рассказывали: девушка шла по улице. Спокойный, светлый, солнечный день в тихом мирном городе. И внезапно на нее сверху упал мужчина, решивший покончить жизнь самоубийством. Он погиб, добился своего, но у нее от удара повредился позвоночник, и она стала инвалидом. И все эти люди, которые советуют «не делай то», «не езжай туда» - что они знают? Они сидели в безопасности своих домов всю жизнь, что-то видели и слышали от других, а теперь приковывают цепями страха и невежества тех, кто хочет мир узнать сам. Так что лучше умереть, живя как хочешь, а не как все.
- Ну так умереть все-таки. А говоришь не боитесь.
- Да, не боюсь умереть, - с вызовом сказала девушка.
- Дык у тебя ж вон мужик с тобой.
- Я с ним первый раз еду. В Тбилиси познакомились на неделе. А так я обычно сама. Но Гриша классный.
И она с улыбкой подмигнула ему.
- Постой, - сказал я, - А ты, мне казалось, новичок, первый раз стопишь тоже. Как-то мне так показалось, как тебя увидел.
- Ну здрасте. Я уж с двадцати лет попутками путешествую. У меня мамка была строгая и властная женщина. Выросла в период всеобщего материального недостатка. Такие люди путают счастье с одержимостью к вещам. Вот и ее дочка должна была жить в новом мире довольства. Дочка, однако, не разделяла такой взгляд на вещи. Хе-хе, вот и каламбур. Короче, в двадцать лет ушла из дома. Взяла палатку, нацепила туристический рюкзак. Стала ловить машины на трассе. Тогда я не знала, что из города куда-то уехать бесполезно. Стояла несколько часов, пока один из водителей не подсказал выбраться поближе к трассе. Было поздно, но автобусы ходили. Я приехала на отшиб, нашла какую-то заправку, снова выставила палец. Холодно было до жути. У меня на счастье шерстяная куфайка была, я в нее плотно закуталась. На пару минут заходила согреться в здание кассы. Бегала спрашивала у заправляющихся водителей возьмут чей нет. Какой-то седой бородатой мужик ехал в соседний город. Сказал, что охотно подвезет. До сего дня его помню, а помню потому, что мне он не понравился. Но стремление сорваться было сильнее. А мог пырнуть, мог в кусты, вот как ты сказал.
Виталик как будто хотел продолжить свои расспросы, но в этот момент нам принесли еду. В середину стола поставили тарелку с шашлыком и огромным хачапури, нам с Соней и Виталиком поставили порцию хинкали. Таня ела салат, а Гриша пил чай со своего чайника. Мне же отдельно официант налил в бокал белого сухого вина.
- За ваше здоровье! - вскочил я с тостом, - Легкой дороги, и чтоб без ножей и насильников!
Тост мой был встречен сдержанно и лишь улыбками и кивками со стороны Тани и Софы. Я сделал большой глоток из бокала, разгорячился и, не садясь, заговорил:
- А, знаете, я сегодня первый раз автостопом, так что этот тост я как бы и себе посвящаю. То есть, с почином и меня! А почему я пустился-то ехать вот так, не пойми куда? Да потому, потому что люди вокруг меня, я вот стал последнее время замечать и думать, что они все роботы какие-то. Все их интересы, действия, помыслы, поведение - я за версту вижу. Деньги, успех, карьера, семья, дети, но это в лучшем случае, а так еще обиды какие-то. Вот с обид людям будто бы приятно жить сейчас. Приятно надумать себе что-нибудь, а потом сидеть это обсасывать в укромном уголке своем. И не дай бог к кому выйти, кому-то открыться, а то обиду твою высмеют, а значит, жизнь твою высмеют, а жить-то как потом? А кроме того все интересуются внешним только. Хотя может оно и верно, и ничего кроме внешнего, в этой жизни и нет. Но хотя я думаю, это от зашоренности моей идет. Я ж всю жизнь свою в городе рос. Сначала в России, потом тут в Тбилиси. Вот только сейчас выбрался. Думаю, нужно путешествовать отправиться, мир повидать. Тогда, наверно, и вера в человека во мне восстановится. А, как думаете?!
По ходу разговора я постепенно вовсе утратил его нить - а все от того, что все молчали и смотрели на меня с каким-то безразличием. А мне хотелось реакции услышать от них. К моему неудовольствию, заговорил только бородач:
- А ты думаешь, люди везде разные? Нет, совсем нет. Я вот изъездил почти всю Россию, был в Европе, Азии, целый год по Америке автостопом колесил. И чем больше я путешествовал, тем больше мне хотелось как-то избежать общения с людьми. Я выучил все фразы, которые могли сказать мне мои собеседники, все эти «автостопные» истории стали похожи одна на другую. Я не чувствовал вообще никакой эмоциональной связи с этими людьми. Просто знаешь, чек-лист такой. Автостоп превратился в рутину постепенно. Садишься в машину — первым делом ощупываешь человека словесно, узнаешь его. Следишь за манерами поведения. Это и для безопасности, и для общения важно. А бывает, он тебе начинает очень близко что-то за жизнь рассказывать, но это не от доброты душевной и не от того, что он в тебе родственную душу нашел - нет, тут дело только в том, что вы оба знаете, что больше никогда не увидитесь. Такие вспышки близости возможны лишь в этой ситуации. Так что мне и эти душещипательные разговоры их тоже начали постепенно приедаться. Будто в меня отходы свои сливает кто-то, ну понимаешь сравнение.
Но где я нашел покой и гармонию, так это в жизни безмолвной - в монгольской степи, в мексиканских прериях, в каньонах Северной Америки и горах Боливии. В бесконечных рисовых полях Индии и нескончаемых таежных лесах нашей России. Я тебе скажу, что природа бесконечно мудрее человека, всегда была и будет. Неуспокоенное, беспорядочное движение - у всех людей. Все у них драма какая-то постоянно, вот эти обиды, как ты сказал. Все от суеты ума происходит. В природе же - незыблемые тишина и порядок. Вот в чем прелесть путешествий - не в людях, а в моментах тишины.
Будто в подтверждение своих слов он медленно потянул чай из чашечки, в которую его до этого медленно наливал. Потом с безмятежным и самодовольным видом посмотрел в сторону гор. Вот ей-богу, мне страшно захотелось в тот момент подойти, треснуть его по руке, чтобы эта чашечка грохнулась на стол, а затем бы я взял чайник да как разбил ему о голову, чтоб весь чай ручьями скатывался по этой его дурацкой бороде. А все от этого самодовольства - в речи и в действиях. Хотя впрочем, сам не знаю почему так захотелось. Кто знает, сделал бы я так или нет, если бы Софа не взяла слово.
- То есть, тебе автостоп скучен стал, потому что не нравятся люди? - спросила она Гришу.
- Не то, чтобы скучен. Сейчас же ведь с Таней едем в Сочи. Но это скорее способ передвижения стал для меня. И я не то, чтобы не люблю людей. Как тут сказать? Это вещь философская скорее. Я думаю, что все люди это я сам и есть.
- Как это?
- А очень просто, если одну штуку про жизнь понять, - он опять с этим самодовольным видом ухмыльнулся, - Все потому, что мы все боги и все творим свой мир. Поэтому и говорю, что люди это я, потому что они порождения моей души.
- Но подожди, ты ведь сказал, что тебе нравится природа. А природа что, тоже порождение тебя? Если ты бог, то ты ее создал?
- Все существует в моем сознании, понимаешь? Ты, этот стол, эта еда. Когда я умру, все это исчезнет, потому что мое сознание угаснет. Так что природа, конечно, тоже продукт моего сознания. Вот в том и дело, что в этих всех красотах я вижу отражение себя, своей души, нахожу гармонию внешнего, которое я сотворил, и внутреннего, то есть вечного.
- Вечного? Ты же сказал, что когда умрешь, все закончится.
- Может, и закончится. Кто знает?
- Мир существует в твоей голове, и, когда ты умрешь, он закончится. Правильно понимаю?
- Именно так.
Он добродушно улыбнулся и опять потянул свой дурацкий чай. Виталик в это время наяривал шашлык и почти покончил с хачапури. Диалог Софы с бородачом он почти не слушал.
- Я не совсем понимаю такую философию, - задумчиво сказала София, - Она мне кажется ложной.
- Пусть кажется.
- Нет, я говорю, что может быть, что природу ты выдумал и это что-то из тебя исходит. Это трудно оспорить. Но ведь есть же другие люди, кроме тебя. Как ты можешь выдумать другие голоса, другие взгляды, другие мнения, другие личности?
- Ну, видимо, как-то могу. Вообще, я тоже думал над этим. Мне кажется, я не один бог, то есть центральный во мне сидит какой-то, а есть много богов, которые разные видения вызывают. Вот один бог отвечает за такую-то проекцию, другой за другую, есть значит бог разных личностей.
- Да у тебя там целый зоопарк сидит, наверно! - не вытерпел и хохотнул я.
Я отпил еще вина и бахнул бокал на стол. Кураж не проходил, и я включился в их беседу:
- А так вообще это ж банальный солипсизм, братан! Плавали знаем! Это ж все опровергается как дважды два. Десяти минут хватит, чтоб мозгами раскинуть и понять, что если ты придумал мир и все, и себя, и эти горы, и этого Виталика ненасытного, то должно быть что-то, что отвечает за такое разнообразие. Раз уж оно тебя удивляет, значит тебе оно неизвестно, а значит берется из неизвестного источника. Даже если все это мираж и иллюзия, то кто-то или что-то ее вызывают, а получается, есть какие-то внешние силы, которые эти миражи тебе шлют. Нет, твоя вера это тьфу, это плюнуть и растереть между пальцами. Слаба и не держится! Нет, есть у нас всего одна вера, одна вера истинная!
- Слушайте, я не хочу ни про какие религии, веры спорить сейчас, - уже с некоторым недовольством проговорил Гриша, - Я видел, ты там вскочил с этим тостом, хотел чье-то мнение спросить, я тебе рассказал, как вижу. Точнее, вот, девушке твоей рассказал. Я верю так, ты там во что-то свое, ну вот и прекрасно. Не люблю в бессмысленные споры вступать.
Я отметил, что Соня ничего не сказала по отношению к фразе «твоя девушка». Видимо, хотела она и уважить желание Гриши не говорить о религии, потому что диалог не продолжила. Впрочем, заговорил Виталик.
- А я во Христа верую, - сказал он и набожно перекрестился, - Хотя сегодня и трудно. Но вот вас точно Христос послал сегодня. Не дали помереть, и на том спасибо.
Тут бы надо было, наверно, и помолчать и переключить тему, но на меня снова что-то нашло.
- Именно, именно! - заголосил я, - Только не говори, что меня Христос послал. Потому что люди смеяться будут. Видишь, сегодня говорят, что они сами себе боги! Так лучше, так приятнее жить. Оно и понятно, ведь то, что описано в Библии, все эти чудеса, ну как они сегодня произойти могут? Если чудо какое, то везде люди со смартфонами записывать начнут, пиариться на этом, ролики выкладывать в ютуб. Да если б сейчас появился Христос и сотворял чудеса, он бы стал источником такого дохода для множества людей, что ему бы даже проходу не давали, а только беспрестанно просили чудеса совершать. Может, и в лабораторию заперли с учеными, чтоб изучили, что в нем божественного, формулу божественности вывели. Хотя, впрочем, зуб даю, что людям сегодня и чудеса были бы побоку, потому что сытость везде. Ведь чудо если и произойдет, то это так - еще одно отвлечение, скуку развеять. Пошли пофотографировались с «чудом», лайки получили в соцсетях, ну и дальше по своим делам. Правильно я говорю?
Как я закончил, распаленный и красный, не то от вина, не то от слов, за столом царило молчание. На нас даже стали оборачиваться сидевшие за другими столами, кто смотрел хмуро, а кто - заинтересованно. Мои же спутники просто пялились безмолвно на мою физиономию. Слов ни у кого не было. Наконец, Таня произнесла, как обычно, смеясь:
- А ты забавный.
- Да, я забавный, - с готовностью, как попугай, подхватил я.
Я вдруг почувствовал стыд и глянул на Софию.
- Можешь налить мне тоже вина? - спросила она.
- Ты ж не пьешь, сказала.
- Сейчас стала хотеть. Так нальешь?
- Сейчас… Бокалов больше нет, надо официанта просить.
- Да я могу из твоего.
- Пожалуйста!
Я с готовностью налил ей вина. Таня, пристально следившая за нашим диалогом, вдруг сказала, как Соня взяла в руки бокал:
- У тебя интересный акцент такой. Ты с Грузии, наверно? И имя - София.
- Нет, я из Греции.
Она отпила вина. Я увидел, как она хотела сразу сказать что-то после этого, но вдруг задержала дыхание и прислонила ладонь тыльной стороной ко рту. По всему выходило, что вино сразу ударило ей в голову. Не знаю, почему, но я почувствовал злорадство от ее вида. Что-то темное и мрачное начало подниматься из глубин души. «Ну как же святая, а тут вот от капельки винца уже того» мелькнуло в голове. Мне сразу стало противно от этой мысли, и я бросился спиной на диван, собрав руки на груди, будто сам себя сковывал, чтобы не навредить ненароком окружающим.
- Скажешь что-нибудь по-гречески? - с улыбкой спросил Гриша и, взглянув на Таню, рассмеялся, - Ладно-ладно, это я шучу, тебя наверняка уже задолбали с этим вопросом.
- Не сказала бы. Ты первый сейчас спросил, но это ты шутишь. Я скажу, что меня, наоборот, в Греции постоянно просили что-то по-русски сказать.
- Так ты русская или гречанка? - спросила Таня.
- Тут сложно, - улыбнулась София, - Мама у меня гречанка, из приазовских греков происходила. Папа был русский. Я выросла в России и до трех лет жила в Ставрополе. Потом, когда распался Советский Союз, мама решила эмигрировать в Грецию вместе со мной. Хотела, чтобы мы жили в европейской стране, на родине ее предков. Отец не пожелал поехать. Корней греческих у него не было, так что гражданство было сложнее получить. По крайней мере, так мне мама рассказывала.
- То есть, ты сейчас к отцу в Ставрополь из Греции едешь?
- Именно так. Я первый раз в Россию еду.
- Первый раз? Это правда смело.
Таня снова засмеялась по своей привычке, хотя смотрела она на Софию теперь будто на диковинного зверя.
- Проблема только в том, что я не знаю, где именно папа сейчас, - сказала София, - Мама рассказывала, что он был батюшкой в одной из церквей, но в названии она не уверена. И еще когда мы уезжали, отец был чем-то сильно болен. Это тоже одна из причин, почему он не поехал с нами.
Взгляд ее стал тосклив после этих слов, она снова отпила вина, теперь большим глотком и, поставив бокал на стол, вдруг посмотрела на меня. До сих пор помню проникновенный взгляд этих больших коричневых глаз! Я все понял в тот момент, я увидел надежду и отчаяние, таящиеся в этом взгляде. Это было на короткий миг и она отвернулась, но это был зов ко мне, точнее, к чему-то во мне, но вот странно - добрые и нежные чувства к девушке в тот же миг словно были схвачены и снесены в сторону огромным потоком ненависти к себе и какого-то скрытого злорадства. Мне стало страшно от этих чувств, я хотел в ту же секунду исчезнуть с этого стола и снова оказаться у монитора у себя дома, за уютным стримом и вдруг выговориться, хорошенько облить какого-нибудь блогера или игру помоями, а в награду весь чат моих подписчиков мне бы рукоплескал и заливался хохотом вместе со мной. Вот тогда бы мне полегчало, вот тогда было хорошо!
- Это тебе, если на Ставрополь, надо через Владик, потом в Нальчик, а дальше уже Ставрополь, - сказал Гриша, - Но на сегодня я вам советую где-то заночевать, потому что дальше после Пасанаури начинается Крестовый перевал. Это опасная дорога с крутым серпантином. Сейчас весна, ее вообще должны были закрыть из-за лавин, но я спрашивал водителей, пока ехали, вроде сейчас проехать можно. Но я вам советую лучше завтра с утра ехать, и с каким-нибудь надежным водителем. Все-таки может быть и лавина, да и были случаи, какие-то бедолаги просто с серпантина срывались. Вот пару лет назад, недавно читал, трое на джипе ехали и вдруг сорвались - машина кубарем покатилась по склону этому, видео есть в интернете. Двое взрослых и маленький ребенок, все всмятку.
- Пфф, да ты преувеличиваешь, - махнула рукой Таня, - Если ты про то видео, что я думаю, там только ребенок погиб. Да и давно это было. Тут же не дураки ездят, знают, что почем.
- Хочешь сегодня поехать? - сдержанно спросил Гриша.
- Нет, я бы сегодня отдохнула, кстати, - рассмеялась Таня.
- Ну пошли тогда поищем, где палатку поставить.
Гриша с кряхтением поднялся из-за стола, Таня встала за ним.
- Ну, интересная вы парочка, - сказал он, - Как говорят у нас в Польше, легких дорог. Удачи добраться до Ставрополя.
- А ты из Польши? - удивилась София.
- Да не из Польши он, придуривается просто, - сказал я. - За чай я тоже плачу! Не смей платить!
Я закричал это, как только завидел, что бородач достает из бумажника помятые купюры. Он пожал плечами.
- Платишь так платишь. Ну бывайте, рады были пообщаться!
- Чао! - попрощалась, подмигнув, Таня.
Мы с Софией остались одни за столом, на котором еще оставалось вдоволь еды. Впрочем, не совсем одни - Виталик все еще продолжал сидеть. Я с неудовольствием заметил, что почти все съел он сам - я и София к еде едва притронулись. Мне хотелось заговорить с Софией, но в его присутствии это было неудобно. Я стал пристально смотреть на него, точнее на кепку, под которой скрывалось его занятое едой лицо. Я все надеялся, что он почувствует неловкую тишину, которая воцарилась после ухода автостопщиков, и сам поймет, что пора тоже отправляться восвояси. Но молчание нарушил подошедший администратор.
- Вам все понравилось? Добавки?
- Да, все отлично, генацвали! - совершенно неестественно и нахраписто зафамильярничал я, - Нам бы только еще заночевать сегодня где.
- У нас внизу гостиница есть.
- Прямо в ресторане?
- Конечно. Проходите ко входу, там слева стойка регистрации постояльцев.
Я посмотрел на Софию. Взгляд ее был спокоен и безмятежен. Она словно изучала меня в ответ. Я ничего не говорил - из трусости ли? Или я хотел, чтобы она сама поняла, в чем заключался вопрос? Если честно, я не совсем понимал вопрос сам. Я будто специально хотел, чтоб этот невысказанный сумбур потенциального будущего оформился в ней, в ее вопросе, чтобы она сама направила будущее. Но она, конечно, поняла мое малодушничанье и спросила:
- Что так смотришь на меня?
- Да так, ничего… - пробормотал я, чувствуя как краснеет все лицо.
- А мне… можно… с вами? - пробормотал Виталик, отрываясь от шашлыка.
- Нет, ну вы посмотрите на него! Вот же наглая рожа! - не выдержал я, - Мы тебя едой накормили, ты тут все и сожрал, прямо говоря! А теперь тебе еще койку подавай?!
- Нет… за я еду спасибо. Ладно… я могу и на улице.
София вскочила с места и горячо проговорила:
- Нет, нет, мы тебя поселим тоже. Я заплачу.
- Ой, хватит, - я схватил ее за рукав, - Вот опять то же самое. Вынуждаешь меня этого бездомного содержать. Ладно, ладно, так и быть, и за койку тебе заплатим. Только отдельно будешь!
Я вдруг поймал себя на мысли, что мы с Софией спорим словно молодая пара. «Да не может ведь вот так все быть. Так быстро. Невозможно!» орал голос в голове. Мы стали спускаться к стойке регистрации, она шла рядом безмятежно и спокойно, словно уже во всем полагалась на меня. Полагалась на такого, как я, мерзавца!
VIII
Справедливости ради, действительно смеркалось. Вы, друзья, на меня чего не подумайте, я сам в то время о многом разном думал. Но в тот момент для себя я твердо решил, что у меня с Соней ничего в тот вечер не будет. Скорее думал я о том, что пора бросить это авантюрство, эту игру в автостоп и сказать ей: «поехали, Сонечка, в Тбилиси со мной, а оттуда на самолете махнем в Россию вместе». Зачем эти Крестовские перевалы, эти опасности, если у меня деньги, у меня возможности, а у тебя цель хорошая, да и сама ты святая девушка. Святая девушка… Почему это так много значило для меня, я сам не пойму. Ни тогда не понимал, ни сейчас в голову не возьму. Но вот в этом все дело и было! Моя голова убедила меня, что она святая, а раз так, то нельзя было мне с ней никуда вместе, нельзя было вот так бросаться в эту помощь ей. Она ж не знала, какой я развратный человечишка! Она не знала ни про стримы, ни про сальные шуточки, ни про мою аудиторию, ни про заработки с казино-игр. Тем не менее, я разбрасывался деньгами, как павлин хвостом махает, да и про Христа, про веру что-то горячо говорил. Ну это я так думаю, почему она вдруг ко мне прильнула. Да я и сам будто нуждался в ней, да что там, я отчаянно нуждался в ней. Нуждался, чтобы она меня из грязи вытащила, хоть за волосы, но всего! Но в то же время меня ломало, что весь мой источник заработка-то был с этой грязи, а если она меня вытащит, то что дальше-то у нас? Это я вам, друзья, сейчас расписываю, чтоб вы понимали, как меня ломало и почему дальше последовало то, что последовало, после того, как мы номера снимать подходили. Заранее, так сказать, выгораживаю себя, лазейку убежать подготавливаю. Но была там и еще одна лазейка. Наверно, подсознательно я уже готовился к ней. Только мы подошли к стойке регистрации - Виталик тащился за нами, неся в руках пакет собранной со стола еды - как завидели какого-то здоровенного мужика в джинсовой куртке и с сигаретой в зубах.
- Здесь не курят, - с напряжением в голосе говорила женщина-администратор, видимо, повторяя в очередной раз.
- А, нельзя? Я только подкурить хотел, - пробормотал здоровяк, крупными щербатыми пальцами вытаскивая сигарету из зубов. - А де у вас можно… покурить?
- Выходите, снаружи курилка, - отрезала женщина и повернулась к нам, стремясь скорее уйти от неприятного собеседника.
Когда мы подошли ближе, я понял, что мужик еще и пьян. Несло от него знатно и вблизи разило так, что начинала кружиться голову. К моему ужасу, только завидев нас, он радостно закричал:
- О, братуха, ну ты там речь толкнул!
Я неодобрительно посмотрел в его сторону.
- Какую еще речь?
- Да ты там, наверху, про Христа распинался, аж все головы повернули. Я вот поддерживаю, тоже очень поддерживаю, а то сегодня люди про религию, то есть, про веру совсем забыли. Так шо ты молодец.
И он неприятно ткнул меня кулаком в плечом.
- Слушайте, вам чего от меня надо? - уже совсем в раздражении воскликнул я. Меня почему-то особенно бесило, что этот цирк видит София.
Мужик заложил сигарету за ухо, обнял меня за плечо и повлек за собой. Был он мускулистый и рослый, так что я буквально оказался за ним как за стеной. Лицо его все было в каких-то угрях и шрамах и напоминало выщербленную кирпичную стену. Несмотря на то, что он был пьян, меня поразил ясный взгляд голубых глаз. Когда он оттащил меня достаточно от стойки, вдруг стал говорить громким шепотом.
- Братуха, выручай! Я видел, ты там купюрами сорил, при бабках значит. Я тут гоняю с Владика до Тбилиси и обратно, людей вожу.
- Такси, что ли?
- Ну как такси? Мож сказать, что такси, но кто хочет, винца берет в дютике, провозим. Три литра на человека.
- Отойди!
- Да подожди, - он сильно держал меня за плечо, так что трудно было вырваться - У меня двое соскочили сегодня, не поедут. А я краем уха услышал, что твоей бабенке в Ставрополь надо. Ну так докину до Владика не вопрос! Сотка с человека - и завтра с утра помчим. Тока это… У меня там в багажнике вина на 15 литров, надо будет погранцам сказать, что ваше. Лады?
- Да куда ты поедешь такой пьяный?
- Эт ерунда! Щас подрыхну протрезвею, буду как огурчик с утра. Вот увидишь!
- Во-вторых! Какая еще сотка с человека? Это ты нам платить должен, что мы за выпивку твою ручаться перед погранцами будем.
Он почесал затылок, будто пошкреб наждаком кирпич.
- Тут ты прав. Ладно, ну хоть за двадцатку?
- Пусти, говорю!
- Да бесплатно повезу, слышишь? Ирод!
Я уже вырвался, как он мне вслед закричал:
- У меня мать помирает, деньги нужны. Диабет там третий какой-то, в больнице ей уколы делают, лекарство знаешь какое дорогое?
- И что мне, сжалиться над тобой? - желчно спросил я. Хотя голос я понизил - не хотел, чтобы нас слышала София.
- Да хоть так, - он махнул бревном-рукой, - Сжалься над дураком! Я ж выпивку не себе везу, я там продам, выручка вся в лекарства пойдет. Короче, вон моя машина…
Он показал огромным пальцем за окно, где у входа был припаркован белый минивэн с тонированными стеклами. На видимой ко мне левой стороне машины был сделан рисунок морды тигра с распахнутой пастью.
- У меня и татуха, кстати, такая есть, как на машине, - сказал он, видя, что я рассматриваю минивэн, - Хошь покажу, тут, на бицухе…
- Нет, спасибо, мы сами. Успехов! До свидания!
С этими словами я резко развернулся и чуть не бегом вернулся к Софии и Виталику. Они уже о чем-то договаривались с администратором.
- Мне обязательно с ванной… пожалуйста, - заикался Виталик, - Не мылся давно.
- С ванной ему… Ладно, будет тебе с ванной!
- Я уже заплатила за его номер, - сказала София.
- Ты что? Зачем тратишь деньги? Я сам за всех нас плачу.
- Нет-нет, я тоже хочу ему помочь.
Я швырнул на стойку кошелек и стал доставать купюры.
- Так, нам… - я замялся и быстро поглядел на Софию.
- Вам номер на двоих? - спросила женщина, оглядывая нас с девушкой.
- Ну… давайте… - я пыхтел, растягивая слова, все ожидая ее фразы.
- Нет, нам два разных номера, - сказала девушка, - Я заплачу за себя.
- Да успокойся, женщина! - рявкнул я, в душе очень радуясь тому, что она это сказала, - Я плачу! Два разных номера! И чтоб хорошие!
Последовали уточнения про количество кроватей, ванну и еще какие-то мелочи. Я сорил купюрами с Руставели, не разбирая суммы. Рядом номеров не оказалось, так что наши комнаты оказались в разных концах коридора. Поднявшись на второй этаж, где располагались номера, я зачем-то проследил за тем, как зайдет в свой номер Виталик. Только за ним закрылась дверь, я сказал Софии нервным тоном:
- Ну, давай, завтра утром встретимся.
И, не дожидаясь ее ответа, быстро пошел и закрылся в своей комнате. Напротив большого окна с занавесками в цветочек стояло кресло. Напротив, у стены - кровать и прикроватный столик. «Все - для этого самого» пронеслась в голове мысль, когда я бухнулся в кресло. Тут же я схватился за голову: «Боже мой, о чем я думаю?». Я уселся, чтобы передохнуть, но мысли лезли одна за другой, и от них все мое тело охватила тревога. Я вскочил с места. Вдруг пришла спасительная мысль, что надо помыться. Я радостно за нее ухватился, тем более, что так и было: после сегодняшнего автостопа кожа казалась липкой от пота, а открытые места будто покрылись толстым слоем грязи. Не говоря о том, что голова гудела, а затылок пульсировал той неприятной болью, которая обычно разрастается, пока не заполнит весь череп. Мышцы тела, особенно спина и поясница, сильно ломили. Я разделся, бросился под душ, включил полный напор воды и добрых полчаса отмокал под лейкой.
«Это все, конечно, хорошо, но что ты тут вообще делаешь?» пришла в конце концов мысль, «Это ж авантюрка всего лишь. Пора бы уже и закончить. Ты вот с этой девушкой сошелся, а для чего? Если завтра с ней ехать дальше, то это уже точка невозврата будет, как в играх твоих. Она, видал, на тебя полагаться начала, тем более, ты сам к ней липнешь. Но тут надо будет открываться ей, надо будет себя настоящего показывать. Надо оно тебе? Так что давай, друг, бросай шутить, с таким лучше и не шутить вовсе, поехали назад. Запустим стримчик этим своим «Здааарова, геймеры!», пообносим какого-нибудь блогеришку мелкого, похохочем с братюнами в чате, деньжат замутим, а потом сколько хочешь девчонок у тебя будет».
Я выскочил из душа еще в большем душевном смятении, чем был, хотя мне и посвежело. Одевшись, я уселся у окна и уставился на горы в лучах заходящего солнца. Голова совсем разболелась, и посреди болевых пульсаций я все больше укреплялся в мысли, что мне действительно лучше всего будет сейчас все бросить и уехать обратно. Действительно, я сейчас Соню в заблуждение вводил своим поведением. Шутка заходила слишком далеко. Лучше б, наверно, я ее никогда не встречал, доехал бы уже сегодня до Крестовского перевала и сгинул там с таким-то пьяным дураком за рулем, который сейчас меня там поймал внизу. Почему я ее вообще и повстречал? Меня зло взяло от этой мысли. Я вам должен сказать, друзья, что в глубине души в случайности не верю. И встреча с Софией, я совершенно точно был уверен, была неслучайной. Хотя почему я был уверен, вот этого я никогда не скажу. Скажу только, что ни с одной девушкой у меня сразу такой связи не было, как с ней тогда. Но эту мысль я отгонял, я уже хотел и вовсе ни о чем не думать, а только выскочить из номера и поймать попутку обратно в Тбилиси. Пусть его! Пусть едет в свой Ставрополь, пусть ищет своего отца. А нам не по пути!
И только я решился, только схватился выходить, как в дверь постучали. Повернув ручку, я с замиранием сердца открыл дверь. За ней стояла София. Она скромно улыбалась и по-доброму смотрела на меня.
XI
- Не мешаю? Можно войти? - спросила она.
- Ну я… - я запнулся, не зная, что сказать. Я чувствовал себя так, будто она застала меня за чем-то постыдным.
- Если неудобно, то я пойду. Увидимся завтра, - спохватилась она.
- Нет-нет! - сказал я, широко распахивая дверь, - Заходи-заходи! Я вообще хотел… Да, мне было интересно с тобой поговорить тоже.
Она не сразу вошла, видимо, почувствовала странную перемену во мне. Добрая улыбка ее сменилась осторожным взглядом. Она вошла и стала посреди комнаты. Как я сказал, сесть можно было или на кресло или на кровать. Девушка выжидательно посмотрела на меня. Наверно, ждала, что я предложу. Я же заговорил совсем про другое:
- Воды? Прости уж, вина нет.
Совсем не знаю, почему я про вино брякнул. Это было совершенно неуместно и, конечно, имело совершенно ясный подтекст направления нашей встречи. Я зарделся и готовился, что она сейчас зарядит мне пощечину и вылетит из комнаты. Да что там - я ж специально и спошлил, чтоб она вылетела! Но она просто покачала головой:
- Нет, вина не хочу. А так ничего не надо.
- Точно? Ну ладно. Что же ты, присаживайся.
И я с поспешностью сел на кровать, но как можно дальше отодвинулся на край. София, увидев мой выбор, повернулась и села в кресло напротив меня. Я почувствовал разочарование и даже обиду.
- Удобно у тебя здесь, - улыбнулась она, откинувшись на спинку.
Ее маленькие ручки покоились на подлокотниках, а сама она сидела ровно и прямо, высоко держа голову и шею. Я почему-то особенно засмотрелся на ее шейку, только сейчас обратив внимание, какая она была у нее красивая, длинная и изящная. Под нижней губой у нее виднелась маленькая родинка, которую я до этого тоже не замечал. Также не замечал я и узора из цветов, вышитого на рукавах ее блузки. Она вызывала сравнения с молодой аристократкой или принцессой из знатного рода, до того с достоинством она держала себя. При этом от нее вообще не исходило никакой гордости. Словно вот такая возвышенность была ее внутренним неотъемлемым качеством, о котором она будто не подозревала, а может даже не сознавала его.
- Что так смотришь на меня? - спросила она.
- Ох, София, русские девушки так никогда не спросят. Вот опять выдаешь себя, что иностранка.
- Почему не спросят?
- Да кто его разберет, почему. У вас европейцев менталитет все по полочкам разложить, в коробочки засунуть и подписать. Вот чего я смотрю? Спроси, я сам не знаю, чего смотрю, сам понять пытаюсь. Лучше вопрос, чего мы встретились? Вот тут загадка, если спросишь меня.
- Да, ты интересный человек.
- Ох, не говори так, - я вскочил с кровати и широким шагом прошелся по комнате из одного угла в другой, - Ты меня не знаешь. Я человек нехороший, очень даже нехороший. Вот я сейчас деньгами сорил здесь, ты думаешь, это все честно заработано было?
Я снова бросился на кровать и уселся на самый краешек, наклоняясь как можно ближе к ней. Соня молчала и смотрела на меня с серьезным видом.
- Вот скажи мне, Соня, ты же прямо-прямо верующая, в церковь ходишь?
- Да, у себя в Греции я пела в клиросе в нашей церкви.
- Петь это здорово. Но я вот про ритуалы эти, или как его правильно? Обряды? Я про исповедь и причастие говорю.
- Да, конечно, я все это делаю на литургии.
- Вот-вот, Соня, я просто очень сильно в этой самой исповеди нуждаюсь. Понимаешь?
- Тогда иди на литургию.
- «Иди на литургию» - как будто это просто! Я был, между прочим, я был, очень исповедоваться хотел. И зашел в один храм - это еще в России было, когда жил. И знаешь что? Перед тем как зайти, я перед храмом долго гулял, а там мужики курили во дворе. Я бросил взгляд, кого-то из них запомнил. Потом иду на эту литургию - кадилом батюшка помахал, так, что голова кружится от этого ладана, потом все что-то бормочут на церковнославянском, хор заливается, кланяются все, кресты кладут, а я вообще не пойму что и как. Спрашиваю тихо: «Где тут исповедаться?». Я ж фильмов западных насмотрелся, а там в будочке у этих католиков. А мне говорят: «Вон к священнику иди». А там не будочка даже, просто в рясе стоит поп возле книги. К нему очередь выстроилась, по две минуты что-то бубнят, и он отпускает. И я думаю: «Как это, не в будочке, а перед всеми?». Потом присмотрелся - а священник был один из тех мужиков, что во дворе курили! Рожу его запомнил! А теперь он исповедь слушает! Еще ухмылялся, как люди подходили - сам, небось, греховодник страшный. И мне перед ним свою жизнь выкладывать! Да он про себя хохотать будет, какой я жалкий и дурак! А сам за свои лета-то! Мне так противно стало, что я выбежал из этой церкви и больше не заходил никогда. Никогда потом на литургии не был.
- Исповедь не перед священником. Это просто человек, он может сам грешный. И наверняка грешный. Исповедь перед Богом. Но для этого нужно искреннее покаяние.
- В-о-о-т. А что это вообще, покаяние твое?
- Надо признать, что ты грехом занимался. Раскаяться перед Богом. И потом уже так больше не делать. По-гречески, кстати, «покаяние» это «метанойя», буквально «перемена ума». То есть, ты меняешь себя.
- Ну это слова, а практически? Что делать, в ножки кому упасть? Я высказаться хочу, София, я не могу на сердце держать.
Я запнулся. Я хотел сказать, что хочу высказаться ей, но что-то меня удерживало. Будто скажи я так, и все, и что-то рухнет за спиной, а сам я в обрыв какой полечу. Вдруг меня озарило.
- Твой отец в России, ты сказала, что он батюшка в храме. Вот ему, я хочу исповедаться ему! У такой святой девушки, как ты, должен быть и святой отец. Святой отец… Да, извини за каламбур. Но я не про то. Я поеду с тобой в Ставрополь, Соня, и мы будем его вместе искать!
Девушка стала печальной после этих слов и скрестила ладони в замок.
- Да, я рассказывала об отце, но, если честно, я не знаю, смогу ли его отыскать. Это было очень давно, он был сильно болен, и я не знаю…
- Тогда зачем ты едешь? Нет, Соня, Сонечка, надо верить, что он жив, что он ждет тебя.
- Если честно сказать, - она замолчала, потом резко продолжила, - Если честно сказать, то я от матери своей убегаю. Вот как эта Таня рассказывала, как начала стопить. Мне не нравится, как моя мама живет. Мне не нравится, что она отца оставила и из России уехала тогда. Потом совсем не интересовалась его судьбой, не искала его, не узнавала, что с ним. Быстро вышла замуж за другого, за грека. У меня появилась сводная сестра от отчима, но мне с ней трудно найти общий язык. Она не верующая, как и моя мама, спит с разными парнями, а считает, что это нормально.
- То есть, как? Тебе некуда сейчас возвращаться? Ты все бросила и поехала в Россию, надеясь найти отца и жить у него?
- Нет, почему? Я могу вернуться к матери, хотя, скорее, я уже буду снимать квартиру отдельно от нее и сестры. Но меня всегда тянуло к России, наверно, из-за отца. Если я его найду, это будет большое чудо.
- Ну так давай надеяться на это чудо! - воскликнул я.
Она рассмеялась и кулачком потерла правый глаз. Я не сразу понял, что это из-за побежавшей слезинки. Я горячо заговорил:
- Соня, ты сама не сможешь в России, ты пропадешь. И не думай, что у нас все такие верующие, православные. Ты наверно так думаешь? Что вот мы с вашей Византии веру заимствовали, Третьим Римом стали, все тут святые ходим. Да какое! Наш русский мир нелепый, тут одно с другим не вяжется. Мы всего хотим и сразу, мы все люди широкой души, как и наша страна. Но вот работать, работать никак не хотим, чтоб не на словах, а на деле что-то было! Точнее, как - мы можем и работать, и самих себя всей душой во что-то отдавать, но только опять же размазано как-то получается, как будто все пустое, как будто подспудно мы знаем, что это ведь материальное, а не духовное, ну и тогда зачем это все? Про прогресс цивилизации вот говорят, что мы не живем как богатые страны первого мира - Америка там или Европа. А ведь у нас ресурсов ого-го! Так чего мы сидим? А ну как впряжемся, понастроим, сделаем лучшую страну в мире, чтоб аж Китай завидовал. Так вот и видишь, сразу слова какие? «Завидовал»? В этом уже греховное есть что-то, в этом прогрессе, потому что не наш он, не русский. Он навязанный куда-то стремительно бегущим Западом. Ну так он бежит, он в лихорадке, потому что у них там ни ресурсов, ни пространства, надо постоянно эксплуатировать кого-то и себя выше других ставить. А нам как-то это и неприятно - себя выше других, то есть. Точнее, может и приятно часами… А, тьфу! Видишь, эта наша раздвоенность русская и во мне сидит, да глубоко сидит!
Я запустил руки в волосы. Лицо горело, все тело лихорадило, сам не знаю почему. Соня внимательно смотрела на меня. Одной ручкой она накручивала вокруг пальца локон волос в сильном напряжении. Мне показалось, что она меня боится. Из-за этого я почувствовал досаду на себя.
- Ах, София, мудрость ты предмудрость, видишь? Я даже сам себя не понимаю! В глубине души я хочу одного, но другая часть меня, вот та самая греховная и приземленная, хочет другого, обольщена удовольствиями этими. Точно так у нас у всех, русских-то! Мы, если надо, собой ради другого пожертвуем, нищего накормим напоим и всем долги простим. И от этого хорошо душе, душа поет! Но вместе с тем тянет - и страшно тянет - к плотскому и ко греху. Наесться, напиться до отвала, с женщиной красивой сойтись, да не с одной, а со всеми, а потом еще себя показать, возвыситься над всем миром да так чтоб гремело, так, чтоб о тебе все слышали и знали. А что знали и как - это уже не важно!
Вот, наверно, в этом все и дело - что у нас презрение есть к этому миру материальному, хоть он нас и обольщает постоянно. Мы как обольстимся, насытимся, так сразу потом презирать его бросимся, а себя истязать будем, что соблазнились. Вот такая наша, среднего русского, то есть, жизнь. Хотя нет, дай я тебе ее опишу уж детально. Обычный русский парень, скажем, вот как я, рождается в старой разваливающейся хрущевке на окраине города посреди останков коммунистической мечты. Он ничего не понимает ни про себя, ни про мир - откуда пришел и куда идет. Он соринка на ветру, буквально. Он окружен смертью и разложением старого мира. А новый еще не пришел, и неоткуда ему прийти, а потому отчаяние, потерянность витают во всех людях. Родители его не хотели его появления, потому что любви между ними никогда не было, а детей завели, потому что так положено или просто по пьяни получилось. Так вот, такого ребенка, конечно, они не любят. Еще они не понимают, как его растить, а потому отдают на откуп улице. Тем более, в однокомнатной квартире и так троим тесно. А на улице он быстро знакомится с развратом - сейчас у нас уже девочки спят с мальчиками в 12 лет - мне друг рассказывал. Причем описывают это в таких сальных выраженьицах, что диву даешься - откуда успели нахвататься. Но это только начало - в больших городах все наркотики есть, а потому можно их все быстро перепробовать. Ну вот наш парень, может, и найдет спасительное забвение от своего случайного появления на свет в кокаиновом угаре где-нибудь в больнице советской постройки, где никогда не было ремонта и где врачам дела нет до еще одного нарика. «Туда ему и дорога» пробормочут, когда в морг исколотое иголками тело двадцатилетнего пацана повезут.
Но может у этого парня какая-никакая воля все-таки есть, и он захочет свою бессмысленную одноразовую жизнь сделать хотя бы терпимой. Пойдет образование получит, выучится на какую-то значимую в обществе профессию - врача там, адвоката, учителя. Потом будет долго искать, но все-таки найдет себе женщину, которая всего раз была в разводе и не так сильно травмирована мужчинами. Конечно, верной она ему не будет и будет постоянно изменять. А он будет знать, но терпеть, потому что, если разведется, то придется платить алименты. От этого он, конечно, сильно запьет и начнет ее колотить. Она будет терпеть, потому что в глубине души ненавидит себя и считает развратной и падшей женщиной, которая заслуживает побоев. Они оба не любят себя и лишь терпят свое одноразовое существование, потому что так принято. Да, Соня, у нас принято не жить, а терпеть жизнь. Мы не привыкли любить жить, мы все хотим страдать, а потом терпеть эти страдания. Мы не верим, вот совсем не верим, что эта жизнь чего-то стоит вообще, что вот потерпим, умрем, а там-то… там-то жизнь и будет. Но и это наверно, и это неточно. А потому и выхода из страдания нет никакого.
Я все это рассказывал, а сам смотрел на девушку. Мне вдруг стало страшно от своих слов, а на сердце сделалось грустно и тоскливо. Соня, между тем, сидела, сцепив ладони, и слушала меня очень внимательно. Выражение ее лица стало сострадательным. Неужели она сочувствовала мне? Она что, думала, что я ей вот так плачусь, что ли? Что эти неудачники, кого я описывал, это я и есть? От этой мысли я наполнился злостью и желчно продолжил:
- Хе-хе, София, ты спросишь, а как же я? Кто же я из этих? Если не спился, скурился, значит, меня ждет тоже русское страдание с какой-нибудь бабой-пустышкой? А вот и нет! Я обманул систему, Соня, я современный мир понял. Я понял, что если у тебя есть какой-никакой, но талантик, пусть хоть маленький, в том, чтоб языком молоть и информацию искать, то и система этого мира тебя вознесет. И я вознесся за счет своей речи, своей внешности, своих текстов - а еще за счет того, что я умею темы горяченькие искать. И на темы горяченькие говорить. И обсуждать, что другие сделали и сказали. Да так все задорно у меня получается. А, впрочем, я сам не знаю, почему я вознесся, нет, тут скорее, меня за что-то вознесли. За самое мерзкое, гадкое и низменное вознесли, потому что только этого всем сегодня и надо. А я представь, вознесся на фонтане грязи, а оказалось - этого не хочу, совсем не хочу!
Последние слова я сказал словно в лихорадке, вскочил с кровати и подошел близко к девушке. Я ждал, что она отшатнется, но София замерла и продолжала внимательно смотреть на меня.
- Я вот, Сонечка, поверишь, как тебя увидел, так понял, что ты святая и спасение мое, - сказал я и, как был, бухнулся перед ней на колени, - А тут оказывается, что не только мое, но даже и всей России спасение. У меня канал на известном сервисе, у меня много подписчиков, только говорю я не о том, я пороки людские эксплуатирую. А вот ты верующая, ты святая, ты в Россию веру проповедовать едешь, ведь так? Нет, не отвечай, подожди, ты сама себя тоже не понимаешь. Ты говоришь, отец… Но мы найдем твоего отца, слышишь! А потом мы поедем вместе по всей стране, по всем храмам, будем ролики записывать, что вот русский с гречанкой православной сошелся, обратился тоже в православие. Какой пиар-ход! Я покаюсь, я перед всеми подписчиками покаюсь в своих грехах, это будет отдельное большое видео. На первой странице видеосервиса может даже будет. Я раскрутку запущу на все деньги. А потом мы будем записывать ролики о вере - я стану полностью верующим и православным и мы с тобой поможем веру в России возрождать. И у меня уже раскрученный канал, люди пойдут, непременно пойдут, их эта история проймет! Скажи мне, веришь ты или нет? Ну скажи, что веришь, скажи!
Соня долго смотрела на меня прежде, чем что-то сказать. В ее взгляде были одновременно любопытство и тревога. Но еще что-то большее - будто намек какой-то. Она взяла мою руку в свою ладонь. О, как приятно было это касание! Словно электрические импульсы побежали по ладони, вдоль по руке, а затем до мурашек пощекотали шею. Мне захотелось посильнее сжать ее нежную ручку и уже никогда не отпускать.
- Ты говоришь, я святая, - тихо проговорила она, скосив взгляд на пол, - Почему ты так говоришь?
- Ну как? - я аж взвился, - Я вижу, да ты сама говорила. Да и сердце, сердце мне так говорит.
Она быстро подняла глаза, снова этот странный намек в глубине ее взгляда. Как будто она играла со мной!
- Я рада твоим словам, только я просто обычная православная гречанка. То, что ты сейчас сказал - я не все поняла…
- Еще бы! Да я сам половину не понял. Я же говорю, что не понимаю себя, Соня.
- Но вот, ты выставляешь себя сейчас таким пошлым и грубым. Но ты ведь не такой. Ты говоришь, что видишь, что я святая. Я тоже вижу, что ты не такой, как говоришь. Как будто…
Она запнулась, взгляд ее напрягся. Ее ручка стала гладить мою ладонь с каким-то нервным напряжением. Я с замиранием ждал ее слов, боялся вздохнуть!
- Как будто ты играешь во что-то. Не знаю, как сказать. Я думаю, что все люди христиане, потому что мы все несем в себе образ божий. Но не все могут принять Христа. Это сложно, это не игра. Я тоже не скажу, что я святая, потому что идти к Христу - долгий путь. А ты сейчас так говоришь, как будто это все игра. И твоя пошлость игра, и твой план поехать со мной - игра.
Эти слова почему-то меня сильно разозлили.
- Да какая игра! - я сильнее схватил ее ладонь, приложился к ручке губами - о, как приятно было почувствовать это касание! - Соня, я никогда еще внутри себя такой правды не чувствовал! Я подлец и мерзавец, но я правду сейчас говорю! Поверь мне!
В этом крике было много отчаяния, и в глубине души я знал, что она правду говорит. Но в то же время знал я, что, хотя в моей речи было много лицедейства, но вполовину там была и искренность. Искренность, какой я давно - да что там, наверно, никогда - не чувствовал ни к кому. Я словно пытался вырваться из своего грязного болота, из маски пошлости и разврата к свету, которым была она. Я ждал, что она меня схватит и потянет, я ждал от нее слова! Соня улыбнулась и сказала:
- Верю. И я очень рада, что ты хочешь помогать мне. Правда очень благодарна.
Она снова посмотрела на меня, в этот раз не отрывая глаз. При этом она все поглаживала своими маленькими ладошками мою руку. И вот странно - все это время, с момента как встретил ее, я практически не сдерживал себя: говорил и делал от чистого сердца (или думал, что от чистого, ведь какое оно у меня чистое!) до такой степени, что аж самому было страшно. А в тот момент я вдруг почувствовал страшное малодушие и трусость. Я вдруг выдернул руку из ее уютного клубочка ладоней и вскочил на ноги. Я чувствовал себя страшно неловко. София, впрочем, поняла это по-своему. Она элегантно встала с кресла и спокойно сказала:
- Хорошо, увидимся завтра. Спокойной ночи.
Я вдруг хотел кинуться к ней, обнять, я чувствовал, я страстно хотел это сделать! Я совсем не хотел, чтобы она сейчас уходила. Но что-то сковало меня изнутри и заставило безжизненным голосом произнести:
- До завтра.
Она улыбнулась все той же доброй улыбкой. Руки она держала у груди в замочке, и как-то это было так нежно и в то же время по-простому. Она некоторое время стояла, словно все-таки ждала моих действий.
- Я очень рада, что мы встретились. Спасибо, что помогаешь, - наконец, сказала она.
Так я ее и запомнил - тоненький стебелечек женской фигурки в белой одежде с ручками у груди и добрым простым взглядом. После этого она обернулась и вышла. Стараясь ни о чем не думать, я рухнул на кровать. Мысли носились в голове, но я гнал их прочь. Несмотря на душевную бурю, которая меня охватила после разговора с Соней, тело мое было настолько измучено прошедшим днем, что я быстро заснул.
X
Мне приснился какой-то безобразный сон. Будто я вообразил, что не могу погружаться под воду. Да и вообще плавать вроде как не могу. То есть, если войду в воду, то утону. И надо мной смеялись люди вокруг, что я этого всего не могу делать. Я чувствовал стыд и неловкость. И вдруг следующая сцена - мы где-то в малознакомом мне месте, чья-то загородная дача или что-такое. И там пруд, и на другой стороне пруда бюст. Ну такая голова из гипса, а вот чья - не разберу. Но голова эта очень важная почему-то для меня. И вот на бюсте черное пятно - прямо там, где глаз. Мне очень захотелось оттереть его, сам не пойму почему. Но надо ведь озеро переплыть, а я же не умею. И вот я решаю, что все-таки должен плыть, а там будь что будет. Все вокруг смеются. А потом неожиданное - я снимаю крест с себя, причем напоказ, что вот - снимаю, чтоб плыть. Хотя никогда я никаких крестов в жизни не носил. Тут мне в ответ пихают гроздья крестов со всех сторон другие люди. Они все хотят, чтобы я плыл, и из солидарности дают мне свои кресты. А там золотые, серебряные, какие хочешь! Все такое дорогое пестрое. И тут я с ужасом понимаю, что никуда ведь и не поплыву, что это уловка моя какая-то была, чтобы эти кресты корыстно заполучить. Или, может, изначально во мне все-таки желание плыть было, но как увидел эту роскошь, то сразу хитрость заиграла.
От этого мерзкого ощущения, что я предатель, я и проснулся. Сердце стучало, в голове была необычная ясность и, вместе с тем, тяжесть. Я глянул на часы в телефоне - 6:30 утра. Какая рань. За окном уже была видна полоска света от восходившего солнца. Я некоторое время лежал, пытаясь понять, почему я снова не засыпаю. Прошедший сон все никак не уходил из головы, а вместе с ним и навязчивая мысль: «Не хочу я нести никакие кресты, не хочу, не хочу!». Вот же странно - какие-то сны раз - и прошли. А какие-то будто послание извне, остаются в голове и припоминаются еще долго, возможно, годами. Я понимал, что этот был из таких. Сколько я ни силился, заснуть не мог. Схватил телефон и открыл мессенджер. Я весь прошедший день не проверял сообщения. Ожидаемо, там было около сотни непрочитанных - вопросы от подписчиков, других блогеров, предложение партнерки или рекламы. Я пролистал их из праздности - голова все еще была пустая. Вдруг одно из сообщений зацепило меня.
«Сатри, как жестко опустили Виталыча! не, ну надо стопудов ролик тебе сделать. Подписота клюнет, ты ж у нас разоблачитель, рыцарь в белом, хе-хе» - было сообщение от одного из более мелких блогеров, с которыми я иногда на попойки ходил.
Я тут же открыл видео. Виталыча я запомнил хорошо. Вот он был из тех, кто записывал на меня разоблачительные видео, хотя мы с ним вначале делали колабы и совместные ролики. Но потом внезапно он прозрел и стал обвинять меня в продажности - мол, казино под видом игр детям рекламирую, ищу хайпа на пустом месте, пошлости и скандальчики люблю. Все это, конечно, было верно, и я это иронично обыгрывал на стримах, но вот от Виталыча мне было сложнее всего отделаться. Я пытался его высмеять и затроллить, но беда была в том, что у него рос канал и умножались подписчики, а потому вес в его словах все-таки был. Тут мне оставалось только ждать, когда он оступится, чтобы я мог ударить, как говорится, по-больному и хорошенько так подмочить его репутацию в отместку за эти его «разоблачения». Это видео, что мне прислали, и была эта возможность - на блюдечке с голубой каемочкой.
Оказалось, что Виталыч во время колабов со мной - или еще даже чуть раньше - вещал на англоязычную аудиторию, записавшись в промоутеры какого-то онлайн-казино. Компромата мои дружки-блогеры нарыли будь здоров - да, впрочем, он был в общем доступе на его канале для всех, кто знал его альтер-эго (а подписался он, иронично обыграв свое имя - Vital Itch). Бог знает, почему он все это не удалил, когда завел другой канал и сделался «честненьким». Но там были и крутки в казино и разговоры о том, как это все честно и как «даже дети могут в это играть». Словом, продавался он там знатно, а еще совращал к азартным играм других. Я быстро пролистал эти видео, пока лежал на кровати, а внутри меня в это время зрел сладенький план мести - как я еду домой, запускаю стрим, в прямом эфире с подписчиками обсуждаю всю подноготную этого «святого» блогеришки. Или все-таки видео полноценное записать, чтоб хорошенько косточки ему перемыть, обсмаковать свою победу, так сказать? Ух как я его втопчу в грязь, ух как отыграюсь за все те разы, что он меня опускал! Так втопчу, что это его белое пальто все грязью покроется раз и навсегда!
Я сунул телефон в карман и вскочил с кровати. Собирать мне было нечего - вчера заснул, в чем был. Надо было только схватить сумку и ехать. Но только я взялся за ручку, как моя ладонь задрожала. Что-то останавливало меня, да не просто останавливало, казалось сейчас, что мое сердце буквально расплющится в груди от каких-то внутренних тисков. «Я же обещал ей, что поедем», - появилась мучительная мысль, «Я ей столько всего нагородил про себя, а теперь сбегаю, просто сбегаю!». А потом другой голос: «Да это ты выдумал все про нее! Помнишь-то сам, как она себя вела? Разве святая так бы себя вела? Пришла в номер к парню под вечер в одиночестве. И как на тебя смотрела! Потом еще и сама намекнула, что ничего нет в ней святого. Накрутил ты не пойми что. Да а кроме того, она скорей всего на деньги твои клюнула. Увидела, что ты при бабле, вот и хочет примазаться». Я сильнее схватил ручку и распахнул дверь. Отгоняя мысли о Софии, я старался думать о Виталыче и о ролике, который буду записывать. Это помогло: нутро мое наполнялось какой-то необузданной энергией и жаждой жизни. Вот! Вот она где для меня жизнь-то была! А с этой гречанкой так, отвлеченьице было. Повеселился и хватит. Еще каналом буду жертвовать ради ерунды! Хотел покаяться прилюдно - еще чего. Нет, моя пошлость мне слишком дорога, она моя вода и соль жизни, я денюжки с этих несчастных буду стричь, пока не надоест.
Перед тем, как спуститься по лестнице, я проходил мимо ее номера. Промелькнула мысль: а если она уже встала и ждет внизу? Может, пошла завтракать или просто вышла из номера. Что тогда? Надо же будет как-то вывернуться. Либо может наоборот с нахальством бросить ей в лицо: «Уезжаю, дорогая моя святоша!». Нет, это будет совсем уж неудобно. Я поменял молодцеватый шаг на ходьбу на цыпочках и буквально прокрался мимо ее двери. Спустившись по лестнице будто вор в ночи, я быстро зыркнул по сторонам. Никого - только заспанный уборщик смотрел на меня мутным взглядом, сидя на стуле у входной двери. За стойкой администратора тоже никого не было. Я вынул из кармана ключ от номера, не зная, кому отдать. Уборщик, видимо, тут подрабатывал за ночного администратора, потому что, как увидел, что я делаю, так махнул рукой и сказал:
- Остав ключ на стойка.
Я почти с облегчением отбросил ключ, словно у меня в руках была змея и побежал к выходу. Вот только в дверях опять остановился. На сердце была тоска такой силы, что казалось, оно сейчас лопнет. Я вдруг снова бросился к стойке, я искал ручку и бумагу. Конечно, их там не было. В секундном умопомрачении мне захотелось написать Софии прощальную записку, где я бы объяснил себя. Всего пара предложений о том, хотя каких? Обвинять себя? Обвинять ее? Написать, что я смалодушничал и убежал обратно в жизнь позора и разврата? Или сказать ей, что она лепит из себя не пойми кого, хотя пришла ко мне ночью с известными намеками? Я почти завыл от того, как это все было пошло. Ну почему, почему самую высокую минуту, самый высокий момент я непременно хочу сменить на падение лицом в грязь, а идеал мой - истоптать и разрушить? Что же со мной не так? Я ударил кулаком по стойке в приступе раздражения. Потом услышал недовольный голос уборщика:
- Эй, зачем ломать?
Я обернулся - он уже встал с недовольным видом. Сна в глазах уже не было, напротив, он был насуплен и серьезен. Наверно, подумал, что имеет дело с пьяным и сейчас, возможно, предстоит драка. Мне вдруг пришла в голову идея. Я бросился к нему и, чуть не хватая за грудки, спросил:
- Вы помните, тут парень на машине вчера был? А, помните?
- Чиво? - он смотрел на меня как на помешанного, - Какой парэн?
Я потащил его к выходу. Минивэн с тигром на боку все еще стоял у входа. Я радостно тыкнул в него пальцем.
- Этого парня машина! Ну, узнаешь? С тигром, смотри!
- Тигр? Э? - он прищурил взгляд.
- Да вот же, ну? Где он живет? Мне парень, которого эта машина, нужен. Понимаешь ты или нет?
Я почти затряс его за грудки, словно хотел вытряхнуть из этого уборщика вчерашнего мужика.
- Слушэй, отцэпис, - он недовольно оттолкнул меня и вернулся к стулу.
- Так вы мне поможете? - в приступе отчаяния спросил я.
Тот уселся на стул и демонстративно отвернулся, скрестив руки на груди. Внезапно меня позвал сзади женский голос:
- Молодой человек, чего вы тут раскричались?
Я обернулся. За стойкой стояла женщина, которая вчера нас заселяла. Скорее всего, она вышла на шум из соседнего помещения, где ночевал персонал. Вид она имела недовольный и строгий. Мне вдруг стало стыдно. Я сомкнул руки на груди, словно молился, и уже почти шепотом заговорил, приближаясь к ней:
- Простите, пожалуйста, очень срочно. Помните мужчину, который тут курить вчера хотел, а вы не дали?
- Ну помню, - она зевнула.
- Так вот, мне очень-очень нужно знать, где он остановился. Есть срочное дело, дело первой важности. Я ему должен передать важную весть.
- Этому прощелыге? - она поморщилась, - Мы его почти даром заселили, денег у него почти не было. Хотя тут многие его знают, часто мотается. И матушку его пару раз видели. Если рассказывает правду про нее, то жаль его, конечно.
- Так давайте я за него заплачу!
Я тут же распахнул кошелек и стал предлагать ей деньги.
- Ой, да ладно, - она махнула рукой, - Раз вы его знаете, то идите. Только не пейте и не курите там, а то он любит иногда.
- Клянусь, ничего не будет. Ах вы моя милая моя, добрая женщина. Вот, а это все-таки вам.
И я кинул на стол бумажку в десять лари. Она покачала головой и назвала номер. Я опрометью метнулся туда. В голове стучало, что я должен успеть. До чего? До того как пробудится София и увидит мой позорный побег? Ну да, пожалуй, что и так. Хорошо было, что комната мужика располагалась в противоположной стороне от комнаты девушки. Я чуть ли не бегом добежал до двери и громко постучал. Мне не отвечали. Я с силой дернул ручку. Было закрыто. Я снова ударил кулаком. Тишина. Я продолжал и продолжал стучать - грохот стоял на весь коридор. Я вдруг подумал, что разбужу Софию и опустил руку. Только я смирился с мыслью, что и затею с минивэном придется оставить, как по ту сторону двери послышался шум и вскоре дверь открылась. Все та же щербатая морда, что и вчера, только еще более красная и опухшая, смотрела на меня. Только я глянул на него, как понял, что моя затея провалилась.
- Ах ты сволочь, да ты бухал всю ночь, - процедил я злобно.
- А, че? - он будто силился вспомнить меня. Потом вдруг лицо его прояснилось, и он улыбнулся, показывая прогалины в ряду желтых зубов, - О, ты ж проповедник со вчера. Как дела-то?
- Так ты пил? - спросил его я, подходя почти вплотную. Впрочем, от него не несло.
- Не, ты че, какое, брат? Седня ехать во Владик, я не пью перед поездкой, погранцы не любят, - и он посмеялся. Впрочем, смех его быстро перешел в хрип, и он закашлялся.
- Слушай, ты вчера предлагал подвезти нас. Еще в силе?
- Да ну канеш в силе, - он ухмыльнулся, - Прыгай, довезу, только за три литра надо будет отчитаться перед погранцами.
- Я не поеду, - я достал из кармана бумажник и, вытащив всю наличку, помахал ему перед носом, - Вот, смотри, все твое, только довези девушку, что со мной была, до Владика. Там еще парень есть, Виталик, тот еще кадр, может ему тоже надо будет. Хотя тебе же люди нужны, так что возьмешь точно. В общем, вот деньги, а вот где они живут.
И я назвал ему номера комнат Софии и Виталика. Мужик пришибленно смотрел на меня все это время, словно не верил, что ему такое счастье прилетело. Как я сказал свое, он тут же заграбастал деньги у меня из рук - а там было и немало сотен - и чуть не плача, начал лебезить:
- Спасибо, добрый человек! Это моей маменьке на лечение будет, подсобил, подсобил! Брат, тебе все вернется, втройне вернется, клянусь!
- Да тихо ты, тихо, - в досаде сказал я, боясь, что Соня проснется от крика на весь коридор, - Только смотри - довези обоих в целости и сохранности. Смотри, к девчонке не приставай.
Не знаю, зачем я это говорил. Словно я мог проследить, как он себя будет вести в своей поездке! Впрочем, он на все кивал и соглашался и в конце осыпал меня ворохом «братанских» благодарностей. Сказал, что прямо сейчас пойдет, всех разбудит, и они поедут. Я сказал ему подождать, пока девушка сама не проснется, но все-таки не пропустить ее. Он еще раз поблагодарил меня, и я с чувством выполненного долга отошел от двери. Спускаясь по лестнице, я вдруг услышал позади себя звук открывающейся двери. Хотелось обернуться и посмотреть - вдруг это была Соня - но я нарочно одернул себя, ускорился и, не смотря по сторонам, буквально пулей вылетел из гостиницы.
Остальное нечего рассказывать. Я сел на автобус обратно до Тбилиси, добрался до квартиры, остаток дня провел в разговорах с братюнями и плане «разоблачительного ролика». В конце дня закупил пива и провел полуночный стрим, на котором с наслаждением разносил Виталыча. Донатов упало почти на сто тысяч рублей. Про автостоп тоже ввернул, это неплохо «прокачало» меня в глазах задротов, которые целыми днями из-за компьютера не встают, а тут оказывается их любимый блогер-геймер куда-то выбирается и приключается в реальной жизни. Про Соню я, конечно, ни слова не сказал. Выдумал вместо нее развратную девицу, которую я якобы охмурил, а потом с ней покуражился. Все погоготали и подонатили с поздравлениями, какой я ловелас. Стрим закончился в пять утра, потом я завалился спать, но сон не шел. Я чувствовал небывалый кураж, почти наркоманский приход - так всегда со мной бывает после разговорных стримов, где мне постоянно деньги шлют. Казалось бы, вот он кайф, вот она жизнь - а на душе было так тошно и мерзко, что я смотрел на распахнутое в грузинскую ночь окно и думал, что сейчас пойду и, как есть, из него прыгну. Меня мутило от самого себя и казалось, что я совершил страшный и подлый поступок. Да неужели это было из-за девчонки, псевдосвятой вот этой? У меня не шел из головы наш последний разговор, в котором она сказала, что я выставляю себя пошлым и грубым, а на самом деле я не такой. Вспоминая этот момент, я вдруг понял, что меня сильно разозлило именно это. «Да откуда ты знаешь, какой я? Будь же ты проклята! Ты ничего и никогда про меня не поймешь, София, мудрость ты эдакая! Ишь сыскалась, тоже мне, премудрость!» - орал я про себя.
На другой день стало еще хуже. Я почти не спал, а днем из-за снедавшей меня тревоги я постоянно листал сводки новостей в интернете. Вот если спросите, сам не знаю почему, хотя подспудно вы мне: «Ах, ты знал, мерзавец, ах, ты подозревал». А может и так, кто его знает. Вот только, как увидел я один заголовок, так у меня и бухнуло сильно в груди, будто лопнуло наконец мое сердце, которая я так безжалостно насиловал все это время. Да лучше б и взаправду бухнуло, лучше б взаправду какой инфаркт! Лучше б мне умереть на месте было, чем прочитать, что я прочитал. «Да что же ты прочитал?» вы спросите. Да вы же все знаете. «Трагедия на Крестовском перевале: на крутом серпантине перевернулась машина с тремя пассажирами». Фото там тоже было, в этом списке статей. Тот самый треклятый минивэн лежал перевернутый, с выбитыми стеклами, с выпавшей дверью. А на боку - та самая морда тигра. Эта была машина того пьянчужки, на которого я оставил девушку. Я сижу и до сих пор не могу заставить себя открыть эту новость и прочитать ее полностью. До сих пор не могу, даже после того, как столько страниц исписал этими мыслями и воспоминаниями. «Да что ты такой малодушный!» воскликнете вы, «Может, и не погиб никто, а ты себе накручиваешь. Может, она с ним вовсе и не поехала. Откуда ты знаешь?». Все это бессмысленно, друзья, у меня уже сердца нет, там все расквашено. Вы хотите меня совсем добить? Чтобы я уж открыл и уверился окончательно, что ее погубил? Вы смеетесь там, говорите, что она жива и не поехала с ним. Тогда где она, что с ней? Она все равно погублена будет, потому что раз я мерзавец, так найдется и другой мерзавец, который тоже ей наобещает и бросит. Да тут страшней всего, что я сам погублен. Я злорадствовал, что разоблачил ее святость, а между тем она действительно была святая, и наша встреча имела высокий смысл. Она мне послана была, чтобы вытащить меня из грязи моей, показать путь света, привести к добру и покаянию. С одной стороны, я страстно хотел в это верить. Но с другой, ведь это что получалось? Что жизнь-то не случайна? Что есть встречи, которые кто-то как-то запланировал? Что там на небесах мы кому-то нужны? Сейчас дойдем, что и Бог все-таки есть. Ну это уже смешно, в XXI веке в божий промысел верить. Нет, друзья, не обольщайтесь - и вы, и я одноразовые, а наша жизнь случайна, а потому надо ловить момент, надо кайфовать по полной, надо жить в свое удовольствие. Нам так все говорят, и весь мир так давно живет. Что мы с ней, правда бы по России проповедовать пустились? Ну не смешите, такое никому не надо. Не хайпово, смотреть лайкать не будут, монетизацию не подключить к такому. А потому да, накрутил, я эту новость открывать даже не буду, я сейчас пойду, соберу еще компромата на этого «белого рыцаря» Виталыча и хорошенечко в грязь его окуну. На этот раз в отдельном разоблачительном ролике. Ох, сладенько будет! Ох, какие просмотры, какие комментарии будут. Еще раз свою философию докажу. А вы вместе со мной посмеетесь и подонатите, потому что вы все такие же. Так и знайте.
Свидетельство о публикации №225063001992