Плач бигфута

Непростивший, я частично покрыт грязью и гнилыми листьями. Вчера шел дождь, и моя левая рука отдыхает в застоявшейся воде, но кончик моего бунтарского среднего пальца возвышается над водой, и на нем отдыхает стрекоза. Слепой червь, бесцветно-серый и очень настойчивый, как все те, кто родился в темноте и никогда не видел солнца, пробирается через мое тело. К понедельнику он будет пиршествовать моим мозгом. Это не сделает его умнее: поедатели обезьяньих мозгов ради острых ощущений никогда не приобретают новых качеств. Меня больше нет: в пятницу вечером пуля с удивительной легкостью вошла в мою грудь своим тупым концом. Казалось, она просто нашла существующую маленькую дырочку возле соска и забралась внутрь. На мгновение она осталась внутри, а затем сделала грязный и шумный выход, забрав с собой столько плоти, сколько смогла унести. Меня больше нет, но это не совсем верно: если вы внимательны, и ваше зрение молодо, сфокусируйте взгляд в направлении дикой яблони. Вы заметите крошечный сгусток тумана, запутавшийся в тонких колючих ветках. Это я, освободившийся от холода, боли, стыда, голода, амбиций, страхов и иллюзий. Осталась только грусть и воспоминания. Грустно быть мертвым, и совсем не страшно - бояться ничего, просто грустно.

Вы меня не заметите, однако. И даже если бы вы заметили, вы никогда бы не поверили, что этот молчаливый дух - это я. Вы свободны присоединиться ко мне, но цена слишком высока. Я не хочу, чтобы вы платили эту цену. Но мы все еще можем общаться через воспоминания и сны. Меня больше нет, но мой дух научится существовать в этом большом мире. Впереди вечность, и у нас есть много времени на обучение. Одна из первых вещей, которым должны научиться духи - это истинная свобода. Но не полная свобода. Мы, духи, должны подчиняться только одной заповеди, древней, как Вселенная: “мертвые, не вмешивайтесь в жизнь живых”. Но мы можем и нарушаем эту заповедь, не в состоянии отдалить себя от любимых и ненавистных, от тех, с кем мы хотим поделиться нашими неисполненными надеждами, мечтами и стремлениями. Как и те, кто во плоти и крови, мы не можем перестать беспокоить друг друга долго после того, как смерть разлучает нас.

Я до сих пор помню дух одного из моих родичей, который начал посещать меня, когда мне исполнилось шестнадцать. Умный и циничный, он так и не смог воспитать своих собственных сыновей. Он шептал мне на ухо, заставляя меня лгать и гнаться за женщинами, насмехаясь над их обманутыми спутниками.

Я помню дух моей безвременно покинувшей меня матери, которая умерла с моим именем на губах. Выросшая в глубоких лесах, она внезапно столкнулась с жестоким миром людей, к которому так и не смогла приспособиться. В печальной процессии наши старейшины отнесли её тело к Черной Дыре в самой темной части леса и бросили в проем, чтобы она встретилась с останками и духами умерших соплеменников. Старейшины молча стояли там, возможно, думая о ее короткой, ничем не примечательной жизни и о своих собственных жизнях, которые однажды закончатся, и их бросят в яму, чтобы встретиться с теми, кого они знали до своего ухода в призрачный мир духов. Я знал, что мать не вернется, и старался вспоминать ее запах и тепло ее нежных прикосновений. Она регулярно посещала меня, во сне даже когда мне было за двадцать, и учила меня наблюдать за бабочками, расправляющими свои крылышки, птицами, зверьками, кормящими своих малышей…

Был дух моего прадеда, упрямого и жестокого существа, который учил меня бороться с теми, кто сильнее, и погиб. Он был со мной в те трагические дни моей жизни, когда я столкнулся с этими морально и физически ущербными людьми. Управляя своими дьявольскими машинами, они разрушали наш мир, превращая его в серую и бесформенную глину для своих идиотских проектов во имя ложных богов. Он дал мне волю к выживанию, зализывая мои раны с тихим воем и проклиная моих врагов, оставаясь внешне спокойным.

Он помог мне не превратиться в глину раньше времени, но теперь я всё равно глина и наблюдаю за этой невинной стрекозой на моем среднем пальце. Я знаю себя. Не пройдет много времени, прежде чем я попытаюсь завершить то, что не смог завершить, и достичь того, чего не смог достичь, будучи живым. Как все те, кто потерял свою плоть до меня, я буду искать живых,  чтобы начать с того места, на котором меня убили этой глупой тупоголовой пулей. Мой дух найдет новый дом, изменяя будущее какого-нибудь лопоухого мальчика, который проведет свою жизнь, возможно, такую же короткую, как моя, преследуя идеи, зародившиеся задолго до его рождения. Он будет следовать моим шагам в этом сложном мире и, надеюсь, будет более удачливым, умным и сильным, чем я.

НАШ ДОМ
 
В шумном и вонючем центре города воздух насыщен омерзительными запахами бесконечного присутствия людей, зловонием сгоревшего топлива, экскрементами многочисленных собак и кошек, запахом крыс, смешанным с пронзительным запахом куч мусора и замечательными запахами еды, которые заставляют течь наши слюни. Несмотря на бесконечные огни, огромные здания предлагают темные тени, где, в глубине ночи, вы можете быть почти неотличимы от кустов и деревьев. Широкие пространства между зданиями заполнены припаркованными или медленно движущимися автомобилями, воздух наполнен беспощадным шумом: ревом двигателей, хором человеческих голосов, сиренами быстро движущихся автомобилей с мигающими огнями и скрипом тормозов. Эти звуки отражаются от стен зданий и смешиваются в какофонию, которая наказывает наши уши. Иногда вы слышите выстрелы, стоны, истошные крики, и вы чувствуете, что чья-то жизнь только что оборвалась.

Покидая центр города, вы входите в уютный мир маленьких домов, окруженных зеленью и разделенных низкими заборами. Но этот мир портят многочисленные собаки, толстые, ленивые, трусливые и истеричные, ведущие себя ещё хуже чем люди, которые ими владеют. Запахи те же, но приятно разбавлены на многих квадратных милях ухоженного пространства. Люди здесь другие, кажется, они оставили свои страхи в центре города и уверены и расслаблены, опасны тоже - без провокации они готовы стрелять во все, что движется. В темных углах, заполненных деревьями, почти всегда можно найти автомобиль с молодой парой внутри, который предлагает хорошее шоу для тех, кто ищет такие вещи.

В большом мире людей лучше всего фермы. Их маленькие дома широко разбросаны по большим участкам земли. Поля и сады обеспечивают бесконечный запас картофеля, фруктов, кукурузы и помидоров, готовых наполнить ваш пустой желудок. Сараи с лениво жующими коровами и нервными лошадьми теплы и наполнены умиротворяющими запахами навоза и свежего сена. Фермеры, водящие свои огромные машины через узкие проемы между колючими проволочными заборами, перегружены ежедневными хлопотами и редко оглядываются вокруг. Их жены и маленькие милые дети остаются вокруг дома и редко выходят за пределы лесной полосы. Собаки фермеров яростно лают и, кажется, очень серьезно относятся к своим обязанностям по охране.

Однако, эти мирные времена заканчиваются во время охотничьего сезона, когда целая армия мужчин пересекает лесную полосу и движется по лесу. Воздух наполняется звуками выстрелов, и вы почти физически чувствуете боль раненых и убитых медведей, оленей и индеек. Худшие охотники – это те, кто все еще несет запахи центра города - они пытаются преодолеть свой врожденный страх леса, стреляя во все стороны. К счастью, большинство из них плохо стреляют.

Когда вы пересекаете лесную полосу, вы оказываетесь на солнечных лугах с одинокими деревьями, обильными кустами ягод и воздухом, наполненным запахом травы и цветов. Вы слышите птиц и видите паутину. Здесь вы можете поймать кролика, белку, и, если повезет, найти гнездо, полное вкусных яиц. Вы можете просто лежать на спине, невидимые в высокой траве, и смотреть, как белые горы облаков медленно следуют по своим маршрутам. Когда вы уходите глубже в лес, большие деревья смыкают свои длинные ветви вместе, и солнечный свет редко достигает их обросших мхом стволов. Внезапно прохладное дуновение лесных ароматов наполняет ваши легкие, а долгожданная тишина - ваши уши.

Здесь мы живем. В маленьких пещерах, под кучами старых сосновых веток, на замечательно мягких постелях из осенних листьев и сосновых иголок, мы вдыхаем свежий воздух леса, любим наших подруг, ласкаем наших детей и спим в течение долгих часов дня. Мы проводим ночи в поисках еды, общения и развлечений. Наши потребности просты. Наша жизнь однообразна. Наши обычаи непреложны. Наши мышцы сильны. Мы умны, тихи и очень спокойны. Мы легко переносим летнюю жару и зимний холод. В отличие от наших человеческих соседей, которых мы тайно наблюдали в течение столетий, завистливых, слабых, больных, шумных и сварливых, мы искренне заботимся друг о друге и используем наш тихий язык мысли для разрешения разногласий, переговоров, даем указания детям, отпугиваем животных и просим о любви. Мы умнее большинства людей, сильнее и быстрее их машин, и мы можем быть смертоноснее их оружия. Но мы стараямся не причиненять вреда людям и успешно избегаем их. Только голод и угроза жизни заставляют нас убивать и разрывать живые существа.

МАРИЯ БЕРНС, МЕДВЕДЬ И ДРУГОЕ

Мэри была крупной деревенской девушкой с конским веснушчатым лицом, длинными руками и ногами. Намного выше своего отца, она часто ловила его беспокойный взгляд, окидывающий ее фигуру. Хотя он сам был недалеким и невезучим человеком, от которого давно ушла жена, он очень любил дочь и хотел, чтобы она вышла замуж за хорошего парня, и не был уверен, кто решит взять ее к себе домой. Когда весенние соки начали терзать ее молодое тело, она смотрела на мужчин, но быстро отворачивалась, когда они отвечали улыбкой на ее взгляд. Они были слишком стеснительны, чтобы начать разговор, и вскоре другие девушки, красивые и разговорчивые, уводили их. В школе все, дети и учителя, чувствовали, что она чем-то отличается от них, не понимая чем именно. Она не была некрасивой или глупой, она была аккуратно одета благодаря стараниям тётки, просто странной, и они держались от нее на расстоянии. Но позже в ее жизни появился Джейми.

В десять лет она остлась без матери. Её мать погибла в снежной лавине вместе с её младшей сестрой на руках, пытаясь защититься от волн снега, которые, казалось, сыпались с неба. Весной, когда большая часть снега растаяла, соседи нашли ее тело, частично съеденное россомахой. Останки ребенка так и не были найдены.

Когда ей было двенадцать лет произошло событие, которое изменило её жизнь и судьбу. Она навсегда запомнила этот теплый летний день не предвещавший ничего необычного. В тот день вместе с одноклассниками она пошла в лес собирать малину. Малины было не так много и дети громко переговаривались перебегая от одного колючего куста к другому. Она заметила небольшой холмик где ягоды росли особенно густо, подбежала и быстро заработала руками. Часть ягод шла прямо в рот но и ведерко быстро наполнялись. Увлекшись, она и не заметила что голоса подруг стали почти неслышны, но вместо этого всё громче и громче слышалось какое-то сопение и причмокивание.  К своему ужасу она увидела как с противоположной стороны в двадцати шагах от неё на холм,а поднимается медведь тщательно обрабатывающий своими губами ветки малинника. Скованная страхом, она не могла сдвинуться с места и боялась даже дышать стараясь остаться незамеченной. Медведь перестал жевать, его ноздри зашевелились и она ощутила на себе  сверлящий взгляд его маленьких налитых кровью глаз и нечистый запах его дыхания. Он склонил голову и медленно начал приближаться к ещё более желанной пище чем малина, а она дрожала, представляя как он хлопнет её огромной когтистой лапой по голове, поваляет по земле и начнет отрывать от её ещё живого тела куски.

Она могла поклясться, что услышала удар плетью, хотя звука не было. У неё закружилась голова и она медленно стала опускаться на семлю. Медведь тоже это услышал. Он встал на задние лапы в пяти шагах от неё, а потом повернулся и побежал в сторону леса высоко вскидывая задние ноги. А потом она увидела большие круглые красноватые глаза которые смотрели на неё из лесной чащи и принадлежали, если и человеку, то очень высокого роста. Потрясенная, она не находила в себе сил чтобы подняться и поверить в своё спасение, но в её мозгу зазвучало – всё хорошо, всё хорошо, поднимайся и иди домой, и она подчинилась.

Она никому не рассказывала о медведе, о чудесном спасителе и его глазах, и его беззвучных словах проникших в её мозг, но теперь она знала что что-то могуществеммое и ещё более страшное, чем медведь, живёт в лесу и позаботилось о ней. Однажды, темным зимним вечером, выглянув в окно, она вновь увидела эти пугающие глаза и осознала что она не такая как все и её жизнь отныне связана с чем-то необычным и пугающим.

НАЧАЛО ПАДЕНИЯ

Она поняла что заблудилась и вполне может остаться там, где была, окруженная деревьями всевозможных форм и размеров: огромные стволы, быстро исчезающие по пути к небу, мертвые под ее ногами, покрытые мхом, стоящие мертвые с сухими сломанными ветвями, похожими на ребра гигантского скелета, деформированные, не сумевшие завоевать пространство под солнцем и обреченные на смерть... Она не знала, куда идет, но делала шаг за шагом между упавшими стволами и острыми ветвями, стремившимися пронзить ее глаза. Дневной свет едва проникал в лесные тени, воздух был пропитан запахами гниющих листьев, грибов и сока вечнозеленых растений. Она потеряла чувство направления, цели и времени и, движимая какой-то первобытной силой, делала эти импульсивные шаги в никуда. Не то чтобы она думала о чем-то особенном, на самом деле она вообще не думала, вместо этого в ее сознании появлялись и исчезали какие-то смутные образы: их лошадь Мэнди, отец, сосед Уилсон, но все чаще это было лицо Джейми, когда он шептал ей на ухо непристойности и снимал с нее одежду. Она видела, как его волосатая грудь поднималась и опускалась, когда он пытался отдышаться после занятий с ней любовью, его мужское достоинство, ягодицы, затылок, которые она любила целовать. Он ушел два года назад, и она знала, что его убили где-то в джунглях на другом конце света. Она любила Джейми, и когда другие молодые и не очень молодые мужчины приближались к ней с плохо скрываемыми намерениями, она не чувствовала ничего, кроме отвращения и запаха их поллюций.

Она скучала по Джейми. И не то, что он был сладкоречивым, он не пел, они никогда не танцевали, они редко ходили в кино, но у него была манера держать ее своими большими руками и говорить вещи, от которых у нее кружилась голова, и заниматься с ней любовью часами где-то в лесу. Все знали, что он другой, не плохой, а другой. Вся его семья была другой, и в деревне их называли «зверями». Как и его отец, он был очень высоким, волосатым и крепкого телосложения, но довольно ленивым для хорошего фермера. Он утверждал, что мог видеть в полной темноте, и действительно, его большие круглые глаза были похожи на глаза совы. Однажды, когда она отдыхала у него в руках, он начал рассказывать ей семейную легенду о своей прабабушке, которую похитили и которая провела целый месяц в лесу в очень плохой компании, как он выразился, но потом, разморенные теплом и любовью, они просто уснули, и он больше не возвращался к этой истории. Вскоре после этого его отправили на войну и убили. Ее отец никогда не одобрял их романа и так и не узнал, что много ночей она тихо плакала с именем Джейми на губах. А потом воспоминания о Джейми начали исчезать.

В этом жутком лесу она вдруг с новой силой почувствовала пустоту, которую Джейми оставил и в ее сердце и внизу. Она тосковала по его телу внутри и снаружи себя и снова почувствовала давно забытое головокружение и влажность. Внезапно она поняла, что она не одна. Огромная тень отделилась от дерева и начала бесшумно двигаться в ее сторону, словно паря над мертвыми деревьями и шумными сухими листьями. Она остановилась и затаила дыхание, а ее сердце колотилось, нагнетая в ее мозг одну волну за другой горячий красный туман. Она сразу узнала эти круглые совиные глаза, которые она видела в детстве, которые были так похожи на глаза Джейми. Она знала, что должна была испугаться, но не испугалась. Как будто кто-то могущественный и заслуживающий доверия шептал - ...все будет хорошо... все будет хорошо... все будет хорошо.., и она почувствовала, что приближается к Ниагарскому водопаду в маленькой лодке, несомой мощным течением, отдаваясь силам, слишком великим, чтобы убежать, закричать или сопротивляться...

Тень превратилась в гигантскую фигуру обнаженного мужчины, покрытого редкими длинными лохматыми каштановыми волосами, обнажающими участки белесой кожи. Она смотрела не на его большое слегка монголоидное лицо, где брови, усы и борода сливались воедино, не на его мускулы, перекатывающиеся под кожей, не на его гениталии, едва заметные под густыми волосами, не на его огромные руки и кисти с белыми ладонями, протянутыми в ее сторону, а на его успокаивающие глаза. «...Все будет хорошо... все будет хорошо». Она никогда не забудет эти глаза, увиденные ею в двенадцать лет, именно эти глаза вызвали этот беззвучный щелчок хлыста, остановившего медведя и спасшего ей жизнь. Было что-то еще в этих глазах, что преследовало ее в ее одиноком подростковом сне, заставляя ее сердце биться чаще, а пальцы так усердно работать. Именно эти глаза привлекли ее к Джейми, заставив почувствовать себя защищенной, как за кирпичной стеной, и кружиться от желания. Она заставила себя сделать шаг к мужчине. Что этот великан сделает с ней? Жестоко схватит ее за волосы, заставит встать на колени и прижмет ее лицо к своему темному, горячему и постыдному месту? - Но он может быть нежным, его глаза нежны, его пальцы не показывают когтей, которых стоит бояться... "...Все будет хорошо...все будет хорошо...". Затем она почувствовала как эти гигантские пальцы нежно снимают с нее одежду и скользят по всему ее телу, словно бабочки, лаская ее грудь, ягодицы, прядь волос, замедляясь на каждой трещине и кочке. Ее колени дрожали и сгибались, она никогда не была такой мокрой прежде... В этих страшных лесах, с этим страшным великаном у нее на уме было только одно - не останавливайся... не останавливайся, и он не переставал доводить ее снова и снова до точки, за которой нет возврата к прежней жизни. Она зарылась лицом в волосы на его груди, она впилась пальцами в его волосатую спину, она вгрызалась в его кожу, которая была на вкус чудесно свежей, и обхватила ногами его спину. Он колотил ее внутренности с силой парового молота, сжимая ее груди и посасывая ее ухо. Снова и снова она чувствовала, как какой-то толстый нервный шнур, проходящий через все ее тело, сердце, легкие, живот, ягодицы и поясницу, горит от невыносимого зуда, сгибается и затем взрывается на тысячу частей, заставляя ее падать в пропасть, крича во весь голос от животного наслаждения. Это была глухая ночь, когда, подавленная, она внезапно уснула, прижавшись к его теплому телу.

Был полдень, когда она проснулась. Его волосы щекотали ей нос и застревали во рту. Она не думала о своих собственных спутанных волосах, засохшей слизи на лице и по всему телу, мочевом пузыре, жаждущем облегчения. Он не спал, держа ее в объятиях своих гигантских рук и ног, давая ей тепло и защиту. Находясь так близко к нему, она не видела его целиком — только пряди коричневых волос и кожи между ними. Он был уродлив? Он был красив? Она не знала и не хотела знать. Конечно, он не был страшным. Она пожала плечами от воспоминаний о его нежных прикосновениях, и вдруг ее потрясло самое важное осознание в ее жизни: она принадлежит этому мужчине... мужчине? .. существу? .. зверю?

Подняв ее, как ребенка, он отнес ее к источнику с невероятно чистой, холодной и вкусной водой и начал мыть ее своими большими, удивительно теплыми и мягкими руками, свободно касаясь ее самых интимных мест. Она начала дрожать от холода, но он начал облизывать ее тело своим большим теплым языком, и она почувствовала, как тепло разливается по всему ее телу. Она положила руку на его мужское достоинство и посмотрела ему в глаза, но он остановил ее и отнес к тому, что выглядело как гнездо из переплетенных веток и толстого слоя листьев. Там были сушеные яблоки и грибы, орехи и куски сушеного мяса. Она осторожно взяла один из этих кусков, он пах свежестью и на вкус был как вяленое мясо оленины. Они ели, пока она наслаждалась новообретенной свободой их наготы и бесстыдным предвкушением их следующего занятия любовью. Они не обменялись ни словом, и каким-то образом это ее совсем не беспокоило, Джейми тоже не особо много говорил. Казалось, он знал ее мысли и умел доносить свои намерения. Сонная, с полным желудком, сидя у него на коленях, она уткнулась лицом ему в грудь и снова вдохнула его запах. Она вспомнила разговоры о том, что эти лесные создания ужасно пахнут. В следующий момент ее затошнило от смрада гнилой плоти и экскрементов. Потрясенная, она вскочила, но в следующий момент смрад исчез, и она почувствовала запах меда и полевых цветов, который сменился запахом древесного дыма, за которым последовал запах бензина и запах, который она помнила по ужину, который они с Джейми разделили в китайском ресторане. Она поняла суть: этот гигант не только мог читать ее мысли, управлять ее сердцем, сосками и чреслами, он еще и полностью контролировал ее обоняние. Внезапно она поняла, что слишком долго была вдали от дома, и ее отец начнет поиски. Она не могла просто встать и уйти. Она поцеловала его живот, погладила его низ живота, а затем поехала на его плече, плача от невыносимой радости жизни. Он отнес ее к источнику и снова вымыл. Она нашла свою одежду и внезапно поняла, что знает дорогу домой. Когда она уходила, она увидела, как он превратился в огромную темную тень, слившуюся со стволом дерева. Теперь ее жизнь обрела новый смысл, затмив все предыдущие реальности.

РАЗВЯЗКА

Почти каждый её день начинался с того что она искала и находила повод чтобы уйти в лес и отдаться своему нежному великану. Он всегда знал когда она придет и ждал её спрятавшиць за стволом дерева. Она понимала, что и он ждет их встреч с таким же нетерпением и гордилась этим. Не задумываясь ни о чем, она отдавалась его ласкам, и её беспокоило лишь одно – в какой-то момент надо было расстаться чтобы вернуться домой до того как отец поднимет тревогу. Отец и так что-то подозревал и винил молодого лесника, который недавно пришел из армии, заступил в дожность и вселился в ветхий домик в лесу, где раньше жил его спившийся и покончибший с собой предшественник.

В начале осени она поняла что в её теле зародилась новая жизнь. Он уже знал что это сын и с нежностью гладил её по животу своей своей огромной ладонью пытаясь передать вглубь её тела как можно больше тепла и нежности. Он терпиливо переносил её рвоту, перепады настроения и отчаяние, охватывающее её с наростающей частотой.

Её отец, видя как ростёт её живот, почти перестал с ней разговаривать. Обычно непьющий, он начал выпивать. В нём росла злоба против этого проклятого лесника, обрюхатившего его дочь. Ну что мешало этому сукиному сыну придти к отцу и сказать, что у мего и Мэри будет ребёнок и он хочет на ней жениться чтобы у Мэри был муж, а у ребёнка отец? Он сам сделал так двадцать с лишнем лет назад, поборов страх перед тестем, и потом никогда не жалел об этом, даже когда жена от него ушла ...  Разве его дочь из плохой семьи? Он пошел бы на то чтобы продать часть скота и устроить им хорошую свадьбы с венчанием в церкви....

Переживания отца были ничем по сравнению с отчаянием Мэри. Она разрывалась между любовью к сыну и тревогой за его будущее. Она знала, что внутри он будет человеком, добрым, умным и необыкновенно проницательным и справится со всеми тудностями в жизни. За исключением одной: примут ли его люди как одного из них или он окажется для них лесным зверем и никто так и не захочет понять что внутри он намного человечнее любого из них. Как всегда, он читал её мысли и убеждал её что если его не примут люди, он войдёт в его племя и будет жить среди них как равный,  окруженный заботой, теплом и друзьями. А она останется с сыном, в их племени, и будет наблюдать как её сын растёт и мужает и со времянем заведёт своих детей. А он будет её любить каждый день и ей не придётся уходить боясь гнева отца. Она отдавалась его ласкам и её страхи и переживания временно забывались.

Её роды приближались, но она сделала так что кроме отца и тётки об этом никто не знал. Судя по размеру живота, тётка уверяля что это по крйней мере тройня. Она испытывала ни с чем не сравнимые муки, но сжимая до боли зубы старалась не кричать. Отец был сам не свой и пил рюмку за рюмкой для храбрости. А потом она увидела что тётка держит в руках что-то большое, покрытое слипшимися мокрыми коричневатыми волосами и издающее пронзительные вопли. Она увидела огромный, знакомый до боли, силуэт за окном. А потом она увидела перкосившееся от ярости лицо своего отца сжимаего в руках винтовку. Она выхватила из рук тётки своё дитя и услышала выстрелы. А потом она уже не слышала ничего.

Мэри ушла из жизни. Ходят однако слухи что соплеменники сумели спасти её сына и он до сих пор живёт в лесу со своим пеменем.