Кротик

Прошло уже три года, как муж вернулся, а она до сих пор этому до конца не верила. Как не могла во всё время его отсутствия поверить в то, что он от неё ушёл, и понять, как смогла пережить и вынести все эти годы без него.
Её чувство к мужу не было большой всепоглощающей любовью, когда, по её представлениям, в одном человеке соединяется всё существо происходящего, концентрируется весь мир. Даже в пору ранней влюбленности, молоденькой девушкой перед замужеством она видела слабые стороны мужа и никогда не идеализировала его. Пышной свадьбе не предшествовало церковное венчание с торжественными обещаниями, но она твёрдо знала, что муж – это её судьба (а сейчас ей ведомо, что ещё и крест), какие бы времена и испытания не ожидали её впереди. Он – предопределённая ей данность. И ещё она твёрдо знала, что никакого другого мужчины рядом с ней ни в каком качестве и никогда не будет. Эти знания не имели словесного обличия или формы внутренних обязательств и уж, конечно, ей и в голову не приходило поделиться ими даже с заветной подругой – старшей сестрой. Они просто жили в ней, составляли её суть и для неё было странным и противоестественным иное поведение людей, добровольно и по любви связавших свои судьбы супружеством. Так сложилось, что большинство окружавших её родственников и знакомых жили между собой по преимуществу в мире и согласии. Либо, как она поняла позднее, оберегая её, делали вид, что житейские беды и плотские соблазны минуют их. Разногласия, раздоры, измены, разводы находились за пределами среды её обитания, где-то вне реальной жизни, а являлись, по её представлениям, своего рода плодами авторского воображения литераторов и надуманными свойствами киногероев.
Замужество вырвало её из серых будней коммуналки и перенесло в яркий, завораживающий своей новизной мир. Из скромной дочери советского инженера, донашивающей платья старшей сестры, она в одночасье превратилась в жену атташе посольства в одной из стран Скандинавии. Высокое положение тестя открывало карьерные перспективы мужу и огораживало его молодую жену от сложностей проживания в замкнутом коллективе немногочисленной совколонии. Командировка прошла в фейерверке впечатлений, беспрерывном восприятии новых эмоциональных, зрительных и вкусовых ощущений. Свадебное путешествие, растянувшееся на три года.
В Москве её ждала добытая усилиями свекра двухкомнатная квартира в кирпичном доме в центре города. Милые сердцу заботы: косметический, на европейский манер, ремонт, стильная мебель, привезенные сувениры.
Подоспевшая перестройка низвела до нищенской зарплату младшего министерского чиновника и поставила крест на ставшем привычным за годы командировки образе жизни. Муж не задержался в МИДе, пойдя против воли свёкра. Своих же связей на многое не хватило. Пройдя с полдюжины начинаний, муж вынужденно остановился на шабашничестве. Вдвоём с рукастым родственником он с головой ушёл в строительство дач, отделку коттеджей, ремонт квартир. Ей даже казалось одно время, что он наконец-то нашёл своё призвание, поскольку вся предыдущая жизнь мужа была спроектирована и реализовывалась по планам его родителей. Огорчали лишь продолжительные, по несколько недель, отлучки мужа из дома, к которым она так и не привыкла. Гарантом её спокойствия за мужа был его соработник, человек крепких моральных устоев, имевший на него весомое влияние. Однако расстроилось и это предприятие. Истинных причин распада бригады она так и не поняла. Ей сообщили, что будто бы захворал напарник – и это поставило под угрозу выполнение заказов. Она же женским чутьем чувствовала, что дело в муже. Баловень судьбы, он не терпел продолжительного постоянства, принимая его за однообразие, и, заскучав, стремился к смене обстановки, новым впечатлениям. Как позже выяснилось, его перестали удовлетворять заработки.
Хотя организация концертных выступлений выглядела для бывшего дипломата работой более престижной, чем прежняя, ожидавшихся доходов она молодой семье не принесла. Отлучки из дома стали менее продолжительными, но в командировки муж выезжал уже без сопровождения хранителя морали.
Она не сразу поняла, что муж стал жить на два дома. Но уход из обращения некоторых носильных вещей мужа, а затем их внезапное возвращение выстиранных и отутюженных, появление новых, выбранных со вкусом, чем её муж не отличался, рубашек и галстуков, заставили даже её заподозрить неладное. Вряд ли это было чувством ревности к другой женщине. О возможной сопернице она думала меньше всего. Ей и в голову не приходило, что за мужа надо бороться. Нестерпимо больно было для неё само соприкосновение с обманом мужа, с исходящей от него ложью. Жаль было не сломанной когда-то сказочной жизни, а того, что разлад с мужем мог, по её представлениям, причинить огорчение близким, за что, как за свою личную вину, ей было стыдно.
Формального развода не было. Оставаться одной в их общей квартире она не могла, хотя муж, надо отдать ему должное, на неё не претендовал. Переехала в квартиру родителей, которые большую часть времени проводили в загородном доме свёкра, сохраняя и поддерживая его во время отсутствия хозяина в важной загранкомандировке.
То, что мужа не было с ней три года, она подсчитала уже после того, как с его возвращением к ней вернулось ощущение реальности окружающего мира. У зеркала, однако, был, видимо, свой календарь: в нём она увидела рано начавшую увядать женщину, почти догнавшую по внешнему виду старшую сестру.
На принадлежавшую тестю дальнюю дачу – большой рубленный дом на высоком берегу Оки – они выезжали не чаще одного-двух раз в год, поскольку, как правило, там проводили лето вернувшиеся из-за границы родители мужа. Не то, чтобы она тяготилась общением с ними, но в их присутствии инфантильность мужа становилась особенно очевидной.
На этот раз избежать их совместного, в течение двух-трех дней, проживания не удалось. По причине ожидавшегося банковского кризиса, в той конторе, где теперь работал муж, сотрудников отправили в неоплачиваемые отпуска. Сидеть в неожиданно прогревшейся Москве в последние летние дни не хотелось. Решили ехать на дачу, не дожидаясь уже запланированного отъезда вышедших на пенсию стариков в очередную загрантурпоездку.
Со свёкром и свекровью она всегда ладила. Хорошо зная своего сына, родители были довольны тем, что в жены ему досталась неглупая, внимательная и уравновешенная женщина. Свёкор – светский лев – откровенно боготворил невестку. Свекровь…  Впрочем обеим женщинам хватало ума и такта всегда, или почти всегда, оставаться во время непродолжительных контактов на почтительном расстоянии от тех границ, за которыми могут возникать взаимные претензии.
К концу второго дня нахождения под одной крышей она почувствовала нарастающее напряжение в настрое свекрови. По свойственному ей обыкновению, причиной этому она посчитала себя: видимо, срок терпения рядом с собой хотя и безропотной, но потенциально второй хозяйки подходил у свекрови к концу. Поднявшиеся к критической черте эмоции, свекровь, не стесняясь, выплескивала на кротов, «сводивших на нет» все её усилия в саду: кусты роз оказались подкопаны, регулярно подстригаемый газон обезображен земляными кучами.
Раньше она видела подземных копателей только в милом из детства чешском мультфильме, где толковый кротик попадал в сложные ситуации и неизменно выходил из них победителем. Вылезшее на вершину земляного отвала существо было похоже на того киногероя. Такой же аккуратненький, в черной, блестящей шубке. Но без лопаты в крепких лапках и слепой. Он беспомощно крутил головой, делал беспорядочные движения и вдруг свалился с кучи в траву.
Свекровь не без гордости рассказывала, что ей уже не раз удавалось добраться до нарушителей «при наведении должного порядка в саду» и прикончить пару-тройку выкопанных кротов. От этих слов у невестки уже тогда побежали мурашки по спине. Сейчас же, при виде живого беззащитного существа, защемило сердце.
Участок вокруг дома был относительно большим, и всегда можно было найти место вдали от свекрови. Ей показалось, что и на этот раз удалось сделать так, чтобы не попадаться лишний раз на глаза матери мужа. Но та неожиданно появилась рядом: не скрывая раздражения, свекровь лопатой равняла кротовые кучи. Что же делать? Еще минута-другая – и дело дойдет до «её» кротика, а там, глядишь, и он сам попадет под горячую руку и станет очередным трофеем. Первое – загородить его собой от свекрови. Далее щепочкой подцепить и попытаться воткнуть головенкой в полузасыпанную норку, из которой он недавно вывалился. Кротик, будто понимая, что его спасают, не сопротивлялся, а она, осмелев, воткнула его поглубже уже не щепочкой, а рукой. Свекровь уже рядом. Надо отвлечь её разговором, чтобы у кротика было время забраться поглубже. Когда лопата срезала холмик, в глазах у неё потемнело. Земля веером рассыпалась с блестящей металлической поверхности. Но – отлегло от сердца – только земля.
Всё утро следующего дня её не покидало состояние легкой радости, светлой и, как в детстве, беспричинной. Просто от того, подумалось ей, что не было явных оснований для огорчений: муж рядом, а его родители собирались к отъезду.
День обещал быть жарким: обильная роса плотно залила нескошенную траву. Сырым выглядел и новый холмик земли на месте того, который на её глазах снесла вчера лопата свекрови. Вспомнился успевший улизнуть миляга кротик.
Яркий блеск на вершине земляной кучки привлек её внимание тем, что и на нём, как на кустах и траве, горела солнечным лучиком капелька росы. Но чем ближе она подходила, тем явственнее становилось, что природа этого света иная. Там, где вчера была норка, в которую она запихнула кротика, лежал слегка запорошенный землей нательный золотой крестик…

2005 г.
П. Симаков