Неспокойное место

Незапланированная пауза в череде обыденных дел порой вдруг отодвигает завесу повседневности и даёт новое видение реальности. Тогда обычные предметы и явления наполняются новым, неожиданным и не свойственным им ранее содержанием, создаются связи и движения, более похожие на заранее организованные и срежиссированные, чем на случайные и спонтанные.

Это был тот редкий случай, когда посещение стоматолога оказалось безболезненным и кратким. Ждать фирменный электропоезд, что уходил ближе к обеду, несмотря на его несомненную комфортность и уже купленный билет, не имело смысла, но и до отхода обычной утренней электрички оставалось немало времени, что по ощущениям внезапной свободы напомнило прогуленные уроки.  Чтобы чем-то себя занять, зашёл выпить чаю в приткнувшееся к путевой зоне кафе, не замечавшееся раньше по причине извечной торопливости.
Необыкновенная духота в пищеблоке вытолкнула на улицу, где подвернулся столик-полочка в тенистом углу. С этого ракурса вокзал виделся иначе и в тех подробностях, что недоступны тому, кто сам является частицей суеты подхватившего его потока, заставляющего воспринимать происходящее вокруг за единственно возможный вариант событий. Так, для вышедших из первых вагонов переполненных утром электричек вход в подземные переходы свободен от сутолоки; для тех же, кто подошёл позднее, размеров входного створа уже не хватает, и они попадают в толпу с давкой и проявлениями недовольства. Здесь же, из тихого угла, тому, кто никуда не спешит, предлагалось к обозрению масштабное действо жизни вокзала во всех его подробностях: быстротечная смена пригородных поездов, выбрасывающих в столичную жизнь тысячи озабоченных предстоящим днём пассажиров; солидно подъезжающие к специально отведённым для них перронам поезда дальнего следования; новомодные «Ласточки», курсирующие со знающими себе цену путешественниками до аэропорта и обратно. Повсюду цепкие взгляды и бдительность сотрудников службы безопасности, приставучие таксисты, редкие носильщики и никакой встречающей публики, остановленной  ожидать на привокзальной площади рядом с реликтом продажи цветов, уже не нужной в прежнем объёме и потому вынужденно переориентировавшейся на совершенно иные нужды. В просторных залах и на перронах чисто и пусто, за исключением тех нескольких минут, что нужны для пробежки приехавшей публики от поездов к выходам из вокзала.
В непосредственном соседстве важные отцы семейств, хлопочущие мамаши и их детвора потчуются рыжего цвета шаурмой. Ещё молодая, но изрядно потрёпанная цыганка в ярких цветах юбке, сама не зная зачем, кокетничает с немолодым и тоже изрядно пожёванным жизнью контролёром в мятой форме и фуражке.
Чай выпит, но времени ещё предостаточно для неспешного выхода на перрон, куда уже подан нужный электропоезд. Нет и ещё десяти, но, вопреки прогнозу о дождях и грозах, всё так же жарко, как на протяжении последних двух недель. От нещадного солнца приходится прятаться в тени, на некотором отдалении от ещё плотно закрытых дверей вагонов, перед которыми привычно собирается народ в намерении занять удобные места. Публики немного, и она довольно однообразна и предсказуема. Это по преимуществу граждане пенсионного возраста – от недавно вошедших в это сословие до его ветеранов. Выброшенные по каким-то причинам за пределы дачных участков, они возвращаются на них: кто-то с предвкушением любимого огородничества и других сопутствующих занятий на свежем воздухе, слегка тревожась и одновременно не без сладкой гордости осознавая, что без него там всё завянет и погибнет; кто-то просто и без эмоций по установившейся привычке; ну а те, что в остатке – с ненавистью к тому, что с годами из удовольствия превратилось в неблагодарную обязанность, почти повинность. Среди немногочисленных прочих выделяются молодые люди, командированные в глубинку для разруливания недоразумений с партнёрами по бизнесу, согласования совместных действий с представителями в филиалах, или проведения каких-то особо сложных работ по уникальным технологиям, которые имеются только в столице.
Всеобщее внимание привлекают два молодых человека с набором прочных пластиковых коробов с крепкими запорами, в которых обычно возят инструмент и сопутствующие материалы. Различающиеся по высоте, но одинаковые по длине и ширине, они аккуратно стоят друг на друге, закреплённые на специальной удобной тележке. Поверх, в небольшой картонной коробке, надписи и рекламные картинки на которой выдают тайну содержимого, поставлен компактный пылесос, что свидетельствует о том, что хозяева багажа высококлассные мастера своего дела, качественная работа которых завершается обязательной уборкой.
Уже скорее не стройная, а худосочная дама, не так давно перешедшая возрастной стандарт «пенсии по старости», но не успевшая ещё свыкнуться со своей новой участью, а живущая иллюзиями совсем недавней, но уже напрочь ушедшей привлекательности, проявляет интерес к необычному багажу, задаёт молодым людям вопросы относительно коробов, их предназначения и содержимого. Ей отвечают кратко, односложно, никак не провоцируя на развитие разговора, а явно клоня к его прекращению. Но дама не замечает этого или делает вид, что не понимает отторжения молодых людей, которые-то на самом деле и являются для неё объектом притяжения, а вовсе не эти коробки на колёсах. Особенно тот, что повыше, блондин с голубыми глазами в опушке светлых ресниц. Необыкновенным образом в нём, невесть откуда проявилась русская удаль, красоты и уникальности которой он и сам ещё по молодости лет не понимает, смущаясь уделяемому ему со стороны слабого пола вниманию. Крепкие, мускулистые руки, рост, косая сажень в плечах и необыкновенный в наши времена стыдливый румянец во всю нежную, как у девицы, щёку. Молодой красавец княжеских кровей, да и только. По не ясной для него самого причине, он боялся даму, которой годился во внуки, сторонился её даже в ответах, стыдился за неё. Второй парнишка, посуше, постарше, пониже, чернявый, исполнявший в их паре роль старшего, тоже подошёл бы даме в собеседники, но и он оставался предельно сдержан. Ей, покрутившись немного вокруг хозяев представительного багажа, пришлось отступить.
Двери открыли. И хотя публики было немного, она, повинуясь многолетнему инстинкту, бойко ринулась занимать удобные места по непреложному правилу – по ходу поезда, у окна и не на солнечной стороне. К моменту выбора диваны по этим признакам во всём вагоне оказались занятыми. Пришлось сесть спиной к движению, рядом с тамбуром, там, где стоят не трёх, как везде дальше, а двухместные диваны, предоставляя дополнительное пространство для входа-выхода пассажиров, которое нередко занимается крупногабаритным багажом или иными транспортируемыми предметами. Так случилось и на этот раз. Молодые люди поставили рядом с собой тележку с коробами и пылесосом.
Неожиданно премилая старушенция в солидном возрасте, с достоинством и удовлетворением от содеянного расположившаяся визави,  стремительно поднялась и, изменив своему первому решению, переместилась на ряд вперёд. Недолго раздумывая о причинах, по которым замечательное во всех отношениях место освободилось – то ли я не понравился, как попутчик, то ли в новом отсеке соседи показались поприятнее, то ли свет неправильно падал на седую голову или кондиционер дул с излишней прохладой – быстренько занял его и раскрыл прикупленную на дорогу газету.
На лавку напротив сел пассажир с велосипедом, надёжно загородив им проход в наш отсек от посторонних лиц, что создавало несомненное удобство. Он по всем статьям отличался от прочей публики и не только знал это, но и всячески подчёркивал своё несовпадение с ней, которого, скорее всего, сознательно добивался, и по причине чего полагал возможным выказывать не только собственную значимость, но и пренебрежение ко всем остальным. Это был ещё весьма крепкий мужчина в самом раннем пенсионном возрасте, спортивного телосложения с едва начавшимся ожирением, что нетрудно было заметить под яркой обтягивающей трикотажной майкой с назойливыми рекламными надписями. Густые, наполовину седые, вьющиеся волосы были заправлены под специальную шапочку велосипедистов, похожую на бейсболку козырьком назад. Свежее, загоревшее лицо можно было бы назвать красивым, выдающим немалый интеллект, знания и, возможно, иные таланты, скажем, в области искусств, если бы не постоянная гримаса превосходства и неудовольствия происходящим рядом с ним. Глаза закатывались, губы поджимались или, напротив того, выпячивались, как это, судя по кинохронике, свойственно было итальянскому дуче Муссолини, отличавшемуся крайним самолюбием. Мужчину можно было по этим признакам признать даже за сумасшедшего, если бы не экипировка. Судя по ней, он когда-то был профессиональным спортсменом-велосипедистом и продолжал относить себя к этой категории, несмотря на явно сменившиеся обстоятельства. Помимо майки в соответствующем оформлении и карманом на спине, на нём были обтягивающие рейтузы и невиданная никем из пассажиров вагона, а то и всего поезда спортивная обувь со специальными на подошвах металлическими зажимами для велосипедных педалей, имевшая сложные застёжки и фирменные надписи белым по чёрному. Надо ли говорить, что и сам велосипед был не простой машиной для катания по дорожкам дачного участка, а спортивным болидом со сложной системой переключения передач, особыми тормозами, удлинённым сиденьем, круто изогнутым рулём, на толстых шинах без намёка на протектор. Одним словом, было чем гордиться, даже если на этом техническом чуде не ездили, а только провозили его для показа в общественном транспорте.
Закончив осмотр окружающей публики и удовлетворившись произведённым на неё впечатлением, престарелый велосипедист наткнулся взглядом на увенчанные пылесосом внушающие доверие коробки и быстро привычным жестом вытащил из кармана на пояснице телефон, который, исходя из претензий его хозяина выделяться на публике, мог бы быть поновее и понакрученнее. Не испытывая ни малейшего намека на стеснение, что, по всей видимости, было ему не свойственно и чуждо по самой его природе, тот заговорил с хорошо знакомым ему абонентом, сразу начав с того, что видит перед собой «фирменные кофферы» с инструментами и прилагающимися к ним мастеровыми, что очень похоже на то, что заказывал и ожидает тот, с кем он вёл разговор. Хозяева коробов встрепенулись, и на обращённый к ним громогласный возглас стареющего спортсмена с амбициями с вопросом-утверждением о станции, куда они едут, кивнули утвердительно, не развивая общения, а смущаясь от проявленного к ним внимания. Высокий парень зарделся.
Владелец велосипеда неожиданно встал и, собрав последний взнос заинтересованных взглядов, в которых, судя по тому, как он недовольно-снисходительно поморщился, доля восторга, по его представлениям, была недостаточной, вышел в тамбур, не перекинувшись и парой слов с ехавшими к его знакомым мастеровыми, напоследок громко цокая металлическими приспособлениями для захвата педалей на подошвах. Было видно, что передвигаться ему в специальной обуви неудобно. Возникло даже некое подобие сопереживания ему, вышедшему с тяжёлой машиной на перрон станции, соединявшейся с одноимённым населённым пунктом через подъёмы и спуски крутых лестниц высоко поставленного над путями пешеходного перехода. Вдруг мелким бесом закралось подозрение в том, а не избежит ли он всего этого неудобства, если дождётся следующей (или обратной?) электрички, чтобы перед новой аудиторией продолжить милый его сердцу сбор общественного интереса, быть может, дополненный, чего не было в этот раз, вопросами и восторженными комментариями.
Газета оказалась прочитанной и ребус в ней разгаданным, когда из дальнего конца вагона к единственному переговорному с машинистом устройству пошатываясь несколько больше, чем обычно это бывает в электричке, приблизилась высокая, худосочная девушка малопривлекательной наружности со словами: «Нажмите кнопку, мне плохо!» Недовольно выходя из поездной расслабленности, пассажиры с неодобрением стали рассматривать нарушительницу спокойствия, примеряя к ней общедоступные требования морали, первым из которых стояло – а не пьяна ли она? Пережив первые волнения и признав девушку вменяемой и достойной помощи, попутчики встрепенулись и разделились на две неравные части. В первую вошли сердобольные женщины с разной степенью общественной активности, требующей своего удовлетворения, которые принялись настойчиво названивать машинисту и требовать немедленного медицинского содействия, не зная ещё, в чём оно должно состоять, но готовые едва ли не остановить ради этого поезд. Одна из них бросилась было в кабину машиниста, но её вовремя остановили, сообразив, что они находятся в предпоследнем вагоне, и хотя в последнем действительно есть водительское отделение, но оно в этом режиме движения пусто. Наиболее сердобольные подхватили потенциальную больную под руки, усадили на место ушедшего велосипедиста, а затем и уложили, подсунув под голову её неказистый, тощий рюкзачишко. Оставшиеся в пассивной части, в основном пожилые мужички, затравленно жались по углам, переживая собственную бесполезность.
Первый шок и неразбериха прошли. Нашлась медсестра, пытавшаяся поставить предварительный диагноз по болевым ощущениям заболевшей, показывающей на низ живота: «Где-то тут». Самая активная из соболезнующих потребовала от мастеровых подложить часть их коробов-кофферов под ноги девушки, что те беспрекословно сделали, после чего она, вытянувшись, почти перегородила проход. Ситуация набирала обороты и принимала всё более упорядоченный характер: по призыву машиниста в вагон стали собираться медики и люди, себя таковыми считающие, был проведён первичный осмотр и опрос больной, которая призналась, что боль перестала быть острой, а потому, как расширялась география показа её местоположения на животе, можно было предположить, что её источник ослаб или утерян девушкой вовсе. Было выяснено, что та ела в этот день, не было ли подобных симптомов прежде и каков был стул сегодня утром и вчера вечером. Машинист сообщил, что карета скорой помощи вызвана по дистанции и будет ожидать через три остановки на крупной узловой станции. Заболевшая связалась со своим руководством в Москве и в том городке, куда была командирована на этот день. Там всполошились и вызвались встретить и сопроводить в больницу.
Собравшиеся медицинские работники и примкнувшие к ним всезнайки устроили консилиум, в котором почти сразу же приняли повышенный тон в обращении друг с другом по причине несхожести мнений по поводу предполагаемого диагноза и предлагаемых методов лечения, быстро перейдя на сравнительные характеристики знаний, образования, практического опыта, а потом и личности оппонентов. Больной дали на всякий случай обезболивающее и в пылу споров уже не отвлекались на неё.
Девушка порозовела, обмякла и даже как бы похорошела, став из не замечаемой никем представительницы административного планктона мелкой конторы центром внимания и заботы половины вагона, поездной бригады и спешащего к ней экипажа скорой помощи. Она почти блаженствовала в переживании этого ощущения, ради которого стоило немного потерпеть острую боль, которая неожиданно превратила неприятную ситуацию в прямо противоположную. Да и была ли она эта самая боль?
На названной машинистом станции сотрудник железнодорожной компании, своевременно подошедший для встречи больной и готовый сопроводить её до ожидавшей на привокзальной площади санитарной кареты или, в сложном случае, вызвать на перрон носилки, прождал напрасно. Девушка решила доехать в приятном окружении до обозначенной в командировочном документе остановки и опереться там на помощь старших коллег.
Поездка закончилась. Вышел из вагона, двери которого закрылись перед недоумённым железнодорожником, так и не исполнившим роль соцработника. Поезд тронулся. Стал накрапывать долгожданный дождь, не успевший превратиться в ливень до того, как удалось добежать до машины, оставленной в ожидании.




Июнь 2024 г.
П. Симаков