Честность

Прокопию Ивановичу нравилась сегодняшняя Москва, и он не понимал тех, кто по привычке, выработавшейся у одних и вошедшей в моду для других, ругали её мэра. Коренной москвич, он искренне не понимал недоброго отношения к лучшему на его памяти градоначальнику из всех тех, работу которых он сам видел, мог оценить и прочувствовать за полвека жизни в столице в предшествующем столетии и уже более двадцати в нынешнем.
Впрочем, у Прокопия Ивановича тоже были свои претензии к городскому начальству, которые в определённые моменты не могли быть сглажены мирового уровня новостройками с парками, скверами, обустроенными под нужды людей микрорайонами, отменным содержанием городского хозяйства, шикарными цветниками, молниеносной реакцией на техногенные и природные происшествия, безукоризненным поминутным соблюдением развешенных повсюду на остановках электронных расписаний движения общественного транспорта благодаря выделенным для него полосам. А заключались они в малом числе подземных автостоянок и недостатке общественных туалетов. И если с первым он ещё мог смириться, поскольку перестал соваться в центр на личном автомобиле, то второе обстоятельство его порой серьёзно угнетало и заставляло прокладывать маршруты передвижения по городу исходя из знания мест расположения и времени работы соответствующих учреждений, либо ориентироваться в незнакомых ему районах на наличие вокзалов, торговых центров или пунктов общепита, самыми удобными из которых по этому принципу, несомненно, являлись разбросанные по всему городу филиалы «Макдональдса».
Так случилось и на этот раз. На выезде из удалённого спального района Прокопий Иванович ещё в автобусе ощутил, что ему вряд ли удастся дотянуть до известного ему гарантированного места нахождения туалета, а потому он с понятным удовлетворением отметил на подъезде к станции метро в непосредственной близости от неё пункт общественного питания американской сети в свободно распластанном отдельно стоящем здании, где к тому же можно было, не теряя времени, перекусить по выработанной им схеме, исключающей расползающиеся в руках гамбургеры и больше напоминающей традиции русского чаепития.
Но вначале – в туалет.
Неожиданно на пути Прокопия Ивановича возникла преграда, но не в виде специально выставленного стража, которому поручено ограждать закусочную от случайно – по нужде – заскочивших посетителей. Нет, это было лицо совершенно иного рода, а именно – туалетный работник. Тот самый, кто призван обеспечивать безукоризненную чистоту и порядок в той части помещения, называемого порой пренебрежительно – отхожим местом, которое, несмотря на это и вопреки этому, у умных людей всегда содержится в близком к идеальному во всех отношениях состоянию, поскольку они твёрдо знают, что именно оно даёт верное представление о том, как в целом содержатся  загородный дом или респектабельная квартира, престижный ресторан или воинская казарма. Во всяком случае тот, кто преграждал самым решительным образом проход к туалетам, знал об этом и был преисполнен уверенности, что находится на своём месте и занимается своим, очень важным, ответственным, а потому почётным делом. Он никого не останавливал, никому не препятствовал словом или действием, просто священнодействовал на порученном ему участке, полностью занимая подступ к небольшому холлу перед туалетами несколькими пластиковыми бачками, в которых неспешно менял мешки для мусора.
Рядом с Прокопием Ивановичем остановилась в оцепенении от происходящего дама средних лет. И можно было с уверенностью сказать, что в таком же безмолвии встали бы в ожидании и многие другие, приведи их сюда естественная потребность. Они также были бы зачарованы увиденным, и настолько торжественным и, несомненно, важным оно бы им показалось, что с их стороны не последовало бы никаких упрёков, нескромных пожеланий или иных проявлений торопливости и неуважения к разворачивающемуся перед ними действию. Столько неспешности, уверенности и законченности представало в движениях туалетного работника, что на него хотелось смотреть безостановочно, а при его согласии оказаться у него в помощниках или учениках.
В значительной мере это определялось всем обличием размеренно, с непререкаемым чувством собственного достоинства  работавшего человека. Значительно выше среднего роста, отлично сложенный для своего близкого к пенсионному возраста, широкоплечий, с крепкими мускулистыми руками. Гордая посадка головы, прямая осанка, неспешные выверенные движения, манера держаться, присущая только тем, кто с детства привык к почтению и послушанию со стороны окружающих. Черты лица выдавали в нём выходца с Кавказа, скорее всего грузина, неведомым образом занесённого в чужеземную столицу и поставленного в самые немыслимые условия зарабатывания на хлеб насущный. Вид продолжателя княжеского рода нисколько не умаляла скромная, но подобранная со вкусом одежда: простые серые брюки и бежевый с длинными рукавами и вырезом под горло лёгкий свитер – никаких халатов или форменно-фирменной амуниции.
Безмолвное ожидание длилось всё то время, что было определено хозяином сложившихся обстоятельств на то, чтобы привести в полный порядок пластиковые бачки, приобретавшие от соприкосновения  с их распорядителем дополнительную значимость, как некие атрибуты его особого положения: они освобождались им от мусора и заполнялись новыми сверкающими чистотой благородного тёмно-серого цвета пакетами. Видя сдерживаемое нетерпение собравшихся, хозяин положения снизошёл до разъяснений: низким, грудным, томно насыщенным кавказским акцентом голосом, певуче, не обращаясь ни к кому отдельно, он предельно кратко сообщил, что для полноты действия засыпанного им в раковины, унитазы и писсуары чистящего средства необходимо ещё пять минут. Произнесено всё это было как простая, не требующая обсуждения  истина, сказанная разве что в назидание наиболее нетерпеливым и непослушным, и сопровождалось округлыми мягкими жестами повелителя.
Отрезвило Прокопия Ивановича и вывело из-под гипноза сценического мастерства лидера театра одного актёра ощущение подхода его организма к некоторому рубежу, за которым могли последовать обстоятельства, не всегда и во всём ему подконтрольные. Для осуществления вынужденного прохода он использовал ставший уже привычным, манёвр со ссылкой не на посещение туалета, а на необходимость помыть руки перед едой. Его не очень уверенно, но вполне внятно, поддержала стоявшая рядом женщина.
Работник туалета измерил просивших пристальным, оценивающим взглядом и широким жестом, в котором не было и тени торопливости, отодвинул обновлённые свежими мешками пластиковые бачки, служившие до того естественной преградой, и открыл путь в подвластные ему помещения.
Понятно, что Прокопий Иванович сразу же ринулся к заветной настенной посудине, но, к своему удивлению, ощутил не только полное отсутствие терзавшего его желания, но и каких-либо позывов к нему. Настолько, что ему не пришлось даже производить обычные для подобных случаев манипуляции с расстегиванием одежды. Недоуменно он на какое-то время застыл, пытаясь разобраться с поведением собственного организма.
В этот момент отворилась входная дверь – и в помещение вошёл туалетный работник. Он расставлял по местам всё те же бачки, проделывая это так, как если бы подтверждал через них границы своего властного владычества. Во всяком случае, его посещение никак не определялось преднамеренным контролем за действиями и поведением Прокопия Ивановича. И именно так тот это почувствовал, но одновременно с этим понял, что попал в неудобную для него ситуацию, оказавшись, по сути, в положении застигнутого врасплох мнимого нарушителя слова. Но не оправдываться же в самом деле за то, что не произошло, чего не было, тем более, что намерения всё же существовали и всё выглядело не в его пользу?
Вошедший не проявил никакого видимого возмущения, как это можно было бы ожидать от того, кто мог посчитать себя обманутым в оказанном доверии. Царственно полуповернувшись в сторону обескураженного Прокопия Ивановича, туалетный работник спокойным голосом, всё с тем же едва угадываемым кавказским акцентом, без тени агрессии, произнёс одну-единственную фразу, поднявшую его сразу же до апостольского уровня: «Постарайся хоть один день не врать». После чего бесшумно вышел.
Прокопий Иванович вымыл руки, прошёл в зал, сделал нехитрый заказ, неспеша перекусил, убрал за собой со стола, ещё раз посетил туалет. Но уборщика нигде больше не видел.





Ноябрь 2021 г.
П. Симаков