Июньская ночь души
"Люблю тебя, Петра творенье,
Люблю твой строгий, стройный вид,
Невы державное теченье,
Береговой ее гранит,
Твоих оград узор чугунный,
Твоих задумчивых ночей
Прозрачный сумрак, блеск безлунный,
Когда я в комнате моей
Пишу, читаю без лампады,
И ясны спящие громады
Пустынных улиц, и светла
Адмиралтейская игла".
Вдохновленный, думаю зайти к нему на Мойку, 12, нам есть, о чем поговорить. Вот на Дворцовой и карету предлагают...
А не свернуть ли на канал Грибоедова, там наверняка прогуливается Достоевский, кланяясь своим любимым домам - "каждый как будто забегает вперед меня на улицу, глядит на меня во все окна и чуть не говорит: "здравствуйте; как ваше здоровье? ". Вот надену отцовскую фетровую шляпу, длинный темный плащ - чем не Раскольников? Где-то здесь тот знаменитый дом. Постою, глядя в воду - она все расскажет. А вообще я больше люблю рассматривать людей - это наиприятнейшее занятие, особенно на встречном эскалаторе в метро. Глаза так и поедают друг друга! Однажды на мосту встретил девушку - она шла босиком, естественно, по лужам, и невский ветер развевал ей волосы, а она улыбалась так, как улыбается Питер после дождя. Я огляделся и замер от восхищения. Все знаменитые зодчие словно хвастались своими творениями, расставив дворцы вдоль Невы. Почему же я так редко хожу по старому городу, наконец омолодившемуся после всех ужасов революций и войн? Да и стоит ли теперь называться петербуржцем, если мой дом на краю города? Мне кажется, новостройки безжалостно отрывают людей от питерской культуры. Я бы не мешал разные стили в одном городе.
А вот и знакомый подвальчик " Бродячая собака". Уж не сам ли Маяковский там декламирует:
"На чешуе жестяной рыбы прочел я зовы новых губ. А вы ноктюрн сыграть могли бы на флейте водосточных труб?"
Ах, Володя! Как я тебя понимаю! У меня тут же рождается фраза: нервы твои, словно поводки куда-то рвущихся собак... Сыграю, не сомневайся!
"Давно стихами говорит Нева.
Страницей Гоголя ложится Невский.
Весь Летний сад — Онегина глава.
О Блоке вспоминают Острова,
А по Разъезжей бродит Достоевский" -
слышу я Маршака, да он где-то здесь, разве можно спать в такую ночь!
Но Нева приносит тонкие женские звуки, любовь и трагедия в них переплетается, не дает свободно дышать:
"Но ни на что не променяем пышный
Гранитный город славы и беды,
Широких рек сияющие льды,
Бессолнечные, мрачные сады
И голос Музы еле слышный." И я узнаю Ахматову, разминувшуюся с Пушкиным в Царском селе на какую-то сотню лет. Но таланты не исчезают бесследно, вот и его поэтический дар подхвачен этой трагической женщиной. Он несется над куполами и шпилями, словно эстафета, передается другим людям. Да это просто культурная эпидемия!
Интересно, каким бы я был без Питера? Недавно, уезжая, я уместил его в своей душе. Словно в чемодан, плотно утрамбовал наш сырой воздух с флюидами любви и свободы. Но душа вновь и вновь просит свидания с родным городом. Иногда все бросаю и мчусь к нему в объятия. Уже на вокзале взрываются строчки Мандельштама:
"Я вернулся в мой город, знакомый до слез,
До прожилок, до детских припухлых желез.
Ты вернулся сюда, — так глотай же скорей
Рыбий жир ленинградских речных фонарей.
Узнавай же скорее декабрьский денек,
Где к зловещему дегтю подмешан желток."
Я вместил в себя всех их, таких разных, но одинаково очарованных творением Петра. И никак не удается разложить все по полочкам.
.
Свидетельство о публикации №225063000300