Среди отражённых звёзд или Мегалиты нашего времени

      


     Горные озёра — такие милые, но обманчивые. Голубое небо над ними всего за несколько минут может превратиться в грозовое, а спокойная гладь воды — в бушующее, почти чёрное море. Склоны вокруг озёр чаще всего покрыты смешанными лесами, и даже они, укрывшиеся на невысоких горах, не всегда способны сдержать натиск туч. А когда «устают» от этой борьбы — порывистый шквал в одно мгновение превращает зеркальную гладь в бурлящее, беспокойное нечто.

Был первый день календарной осени. Люди, где бы они ни находились, наслаждались настоящим летним теплом и воздухом, наполненным ароматом сухих листьев.

Для рыбаков приближался час вечернего клёва — это время обычно начинается за час до заката и длится не более двадцати минут после него. Лёва оттолкнулся ногой от причала, и его тяжёлая рыбацкая лодка грациозно заскользила по зеркальной поверхности озера.

Электромотор, два аккумулятора, три удочки и ведро для рыбы уже были на борту. Лодка двигалась по привычному маршруту — по точкам, где обычно удавалось поймать щуку, ёршика и даже бэсса. Он закинул блесну и включил мотор. Лодка на максимальной скорости понеслась к самой дальней точке.

Погода была приятной. Ветер иногда сбивал с курса, и тогда Лёва поправлял направление, поворачивая мотор. Прошло не более двадцати минут — он точно следовал по маршруту. Время от времени, чтобы не налететь на подводные камни, приходилось маневрировать, а затем снова «ложиться» на курс. Он не забывал поглядывать на запад: именно оттуда чаще всего приходили грозовые тучи.

Он заметил небольшую тёмную тучку. Её размеры и отсутствие грома говорили о безопасности. Но что-то внутри встревожило Лёву. Он подумал: может, это предостережение? Немного поразмыслив, решил перестраховаться. Остановил лодку и достал телефон. Через пару секунд, получив подтверждение об отсутствии угрозы, успокоился, снова включил мотор — и лодка продолжила путь к заветной точке.

Прошло две-три минуты. Только он почувствовал спокойствие — как вдруг сильный порыв ветра ударил в спину. Лёва снова подумал: предупреждение.

Размышления прервал стремительный подход к берегу. Он резко повернул мотор вправо — лодку занесло, как тяжёлую машину на повороте заснеженной трассы. Манёвр оказался своевременным — удалось избежать столкновения. Он пошёл вдоль берега. До нужной точки оставалось метров двадцать. Пора было готовить снасти. Он потянулся за удочкой — и в этот момент сильный удар в днище заставил лодку вздрогнуть всем корпусом.

Лёва не сразу понял, что произошло. Скрежет под лодкой и «рёв» мотора быстро вернули его в реальность. Он глянул на винт: лопасти вращались медленно, а сам мотор издавал хриплый, надсадный звук — словно рык раненого зверя. Он выключил двигатель. Но было поздно: винт замер. Казалось, лопасти омертвели.

Лёва понял: удар сломал шплинт, передающий вращение от мотора. А значит — сейчас это не починить. Ещё несколько секунд понадобились, чтобы осознать всю ситуацию. В голове всплыла утренняя мысль: взять аварийный мотор. Почему не взял? Всегда же берёт запасной аккумулятор. Но тогда — забыл.

Сразу после удара Лёве показалось, что солнце резко упало за кроны деревьев. Он встревожился и поднял взгляд — и то, что увидел, подтвердило его опасения. Ветер и течение слились в одно — и неумолимо несли лодку к большому камню, выступающему из воды. Этот камень он называл «отправной точкой». Но сейчас он казался огромной скалой.

Он вспомнил о вёслах. Рукой потянулся за одним из них. Нужно было успеть упереться и избежать столкновения. Весло скользнуло по камню, вошло в воду — лодка правым бортом ударилась о скалу. Затем, словно втянутая магнитом, застыла на мгновение и начала медленно её огибать. Со второго раза ему удалось оттолкнуть лодку, и течение стало уводить её в сторону.

Он хотел перевести дух, оценить обстановку — но заметил, что всего в пятнадцати метрах впереди озеро обрывается водопадом. Это место он хорошо знал: там начинается горная речка без имени.

Он стал отчаянно грести, не давая лодке приблизиться к водопаду. В голове сработала мысль: якорь! Уже через секунду он держал его в руке и со всей силы бросил за борт. Озеро в этом месте было неглубоким, и якорь быстро достиг дна.

Лодка замерла.

— Теперь можно подумать… спокойно, без паники, — пробормотал Лёва, пытаясь успокоиться.

Он посмотрел на небо, уже очищенное от туч. Его чистота и первые звёзды напоминали о равнодушии природы к человеческой борьбе. Это усилило чувство одиночества в этой внезапной борьбе за выживание.

Берега стремительно превращались в неясные очертания, деревья сливались в тёмный силуэт. Ветер стих так же внезапно, как и появился. Лишь течение оставалось, но и оно больше не тревожило озёрную гладь.

Лёве казалось, что весь мир взял паузу. Он стоял в лодке, неподвижно, и перебирал в голове возможные способы спасения.
Он посмотрел в сторону водопада. Теперь тот уже не казался ему смертельно опасным. Лёва стал осматриваться. Всего в десяти метрах от него он заметил лодку. В ней сидели трое: двое мужчин и мальчик лет восьми. Взрослые были повернуты лицом к нему, внимательно следили за своими поплавками.

Умиротворённое спокойствие рыбаков и царящая тишина немного успокоили Лёву. Его дух начал восстанавливаться, вера — крепнуть. Он постоял минуту, поглядывая то на рыбаков, то на их поплавки. Ему не хотелось портить им «кайф». Он колебался, не решаясь заговорить первым, надеясь, что они сами заметят его, поймут ситуацию и предложат помощь.

Наконец, один из мужчин — постарше — поднял голову, улыбнулся и произнёс:
— Hello!

Лёва сделал паузу, почувствовал внутренний контроль и ответил с улыбкой:
— Добрый вечер!

Улыбка на лице «немолодого» мужчины бесшумно сползла — будто осела на дно лодки. Видимо, он не ожидал услышать ответ на русском.

— Послушайте, мне нужна помощь, — спокойно и негромко сказал Лёва, ощущая неловкость. Он ждал, что его сейчас начнут расспрашивать и предложат помощь. Но ничего не происходило.

— У меня мотор сломался. Не могли бы вы... отбуксировать меня? — добавил он, стараясь втянуть их в разговор.

«Второй» из рыбаков, видимо уже понял всё — или понял с самого начала. Он медленно, но решительно развернулся на 180 градусов и молча перекинул удочку. Послышался тихий всплеск — поплавок ударился о воду.

Лёва был ошеломлён. Он остался в прежней позе, только моргал — в такт ударам сердца. Затем перевёл взгляд на мальчика, который, не замечая происходящего, усердно и молча долбил что-то на дне лодки.

— А у тебя нет весла? — наконец, неуверенно спросил «старший». Было видно, как он с трудом подбирает слова — будто боялся вызвать недовольство «второго».

— Есть. Вот... одно. Но лодка тяжёлая, и до берега далеко, — виновато ответил Лёва. Он всё ещё надеялся, что сейчас к нему всё же придут на помощь.

«Старший» посмотрел на «второго». Но тот даже не отвёл взгляда от поплавка. В сумерках его широкая, молодая спина казалась бетонной стеной, от которой отскакивали и слова Лёвы, и взгляд «старшего».

— Не могу. Через тридцать минут мне надо вести их в Нью-Йорк, — с нарастающей уверенностью произнёс «старший». И, как и «второй», повернулся, перебросил удочку в противоположную сторону.

Теперь над озером возвышались две бетонные плиты. На осмысление такого ответа Лёве потребовалось время. Он молча смотрел на рыбаков, не веря, что это происходит наяву.

— Спасибо, — машинально произнёс он. В темнеющем пространстве двое мужчин медленно превращались в два каменных мегалита. Стало ясно: никакая сила — ни через год, ни через тысячу лет — не развернёт их к тем, кто просит о помощи.

На мгновение мальчик поднял глаза. Детские, но уже равнодушные. Они не встретились с Лёвиными — лишь скользнули по его лицу и вернулись к созерцанию своего «дела».

Прошло несколько долгих секунд. Лёва осознавал: он остался один. Помощи ждать неоткуда. Темнота стремительно надвигалась и скоро поглотит всё — вместе с ним. Лишь звёзды останутся, тускло освещая гладь озера.

Он поднял якорь, взял весло и стал грести поочерёдно — то вдоль правого, то вдоль левого борта. Казалось, лодка стоит на месте. Тогда он решил попробовать по-индейски — грести всё время по одному борту, задерживая весло, чтобы не разворачивало лодку. Но её всё равно заносило — то вправо, то влево.

Через несколько минут он признал: никаких следов индейской крови у него нет. И всё же его героическая борьба дала результат — лодка продвинулась на несколько десятков метров от «мегалитов».

Это не обрадовало Лёву. Он ещё несколько раз взмахнул веслом, но то ли от усталости, то ли от отчаяния почувствовал нарастающую слабость. Решил отдохнуть. Якорь с тихим всплеском ушёл в воду. Он сел.

Мышцы расслабились, голова сама собой повернулась в сторону той лодки. Но её уже не было видно. Темнота надёжно отделила его от тех, кто гордо отказал в помощи. Лёва всё ещё не мог поверить, что это возможно.

Он вспомнил, как когда-то соглашался с Карлом Марксом: бытие определяет сознание. Но после этой встречи понял — его взгляды с мыслителем не совпадают.

— Что определяет наши поступки и мысли? — спросил он себя вслух.
— Не то, где мы рождены, а то, с чем наши сердца бьются в груди — с любовью или равнодушием, — сам себе ответил.

Перед глазами всплыли силуэты тех двоих.
— Я стал свидетелем рождения человеческих мегалитов, — грустно пошутил Лёва.
— И понял тайну их происхождения — это равнодушие к своему духовному настоящему и будущему своих детей.

Он почувствовал жалость к мальчику. А потом поймал себя на том, что то же чувство он испытывает и к тем взрослым.

Лёва качнул головой, будто стряхивая мысли, и громко произнёс:
— Мне нужно грести! Но медленно. Главное — постоянно!

Собственный голос вызвал в нём смятение. Он всегда считал: говорить с самим собой — признак деградации. Но вдруг понял — это убеждение больше не кажется ему верным. Напротив: спокойный, уверенный голос придал ему силы, помог собрать мысли и даже создал ощущение чьего-то присутствия рядом.

Теперь он уже не просто говорил — он слышал себя.
И начал грести — под ритм своего голоса:
— Раз и... два и... раз и... два и...

Чувство одиночества, ощущение физической слабости и темнота стали отступать. Монотонность движения, пусть и медленного, но направленного вперёд, начинала успокаивать. Тело напрягалось всё рациональнее с каждым новым взмахом весла.

Прошло немного времени. После короткой паузы, которую взял его мозг, вернулись мысли. Но не новые — те же, о «двух в лодке, не считая ребёнка».

— А если бы я их очень попросил, помогли бы?.. или всё равно нет? — спросил голос Лёвы у окружающей темноты.

— Я правильно сделал, что не стал умолять… Кармически это правильно. Для всех, — произнёс он вслух, всё больше убеждаясь в правильности своего поведения там и тогда.

— Но как они смогли… отказать в помощи человеку на воде? Оставить в темноте одного?..

Помолчал. Потом добавил, устало:

— Ну, да Бог с ними...

И всё же мысль не отпускала:

— А что помешало мне попросить ещё раз? Гордость? Или их неумолимость, которая прямо светилась в наступающей темноте?

Лёва не нашёл ответа. Замолчал.

Негативное чувство, возникшее в нём как реакция на выплеснутую в лицо мерзость, вдруг сменилось — на противоположное. Ему стало жаль мальчика, что был с ними. Ведь он стал свидетелем. А свидетелем чего? Страшного — проявления равнодушия к тому, кто просит помощи.

По опыту жизни Лёва знал: дети всё видят — не глядя, всё слышат — не слушая, всё понимают — не показывая, и... помнят.
А потом? Не всегда успевают простить.

Бесконечная жалость к этому малышу наполнила его сердце. А следом он вдруг поймал себя на том, что испытывает то же и к тем двоим. Качнул головой, словно стряхивая мысли, и вслух сказал:

— Мне нужно грести. Нужно!

Но мысль возвращалась:

— Не завидую этим двоим… Обречены теперь всю жизнь оправдываться. Перед собой, перед детьми, перед кем-то там… Мне их даже жаль. Может быть, всё же, в их душах есть что-то, что не позволит уйти из жизни без раскаяния?

Он продолжал равномерно грести, и тяжёлая лодка всё увереннее шла вперёд — к своему огоньку, который пока ещё не виден, но наверняка уже горит для него где-то на далёком причале.

Вода отражает звуки медленно, долго. Мысли Лёвы прервал тихий всплеск и голоса. Он оглянулся. Вдалеке — другая лодка, не та. Она шла параллельно его курсу. В её очертаниях он различил силуэты рыбаков.

По опыту знал — так поздно рыбачат только «наши».

Он снова взмахнул веслом, продолжая тот же ритм. Через несколько минут снова обернулся. Неясно — движется ли та лодка, или просто стоит.
— Может, перестать грести? Подождать, пока они догонят? Попросить помощи? — подумал он.

Тело ныло от усталости. Он снова оглянулся. Лодка не приближалась.

— Не спешат… продлевают «вечерний клёв». Хотя… уже темно. Рыбу не обманешь никакой наживкой, — пробормотал он.

По его расчётам, осталось пройти меньше половины.
— Сам дойду, — сказал себе твёрдо и продолжил грести.

Лодка покачивалась с борта на борт — как ребёнок, делающий первые шаги. Это напомнило ему внучку. Улыбка тронула губы. В груди разлилось тепло. Вспомнилась нежность, и вместе с ней — силы. Лодка пошла чуть быстрее, медленно огибая выступ берега.

И вдруг — он увидел огни причала! Их невозможно было спутать. Яркие, тёплые, они, казалось, касались его сердца, усиливая веру в себя.

Когда-то он сам установил там маленький маяк — почти игрушечный, но настоящий. Он указывал путь к спасению.

Что-то холодное и тяжёлое ударило его в грудь. Ветер резко налетел, повернул лодку и погнал к берегу. Он стал грести сильнее. Но тело отказывалось подчиняться. Надрыв в мышцах, усталость, приближающееся истощение.

Он бросил якорь. Лодка замерла.

Волны с шумом били о борт. Холод по спине. Гул в ушах. Боль в груди. Сбившееся дыхание. Всё это он знал. Уже переживал год назад.

Тогда он был в госпитале. Врачи рядом. Электроды на груди — отслеживали ритмы его сердца. Три врача. Молча наблюдали. По их кивкам он понял — всё серьёзно.

Срочные анализы. Впервые брали кровь из запястья — быстрее так. Всё срочно, всё важно.
Анализ показал: энзимы зашкаливали — сердце разрушалось. Но тогда он был под присмотром.
Сейчас — один. И здесь...

Он попытался остановить гул в ушах. Сделал глубокий вдох. Медленный выдох. Повторил. И ещё.
Это помогло: паника отступила.
Сознание включилось. Мысли снова вернулись.
И опять — к тем двоим.

Он вспомнил выражения их лиц: угодливое, почти заискивающее у первого. Опущенные глаза — у второго. Он и раньше видел такую метаморфозу у «наших бывших», когда те внезапно слышали родную речь.

— Интересные мы люди — эмигранты из «Бывшего». Американцам улыбаемся. А своим — пренебрежение. Иногда даже презрение. Почему?

— Осталось от «прошлой» жизни?.. — думал Лёва. — Но ведь нас там такому не учили! Никто не вбивал в головы быть вежливыми с иностранцами и презирать своих! Нет! Я же не такой… да и не все «мы» такие…

Он помолчал. Сознание не отпускало:

— Но почему тогда есть такие? И почему есть другие? Это ведь не от того, где родился, где живёшь и что вокруг. Это зависит от того, какими мы себя делаем, — сказал он вслух.

Минуту спустя добавил, уже спокойнее:

— Честно говоря, я и тогда не рассердился на тех в лодке. Я просто растерялся…

И ему стало неожиданно приятно: его душа, без слов, давно — может, сразу — простила их. Даже пожалела.

Прошли минуты. Он почувствовал готовность продолжить путь. Уверенность в себе и в своей способности добраться до родного огонька помогли ему встать, поднять якорь и вновь начать грести. Над озером снова зазвучал его тихий, но уверенный голос:

— Раз и, два и… пауза… раз и, два и…

Лодка медленно, но упорно шла вперёд, преодолевая союз двух сил — ветра и течения.

— Двое на одного. Не очень честно. Но сейчас «Я» сильнее вас, — сказал он, обращаясь к волне, к ветру, к себе.

Все размышления о тех двоих, словно подхваченные порывом ветра, унеслись прочь. На их место в сознании вошёл образ мальчика — того самого, который оказался свидетелем. Не случайно.

— Его дед и отец сделали его свидетелем отказа в помощи. Когда-нибудь он это вспомнит. И сможет оценить. Может, ему самому доведётся быть в такой ситуации — всё равно, в какой роли.
А если нет — всё равно вспомнит. Память так устроена…

Как он тогда посмотрит в глаза им обоим?

— Жаль их… всех троих, — думал Лёва, продолжая налегать на весло.

Усталость вновь сдавила тело. Болело всё — руки, спина, внутренности.

— Надо отдохнуть, — приказал себе Лёва. Рука потянулась к якорю.

Но в этот миг ветер так же внезапно стих, как и налетел. Он положил якорь обратно и встал. Стоял, держа весло, ожидая, пока тело будет снова готово идти дальше.

Позади послышались тихие голоса. Приближалась лодка. Он обернулся. Вдалеке — две фигуры. Прошло несколько секунд, растянувшихся в минуты.

Он снова повернулся к своему причалу. Тот не приближался, но и не удалялся.

— Есть ли смысл грести? Подойдут ближе — попрошу… А если тоже откажут? Нет! Не хочу. Пусть проплывут. Я сам. У меня есть силы!

Лодка стояла. Её отражение сливалось с зеркалом ночного неба на воде. Всплески и голоса не нарушали тишину — напротив, они только озвучивали её.

— Не обернусь… Не попрошу… Сам дойду! — тихо произнёс он.

И вдруг с озера донеслось:
— Are you OK?

Тихо, почти шёпотом.

По акценту и тону Лёва сразу понял: он ошибался. Он обернулся. Два пожилых американца в небольшой лодке медленно шли параллельно.

Шума мотора почти не было. Значит, мощность мала или аккумулятор слаб.

— I… really… need help. My motor is dead, — спокойно, без мольбы, сказал Лёва. И зачем-то взмахнул веслом.

— Why didn’t you ask us for help? Oh boy… — с искренним недоумением спросил первый, глянув на второго.

Лёве захотелось что-то сказать — вроде «не хотел беспокоить», но он промолчал. Он не сразу осознал происходящее. Просто... не ожидал. Уже не верил, что такое возможно. И ему стало стыдно — за то, как быстро он утратил веру.

— Do you have rope? — спросил второй, так же полу-шёпотом, с уважением к ночи.

— Yes, — ответил Лёва, стоя на корме. Потом быстро пересел на нос, протягивая верёвку.

Он успел заметить: его лодка — в два раза больше и втрое тяжелее лодки этих спасителей.

— Where do you need? — спросил первый.

— Do you see the lights there? That’s my dock… please.

Его поразила простота их поведения. Эти американцы заметили его в темноте. Остановились. И удивились, что он не попросил.

— Почему? — звучал у них в голосах вопрос. И этот вопрос резанул его сердце. Он почувствовал себя провинившимся мальчишкой — за свои мысли, за свой скепсис.

— Do you see the lights there? That’s my dock… — повторил он, и никто больше не говорил.

Только лодка — маленькая, тихая — скользила по озеру среди отражённых звёзд, таща за собой тяжёлую, с одиноким, но счастливым эмигрантом из «бывшего».

Несколько раз у Лёвы возникало желание рассказать им о «тех двоих в лодке». Но он передумал. Тогда пришлось бы сказать, что они были «русскими»… А этого не хотелось. Что-то внутри удерживало.

Очертания причала стали вырисовываться. Всё отчётливее, теплее.

И Лёва, сжав верёвку, тихо, но с глубокой благодарностью произнёс:

— Thank you… very much… Thank you… very… much…

«Американцы» переглянулись с искренним недоумением.

— No problems, — спокойно сказал первый, глядя на второго.

Оставшиеся несколько метров их «караван» прошёл в полном молчании. Лёве хотелось ещё и ещё раз поблагодарить — вслух, от души. Он уже собирался сказать что-то, но вдруг заметил: тихое жужжание мотора стихло. Сначала он подумал, что мотор просто выключили, чтобы избежать удара о подводные камни, но тут увидел, как первый стал вытаскивать мотор из воды.

— Ясно… «Боливар не выдержал двоих», — усмехнулся Лёва.

Эта фраза из детства — из фильма Леонида Гайдая «Деловые люди» по рассказу О. Генри — впервые прозвучала для него в далёком 1962 году. И сейчас, вдруг всплывшая из памяти, она заставила Лёву вновь задуматься: о детских впечатлениях и взрослой ответственности перед ними.

Он бросил ещё один взгляд на первого и, чуть громче обычного, спросил:

— What happened? Your battery is dead?
И, не дожидаясь ответа, тут же добавил:
— Take mine!

— No. We have paddles. We are here next, — ответил первый и, бросив взгляд на весло Лёвы, как бы окончательно убедился: с этим человеком теперь всё в порядке.

И только тогда второй отцепил верёвку. Она взметнулась к звёздам и плавно опустилась на нос лодки Лёвы.

Первый взялся за вёсла и начал грести.

Лёва вновь хотел сказать что-то важное. Открыл рот, чтобы поблагодарить их за помощь, за доброту, за то, что они не прошли мимо. Но неожиданно для самого себя тихо произнёс:

— God bless America...

— God bless America! — прозвучало уже из удаляющейся лодки, почти эхом над водой.

— And God bless you both… — добавил Лёва.