Бойцы идут... Вокальный дебют

СЕРГЕЙ ПИСАРЕВСКИЙ.

Песня — не молитва, но в неких формах явное обращение к великому, прекрасному, родному, мудрому и светлому.
Примером может служить и это повествование.
Весна 1953 года. Умер Сталин. В Корее кровопролитная война. США и Англия испытывают атомные и водородные бомбы.
Партия, теперь называемая КПСС, берет курс на очередную пятилетку развития народного хозяйства. В обществе напряг, ожидание, влияющие и на нас, учеников четвертого класса, начальной школы N 55, города Казани, ютившейся в полу приспособленном доме N 7/1 по ул. Чернышевская (ныне Кремлёвская); уже тогда из-за вековых «культурных» наслоений поднявшаяся до откосов окон первого этажа, через которые во время уроков мы частенько наблюдали саморазрушение Гостиного двора (он же «бегемот») с восточной стороны из-за несоразмерных надстроек двух этажей. Вот и в Кремле старинный западный корпус Пушечного двора был надстроен двумя этажами до 4- х; коридорного типа с комнатушками 20 кв. м., с одним окном, с печью-плитой, с одним санузлом на этаже... Там счастливо обитала семья офицера в составе мамы и меня. Рядом обитала семья моего друга и одноклассника Рината в составе матери, сестры, отчима, бабушки и тети. Отец Рината погиб в 1941 году. Одной из роковой причин было то, что комбату полагался конь... Ему достался белой масти, так что даже в сумерках немецкий летчик разглядел командира... Мы сидели за одной партой, оба были отличниками: Ринат без помарок: у меня хромал русский язык. Приятель глотал одну книгу за другой; я предпочитал личные рассуждения и журналы, приносимые отцом и «Пионерскую правду». Даже в баню мы ходили (вернее ездили на троллейбусе, на ул. Баумана) вместе по причине, что Рината сопровождать было некому...
Наш учитель и классный руководитель в одном лице, Вера Николаевна Дюкова, в весьма солидных летах, черпнувшая манер и знаний в императорских гимназиях, стремилась всесторонне просветить учащихся. Мы посещали театр, цирк, музей (благо все рядом), кинотеатр «Пионер», располагавшийся в Александровском пассаже, тоже неподалёку. В приобщении к прекрасному участвовала и мама, как активистка родительского комитета, устраивая ёлки, мини спектакли, мучая меня стихами и баснями «с выражением».
Особую просветительскую роль играла радиоточка, из которой непрерывным потоком наряду с политической информацией лились: концерты, спектакли, постановки с хорошо поставленными голосами, с четкой правильной речью. И занятно, и увлекательно. Я выделял песни, наполненные сюжетом, мелодикой, лирикой, боевым оптимизмом. Тут возникал образ Гали, одноклассницы, всегда выделявшейся белым фартуком, кружевным воротничком, пышными бантами в косах, аккуратно повязанным галстуком, правильной осанкой, умным лицом и поведением. То, что она была «ударница», делало ее более доступной в мужском воображении. Девочка покорила наши сердца и поэтому мы мечтали о подвиге. И тут ухо развивающегося подростка, а потом и душа, уловили, впитали, вросли в слова и мелодию песни «Вот солдаты идут» поэта Михаила Львовского и композитора Кирилла Молчанова, заметно отличавшуюся плавностью, ритмичностью, мягкостью, содержательностью, легко запоминаемыми образными словами...
Во-первых, главные персонажи — это солдаты, герои, победители, в четком строю шагающие по опалённой войной земле.
Во-вторых, сельский пейзаж, как воспоминание о родных краях с задумчивым садом, плакучей ивой над рекой: с полями, лесами и пышной нивой.
В-третьих упоминание о грозном редуте, об отваге, не щадя себя ради отчизны.
Слушая песню, хотелось примкнуть к этим батальонам, движущимся к фронту... А то, что враг будет разбит, сомнений не было.
Сначала я, а потом приятель, частенько мурлыкали под нос эту песню, переходя на более смелое звучание. Наконец в одном из номеров журнала «Советский воин» был опубликован текст, что подвигло на дальнейшее развитие событий.
Песня рвалась из нашей пионерской мальчишеской груди на общественный простор. Хотелось поделиться волной чувств со всем Миром. Она хорошо звучала с кремлевской стены, и особенно в громадном гулком чреве Тайницкой башни со свободным проходом к Казанке, к мосту, к кузнице на берегу реки. Я надеялся также, что походная песня как баллада, серенада достигнет уха восхитительной Гали, и подтвердит глубину отношений рыцарей - богатырей...
Распираемые уверенностью в успехе и решимостью покорить белый Свет своим восторженным исполнением, на пороге всемирной известности, мы обратились к учительнице, как связующему звену с широкой общественностью.
Та, далёкая от маршей, тем более военных, не сразу поняла нашу заявку. После повторного напоминания предложила выслушать дуэт в субботу после уроков (тогда был только один выходной в неделю, и 4 экзамена в конце каждого класса).
Оставшиеся до прослушивания дни тянулись в напряжённом состоянии, в предвкушении триумфа и сверкания в лучах славы и признания.
В назначенный день, когда отпущенный домой класс радостно бросился в раздевалку, мы подошли к сидящей за столом утомившейся Вере Николаевне... Окончив запись в классном журнале, она через очки с интересом взглянула на нас, и приготовилась внимать исполнение патриотов.... Червь сомнения проник- таки за мой воротник, но отступать было некуда; надо было шагнуть навстречу почету и лаврам успеха...
Первым запнулся я, видимо глотнув лишку предвкушения... Слово «Вот...» застряло в горле... Громкость и отчётливость были утрачены... Партнер, растерявшись в незадачливом вступлении, понизил голос, как бы притаился перед атакой: я вообще перешёл на шёпот, словно отважившийся сокровенно повествовать о дальнейших событиях...
Не дожидаясь третьего куплета, педагог, страдающая возрастным снижением слуха, погладив наши головы, завершила прослушивание, указав на невнятность исполнения, без какого-либо напутствия энтузиастам вокального искусства.
Раздосадованные и удручённые, не проронив ни слова, кроме «до свидания», мы поплелись домой, на территорию Кремля мимо «Башкарма комитеты...» (Горисполкома), мимо Спасской башни, древних построек, плотно заселённых семьями эвакуированных, мимо Благовещенского собора со снесёнными в борьбе с религией главками, мимо воинской части в бывшем Юнкерском училище... На разговоры о пении был наложен негласный запрет.
Осенью отца перевели в моторизированную дивизию в Саратов. Телефонов тогда домашних не было, письма писать — лень; детские связи — хрупки...
В старших классах я выучился игре на аккордеоне; не зная нот, участвовал в ВИА и как аккомпаниатор в самодеятельности: часто принудительно.
В студенческой среде, после успешно сданной сессии, к тому же в присутствии «прекрасной дамы», заливался соловьём. Отметился на военных сборах после 5 -го курса в Тоцких лагерях.
Выпускников мединститута готовили к военной службе, главным образом полковыми врачами. После стрельб, марш-бросков рота будущих после присяги лейтенантов на июльской жаре направляется в полевую столовую. Командир и опекун, старший лейтенант Тонконоженко от местного гарнизона командует: «Рота, запевай!»... Строй молчит, как партизаны, невпопад громыхая сапогами по раскалённому грунту оренбургской степи... Я набираю воздуху полную грудь и начинаю: «Путь далёк у нас с тобою...», считая более подходящим этот марш для данной, отнюдь не лиричной, обстановки. Чудо! Сто медицинских глоток неожиданно подхватывают: «Я для тебя, родная, есть почта...». Вот так 40 дней исполнял роль запевалы... Конкурентов не было...
Через год работал хирургом, благо, что кружковцем с 3 курса ходил в клинику. Трезвенники в районной глуши отсутствовали...
Укладываясь спать, в голове вертелись слова из баллады о Ермаке: «На утро глас раздастся мой, на славу и на смерть зовущий...».
За профессиональными знаниями и навыками, презрев грядущие лишения, очертя голову ринулся в Москву. Многое удалось осуществить, но до получения прописки и жилья было не до песен...
Ныне, на девятом десятке лет есть больше возможностей не только петь, но даже и сочинять.
Всё творчество выложено в Интернет.