Я такой один. Юрий Кузнецов

Поэзию Кузнецова отличала яркая образность, производившая  на читателя очень сильное эмоциональное впечатление . Кузнецов всегда писал "на разрыв", даже в стихах  о любви . Юрий Кузнецов создавал собственную мифологию, ключами к которой были многозначительные символы. И нельзя утверждать, что этого поэта всегда прочитывают правильно. Возможно, поэтому , Кузнецов- очень крупный русский поэт, до сих пор не оценен по достоинству.
***
Эту сказку счастливую слышал
Я уже на теперешний лад,
Как Иванушка во поле вышел
И стрелу запустил наугад.

Он пошёл в направленье полёта
По сребристому следу судьбы.
И попал он к лягушке в болото,
За три моря от отчей избы.

- Пригодится на правое дело! -
Положил он лягушку в платок.
Вскрыл ей белое царское тело
И пустил электрический ток.

В долгих муках она умирала,
В каждой жилке стучали века.
И улыбка познанья играла
На счастливом лице дурака.


Дымок

Мир гол и пуст, и я не тот, что прежде.
Вот жизнь прошла, а где её следы?
Цвели когда-то и мои надежды,
Но я срывал несладкие плоды.

Когда удача жизнь мою ласкала,
То против шерсти гладила грозу,
Не только Божью искру высекала,
Случалось, вышибала и слезу.

Под шум Москвы и праздных околесиц
Я смутно слышу, что речёт мне рок.
Не нашей ли деревни светит месяц?
Не наших ли полей плывет дымок?

В толпе утрат меж прошлым и грядущим
Иду один, мне даже невдомёк,
Что здесь никто не думает о сущем,
Никто не знает, как я одинок.

Иду, бреду, куда уносит ветер,
Куда глаза глядят и не глядят.
Я краем глаза всё-таки заметил
Иную жизнь на позабытый лад.

Она не знает наших околесиц,
Моя печаль ей будет невдомёк.
Но ей и мне сияет этот месяц
И в руки нам плывёт один дымок.


Снег

Зимний час. Приглушённые гулы.
Снег идёт сквозь людей и сквозь снег.
Облепляет ночные фигуры,
Замедляет наш яростный бег.

Друг у друга не просим участья
В этой жизни опасной, земной.
Для старинного смертного счастья
Милый друг возвратится домой.

Долго пальцы его ледяные
Будут ключ запропавший искать.
Дверь откроют навстречу родные,
Молча снег он начнёт отряхать.

Будет долго топтаться пред светом.
Будут ждать терпеливо его.
Обнажится под тающим снегом
Пустота — никого! Ничего!

Идут деревянные боги

Идут деревянные боги,
Скрипя, как великий покой.
За ними бредет по дороге
Солдат с деревянной ногой.

Не видит ни их, ни России
Солдат об одном сапоге.
И слушает скрипы глухие
В своей деревянной ноге.

Солдат потерял свою ногу
В бою среди белого дня.
И вырубил новую ногу
Из старого темного пня.

Он слушает скрипы пространства,
Он слушает скрипы веков.
Голодный огонь христианства
Пожрал деревянных богов.

Мы раньше молились не Богу,
А пню среди тёмного дня.
Он вырубил новую ногу
Из этого старого пня.

Бредёт и скрипит по дороге
Солдат об одном сапоге.
Скрипят деревянные боги
В его деревянной ноге.

Скрипят деревянные вздохи,
Труху по дороге метут.
Народ разбегается в страхе.
А боги идут и идут.

По старой разбитой дороге
В неведомый тёмный конец
Идут деревянные боги.
Когда же пройдут наконец?..

Прошли деревянные боги,
Прошли на великий покой.
Остался один на дороге
Солдат с деревянной ногой.


РАСПУТЬЕ

Поманила молодость и скрылась.
Ночь прозрачна, дума тяжела.
И звезда на запад покатилась,
Даль через дорогу перешла.

Не шумите, редкие деревья,
Ни на этом свете, ни на том.
Не горите, млечные кочевья
И мосты — между добром и злом.

Через дом прошла разрыв-дорога,
Купол неба треснул до земли.
На распутье я не вижу Бога.
Славу или пыль метет вдали?

Что хочу от сущего пространства?
Что стою среди его теснин?
Всё равно на свете не остаться.
Я пришел и ухожу — один.

Прошумели редкие деревья
И на этом свете, и на том.
Догорели млечные кочевья
И мосты — между добром и злом

ВИНА


Мы пришли в этот храм не венчаться,
Мы пришли этот храм не взрывать,
Мы пришли в этот храм попрощаться,
Мы пришли в этот храм зарыдать.

Потускнели скорбящие лики
И уже ни о ком не скорбят.
Отсырели разящие пики
И уже никого не разят.

Полон воздух забытой отравы,
Не известной ни миру, ни нам.
Через купол ползучие травы,
Словно слёзы, бегут по стенам.

Наплывают бугристым потоком,
Обвиваются выше колен.
Мы забыли о самом высоком
После стольких утрат и измен.

Мы забыли, что полон угрозы
Этот мир, как заброшенный храм.
И текут наши детские слёзы,
И взбегает трава по ногам.

Да! Текут наши чистые слёзы.
Глухо вторит заброшенный храм.
И взбегают ползучие лозы,
Словно пламя, по нашим ногам.


* * *

За дорожной случайной беседой
Иногда мы любили блеснуть
То любовной, то ратной победой,
От которой сжимается грудь.

Поддержал я высокую марку,
Старой встречи тебе не простил.
И по шумному кругу, как чарку,
Твоё гордое имя пустил.

Ты возникла, подобно виденью,
Победителю верность храня.
— Десять лет я стояла за дверью,
Наконец ты окликнул меня.

Я глядел на тебя не мигая.
— Ты продрогла... — и выпить велел.
— Я дрожу оттого, что нагая,
Но такую ты видеть хотел.

— Бог с тобой! — и махнул я рукою
На неполную радость свою. —
Ты просила любви и покоя,
Но тебе я свободу даю.

Ничего не сказала на это —
И мгновенно забыла меня.
И ушла по ту сторону света,
Защищаясь рукой от огня.

С той поры за случайной беседой
Вспоминая свой пройденный путь,
Ни любовной, ни ратной победой
Я уже не пытаюсь блеснуть.


ПОСЛЕДНЯЯ НОЧЬ

Я погиб, хотя ещё не умер,
Мне приснились сны моих врагов.
Я увидел их и обезумел
В ночь перед скончанием веков.

Верно, мне позволил Бог увидеть,
Как умеют предавать свои,
Как чужие могут ненавидеть
В ночь перед сожжением любви.

Жизнь прошла, но я ещё не умер.
Слава — дым иль мара на пути.
Я увидел дым и обезумел:
Мне его не удержать в горсти!

Я увидел сны врагов природы,
А не только сны моих врагов.
Мне приснилась ненависть свободы
В ночь перед скончанием веков.

Я услышал, как шумят чужие,
А не только говорят свои.
Я услышал, как молчит Россия
В ночь перед сожжением любви.

Вон уже пылает хата с краю,
Вон бегут все крысы бытия!
Я погиб, хотя за край хватаю:
— Господи! А Родина моя?!


***

России нет. Тот спился, тот убит,
Тот молится и дьяволу, и Богу.
Юродивый на паперти вопит:
— Тамбовский волк выходит на дорогу!

Нет! Я не спился, дух мой не убит,
И молится он истинному Богу.
А между тем свеча в руке вопит:
— Тамбовский волк выходит на дорогу!

Молитесь все, особенно враги,
Молитесь все, но истинному Богу!
Померкло солнце, не видать ни зги…
Тамбовский волк выходит на дорогу.

***
Когда я не плачу, когда не рыдаю,
Мне кажется ; я наяву умираю.

Долины не вижу, былины не слышу,
Уже я не голосом родину кличу.

И червь, что давно в моем сердце скрывался,
Залетному ворону братом назвался.

Он выгрыз мне в сердце дыру с голосами,
А ворон мне вырвал глаза со слезами.

Но червь провалился сквозь камень безвестный,
Но ворон разбился о купол небесный.

А больше ко мне не укажет следа
Никто… никогда…