Печалька и Петр Петрович 9

Следующим вечером, сон про Калинкина снится мне снова, и я просыпаюсь в холодном поту. Петр сидит рядом со мной на постели, читая французский ежегодный журнал.
-Вот одна хорошая статья, мон шер, - говорит он мне по-французски: «Прогулки вдоль набережной Сены в ясный апрельский день». Здесь все слова понятные, и тебе может быть интересно…
Но я все еще нахожусь в объятиях моего сна, и опять чуть было не называю Петра Петровича Пал Палычем.
Так продолжается три дня, а на четвертый происходит катастрофа. Утром, когда я прихожу в столовую, я вижу там совершенно взбешенного Петра Петровича, с распечатанным конвертом в руках. Он потрясает конвертом перед моим носом, и говорит мне, весьма сердито:
-И кто это такой Пал Палыч, что поздравляет тебя с днем твоего бракосочетания и сожалеет, что вы не пришли к нему на свидание в беседку?
-Это просто … знакомый… сосед… - объясняю я Петру Петровичу, слегка заикаясь. 
-И почему же тогда этот «знакомый сосед» называет тебя «солнце мое» и сожалеет, что не может «сжать твои чресла в своих объятиях»?? И «покрыть поцелуями твои груди как тогда, в кабинете»??? Что вы себе позволяете, Софи? - кричит на меня Петр Петрович на чистом русском языке, и довольно громко.
-Это не я себе позволяю… это он себе позволяет… - говорю я по-французски, желая задобрить Петра Петровича. Но мой план не срабатывает, и я вдруг понимаю, что лежу на обеденном столе Астаховых, и моя голая задница у всех на виду, а мой супруг уже заносит над моими ягодицами розгу.
Все Астаховы, собравшиеся к утреннему чаю, смотрят на меня с некоторым сожалением, но безо всякого удивления. И так я понимаю, что подобные экзекуции в доме Астаховых - не редкость. Старая графиня, Мария Федоровна, подходит ко мне и вытирает мне слезы и сопли своим платком, гладит меня по голове, говорит утешительно:
-Ну, Сонечка… не надо изменять Петеньке, он этого не любит, как видишь…
Старый граф, Петр Алексеич, крепко держит мои лодыжки и говорит мне:
-Врешь, не уйдешь! Ишь распустилась, письма от любовников получать! Так ее, Петро, не давай ей спуску!
Сам же Петр Петрович молча хлещет мне ягодицы, безо всяких комментариев. Так я получаю дюжину розог, а то и полторы. Наконец старый граф говорит своему сыну:
-Ну, ладно, хватит с нее… ты смотри, какая попа красная у нашей блудницы, ну чисто два помидора! Будешь еще изменять Петру? Отвечай! Будешь? - допытывается старый граф.
-Не буду! - реву я, и Петр бросает розгу, выходит из комнаты. Старая графиня помогает мне слезть со стола, поправляет мне платье, в то время как все Астаховы принимаются пить утренний чай, как ни в чем не бывало. Я не остаюсь с ними: моя задница все равно в таком плачевном состоянии, что сесть я просто не могу.