49-52 Москвее некуда. Выбрал правильный путь

       МОСКВЕЕ НЕКУДА. (БАЛКОНЫ.)
                2018.   


Мы получаем свои зачётки, затем по тонюсенькой брошюрке, с пояснениями,
что мы должны кое-что сделать дополнительно к следующему предмету,
так сказать, «новое слово в  науке», и, наконец, следует объявление даты и часа. 
И, естественно, договор встретиться на полтора (1,5) часа раньше. 
На сегодня всё!  Несколько человек исчезают по-английски. 
Не трудно, лестница прямо за нашими спинами. 
Теперь, когда ряды поредели, становится заметно, как мала всё-таки группа.   
«Ты у нас четырнадцатый (14)» - как бы отвечает мне на невысказанный
вопрос один (1) из активистов.
Ах да – двоим (2) вручается и справка для общежития, они ведь там ещё не были.  Оно здесь рядом, за углом. И вот оно.   
«Ты с нами. За встречу, за знакомство, за экзамен. Традиция».
К всеобщему удовольствию, я согласен.      

                49-52 Москвее некуда.  Выбрал правильный путь.

                49 Москвее некуда.  Своим пою своё.

Но прежде, чем продолжить рассказ о своём железнодорожном образовании,
я должен развенчать, только что родившийся тогда, миф о себе – великом, или, во всяком случае, высококвалифицированном программисте. Конечно, он не получил широкого распространения, но те четырнадцать (14) человек,  тринадцать (13) студентов моей группы плюс (+)  преподаватель, в головах которых он мог возникнуть, отнеслись ко мне весьма доброжелательно, и не хотелось  бы портить их впечатление обо мне даже незначительной мелкой ложью.
Нет, я не соврал им о своей работе, но там, на информационно-вычислительном центре, я инженерил, и что же делать, если по сложившейся иерархии главным считается тот, кто включает и выключает машину.
А секрет моих «блестящих» знаний  был чрезвычайно прост.
Накануне утром ко мне приехал мой дружок Вовчик. 
Я уже упоминал о нём, как о мастере делать полезные подарки. 
В данном случае, он, действительно хороший программист, приехал помочь мне   
сделать самостоятельные работы по курсу.
Мы брали листок за листком,  он не просто решал их, а объяснял, активно включая меня, добиваясь, чтобы окончательное  решение было озвучено и записано мною самим.  Методичка была сделана грамотно, в ней, собственно, ничего не было пропущено.  А наличие подробного учебника, в присутствии Володи, было просто излишним.   Он обобщал каждое задание, систематизировал, проводил аналогии, одновременно, конкретизировал общие принципы и обозначал, где и когда пригодится тот или иной приём.  Он, с очевидностью, оказался отличным педагогом.
Сыграли, конечно, роль  и моя природная сообразительность, и некие навыки, полученные ещё в школе, в специальном программистском классе
одиннадцатью (11) годами раньше описываемых событий. 
Возможно, вас это удивит, но всё время занятий мы попивали сухое вино.
Мы совмещали приятное с полезным до глубокой ночи. 
При этом совершенно не предполагали, что экзамен будет уже завтра.
Мы планировали ещё одну (1) встречу.
Но этих  десяти (10) часов, и последующих десяти (10) часов сна хватило на весь
курс «Алгоритмические языки». 
Впоследствии я не написал в жизни ни одной (1) программы.   
И иногда даже жалею, что никак не развивал полезного навыка.
Хотя, погодите, я довольно ловко лазаю по софту своего компьютера и разных прикладных пакетов. Случалось, даже, что-то менять, переписывать.
Делаю это без малейшего страха, но всегда предварительно звоню Вовке.   

Наверное, я бы и тогда рассказал  группе эту забавную историю.
Но, во-первых (1),  её ещё не существовало в полном объёме. 
Во-вторых (2), я и сам был  уверен, что сделал необходимый и важный шаг
на пути полноценного овладения профессией инженера – системотехника.
В-третьих (3), кто ж знал, что мои бесценные знания вылетят из головы так же быстро, как были туда загружены.
И, в-четвёртых (4),  у компании были готовы уже совсем другие вопросы.
 
Мы выходим из ворот, поворачиваем направо, потом ещё раз (1) направо.
Неожиданно забор обрывается.  Оказывается, он не несёт никаких охранных, ограничительных и обозначающих функций.   Забор, всего лишь, часть декоративного оформления типичного сталинского фасада с гранитными ступенями и огромными дверями.  Впрочем, некоторые детали указывают на то, что когда-то он был замкнут, но при возведении тыловой, более сдержанной, скромной пристройки, частично снесён за полной ненадобностью. Мы направляемся прямиком к серому, девятиэтажному флигелю.   
Здесь, позади учебного корпуса, очень удобно расположено общежитие.    
Оказывается, девушки в деканате  уже рассказали народу всё, что знали обо мне,
и всю нашу короткую прогулку я отвечаю на дополнительные вопросы.   
Разговор продолжается и за столом.
Две (2) линии, как бы переплетаются.  Мои личные обстоятельства – то,
что принято просто называть судьбой и информация о разносторонней моей образованности по интересующему коллектив кругу вопросов. 
Что ж, деканату не откажешь в осведомлённости.
Факты биографии вызывают неподдельное сопереживание, и уже второй (2)
тост предлагается за меня, за мою жизненную стойкость.
Но, что касается «вопросов учёбы»,  я сразу  разочаровываю ребят –
бенефиса типа сегодняшнего больше ожидать не приходится. 
Да, я работаю, пожалуй, в самом интересном компьютерном месте в стране,
мы раскручиваем  АСУ (автоматизированную систему управления) будущей Олимпиады на американских машинах, подобных которым нет даже у вояк.
Они сразу обращают внимание на моё слово «компьютер».
Знать-то они его знают, видели в статьях, переводили перед экзаменом по английскому языку. Но никогда не употребляли и ни от кого, даже от лекторов
не слышали.   У нас специальность  ЭВМ, электронно-вычислительные машины. 
Ну, ЭВМ, так ЭВМ.  Работал я и на «Урале», и на «Наири», и на СМ, и на ЕС.
Так вот, у нас на работе лекции спецов из IBM не прогуляешь, не дневное отделение, и не пропустишь мимо ушей, назавтра вместе с ними установкой, наладкой
и тестированием заниматься. А то и ремонтировать что-нибудь, вы что думаете,
у них никогда ничего не ломается. Лентопротяжки, например,  запросто.   
Я ведь ещё и три (3) года в метро проработал, во вполне даже профильной лаборатории.  Вот у меня даже книжечки есть.  Там ведь тоже экзаменовали.
Одна (1), бордовая, о том, что я допущен к работе с любыми силовыми установками, аж до десяти (10) киловольт.  Другая, почему-то фиолетовая, свидетельствует о том, что я разбираюсь в устройствах  сигнализации и связи.     Так что, об электричестве и электронике на железной дороге, вроде бы должен знать всё.   

И, действительно, беру выданные мне методические материалы, начинаю читать,
вроде бы и учить-то нечего.  Вот, к примеру, электрические микромашины.
Автора учебника лично знаю, учился под его началом и по соседству живём.
Тахогенераторы, сельсины – знаю я всё.
Но вот всё тоже самое в другом учебнике, применительно к железной дороге,
дохожу до слов «на электровозе»,  и как будто какое-то реле переключается,
не то, что текста не понимаю, из головы выталкивается всё то,
что я так бойко излагал когда-то на экзамене Чипе. 
(Я и ребятам, как вам раньше, обещаю про Чипу потом расшириться.) 
«Хоть поверьте, хоть проверьте».
Тяжёлый случай.   Так и тянет запеть:
«Мы мирные люди, но наш бронепоезд стоит на запасном пути».
Или просто заорать во всю глотку: «Паровоз!» 
А есть ведь ещё сугубо специализированные дисциплины.   
Я стараюсь рассмешить ребят, и у меня получается.
Но внезапно самый старший, горьковчанин, Михаил останавливает всех
и делает мне вполне серьёзное предложение.
У них в Горьком (ныне Нижний Новгород) живёт известный на весь Советский Союз профессор, автор как раз того только что упомянутого мной учебника, 
чтение, которого вызывает у меня труднообъяснимый припадок тупости.
Так вот, он всю жизнь работает на железнодорожные ВУЗы и всю жизнь сетует на то, что из-за этого ему пришлось  наступить на горло собственной научной песни.
Но самое поразительное, что порою на лекциях  он напевает про бронепоезд,
или вдруг восклицает невпопад, что-то вроде «ту - ту, поехали».    
Мы, определённо, понравимся друг другу.
Мне пока непонятно, но окружающие понимающе кивают.
Далее, я узнаю, что Михаил хорошо с ним знаком, настолько хорошо,
что они даже вместе ехали на сессию.
И на завтра у них назначены генеральные переговоры  (актив – профессор)
на одиннадцать ноль-ноль. (11.00.)   
Мне, несомненно, следует прибыть к указанному часу и участвовать.
А он, наш профессор, это ни много, ни мало целых три (3) семестра и шесть (6) подписей в зачётке.   Больше четверти (1/4) от всех оставшихся.   У них всё посчитано.  Я только киваю головой.
В этот момент дверь приоткрывается и появляется один из соратников.
Мы, по понятным причинам, все время от времени  выходили из комнаты.
Но на этот раз в руках у него очень неплохая на вид гитара.
Я помалкиваю, уж об этом в деканате знать никак не могут.
Как немедленно выяснилось, я ошибался. Гитара прибыла конкретно для меня.
Кстати, мне и сейчас неведом источник той информации.
Гитара вполне оправдывает свой презентабельный вид.
Здесь я вполне бы мог вставить откопированный фрагмент выше по тексту,
из описания начальной стадии знакомства с Колей Тестиным. 
Вы замечали, так случается, поступают монтажёры в кино.
Используют  одни (1) и те же кадры в разных местах фильма. 
Если  у киношников возникнет нужда, показать как герой ежедневно едет по городу и повторяет (2) маршрут, будьте уверены, снимать будут один (1) раз (1),
а потом ещё и выберут из всей плёнки несколько раз (n) один (1) и тот же кусочек.
Почему так происходит мне неизвестно.  Может быть даже, это творческий приём или элемент, не всегда понятного мне, киноязыка. 
Но я не так воспитан. И мне не нравится такой приём.
Начинаю, как всегда, с Владимира Семёновича. 
Потом «На поминание», я уже знакомил вас с ней.
И сразу, так решил,   
   
КАК РОДИЛСЯ КОВБОЙ.  (МАМА ДЖИН.)
        (Июнь 72.)                Песня.
                1.
Там, где рыжее Солнце бизоньи стада               
Заставляет дышать тяжело,               
Небольшой городок,               
Небольшой кабачок,               
У ковбоев давно повелось,               
Молодую хозяйку того кабачка
Просто запросто Джин называть.
В этом море вина
Как русалка она,
И любила всегда напевать –               
Посетите салон, знаменитый салон,               
Где хозяйкою Джин. Кто в неё не влюблён.       
Средь ковбоев одна,               
Так прекрасна она,               
Любит всех, всем верна наша милая Джин.       
                2. 
Сколько шляп запылённых упали к ногам.
Занесённые ветром степей.
Не подняв ни одной,
Так не стала женой.
Никому из ковбоев друзей.
Но однажды весной сын у Джин родился.
И не важно, чей был это сын.
И плохого никто
Не сказал про неё.
Человек жить не может один.
Родился человек, человек не простой,
Знаменитый ковбой появился на свет.
Лишь только он родился, коня тотчас оседлал,
Огромный кольт зарядил, на банджо песню сыграл.
                3. 
Мама Джин, мама Джин               
Принеси скорее карабин,               
Укажи мне, где лежит седло, собрался в путь я.   
По утру, по утру
Я покину эту конуру,
Поискать в степи большой лихого счастья.

Родился человек, человек не простой,               
Знаменитый ковбой появился на свет.               


                50 Москвее некуда. Верной дорогой.   

На первый (1) взгляд песенка втёрлась в текст вне очереди, воспользовавшись неожиданно возникшим весельем.  И я решил не поддаваться шантажу материала, не буду, во всяком случае сейчас, рассказывать историю (нет, сразу несколько историй) о мюзикле «Рождество в салуне», который, кажется, так и не был сыгран ни разу (0) от начала до конца.  В конце концов, я участвовал  только в премьере, успел сделать два (2) номера из запланированных трёх (3) (остальные мои песни пели другие исполнители), и совершенно не виновен в том, что спектакль завершился  досрочно эксцессом,  такой силы, что руководство даже временно приостановило деятельность совета нашего, на всю страну известного, кафе.
Как мне неоднократно (1) докладывали доброжелатели, каждая попытка реализовать идею заканчивалась аналогично, как у нас в институте, так и на стороне.  Разрешение на песни пару (2) раз (1) спрашивали, но участвовать не приглашали.  Представляете моё удивление, когда уже в этом, двадцать первом (21) веке, некий вполне приличный и приятный, молодой, но уже влиятельный  творческий  господин при знакомстве сообщил мне, что слышал мою фамилию 
в связи с какими-то неприличными ковбойскими песнями.   
Я сразу же вручил ему для цензуры все одиннадцать (11) текстов…
Сворачиваю, как обещал, тему.
Следует, правда, признать, что хронологически данный опус (кусочек ковбойского эпоса) написан сразу после предыдущей песни «Зачарован красотой», так что кое-какие права на появление именно сейчас «Мама Джин» имела. 

Мы поём ещё и ещё, и мне, конечно, находится удобная койка в двухместном  (2) номере, в котором Михаил, как я понял, уже несколько дней жил один (1).
Он, оказывается, был высоким руководителем на Горьковской Железной Дороге
(да, да – именно так она называется и поныне).   Вовремя осознав, что значит разворачивающаяся компания по АСУчиванию   всей страны, он решил получить соответствующее образование.  Именно образование, а не диплом. 
Учился он всерьёз, и метил прямо в Москву, на Красные Ворота.
Но всё это я узнал несколько позже, а сейчас, проснувшись и усевшись на кровати,
я с удивлением озирался.  Я ведь тысячекратно (1000) бывал в самых разных студенческих общежитиях, но ничего подобного не видел.
Банкет протекал в другом помещении, сюда мы явились часа в три (3) ночи, и я не заметил, что туалет и душ, здесь свои.   Их весьма характерные двери, я увидел
в довольно обширном предбаннике, который, в свою очередь наблюдался через настежь открытую дверь, но понять где выход в коридор, я сразу так и не смог.
Тут Миша вышел из душевой, и с улыбкой бросил мне чистое полотенце.   
Там, перед большим зеркалом оказалось всё необходимое. 
И крем «для», и очевидно положенный для меня станок, и крем «после».
Я приводил себя в порядок минут двадцать (20).  И готов был уже прекратить удивляться, но, войдя в комнату, просто обалдел. На столе красовались несколько бутылок  пива «Московское».  Нам ведь на переговоры.
«Давай, давай. Время уже половина (1/2) одиннадцатого (11)».
Он открыл две (2) бутылки, а остальные сложил в дипломат.   
Повторяя его спокойный темп, я одеваюсь, прихлёбывая бархатное «Московское».
Мы выходим, я хочу снять с вешалки свою куртку. Но он машет рукой. «Оставь».
В конце коридора я вижу старосту и ещё трёх (3) наших, к ним мы и направляемся.
И уже все вместе стучим в ближайшую дверь. 
Номер профессора – зеркальное отражение Мишиного.  Нас ждали. 
Стол приготовлен, очевидно, не для занятий.    Сам профессор таков, что мне ни тогда, ни сейчас так и не пришло  в голову, как его ещё можно называть. 
Запросто может сыграть любого «учёного мужа» в любом кино.
На вид ему… Впрочем, я же точно знаю его возраст.
Именно сегодня ему исполняется пятьдесят девять (59), и это ещё один (1) важный повод собраться.   
Застолье совершенно не мешает деловому разговору, они вместе планируют все
три (3) предстоящих семестра, согласовывают графики консультативных занятий, зачётов и экзаменов.   Решают кто, о чём и когда будет договариваться в деканате.
Мои проблемы тоже не забыты.  Я повторяю свой вчерашний рассказ, сужая драматизм и расширяя шуточки.  Ребята слаженно подпевают мне – он всё знает,
он всё знает.  Действительно, что мне валандаться.   Мне же не нужны периодические поездки в Москву, как некоторым.   Профессор согласен принять
у меня всё «в один (1) цикл», но со всеми готовыми заданиями.   И не в один (1) день,
он же, в конце концов, уважаемый человек.  Мы договариваемся, что я приду с группой, потом, через четыре (4) дня с зимними (потоки здесь набираются
дважды (2) в год), а потом уже после нового года, кажется, третьего (3), проверь в расписании, со старшими.  Ну, допуска в деканате – моё личное дело.
Ссылаться на него, правда, могу. А он, если спросят, подтвердит.
Точно знаю, что не переспросили.
Не ждите здесь описания продолжения банкета и моего повторного концерта.
Они-то в учебных отпусках, а у меня назавтра смена.
Упорно репетируем.  Летом генеральный прогон – Спартакиада народов СССР.
А дальше ещё год для полной отшлифовки.
Я объясняюсь и откланиваюсь.
На выходе оглядываюсь на вывеску.   Вчера не догадался. 
Недаром мне не разу (0) не пришло в голову слово «комната», только «номер».
На   огромной тёмно-серой плите министерских амбиций  золотыми буквами:
«Гостиница временного проживания».
Денег на такси нет, мы ж вчера усугубляли, скидывались.   По пути к метро недоумеваю – слышал я, конечно, что некоторые знаменитости никогда не имели собственных домов и постоянно жили в отеле.   Но точно не в одном (1) и том же.
Я попытался представить себе вывеску «Гостиница постоянного проживания».   
В пустом метро открываю свою папку.  Что-то мне там  засунул староста перед уходом.  Достаю. Готовые задания к следующему сугубо железнодорожному  зачёту.   

Утром, на работе, меня ожидает приятный сюрприз.  С полигона в мою смену прислали Женьку – недавно пришедшего к нам инженера.  Собственно, мы с ним уже знакомы.   Я присутствовал в момент его появления.   Он пришёл к нам буквально с улицы, никто его не протежировал, и наш младший начальник, отличный, между прочим, парень, Витька  предложил нам, нескольким старожилам 
(отделу едва исполнился год) самим провести тесты на профпригодность
и психологическую совместимость.  Мне он  успел понравиться.   
Теперь мы могли пообщаться один (1) на один (1).   
Он, как бы даже извиняясь, говорит, что звонил позавчера и вчера, хотел предупредить о своём появлении, но не застал меня ни днём, ни ночью.
Я, тоже практически извиняясь, рассказываю о своей учёбе.
Тут он меняется в лице.  Он же всего четыре (4) месяца назад, как раз перед приходом к нам, закончил этот же самый  институт, этот же самый факультет,
по этой же самой специальности.
А до этого, всё своё время учёбы, шесть с половиной (6,5) лет проработал старшим лаборантом на профилирующей кафедре. Он же всех и вся там знает.
Наизусть, насквозь выучил всю систему.
Мы смотрим друг на друга и замолкаем.  Всё ясно без слов.
Сейчас мы точно думаем об одном (1) и том же.
Для начала я предлагаю ему познакомиться с тем, как здесь,
в недостроенном ещё Спорткомитете поят и кормят.   
Наша смена длилась целые сутки, двадцать четыре  (24) часа.   
Время от времени, он что-то уточнял. Потом куда-то звонил.
И уже на следующий день у нас были назначены встречи. 
Но решающее слово, а с ним и решение тогда ещё не возникло.
И довольно долго ещё не появлялось.   
Сначала было рановато.  Я ведь шёл пусть в плотном, но графике.
Но и потом, когда я уже сдавал что-то с разными потоками, оно почему-то
не звучало.   Только через полгода (0,5), в середине января
тысяча девятьсот семьдесят девятого (1979)  замдекана, подписывая мне очередной внеочередной допуск,  вдруг сказала: «Так у тебя самый настоящий экстернат получается».   Вот оно! Я сразу понял.  Экстерном – вот, что нужно, вот, что верно. 
Мне сразу захотелось продолжить разговор.  Что для этого нужно? Как? Когда?
Но меня ждали ниже этажом, на нашей главной кафедре, той самой, Женькиной. 
Серьёзная такая встреча. Крупный конструктор из головного по тематике
научно-исследовательского института всей нашей страны.  Его подписи легко отыскиваются на «синьках» технических описаний  электронно-вычислительных мастодонтов единой системы (ЕС ЭВМ).  Компетентные люди говорили мне,
что они до сих пор не просто существуют – функционируют. 
Видели по нечётной стороне Варшавки, длинное-предлинное здание.   
Специально выяснил – семьсот тридцать пять и восемь десятых (735,8) метра.
Он оттуда сюда приезжал через весь город по зелёной ветке, конечно, не за кадрами для своего сектора и не за умными высказываниями стрелочников и кондукторов.
(Так он над нами подшучивал.)  Но дураков тоже не приветствовал.
 Я, правда, к нему не первый (1) раз шёл. У нас установился уже неплохой контакт.
Женька поспособствовал.
Но сейчас я явился к нему в некотором возбуждении от новой информации,
а он сразу это заметил. Пришлось объясняться. 
И вот реакция.  День неожиданностей продолжается.
«Ну, ты там у них какое-то заявление должен написать. Они подскажут.
Но дело не в этом. Ты ж на  триста семидесятой (370) работаешь, привык их техническую документацию читать, с языком неплохо. Вот».
Он достаёт из дипломата, будто бы специально заготовленные для меня, 
шесть (6) листочков. 
«Прочти. Надо их блок ускоренного умножения на нашу элементную перевести».
Ещё две (2) странички.
«На эти микросхемы.  А я в деканат тоже зайду, скажу, что ты диплом у меня пишешь».  Вот тебе и блат. Давай, работай, парень.
Но как же я благодарен и Женьке, и Игорю – шефу, и ребятам, его ближайшим подчинённым, сразу трое (3) из которых оказались моими бывшими сокурсниками.
Я ведь этот блок видел потом в реальности, в железе, в машине.   
В те времена все мы были готовы к тому, что при любом обращении в любой административный орган столкнёмся с полным отсутствием желания шевелиться.
Вы заметили, здесь я не стал употреблять более противное слово «бюрократы».
Всё потому, что в данном случае, администрация деканата действовала строго со мной заодно. Не было не только никаких возражений, но и малейших проволочек
и затяжек. Они, как будто, хотели поскорее избавиться от меня. Может быть,
так оно и было. Но мне не хотелось в это верить.   Не верю я в это и сейчас.
Мне приятно было приходить к нашим «девушкам в деканате», и они тоже, я чувствовал, рады мне и готовы помочь.   К апрелю я сдал всё.

                51 Москвее некуда.  Мостки мостить. 
 
Ещё месяц я посвятил оформлению дипломной работы.   Появилась уверенность в том, что появившийся в результате слияния нескольких случайностей план успешно завершится. Перед майскими директор принял воистину соломоново решение.
Команде, которой предстояло летом работать на Спартакиаде, то есть всем нам, переведённым временно из основного здания и с полигона в Лужники, разрешили, нет – даже велели отдохнуть почти две (2) недели.  С тем, чтобы дальше никто даже не заикался об отдыхе.   Злые языки, правда, утверждали, что основной причиной такой невероятной щедрости, было указание сверху убрать нас на время, с тем, чтобы в наше отсутствие, наш машинный зал могли посещать представители минобороны и комитета государственной безопасности.
Так или иначе, но я вернулся в Москву только к двадцатому (20), как повелел мне уже установившийся к этому времени график смен.
Да и в институт не сразу собрался.
Собственно, мне надо было только уточнить дату защиты.
Но тут как раз (1) и произошло то, что я называю Эпизодом Два (2). 
Я заехал в институт, как мне казалось, на несколько минут, ближе к вечеру,
в пятницу, по пути на дачу.  Люди, принимающие решения уже отработали,
но деканат бал открыт.   
Две (2) сотрудницы  в не полностью даже освещённом помещении  пили чай за дальним столом.  Они, привычно, были приветливы.  Одна (1) сразу нашла моё досье, а другая достала из стола какие-то бланки. Они явно лучше меня знали,
что мне нужно.   Ещё десять (10) минут…
Но тут старшая неожиданно растерянно отложила моё личное дело.
Она только что впервые (1) увидела, что у меня не сдан государственный экзамен
по научному коммунизму.  Да, такого не сдавал.  Когда?
Тут она пересела за соседний стол, пролистала лежащий здесь, видимо, постоянно,
огромный талмуд, и ещё больше озадачилась. 
Дело в том, что комиссия по нашему потоку, то есть, конечно, не моему, а тому, что на год старше, уже отработала, и в следующий раз соберётся, только месяцев через пять (5).   У меня аж в голове помутилось, неужели из-за такой ерунды, всё сорвётся.  Что же делать?
Что делать, что делать?  Заезжай в понедельник, часикам к двенадцати (12), когда декан появится.  Там посмотрим.
В одном (1) я оказался прав – хватило нескольких минут.
В полной прострации добредаю до троллейбуса.  Отсюда в Бор без пересадок.
Здесь я просто вынужден подробнее рассказать об отце.  Скорее, даже не о нём, хотя он был чрезвычайно интересным человеком, а о наших с ним отношениях и о его отношении ко мне и семье.   Да, да в нашем случае,  понятия «наши отношения» и «его отношение» следует разделять.  Впрочем, и «моё отношение к нему», тоже где-то в стороне от двух (2) предыдущих.  Обычно в подобных случаях употребляется определение «сложные».  Но жизнь убедила меня в том, что всяческие «сложности» порой имеют весьма простые объяснения и рождают простейшие алгоритмы общения.  Всё определяется спецификой личности, но и это отнюдь не значит,
что со «сложной» личностью неизбежны «сложные» отношения.
Да и рассуждения о высоких чувствах, тоже зачастую излишни.
Любовь?!   Ясно ведь – либо она есть, либо нет её, со всеми вытекающими…      
Проявления её, правда, очень связаны с только что упомянутой спецификой. 
Ещё принято считать, что со временем, с опытом, с раздумьями, с собственными внутренними изменениями, многое из прошлого переосмысливаешь, переоцениваешь.  Многое, но не всё!   Я лет в пятнадцать – шестнадцать (15-16) понял мотивации отца и его линию поведения, и с тех пор только утверждаюсь
в тогдашних моих выводах.   
Папы моего очень давно уже нет, и, как известно, об ушедших либо хорошее,
либо ничего.  Но я и не собирался предъявлять претензии, выставлять счета. 
Такого от меня никто никогда не слышал, и не прочтёт. 
А если и проскользнёт какой-нибудь негатив, то в основном о себе самом,
и ради создания объективной картинки.   
Он занимал достаточно приличное положение, я об этом уже писал, и обладал широкими возможностями.   Такими, что почти все свидетели и соучастники
первой (1) половины (1/2) моей жизни  убеждены – только такой балбес и раздолбай, как я, сумел, умудрился не воспользоваться  напрашивающимися связями,
и избежать неизбежной карьеры.
Так думают многие, но отнюдь не самые компетентные и информированные.       
Моя первая (1) тёща, склонная к афористичности, говорила нечто вроде:
утопающих спасать проще, чем мостки мостить и перильца ставить.
Я кавычек не поставил, не цитата, опасался недословности, и обнародил.
Иногда хватало папиного незримого присутствия, иногда работала фамилия,
в экстренных случаях он возникал в ореоле ангела-хранителя, но о постоянном, тщательном мощении и речи никогда не было. 
(Прислушайтесь к слову «помощь».)   
 
От метафор к фактам.
Как правило,  у меня не было отца, но изредка появлялся мощный покровитель.  Часто месяцами, иногда  годами он не знал, что со мной и что у меня происходит.   
На Потылихе  он был единожды (1) за два с половиной (2,5) года, только в день рождения Олега.  Двадцать девятого ноября тысяча девятьсот семьдесят пятого (29.11.1975)  вечером два (2) деда весело «собирали» кроватку. 
В «девятке» (9), на Комсомольском тоже только раз (1), по печальному поводу, 
в день смерти бабушки.  Двадцать первого апреля  тысяча девятьсот восьмидесятого (21.4.1980).   За три (3) года.
Квартиру  на набережной посетил  за восемь (8) лет дважды (2).      
А вот деталь, которая при упоминании в разговорах всегда и всех удивляла.
Правда, я до сегодняшних строк не предавал её широкой огласке.
И вовсе не потому, что стеснялся или побаивался.  Никогда не придавал ей никакого значения.  А меня до сих пор убеждают, что она весьма показательна,
хотя и выглядит, по крайней мере, странно.  Наверное, люди правы. 
Был покровитель, но не спонсор.  Ни разу (0) в жизни, ни в каком возрасте
отец не давал мне денег. Даже копеек на школьный завтрак.  Ни разу (0)!
Однажды (1), правда, деньги переходили из его рук в мои.
Как-то он посылал меня за коньяком.
Был ещё случай телеграфного денежного перевода.
Я проспал поезд «Адлер – Москва».  И мне не хватало на авиабилет.
По прилёту я обнаружил  на столе счёт с учётом стоимости перевода.
Конечно, в этом была доля шутки. Но только доля.
И я поддержал заданный тон.
Было трудно отдать долг в первый (1) день после отпуска, но я нашёл способ.      
Повторюсь, это не претензия, не встречный счёт – лишь создание объективной картинки. Вот такие отношения. 

Последние сентенции вовсе не означает, что я беспамятен и неблагодарен,
что я не понимаю, насколько решителен и точен он был, например, в случаях маминой почти смертельной автокатастрофы и моей онкологии.   
Но эта тематика – территория пусть и тоже моей, но совершенно иной книги.
А в продолжение темы, замечу что люди, появившиеся в моей жизни 
во второй (2) её половине (1/2)  в большинстве своём узнают что-то о моём отце только из подобных неизбежных вкраплений в мои писания.
(А как, скажите, без упоминаний об отце я смогу объяснить свою жизнь.) 
И никому из них не кажется, что я балбес и раздолбай.
И даже мог, хоть когда-нибудь, хоть какое-то время, ими быть. 
Они как раз  особенно ценят мою самостоятельность, решительность и точность практически во всех жизненных ситуациях.   
Собственно, здесь абсолютно нечем хвастаться.
Во второй (2) половине (1/2) жизни, и даже после первой (1) трети (1/3),
первой (1) четверти (1/4) её (процент (%) уточняется смертью), человек просто обязан быть самостоятельным.   Другое дело, что зачастую орган, отвечающий
за эту важную способность, хирургически удаляется как вредный атавизм.
Вот чего, к счастью, мне удалось избежать.
К тому же у меня, в силу многих обстоятельствах, случилось не продолжение,
не второе (2) действие, а нечто совершенно иное.  Другая пьеса.
Настоящая следующая жизнь.
Есть небольшая, и до обидного быстро сокращающаяся, группа присутствующих
и в предыдущей жизни, и при переходе, и сейчас.
И не только увидевших, но и осознавших.  Сумевших,  как бы перейти вместе
со мной, а не оставшихся там, в прошлом времени и в прошлом восприятии.
Они подтвердят каждое моё слово.       
К сожалению,  это не относится сразу к нескольким категориям, подробно описанным мною в песне «Расстояние личности».  Несколько глав назад
я показал вам её, и добавил соответствующие рассуждения.
Поэтому мне так трудно порой общаться даже с доброжелательными,
даже с по-своему любящими меня людьми из прошлого.
И потому же так радуют встречи, со старыми знакомыми,  не остановившимися, развивавшимися и легко  понимающими и принимающими мои превращения.
Отец был очень  умным человеком (не просто моё личное мнение;  крайне редкие,
но всё-таки присутствующие в инете  упоминания о нём ниже  определения «талантливый организатор» не опускаются), и мне хочется думать,
что сейчас у нас не было бы никаких проблем с взаимопониманием.
И в отражаемый мною период мы довольно часто встречались и неплохо общались.
Сильно способствовала дача.  Нам обоим (2) нравилось там бывать. 
Вот и в ту пятницу я быстро и удачно к ужину  добрался на Центральный просек Серебряного Бора.   Отец как раз (1) нацеливался на бутылку коньяка,  и я как собутыльник и, несомненно,  приятный собеседник появился очень вовремя.
Последние полгода (1/2) родителей сильно радуют и развлекают мои рассказы об учёбе и работе.  Но сегодня им не повезло, я совсем не успокоился в общественном транспорте, и все свои эмоции беззастенчиво выливаю на ни в чём неповинных предков.  Отец задумчив и огорчён.  Как глупо, нелепо, прямо-таки анекдотично
срывается замечательный план почти уже совсем правильного сына.   
Тут я несколько снижаю накал, сообщая о приглашении на понедельник, и мы полностью переключаемся на коньяк.
Суббота у отца как всегда рабочая, он подбрасывает меня до метро.
Здесь у меня назначена встреча. 
Новая девушка впервые (1) приезжает в Серебряный Бор.   
У нас намечена обширная программа, аж на полные три (3) дня.
В институт она прокатится со мной, а на работу нам только во вторник, 
вместе, она оператор в моей смене.   
Кстати, ещё одно событие моего нынешнего интернет-перерыва: 
нашёлся её тогда  намечавшийся, а теперь уже давно бывший муж,
мой старинный приятель. Приезжал, рассказывал…
А дураки от постмодерна так и поют, что всё уже написано. 
Головой повертеть не пробовали? 
Лето стояло замечательное.  Пропускаю двое (2) суток почти непрерывного купания. 

                52 Москвее некуда.  И не давить.

В понедельник, задолго до назначенного часа я уже вхожу в деканат.
И сразу чувствую, что-то кардинально изменилось.  Громко и весело здороваюсь. 
В ответ кто-то что-то бурчит, кто-то просто молчит.
Меня явно не хотят видеть.
По непонятным причинам я в друг превратился в нежелательное,
не воспринимаемое здесь лицо. 
В «персону нон грата» (латинское «persona non grata»).
Вот уж, действительно,  от любви до ненависти один (1) шаг.   
Но что это за шаг? Почему он сделан?  По чьему указанию?
Мне удаётся всё-таки завязать разговор, с огромным трудом выясняю:
секретарь местного райкома партии, кажется, первый (1) звонил ректору домой, ректор, в свою очередь, звонил декану. Подробностей не знает никто, но суть – почему не даёте защититься хорошему парню и отличнику.
Декан в воскресенье обзвонил чуть ли не всех сотрудниц.
Уж от меня-то они этого никак не ожидали.
Я мгновенно всё понимаю и начинаю извиняться. 
Шучу. Клянусь, что я не в курсе.  Это же правда.
Мы все, конечно, знаем, кто звонил секретарю.
Я искренен и убедителен.  Добиваюсь некоего смягчения обстановки.
Прошу тайм-аут, и невероятно быстро возвращаюсь из ближайшей кондитерской.
Мы пьём чай, продолжая обсуждение.   
Мне удалось невероятное – одновременно расхвалить и высмеять всё упомянутое начальство.   Всё, я избежал участи изгоя, я снова свой.   
Меня ещё журят, но уже переходят к разговору по существу.
Десятого (10) июня (VI) гос сдают «бухгалтеры», запросто можно вписать меня
в их ведомость.  И нечего было паниковать.
Десятого (10), в воскресенье – переспрашиваю я.
Да, научный коммунизм в День Святой Троицы – смеётся замдекана.
Честно говоря, я не следил тогда за православным календарём, но шутка мне понравилась.  У меня целых шесть (6) дней на освоение научного коммунизма.
Вся столь пёстрая и разноплановая процедура согласования заняла более двух (2) часов. И всё это время моя спутница терпеливо ожидала то сидя на одном (1) из разношёрстных стульев, столпившихся в тупике коридора, в небольшом отдалении от дверей деканата, то стоя у огромного пыльного торцевого окна  с видом на железную дорогу.  Мне очень хочется описать вам эту молодую женщину, но есть опасения, что прототип легко опознает себя и обидится не некоторые детали.
Поэтому, в нарушение одного (1) из основных принципов литературы, я прямо здесь, в тексте, а не в предисловии, послесловии, сносках, заявляю – персонаж является сборкой двух (2) прототипов. И пусть та (или другая, или обе (2), читая, позитивное относит к себе, а негативное к своей тогдашней конкурентке.
Добавлю, что подобное «смешивание», абсолютно не мешает абсолютной реальности персонажа.  Она уже не только в тексте, но и в моей памяти существует
 как единый (1), яркий атрибут того периода.  Некое «сдвоение»  (2) личности. 
Что, конечно, как и «раздвоение» (2), является диагнозом.   
Изумительной внешности была гражданочка. 
Я говорю не  о симпатичности, оригинальности, яркой самобытности.
У таких, как правило, наименьшее количество проблем в общении с противоположным полом.   Всегда, часто после очень короткого перебора,
находится «предназначенный».    Свято убеждённый в том, что встретил живое воплощение своего смутного, юношеского сновидения.   
И всё-таки они «дело вкуса».  Также легко, как восхитившийся,  обнаружится 
и тот, кто со скептической улыбкой бросит – дворняжка.
Живописуемая относилась совсем к другой категории.
Таких все без исключения, любая профессиональная комиссия и даже рефлекторно   злословящий  бабский синклит признают безусловными красавицами.   
И всё-таки это не классическая, не каноническая красота.
Случается такая внешность, что вроде бы и красиво, даже очень красиво,
но ощущается какая-то аномалия.  Видят это все, но объяснить на словах
непонятно почему возникающую внутреннюю претензию практически невозможно.  Во всяком случае, я долго не мог.   Наконец, мне в голову пришла довольно простая идея, и даже проверил её на практике.
Так вот, покажите такую соответствующему специалисту (уж и не знаю, как он называется, я экспериментировал  с хорошим хирургом-травматологом), а он вам –
так у неё  «кости не так выросли».  Вот вам и красота.
Красота от уродства. Красота из уродства. Красота как уродство. 
Обычно подобная иллюзия недолговечна.
И если «классику» беременность, послеродовые изменения, колебания веса,
тяжёлые заболевания, возраст только подчёркивают, или хотя бы оставляют напоминания, то в рассматриваемом и, даже, исследуемом, изучаемом нами случае красота исчезает бесследно, безвозвратно.   Зачастую преображаясь до полной 
своей противоположности. 
Такие метаморфозы я наблюдал у нескольких известных наших кинодив.
Особенно, у одной (1), не переставшей при этом быть замечательной актрисой, кстати, весьма почитаемой мною.   
Такая же и моя локальная героиня. Но тогда ничего из перечисленного с ней
ещё не произошло и она блистает.  Самая яркая звезда в нашем вычислительном планетарии.   А я вовсю тешу свою гордыню тем, что отбил её у целого сонма
мелких начальников.    Замечу, что у меня её не отбивали.
Она официально перешла в иную юрисдикцию после тщательных переговоров, роскошного банкета и, даже некоего «акта передачи».
Таким документом  вполне можно считать написанную по горячему следу песенку.

         ПУСТЫШКА.   (27.9.79.)  Песня.
                1.
Я помню маленький кусочек детства,      
Игрушка  мне понравилась чужая,            
А мне в неё играть не разрешали,
Не разрешали, не разрешали.               
Как я хитрил, коварно несусветно,
И вот в руках заветная игрушка.
Вдруг стала мне она совсем ненужной.
Совсем ненужной, совсем ненужной.

А тут, как раз, домой меня позвали.         
К чему мне дома глупая пустышка.          
Смешная помесь спутника с трамваем.   
Отдал её какому-то мальчишке,               
Что первым протянул за нею руку,            
Приятное приятно сделать другу.               
                2. 
Со мной такое много раз случалось.
Противно жить – тужить обыкновенно.
Вся жизнь моя – одни эксперименты.
Эксперименты, эксперименты.
Пусть много раз кончалось всё скандалом,
Я всё рано считаю путь свой верным.
Скандал является проверкой верной.
Да, самой верной, самой верной.

У этих разных пьес конец единый.
Всегда был случай выбросить пустышку.
Смешная смесь слуги и господина,
Мой верный случай – мой другой мальчишка.
На землю не бросать – вот в чём идея.
Есть для любой пустышки свой младенец.
                3.
Ну что ж, прости, с тобой случилось так же.
Не обессудь и не держи обиды.
Ведь если бы меня ты полюбила,
Да, полюбила, полюбила.
Другое стало для тебя бы важным.
Тогда бы ты понять меня сумела.
И было бы совсем другое дело,
Другое дело, другое дело.

Мне жаль тебя, мне жаль, что ты такая.
К чему мне в жизни яркая пустышка.
Смешная смесь гадюки с попугаем.
Старайся быть честней с другим мальчишкой.
А именем твоим назвал я кошку.
Когда играю с ней, грущу немножко. 
 
Перечитываю, мысленно припевая, и удивляюсь, насколько точной, провидческой она оказалась.  Кто-то, возможно, не согласится с применением столь высокого термина, как «провидение» в столь обыденной истории.
Но эта история – целая непростая, даже трагическая жизнь советско-российской семьи.  Да, всё, что вокруг написано, согласовано с бывшим мужем (бывшими мужьями).    А на крайний случай, я выше уже  прокомментировал всю несостоятельность возможных обид.   

Собственно, песня всплыла, как и остальные здесь, ситуационно, внезапно.
Нельзя сказать, чтобы я её совсем не помнил, где-то хранилась, конечно.
Но и без неё   у меня был готов текст.    Первую (1) часть вы уже прочли, и, надеюсь, согласитесь,  что песенные  «помесь спутника с трамваем» и  «смесь гадюки с попугаем»  хорошо сочетаются с рассуждениями о «красоте как уродстве».

А вот и продолжение.  Обратите внимание теперь на «гадюку».
Смотрите, как я хотел продолжить описание, переходя от внешнего к внутреннему
и составляя психологический портрет. 
Так вот, она всегда напоминала мне гюрзу.
У нас в России самая коварная и опасная змея -  гюрза, славу Богу, встречающаяся далеко не везде.    Она умеет устраивать потрясающие засады.
Заползает на  лозу или  шелковицу и просто ждет птицу – лакомку.
Проглотит и снова превращается в часть плодового дерева.
Верное место и водопой, здесь она – камень.   Вот он мелкий жаждущий зверёк.
И так далее…
Потрясающее терпение. Ну чем не «ожидание у деканата».
Видимо, я производил впечатление «лёгкой жертвы».
Не случилось - я оказался крупноват для неё.   
Впрочем, когда  гюрза преследует жертву, нет ничего, что может её смутить.
И такое преследование, упорное и смелое  - «гюрзовое»,  мне тоже пришлось наблюдать в исполнении  моей тогдашней.  (История не отсюда.)
Даже эпитет «глупая», который вроде бы входит в противоречие с рассказом
о хитроумных проделках гюрзы, и тот справедлив. 
Всего лишь через два с половиной (2,5) месяца, незадолго до успешного завершения нашего общего правительственного задания, Спартакиады Народов СССР,
она, видимо, испытывая головокружение от быстрого продвижения к намеченной цели, совершила глупейшею ошибку, сделала проигрышный ход, устроила весьма примитивную провокацию.  А я, уже всё понимающий, только ждал весомого повода для завершения отношений.
Для полной ясности, в последнем инциденте я воспользовался знаниями об эффекте Плацебо  и надёжными связями в аптеке.   Сработало безошибочно.
И вот что удивительно: свою песню – отчёт я назвал «Пустышкой», не зная,
что так именно совершенно верно называют такие таблетки сами врачи.
Я, вычитав научное название, так ни разу (0) и не расслышал очевидное сленговое.   
К сожалению, у неё хватило змеиной изворотливости почти мгновенно свернуть на запасную тропинку. И далее, как показала жизнь, отнюдь не «быть честней с другим мальчишкой».   Я и тогда, и сейчас убеждён, что «аварийный вариант» тоже просчитывался заранее.  Скорее всего, не один (1).
Да, чуть не забыл вам сообщить, что всё её прохиндейство осуществлялось на фоне ещё не оформленного развода с предыдущим мужем. 
Завершая рассказик о ней, не могу обойтись без крохотного лингвистического экскурса.  Многие, наверное,  слышали, что на польском красота – uroda.
А что, она, пожалуй, сошла бы за полячку.
Хорошо, что всё закончилось без «македонских ассоциаций».
Ведь на македонском языке  красота звучит так – убавина.
А что при этом слышится русскому уху?
Мало того, что чего-то не хватает (убавлено), но ещё и  убийственно.   

Продолжение следует.   53МН…