Братья Стругацкие - Трудно быть Богом

Наступил 22 век. Учёные обнаружили планету, на которой живут такие же люди как и мы, но только на этапе Средневековья. То есть, их историческое развитие отстаёт от земного на много веков.

Земляне рассматривают подобную находку как шанс глубже изучить социально-политехнические процессы человеческого общества, понять закономерности его развития, проверить научные теории и гипотезы.

С этой целью учёные создали на Земле Институт экспериментальной истории и отправили на другую планету свои лучшие кадры - всего 250 человек. Их назвали "наблюдателями", так как им запрещено вмешиваться в ход каких бы то ни было событий. Однако, "наблюдатели" имели право помогать особенным и одарённым людям.

Главный герой повествования - русский историк Антон, прибывший на другую планету под именем Румата. По легенде, которую ему придумали на Земле, он был рождён в знатной семье, является богатым благородным доном. Такое выгодное положение в обществе давало ему возможность оказывать поддержку талантливым людям, которые испытывали крайнюю нужду либо были в немилости у государя.

Настоящими изгоями в средневековом обществе были книгочеи: "Беззащитные, добрые, непрактичные, далеко обогнавшие свой век…" Их отлавливали, казнили, продавали в рабство, сажали в тюрьмы, сжигали их книги и рукописи.

В том же королевстве Анкарнар вместе с Антоном работал уважаемый и уже пожилой человек Александр Васильевич под именем дона Кондора. Он на чужой планете провёл уже 15 лет и даже смог попасть на службу в правительственные круги.

Александр Васильевич иногда встречался с Антоном, общался с ним, давал советы, поддерживал, помогал ему не забыть себя настоящего, хотя сам порой боялся, как бы ему не вжиться в роль человека Средневековья навсегда:
"Пятнадцать лет понадобилось мне, голубчик, чтобы понять, что же самое страшное. Человеческий облик потерять страшно, Антон. Запачкать душу, ожесточиться. Мы здесь боги, Антон, и должны быть умнее богов из легенд, которых здешний люд творит кое-как по своему образу и подобию. А ведь ходим по краешку трясины. Оступился – и в грязь, всю жизнь не отмоешься. Горан Ируканский в "Истории Пришествия" писал: "Когда Бог, спустившись с неба, вышел к народу из Питанских болот, ноги его были в грязи".
– За что Горана и сожгли, – мрачно сказал Румата.
– Да, сожгли. А сказано это про нас. Я здесь пятнадцать лет. Я, голубчик, уж и сны про Землю видеть перестал. Как-то, роясь в бумагах, нашёл фотографию одной женщины и долго не мог сообразить, кто же она такая. Иногда я вдруг со страхом осознаю, что я уже давно не сотрудник Института, я экспонат музея этого Института, генеральный судья торговой феодальной республики, и есть в музее зал, куда меня следует поместить. Вот что самое страшное – войти в роль".

Вместе они находили и спасали алхимиков, знахарей, изобретателей, поэтов и писателей, всех тех, кто лечит и учит. Не всегда это удавалось, и Антон, он же Румата, тяжело переживал поражения.

Вот одна из таких историй. Один талантливый человек, Гур Сочинитель, стал неугоден правителю, из-за чего все его книги и рукописи были сожжены прямо у него на глазах. Румата нашёл поэта на одном из званых обедов:

"Что нового пишете, отец Гур? – спросил Румата вполголоса.
Гур вздрогнул.
– Пишу?.. Я?.. Не знаю… Много.
– Стихи?
– Да… стихи…
– У вас отвратительные стихи, отец Гур. (Гур странно посмотрел на него.) Да-да, вы не поэт.
– Не поэт… Иногда я думаю, кто же я? И чего я боюсь? Не знаю.
– Глядите в тарелку и продолжайте кушать. Я вам скажу, кто Вы. Вы гениальный сочинитель, открыватель новой и самой плодотворной дороги в литературе. (На щеках Гура медленно выступил румянец.) Через сто лет, а может быть, и раньше по вашим следам пойдут десятки сочинителей.
– Спаси их Господь! – вырвалось у Гура.
– Теперь я скажу Вам, чего Вы боитесь.
– Я боюсь тьмы.
– Темноты?
– Темноты тоже. В темноте мы во власти призраков. Но больше всего я боюсь тьмы, потому что во тьме все становятся одинаково серыми.
– Отлично сказано, отец Гур. Между прочим, можно ещё достать Ваше сочинение?
– Не знаю… И не хочу знать.
– На всякий случай знайте: один экземпляр находится в метрополии, в библиотеке императора. Другой хранится в Музее раритетов в Соане. Третий – у меня.
Я передам вам экземпляр Вашей книги, отец Гур, – сказал он. – Но с одним условием. Вы немедленно начнёте писать следующую книгу.
– Нет, – сказал Гур. – Поздно. Пусть Киун пишет. Я отравлен. И вообще всё это меня больше не интересует. Сейчас я хочу только одного – научиться пить. И не могу… Болит желудок…"
Ещё одно поражение, подумал Румата. Опоздал."

За кем-то Александр Васильевич, он же дон Кондор, присматривал лично. Например, за одним средневековым алхимиком, который занимался поиском Философского камня.

"Узнав через неделю, что алхимика Синду намереваются обвинить в сокрытии от казны тайны Философского камня, Румата, разъярённый поражением, устроил у дома алхимика засаду, сам, обернув лицо чёрной тряпкой, обезоружил штурмовиков, явившихся за алхимиком, побросал их, связанных, в подвал и в ту же ночь выпроводил так ничего и не понявшего Синду в пределы Соана, где тот, пожав плечами, и остался продолжать поиски Философского камня под наблюдением дона Кондора".

Румате приходилось вести активную светскую жизнь подстать своему социальному статусу, но в душе он был очень одинок. Его жизненные ценности и мировоззрение сильно отличались от средневековых, и каждое утро, просыпаясь, он говорил сам себе:

"Стисни зубы и помни, что ты замаскированный Бог, что они не ведают, что творят, и почти никто из них не виноват, и потому ты должен быть терпеливым и терпимым…"

Однажды Румата встретил девушку Киру. Она привлекла его внимание тем, что напоминала человека из будущего, была такой же как он. Кира много читала, "была на удивление тиха и застенчива, и ничего в ней не было от горластых, пышных мещанок, которые очень ценились во всех сословиях. Не была она похожа и на томных придворных красавиц, слишком рано и на всю жизнь познающих, в чём смысл женской доли".

Румата предложил Кире работу в своём имении. Она согласилась. Вместе они стали заботиться о мальчике Уно, "его судьба могла бы послужить темой для баллады".

"Пройдя по тёмному дому, он спустился в людскую и сказал, глядя поверх склонившихся в поклоне голов:
– Я взял домоправительницу. Имя ей Кира. Жить будет наверху, при мне. Комнату, что за кабинетом, завтра же прибрать тщательно. Домоправительницу слушаться, как меня. – Он обвёл слуг глазами: не скалится ли кто. Никто не скалился, слушали с должной почтительностью. – А если кто болтать за воротами станет, язык вырву!
Окончив речь, он ещё некоторое время постоял для внушительности, потом повернулся и снова поднялся к себе".

Как-то раз Кира сказала Румате:

"Ты не просто добрый, хороший человек. Ты ещё и очень странный человек. Ты словно архангел. Когда ты со мной, я делаюсь смелой. Сейчас вот я смелая… Когда-нибудь я тебя обязательно спрошу об одной вещи. Ты – не сейчас, а потом, когда всё пройдёт, – расскажешь мне о себе?

Румата долго молчал.

– Да, – сказал он наконец. – Когда-нибудь я расскажу тебе всё.

– Я буду ждать, – сказала она серьёзно. – А сейчас иди и не обращай на меня внимания".

Некоторое время спустя, Румата действительно решился рассказать Кире всю правду о себе, думая, что она всё равно ему не поверит и воспримет историю как сказку.

"Он сел рядом и стал рассказывать про хрустальные храмы, про весёлые сады на много миль без гнилья, комаров и нечисти, про скатерть-самобранку, про ковры-самолёты, про волшебный город Ленинград, про своих друзей – людей гордых, весёлых и добрых, про дивную страну за морями, за горами, которая называется по-странному – Земля… Она слушала тихо и внимательно..."

Кира поверила Румате и стала помогать ему в его нелёгком деле.

"Было в ней чудесное свойство: она свято и бескорыстно верила в хорошее. Расскажи такую сказку крепостному мужичку – хмыкнет с сомнением, утрёт рукавом сопли да и пойдёт, ни слова не говоря, только оглядываясь на доброго, трезвого, да только – эх, беда-то какая! – тронутого умом благородного дона. Начни такое рассказывать дону Тамэо с доном Сэра – не дослушают: один заснёт, а другой, рыгнув, скажет: "Это, – скажет, – очень всё благородно, а вот как там насчёт баб?.." А дон Рэба выслушал бы до конца внимательно, а выслушав, мигнул бы штурмовичкам, чтобы заломили благородному дону локти к лопаткам да выяснили бы точно, от кого благородный дон сих опасных сказок наслушался да кому уже успел их рассказать…"

Случались дни, когда от накопившейся усталости и происходящего вокруг беспредела, Румата впадал в отчаяние: "Разве это жизнь, Кира? Это Эксперимент надо мной, а не над ними". И в таком состоянии в нём зарождались революционные настроения, когда возникало непреодолимое желание помочь всем униженным и угнетённым, уталить свой праведный гнев, покончив с ненавистными тиранами и злодеями:

"Братья мои, подумал Румата. Я ваш, мы плоть от плоти вашей! С огромной силой он вдруг почувствовал, что никакой он не Бог, ограждающий в ладонях светлячков разума, а брат, помогающий брату, сын, спасающий отца".

Но, "наблюдатели", такие как Румата, не имели права никого убивать согласно принципу Бескровного Воздействия.

Среди тех, кого он спас, встречались и такие, кто ожидал от него помощи в организации восстания. Его просили возглавить мятеж и обеспечить бунтарей оружием.

Люди часто ждут царя-спасителя, революционера-освободителя. Вспомните библейский сюжет:

"У наместника был обычай на праздник отпускать одного из заключённых, по выбору народа.
В то время под стражей находился известный узник по имени Иисус Варавва.
Поэтому, когда собрался народ, Пилат спросил:
— Кого вы хотите, чтобы я вам отпустил: Иисуса Варавву или Иисуса, называемого Христом?
— Варавву! — сказали они.
— Что же мне тогда делать с Иисусом, Которого называют Христом? — спросил Пилат.
Все в один голос закричали:
— Пусть Он будет распят!
— За что? Какое зло сделал Он? — спросил Пилат. Однако толпа кричала всё громче:
— Пусть Он будет распят! (Евангелие от Матфея, глава 27)

Два Иисуса, две противоположности.

Кто такой Иисус Варавва - разбойник, выступающий против Римской власти, пойманный за убийство. В нём видели того, кто мог бы возглавить бунт, совершить госпереворот, и освободить свой народ.

А к чему призывал Иисус Христос?
"Отдавайте кесарю кесарево, а Божие Богу"
"Все, взявшие меч, от меча и погибнут"
"Любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас"

Толпа сделала свой выбор.

И хотя освобождён был Варавва, революция Иисуса Христа всё равно состоялась, но не на площадях, а в головах и сердцах миллионов людей.

Однажды Румата, рискуя своей жизнью, вытащил из тюрьмы одного лекаря по имени Будах. Его обвинили в отравлении правителя, хотя совершили это преступление придворные. Будах стал жертвой дворцовых интриг.

Румата привёз освобождённого лекаря к себе в дом, и позвал Киру, чтобы она познакомилась с мудрым старцем. Кире посчастливилось стать свидетелем диалога между Руматой и Будахом. И вот о чём шла между ними речь:

Румата спросил:
"– А что, если бы можно было изменить высшие предначертания?

– На это способны только высшие силы… - ответил Будах.

– Но всё-таки, представьте себе, что Вы Бог…

Будах засмеялся.
– Если бы я мог представить себя Богом, я бы стал им!

– Ну, а если бы Вы имели возможность посоветовать Богу?

– У Вас богатое воображение, – с удовольствием сказал Будах. – Это хорошо. Вы грамотны? Прекрасно! Я бы с удовольствием позанимался с Вами…

– Вы мне льстите… Но что же Вы всё-таки посоветовали бы Всемогущему? Что, по-вашему, следовало бы сделать Всемогущему, чтобы Вы сказали: вот теперь мир добр и хорош?

Будах, одобрительно улыбаясь, откинулся на спинку кресла и сложил руки на животе. Кира жадно смотрела на него.

– Что ж, – сказал он, – извольте. Я сказал бы Всемогущему: "Создатель, я не знаю твоих планов, может быть, ты и не собираешься делать людей добрыми и счастливыми. Захоти этого! Так просто этого достигнуть! Дай людям вволю хлеба, мяса и вина, дай им кров и одежду. Пусть исчезнут голод и нужда, а вместе с тем и всё, что разделяет людей".

– И это всё? – спросил Румата.

– Вам кажется, что этого мало?

Румата покачал головой.
– Бог ответил бы вам: "Не пойдёт это на пользу людям. Ибо сильные вашего мира отберут у слабых то, что я дал им, и слабые по-прежнему останутся нищими".

– Я бы попросил Бога оградить слабых. "Вразуми жестоких правителей", – сказал бы я.

– Жестокость есть сила. Утратив жестокость, правители потеряют силу, и другие жестокие заменят их.

Будах перестал улыбаться.
– Накажи жестоких, – твёрдо сказал он, – чтобы неповадно было сильным проявлять жестокость к слабым.

– Человек рождается слабым. Сильным он становится, когда нет вокруг никого сильнее его. Когда будут наказаны жестокие из сильных, их место займут сильные из слабых. Тоже жестокие. Так придётся карать всех, а я не хочу этого.

– Тебе виднее, Всемогущий. Сделай тогда просто так, чтобы люди получили всё и не отбирали друг у друга то, что ты дал им.

– И это не пойдёт людям на пользу, – вздохнул Румата, – ибо когда получат они всё даром, без труда, из рук моих, то забудут труд, потеряют вкус к жизни и обратятся в моих домашних животных, которых я вынужден буду впредь кормить и одевать вечно.

– Не давай им всего сразу! – горячо сказал Будах. – Давай понемногу, постепенно!

– Постепенно люди и сами возьмут всё, что им понадобится.

Будах неловко засмеялся.
– Да, я вижу, это не так просто, – сказал он. – Я как-то не думал раньше о таких вещах… Кажется, мы с Вами перебрали всё. Впрочем, – он подался вперёд, – есть ещё одна возможность. Сделай так, чтобы больше всего люди любили труд и знание, чтобы труд и знание стали единственным смыслом их жизни!

Да, это мы тоже намеревались попробовать, подумал Румата. Массовая гипноиндукция, позитивная реморализация. Гипноизлучатели на трёх экваториальных спутниках…

– Я мог бы сделать и это, – сказал он. – Но стоит ли лишать человечество его истории? Стоит ли подменять одно человечество другим? Не будет ли это то же самое, что стереть это человечество с лица земли и создать на его месте новое?

Будах, сморщив лоб, молчал обдумывая. Румата ждал. За окном снова тоскливо заскрипели подводы. Будах тихо проговорил:
– Тогда, Господи, сотри нас с лица земли и создай заново более совершенными… или, ещё  лучше, оставь нас и дай нам идти своей дорогой.

– Сердце моё полно жалости, – медленно сказал Румата. – Я не могу этого сделать.

И тут он увидел глаза Киры. Кира глядела на него с ужасом и надеждой".

Наедине она сказала Румате:
"Я нашла одну книгу, отца Гура сочинение. Там про то, как благородный принц полюбил прекрасную, но дикую девушку из-за гор. Она была совсем дикая и думала, что он Бог, и всё-таки очень любила его. Потом их разлучили, и она умерла от горя.
– Это замечательная книга, – сказал Румата.
– Я даже плакала. Мне всё время казалось, что это про нас с тобой.
– Да, это про нас с тобой. И вообще про всех людей, которые любят друг друга. Только нас не разлучат".

Но тут постучали в дверь. "Множество всадников топталось внизу – мрачных чёрных людей в остроконечных капюшонах. В дверь с треском били чем-то тяжёлым". Кира с испугом подумала, что пришли за ней, Румата решил, что это грабители. "Погоню, как псов" - подумал он. Кира стояла у окна и смотрела вниз, как вдруг дом стали обстреливать из арбалетов. Одна стрела пробила ей горло, другая - грудь.

"– Кира! – крикнул Румата.
Он взял её на руки и перенёс на кровать. "Кира…" – позвал он. Она всхлипнула и вытянулась. "Кира…" – сказал он. Она не ответила".

Дом загорелся, разведчики-земляне, что работали под прикрытием, поняли, что дело плохо, Румата не выходил с ними на связь, и было принято решение сбросить на город шашки с усыпляющим газом. Когда нашли спящего Румату, отправили его к своим на Землю. Что стало с Кирой и мальчиком Уно никому не было известно. На Земле Антон ничего об этом не рассказывал, стал мрачным и замкнутым. Часто бывал в одиночестве и ловил на озере рыбу.

Такой трагичный финал произошёл во времена тёмного Средневековья, на чужой планете, среди ожесточённых людей грубого нрава. Но всё меняется, одна эпоха сменяет другую.

Земля будущего - это другие люди, другие ценности, другой мир, в котором нет места жестокости и безысходности, а всегда есть вера, надежда и любовь, дающие силы преодолеть любые испытания.

Кардинальные перемены не за горами, всё будет хорошо)