Трензель в жопи

1.
Над рекой был слышен одинокий, печальный голос иволги. Просыпался заря. Уходила в бренность ночь с обидой на рассвет. В меха зимы закутались кусты. Чу! Слышен гай вороний и дальний, сонный ропот паровоза.  В соседнем доме окна желты. Но час настал. Пора итить домой!

- Ну, как тебе концерт? Как я сегодня играл? - спросил Эраст Соломонович Тьырбь дородную красавицу, павушку, красну девицу, билетёршу, Психею Кондратьевну Кронштадт, когда после концерта спустился к ней, в пустой зал, по веревочной лестнице с балкона театра оперы. Психея нервически надула губки и с живостью затараторила:
- Вы меня обманули, баловник. Скверный мальчишка! Я, наивно ожидала большего. А вы, за весь концерт, всего два раза стукнули в свою стучалку. Да и то, нифуя не было слышно: вас заглушал оркестр, литавры, геликон, арфы всякие, флейты да тубы и еще этот…!
- Тромбон?
- Да нет…. Длинная такая труба…
- А-а-а-а… Карнай? (Нунифуя не понимает в музыке, впрочем, как и всякая баба, - раздраженно подумал Эраст, - хотя эта - такая вся прехорошенькая, желанная, манящая….)
- Существует клавир, нотная партия, согласно которой я играю…- виновато оправдывался Эраст, покраснев от необоснованного стыда. Он попытался неловко поцеловать Психею, но он брезгливо отстранилась и шлепнула его ладошкой по губам.
- Плохая у вас, однако, клавир, - горько и криво ухмыльнулась Психея в усы. О! Эти проклятые, несносные, жесткие, колючие усы, от которых она никак не могла избавиться уже с десятилетнего возраста!

2.
Следователь по особо важным делам Митрофан Трифонберг прибыл в оперный театр сразу через полчаса после того, как его, толстенького, тепленького, полусонного, в буквальном смысле поднял прямо с отъестествованной дважды жены, из мятой постели, дерзкий, противный, телефонный звонок. Вызвали на трагическое происшествие в театр Оперы, Оперетты и Балета.
Труп потерпевшего, возлежал, в ожидании вскрытия, посреди сцены и был накрыт кумачовым, плюшевым, театральным занавесом.

- Цэ главный дирижер симфонического оркестра, Ярополк Рабиндранатович Ной. – монотонно и атонально докладывал стажер, лейтенант Велемир Такешевич Лопухов, - Он - лауреат международного конкурса….
- Ближе к делу, лейтенант, - бесцеремонно оборвал его речь Трифонберг, - Мне пох его заслуги….
- Если короче - тогда – вот! – лейтенант протянул следователю кривой металлический прут, обернутый в целлофановый пакет.
- Что это?
- Это было засунуто у него в жопи!
- В жопи? – рассеянно уточнил следователь.
- Туда!
- Похоже, это – убийство, - шепотом, в раздумье произнес Митрофан.

Следователь по особо важным делам Митрофан Трифонберг с брезгливой осторожностью взял двумя пальчиками прут и внимательно изучил его. Что-то знакомое показалось ему в этом металлическом пруте. Где-то он уже встречал этот прут! Но где? Когда? С кем? Ах! Нет!!!!! Ну да! Конечно!

Воспоминание, словно яркая внезапная молния ослепило его сознание. Митрофан Трифонберг узнал этот прут. И это был вовсе не прут! Никакой это был не прут!
Это был трензель! То бишь - треугольник! Да, да! Называется правильно - Трензель! В момент убийства он был разогнут и представлял собой металлический прут. Но Митрофан узнал этот прут! Это был самый настоящий трензель - ударный музыкальный инструмент в виде изогнутого в форме равнобедренного треугольника, незамкнутого в одном из нижних углов. Этот треугольник свободно подвешивают за угол (традиционно при помощи жильной струны) и удерживают в руке, либо прикрепляют к пюпитру. Ударяют стальной палочкой. Треугольник принадлежит к инструментам с определённой высотой звука, имеет блестящий и яркий тембр, способный украсить даже мощное оркестровое тутти.
А тутти — как противоположность понятию соло, это есть исполнение музыки полным составом оркестра или хора. В партитуре какого-либо произведения в этом месте ставят слово-знак Tutti. Как правило, фрагмент исполнения тутти следует непосредственно за фрагментом соло, с тем, чтобы дать солировавшему участнику возможность передохнуть, утереть пот, выпить водички глоток, и подготовиться к продолжению исполнения, а слушателям точнее ощутить на контрасте нюансы произведения.

В оркестре, треугольнику, так уж повелось, поручались несложные ритмические партии, фигуры и тремоло.
Митрофан Трифонберг прекрасно знал этот диковинный инструмент, так как в детстве увлекался игрой на треугольнике в оркестре треугольников в Дома Пионеров. И даже достиг немалых, успехов, заняв первое место на олимпиаде треугольников в Чаршивах Жмырах. Ох, как нелегко давался ему этот инструмент! Постоянно падал из рук вон! То звук получался глухой, как у трамвайного рельса, то сам Митрофан промахивался при ударе палочкой.
- Шерше ля музыкант! – загадочно произнес Митрофан Трифонберг себе под нос.
- Как? - не понял лейтенант.
- Фуй через плечо! – как ему показалось, остроумно сострил следователь и коротко хохотнул.

3.
Спотухалася заря. Улеглися ветры буйныя. Расчесав свои кудерки, Эраст Соломонович Тьырбь вежливо постучал в дверь условным стуком три раза, и робко, крадучись, словно тать, вошел в бухгалтерию. Счетовод Аглая Капитоновна Энгельгардт, даже не подняла на него своего взора, вдумчиво глядя в гроссбух, сквозь толстые стекла очков. Она считала выручку симфонического оркестра.

- Чего тебье? – спросила она сквозь зубы, с, присущим всем бухгалтерам, акцентом.
- Мне бы – зарплату за апрель, - смущенно переминая с ног на руку, пояснил Эраст. Когда-то он ежедневно, перед репетициями, естествовал в дворницкой каморке, под лестницей, только с виду неприступную, Аглаю Капитоновну и даже научил ее преодолевать отвращение к минету.
Аглая Капитоновна молча, не поднимая взора от гроссбуха, не отрываясь от подсчета выручки, протянула ему мятую купюру.
- Что это? – недовольно сморщившись, просил Эраст, с презрением глядя на мятую, трехтысячную купюру.
- Это, Эраст, зарплата тебе за апрель. Как говорится: «Репа продана – воз накрыт!»
- Но почему? Почему так мало? – в каком-то слепом отчаянии воскликнул Эраст Тьырбь, пустив петуха, и возздев руки к небу. Он всякий раз в день получки так эмоционально корил эту несправедливую экономическую доктрину уже много лет подряд.
- Весной озими в засек не сыплють! Сколько играль – столько и получаль! У ленивой пряхи для себя нет рубахи! – иронично хохотнула Аглая Капитоновна Энгельгардт, обнажив траченные, золотом зубы счетовода.
- И за что я ее только любил столько лет?!! – выходя из кабинета, подумал про себя Эраст, согнувшись и содрогнувшись от увиденного. – Благо мы рассталися миром! 
Раздражение в нем накалялось с каждой минутой и начинало закипать.
- Всяк хочет к скопцу, а никто к молодцу! – крикнула ему во след счетовод Аглая Капитоновна, заливаясь хриплым, экономическим смехом.

4.
По небу синей грядой неслись тучи черныя. Запушилися снегом избы. Занесла метелица дороги и следы. Непорочно белый снег лежал покрывалом на матушке земле. Воздух морозный чуть трепетал. Из колодца за околицей, девица юная, в плаще пурпурном, ведром черпает воду. В её пристальном, тихом взоре – печаль о невозвратном море наслажденья и похоти, проходит робкою козой. Следы лобзаний на губах карминных она слизала языком, чтоб батюшка её, чекист, по возвращении домой, не приебался к ней с допросом пристальным.
Эраст решительно и бесповоротно двинулся к кабинету главного дирижера. Путь ему преградил часовой в ливрее, чемпион Читы по муантай, Исраэль Пэрейра.
 
- Пускать не велено, - властно и театрально рявкнул он.
Эраст, стиснув зубы, молча провел любимую серию: короткий джеб левой, потом бэкхэд правой, и на коде – ударом коленом в область бикини, вырубил охранника.
Главный дирижер симфонического оркестра, Лауреат государственной премии, блудник и бретер, состарившийся волокита, Ярополк Рабиндранатович Ной, в театральной венгерке с брандербурами, добросовестно усердствуя, тяжело дыша, задрав юбку, с тыла попирал первую скрипку подвластного ему симфонического оркестра, Венеру Апполоновну Крусс. Первая скрипка сопела и покряхтывала, старательно помогая лауреату движениями своего справного, подвижного, гибкого стана ласки.

- Что? Вы? Вон атседова! – воскликнул возмущенно  Ярополк Рабиндранатович Ной, в нервическом возбуждении, прервав соитие, спешно и благородно, оправив ризы первой скрипки, забыв, однако, заправить свой, огромных размеров яшмовый, кумачовый хъй, в ширинку галифе. Венера, с криком «Ах!», закрыв свой прекрасный, пурпурный лик ладошками, выскочила вон, больно задев плечом подбородок Эраста, походя, пахнув на него питейными вонями.

- Что вам надобно, басурманин вы эдакий? – отирая пот с лица, спросил дирижер, переводя дыхание.
- Меня все игнорируют! Мои партии в клавирах – ничтожно малы! Я лишен творческого выхлопа! Мне не дают раскрыться полностью!  - закрыв свой лик ладонями, уныло произнес Эраст.
- Позвольте! Но вы же работаете у нас в оркестре, кажется, на треугольнике! Я не ошибся?
- Да! На трензеле! – гордо откинув прядь со лба, ответствовал Эраст, - Но я порою просто простаиваю, как раненная лошадь в стойле, не имея возможности всласть играть на треугольнике! А ведь Я, между прочив победитель международного конкурса треугольнистов в Тигуане!
- Где-где? – переспросил дирижер, запоздало заправляя свой непокорный, яшмовый фуй в ширинку.
- В Тигуане! В прошлом году! Но в нашем оркестре, меня словно не замечают! Меня как бы – нет! Меня даже не зовут по имени. Просто «Эй, ты! Трензель! Подь сюда!».
- А как вас зовут? – заинтересованно вопросил дирижер.
- Эрастом звать меня!
- Смешно.
- Сомнительный повод для смеха. Не находите? – заметил Эраст скорбно, - А ведь с 18 века треугольник считается одним из основных ударных инструментов симфонического оркестра. Да, да! Не смейтесь! А что получается на самом деле? В увертюре к опере «Вильгельм Телль» Россини я играю на треугольнике только два раза в среднем разделе! Динь-динь! А в «Пер Гюнт» Грига, в танце Анитры, тоже два раза, и один раз в Арабском танце. Это по вашему – есть  работа? В сочинениях Гайдна, Моцарта и Бетховена я пару раз стучу для имитации так называемой «янычарской музыки».
Единственное сочинение, в котором мне достается маленькая, но самостоятельная партия — Концерт № 1 для фортепиано с оркестром, Ференца Листа, написанный в 1849 году, да святится имя Его во веки веков. Это произведение у нас, в оркестре, называют за глаза – «концерт для треугольника с оркестром». Вы прекрасно знаете, что в нем, помимо фоновых ритмических функций, треугольник исполняет отдельную партию, открывая третью часть концерта – Allegretto vivace. Казалось бы, доказав своё право на самостоятельное развитие, треугольник с достоинством занял своё место среди классических музыкальных инструментов. Ан нет! На этом концерте история треугольника тонет в омуте незаслуженной стагнации! Надо мной все смеются! Я зарабатываю три тысячи в месяц!...
 
- …Настоящий талант должен быть голодным! – некстати вставил маэстро.
- …А мой треугольник, чтоб вы знали – из гафния, за 10 тысяч долларов, работы итальянского мастера Джордано Пизтаетти из Пизы. Единственный в мире треугольник из гафния!
- Нунифуясебе! – воскликнул дирижер, издав звук до неприличия напоминающий смех. Воцарилась неловкая пауза. Потом еще одна. И еще…. Эраст неожиданно нарушил паузу задумчивой, исполненной печали, речью.
- Знаете, Ярополк Рабиндранатович, ведь мне порой во сне являются великие виртуозы - исполнители на треугольнике-трензеле: Вольфганг фон Гумбольдт, Ариэль Кондратьевич Пук, Поликарп Самуилович Джугашвили. Они смеются надо мною, тыча в меня треугольниками! А я ведь давно превзошел их в исполнительском мастерстве! Я – единственный, могу исполнять на трензеле «Чардаш» Монти! Но кому это надо? Кому это интересно? От меня ушла моя девушка! Она ушла: к кому бы вы думали?
- К альтисту Аарону ван Вармердаму? – предположил дирижер. Краска бросилась ему в лицо. – Против чар красавца ван Вармердама никто еще не устоял!
- Вообще - холодно! – сморщился от нелепого предположения Эраст, - Она ушла к Абдульхаиду Трухан Вдультаранбердиеву.
- А-а-а-а! Это не тот ли Вдультаранбердиев, который в карнай дует? – с презрительной ухмылкой, уточнил дирижер.
- Он самый!

- О! Ярополк Рабиндранатович! Всемогущий повелитель музыки! Милый! Дорогой! – Эраст со стуком и скрипом бухнулся перед дирижером на колени и вознес руки к небесам. – Позвольте мне сыграть сольную партию на трензеле в «Контра-пунктах» и в «Пении отроков в печи» Карлхайнца Штокгаузена! Позвольте мне продемонстрировать публике все возможности этого волшебного инструмента, а также свой уникальный исполнительский талант!
- Ну-ну-ну…. Поднимитесь с колен! Не пристало вам…. Полноте вам белясничать! Ну как? Как я могу вам дать сольную партию? Ведь есть партитура! Там про треугольник вообще ничего нет!
- Но ведь можно же допустить современное прочтение произведения?! Авторское видение! Авторские слышание! – Эраст, с коварной улыбкой, выложил на стол, перед Ярополком Рабиндранатовичем три пачки долларов.
- О! Нет! Довольно! Оставьте! Это – нонсенс! Абсурд! Фуйня! Что скажут музыкальные критики! Я не пойду на это! Это противоречит законам логики и энтропии! Супротив музыкального канона!

Эраст резко, с хрустом, поднялся с колен.
- Ах, так? Вы изволите отказать мне? Вы меня ишшо не знаете!

Медленно и театрально, хитро улыбаясь, словно фокусник Амаяк Акопян, Эраст достал из кобуры треугольник (у него для треугольника была специальная кобура из кожи тапира!)
- Сейчас ты у меня по-другому запоешь! – зловеще произнес Эраст сквозь зубы, переходя на «ты».

- Что? Что вы хотите сделать своим трензелем за 10 тысяч долларов? – лауреат государственной премии, дирижер, Ярополк Рабиндранатович, дрожа всем телом, как перфоратор, интуитивно предполагая худшее, медленно и безвольно сполз на пол с кресла. Руки его тряслись, как у похмельного бомжа. Волоокие очи наполнились слезами. Сопли горным потоком потекли из носа.

- Я тебе сейчас этот трензель из гафния, за 10 тысяч долларов, работы итальянского мастера Джордано Пизтаетти из Пизы, в жопи засуну! Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-…. – Эраст с дьявольским смехом Мефистофеля, невероятным усилием циркового силача, разогнул треугольник. – Люди гибнут за мета-а-а-а-а-а-ал-л-л-л-л-л-л, - бессовестно привирая арию Мефистофеля, пропел он басом.
- Не-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-т-т-т-т-т-т-т…….

Вздрогнула всем телом, услышав истошный, надрывный, звериный крик своего котёночка: ненасытного, неуёмного дирижера и хахаля, Ярополка Рабиндронатовича, сидя у себя в гримерке, первая скрипка симфонического оркестра Венера Апполоновна Крус.
- Поделом ему! – утирая расшитой, ширинкой усталые ложесна свои Венера Крус, криво ухмыльнулась она в усы. Ох, уж эти усы в интимной зоне на верхней губе! Никакая эпиляция не помогает!

5.
Уже взрывали весенние плуги корявую кожу земли. Из за  зарешеченного окна доносились звуки проезжающего трамвая. Жизнь проносилась мимо пересохшим ключом, в безвременьи в безпространствии. Все земное превращалось в утомительный сон.
   Эраст, обладая идеальным слухом, услышал приближающиеся стук шагов хромого человека по коридору. Один шаг был сильный, другой слабый. Громыхнула щеколда, и в тесную камеру вошел кряжистый, лысый, ноздреватый, человек, с папкой в руках.

- Старший следователь прокуратуры - Митрофан Кристианович Трифонберг. – с низким поклоном, представился он с порога.
- Очень приятно, Я – Эраст! - ответил Эраст, привставая со шконки, согласно негласному этикету КПЗ.
Следователь небрежно бросил папку на стол, привинченный намертво к стене, и сел на табурет, привинченный намертво к столу.
- Давайте, Эраст, сразу договоримся: говорить только правду и не писдеть! Хорошо?
Эраст согласно кивнул.
- Итак: с самого начала! Имя, отчество, фамилия, биография! - следователь демонстративно включил диктофон.

Эраст прокашлялся, зачем-то поправил мошонку, прическу, и склонил голову над диктофоном.
- Меня зовут Эраст Соломонович Тьырбь. Я родился в 1980 году в городе Шизгра, Сомской области. Отец - трудовик, ну, учитель труда в школе, мама - завуч. Дед руководил сельским хором в нашем клубе и давал уроки игры на фортепиано ссыльным поселенцам. Именно там я и получил первые познания в музыке. Я познал Шопена, Перголезе, Джованни Палестрину и Карлхайнца Штокгаузена, Шаинского, Буйнова и Алябьева. После окончания школы я поступил на факультет треугольника Московской консерватории, который успешно закончил в 2002 году с красным дипломом, золотой медалью и конфедераткой (honoris causa) Гонорис Кауза….
 
- Очень мило, Эраст Соломонович. Я все это прочитал в Википедии. – Митрофан выключил диктофон, - Теперь не для записи! Вы будете смеяться – но я ваш кумир!
Эраст заразительно расхохотался.
- Да, да! Я вырос на вашем творчестве! - продолжил следователь, обождав пока Эраст отсмеется, - Я ходил абсолютно на все ваши выступления! У меня есть целая коллекция записей вашей игры за многие годы! Вы, действительно, выдающийся виртуоз! Я ваш фанат! И, ведь что обидно: никто не знает, каким трудом достается виртуозная игра! Я сам в молодости увлекался игрой на трензеле. И знаю, что это за каторжный труд, когда ты день за днем, часами повторяешь одну и ту же музыкальную фразу, добиваясь совершенного звучания, и нужного темпа! Виваче! Мудиратто! Престо! Престиссимо! Но за что вы убили дирижера Ярополка Рабиндранатовича? Он ведь тоже был неплохим, я бы даже сказал - выдающимся музыкантом, дирижером! Наша культура понесла огромную утрату! Вам не жаль?

- Жаль! Конечно - жаль! – дрожащим от волнения голосом произнес Эраст, - Я, признаюсь был просто вне себя, когда он отказал мне в такой малости: сыграть соло в увертюре оперы Винченцо Беллини «Пуритан» на моем любимом трензеле! 
- Так Вы, получается, убили его на почве личной неприязни? – нахмурил кустистые брови Митрофан Кристиановичю
- Что вы! Да нет же! – всплеснул руками Эраст, - Я заткнул ему в жопу трензель за его бесчеловечную несговорчивость! А он – внезапно умер. Погиб, как говорится, на боевом посту. Если честно, (он, зачем-то перешел на шепот) я сначала хотел совершить акт возмездия дирижерской палочкой!

- Да-а-а-а… - протянул задумчиво следователь, - Дела! Это было бы более показательно! Я бы тоже это убил бы эту несговорчивую суку!
- Правда? – с надеждой воскликнул Эраст, - Вы знаете, мне порой во сне являются великие исполнители на треугольнике-трензеле: Вольфганг фон Гумбольдт, Ариэль Кондратьевич Пук, Поликарп Самуилович Джойс. Они трунят надо мной, смеются, тыча в меня своими трензелями! А я ведь давно превзошел их в исполнительском мастерстве! Да, да! Я единственный музыкант, который может исполнять на трензеле «Чардаш» Монти! Меня на свадьбы приглашают! Но я беден и голоден! Идиоты говорят: «Талант должен быть голоден!» Но не до такой же степени! Я последний раз ел лобстера в 1992 году на Пасху! От меня ушла моя девушка!  Потому что я не мог сводить её в ресторан, купить цветы, водки, или, на худой конец, какой-нибудь, «Майбах»!
- Да она просто ****ь с низкой социальной ответственностью! – стукнул в гневе по столу кулаком Митрофан Кристианович.

- О! Как прекрасно, что вы меня так тонко понимаете! Где тонко – там и рвется! Но, Увы! Так мало людей на планете Земля понимают нас: невидимых, неутомимых, скромных тружеников трензеля! А вы, кстати, знаете, что первый музыкальный треугольник, был обнаружен при распопах скифской пирамиды святого Авдея Мудомира, возле селения Нижние Уды, на средне-русской возвышенности. Возраст находки - примерно третье тысячелетие до нашей эры. Этот треугольник, размером три на три метра, (везде – тройки! Заметили? А? Каково? Священное число – три. Три раза отмерь! Третий – лишний!) был изготовлен из морёного дуба и сохранился от разложения в анаэробной среде с высокой кислотностью болотистой местности. Это был первый мореный треугольник. Предполагается, что звуком треугольника первобытные люди, эпохи неолита, (начала бронзового века), отпугивали хищных животных от стойбищ...
- Офуеть! – одобрительно покачав головой вправо-влево, вздохнул понимающе Митрофан Кристианович.

6.
Огневой контур полусонного, вялого солнца, апельсиновый и винный, восстал от ночного покоя блуждающих снов, над мрачной тюрьмой. От воздушного смрадного пьянства очумели золотые пространства Земли. Огласили окрестность утренней перекличкой скальдов, вороны, вальдшнепы и дятлы.
- Всё! Лейтенант Лопухов! Вольно! Расслабьтися! Закрываем дело. – выходя на улицу из душной камеры, весело и задорно воскликнул Митрофан Кристианович в воздушное пространство, - Соломоныча сегодня же выпустить! Он не виновен! И не забудьте принести ему наши глубочайшие извинения. Как выяснилось: это было самоубийство! Да, да! Самое настоящее, обыкновенное, заурядное самоубийство! Главный дирижер симфонического оркестра Ярополк Рабиндранатович Ной, совершил грех самоубийства в состоянии депрессии, на почве личной неприязни к самому себе!

У лейтенанта Велемира Такешевича Лопухова от изумления округлились и заслезились глаза.
- Как? Как, то есть, самоубийство? Треугольником в сфинктер?
- Да. Именно так. Уникальный случай! Так и запиши! Асфиксия жопи! Задушение инородным телом, в нашем случае - разогнутым трензелем, со стороны жопи. Это вид обтурационной асфиксии. То есть: причиной нарушения или полного прекращения внешнего дыхания является инородное тело, трензель - оказавшееся в дыхательных путях через анус.
- Креативно! Глубоко! – с хитроватой улыбкой одобрил слова лейтенант, - Это же, получается, первый случай самоубийства трензелем в практике мировой криминалистики?
- Второй. – поправил коллегу Митрофан Кристианович, - Первое самоубийство трензелем через сфинктер произошло в Санкт-Петербурге 16 декабря 1816 года. Его совершил Гаврило Моисеевич Мендельсон, дирижер симфонического оркестра Императорского оперного театра, будучи в состоянии опьянения, депрессии и аффекта, на почве личной неприязни к себе самому, после исполнения увертюры к опере Джоаккино Россини, «Сивильский цирюльник»!
КОНЕЦЪ