Беркутиная история

Между бурей "Хакас" и тенью вождя

     Северные экспедиции – дело непредсказуемое. Однажды меня занесло в Шушенское, и я сразу ощутил всю мощь местного ветра, носящего гордое имя "Хакас". Впрочем, "ветром" это назвать было бы слишком мягко. Скорее, это настоящая буря, которая с остервенением поднимала с картофельных полей кучи земли и бросала их прямо в лицо. Представьте себе: земля летит параллельно земле, забивается в глаза, превращая все вокруг в мутную песочную мглу. В такие моменты оставалось только вжаться в землю или спрятаться в машину, пережидая этот природный шторм.

К счастью, и для меня, и для местных жителей, и даже  в далеком прошлом ,для Владимира Ильича Ленина, когда-то отбывавшего здесь ссылку, "Хакас" бушует не постоянно, а лишь в определенные сезоны.

Шушенское для многих советских людей всегда ассоциировалось с вождем мирового пролетариата. Его ссылка в этих краях всегда представлялась мне чем-то ужасным, полным лишений и страданий. Во всяком случае на уроках истории в школе нам почему то все время описывали жуткие лишения, какие то тюрьмы, которые постоянно окружали в царское время  В.И.Ленина

Однако, при ближайшем рассмотрении, реальность оказалась совсем иной. Советская власть заботливо сохранила деревню –место ссылки Ленина и, превратила ее в музей. Ближайшее рассмотрение места ограничения свободы показало, что условия жизни Ленина были вполне сносными, даже отличными. Я бы даже сказал курортными.  Он жил в уютном деревенском доме с просторными комнатами, пусть и с печным отоплением. Это конечно неудобно. Но тогда в силу известных обстоятельств, паровое отопление не устанавливали в деревенских домах.

В остальном же у Ленина были одни плюсы: хозяева дома прислуживали ему, а царское правительство выплачивало неплохие дотации. Говорят, он получал в месяц сумму, равную стоимости целой коровы!

Деревня оказалась большой, с развитой инфраструктурой: продуктовая и вещевая лавки, кабак со стульчиками, лавочками и пивным баром. На стене кабака висела лицензия на 20 лет работы, подписанная самим "его высочеством". Впрочем, современные лицензии на момент  конца 90-х годов 20 века на 1-3 года, конечно, практичнее и способствуют развитию малого бизнеса и созданию рабочих мест в разрешительных органах.

Удивительно, но все дома селян "страждущего и стонущего народа" в царское время оказались большими, с огромными дворами и огромными наделами земли. Но справедливости ради, я нашел в деревне Ильича все же единственный дом, соответствующий среднестатистическому российскому деревенскому дому позднего периода советского времени. Как мне объяснили, это было жилище единственного нищего в деревне – пьяницы и лентяя. Имя этой исторической личности, к сожалению, узнать не удалось. История, увы не сохранила его для нынешних любопытных потомков.

Решив побродить по окрестностям, я отправился в заросшую пойму реки Шушь в поисках интересных птиц. Птичье царство Шуши порадовало меня серыми цаплями, дербниками, зябликами и камышевками, распевающими в луговине. И вдруг, в зарослях ив и ясеней, я увидел знакомую лысину. Не поверив своим глазам, я раздвинул кусты и подошел ближе. Передо мной стоял памятник Ленину, одиноко возвышающийся среди буйной шушенской растительности. Говорят, Ильич очень любил охоту в этих местах. И действительно, количество дичи: лис, зайцев, косуль, кабанов не оставляла равнодушным любого охотника.  Возможно, рукотворный памятник  среди густого леса с кустарником– безмолвное напоминание о его увлечении и о времени, проведенном вдали от столичной суеты, наедине с природой и мыслями о революционном будущем.

.
Шушенское: Беркут, баян и буйный сокольник

   Шушенское, некогда известное лишь как место ссылки Ленина, сегодня предстает перед искушенным путешественником вполне цивильным городком. Впрочем, контрасты здесь по-прежнему ощутимы. Рядом с газетным ларьком, где я нашел  свежую прессу с фотографией местного беркутчи Юрия Носкова, примостилась бочка с сомнительным "вином", вокруг которой хлопотала колоритная женщина в белом, утоляя жажду местных Шушенских жителей. Именно эти любители суррогата, после недолгого консилиума между собой,  указали мне путь к дому Юрия Носкова, человека, живущего в гармонии с природой, беркутом и музыкой.

Юрий оказался человеком жизнерадостным и энергичным. Его любовь к охоте с беркутом не уступала страсти к музыке. Как профессиональный музыкант и педагог он, обучал детей игре на баяне в местной музыкальной школе. Встретившись с Юрой , мы вместе с московским сокольником Валерой Орловым решили бюджетно заселиться в общежитии Шушенского поселка, между полевыми  орнитологическими работами.

Жизнь в Шушенском после экспедиционной работы превратилось в фееричное времяпрепровождение. Валера Орлов, человек с неуемной энергией и арктической любовью к крепким напиткам, превратил нашу экспедицию в череду приключений. Его алкогольный драйв заражал всех вокруг: от смеха до слез, то бурные гуляния по улицам, то дружеские потасовки на улицах города. Валера никого не оставлял равнодушным: кто-то смеялся, кто-то огорчался, а кто-то даже плевался ему вслед. Но это веселое попрание основ социального сожительства придало нашей поездке неповторимый  колоритный оттенок.

Каждое утро в нашу комнату, окутанной алкогольными парами от вечернего праздника врывалась нежная музыка баяна. Юрий Носков, словно пионерский горнист, поднимал нас хрустальными звуками на охоту. Его виртуозное исполнение классических пьес было самым приятным пробуждением в моей жизни.

Охота с беркутом Юрия была неизменно успешной. Птица, словно продолжение его руки, вылавливала то лисицу, то русака. Юра, сняв с головы беркута клобучок, отпускал его в свободный полет между колками леса. Птица самостоятельно принимала решения, используя нас как вспомогательную силу для удержания добычи. Когда хозяин был достаточно близко, беркут издавал характерный клекот, подавая тому понятный только им кодовый сигнал.

    Юрий Носков с беркутом Алтаем и с вальсом Свиридова Метель

Раннее утро, еще сонное и морозное. Валера, как всегда, еще не совсем проснувшийся после вчерашнего, я, и Юра – наш друг беркутчи и беркут Алтай – отправлялись на охоту. Зима властвовала вокруг, укрывая землю белым покрывалом.

Древний автобус, проскрипев тормозами, подобрал нас на остановке. В теплом салоне уже сидели сонные пассажиры, и мы, ввалившись внутрь, попыхтели по заснеженной дороге прочь из Шушенского, в его окрестности. Наконец, автобус по просьбе Юры приостановился у неприметного поля, окруженного колками и защитными лесополосами. "Здесь!" – радостно прошептал нам  Юра.

Снега на открытых полях было много, а вот в лесополосах и колках его почти и не было – его определенно сдувало ветром. Передвигаться между деревьями по краю перелесков было удивительно комфортно, было ощущение словно идешь по твердым тропинкам. А вот поле, засыпанное глубоким снегом, требовало значительных усилий.

Юра, словно дирижер, начинал эту  утренюю симфонию охоты. Он нес беркута на специальном пьюпитре, верхняя рамка которого была обмотана плотной тканью, удобной для лап птицы. В этот момент Юра, пьюпитр, беркут в клобучке, тронутое нежным розовым рассветом зимнее утро со снежными полями и черными ветвями деревьев, почему-то напомнили мне вальс Свиридова "Метель".

Сняв клобучок с головы Алтая, Юра дал орлу свободу. Птица встряхнулась черной пушистой подушкой, выпустила белый "реактивный снаряд" в сторону бескрайнего голубоватого неба, расправила широкие крылья и, тяжеловато спрыгнув с руки, оперлась о воздух своими щирокими крыльями и постелилась над заснеженным полем. Мы затаили дыхание, мысленно несясь в воздухе вместе с Алтаем. Беркут, набрав высоту, занял верхний ярус воздуха и полетел над кронами невысоких деревьев.

Внезапно в отдалении мы заметили лисовина. Тот, увидев нас на краю колка и летающего беркута, поспешил убраться под тень далекого  от него перелеска. Беркут не спешил нападать, словно чего-то ожидая. И тут Юра, на своих длинных ногах, побежал наперерез лисовину по заснеженному полю, тараня собой глубокий снег.

Когда Юра оторвался от нас на метров сто, птица, как стрела, атаковала лисовина и, несмотря на его развороты и прыжки, уверенно пригвоздила его к земле своими мощными лапами. В месте борьбы периодически взмывались фонтанчики снега. Юра побежал еще быстрее, с удивительной скоростью преодолевая глубокий снег. Подбежав к животным, он помог беркуту, и уже успокоенного лисовина опустил в мешок., который затем привязал к себе за спину.

После короткого перерыва мы продолжили охоту. Беркут снова взмыл в небо, описывая широкие круги над заснеженными полями. На этот раз удача от нас отвернулась. То ли дичь была слишком осторожной, то ли ее просто не было.

К полудню солнце поднялось выше, и мороз немного отступил. Снег под ногами стал более рыхлым, и идти стало труднее. Юра  решил сменить тактику и стал ходить по перелескам. Он надеялся, что там можно будет поднять зайца.

Подойдя к очередному полю, мы увидели свежие следы на снегу. "Вот он!" - прошептал Юра, указывая на цепочку заячьих следов, ведущих из зарослей перелеска. Но следы побродив по полю вернулись опять под сень кустарников. 

Мы все бродили и бродили по перелескам, вместе с летающим над нами беркутом пока внимание Алтая, неожиданно привлекла лисья шапка сокольника Валерия. Я заметил эту реакцию птицы, и Валера, уловив ее, с лукавой улыбкой предложил мне примерить свой головной убор.

"Негоже носить чужие вещи," - с ехидцей ответил я Валере. - "Примета плохая - можешь чужую судьбу на себя примерить! Так что спасибо, я уж как-нибудь в своей вязаной шапочке похожу!" Валера заливисто расхохотался, сдернул с себя свою шапку и спрятал ее под свой бушлат.

К вечеру мы вернулись в Шушенское, уставшие, но довольные. В автобусе Валера снова начал смеяться и травить байки, а я, глядя в окно на проплывающие мимо заснеженные пейзажи, вспоминал этот удивительный день, наполненный красотой зимней природы и захватывающей охотой с беркутом. В голове продолжал звучать вальс Свиридова "Метель»…