Временная жизнь

27 глава
Наконец Марта выспалась. После нескольких бессонных ночей и долгих дней напряжённой работы она была совершенно выбита. Но сон вышел каким-то чутким. Её настолько захватил роман, над которым она трудилась, что образы и сцены не покидали даже во сне. Герои оживали, будто были настоящими. Иногда Марта лишь наблюдала за ними со стороны, а иногда — становилась главной героиней. Казалось, кто-то написал эту историю о ней задолго до её появления.

До поездки в Москву оставалось всего пару дней.
Марта забронировала билет на поезд и начала собирать чемодан. Но впереди было ещё так много дел… Столько людей, с кем хотелось попрощаться. А главное — нужно было убедить Елену: рукопись должна стать книгой.

Закончив с билетами, она отправила Юльке все материалы, что успела подготовить. А потом — направилась к Анне Савельевне.

На улице пахло зимой. Город облачился в новогодние огни — в витринах стояли ёлки, украшенные шарами и гирляндами. Люди спешили по магазинам, торопились закончить всё в старом году.

Пекарня на углу, как всегда, дышала теплом. Сквозь стеклянную дверь тянуло запахом свежей сдобы и печёных яблок. Было чуть позже пяти, сумерки только начинали опускаться, а внутри царил уют и мягкий свет.

Марта вошла — и сердце защемило. Будто возвращалась домой.
Она подумала, что будет скучать по этому месту.

За прилавком, в светлом переднике и с закатанными рукавами, стояла Анна Савельевна. На голове — аккуратный чепчик, щёки румяные от жара печи, а руки — в муке. Она месила тесто легко, почти играючи, будто разговаривала с ним.

— Ну здравствуй, птица перелётная, — сказала она, не поднимая глаз. Голос был тёплый, с ноткой грусти. — Я уж думала, не придёшь.

— Я не могла не прийти, — тихо ответила Марта.

Анна Савельевна вытерла руки о фартук, подошла ближе. Они обнялись — просто, по-настоящему. Без лишних слов.

— Присядь, сейчас чай поставлю, — сказала она и скрылась в глубине пекарни. — Ты же, как обычно, с абрикосовым?

Марта кивнула. Она села за деревянный столик у окна — тот самый, где впервые попробовала здешний пирог. На стенах — чёрно-белые фотографии: юная Анна Савельевна с отцом, первые буханки, старые вывески. Всё это было — её история.

— Уезжаешь? — донёсся голос из кухни.

— Через два дня, — отозвалась Марта. — В Москву. Дел много. Но… уезжать не хочется.

— И это хорошо, — вернулась с подносом Анна Савельевна. — Значит, что-то в тебе здесь прижилось. Ты изменилась.

Она поставила на стол две чашки чая и ещё тёплый пирог. Присела рядом.

— Я помню, как ты пришла сюда впервые, — сказала она. — Уставшая, насторожённая. А сейчас… светишься.

Марта улыбнулась, опустив глаза.

— Это вы. Вы и пекарня. И все вокруг.

— Нет, девочка, — мягко возразила Анна Савельевна. — Это ты себе позволила. А мы… просто были рядом.

Они ели пирог в молчании — в том самом тёплом, настоящем, когда слова не обязательны.

— Возьми, — вдруг сказала она и достала из ящичка небольшую коробочку.
Внутри — маленькое пирожковое клеймо с инициалами «А.С.».

— Это моего отца. Я берегу его. Но тебе — можно. Если когда-нибудь решишь — пеки. Пиши. Живи.

Марта взяла коробочку. Грудь сжало.

— Спасибо. Вы не представляете, как это важно.

— Представляю, — сказала она просто. — Только пообещай, что вернёшься. Когда захочешь тепла — и пирога.

Они обнялись на прощание. Когда Марта вышла, небо уже стемнело. Свет из окон пекарни тёплым пятном ложился на тротуар. Она крепко сжала коробочку в руке — кусочек памяти, начала, места, где многое изменилось.

Она направилась к Косте. Он уже ждал.

Марта рассказала ему о встрече с Анной Савельевной. Он слушал молча, держал её за руку, будто запоминая это тепло.

— Я отвезу тебя через два дня на вокзал, — сказал он.

Марта подняла глаза, задержалась в его взгляде.
На душе стало особенно тепло. Он проводит её. Это значило больше, чем она могла сказать.

— Завтра иду к Елене. Покажу ей вариант книги, отдам тетрадь, — сказала Марта.

Костя кивнул. Они сидели ещё долго, наслаждаясь присутствием друг друга, пытаясь сохранить каждое движение, каждый взгляд — в памяти, в теле, в сердце.