Соколиная слобода в Сокольниках

Соколиная слобода в Сокольниках. Второе пришествие Чингиза в Москву
....Со временем мне подарил из того же семейства орлов птенца степного орла мой друг – орнитолог Николай Санин. Эта птица с более мелкими лапами, и несколько меньшими, чем у беркута, но похожими размерами, и огромнейшего разума. Как говорил в бородатом анекдоте – дворник похожий на Карла Маркса – «Бороду то я сбрею, а умище то куда?». При обзаведении орла моя давняя мечта зашевелилась с удвоенной энергией. Я его назвал Чинигизом, выкормил, а потом все дни неустанно занимался с ним, в свободное от ветеринарии время.

 В тот же год, в отпуск, в август месяц, мы с семьей – женой и дочкой – поехали в голодное для Москвы время на хлебную Украину подкормиться и себя показать. Наш друг пчеловод, сокурсник по кафедре зоологии был потрясен появлением нашей экзотической группы на платформе с огромной птицей на руке, которую дотоле я прятал в багажнике купе, выдавая за успешно сделанное чучело проводницам.

 Село, в котором жил наш украинский друг, было расположено среди невысоких холмов-гор. Вокруг простиралась степь и сельскохозяйственные культуры. Это было великолепное место для дрессировки ловчей птицы. Где бы она не находилась, ее везде было видно. Поэтому я приступил к дрессировке полета на руку. Я сажал его на вершинку холма и спускался вниз на возможно дальнее расстояние и звал орла свистком. Степняк сначала с неохотою, а затем с явным удовольствием слетал ко мне, а потом начал парить над многочисленными пасущимися внизу стадами гусей и индеек. Неожиданно, для меня орел смог летать даже среди кустов, несмотря на огромный размах его крыльев.

 За мной начали бродить стаи здешних охотников, уговаривая напустить на добычу, на мой выбор. Но птица была явно не готова для серьезной охоты, и я под различными предлогами отклонял заманчивые предложения.

 Между тренировками я привязывал Чингиза около нашего глиняного забеленного известью жилья на бревне, на длинном должике, и тот с явным удовольствием следил за домашней птицей и различными тамошними лишайными котиками. Через какое-то время степняк решил, что он все же не индюшка и даже не кот, и стал на них нападать, при этом стаи рассыпались горохом, иногда вызывая немалое возмущение птичьих хозяев.

 Многочисленные сельские застолья под открытым небом с самогоном, зеленью и свининой и народом приятно оживляли наше однообразное проживание в деревне. Каждый из прибывших гостей почитал своим долгом перекинуться парой словечек с необычным членом нашей семьи. "Ну и птица у вас, Володимирович! Прямо царь!" - говорили мужики, почесывая затылки и с уважением глядя на орла. А женщины, поднося ему кусочки сала, шептали: "На, пташечка, покушай. Сильный какой!" На мое, и свое счастье степняк игнорировал поднесенное ему угощение и потому находился в добром здравии и ясном уме.

 Степняк, казалось, понимал, что находится в центре внимания, и держался с достоинством, лишь изредка поглядывая на меня, словно спрашивая: "Ну как, хозяин, я хорошо себя веду?" И я, конечно, гордился им. Он был не просто птицей, он был моим другом, моим питомцем, моей мечтой, моим фетишем воплощенной в жизнь. И пусть он еще не был готов к настоящей охоте, я знал, что со временем он станет настоящим воздушным бойцом. А пока мы просто наслаждались украинским солнцем, вкусной едой и обществом добрых и гостеприимных людей. И, конечно, обществом друг друга. Каждый день у нас проходил в тренировках полетов, в разработке скорости и маневренности.

 Отпуск закончился, и мы вернулись обратно в Россию, и через некоторое время , в сентябре, мы посетили Окский заповедник.

Солнце ласково грело спину, когда я с орлом выходил в открытую от деревьев пойму реки Пры расположенной рядом с Окским заповедником. Воздушные массы, пропитанные сентябрьским запахом хвои и прелой листвы, лениво перемещались над комариными полянами, окруженными стеной леса. Орлу, которого я привез с собой, приходилось с трудом отрываться от земли, ловя остатки воздуха огромными крыльями. Предварительно втравив его на кролика, я долго бродил по полям, пугая стада пасущихся коров видом шляющегося орла у них над головами. Долгожданный заяц не появлялся. Он, видимо, не хотел становиться обедом. Тем не менее, мы чудесно провели время, летая над просторами Есенинских мест, нежась на берегу, и купаясь в еще неостывшей после лета воде речки Пры.

 Вернувшись в Москву после Украины и Окского заповедника, я решил показать хищника народу. Наверное, в каждом из нас живет тяга к рукоплесканиям публики, желание продемонстрировать миру на что ты способен. Ассоциируя название московского парка «Сокольники» с тем, что в прошлом это было место оплота соколиного дела в России в виде Соколиной слободки, я отправился в контору, с меркантильным предложением основать там современный соколиный центр-слободу.

 На левой руке у меня сидел Чингиз, мой степной орел, гордый и величественный. Он был моим компаньоном все это время, моим верным другом и, чего греха таить, моим билетом в мир славы, как я наивно полагал.

 Действительно, впечатление от субъекта с орлом, ввалившимся в вальяжный офис, было довольно-таки неадекватное. Секретарша, накрашенная так, словно собиралась на парад, чуть не лишилась дара речи. Скромно одетая директриса, смотрела на меня с подозрением, словно я пришел требовать выкуп.

 Особенно, когда птица, после съема клобучка, моментально подняла хвост и покакала на сверкающий пол белым калом. Восторга это не вызвало. Секретарша закричала, а Чингиз, кажется, даже немного загордился произведенным эффектом.

 "Это… это удобрение, - пробормотал я, чувствуя, как румянец заливает мои щеки. - Очень полезное, между прочим!"

 К моему удивлению, после некоторой паузы, начальница пришла в себя. Видимо, в преддверии готовящегося праздника с коллективами артистов, на котором должен был присутствовать сам мэр города Лужков, она была готова рассмотреть любые, даже самые безумные предложения. Мне выдали для оценки даровитости птицы художественного руководителя, невысокого, лысенького, нервного полноватого человека в очках, и мы с ним отправились к центральной площади, что находится рядом с фонтаном.

 Художественный руководитель, представившийся Валерием Петровичем, всю дорогу нервно поправлял очки и избегал смотреть на Чингиза. Он явно не был любителем дикой природы.

 "Итак, - сказал он, когда мы подошли к фонтану, вокруг которого уже собирались люди, - что умеет ваша… птичка?"

 Орлу было наплевать, где наворачивать круги, и он стал курсировать на небольшой высоте, в рост чуть более человека, скрываясь при полете то в парковом лесу, то среди киосков с мороженым. Посетителей было полно, но птица реагировала на них не более чем на помехи в лесу. Я гордо стоял среди парковой площади в обступившей меня аплодирующей толпе. Но восторга от администрации парка в лице жирненького, начинающего лысеть субъекта, я так и не дождался.

 Художественный руководитель, хмуро посмотрев на происходящее, недовольно воскликнул: «Ну и что? Вот если бы он взмывал высоко вверх и низвергался вниз с большущей скоростью – вот это был бы номер!!! А что он у вас все болтается над головами?»

 Кашлянув, я робко объяснил: «Да ведь тут разница в поведении! Это сокола в своем полете поднимаются ввысь, и оттуда нападают на добычу, делая при этом пике, на сокольничьем жаргоне называемыми «ставками». Орлы же, в силу большей массы своего тела, особенно степные орлы, ведут себя более степенно в воздухе, тем более им нужно хоть немного ветра, а здесь, в центре Москвы, в месте окруженном высокими деревьями, это просто физически невозможно!»

 «Тогда зачем вы сюда пришли? Вот когда он будет низвергаться с высоты, тогда и будем разговаривать», – с этими словами художественный руководитель, раздвинув толстенькими ручками аплодирующую публику, гордо удалился восвояси. Я остался стоять, окруженный сочувствующей толпой и чувством легкого разочарования. Видимо, не всем дано понять красоту степенного полета степняка.

 Понимая, что я потерпел полное фиаско перед администрацией парка Сокольники, я решил, что лучше всего будет просто насладиться моментом. Я посмотрел на своего орла, который, казалось, тоже чувствовал напряжение в воздухе. Он спокойно парил над толпой, и в его взгляде читалась уверенность и величие. Я вспомнил, как мы с ним провели время на Украине и в Окском заповеднике, когда он ловко маневрировал над степью , среди кустов и между деревьями и как его крылья расправлялись на фоне заката.

 Вдруг я заметил, что орел начал подниматься. Сердце забилось быстрее. Видимо, он поймал небольшой ветерок, который начал спускаться от ущелий зданий окружавших парк Сокольники. Орел, словно почувствовав ожидание публики, стал подниматься все выше и выше , он плавно скользил над толпой, его огромные крылья расправлялись, отбрасывали тень на лица зрителей. В этот момент я испугался, что, он поймав ветер уйдет вверх и потеряется в конгломерате города.

 Собравшись с мыслями, я начал свистком подзывать его, сажая того обратно на землю на вабило. Орел, услышал меня и, резко изменив направление, устремился к фонтану. Вода брызгала в стороны, создавая радужные блики на солнце, и я услышал повторные аплодисменты от моих зрителей.

 Чингиз поднялся на несколько метров, а затем, словно в замедленной съемке, начал пикировать вниз — это было то, что ждали зрители! Его мощные крылья расправились, когда он стремительно снижался, и в этот момент я почувствовал, как адреналин закипает в моих венах.

 Толпа замерла, и в воздухе повисло напряжение. Я знал, что это наш момент. Орел, словно зная, что на кону стоит наша репутация, с невероятной точностью приземлился на вабило лежащее на земле, всего в нескольких метрах от меня. Он расправил крылья и гордо поднял голову, как будто демонстрируя свою силу и величие. Еще раз раздались аплодисменты, и я почувствовал, как гордость буквально распирает меня. Это был наш день…