Птичий бог Черемшанского залива

Солнце радостно сверкало и подмигивало в зеркало заднего вида, когда мы мчались по дороге в сторону Черемшанского залива. Наша небольшая колонна, эскорт спасенной белохвостой орланихи Кочерги, состояла всего лишь из трех машин: моей, машины МЧС под управлением Антона, и автомобиля администрации Ульяновска, за рулем которого находился заместитель председателя Комитета по государственному контролю в сфере природопользования и охраны окружающей среды (Госэкоконтроля) Ульяновской области, Александр Евгеньевич Каплин.

     В моей машине, помимо меня, находились Светлана Смирнова – директор и зоолог Симбирского Реабилитационного Центра, Олег Бородин – известный симбирский орнитолог, и в роли волонтера Сергей Гладышев – ресторатор и шеф-повар японской кухни. В то ранее утро ничто не предвещало нам последующих дней непогодицы и бурных ночей борьбы с проливными дождями и штормовым ветром, с редкими солнечными промежутками между ними. Светлана Смирнова, находившаяся рядом со мной и с орланом на заднем сидении автомашины, истинная хозяйка Симбирской губернии, рассказывала мне о месте, где мы будем выпускать орланиху Кочергу.

 Васька- птичий бог Черемшанского залива


"Мы с Олегом выбрали район Чардаклы - это такое старое татарское село. Название села Чардаклы означает следующее – «Чардлак» переводится с татарского языка, как – чайка. Чаек в этом районе было всегда очень много, как и рыбы, и до сию пору здесь находится крупнейшая в Ульяновской области колония, состоящая из трех видов крачек: белокрылой, озерной, черных. А в этом году нами был обнаружен и четвертый вид крачек - белощекая крачка - который является новым для Ульяновской области видом." Есть и фоновые виды чаек- серебристые , сизые и черноголовые хохотуны.

Черемшанский залив – место, где человек и природа живут в удивительной гармонии. Здесь, кажется, даже суровые рыбаки становятся немного ближе к языческим верованиям.  Здесь все любят орланов-белохвостов, этих величественных птиц, парящих над водной гладью. Любят настолько, что каждая бригада рыболовов считает своим долгом иметь личного, именного орлана. Имя у всех одно – Васька.

Примета здесь проста: отдал первую рыбу птичьему богу – будет хороший улов, пожадничал – сиди без рыбы. И вот, после улова, и прибытием на берег над заливом разносится радостный крик: «Васька!». И откуда ни возьмись, появляется он – белохвостый красавец. С грацией пикирует к выложенной рыбе на берегу, хватает ее и, довольный, улетает трапезничать. Если Васька принял дар благосклонно, то следующая рыбалка обещает быть удачной. А если нет… лучше и не думать об этом.

Так ведут себя рыбаки и орланы , и летом, и зимой, во время подледного лова. Неудивительно, что часть орланов, привыкшие к щедрости людей, не улетают на зимовку, а остаются зимовать на заливе, надеясь на рыбацкую удачу и свою долю в общем деле. В местах где совместно живут рыбаки и орланы- всегда можно заметить сидящих орланов в позе рыбаков, между группами удящих людей.

      За время беседы об орланах и рыбаках мы и не заметили, как дорога, по которой мы ехали, превратилась в разбитую земляную колею. Но вот, наконец, мы добрались до побережья Черемшанского залива. День продолжал баловать нас тихой солнечной погодой.

По прибытию в место назначения началось самое интересное, для непосвященного зрителя. После яростного сопротивления, орлана, которую прозвали орнитологи Кочергой, мы разместили ее на раскладной  стол, и втроем, с Олегом и Александром, принялись затачивать орланьи когти.

    Для этого я достал стоматологическую машинку и после грубой обработки когтей довел их до совершенства мелким напильником. Кочерга превратилась в грозное орудие рыбьего убийства. Когти буквально пронзали тело при даже самом небольшом мускульном усилии. Это необходимо, для лучшей ловли скользкой рыбы.


   Ведь орланы буквально выхватывают рыбину, когда та плывет в толще воды, при рыбной ловле погружаясь в воду, а потом удерживают рыбину своими лапами с кинжалами когтями, одновременно подгребая по воде крыльями, как веслами по направлению к берегу

 
Орлана отпустили прямо здесь, на побережье, на кусты, частично занесенные пляжным песком. Все выстроились в ряд, беспрестанно щелкая фотоаппаратами.  Снимали и снимали нашу пернатую фотомодель. Кочерга, казалось, позировала, гордо демонстрируя свои расправленные крылья и  обновленные когти, готовые к новым охотничьим подвигам. Наша Кочерга превращалась в Ваську. А ведь Васька – это не просто орлан, это птичий бог Черемшанского залива, хранитель рыбацкой удачи.



Зарисовочки из жизни птичьих реабилитологов

     Черемшанский залив продолжал нас баловать неожиданным теплом и южным солнцем. Пока Олег остался наблюдать за орланом -Кочергой, мы, команда реабилитологов, отправились на высокий берег разбивать лагерь. Небольшой ветерок приятно обдувал лица, а горизонт, сливаясь с водой, создавал ощущение настоящего курорта.

Кочерга же, тем временем, вела себя как настоящая курортница. Она прохаживалась по побережью, словно пробуя песок под лапками и трогая воду. Было очевидно, что она собирает информацию об окружающей среде, используя свои проприорецепторы. Удовлетворившись полученными данными, Кочерга несколько раз подпрыгнула, оглянулась на нас и, взмахнув огромными крыльями, резко взмыла вверх. Она отлетела на ближайшую косу и уселась там, внимательно наблюдая за нами.
"Свобода!" - вырвалось у Светы. "Боится - это хорошо. Не надо ей любить людей, пусть лучше она от них удирает!"

Наш лагерь, расположенный на высоком берегу, превратился в великолепную орнитологическую вышку. Отсюда открывался вид на всех птиц, деловито пролетающих мимо. В воздухе стайками кружили речные крачки, а где-то вдали парила сизая чайка.

"Смотри!" - внезапно закричала Светлана, указывая на орлана, вылетевшего из-за пригорков леса. Молодая дикая птица преследовала утку, пытаясь прижать ее к воде. Утка отчаянно уворачивалась, но орлан настигал ее. В конце концов, утке чудом удалось совершить вираж и унестись прочь. Разочарованный хищник сделал плавный круг и вернулся на побережье, сев неподалеку от нашей Кочерги.

 "По крайней мере, один орлан здесь есть, и к тому же молодой!" - заметила Света, успевшая рассмотреть темное хвостовое оперение хищника, характерное для молодых орланов-белохвостов.

 Незаметно наступил вечер. После продолжительной ночной беседы, посвященной наблюдениям за птицами и планам на завтрашний день, мы разбрелись по палаткам ...

 
Неуловимая Кочерга: история одного дождливого утра
 
   Солнце, словно робкий гость, заглянуло к нам ранним утром. Его лучи, пробившись сквозь пелену облаков, на короткое время озарили лагерь, подарив надежду на погожий день. Но надежда оказалась обманчивой. Спустя час небо разверзлось, и на нас обрушился настоящий ливень. Дождь не щадил никого и ничего, методично и упорно поливая землю, пока не промочил нас до нитки.

   Мокрые, словно цуцики, мы со Светой решили не сдаваться и отправились на прогулку вдоль береговой линии. Тростник, густо росший прямо из воды, создавал причудливый лабиринт, а мокрый песок хранил следы вчерашних событий.

 Внимание привлекли отпечатки лап орлана. Вчера мы наблюдали, как она перелетала с отмели на отмель, внимательно выискивая добычу. Рядом виднелись следы двух собак, устроивших на песке веселую возню. Они перерыли все вокруг, словно соревнуясь в копании. Интересно, что орлан, судя по всему, посетил ту же отмель , но  в другие утренние часы . Его следы спокойно тянулись вдоль побережья, перемежаясь с большими прыжками.

Дождь продолжал лить, не собираясь стихать, но мы упрямо продирались сквозь тростник, цепочкой прочесывая местность. Наконец, на одной из оголенных песчаных площадок, мы увидели ее –  нашего орлана! Она поспешно, низенько-низенько, пыталась скрыться от нас, своих бывших спасателей.

«Не любит она Свету!» - съюморил я, наблюдая за ее неуклюжими попытками спрятаться.

 Мы перестали шпионить за Кочергой  и повернули обратно в лагерь. Дождь, казалось, только усилился, но нас это уже не волновало. Мы знали, что даже в самую ненастную погоду можно найти что-то интересное, будь то следы на песке или неуловимый орлан, прячущийся от своих "спасателей".


Встреча в лагере и пернатые "дирижабли"

Прибытие после поля в лагерь выдалось на редкость радушным. Нас с нетерпением поджидал хлебосольный Гладышев, уже вовсю хлопотавший над костром. Аромат похлебки из ранее собранных грибов щекотал ноздри, обещая сытный ужин.

 "Ничего," - ворковал повар Сергей, поправляя откуда то взявшийся из его несессера колпак, - "днем нам еще и рыбку принесут! Покушаем на славу!"

 В предвкушении вкусной пищи упитанный Гладышев зачмокал губами. "Вот так-то, вместе с шеф-поваром, выпускать диких птиц на волю! Я, как ресторатор, считаю, что для грамотной подачи блюд обязательно правильное оформление, и тогда возникает эффект деликатеса! Как говорят японцы сначала едят глазами, потом ртом!"

 Наш шеф, размахивая ложкой, словно дирижерской палочкой,  продолжил рассуждать о кулинарных тонкостях: "А вы знаете, какая может быть рыбка? Нет, вы просто не умеете ее готовить! Рыбка должна быть мягонькой и с кровушкой - тогда весь смак вы будете пить прямо с мяска!" При этих словах наш шеф-повар закатил глаза, явно представляя себе гастрономический экстаз.

 "Глистов еще никто не отменял," – саркастически пробурчал я себе под нос, но мои опасения потонули в общем гастрономическом возбуждении.

 "Ну ладно," - внезапно разозлилась Света, прервав поток кулинарных фантазий, - "хватит гастрономических эксцессов - пора за работу!"

 С этими словами она внезапно поднялась. "Смотрите!" - крикнула она, указывая на кромку леса. Из-за вершин деревьев выплывал, как огромный дирижабль, величественный орлан-белохвост!

 "Кочерга!" - в один голос выдохнули все и прильнули каждый к своему биноклю.  "Нет, не Кочерга!" - учительским голосом произнес Олег, опытный орнитолог. - "Другой орлан, более взрослый - видите белые перья в хвосте!"

 За первым степенно появились второй и третий "дирижабли" в виде аутентичных орланов.

 "Ну, наша Кочерга точно не соскучится!" - воскликнул наш МЧС-ник, явно довольный увиденным.

 "Да!" - ответила Светлана, сияя. - "Раз здесь столько орланов, значит им здесь хорошо, значит тут много рыбы. Отличное место!"

 
Дождь, хохотуны и проклятие Романова:
маленькие истории большой экспедиции

   Дождь хлестал нещадно, превращая и без того непролазную грязь в скользкую жижу. Наша экспедиция, полная энтузиазма и надежд на научные открытия, медленно, но верно погружалась в уныние. Но пернатая жизнь продолжала кипеть.

   Мимо проносились стайками серебристые чайки, привычные обитатели этих мест. Появились и неведомые мне до этого момента щеголеватые черноголовые хохотуны с массивными желтыми клювами. Их появление вызвало оживление в нашей команде.

 "Они," - сообщил мне по секрету Олег, понизив голос, - "когда кричат, то напоминают подвыпивших мужиков - такие же пьяные, невнятные громкие возгласы!"

 Я прислушался. И действительно, в их криках было что-то развязное и бесцеремонное, как у компании, перебравшей лишнего в ближайшем баре.

 "Да," - поддержала наш секретный разговор Света, - "а вот хохотуньи кричат более тонкими, женскими голосами".

 Мы стояли, мокрые до нитки, и слушали этот птичий хор, пытаясь уловить разницу в тональности. В этом хаосе звуков и брызг дождя было что-то завораживающее.

 Но дождь все лил и лил, повергая в ужас всю нашу экспедицию. Казалось, он преследовал нас, не давая передышки.

 "Ну вот!" -внезапно засмеялась Света, указывая на меня. - "Там где Романов, там всегда дождь - притягивает он воду! Это уже закономерность!"

 Мы все дружно рассмеялись. В каждой экспедиции есть свои "проклятия" и свои "талисманы". Мне досталась роль "притягивателя дождя".

 А потом Света переключилась на Макса, нашего орнитолога, и его невероятную способность находить птиц.

 "Вот так же и Макс!" - воскликнула она. - "Где Макс появляется, там появляются и птицы. Как-то он поехал с Карякиным в экспедицию и спросил у него, попадаются ли тому молодые орлы могильники под гнездами. "Нет! Что ты!" - ответил Игорь, специалист по хищным птицам, - "Никогда!".

 Света сделала драматическую паузу.

 "И что ты думаешь?" - продолжила она, сияя от предвкушения. - "Под первым же гнездом они нашли молодого могильника! Вот такая у Макса удача!"

 
Танец стихий и крылатых воинов: как залив испытывал нас на прочность


Влажный, обильно перемешанный с водой ветер все несся и несся со стороны залива, обволакивая своими струями всю нашу одежду. Он проникал под куртки, забирался в рукава, оставляя на коже неприятный холодок. Казалось, стихия решила испытать нас на прочность, вытряхнуть из этого прибрежного уголка, заставить отступить перед своей неукротимой силой.

 Наши палатки, словно живые существа, отреагировали на натиск ветра мгновенно. Они распушились, надулись как шары и жизнерадостно запрыгали на веревочках, как болванчики, готовые в любой момент сорваться с привязи и улететь воздушными шариками в бушующую даль. Мы, завороженные этим хаотичным танцем, лишь крепче вцепились в колышки, понимая, что от нашей стойкости зависит не только сохранность лагеря, но и наше собственное спокойствие.

Среди этой непогодицы, словно из ниоткуда, опять вынырнул орлан белохвост. Его мощные крылья, казалось, не замечали бушующего ветра, уверенно рассекая воздушные потоки. Он парил над заливом, величественный и непоколебимый, словно символ этой дикой, нетронутой природы.
 И тут, словно стрела, выпущенная из лука, к нему на перерез помчался чеглок, яростно защищавший свое гнездо. Маленькая, но отважная птица, не боялась огромного хищника, готовая отдать жизнь за своих птенцов.

 Наблюдать за этой схваткой в небе было захватывающе. Орлан, застигнутый врасплох, бочкой закрутился в воздухе, выкидывая по направлению атакующего чеглока свои огромные лапищи. В этом маневре чувствовалась не только сила, но и некое удивление, словно он не ожидал такой дерзости от маленького защитника. Ветер продолжал неистовствовать...


Баранья одержимость и волжские просторы

   Волга в этот день дышала сыростью и покоем. Небо, затянутое свинцовыми тучами, то и дело грозилось пролиться дождем. Мы, устроившись на пригорке, лениво наблюдали за птицами, парящими в сером воздухе. Сережа Гладышев, вооружившись биноклем, изучал горизонт. Вдалеке, на взгорье, чернела тонкая полоска – пасущееся стадо баранов.

 Внезапно Сережа оторвался от бинокля, глаза его горели каким-то маниакальным огнем. "Надо!" – выпалил он, заставив нас всех вздрогнуть и обернуться. "Надо купить молодого барашка и целиком зажарить прямо на углях!"

 Его заявление прозвучало как гром среди ясного неба. Сережа, известный своими кулинарными экспериментами, порой удивлял нас своими идеями, но жареный баран целиком – это было что-то новенькое.

 "Ничего!" – бодро воскликнул он, словно предчувствуя наши возражения. "Я сам дойду пешком до деревни и куплю барана!"

 И с этими словами он сорвался с места, устремившись по размытой дождем глинистой дороге. Его комплекция никак не вязалась с той скоростью, которую он развил. Казалось, его подгоняла какая-то невидимая сила, какая-то баранья одержимость. Его заливистый, громкий смех эхом разносился над волжскими просторами, смешиваясь с шумом ветра.

 Я, задумчиво глядя ему вслед, произнес: "В принципе, баран – это не так уж и плохо! Будет чем подкормить Кочергу на воле для первого времени.

 На мгновение выглянуло солнце, словно шкодливый ребенок, помахало нам своей солнечной ручкой и тут же спряталось обратно за плотной завесой облаков. Все успокоилось. Каждый из нас разбрелся по окрестностям, занявшись своими делами.

 В небе появился перепелятник. Он описал крест над нашими головами, словно благословляя нашу странную компанию, и быстро исчез за лесным горизонтом. День продолжался, неся с собой предчувствие чего-то необычного, чего-то, что обязательно произойдет, когда Сережа вернется с бараном.


 Раскладка мяса на побережье Черемшанского залива. Что только не сделаешь для выпускаемых птиц на волю!

Опять зарядил этот надоедливый дождь, загнав нас по палаткам. Все, утомленные непогодой, прикорнули в надежде, что стихия скоро утихнет. Час, два, три… и вдруг тишину разорвал заливистый хохот Сергея! Выглянув из палатки, я увидел его гордо восседающим в куче дров, рассыпанных в тракторной тележке.

 – Вы думаете, я дам вам замерзнуть? – кричал шеф, размахивая от избытка чувств руками. – Как бы не так!

 С этими словами он вышвырнул из тележки огромный мешок… с рыбой!

 – И с голоду не помрете! Не дам!!!

 Света охнула: – Что мы будем делать с этой уймой рыбы?

 Но тут новая мысль озарила ее лицо: – Ой, мы будем кормить орланов!

 – Точно! – заверещал Сережа. – Мы накормим весь орланий коллектив!

 Бурная деятельность нашего шеф-повара японской кухни заставила всех участников экспедиции принять участие в установке стоек, шнуровке веревок для тента и подготовке сушилки для одежды и кухни нашему расторопному ресторанному доке.

– Нам и барана привезут! – радостно сообщил наш кок. – Так что будет что поесть кочерге! И мы закусим!

 – Куда же еще закусывать! – простонала Света. – Мы же лопнем!

 – Не лопнете! – заверил нас шеф-повар.

 Его слова прервал мотоциклетный звук. Из-за угла леса к нам заворачивала мотоциклетная тележка с мотоциклом.

 – Барана заказывали? – с мотоцикла свесился мужик неопределенного возраста.

 – Ну конечно! – вдруг засуетился Гладышев, при этом с удивительной легкостью подпрыгивая и кружась вокруг своей оси.

 – Тогда с вас 100 евро, – заявил мужик.

 – Как сто евро? – растерялся я. – А… а… может, все-таки 100 баксов хватит?

– Не, не хватит! 100 евро и точка!

 – Может, 3200 рублей хватит? – робко предложил я.

 – Ну ладно! – смилостивился мужик. – Что с вами сделаешь – 3200 так 3200!

 Мужик уехал, а мне со Светой пришлось разделывать барана – мы вкруговую снимали шкуру, рубили голову и вынимали кишки. На все про все ушел целый час. Незаметно за занятием по сниманию шкур с убитых баранов стемнело, загромыхали молнии со всех сторон и опять полил проливной дождь.

 Что ж, похоже, орланам сегодня перепадет не только рыба, но и свежее баранье угощение. А нам остается надеяться, что завтрашний день будет более благосклонным к нашей экспедиции.


Молнии, Большая Медведица и шепот ночного филина: Зарисовки из походной жизни

    Поход – это всегда непредсказуемость. Особенно, когда дело касается погоды. Вот и нас, застигнутых врасплох обложным дождем, утешил Олег Бородин: "Если молния с проливным дождем, то значит обложной дождь кончится!" И, словно по волшебству, его слова оказались пророческими. Молнии, словно послушные слуги, унеслись прочь, утащив за собой и дождь в темные, непролазные облака.

 Небо, словно умытое, засияло чистотой. Из-под него выглянула Большая Медведица, помахавшая нам своей длинной лапкой, и появилась долгожданная луна. Стало на удивление светло и тепло, словно лунный свет обладал не только силой освещения, но и согревал душу.

 Все разбрелись по палаткам, уставшие от дневных приключений и непогоды. А я, поддавшись очарованию ночи, долго бродил по окрестностям, пытаясь разглядеть и прослушать хоть какую-то ночную жизнь. Но, кроме летучих мышей, мелькавших вокруг меня со всех сторон, так никого и не увидел. Пришлось вернуться в палатку, не солоно хлебавши, с ощущением упущенной возможности.

 Ночь, однако, не была тихой для всех. Света, чутко спящая в соседней палатке, под утро услышала ухающего филина. Тот три раза что-то пробормотал громким, низким голосом и также незаметно, как появился, растворился в предрассветном сумраке. Света, очарованная ночным гостем, ухнула несколько раз в ответ, надеясь на продолжение диалога с филином, но так и не дождалась ответного сигнала и, убаюканная тишиной, уснула.

 Проснулся я от тихого шуршания. Открыв глаза, увидел в окошке палатки моросящий осенний дождик. Мелкие капли, стекающие по ткани, создавали умиротворяющий музыкальный рисунок. Это было последнее, что я увидел перед тем, как снова погрузиться в сон, убаюканный шепотом летнего дождя.

Рыжий призрак

 Я открыл глаза и, о чудо! Через сеточку палатки пробивалось утреннее яркое красное солнышко. Солнце с чистым небом настолько радостно сверкало, что я спрыгнул с обрыва и поплыл по прохладному, чуть зеленоватому заливу по направлению к острову Борку. Вода бодрила, смывая остатки сна, и я с удовольствием рассекал ее гладь, предвкушая новый день.

 Через некоторое время появились наши соседи – чеглоки, игравшие в упоении в догонялки над самой водой. Их  стремительные пируэты и звонкие крики добавляли красок в идиллическую картину утра. Большие синицы попискивали в кустарниках овражков, окружающих наш лагерь, создавая неповторимый звуковой фон.

 Мы со Светой разнесли разрубленного на части бараньего мяса по окрестным отмелям, для обеда нашему орланчику.

Затем мы пошли через овраги к дальней отмели. Пройдя середину пути, мы увидели бежавшего навстречу красненького лисенка. Прямиком на нас. Столь неестественное поведение лисы заставило меня напрячься – ведь при бешенстве больные животные так и бегут навстречу к людям, не боясь их. Тем не менее, опасаясь упустить драгоценные кадры, я начал щелкать лису фотоаппаратом, при этом автоматически наблюдая за реакциями животного.

Лисенок во время своего марша к нам посматривал по сторонам и крутил своими большими ушками. Нет, не бешенный, облегченно вздохнул я про себя.

 "Он нас не видит и не чует," - расшифровала поведение лисенка Света, - "ветер идет на нас!"

И точно! Лисенок, внезапно увидев незнакомые человеческие столбы, как вкопанный остановился, и, быстро подпрыгнув, развернувшись на лету в противоположную сторону, удвоив скорость, поскакал назад. При этом его уши, как локаторы, завернулись четко назад в нашем направлении. Он летел над землей, едва касаясь поверхности своими рыжими ногами. Это было невероятное зрелище – грациозный, испуганный зверь, бегущий навстречу ветру. В отдалении, на луговой траве, перемещались чеканы – птички с черными масочками на глазах. Желтая трясогузка – плиска, висела на верхушке травинки и разглядывала меня своими черными бусинками глаз. Казалось, вся природа замерла, наблюдая за этой короткой, но яркой сценой.

 Мы двинулись дальше и вышли наконец к побережью залива с заросшим тростником. Но образ рыжего призрака, промелькнувшего в утреннем свете, еще долго преследовал меня.


 
Рыбацкая собака.
 
Тростник качался, словно живой, и не давал нам толком рассмотреть береговую линию. Солнце, хоть и не палило, служило надежным ориентиром, и мы, доверившись ему, двинулись дальше вдоль берега. Проломившись сквозь густую, колючую траву, я вышел на небольшой плес. И тут же понял, кого мы на протяжении многих дней видели с нашего лагеря на далеком побережье.

 Это была собака. Нет не домашняя, холеная, а скорее дикий зверек, прибившийся к людям. Она сидела на песке и терпеливо ждала рыбаков, которые в отдалении, по колено в воде, тащили лодку к берегу. В конце концов, не выдержав, она пошлепала к ним по воде и, с нетерпением, закружилась юлой вокруг бота. "Рыбацкая, " – подумал я.

 По сравнению с другими рыбацкими собаками, которых я раньше наблюдал в рыболовных деревнях близ северного города Лабытнанги на Ямале, эта была намного меньше и суше. Северные соплеменники – значительнее крупнее и массивнее, приспособленные к суровому климату. Но что-то общее у них все же было: выражение морды, какая-то водяная неухоженность шерсти. По расцветке, по поведению, по своей независимости и элементу дикости она напоминала своих предков, волков, пришедших к костру человека.

 Рыбаки вытащили наконец лодку на берег и бросили несколько рыбешек зверьку-собачке. Она жадно набросилась на угощение, а мы, повернувшись, побрели по донному песку, покрытому водой, обратно к нашему лагерю.

 Зеленая вода, состоящая из одноклеточных синезеленых водорослей, обтекала наши ноги со всех сторон. Редкие коряги, попадавшиеся под водой, больно хлестали по пальцам. Вода так и плескалась вокруг нас, а я невольно стал напевать про себя: «Don't worry, be happy, don't worry, be happy…» А затем в мозгу сложилось следующее: «Don't worry, be happy – green grow, green water, green sea…» Слова в моей голове повторялись с оптимистической музыкой и с жизнерадостным однообразием.

Уйдя вперед от своих коллег, я невольно спугнул Кочергу. Эта крупная птица, красиво взмахнув крыльями, улетела от меня прочь вдоль побережья залива.

 Потом уже, позже, обмениваясь впечатлениями, мы узнали, что Олег Бородин увидел Кочергу прямо-таки около лагеря, в овраге (в балке, как говорят на юге России). Она сидела на дереве и отряхивалась. Затем она сорвалась и полетела вдоль балки к воде, вышла на побережье и села где-то в тростниках.

 

Орланы на Красноярском острове: от былого величия к сегодняшнему дню

  На песчаной косе, неустойчивом отростке острова Красноярского (местные зовут его Борка), обосновалась на дневку семья белохвостых орланов. Четыре могучие птицы, символ свободы и силы, мирно отдыхали, словно напоминая о былом величии этих мест.

 Обычно, картина здесь оживленнее. Некоторые члены орлиной семьи, паря высоко в небе, высматривают добычу в глубинах Черемшанского залива. Заметив крупную рыбу, они стремительно пикируют вниз, и вскоре, тяжело махая крыльями, возвращаются на берег с трофеем в лапах.

 Но остров Красноярский – это не просто живописное место обитания орланов. Это осколок ушедшей эпохи, затопленной волжской поймы. Официальное название остров получил от деревни, стоявшей на пригорке, который теперь возвышается над водной гладью.

 Когда-то здесь шумели пойменные леса, пронизанные многочисленными притоками. Земля была богата дичью, а во время перелетов над ней кружились бесчисленные стаи гусей и уток. По преданиям, охотник не мог расслышать голоса товарища на расстоянии десяти метров из-за оглушительного гогота и кряканья. Жизнь била ключом, и белохвостые орланы были полноправными хозяевами этих угодий.

 Здесь, в самом сердце России, формировалась исконная русская культура, отразившаяся в названиях прилегающих деревень и притоков реки. Но, к сожалению, теперь это огромное пресноводное море, а деревни, где кипела жизнь, покоятся на его дне. Людей переселили в Ульяновск и другие городские поселения, оставив позади их дома и привычный уклад жизни.

 Жаль, что мы никогда не сможем увидеть это волжское великолепие во всей красе. Подобные масштабные технические проекты, к сожалению, свойственны человеческому духу. Отсутствие долгосрочного планирования, заботы о будущих поколениях, невольно ставит нас в один ряд с животными, которые живут сегодняшним днем, не задумываясь о последствиях.

 "Don't worry, be happy. Green grow the rushes, oh. Green grow the rushes, oh. Green grow the rushes, oh," – слова этой оптимистичной песенки навязчиво крутились в голове, заглушая грустные мысли.

 Оторвавшись от группы, я невольно спугнул Кочергу – красивую птицу, которая, взмахнув крыльями, улетела вдоль побережья залива.

 
Кочерга и круги Олега Бородина

Вечер опустился на лагерь, принеся с собой прохладу и новые впечатления. Над головами вновь пронеслась Кочерга, огромная птица, расправившая свои широкие крылья. Она кружила над берегом, очевидно, привлеченная остатками мяса, выброшенного нами утром. Ее полет, грациозный и мощный, завораживал.

 В этот вечер Олег Бородин, наш неизменный рассказчик, поделился своими наблюдениями о тюремной жизни. Признаться, меня всегда удивляло, откуда он черпает свои знания. Олег никогда не был в местах лишения свободы, но его рассказы всегда полны деталей и кажутся до жути правдивыми.

 Сегодня он говорил о заключенных, об их психологии и адаптации к замкнутому пространству. Олег рассказал об одном заключенном, который, находясь в камере, постоянно ходил по кругу. "Что и естественно, - заметил Олег, - учитывая ограниченность жизненного пространства". Но самое интересное, по словам Олега, произошло после освобождения. Выйдя на волю, этот человек так и не смог избавиться от привычки ходить по кругу. Он постоянно поворачивал, словно все еще находился в тесных стенах камеры.

 И тут Олег провел неожиданную параллель: "Вот так и ведет себя Кочерга – она летает по кругу". Он объяснил, что птица, подобно бывшему заключенному, словно зациклена на определенной траектории. Но, добавил Олег с лукавой улыбкой, Кочерга, в отличие от человека, постепенно улучшает свой стиль и начинает летать по прямой.

 "Вот именно!" – воскликнула Светлана,  подтверждая слова Олега. Ее слова прозвучали как заключительный аккорд в этой странной,  беседе.

 
Серые и черные вороны

Предрассветная тишина окутывала плес, словно мягкое покрывало. Движимый неутолимым чувством фотографа дикой природы, я затаился в кустах, надеясь запечатлеть пробуждение мира. Полчаса ожидания казались вечностью, но вот, наконец, я рискнул выглянуть. И не зря!

 На суку дерева, нависшего над обрывом, грациозно потягивалась наша Кочережка. Сначала одно крыло, потом другое, затем вытянулась лапка. В этих движениях было что-то до боли человеческое, словно она только что вылезла из теплой постели. Налюбовавшись этим утренним ритуалом, я решил вернуться к лагерю.

 По дороге, на самом берегу, мое внимание привлек коршун. Он пировал на остатках нашего вчерашнего ужина – куске барана. Заметив мой пристальный взгляд, хищник, недолго думая, взмыл в воздух, унося добычу с собой, и скрылся за изумрудной каймой береговых деревьев.

 В лагере меня ждала совсем другая картина. Бородин, наш неутомимый орнитолог, стоял, задрав голову, и с восторгом рассматривал ворон, усевшихся на дереве неподалеку.

 "Смотри! Смотри!" – ликовал он. – "Это же черная ворона! Это невероятно!"

 В тот момент я еще не понимал, насколько значимым окажется это открытие.

 Вечером, в торжественной обстановке, посвященной закрытию экспедиции, Бородин, помахивая косточкой с остатками баранины, произнес свою триумфальную речь.

 "Мы не только отпустили орлана-белохвоста на волю, подарив ему шанс на новую жизнь, но и совершили открытие, которое войдет в историю Симбирской орнитологии! Мы открыли новую расу серых ворон для Симбирска! Черную ворону!"

 Взрыв ликования потряс воздух. "Ура-аааа!" – кричали участники экспедиции, переполненные гордостью и радостью. Запрыгнув в автомобили, мы отправились в обратный путь, унося  в своей душе орлиный рай, остров Борок и Черемшанский залив.