Лунное озеро

Уважаемый читатель!
Рассказ ОЗВУЧЕН. Послушать его можно здесь: https://t.me/abaddoyoutube

Рассказ готовится к публикации в будущем моём сборнике "Гости".
__________________________
Напоминаю!
Мои проза и стихи ждут своих читателей ;; по адресу:
СПб, Марсово поле, д. 3. Арт-пространство «Марс».

Либо ищите на Авито по названию книг:
"Дочь Ведьмы", "Конструкторы мира".
О желании приобрести сборник стихов сообщите продавцу на Авито.
_________________________

Лунное озеро

Множество удивительных тайн и загадок скрывает в своей необъятной шири сибирская тайга. Почти и не осталось людей, которые помнили бы прабабушкины сказки, а провожатых по тем чудныЫм местам – и того меньше: опасаются люди перечить своенравной тайге, очень уж она строптива и не любит чужаков. Но если когда-нибудь и зайдет речь о таёжных секретах, то кто-нибудь из старожилов непременно припомнит сказание о Лунном озере.
Поговаривают, что в незапамятные времена на том самом месте, где сейчас плещется Лунное озеро, стояли Звёздные врата, те самые, через которые лежали пути к другим мирам. Но многие лЕта назад случилось несчастье: жадный ледник дотянул свои холодные лапы до врат и утащил их каменный свод под землю. А когда смертельный холод отступил, на месте сгинувших врат вскипело лесное озеро, и начали с ним происходить всяческие чудеса.
С первого взгляда – озеро как озеро. Случайно набредешь – и не заметишь никакой тайны. Но в самый пик летних полнолуний озеро оживает! Отражённые в воде звёзды затевают сумасшедший пляс, озёрная гладь дробиться, тянется ввысь, извивается подобно лозе и сплетается в мерцающую дугу. О нет, водные врата совершенно не походят на те, прежние, Звёздные: в них больше нет былой каменной грубости. Нынешний свод лёгок, изящен и прозрачен, и удерживается он на весу лишь благодаря летнему воздуху, сияющей луне и звёздному танцу.
И как только сомкнётся волшебный свод, через него к Лунному озеру начнут прибывать иномирные гости: плеск воды о борта ладЕй, шелест крыльев и плавников, песни и смех на множество голосов… Пир сей широк и обилен, и гремит он до самого утра! Но лишь небо расцветится первыми утренними лучами солнца, хмельные от гуляния гости поспешат восвояси – обратно, в далёкие иномирные родины. А вслед за гостями с последней ночной тенью исчезнут и водные врата, а на их месте на водной глади расцветёт целое озеро белоснежных лилий!
Однако же не восхитительное преображение Лунного озера, не новый вид Звёздных врат и не разгульное пиршество диковинных гостей почитаются сибиряками за главное чудо той полнолунной ночи. Люди верят, что в ту единственную в году ночь может исполниться любое человеческое желание – нужно лишь отыскать дорогу к заветному озеру. И только по-настоящему смелый и чистый в своих помыслах искатель способен найти этот путь. Плут же ни в жизнь не найдёт озера – заблудится в трёх соснах, да и сгинет лешакам на потеху.

***
Эта история произошла с Ваней Ярмольцевым лишь потому, что его мама, Мария Кимовна – особа по своей натуре беспокойная и страстная, – надумала в который раз выйти замуж. Замужества с ней случались довольно часто, оттого к своим семнадцати годам наш герой просто-напросто перестал обращать внимание на подобные происшествия. И никакой истории, в сущности, не приключилось бы, не пожелай Мария Кимовна забрать сына с собой, в дом очередного мужа.
И тут самое время познакомить читателя с бытом семьи Ярмольцевых, дабы тот понимал, в чём именно заключалась странность и необыкновенность поступка Марии Кимовны.
Своего биологического отца Иван никогда не видел, хотя знал, что родители учились в одном институте, и, собственно, последующим рождением сына ознаменовалась весёлая студенческая вечеринка по случаю окончания третьего курса. Но Маша Ярмольцева, будучи дочерью успешного советского дипломата, отцовства случайному любовнику не навязывала, хотя и оставила за сыном отчество Евгеньевич, а затем с лёгкостью вычеркнула одноразового мужчину из своей праздной и обеспеченной жизни.
Что же касается Машенькиных родителей, Кима Ульяновича и Серафимы Михайловны, то они, несомненно, были потрясены, узнав о внезапной беременности своей непутёвой дочери. Но, как и ожидалось, последующее рождение сына не остепенило молодую мамашу: быстро наигравшись в дочки-матери, Маша упорхнула в свою прежнюю весёлую жизнь, оставив маленького Ваню на воспитание дедушке и бабушке. И вполне закономерно, что в один прекрасный момент Ким Ульянович и Серафима Михайловна захотели официально взять опеку над внуком – за ветреной мамашей им было не угнаться, а без её автографа невозможно было определить внука даже в детский сад. А мальчику к тому моменту, между прочим, шёл уже четвёртый год!
Но отечественная Фемида оказалась дамой с характером и двойными стандартами. «Матери надо дать шанс – она ещё слишком молода», – так постановил судья, окончательным взмахом молотка лишив Ванечку Ярмольцева счастливого детства и на долгие годы рассорив родственников: теперь Мария Кимовна лишь изредка дозволяла любящим деду и бабушке разговаривать с внуком по телефону, а видится – и того реже.
Однако со следующего же после судебного решения дня молодая мамаша действительно взялась за ум, точнее, за воспитание сына. «Туда не ходи! Делай только так! Это тебе не нужно, потому что не нужно!» – наставления звучали постоянно. Вскоре даже прогулки во дворе с другими детьми оказались для Ивана под запретом: «Там тебя научат плохому!», – таков был ответ на всё. Именно по этой же причине Мария Кимовна наотрез отказалась отдавать сына в детский сад (к тому же, настырные Ким Ульянович и Серафима Михайловна без конца пеняли этим дочери). И в итоге мальчик оказался в домашнем заточении.
Чтобы хоть как-то занять скучающего ребёнка и предотвратить его бесконтрольное исследование мира, а заодно и освободить себя от обязанностей «воспиталки», Мария Кимовна стала подсовывать Ване на пробу все подряд книги, которые находились в доме. По непреклонному убеждению родительницы что-то из литературы должно было непременно заинтересовать сына и начать формировать в нём сильную, но послушную личность. Разумеется, читать самостоятельно заумные книжки мальчик ещё не мог, и маме всё же приходилось помогать ему в этом нелёгком и, скажем честно, не по возрасту тяжёлом старании; и кому из них подобное чтение давалось труднее, выяснялось довольно быстро. Не проходило и получаса, как терпение Марии Кимовны иссякало: с поминутно нарастающей злобой она костерила Ваниного «недоумка-папашу», за то, что тот, якобы, щедро наделил сына своей непроходимой тупостью, а ей, мол, теперь расхлёбывай! В итоге злосчастная книга летела в один угол, а плачущий и ничего не понимающий Иван – в другой.
Мальчик, как мог, старался разубедить гневливую мать в своей наследственной тупости – он даже втайне по ночам, когда родительница забывала о его существовании, забирался под одеяло с дедовским фонариком и учился бегло читать… Но куда там! Однажды, узнав о ночном самообразовании сына – Иванушка сам решил похвастаться маме своими успехами, – Мария Кимовна превратилась в настоящую Фурию! Дедовский фонарь был надолго отобран, а сам Ваня совершенно несправедливо лишён на целую неделю сладкого и возможности вдоволь играть в немногочисленные игрушки! Иван так и не понял, что именно настолько взбеленило маму, если все его старания были исключительно ради её желания привить сыну любовь к чтению.
В итоге, спустя пару месяцев тяжёлых воспитательных практик, по совету модных подруг, для Ивана были наняты надомные воспитатели: строгая пожилая нянечка-гувернантка и занудный костлявый учитель, которых сам Ваня про себя называл Кобра и Кощей. Теперь, если мальчик не занимался чтением или счётом, то сидел над прописью или осваивал иностранные языки; когда же с уроками было покончено, наступал черед кормления и выгуливания воспитанника на улице. Ваня Ярмольцев был полностью отдан на поруки воспитателей, и его жизнь протекала по строгому распорядку. И только по вечерам, когда Кобра и Кощей разъезжались по домам, мальчик мог заниматься тем, что ему нравилось, и что, конечно же, не мешало матери предаваться привычной ей праздности: в основном это были всё те же книги, так как даже пресловутое рисование не поощрялось Марией Кимовной – по её мнению это было слишком грязным занятием, а утруждать себя уборкой родительница не намеревалась.
Чем же, в таком случае, занимала себя столь безалаберная и несклонная к полезной деятельности мамаша? Как только бремя ответственности наконец свалилось с хрупких женских плеч, прежний разгульный образ жизни Машеньки Ярмольцевой незамедлительно вернулся. Никакими трудовыми обязанностями она себя принципиально не затрудняла – жила со щедрых подачек родителей и богатых подарков своих поклонников. Богемные тусовки с подругами, загородные частные вечеринки со скороспелыми нуворишами 90-х… И так день за днём! Даже их с Ваней квартира то и дело превращался в подмостки для театрализованных вакханалий, где роль хозяйки бала, разумеется, принадлежала самой Марии Кимовне.
К слову сказать, Мария Кимовна вообще не любила демонстрировать сына своим приятелям, оттого всякий раз выпроваживали его вместе с гувернанткой на всё время домашних гульбищ в загородные санатории. О, как же Кобра обожала эти путешествия за чужой счёт! Да и Ваня был счастлив: только во время таких поездок гувернантка ослабляла свой непрерывный надзор за подопечным, и мальчик мог бесконтрольно шататься по территории санатория и занимать себя чисто мальчишескими делами, например, лазить по деревьям или пускать «блинчики» по реке, или измерять палкой глубину кротовых нор.
Но вдруг, незадолго до Ваниного шестого дня рождения, Мария Кимовна перестала приходить ночевать, и опостылевшие гувернантка и учитель стали проживать в квартире посменно. Сколько бы не плакал Иван, не выспрашивал «где мама?», Кощей и Кобра делали вид, что не имеют представления, где и как проводит время их нанимательница; однако ежедневно передавали мальчику от Марии Кимовны привет, и тут же строго запрещали и дальше приставать к ним с какими-либо расспросами. Но было в исчезновении мамы и нечто хорошее: Ване разрешили чуть ли не каждый день разговаривать по телефону с бабушкой и дедушкой! Однако и старики почему-то не спешили объяснять внуку причину странного исчезновения их неугомонной доченьки.
Как позже выяснилось, родительница втайне ото всех вышла замуж и переехала в дом к мужу, с лёгкостью оставив Ивана на попечение Кощея и Кобры! Мария Кимовна даже не посчитала нужным познакомить сына с первым отчимом! Ну, да не очень-то и хотелось!
Со временем тихая, размеренная жизнь с посменно проживающими в квартире воспитателями стала вполне устраивать Ваню – без маминых спектаклей жилось значительно лучше. К тому же, вот-вот мальчик должен был пойти в первый класс, а это хоть какая-то, да свобода. Но не тут-то было! Эксцентричная мамаша готовила сыну очередной сюрприз: посовещавшись с мужем, родительница определила Ивана на обучение в школу-интернат, мол, хватит ей тратиться на обучение отпрыска, пора Иванушке взрослеть и получать стандартное образование, как все обычные дети. Да и квартиру надо было освободить от посторонних.
И вроде бы вот тебе – живи, не тужи: удачно вышла замуж, живёшь без нужды, и неудачного сына сплавила… Но Мария Кимовна была из тех женщин, кто неспособен жить в тихом райском уголке – её душе требовался шторм, вихрь и горемычные слёзы над выжженным пепелищем. И потому очень скоро она развелась с первым своим супругом – благо, квартира к тому времени уже освободилась ото всех неугодных и посторонних, – и принялась с азартом коллекционера перебирать мужей и поклонников.
И подобное поведение было бы вполне объяснимо прежними Машенькиными выкрутасами, если бы только всякий раз, когда очередной её роман лопался, как мыльный пузырь, Мария Кимовна в слезах не летала к сыну в интернат, или даже не выписывала его на неделю-другую домой. Для чего? – Как это ни странно, но безответственная родительница желала в волю наплакаться именно на Ванином плече! И ей было решительно наплевать на учебную программу и успеваемость сына.
Однако, как не трудно догадаться, приступы пламенной материнской любви проходили так же быстро, как и возникали: Ивана спроваживали обратно в школу-интернат до следующей «слёзной необходимости», а на квартиру, тем временем, вызывался целый табор подруг, с которыми Мария Кимовна надолго впадала в долгое праздное веселье.
Сколько бы не ломал Иванушка голову над столь странным поведением матери, так ничего понять и не смог. По его мнению, было лучше уж жить в привычных казённых стенах интерната со столь же строгими правилами, какие диктовали Кощей и Кобра, чем силиться понять и тем более сжиться с непостижимой натурой Марии Кимовны. К тому же и бабушка с дедом могли приезжать в школу хоть каждый день! Они-то, в отличие от их разгульной дочери, исправно навещали внука, но, увы, не имели права забирать мальчика даже на выходные – требовалось разрешение Марии Кимовны, которого она всё из того же необъяснимого принципа не давала. И на том спасибо, что со временем позволила старикам забирать внука летом на дачу. Но Иван подозревал, что не здравый смысл подтолкнул мать к такому решению, а элементарное нежелание тратить деньги и курортные сезоны на докучливого ребёнка.
Педагоги и друзья семьи лишь недоумевали: если Иван для матери – обуза, то почему она не желает отдать его на попечение Киму Ульяновичу и Серафиме Михайловне?..
Ответ обнаружился случайно.
Ване Ярмольцеву к тому моменту уже исполнилось двенадцать лет, а Мария Кимовна вновь готовилась пойти под венец. Собственно, из-за переезда родительницы на новый адрес проживания Иванушка и был выписан на несколько дней из школы. Это был очередной какой-то особый, непостижимый ритуал, придуманный матерью: все немногочисленные вещи сына она исправно таскала вслед за караваном своих вещей из дома бывшего супруга к будущему, как если бы Ваня проживал вместе с ними! Их же старую квартиру Мария Кимовна рассматривала исключительно как перевалочный пункт между разводами и свадьбами и старалась её чрезмерно не захламлять. Постоянным и недвижимым имуществом в той квартире оставались лишь книги – «пылесборники», как называла их мать, – и в обязанности Ивана входило периодическое наведение чистоты и порядка на книжных полках.
И вот, протирая очередную книгу от пыли, Ваня заметил чуть высунувшийся краешек чёрно-белой фотографии – многие годы она пряталась в институтском учебнике матери. Иван вынул фотографию и вгляделся в улыбчивые лица студентов. Одному из парней на снимке было лет двадцать, и его внешность поразительно совпадала с внешностью Вани. Глядя на своего отца, мальчик почувствовал себя старым чемоданом без ручки, которым в общем-то уже и не воспользуешься, да и выкинуть отчего-то жалко.
Но как следует разозлиться Ваня не успел: за его спиной из ниоткуда возникла Мария Кимовна. Она выхватила из рук сына заветную фотографию и без объяснений ушла, навсегда унеся с собой единственную память о своей студенческой любви. На этом тема отцовства была закрыта.
И тогда Иван окончательно и бесповоротно решил не быть чемоданом без ручки, и вообще постараться не стать подобием праздной Марии Кимовны. Для этого требовалось хорошо закончить школу, поступить в институт, получить полезную и нужную специальность, желательно, требующую длительных командировок, как, допустим, у геологов, и навсегда выйти из-под опёки и контроля матери! Ване грезилось то время, когда присутствие матери в его жизни со всеми её выходками сведётся к коротким телефонным звонкам с дежурными поздравлениями с днём рождения, Новым годом и восьмым марта. Он мечтал, что вскоре любимые бабушка с дедом наконец сделаются его настоящей, полноценной семьёй – да и Ким Ульянович и Серафима Михайловна ждали этого не меньше. Нужно было лишь дождаться совершеннолетия!
Такой вот странной и путанной складывалась жизнь семьи Ярмольцевых, и Вани в частности.
И вот однажды, под самое окончание десятого класса, в школу к сыну заявилась Мария Кимовна и с порога сообщила, что собирается в очередной раз выйти замуж. Да не просто «выйти», а ещё и переехать в какую-то непролазную глухомань – чуть ли не в ветхую хибару посередь дремучего леса. И скатертью бы дорога – пусть себе катится хоть на край света! – вот только и сына Мария Кимовна намеревалась непременно забрать с собой.
Никакие мольбы и увещевания не действовали. Наоборот, своенравная мамаша ещё сильнее раздражалась: тыкала сына носом в его обеспеченное сытое детство, попрекала получением качественного образования и жаждала за все предоставленные довольства «элементарной сыновьей благодарности»! И плевать ей было, что до ближайшей школы от будущего их нового дома километров двадцать через тайгу, а у Вани на носу выпускной класс; плевать ей, что, скорее всего, в сельской школе и нет никакого одиннадцатого класса, равно как и перспектив самостоятельного обучения по программе!..
В общем, вместо того, чтобы радоваться последним школьным каникулам, гулять с друзьями и помогать бабушке с дедом на даче, Ваня Ярмольцев, как только учебный год закончился, отправился в далекую таёжную ссылку.

***
В аэропорту Новосибирска Марию Кимовну с сыном встречал не лично Юрий Валентинович – любящий «молодой» супруг и очередной отчим, – а только лишь его водитель. Здоровенными ручищами водила похватал багаж новой хозяйки и её отпрыска, словно пушинки донёс чемоданы до гигантского навороченного внедорожника, сгрузил ношу в автомобиль и, разместив гостей, предложил им поскорей намазаться вонючим кремом, спасающим от вездесущих и назойливых кровососов. Также водитель порекомендовал пассажирам по возможности вздремнуть, ибо ехать до нужного посёлка немногим меньше трёх часов, и то если удастся обойтись без приключений.
Что это могли быть за «приключения», здоровяк не уточнил, но после такого предупреждения уснуть спокойным сном Иван, конечно же, не мог. По крайней мере – не сразу. Он всё всматривался в зелёные полосы лесов, в ширь полей, в повороты рек… Думать о том, что родной город и любимые старики становятся с каждым километром всё дальше и дальше, было невыносимо, и юноша глядел в окно, изо всех сил стараясь не распустить нюни. Мимо мелькали деревни и небольшие города, промышленные и хозяйственные зоны… Небо расстилалось над головой тёмно-голубым полотном; массивы облаков разделялись и сливались в затейливые фигуры; птицы беспрестанно взмывали в высь из трав и рощиц, и кружили, кружили…
Он проснулся ровно в тот момент, когда внедорожник съехал с грунтовки, гордо именовавшейся федеральной трассой, на отутюженное полотно асфальта; спросонья даже показалось, будто лес вокруг стал чище и светлее. Иван приготовился увидеть запущенную полувымершую деревню в одну улицу с покосившимися домами, до которой можно добраться лишь на вертолёте или трёхдневным пёхом через непролазный лес... Впрочем, класс внедорожника, который вёз их с матерью, красноречиво заявлял о невозможности такого сюжета. Да и как можно недооценивать любовь Марии Кимовны к сытой и комфортной жизни? Тогда Ваня стал представлять новомодный крепостной быт с барским поместьем нувориша-отчима и несколькими десятками «крестьянских душ» из ближнего зарубежья.
Тем временем автомобиль въехали в охраняемый посёлок. Всюду трудились наёмные работники – общая территория и все участки вокруг домов были тщательно ухожены: цветы на клумбах росли аккуратными шапками, ровный ежик газона лоснился сочной зеленью, а живые изгороди и кусты вдоль садовых дорожек были подстрижены буквально по линейке. Чистота и порядок царили небывалые! Словом, обслуга знала своё дело. Здесь же по периметру посёлка прохаживались и широкоплечие охранники – все на одно лицо и в одинаковых милитари-костюмах.
Как и следовало ожидать, «хибара» Юрия Валентиновича представлял собой двухэтажный добротный сруб со всеми благами цивилизации под крышей, с гаражом на две машины, а также крытой спортивной площадкой на заднем дворе. В самом доме отчима царил точно такой же совершеннейший порядок, какой присутствовал и на всей территории посёлка – нигде не было ни малейшего признака холостяцкой небрежности.
Помимо «скромной лачуги» Юрия Валентиновича здесь же, посреди тайги, стояло ещё с два десятка разномастных домов, беззаботно отделённых друг от друга и от леса лишь зелёными изгородями – никаких высоченных заборов, камер наблюдения и сигнализационных сетей, лишь суровые охранники.
Иван был потрясён легкомыслием и самоуверенностью здешних обитателей! Ладно ещё бандиты и грибники стороной обойдут посёлок от греха подальше, но как быть с дикими зверями? Тайга стоит – рукой до неё подать! Что за странная и опасная блажь?.. Но самым непонятным было то, что при такой благоустроенности посёлка – здесь имелись даже собственные электростанция и пожарная часть, – ближайшая школа находилась за чёртову тьму километров, в каком-то захолустном районном центре. Как такое возможно?! Сомнительно, что богатенькие детки каждое утро с радостью катались в несусветную даль, чтоб посидеть за облупленными сельскими партами. А может, где-то тут же, в посёлке, проживал целый штат педагогов по всем предметам?..
Ответ отыскался быстро: в посёлке вообще не было детей.
Ни одного!
Кроме Вани Ярмольцева.

***
За домом Юрия Валентиновича присматривала Оксана Михайловна, крупная средних лет тётка. Перед матерью экономка заливалась соловьём, Ивана же с первого взгляда невзлюбила. По случаю и без Оксана Михайловна сквозь зубы цедила презрительное «юноша», по имени и вовсе не обращалась. Вероятно, она была уверена, что с появлением подростка в доме оберегаемые ею порядок и чистота навсегда канут в Лету совершенно также, как и покой уважаемого хозяина, оттого-то, в предчувствии неминуемого кавардака, и старалась настроить себя на недружелюбный к будущему погромщику лад.
Что же до отчима, то Юрий Валентинович сосредоточил всё внимание на Марии Кимовне и их частых гостях-соседях. А вот Иванушке было не до веселья: мать без конца отмахивалась от его расспросов о предстоящем учебном годе, словно бы это была какая-то незначительная блажь избалованного сыночка. И тогда парень стал всерьёз задумываться о побеге. За остаток лета следовало успеть перебраться к бабушке с дедом, иначе приличное школьное образование накроется таёжным тазом, а значит, накроются и дальнейшие перспективы независимого и обеспеченного будущего! У Вани скопились кое-какие деньги, так что как-нибудь, на перекладных, он сможет добраться до столицы, и уже оттуда с помощью Кима Ульяновича и Серафимы Михайловны можно будет вести переговоры с матерью. Нужно лишь точно рассчитать предстоящие расходы, определить путь побега и дождаться подходящего случая.
Но юношеской задумке не суждено было воплотиться.
Как-то под вечер, сидя в отведённой ему комнате, Ваня Ярмольцев привычно щёлкал пультом телевизора, ища хоть что-нибудь интересное. Но как на зло по всем доступным каналам шли новости. Иван глянул на часы. Восемь вечера. Ничего удивительного: люди только пришли с работы, и прайм-тайм для них был заполнен аналитическими передачами.
Телевизор остался болтать фоном, а Ваня взялся за увесистую стопку автомобильных журналов – Юрий Валентинович очень любил хорошие машины, поэтому всевозможного чтива на эту тему у него дома было в избытке.
По телевизору между тем рассказывали очередные ужасы про разбившейся где-то в Сибири самолёт. «Авиалайнер попал в грозовой фронт… Один из двигателей отказал... Выживших нет...»
Иван вздохнул. Не повезло кому-то. Особенно родным.
И не успел он посочувствовать погибшим и их семьям, как в комнату вошла Мария Кимовна:
– Уже видел?.. Жаль, – с порога заявила она.
– Чего «жаль»? – переспросил юноша, отрываясь от журнала.
– Надеялась, что не узнаешь, – ответила мать.
Ваня вопросительно посмотрел на неё.
– В самолёте твои дед с бабкой были… Сюда летели… За тобой…
Так всегда бывает: кажется, будто что-то подобное – страшное и непоправимое, – может произойти с кем угодно, только не с тобой; ведь у тебя-то – всё не так, как у других.
Ваня не заплакать и не стал рваться вон из дома, как это показывают в фильмах – вместо этого он буквально оцепенел. Он смутно помнил, как из неоткуда появилась кружка с водой и шипучей таблеткой в ней, а потом – наступило забытьё.

***
Лекарственный дурман прошёл так же внезапно, как и навалился: весь окружающий мир просто вынырнул из ниоткуда.
Насилу разлепив глаза, Иван приподнялся на локтях и огляделся. Та же «его» комната в доме Юрия Валентиновича. Тяжёлые шторы задёрнуты, лишь над карнизом пробивается полоска света… Сколько же прошло времени?.. Он тут же вспомнил о случившейся трагедии и даже попытался заплакать, или хотя бы разозлиться на вероломное решение матери опоить его снотворным, но проклятое лекарство не спешило возвращать чувства и ощущения. Вместо этого мучительно захотелось в уборную и пить.
Будучи ещё одурманенным, Ваня сполз с кровати и, держась за стены, поплёлся к выходу из комнаты. Разобравшись с естественными надобностями, он спустился по лестнице на первый этаж и отправился на кухню. Время близилось к вечеру – тени успели разлечься по холлу, а предзакатное солнце выкрасило стены и мебель в тёплый охровый цвет. В доме царила неизменная духота – Оксана Михайловна даже летом оберегала хозяина от сквозняков, потому исправно запирала наглухо все окна-двери. Настенный календарь сообщил, что со дня авиакатастрофы прошло полтора суток. Иван ещё раз попытался разозлиться на мать, но вновь не смог. И только теперь он расслышал, будто бы со двора доносятся музыка и весёлые разговоры… Интересно, что там может быть за праздник в столь неподходящий момент?
Позабыв про жажду, парень подошёл к закрытым раздвижным дверям. Сквозь матовые стекла было ничегошеньки не разглядеть. Тогда он приложил ухо к щели между дверных створок. На веранде резвились женщины и мужчины; среди разноголосицы отчётливо слышался и голос Юрия Валентиновича… Однако голоса матери различить не удавалось. Иван взглянул на рогатую вешалку у входных дверей. Дорожной одежды родительницы не было. Вывод напрашивался сам собой: Мария Кимовна уехала на опознание и похороны стариков без сына, в то время как её очередной муженёк пригласил домой развесёлых гостей, дабы скрасить томительное ожидание любимой супруги. Вот уж точно: два сапога – пара! И как же обидно, что даже позлорадствовать в такую минуту никак не получалась… Нужно было поскорее изгнать из себя остатки отупляющего успокоительного: много выпитой воды и хоть какая-то еда быстрее всего справятся с этой задачей. Тем более что в животе с позавчерашнего дня ничегошеньки не было, о чём желудок напоминал голодным урчанием.
Иван прокрался к кухне, желая прежде убедиться, не хозяйничает ли там Оксана Михайловна – лучше уж напиться воды из-под крана и остаться голодным, чем сталкиваться лицом к лицу со сварливой экономкой. Кухня оказалась свободна и даже как-то излишне прибрана с учётом уличного гульбища. Но о таких странностях размышлять было некогда, и оголодавший подросток бросился к холодильнику.
Запихав в рот наскоро состряпанный бутерброд и отправив ему вслед сразу полпачки шоколадных печений, Ваня Ярмольцев наконец вынул из холодильника вожделенную бутылку с газировкой и, жадно присосавшись к горлышку, пошёл через холл к межэтажной лестнице. Но тут двери веранды разъехались в стороны… Бутылка с лимонадом выпала из рук Вани, залив пол и мебель сладкой водой.
– Какой прелестный зайчонок! – воскликнула вошедшая в дом девушка.
За её спиной тут же стихли все разговоры и веселье. Гости обернулись и уставились на Ивана. И всё бы ничего, да только все они были абсолютно голыми!
Ваня Ярмольцев стоял, как вкопанный, не в силах оторвать взгляда от обнажённой молодой женщины. И такое поведение легко бы объяснялось страстностью подростковой натуры, однако красота гостьи была по-настоящему липкой и приторной: она притягивала и завораживала одновременно. Именно про таких красоток в народе говорят, что они «будто мёдом намазаны».
Девица же, совершенно не смущаясь собственной наготы, обернулась через плечо и капризно потребовала:
– Юрочка, познакомь!
«Юрочка» же, будучи единственным, кто не заинтересовался появлением «зайчонка», неохотно повернулся.
На мгновенье Ивану почудилось, будто сонливость не до конца покинула его и всё происходящее – лишь плод одурманенного лекарством воображения. Ещё пару дней назад Юрий Валентинович представлял собой мужчину сорока трёх лет от роду, вполне хорошо сохранившегося, но с глубокими морщинами на лбу. Сейчас же «Юрочке» нельзя было дать и тридцати лет!
– Немедленно убирайся вон! Марш в свою комнату! И чтоб ни звука оттуда! – рявкнул отчим. – А ты, Хельга, – пригрозил он девице, – даже думать о нём забудь. Он – сын Мари;.
На лице Хельги возникла целая гамма чувств: она была и удивлена, и раздосадована, и заинтригована. Что-то очень озадачило её.
Реакцию «липкой» Хельги Ваня наблюдал уже на ходу – дважды просить его «убраться вон» не пришлось: он вихрем взлетел по лестнице, нырнул в комнату и прижался к двери спиной. От былой тупой сонливости не осталось и следа.
«Мать знает!» – колотилась в унисон с сердцем единственная мысль. Размышлять же, кто именно сейчас веселился на веранде, не хотелось – в данный момент Ваню беспокоило больше то, что до ближайшей деревни запросто не добраться, здешних соседей звать на помощь наверняка бессмысленно – вряд ли они не заметили происходящего на участке Юрия Валентиновича голого гульбища, – а между тем темнеть начнёт уже совсем скоро.
«Нужно звонить в милицию или в МЧС!» – рассуждал Иван, то и дело вздрагивая от залпов смеха и возгласов, доносившихся с улицы. Только вот что он скажет спасателям? «Здравствуйте. Тут в частном буржуйском посёлке по лужайкам перед домом моего нового отчима разгуливают голые люди, а сам отчим вдруг помолодел лет на пятнадцать. Думаю, он – упырь!» В лучшем случае такого жалобщика поднимут на смех, а в худшем… Да хуже, чем сейчас, вряд ли что-нибудь произойдёт хотя бы потому, что и звонить-то было не от куда: Иванушкин мобильный телефон мать, видимо, нарочно спрятала, спутниковый радиотелефон был подконтролен только Юрию Валентиновичу, а стационарного аппарата тут отродясь не водилось.
Иван принялся метаться по комнате, спешно натягивая на себя более или менее подходящую для дальнего путешествия одежду и запихивая в рюкзак всё, что могло бы пригодиться. Следовало поскорее линять из этого жуткого посёлка, пока его, как настоящего зайчонка, не пригласили на голую вечеринку в качестве главного блюда. Да, не так Ваня Ярмольцев хотел совершить побег: не в такой спешке и не с такими преследователями… Юноша обильно обмазал себя средством от кровососущих насекомых, горько усмехаясь про себя, что зловонный крем вряд ли защитит его заодно и от уличных упырей – тут без изрядных запасов осиновых кольев и вязанок чеснока и близко делать нечего!
«А мать-то, мать – она тоже хороша! Всё у неё вот так… Только её вина, что дед с бабушкой погибли, а я теперь… Что же теперь делать? Куда и к кому бежать? Бабушка, дедушка, помогите, защитите, родненькие!..»
Как же это верно: всю свою жизнь Ваня мог полагаться только на своих стариков – тех, кто по-настоящему любил его и бескорыстно отдавал ему свою доброту и заботу; тех, кого и сам Иван обожал и, возможно, по-детски почитал за лучших людей на земле! И только на их защиту, и ни на чью больше, оставалось уповать и сейчас. Такое близкое и понятное воплощение Высших сил было доступней пониманию перепуганного подростка, чем все сложные мистические образы, созданные человечеством, и потому обращение к безвременно почившим Киму Ульяновичу и Серафиме Михайловне сложилось у Вани легко и само собой.
Страх исчез. Иван подошел к окну, выглянул из-за занавески. Рыжее солнце уже склонилось к лесу, а народу, между тем, во дворе значительно прибавилось. Что же делать? Как незаметно улизнуть?..
И в этот момент дверь в комнату распахнулась… на пороге стоял Юрий Валентинович и пристально взирал на пасынка из темноты коридора.
Волосы зашевелились у Вани на затылке, и лишь то обстоятельство, что на омолодившимся Юрии Валентиновиче по-прежнему не было ни клочка одежды, не считая толстой золотой цепи на шее и массивных перстней на пальцах, хоть как-то притупляло страх. Сколько же ему на самом деле лет?..
– Далеко собрался?.. – Юрий Валентинович насмешливо оглядел дорожный наряд пасынка, туго набитый рюкзак и пружинисто прошёл в комнату. От него разило сладко-приторным алкоголем, но глаза и движения были абсолютно трезвыми. – Пойдём-ка со мной. Теперь ты просто обязан поприветствовать гостей подобающим образом, – подбоченившись, выдал он.
– Они не мои гости. Я их не приглашал, – храбрился Иван.
– Если мать тебе ни черта не рассказала, это не значит, что ты можешь пренебрегать законами гостеприимства. Раз очухался раньше времени и тем более имел неосторожность попасться на глаза гостям, пойдёшь, как миленький, – ответил отчим. – В моём доме будешь жить по моим правилам!
– Раздеваться не стану, – отрезал Ваня. Пусть хоть режет!
– Я этого и не просил, – скривился Юрий Валентинович.
Они спустились в холл. Прежде, чем выйти на улицу к гостям, отчим задержал Ивана на лестнице.
– С расспросами ни к кому не приставать. На женщин не пялиться. И вообще ни на кого не пялиться, что бы ни увидел, – наставлял он. – На вопросы отвечать по существу. И главное: будь вежливым и улыбайся! А то словно колодой пришибленный…
Иван хотел было уточнить: «что бы не увидел», – это что? Но передумал. В юношеском воображении тотчас возникли киношные нетопыри-вурдалаки со свиными рылами и гниющей плотью – они тянули к юноше свои когтистые осклизлые лапы… Какая тут может быть улыбка?!
Но нафантазировать себе ещё больших страшилищ Иван не успел – двери на веранду разъехались в стороны и весёлая разноголосица, как и ранее, мгновенно стихла.
Изо всех сил Ваня старался не смотреть на развязных нагих девиц… Девиц?! Мороз продрал парня по коже, как если бы на дворе стояло не лето, а вьюжила январская метель. Только сейчас он понял: здесь были не только приезжие чужаки, но и сплошь их соседи; и все до единого – омолодившиеся! И если до сего вечера все они усердно делали вид, что не замечают Ваню и даже на учтивые приветствия отвечали неохотно, то теперь, будто осмелев, глазели на обомлевшего Иванушку и болтали без умолку.
– И впрямь, Живорождённый!.. – поначалу робко доносилось со всех сторон, словно ветер шелестел в траве.
Юрий Валентинович мягко ткнул Ваню в бок, и тот кожей почувствовал: если сейчас же он не заговорит, до рассвета точно не доживёт – отчим наверняка прибьёт невоспитанного пасынка за несоблюдение местного упырского гостевого правила.
– Здравствуйте. Меня зовут Иван Ярмольцев…, —промямлил Ваня.
– Какой милый! – перебив его, тут же взвизгнула одна из гостий.
– На отца так похож. Просто копия! – подхватил её спутник.
– Ах, не был бы он одним из нас, я б с ним уединилась, – послышался за спиной знакомый женский голос – он был столь же тягуч и сладок, как и внешность хозяйки.
«Хельга!» – узнал тотчас Ваня. Он чувствовал: упыриха была чертовски опасна! Наверно, была самой опасной хищницей из всех здесь присутствующих.
– Ты для него старовата лет на двести, – с хохотом осадил её молодой хлыщ с тонкой бородкой.
– На себя посмотри! – огрызнулась другая женщина с пышными каштановыми волосами, но какой-то уродливо кривой шеей. – Ты и сам бы не прочь мальчишку попробовать…
– Прекратите мечтать о том, чего не получите! – неожиданно грозно рявкнул Юрий Валентинович. – Мари; с вас кожу живьём сдерёт, если хотя бы прознает о подобной вашей болтовне. Усмирите свою плоть, и не портите вечер.
Гости стушевались, но всё равно, хоть и прекратили в открытую рассматривать Живорождённого, продолжили оживлённо перешёптываться и скабрёзничать в его адрес.
Юрий Валентинович наклонился к самому уху Ивана, вцепился в его плечо, казалось, каменными пальцами, и, чтобы слышал только пасынок, сказал:
– Твой выход в свет не удался. Ты – молод и слишком огорчён гибелью деда и бабки… Пойдем-ка отсюда.
Отчим повёл Ваню обратно в дом. А гости, воспользовавшись случаем, уставились им в спины.
– Вы вампиры, или что в этом роде? – оказавшись уже в комнате, вырвалось у Ивана.
Юрий Валентинович пристально поглядел на Ваню, затем на зашторенное окно, очевидно, раздумывая, стоит ли тратить время на какие-либо объяснения, в итоге сел в кресло и с неохотой заговорил.
– Не совсем. Больше всего нам подходит определение «немёртвые». А ещё точнее, – Юрий Валентинович скривился и с неприязнью выдохнул, – бху;ты. Мы – самоубийцы. Но наше желание отомстить обидчику пересилило даже саму смерть!
– Кто такой «Живорождённый»? Почему меня так называют?
– Мари; была беременна тобой, когда решила наложить на себя руки. Она провисела в петле три дня, прежде чем жизнь – если это можно назвать жизнью – вернулась к ней. Ты должен был умереть в утробе, но этого не случилось.
– Дедушка с бабушкой никогда не рассказывали о том, что мама пыталась покончить с собой… – признался Иван. При воспоминании о погибших стариках ком нестерпимы горечи подкатил к самому горлу. И как же немыслимо было выслушивать сейчас фантастические истории о каких-то там немёртвых самоубийцах, которым, видите ли, и смерть оказалась нипочём. Да если бы не изменившаяся внешность здешних поселян, подобные фантастические россказни звучали бы как самое настоящее издевательство над чувствами осиротевшего парня!
– Никто и не знал, – пожал плечами Юрий Валентинович. – Мари; всегда вела свободный образ жизни и нечасто приходила в отчий дом ночевать; за неё особо не беспокоились.
– Всё из-за моего отца, так? – Ваня был абсолютно уверен в правильности своей догадки. – Где он? Он ещё жив?
– Евгений пропал без вести сразу после «воскрешения» Мари;. – Юрий Валентинович неприятно улыбнулся. – Точнее, он был ликвидирован… Твоя мать очень любила его, а он её – нет. Беременность не «привязала» твоего отца, вот Мари; и полезла в петлю… Однако твоё настойчивое желание родиться пересилило даже желание Мари; покончить с собой.
– Что значит «был ликвидирован»? – осторожно спросил Ваня.
– Бхут – это паразит. Книжные вампиры-вурдалаки высасывают из жертвы кровь. Мы же, – отчим на секунду задумался, подбирая нужное слово, – потребляем всего человека.
Безликое «потребляем» моментально породило в бурном подростковом сознании образы страшных пиршеств. К горлу подкатила тошнота.
– Не бойся, – улыбнулся Юрий Валентинович. – Бхуты просто так никого не жрут. Вернее, мы пытаемся контролировать популяцию и, тем самым, совмещаем приятное с полезным. Мы ищем тех, кто желает умереть, но не может решиться на самоубийство, и ликвидируем их раньше, чем они наберутся храбрости. Кто знает, какой из самоубийц в итоге станет бхутом – так стоит ли быть избирательными?.. Но бывают и такие, как твоя мать, которых мы по тем или иным причинам упускаем. У Мари; такой причиной был ты – твоё стремление жить.
– Как же вы находите… ну, тех, кто решился?..
– У бхутов отменное чутьё. Но оно отличается от людского или звериного: мы чувствуем страх перед жизнью.
– А бывает, что чутьё подводит вас и вы «ликвидируете» кого-нибудь… просто так? – опасливо спросил Иван.
– «Просто так» никогда ничего не бывает. У каждого человека есть жизненные трудности, скажем так, разной степени тяжести. И каждый совершает выбор: бороться с ними или трусливо сдаться. Бороться – значит, увидеть в себе первопричину трудностей; а сдаться – назначить виновным другого человека. Если же и переваливание ответственности не успокаивает совесть труса, тогда он непременно попробует сбежать от самого себя, даже на тот свет. Но не путай героическое самоубийство «ради высших идеалов», и самоубийство труса! Самоубиться можно и морально. Чёрное отчаяние – оно даже хуже физической смерти.
– То есть вы «ликвидируете» только трусов?
– Все мы хоть раз попробовали человека, жаждущего жить – и это наше искушение, – туманно ответил Юрий Валентинович. – Мы прекрасно отличаем вонь трусливого «беглеца» от аромата жизнелюба. И запах стоического оптимизма способен свести бхута с ума! Мы завидуем, завидуем до безумия! – скрипнул зубами отчим. – Но не беспокойся, обезумевших крайне мало, и мы их изолируем.
– А почему не «ликвидируете»?
– Убить бхута способен лишь человек с чистой душой. Но, к сожалению, «чистюль» на всех желающих не напасёшься; дети же для подобного ритуального убийства не годятся – в них нет достаточной решимости: нужно по-настоящему хотеть убить бхута, а не совершить простой акт милосердия. К тому же после убийства человек уже не считается чистым… Вот и приходится вменяемым бхутам отлавливать свихнувшихся соплеменников и обрекать их на вечное заточение и голодание.
– Вы поэтому так далеко от людей живёте, чтобы не было искушения… «ликвидировать»?
– Все «воскресшие» бхуты поначалу считают себя избранными – эдакими божественными чистильщиками, вершителями судеб, жнецами недостойных душ. Но время всегда расставляет всё по своим местам. Вот и всем нам оно жестоко указало на наше истинное место – место между жизнью и смертью, место паразитов-падальщиков.
Благообразное лицо Юрия Валентиновича заострилось – ему была неприятна эта тема. В любую секунду он мог оборвать свой рассказ, и тогда Ваня Ярмольцев не получит нужных знаний о тех, кому, возможно, придётся противостоять, в том числе и морально. Нужно непременно выяснить, что именно может спровоцировать плотоядных упырей!
– Значит, по-вашему, теперь и я могу струсить? Могу захотеть убить себя из-за гибели бабушки и дедушки? Поэтому те… гости хотели со мной «уединиться»?..
Юрий Валентинович внезапно улыбнулся.
– При всей трагичности произошедшего, ты ничего с собой не сделаешь. Тебе повезло родиться оптимистом, иначе бы ты уже давно устал от выходок Мари; и предпринял попытку к бегству на тот свет. Так что твоя печаль временна. А гости… они просто немного перенервничали, в том числе и от твоего избыточного оптимизма.
Ваня непонимающе глядел на отчима. Тот вновь улыбнулся.
– Ты же – девственник, – снисходительно пояснил он. (Иван невольно начал краснеть). А Юрий Валентинович продолжал говорить таким тоном, словно ему приходилось разъяснять двоечнику буквально прописные истины. – При первом половом акте происходит колоссальный выброс энергии. Если всё происходит по любви, то энергия будет сверхположительной, если же против воли – сверхотрицательной. И при любом варианте бхут отлично подзарядится от тебя, как аккумулятор от розетки. А если всё же произойдёт изнасилование… многие жертвы обычно пытаются наложить на себя руки…
– И тогда я стану ещё и ужином, – закончил за него Ваня.
– Вдобавок, – продолжил Юрий Валентинович, – можно попробовать подтолкнуть тебя к убийству насильника-бхута, ведь ты по нашим меркам считаешься чистым.
– Вы поэтому сейчас сидите со мной? Чтоб не допустить…?
– Не бойся, никто и пальцем не посмеет тебя тронуть. Во-первых, потому что нет желающих связываться с Мари;. А, во-вторых, бхуты не могут иметь детей; ты для нас – чудо природы! Хотя и всего лишь простой человек.
– Скажите, – Иван решился задать вопрос, мучавший его весь последний час, – ваша внешность, Юрий Валентинович… вы выглядите также, как и до смерти?
– Как после неё, – уточнил отчим. – Смотри…
Он повернулся спиной и раздвинул волосы на затылке.
Ваня никогда не слыл малодушным слюнтяем, и, как любой мальчишка, к тому же, как интернатовец, он обожал ужастики и страшные розыгрыши, но видеть аккуратную дырку с обожжёнными краями и пульсирующими сосудами внутри человеческого черепа… Особенно на живом, говорящем и движущемся человеке! Точнее, на немёртвом… На бхуте!
– Мне уже долгое время двадцать три года, – признался Юрий Валентинович и тут же легкомысленно отмахнулся: – А, пустяки! Трагедия молодости – несчастная любовь. Много из-за неё бед… Вот и меня эта участь не миновала. В мои времена юноши были излишне романтичного склада: пистолет в рот – и мозги навылет!..
– Но как же вам удаётся стареть?! Как вы меняете возраст? Ну, в смысле, внешность…
– Эта одна из способностей бхутов: своего рода адаптация, маскировка, растворение в среде обитания: мы крадёмся и выслеживаем, а это нужно делать скрытно. Правда, женщины редко пользуются маскировкой – предпочитают частые переезды. И всё равно, что ни год, происходят казусы и ненужные встречи.
– Мать поэтому так часто замуж выходила?.. – догадался Иван. – А ведь я почти уверовал во всемогущество косметологии.
Отчим на это понимающе улыбнулся.
– Получается, среди… ваших гостей есть даже иностранцы?
– Все мы – иностранцы для разных наших мест обитания. И, как любой незваный гость, перво-наперво стараемся перенять местный быт, что бы каждый мог убедиться в искренности наших намерений. Мы должны быть везде своими, чтоб не привлекать внимания и располагать к себе. Сложнее всего бороться с привычками и особенностями речи – приходится постоянно переучиваться… Со временем, конечно, привыкаешь, но и немёртвым бхутам рано или поздно надоедает беготня и притворство – хочется элементарного покоя и уединения, как сейчас…
– Подождите-ка, значит, все, кто проживают в посёлке – бхуты? И Оксана Михайловна?.. – Уж кто-кто, а сердитая экономка при первой же возможности сожрёт неугодного подростка с потрохами!
Тут-то уж Юрий Валентинович рассмеялся во всю глотку.
– Не переживай. Добрейшая Оксана Михайловна – обычный человек.
Ваня хмыкнул: на счёт «добрейшей» он бы поспорил.
– Оксана Михайловна, – говорил тем временем отчим, – как и весь остальной обслуживающий персонал посёлка, отправлена в отпуск до следующей недели. Поблизости людей нет. Ну, кроме тебя, конечно… О, нет, не выдумывай себе ничего такого! – он вновь приязненно улыбнулся. – Видишь ли, мы с Мари; планировали передать тебя на полмесяца деду с бабкой – для этого они и летели сюда. Вы бы отлично провели время на речном круизе по Оби. Сюрприз хотели сделать… Увы.
Сердце Вани болезненно сжалось, даже дышать стало тяжело.
– Спасибо, – только и смог выговорить он, опасаясь постыдно расплакаться: никогда прежде мать не делала ничего подобного ни для сына, ни для Кима Ульяновича с Серафимой Михайловной, ни для всех них вместе взятых.
Стоп! Иван насторожился. Юрий Валентинович не производил впечатления добренького дядечки – он ли подсказал Марии Кимовне… Что? Как и куда сплавить на время Живорождённого сына? Для чего? Что тут, в посёлке, должно произойти?..
Отчим наблюдал за Иваном. Было очевидно, о чём думает сообразительный парень.
– Сейчас разгар летних полнолуний – у нас, у бхутов, своего рода праздник, – сообщил Юрий Валентинович. – Ты когда-нибудь слышал о Лунном озере?.. Нет? Так вот, наш посёлок стоит неподалеку от озера. По крайней мере, нам так кажется. Никто не знает, где именно находится озеро – оно путает искателей.
Иван недоверчиво глядел на Юрия Валентиновича: что ещё за озеро такое?..
– По легенде, – рассказывал бхут, – раз в году, в летнюю полнолунную ночь, тот, кто найдёт Лунное озеро, сможет загадать желание, и оно непременно сбудется…
Чушь какая-то! Да, перед Ваней Ярмольцевым сидел самый настоящий упырь с дыркой в затылке… Но затерянное Лунное озеро, исполняющее желания – это уже перебор! Лишь из вежливости пасынок спросил:
– И что бы вы, Юрий Валентинович, пожелали?
– Разумеется, умереть! – вспыли отчим. – Мы все только этого и желаем…
Иван пожал плечами:
– В чем же сложность? Прочесали бы весь лес. Или для бхутов это – невыполнимая задача?
– Говорю же, – разозлился ещё больше Юрий Валентинович, – озеро путает следы! И только в определённую полнолунную ночь те, чьи сердца и желания по-настоящему сильны и чисты, могут отыскать путь к озеру. Но всё это легко лишь на словах, в действительности всё иначе – даже когда думаешь: «Больше никогда и ничего сильней желать не буду!», – всё равно боишься: «А что, если желание впоследствии окажется не таким уж нужным? Что, если надежды не оправдаются?» Вот тут-то ты и попался!
Отчим на секунду прикрыл глаза: ему вновь не нравилось, куда зашёл их разговор.
– Все бхуты сомневаются, – признался он. – Мы все вроде бы и хотим упокоения, и всё равно боимся потерять свою паразитическую, но какую-никакую, а жизнь. Мы же – трусы! Мне ли не знать… Бхуты боятся смерти, оттого-то и не достойны её. И всё равно каждый год мы собираемся вместе и идём искать Лунное озеро…
– А бывали такие, кто находил озеро?
– Бывали, – отозвался отчим. – Они по-настоящему сожалели о своих грехах.
– А вы сожалеете?
– Думаю, ещё нет.
– Для чего же тогда вы пойдёте искать озеро? – изумился Ваня.
– Все мы надеемся на высшее прощение без покаяния, – невесело улыбнулся Юрий Валентинович. – У каждого есть мечта – так почему бы не попытать счастья?..
– А можно, я тоже попытаю? – неожиданно даже для самого себя спросил Иван.
– Это дурная затея! – отрезал Юрий Валентинович. – Немёртвые в тайге не сгинут – от нас даже звери дикие разбегаются, поэтому и заборов здесь никто не ставит. Собственно, даже нанятые нами охранники защищают персонал, а не нас – бхутам грабители и тайга не страшны. А вот обычные люди в здешних краях пропадают за милую душу, и с завидной регулярностью. И, чего уж греха таить, некоторые исчезновения происходят не без участия бхутов. Тем более в полнолуние. Видишь ли, многие искатели, не нашедшие озеро, впадают в отчаяние и начинают задумываться о самоубийстве…
– И тут вы по лесу ходите, – закончил его мысль Иван. Отчим согласно кивнул.
– К тому же у озера есть стража…
– Стража?
– Да. И она, скажу тебе, пощады не знает: что человек, что бхут – страже всё едино. Если ты не «гость озера», тебе сильно не поздоровится.
И всё равно, вопреки увещеваниям отчима и здравому смыслу, Ваня Ярмольцев нутром чувствовал, что просто обязан попытаться найти сказочное озеро, как если бы такой шанс давался лишь сегодня. Терять ему в общем-то было нечего: стариков не вернуть, а для Марии Кимовны сын навсегда останется лишь горестным напоминанием о давнишней печальной любви. А теперь ещё и единственным родным человеком – живым человеком! И в совокупности этих причин своенравная мать вряд ли когда-нибудь позволит сбежать отсюда сыну, даже и с наступлением его законного совершеннолетия. Ивану же меньше всего хотелось прожить всю свою жизнь в тесном соседстве с немёртвыми каннибалами. И раз уж отчим с такой уверенностью назвал пасынка «чистым» оптимистом, почему бы и не попробовать подтвердить это звание?
Юрий Валентинович испытующе смотрел на пасынка: он знал это выражение лица – решительное бесстрашие. В конце концов, стоит втихаря проследить за мальчишкой – такой везунчик вполне способен отыскать путь к Лунному озеру.
– Пойдём, – поднявшись с кресла, позвал Юрий Валентинович. – Вот-вот луна полностью взойдёт. Пора отправляться на поиски озера.

***
Небо над лесом стало кроваво-красным. Вдоль улиц посёлка уже зажглись фонари – вот-вот солнце нырнёт за горизонт, и тайгу окутает кромешная тьма.
Бхуты заметно воодушевились – азарт полнолунной ночи захватывал и возбуждал их. Правда ли все они, как прежде рассказывал Юрий Валентинович, мечтали о смерти, или же охотничий пыл гнал немёртвых на поиски совершенно ненужного им Лунного озера?.. По всему было видно: плотоядные упыри не испытывали каких-либо душевных терзаний по своей паразитической доли; да и те немногие, кого действительно тяготил их рок, ничем не выдавали перед собратьями своих истинных переживаний – им просто во что бы то ни стало нужно было разыскать заветное озеро!
Да, на этот раз Иван глядел на гостей отчима совершенно иными глазами: они были воплощённым злом, пускай и внешне более чем привлекательным (если, конечно, не присматриваться к их самоубийственным увечьям). И вот вопрос: так ли уж неприкосновенен для плотоядных бхутов мальчишка-Живорождённый, как убеждал Ивана отчим? Так ли уж они побоятся связываться с Мари;?.. Насколько вообще можно доверять самоубийцам-трусам?!
Вот один из нестареющих гостей поднял бокал с шампанским, тем самым обращая на себя внимание.
– Друзья! – восторженно воскликнул он. – Время исполнения мечты пришло! Все мы надеемся обрести сегодня упокоение. Поэтому, на всякий случай, хочу попрощаться со всеми вами и выпить за самую желаннейшую из всех женщин – за Смерть!
Бхут в один глоток выпил шампанское, отбросил в сторону бокал и, озорно перепрыгивая через клумбы и кусты, с гиканьем побежал к чернеющей стене леса. Остальные немёртвые последовали его примеру: грянуло дружное «За Смерть!», шампанское выплеснулось в плотоядные глотки, опустевшие бокалы тренькнули о траву, и нагая нечисть с воплями и гоготом разбежалась к разным краям леса.
Подхваченный всеобщим безумием, Ваня Ярмольцев тоже побежал, даже не представляя, в какой стороне нужно искать волшебное озеро. «Теперь понятно, – думал он на бегу, – откуда берутся россказни о нимфах и сатирах, бегающих по лесам в чём мать родила. Теперь понятно, почему из века в век люди безвозвратно теряются в лесах. Теперь понятно, кто такие на самом деле лешие и кикиморы…»
Перед самым лесом Ивана догнал отчим.
– Будь верен своей мечте! – выкрикнул Юрий Валентинович и тут же свернул с тропы налево, оставив пасынка наедине с тайгой.

***
Сквозь высокие кроны деревьев виднелось фиолетовое небо, унизанное алмазными узорами звёзд. Крутобокая луна уже поднялась достаточно высоко, и теперь её белёсый свет то и дело серебрился в болотцах и лужах. Где-то вдалеке урчала река; монотонный рокот потока плыл по лесу, словно туман. Должно быть, к утру сырой и зябкий утренник пронижет подол тайги и будет царствовать здесь едва ли не до полудня. Сейчас же нагретые за день стволы деревьев и подлесок отважно сдерживали наступление речного холода.
Вскоре луна скрылась за облаками; тьма стала непроглядной, и Ваня перешёл на шаг. Свет от налобного фонарика прыгал по кустам и деревьям, пугая лесных обитателей. Ботинки мягко пружинили по плотному ковру мха, раскидистые листья папоротников мерцали бледно-зелёным светом. Филин вздыхал и б;хал где-то неподалёку, переливчато стрекотали сверчки, лягушачий хор оглашал округу разноголосицей звонких рулад… Наверное, ночная тайга должна была пугать, но Иван, наоборот, наслаждался ею. Как ни странно, но здесь ему было гораздо уютнее, чем в комфортабельном доме Юрия Валентиновича.
Внезапно послышался близкий осторожный шорох. За любованием местными красотами Ваня как-то позабыл, что здесь же бродит и целая толпа бхутов; да и ночные хищники наверняка не прочь закусить незадачливым путником… Иван огляделся, обводя кусты и деревья лучом фонарика. Ничего и никого. На всякий случай парень прибавил шаг, готовый в любой миг сорваться на бег.
А преследователь всё шёл по пятам, не попадаясь при этом на глаза…
Ваня старался идти спокойно, однако сердце его колотилось у самой глотки. Ведь может так быть, что рядом идёт самый обычный волк-одинец, с которым им просто по пути, и хищник скоро убежит своей дорогой? Да, дикий зверь был не так страшен, как…
На тропе возникла та самая «медовая» Хельга.
«Бабуля! Дедуля!.. Что ж я, дурак, за чудесами попёрся?..» – успел подумать Иван.
– О чём же ты, зайчонок, так сильно мечтаешь, раз решился искать Лунное озеро?.. – обволакивающе пропела Хельга.
Ваня Ярмольцев прирос к земле, как вкопанный. Внутри всё сжалось от страха.
– Держу пари, – сладко выговаривала бхута, – Юрочка успел достаточно рассказал тебе о нас – не зря же и он сам выслеживал тебя. Но не бойся, он нам не помешает: эта ночь только наша с тобой…
Она плыла к Ване, словно была легче воздуха. Образ сказочной лесной феи околдовывал: упругое белое тело, казалось, светилось изнутри, глаза её переливались зеленью и золотом, жемчужные локоны едва прикрывали высокую грудь… От исходящей от Хельги липкой сладости всё внутри скручивалось и связывалось узлами. Иван тяжело задышал: тело не слушалось его. Но хуже всего было то, что он начал вожделеть плотоядную упыриху!
– Пусть ты и Живорождённый, – продолжала околдовывать хищница, – но силой бхута не обладаешь. Так что давай условимся, – улыбнулась она, – ты мне подаришь свою первую ночь, и я отпущу тебя живым. Не хочу брать тебя против воли.
Её речи опутывали, одурманивали разум, лишали воли. Наверное, именно так ощущает себя жертва, когда хищник затевает с ней смертельную игру. Иван понимал: надо бежать – бежать без оглядки! Но продолжал стоять, как примороженный; во рту пересохло от нарастающего желания…
– Ну же, соглашайся, зайчонок, – шептала немёртвая. – Поверь, мои ласки будут тебе гораздо приятней, чем грубые притязания других бхутов. Или ты думаешь, что тот же Юрочка такой уж добренький, и пощадил бы тебя?.. Уверена, он умолчал, как сам стал бхутом… – она жарко выдохнула, усмехнувшись.
Никаких иллюзий относительно отчима Ваня не испытывал, но то, что Хельга сумела хотя бы на время нейтрализовать Юрия Валентиновича, не предвещало ничего хорошего. Вероятно, она чертовски оглодала во всех смыслах, раз ни страх перед Марией Кимовной, ни всеобщее упырское преклонение перед Живорождённым не останавливали её.
Всему виной проказница-любовь!
И я не преминул попасться в её сети.
На всё ради возлюбленной своей готов,
Но, к сожалению, не мною дева бредит…
– пропела внезапно бхута партию из некогда популярной оперетты.
– Прелестная его избранница, – рассказывала далее Хельга, – не питала к тогдашнему Жоржу – сыну простого булочника – никакой сердечной привязанности. И не удивительно. Сама мадмуазель была дочерью Генерального казначея. Какая уж там любовь! К тому же барышня была влюблена в своего жениха – молодого офицера, также выходца из приличной семьи. И даже день их свадьба был уже назначен…
Хельга стояла почти в плотную к Иванушке; она нарочно то и дело касалась «зайчонка» своим телом, дабы распалить и раздразнить его. И всё говорила, говорила и говорила своим томным голосом.
– Жорж побоялся расправиться со своими обидчиками – его бы быстро отловили и позорно казнили, как преступника. Оставалось – самоубийство. Но и тут Жоржик никак не мог решиться: на этот раз он боялся то неудачного повешения, то мучений от яда, то неумелого накалывания себя на кинжал; и тогда он сумел раздобыть пистоль… – Хельга наклонилась к самому уху Вани. – Позже «добренький Юрочка» устроил новобрачным незабываемую первую ночь: он разделывал и поедал соперника нарочно прямо на глазах у своей зазнобы. А та, будучи связанной, как и была в подвенечном платье, даже не имела возможности пошевелиться или закричать. Зато по окончании своей трапезы Юрочка вдоволь позабавился с возлюбленной – первая её ночь всё же досталась ему. Конечно, после такого мадмуазель, вернее, уже мадам и вдова, ожидаемо сошла с ума…
«Я бы тоже сошёл!» – подумал Ваня. И тут дыхание Хельги коснулось его губ… и он отчётливо уловил гнилостный запах бхуты! Подкатившая к горлу тошнота подействовала отрезвляюще: тело в миг освободилось от колдовского оцепенения и похоти. Немедля ни секунды, Иван кинулся было бежать… но не по-женски крепкая рука успела схватила его за рюкзак. Тогда юноша вывернулся из лямок и без оглядки припустил со всех ног!
– Не хочешь по-хорошему – будет по-плохому! – рассмеялась вслед ему Хельга.
А Ваня Ярмольцев бежал. Бежал без разбору, как безумный, и петлял, как настоящий зайчонок, в надежде запутать следы. Он не видел бхуты, но чувствовал её близость, ощущал, как та бесшумно преследует свою добычу. Его!
«Бабуля, дедуля!.. Спасите, защитите! Выведете от неё…» – билось в сознании мальчика, как молитва.
Луч фонарика скакал по кустам и деревьям, но дороги беглец всё равно не различал. «Как же я хочу туда, – лихорадочно думал Ваня, – где не буду лишь дурным воспоминанием или обедом! Туда, где буду по-настоящему кому-то полезен, нужен и важен!»
Пот заливал ему лицо; то и дело Иван утирался рукавом куртки, но это не помогало – глаза щипало от соли... И вот, в очередной раз вытирая лицо, парень со всего маха налетел на что-то твёрдое. Всё тело сотрясло от столкновения, фонарик слетел с головы и отскочил в кусты, а самого Ваню отбросило назад.
– Попался, зайчонок! – возликовала Хельга. Именно с ней и произошло столкновение!
Бхута прыгнула на свою жертву дикой кошкой, прижала к земле тяжёлым, как камень, телом.
– Всё равно будет по-моему!.. – пела она.
– Слезь с меня! Не хочу! – Иван всеми силами пытался вывернуться из-под неё. Но куда там –немёртвая давила сверху, словно могильная плита!
– Сопротивляйся! Да!.. Так ещё интереснее, – довольно скалилась хищница.
Её рука уже вцепилась в ворот куртки; ткань затрещала… но вдруг что-то метнулось в воздухе чёрной тенью, и Хельгу, как пушинку, сдуло с Ивана! Тот моментально вскочил на ноги и тут же попятился в ещё большем ужасе…
«Бабуля, дедуля!..» – мысленно воскликнул Иван.
В свете выплывшей из-за облаков луны взору предстала невероятная картина: придавив огромной когтистой лапой поперёк тела извивающуюся немёртвую, над ней возвышался жуткий зверь – он был похож на громадного лохматого пса; его густая шерсть казалась малахитово-зелёной, глаза мерцали красно-оранжевыми бликами, аршинные зубы блестели как жемчуг… Зверь помахивал длинным лысым хвостом с пушистой кисточкой и с любопытством рассматривал разъяренную Хельгу – та, не соображая, что происходит, плевалась ругательствами и безуспешно пыталась скинуть с себя звериную лапу.
– Бхута! – внезапно пророкотал лохматый спаситель.
Хельга тотчас перестала сопротивляться и сквернословить, она во все глаза уставилась на зверя.
– Страж Лунного озера! – взвыла она радостно. – Значит, я почти у цели!..
Немёртвая попыталась подняться, но была ещё сильнее вдавлена в землю. Острые когти зелёного пса впились ей в кожу, но следов не оставили, словно бы провалились в тугую резину. Хельга обнажила ровные белые зубы, явно желая очаровать зверя, и прошептала своим самым сладким голосом:
– Оставь мне мальчишку, страж. Вам он без надобности, а у меня на него планы. Как только с ним закончу, я вся ваша!
– Он – наш гость, – рыкнул зверь.
Миловидное лицо Хельги мгновенно переменилось: бешенство и зависть изобразились на нём.
– Нет! Не может быть!.. Ты лжёшь! Мы веками ждём вашей милости, – верещала она, – а этот сопляк в одну ночь стал гостем?! Ещё несколько часов назад он даже не представлял, чего хочет!..
– Это ты не знаешь, чего хочешь, бхута, – спокойно ответил ей страж. Он повернул свою косматую голову к ошеломлённому Ивану. Звериные глаза блеснули огнём. – Иди, куда шёл. Луна совсем скоро начнёт таять, и нам пора будет отправляться в путь.
Не помня себя, Ваня Ярмольцев подцепил из кустов свой фонарик и побежал – в который уж раз за эту ночь – без оглядки, без разбора и без мыслей. Ещё долго за его спиной были слышны истошные вопли Хельги – она приказывала «зайчонку» вернуться и подчиниться её воли. А Иван всё бежал – теперь его вела тайга!

***
Воздух стал наполняться первыми запахами рассветной свежести, а Лунное озеро всё никак не появлялось. От сумасшедшей гонки жгло лёгкие и подкашивались ноги. Ваня стал всё чаще спотыкаться о выступающие корни и кочки; он падал, вскакивал и вновь бежал… Рокот реки и её прохлада сюда не доносились – чёрт знает, как далеко беглец теперь был от упырского посёлка, и вообще, в какую сторону его унесло… Но отчего-то Иван был уверен, что кровожадные бхуты остались далеко позади – во вчерашнем безвозвратном прошлом.
Лес закончился неожиданно, и парень со всего маха опрокинулся в озеро. Ряска облепила ему лицо, и Ваня, захлебнувшись, не сразу понял, что проскользнул через широкую полоску воды, как через масло, и вынырнул с другой её стороны. Откашлявшись, он откинул с глаз мокрые волосы и… разинул от удивления рот: вместо лесной тишины тут шумел праздник! Трудно было разглядеть хоть кого-то из всего того многообразия хвостов, ног, плавников, усов и крыльев, которое крутилось и путалось повсюду: на берегу, в небе, в воде, – везде!
– Второй гость прибыл, – раздался сверху переливчатый щебет.
Ваня задрал голову: над ним кружили серебристые рыбо-птицы! И тотчас на их зов посреди праздничной суматохи объявилась лодка и заскользила прямо к Ивану. Нет, даже не лодка – ладья! Правил ею обрядившийся в длинный искрящийся халат сом; он был высок, толст и важен. Лодочник беспрестанно бубнил что-то себе под нос, оттого его обвислые усы то взметались вверх, то топорщились в стороны, то вновь обвисали.
Ладья остановилась прямо перед Ваней.
– Залезай! – выпучившись на гостя, пробулькал сом. – Только не раскачивай сильно, а то девочку разбудишь…
На лавочке, за его спиной, действительно спала девочка лет четырнадцати. Простенькое платьице было все изодрано, а ноги и руки вымазаны засохшей грязью. Казалось, праздник нисколько не беспокоил спящую.
– Она тоже гостья? – спросил Иван, подтягиваясь на борте ладьи.
Но сом не удостоил его ответом. Он вновь уставился перед собой, и ладья заскользила по озеру.
Внутри было на удивление тихо, и только красочное мельтешение не позволяло забыть о творящемся кругом празднике.
Лена – так звали девочку, – продолжала безмятежно спать, убаюканная ходом ладьи. Сейчас девочке виделись целебные сны, лучше которых станет лишь её восторг от пробуждения. Ей было пока невдомёк, что былые слезы и унижения навсегда остались в прошлом, и больше в её жизни никогда не будет пьяниц-родителей, срывавших на дочери алкогольное безумие.
– Простите пожалуйста, а какое у неё желание?.. – зачем-то спросил Иван лодочника.
– Такое же, какое и у тебя. У вас у всех одно желание, – ответил ему сом и тут же пробубнил себе под нос. – Третий гость задерживается. Хоть бы поспел, а то уж и светать скоро начнёт. Ещё и бхуты эти одичалые по лесу рыщут – спасу от них нет…
Вдруг сом насторожился, близоруко всмотрелся в праздничную кутерьму и довольно булькнул:
–- Ага! Явился!..
Иван глянул туда же, куда смотрел лодочник. Из воды, отплевываясь и размазывая ряску по лицу, вынырнул парнишка младше самого Вани лет на десять.
Рыбо-птицы защебетали:
– Последний, третий, гость прибыл!
Мальчонка во все глаза таращился по сторонам, с восторгом разглядывая иномирных гостей. А ладья уже плыла к нему. Иван помог сотоварищу залезть в ладью, и теперь они оба глазели по сторонам, стараясь в мельчайших подробностях запомнить небывалое празднество.
Третьего гостя звали Лёва. После смерти матери над мальчиком взяла опеку тётка, но вскоре выкинула племянника из его же собственной квартиры. Больше года Лёва прожил с такими же, как он, Гаврошами, в заброшенном бараке на окраине их некогда процветавшего посёлка металлургов. Запахи клея, испражнений и плесени; неискоренимые вши, клопы и лишай – вот чем было наполнено Лёвино детство! Несколько раз социальные службы вылавливали беспризорников, но те, в том числе и Лёва, неизменно сбегали из недружелюбных детских домов, сколачивались в банды или разбегались по городам и там, в основном в притонах, искали сиротского счастья. И перспективы у Лёвы вырисовывались столь же неутешительные: превратиться в малолетнего преступника или же честно помереть от голода. Вот и решил Лёва, что ночная прогулка по тайге в поисках сказочного озера – не такая уж дурная альтернатива голодной смерти или тюрьме. А уж если и пропадёт беспризорник в лесу, так никто и не спохватиться.
На лиловом небе забрезжили первые золотые полосы рассвета, утренний ветер тронул верхушки деревьев, и гости засобирались по домам: каждый из них стал по-своему прощаться с Лунным озером и обещать непременно вернуться на следующий год.
– Пора! – важно изрек сом.
Ладья совершила поворот и направилась к центру озера, туда, где высилась журчащая водяная арка. Сквозь неё виднелись оранжевые и голубые фонари иномирных городов, просторы цветущий лугов и ледяных пустынь, массивности морских и вулканических глубин…
«Какой же мир станет теперь нашим домом?» – размышлял Ваня. Он думал о матери: может быть, с исчезновением сына она наконец-то сможет забыть свою печальную студенческую любовь и попытается стать счастливой? Тот же Юрий Валентинович – куда как подходящая ей партия. Может, он сумеет склеить разбитое сердце Марии Кимовны, и тогда, когда-нибудь, оба бхута обязательно сумеют раскаяться за свою немёртвую жизнь, и получат прощение у почитаемой ими смерти – ведь бывали же те, кто сердечно сожалел о своём паразитическом бессмертие и находил озеро. И, возможно, в такую же, как сегодня, полнолунную ночь здесь их встретит Иван…
И ещё в те минуты Ваня Ярмольцев твёрдо осознал, что без помощи деда и бабушки ни за что бы не добрался до Лунного озера! Это они, его родные старики, не позволили внуку сгинуть минувшей ночью в лапах жадной Хельги; это они дали ему мужество понять, какое желание делает человека по-настоящему счастливым. Именно бессмертная любовь Кима Ульяновича и Серафимы Михайловны помогла Ване остаться верным себе и не испугаться ни трудностей, ни кровожадных страшилищ!

27.06.2013