Червячкина лапша. Глава 2. Дом

Ярик рассмотрел сверток. Он был легкий, прямоугольной формы. «Книга, – подумал Ярик. – А значит, Достоевский. Галина Сергеевна от него без ума». Ярик с улыбкой вспомнил, как Галина Сергеевна почти на каждом занятии умудрялась приплести что-нибудь из Достоевского – а не из него, так про него.

Однако Ярик ошибся. Это оказалась тоненькая книжечка, содержавшая всего один рассказ – «Муму» Тургенева. Ярик повертел ее в руках, открыл и начал читать: «В одной из отдаленных улиц Москвы, в сером доме с белыми колоннами, антресолью…» Ярик захлопнул книгу. Чтение давно перестало ему нравиться, а уж после недосыпа, в качающемся автобусе от мельтешащих букв едва не стошнило.

Ярик закрыл глаза. Всплыло нездоровое, морщинистое лицо Галины Сергеевны. Она была из гражданских и преподавала в кадетском корпусе литературу – за пять лет сменились все преподаватели, кроме нее. Сначала она была без ума от Ярика так же, как от Достоевского – на каждом уроке хвалила и непременно ставила крупную пятерку. Но суровый кадетский быт с годами заставил Ярика мыслить по-другому: учеба, становясь все сложнее, переставала ему нравиться, а товарищи открыли для него целый мир других развлечений – морально сомнительных и отнюдь не полезных, но быстро захватывающих. Ярик стал отлынивать от учебы при любом удобном случае; к пятому году он прилагал усилия лишь в случае крайней нужды. Это, были, например, военные дисциплины – жесткий контроль и угроза сурового наказания не давали никаких поблажек. Но такие мелочи, как литература… Ярик уже не помнил, когда в последний раз брал в руки книгу. Перед контрольными опросами он по кусочкам собирал сюжеты книг, впопыхах расспрашивая товарищей, а потом кое-как выезжал на сочинениях, которые всегда писал грамотно и красиво. Однако вскоре лень закрыла ему и эти лазейки. Наконец, Галина Сергеевна проставила итоговые оценки всем, кроме Ярика. Их она отпустила гулять, осталась с Яриком один на один и впервые обратилась к нему на «вы»:

– Давайте решим вопрос по-взрослому, посмотрим на факты, – она открыла журнал. – За предыдущие четверти у вас «пять», «четыре» и «четыре». Для аттестата с отличием вам необходима «пять» в году, а значит, и в этой четверти вы должны были идти на «пять».

Галина Сергеевна говорила таким страдальческим, удрученным голосом, что Ярику самому стало дурно.

– А у меня стоит выбор… – Галина Сергеевна запрокинула голову вверх и заморгала. – …между «три» и «два».

Ярик похолодел. В классе установилось долгое, жуткое молчание.

– Дайте любое задание, я обязательно выполню, – промямлил Ярик и тут же осознал, что врет. Как он выполнит-то, с экзаменами на носу?

Галина Сергеевна со стоном закрыла лицо рукой и так просидела неподвижно с полминуты. Затем сняла руку и тоскливо уставилась на Ярика.

– Помню, вы рассказывали, что у вас младший брат. Что он в семье приемный. Что вы его любите, но родители не дают вам проводить время вместе. Вам еще казалось, что они хотят насовсем запретить вам видеть брата. Я правильно помню?

– Да, – только и ответил Ярик, не понимая, куда идет разговор.

– В чем причина?

– Они твердят, что он отвлекает меня от учебы. Что нельзя спускать время на дружбу с тем, кто младше и глупее…

Губы Галины Сергеевны горько искривились: то ли улыбка, то ли печаль. И она вновь заговорила так, как на уроках, – искренне и прямодушно, не пытаясь напускать на себя тень серьезности:

– Ярик, дорогой ты мой, – вздохнула она, – сходи в библиотеку, возьми «Муму» Тургенева. Там немного, всего на часик. Найдешь часик между экзаменами?

– Найду.

– Эх, что ж я с тобой сделаю, – Галина Сергеевна взялась за ручку. – Старосту класса лишу аттестата с отличием, что ли?

Она черкнула корявую пятерку в крайнем правом столбце и отпустила Ярика. А он после этого так и не зашел в библиотеку.

– Спешиваемся! – скомандовал хриплый мужской голос, и вокруг загалдели.

Ярик приоткрыл глаза и, приклеившись лбом к стеклу, посмотрел наружу. На Площади трех вокзалов текли нескончаемые людские потоки. Поднимаясь на выход, Ярик решил, что надо бы попрощаться с Андреем. Друзьями они никогда не были, но все же без его защиты и покровительства Ярику не раз пришлось бы туго. Схватившись за стенку автобуса и свесившись над багажным отсеком, Ярик оглядел толпящихся внизу кадетов, но Андрея не нашел. Тем временем подошли еще два автобуса из четырех; оттуда тоже посыпались знакомые лица, но властного, энергичного, легко узнаваемого лица Андрея среди них не было видно. Последний же автобус, насколько было известно Ярику, отправился на Киевский вокзал.

Ярик подошел к провожатому офицеру и осведомился насчет Андрея.

– Старший вице-сержант Кузнецов, говоришь… – прохрипел офицер, листая списки. – Нет, у меня такой не указан. Значит, поехал на Киевский.

Ярик тяжело вздохнул, уже отходя бросил «спасибо» и направился к своему автобусу доставать чемодан. Здесь же, загораживая Ярику проход, стали прощаться. Отыскав свой чемодан, Ярик молча протолкался через вспоминающую лихие кадетские деньки толпу и отчитался офицеру об убытии, после чего немедля пошел прочь. Ему только хотелось крикнуть пару жгучих словечек в адрес своего взвода. Сколько раз Ярику приходилось принимать вину на себя из-за этой кучки отпетых негодяев… Но Ярик не стал кричать. Не потому, что навлек бы на себя гнев провожающего офицера или внимание прохожих, а потому, что здесь все взводы были вперемешку.

Путь до родного города выдался долгим и мучительным. Ярику досталась верхняя койка и шумные соседи – компашка каких-то студентов, явно выпивших перед посадкой на поезд. Словно этот день желал быть настолько гадким, насколько возможно.

В неспокойных, прерывистых снах Ярику виделся Тима. Они, как обычно, сидели на уютном чердаке, но несмотря на летний зной, им вдруг стало холодно. Уют потерялся. Тима каким-то неестественным, жалобным голосом говорил Ярику что-то важное, а тот вроде хотел слушать, но не мог разобрать ни слова, а его мысли были заняты предстоящими экзаменами на поступление в военное училище. Последняя увиденная картина окончательно повергла Ярика в уныние: Тима потянулся к нему рукой, он потянулся навстречу, но, сидя совсем рядом, не смог достать…

Ярик в очередной раз проснулся и увидел за окном знакомый полустанок. Он давал знать, что до родного города осталось ехать полчаса. Ярик вообще не выспался, но пришлось бодрствовать, чтобы не пропустить свой выход.

Полчаса – словно полгода. Но наконец вдали нарисовалось долгожданное коричневое здание: поезд приближался к станции рядом с родным городом. Ярик слез с койки, поправил китель, надел ботинки и стал проверять вещи. Он начал с крестика на шее: в прошлом году он потерял крестик в Москве и теперь, конечно, не хотел второй раз выслушивать скандал, учиненный тогда по приезде набожной матерью.

К счастью, ничего не пропало. Поезд тем временем добрался до станции, остановился, выпустил пар, а затем мелкую кучку пассажиров, включая Ярика.

Стоящие на платформе двинулись навстречу прибывшим. Родителей Ярика в этом малочисленном сборе не было – они сидели на одинокой скамейке у автомобильной стоянки. Уже начинало темнеть, но они читали: отец – газету, а мать – Библию. Увидев их, Ярик вспомнил, как после первого года в Москве он гордо притопал к ним строевым шагом и отдал честь отцу. Мать зашипела на него; видя, что он не понимает, рывком отняла его руку от козырька; а отец только отчеканил: «Никогда. Больше. Так. Не делай».

– Добрый вечер, папа, добрый вечер, мама, – сказал Ярик, подойдя к родителям.

– Ну наконец-то, – ответила мать и крикнула: – Захар! Забери вещи!

Водительская дверь стоящего рядом мерседеса открылась, и из нее вышел мужчина в костюме, фуражке и белых перчатках. Ярик кивком поздоровался с ним и вручил чемодан и рюкзак.

– «Добрый вечер» – и это все почести? – уставилась мать на Ярика. – Как насчет обнять меня? Пожать руку отцу?

Ярик обнял мать и пожал руку отцу.

– Все, поехали, – сказал отец.

Ярик сел с матерью на заднее сиденье, и мерседес поехал по безлюдной трассе прочь от города. Беловы жили в особняке, отрезанном от остального мира. Отец уезжал в город почти каждый день, а Ярик знал только железнодорожную станцию. Родители прямо заявляли ему, что готовят его для Москвы, а в здешней глуши ему делать нечего.

– Я писал вам письма, – нарушил Ярик молчание. – Почему вы не отвечали?

– Мы были заняты, – ответила мать.

– И еще вы собирались приехать ко мне на новогодние каникулы. Почему вы не приехали?

– Кажется, тебе только что было сообщено, – сказал отец, не оборачиваясь. – Мы были заняты.

Ярик прислонился к окну машины и стал наблюдать, как пышно цветут заливные луга. Ему сделалось грустно. Он увидел, как по обочине идут двое – парень и девушка. Оба были в простецкой одежке, с улыбкой показывали друг другу то на цветы, то на розовый закат… Хотелось выскочить из машины, подбежать к ним и как-нибудь познакомиться. А дальше… кто его знает.

– Ярослав, ты не делом занимаешься, – заметила мать. – На, читай.

Она достала из модной сумочки Библию, открыла ее на случайной странице и вручила Ярику. Тот достал карманный фонарик и почти уткнулся носом в книгу. Буквы путались в глазах и ни во что не складывались; Ярик сделал задумчивое лицо и стал медленно скользить по строкам.

Наконец впереди выросла знакомая гранитная ограда, увенчанная рядом стальных копий. Со скрытым облегчением Ярик вернул книгу матери. Черные ворота с позолоченными львами открылись, и мерседес въехал в сад. Все было по-прежнему: те же цветы, те же кустарники. Однако вместо дуба в центре сада стояла мраморное изваяние мудреца в архиерейской мантии, держащего длинный жезл. Вместо лужайки под жезлом нагромоздились каменные плиты.

Выйдя из машины, Ярик показал родителям на статую:

– Кто это?

– Григорий Богослов, архиепископ Константинопольский, – ответила мать. – Святейший человек, непревзойденно святейший.

Ярик хотел взглянуть Григорию Богослову в глаза, но те, как у любой скульптуры, были пусты.

– Иди с Евдокией, готовься к ужину, – сказал отец, мотнув головой в сторону стоящей у дверей особняка горничную.

– Есть, – ответил Ярик.

Он поднялся по ступенькам и проследовал внутрь вслед за Евдокией, которая произнесла что-то вроде: «Мы рады, что вы посетили нас». Или: «Мы рады, что вы заглянули к нам». Что именно она произнесла, Ярик уже забыл.

Евдокия привела Ярика в его комнату, показала готовый к ношению смокинг для ужина и, получив разрешение, удалилась. Ярик сменил кадетскую форму на смокинг и оглядел комнату. С прошлого лета ничего не изменилось, но комната казалась ему чужой.

Он прошел в столовую, где отец представил ему новую официантку – приличную, слегка робкую девушку.

– Повар сказал, что ужин готов. Прикажете подавать? – спросила она.

– Разумеется, – ответил отец. – Впредь можешь не спрашивать. У нас все по расписанию.

Любуясь аттестатом с отличием, вошла мать. В другой руке она держала что-то потяжелее.

– Ярослав, – обратилась она к сыну, – мы с отцом поздравляем тебя. Этот этап своей карьеры ты прошел достойно, и мы хотим наградить тебя подарком.

Она вручила ему увесистую книгу в дорогом переплете, пахнущую какой-то сладкой химией. Она принадлежала какому-то американскому автору и называлась «Путь к богатству».

– Благодаря этой книге, – сказала мать, ложа палец на обложку, – твой отец стал тем, кто он есть.

– Но попробуй отдать ее болвану – и просто лишишься хорошей книги, – добавил отец.

– Хорошо подумай, что это значит, – завершила мать и жестом позволила Ярику отойти.

Ярик поблагодарил родителей, вернулся в свою комнату и положил книгу на рабочий стол. Когда он вернулся в столовую, на столе уже лежало первое блюдо – черный рис с форелью и трюфелями.

Перед едой мать и сын прочитали молитву. Отец же, равнодушный к религии, в это время читал газету. Когда молитва была завершена, всеобщее внимание привлекла новая официантка, которая несла на чердак тарелку перловки, краюху хлеба и стакан воды. Когда она вернулась, мать поднялась из-за стола:

– По-моему, я уже давно говорила, чтобы никто не поднимался на чердак в нашем присутствии.

– Дорогая, успокойся, – отвлекся отец от газеты и жестом попросил ее сесть. – Эта девушка у нас только первые сутки. Может, ей еще не сообщили, – он повернулся к официантке. – Но в самом деле, больше не делайте этого, когда мы здесь едим.

Девушка покорно кивнула и с позволения отца вернулась на кухню.

– Итак, Ярослав, – произнесла мать, едва семья притронулась к еде, – ты уже начал готовиться к экзаменам в училище?

– Дай ты ему передохнуть, – рассмеялся отец. – Пускай пару дней посидит, освежит мозги. А потом снова в бой.

Мать недовольно вздохнула и принялась за еду. Спустя минуту молчания для Ярика было очевидно, что темы для общения у родителей кончились. Может, рассказать пару историй из Москвы? Нет, не стоит. Ярик побоялся ляпнуть какую-нибудь глупость или нечаянно раскрыть, что воспитанник из него далеко не самый прилежный. А дальше, естественно, ужин превратится в затяжные нравоучения.

Однако же Ярик покончил с едой быстрее, чем родители: в кадетском корпусе он привык питаться быстро. Теперь он просто сидел, а просить разрешения вернуться в свою комнату не хотелось. Предоставленный собственным мыслям, он, конечно, начал посматривать на темную лестницу, ведущую на чердак. И мать, конечно, заметила это:

– Ярослав, в чем дело?

– Скажите, – начал Ярик, и ком застрял у него в горле, но он все-таки поборол это препятствие. – Я могу увидеться с Тимой?

Родители обменялись взглядом, не предвещающим ничего хорошего. Лицо матери в гневе искривилось, Ярик уже начал жалеть о своей просьбе, но отец вдруг сказал:

– А знаешь, Ярослав, в этот раз я бы не стал тебе препятствовать, – и он бросил на мать другой взгляд, смысла которого Ярик не уяснил.

Мать же, видимо, уяснила и, поразмыслив, повернулась к Ярику с менее суровым видом.

– Хорошо, ступай. Только недолго. Нам еще предстоит очень серьезный разговор.

– Благодарю.

«Вот где у меня ваш серьезный разговор», – подумал Ярик. Ему стоило значительных усилий, чтобы не выпалить эту мысль вслух и не показать ее своим видом. Сдержавшись, он встал из-за стола, поднялся по скрипучей лестнице, повернул ключ в низкой, глухой двери и, пригнувшись, вошел.

(Продолжение следует.)