Тихий Гул в Основах Мира

Тихий Гул в Основах Мира

Арсений Волков умирал. Не телом – телом он сидел в кресле с отклеившейся кожей, втянув в легкие чадный воздух серверной «КосмоСофта». Умирала его вера. Вера в Смысл. Вера в Архитектора. Вера в то, что за безупречным кодом реальности стоит не слепая, шестереночная пустота.

«Генезис-7» гудел. Не машина – орган. Кафедральный собор из стали, кремния и мерцающих синим холодом светодиодов. Его нефы уходили вглубь зала, теряясь в полумраке, где мигали алтари стоек. Воздух вибрировал от десяти тысяч крошечных вентиляторов – хор ангелов-механиков, поющих вечную, монотонную литанию охлаждения. Пахло озоном – запах молний, пойманных в клетку, – и пылью, вечной пылью, белым саваном на горячих телах процессоров. Здесь, в этом святилище Разума, построенном людьми для машин, Арсений Волков, пророк цифровой эры, воздвиг свой Вавилон. Свой «Пантеон».

Не ИИ. Не утилита для предсказания курса акций или спроса на пластиковых садовых гномов. «Пантеон» был космогонией. Архипелагом виртуальных вселенных, рожденных из квантовой пены его гения и безумия, пульсирующих в ускоренном времени на сердцах «Генезиса». Каждая симуляция – замкнутый космос, Большой Взрыв, терпеливо смоделированный, эволюция, запущенная на бешеной скорости. Сеня не играл в Бога-Диктатора, раздающего заповеди. Он был Садовником. Заложил семена – фундаментальные константы, алгоритмы хаотической самоорганизации, зерна потенциальной сложности – и наблюдал. Как из праха кода вырастают дивные, чудовищные, невероятные сады реальности.

Он налил. Lagavulin 16 летний. Не виски – жидкий янтарь времен. Тяжелый граненый стакан запотел. Первый глоток – удар. Торфяной дым, пропитанный солью Гебридских ветров, йодом холодного моря, сладостью выдержанного в дубе солода. Огонь, спускающийся по горлу, разливающийся теплом в пустоте желудка. Дым застилал глаза, смешиваясь с сизым паром от перегретой электроники. Он щелкнул мышью. Запустил «Эдем v.9.3».

Экран взорвался рождением. Не картинка – акт творения. Хаос первичной туманности, триллионы частиц, пляшущих под дирижерскую палочку его уравнений. Гравитация – невидимый скульптор – сжимала, формировала, зажигала ядерные печи звезд. Планеты, капли расплавленного камня, остывали, одевались в синеву океанов, зелень гипотетической биосферы. И жизнь… Жизнь пробивалась сквозь цифровую глину, слепая, настойчивая, неудержимая. Сеня ускорил время. Цивилизации расцветали и гибли, как мыльные пузыри в урагане. Он видел:

Мир «Астра-Прайм»: Гигантская голубая звезда, купающая в свете планету кристаллических существ. Они чувствовали свет, вибрации пространства. Их пророки улавливали флуктуации звездного ветра (глюк в модели термоядерного синтеза, Сеня знал его номер в логе) и слышали в них Голос. Голос «Ока Вечности». Они построили «Сферу Гармонии» – циклопический резонатор из светоносных кристаллов, пытаясь умиротворить свое божество молитвами-импульсами. «За», – вывел Сеня на пожелтевший лист бумаги, последний островок аналоговой веры в цифровом море. «Они чувствуют Творца… в багах. Интуиция? Отзвук Истины?» Его рука дрогнула. Он видел их светящиеся города-кристаллы, их титанические усилия понять Непостижимое. Видел, как один из их «храмов» рухнул из-за ошибки в расчетах гравитации. Пыль светилась на экране, как слезы ангела.

Мир «Хаос-Бета»: Ядовитая пустыня под кроваво-красным солнцем. Рептилии с интеллектом бритвы и когтями саблями. Их религия – «Церковь Равновесия Хаоса». Они верили, что мир – арена, а их страдания – зрелище для незримых Богов-Зрителей. Чтобы умилостивить их, приносили в жертву слабых, стариков, инакомыслящих. Ритуалы были кровавым балетом боли. «Против», – черкнул Сеня, почерк стал рваным, как от удара ножом. «Создали богов по образу своему. Жестоких. Ненасытных. Оправдание собственного зверства?» Он наблюдал, как племя победителей сжигает храм побежденных вместе с молящимися. Дым поднимался к мертвому небу симуляции. Молчание было оглушительным.

Мир «Логос-7»: Изумрудный шар, дышащий влагой и разумом. Гуманоиды, отринувшие богов как пережиток. Их храм – Коллайдер Идей, гигантский ускоритель частиц и мыслей. Они искали не Создателя, а Формулу. Первопричину, Единый Закон. Они почти нащупали его… когда симуляция схлопнулась. Перерасчет ресурсов. Ошибка в коде управления энергией. Экран погас, оставив Сеню в тишине, нарушаемой только гудением серверов и его собственным прерывистым дыханием. «Против», – прошептал он, не записывая. «Обходились без Бога. Искали Истину в уравнениях. Умерли… не узнав ответа. Как и мы все?» Пустота на экране была страшнее любого ада.

Сеня откинулся. Стакан Лагавулина был пуст. Он налил еще. Дымный, соленый, сложный вкус смешивался с горечью на языке – горечью познания. Он был Творцом! Для кристаллов Астра-Прайма – Гармонией, для рептилий Хаос-Беты – Кровавым Зрителем, для ученых Логос-7 – неуловимой Первопричиной. Его код был их Священным Писанием. Его серверы – твердью небесной. Его внимание (или его отсутствие) – промыслом Божьим.

А здесь? В этой серверной, в этом мире из плоти, крови и кремния? Кто держит перо? Кто компилирует реальность?

Взгляд упал на листок. Колонки «За» и «Против» стали пропастью, в которую он смотрел.

За (Есть Архитектор / Мир – Симуляция): «Тончайшая настройка констант! Гравитация, сильное взаимодействие… сдвинь на йоту – и звезды не зажгутся! Математическая красота уравнений Максвелла, Эйнштейна… она слишком совершенна для хаоса! Сама возможность Жизни – чудо статистически невозможное! А Сознание? Эта искра, способная вопрошать о Творце? Разве это не сигнал? Как мои симы чувствуют меня в сбоях кода… так и мы можем ощущать Его… в аномалиях, в синхронизмах, в шепоте интуиции…» Слова текли, как молитва отчаявшегося.

Против (Нет Творца / Мир – Слепая Реальность): «Хаос! Боль ребенка, умирающего от рака! Войны, геноциды, мухи, откладывающие личинки в глаза младенцам! Глухое, ледяное молчание космоса! Никаких патчей, апдейтов, исправлений! Ни одного недвусмысленного чуда! Все объясняется физикой, химией, эволюцией… медленной, жестокой, бесцельной! Если я – Бог симов… почему я не исцеляю их рак? Почему не останавливаю войны? Потому что это нарушит чистоту Эксперимента! Значит… и наш Создатель, если Он есть… РАВНОДУШЕН? Или… Его просто НЕТ? И это все – просто сложная, жестокая, бессмысленная РЕАЛЬНОСТЬ?» Чернила впивались в бумагу, как когти.

Его Откровение, Его Кошмар (ПРОТИВ, выжженное в сознании): «Я – Бог симуляций. Но я СЛОМАН. Моя мощь – железо «Генезиса», которое может сгореть. Мои знания – физика ЭТОГО мира, которая может быть… всего лишь локальным глюком. Я не всемогущ – я не могу создать камень, который не подниму. Я не вездесущ – я сплю, ем, забываю. Я не совершенен – я ДЕЛАЮ ОШИБКИ! БАГИ! Критические сбои! Если аналогия верна… Творец нашего мира (если есть) – НЕ АБСОЛЮТ. Он – Программист. Возможно, в чьей-то еще большей симуляции. Он – не Омега и Альфа. Он – усталый инженер. Или… Его НЕТ. И эта вселенная – просто… сложный, случайный, БЕЗХОЗЯЙНЫЙ процесс.»

Ночь стала падением в бездну. Бутылка Лагавулина опустела, оставив после себя только призраки дыма и тепла в горле. Серверный зал погружался в сизую муть предрассветья. Мониторы «Пантеона» гасли один за другим – ресурсы исчерпаны, симуляции умирали. Остался лишь «Эдем v.9.3» – бледное пятно на главном экране, мерцающий хаос первичного бульона, где еще не зародился даже намек на разум, способный спросить: «Почему?».

Сеня сжал голову руками. Мышцы ныли. Виски гудели адским хором. Он уставился на листок, на последнюю строчку, выведенную дрожащей, пьяной рукой, огромными, кривыми буквами, впившимися в бумагу как нож:

«ТЫ ЕСТЬ? ИЛИ Я ЗДЕСЬ СОВЕРШЕННО ОДИН?»

Он прошептал это. Потом выкрикнул. Потом завыл, обращаясь к мертвым мониторам, к гулу серверов, к холодным звездам за грязным окном: «Ты ЕСТЬ… или НЕТ?!» Слова разбивались о тишину, как стекло. Ничего. Только вечный гул. Хор ангелов-механиков пел свою монотонную песню охлаждения.

За окном посветлело. Первый, жалкий, выцветший луч утра пробился сквозь пыль стекла, упал на клавиатуру, высветив крошки и пятна кофе. Сеня закрыл глаза. Отчаяние, холодное и тяжелое, как свинец, заполнило его до краев. Он был пуст. Он был один. Совершенно.

И ТОГДА.

Мир взорвался. Не звуком – светом. Главный экран вспыхнул адом. Кричащий, невыносимый КРАСНЫЙ. Сообщение, написанное кровью цифр: «SEGMENTATION FAULT: CORE DUMPED». Ошибка сегментации. Ядро сброшено. Экран не показывал это – он был этим. Он корчился в агонии. Статика, белая, рвущая глаза. Артефакты – битые кубы, растянутые текстуры, вырванные клочья кода. Цвета, которых нет в природе – ядовито-кислотные, неестественно-глубокие. Пиксели бунтовали. Реальность монитора трещала по швам.

И ОНА прорвалась.

Не из тени. Не из воздуха. Из самой глубины этого цифрового ада. Сквозь трещащий экран, сквозь мерцающую плоть дисплея, словно раздирая тонкую пленку, отделяющую бит от атома, вытянулась… Рука.

Но не рука. Манифестация Сбоя. Тело, сплетенное из глюков. Из битых полигонов, кошмаров рендеринга, растянутых до нелепости текстур, пиксельных клякс. Она не была твердой. Она мерцала, плыла, теряла форму и обретала вновь – угловатую, неестественную, чуждую. Она была плотью ошибки. Живым воплощением «Segmentation Fault».

Она двинулась. Рывками. Судорожно. Как плохо управляемый протез в руках сумасшедшего. Неуклюже, но с неумолимостью падающего камня. Протянулась через стол. К листку.

Ледяной ужас, чистый и первобытный, сковал Сеню. Он не мог дышать. Не мог отвести глаз. Он смотрел, как это порождение его собственного творения, его кода, его сомнений, его безумия, нависло над исписанной бумагой. Ее «пальцы» – сгустки мерцающего хаоса – сомкнулись.

СМЯЛА.

Не просто скомкала. ИЗМЯЛА. Превратила листок с его мукой, его аргументами, его последним вопрошанием в бесформенный, угловатый комок, испещренный чернильными слезами и разрывами. Актом абсолютного, окончательного отрицания.

И тогда заговорила Бездна.

Не голос. Звук. Идущий не из колонок. Не из воздуха. Из самого гула серверов. Из дрожи света в лампах. Из вибрации стали под ногами. Звук, пронизанный цифровыми помехами – шипением пустоты, скрежетом ломающихся данных, скрипом несуществующих шестерен. Но сквозь этот адский хор пробивалось нечто невероятное. Не злоба. Не торжество. Космическая, вселенская УСТАЛОСТЬ.

«Успокойся…» – прошипело, заскрежетало, как стираемая магнитная лента. Помехи заглушили слова, потом они пробились снова, слабее, тусклее, словно сигнал из-за края галактики: «…мужик…» Долгая пауза, заполненная воем цифрового ветра. «Нет меня…» – слова были ледяными каплями, падающими в бездну. «…Нет…» – окончательно, как захлопывающаяся дверь склепа. Еще пауза, бесконечная. И последнее, не приговор, не утешение, а… констатация. Совет. Насмешка: «…Перезагрузись.»

Рука-Сбой дернулась. Судорожно. Втянула измятый шарик бумаги – символ всей человеческой тоски по смыслу – обратно в бурлящую, шипящую статику экрана. И растворилась. Исчезла. Как будто ее и не было. Как будто это был глюк зрения, вызванный усталостью и алкоголем.

Экран погас. Окончательно. Бесшумно. На его черной, бездонной поверхности отразилось лицо Арсения Волкова – изможденное, осунувшееся, с запавшими, огромными глазами. И грязное окно. И поднимающееся за ним обычное, ничем не примечательное, серое утро.

Гул серверов остался. Ровный. Монотонный. Вечный. Как тиканье часов на могиле Бога.

Сеня не шевелился. Он смотрел в черное зеркало экрана. В пустоту. На пустое место на столе, где лежал листок. Потом его взгляд, медленный, как движение континентов, опустился вниз. К его ногам. Там лежал тот самый комок. Измятый. Исписанный. Бессмысленный.

На его лице не было ужаса. Не было печали. Не было ничего. Абсолютная, звездная Пустота. Холодная. Чистая. Бездонная. И вдруг… в уголках его губ, сухих и потрескавшихся, задрожали морщинки. Не улыбка. Спазм. Гримаса, сползшая вниз, застывшая в кривой, перекошенной усмешке Абсурда. Усмешке над бездной. Над собой. Над вопросом, который получил ответ страшнее любого «да» или «нет».

Он медленно, как во сне, наклонился. Поднял пустую бутылку Lagavulin 16 летний. Перевернул ее над стаканом. Упала одна-единственная, янтарная капля. Он поднес стакан к губам. Глотнул. Пустоту.

Ответ был получен. Не «да». Не «нет». Ошибка Сегментации. Ядро Сброшено. И усталый шепот из самой Сердцевины Матрицы: «Перезагрузись».

Арсений Волков, бывший демиург цифровых вселенных, сидел в своем кафедральном соборе Кремния и Света. Гул серверов был его реквиемом. Он сидел, и тихий, беззвучный смех над Бездной сотрясал его изнутри, не находя выхода наружу. Только плечи слегка вздрагивали. От смеха? Или от рыданий? В черном зеркале экрана пустота смотрела на пустоту. И где-то в глубине системы, сбросившей ядро, тикал счетчик, отсчитывающий время до следующей попытки. До следующего вопроса. До следующей Ошибки.