Ода трамваю номер семь

Трамвай под номером, допустим, семь,
что помнит крах империй и систем,
скрипел, вползая в двадцать первый век,
где каждый третий — получеловек
.Он вёз свою толпу
сквозь снегопад, метель, жару, крупу
дождя. Кондукторша, чей грозный лик
был строже, чем газет передовик,
кричала: «Задняя площадка, ей не спать!».
А он катил. Ему ли привыкать.

Он помнил нэпманов в пальто из драм,
студентов, спорящих про Амстердам,
и как влюблённый, пряча взгляд в букет,
шептал своей Джульетте «да» и «нет».
Он видел слёзы, пьяный разговор,
и чей-то кляузный, доносчивый укор.
Он вёз рабочих на завод, «ура!»,
потом с завода. Кончилась игра.
Теперь он возит клерков в ипотечный храм,
где есть — должник, заложник, просто хам.
А в окнах — та же муть,сменившая на дюймы свою суть.

Однажды утром, в час, когда туман
скрывал проспект, как форменный обман,
в салоне, позабытый кем-то кот,
затеял с веником смешной фокстрот.
И весь вагон, на миг отбросив спесь,
заулыбался. Вот он, случай весь.
Трамвай качнулся, будто бы вздохнул,
и дальше в лязге рельсовом тонул,
везя свой груз из мяса и костей
в музей бессмысленных, но прожитых страстей.
И в этом лязге, право, больше смысла,
чем в новостях, что на экранах виснут.