Книга 1 глава 8

                Глава 8
Было решено, что вся семья отправится в небольшое путешествие на охотничьи угодья, принадлежащие г-ну фон А., которые находились в нескольких милях от замка. Утром назначенного дня Фридрих проснулся очень рано. Он стоял у окна. В замке и во всей округе было еще тихо, на далеком горизонте уже начинало светать. Только двое молодых охотников встали спозаранок и чистили во дворе ружья. Они, не замечая графа, болтали и смеялись. Фридрих был удивлен, невольно услышав несколько раз имя Юлии. Один из охотников, красивый молодой парень, чистым голосом спел старую песню, из которой Фридрих понял только припев, которыми завершался каждый куплет:
               
                Девчушка, милое дитя,
                Глаза так и сияют,
                Но тот, за кем они следят,
                Ее не замечает.
               
 Фридрих испугался, поскольку не сомневался, что в песне явно намекали на Юлию. Он обдумывал поведение барышни в последнее время: скрыла картину, да и разговоры не совсем понятные, нет, он не мог ошибиться, было ясно, что она влюблена; но кого она имела в виду, все еще оставалось для него загадкой.
    Тем временем день вступал в свои права. Двери в замке то и дело закрывались и открывались, пока весь замок окончательно не проснулся и не ожил. Любой, кто знает, что значит управлять таким громадным домом, может представить себе, что творилось тем утром. Словно на готовящемся к бою корабле, нарастал мрачный шум и грохот спешки и активности по всему замку. Кровати, чемоданы и ящики летали из одного угла в другой, и лишь изредка можно было услышать трубный командный звук голоса тетушки. Для Леонтина эти торжественные приготовления, важность, с которой каждый выполнял свои дела, были настоящим праздником. Он без устали оказывался повсюду в центре толпы, стараясь под видом помощи еще больше и больше усугублять смятение, пока, наконец, своим двусмысленным выражением лица не вывел из себя всех женщин, настроив их против себя до такой степени, что посчитал, наконец, самым целесообразным сбежать.
      После этого он вместе с Фридрихом и Виктором (так звали богослова), сели на лошадей и поскакали в поле. Виктор, который уже успел подружиться с обоими приятелями и стал разговорчивей, казалось, оставил в прошлом все свои печали, когда они направились в горы. Он был даже чрезвычайно весел, и друзья не могли этого не заметить. Манера поведения молодого человека на удивление изменилась, что очень радовало, но это было особенно по вкусу Леонтину. Вдруг они увидели того самого странного рыцаря печального образа, который давно покинул замок и сейчас плелся по пашне на своей кляче. Виктора невероятно развеселила эта неожиданная фигура. Он тотчас помахал ему шляпой.  Однако, вместо того, чтобы остановиться, рыцарь пустил коня рысью, чтобы избежать встречи. Виктор, пришпорив коня, пустился за ним в погоню, превратив погоню в настоящую охоту. Он догнал его и вернул обратно, бурно и громко переговариваясь. Теперь они счастливо двинулись дальше по этому пути и через несколько часов наконец увидели поместье г-на фон А., когда внезапно вышли из леса и оказались на холме. Небольшой замок с милым внутренним двориком располагался посреди пустынной долины, окруженный со всех сторон хвойным лесом. Леонтин, которого потрясло глубокое уединение, остановился в раздумье и сказал: "Как же чудесно прожить здесь всю жизнь с любимой женщиной? Я бы это никогда не разлюбил."
     Когда они спускались в долину, карета г-на фон А. с четырьмя вороными лошадьми уже поворачивала из-за угла леса, и кучер весело щелкал кнутом, так что звук разносился по всей округе. Девушка высунулась из кареты. - "Вон он едет", - вдруг торопливо крикнула она. - К счастью, карета с шумом покатилась слишком быстро, и тётя этого не услышала.
      На следующее утро, когда компания отправилась на охоту, Леонтин уже долго находился в лесу. Обычно он просил охотников указать ему место, где должна была проводиться охота, и выезжал один до рассвета. Потому что он до смерти ненавидел все эти школьные приготовления, которые всегда предшествуют такой общей охоте. Итак, свежим утром он гулял один по вересковой пустоши, где его часто пленяли чудеснейшие виды на лесную поляну, удерживая его там часами. Поэтому он всегда следил за веселой погоней издалека. И пока под ним шумели поля, то и дело раздавались выстрелы и время от времени звучали рожки, перемежаясь лаем собак, его свежая душа беспрестанно слагала странные песни, которые он тотчас же пел, ни разу не записав ни одной. Ведь, если б он что-то записал, то тотчас бы лишился этого свободного, ничем не скованного удовольствия творить, как будто бы слово сломало бы под его рукой свои веселые крылья. Он не владел мощной стихией поэзии, как рассудительный поэт, он был, как счастливый человек, весь в ее власти.
    Между тем солнце уже поднялось высоко над верхушками деревьев леса, собаки иногда лениво подгавкивали, бегая взад и вперед. Выстрелов уже не было, и лес вдруг снова затих. Охотники, пересекая территорию, трубили в рог, созывая со всех сторон разбежавшихся стрелков. Так мало-помалу вся компания, кроме Леонтина, собралась и расположилась лагерем на большой красивой поляне, среди прохлады между лесистыми горами. Несколько соседних дворян также рано утром отправились в лес на охоту со своими сыновьями и дочерьми в лес, и теперь этим значительно увеличили группу. Девочки весело болтали, сидя в зелени, как цветы, вплетенные в ковер, набросив на себя пестрые шали. Чисто накрытые столы с едой и вином мерцали в прохладной тени. Тетушка ходила вокруг, старательно и благоразумно все расставляя. Во время пребывания Фридриха и Леонтина в замке Юлия уже много писала о двух незнакомцах соседским барышням. Странные вещи способна делать молва. Они уже познакомились с Фридрихом, но его тихие, простые манеры отнюдь не удовлетворяли молодые, любопытные души. А ведь Юлия столько писала им о нем, с такой теплотой и подробностями, а Леонтина затрагивала лишь мимолетно, поэтому никто не мог бы сложить о нем целостного представления. В этот момент он вышел из леса на возвышенность, все молодые, красивые женщины увидели высокую, стройную фигуру. Когда он увидел под собой красочный лагерь развлечений, он не смог удержаться и помахал шляпой над головой. На его приветствия ответили снизу, причем Виктор, в частности, снова отличился. Он с веселым криком подбросил шляпу в воздух, быстро схватил винтовку и снова выстрелил из нее, потом подхватил ее на лету, к немалому ужасу всех женщин.
         Леонтин за это время спустился, и все общество село за богато накрытые столы. Охотники лежали на траве кто где хотел, держа в руках фляжки с вином, собаки растянулись рядом с ними на земле, в ожидании воды и еды. Чистое небо располагало к душевной беседе, золотое вино поблескивало в чистых прозрачных бокалах, как воздух из сверкающих глаз, и вскоре веселые разговоры наполнили все пространство. Среди незнакомых девушек была одна невеста, очень симпатичная, молодая и очень бойкая. Ее женихом был красивый, стройный помещик с жизнерадостным выражением лица, которое портили грубые жесткие черты.  В ответ на бурный натиск всех стариков ему пришлось торжественно сесть рядом со своей невестой, что он и сделал без лишних слов. «Если бы только хоть раз в жизни, я мог бы зайти так далеко», — сказал Леонтин Фридриху, — «чтобы представить себе такого статного, ангельского жениха! Такой публичный брак подобен таверне с бритым Амуром на вывеске, куда каждому разрешено приходить и уходить, и хвастаться своим скудным остроумием».
       Горе невесте, которая попадает в компанию веселых выпивох! И здесь, по истинно немецкому обычаю, жениха и невесту вскоре угощали со всех сторон вином, приправляя тосты крепкими словесами, за что молодая невеста неизменно благодарила, изящно краснея, при этом каждый раз поднося бокал ко рту. А Леонтин, которого потешала всеобщая суматоха, хорошие и не очень хорошие затеи, и, которому нежные губы невесты казались ярче, когда она обмакивала их в золотой ободок вина, мужественно поддерживал ее и выпил больше обычного.
          Между тем старые господа долго рассуждали о событиях и подвигах сегодняшней охоты и не могли перестать рассказывать, как некто так великолепно подстрелил зайца, как та собака залаяла, как другая трижды спасала охоту и т. д. Леонтин, тоже втянутый в разговор, сказал: «Единственное, что я люблю в охоте, — это свежее утро, лес, веселые звуки рога и опасную, вольную, жизнь воина». - Всех сразу возмутило это заявление, посыпались выкрики и возмущения, сбивчивые и яростные в сторону оратора.  «Настоящие охотники - промысловики, — продолжал Леонтин, — это настоящие неумехи в благородной охоте, лесные дураки, педанты, не понимающие лесного духа; их вообще нельзя допускать в лес, красивая лесная местность принадлежит таким как мы». Это очевидное объявление войны теперь полностью поставило все под угрозу. На него стали громко нападать со всех сторон. Леонтин, веселье которого усиливалось выпитым вином и всеобщей распрей, не видел другого выхода для спасения из создавшейся ситуации, как песня: он схватил гитару, которую Юлия прихватила с собой, вскочил на стул и пропел над сражающимися следующую песню:

Что вам в сени лесов угодно,
Возможно слабый человек
Идет за силою природной
На зорьке весь свой краткий век?

Зачем же приторочен сбоку
Рог, смысл которого забыт,
Не увлекая вас к истоку,
Который утром в даль манит?

Вам не укрыться от соблазна -
Вам все леса дано пройти,
 И лишь усталость, голод, праздность
Преградой будут на пути.

Возьми портновскую иголку,
В горшки на кухне загляни,
Или жене любимой холку
Погладь на лавке у двери.

Тогда косули и олени
Из дома в горы убегут,
И там на вольном поселенье
Хозяев смехом помянут.

Но явится охотник знатный,
За поясом сверкает рог,
Погибнет олененок статный,
А не сбежал бы, выжить смог.

Я приглашаю всех влюбленных,
На пир к охотнику тому,
Но не плаксиво-утомленных,
А верных чести и уму.

 Мое сокровище – богиня!
Трубите громче в рог лесной,
Мы с нею связаны отныне,
Она уже спешит за мной.


  «Кажется, я уже трублю в «волшебный рог мальчика»,* — прервал он сам себя и быстро соскочил со стула. Вся компания примирилась с ним под весёлую песенку, ссора была забыта, и все уже пили за здоровье певца.
        Тем временем, странный Виктор, который во время выступления Леонтина, ускользнул куда-то, так как не выносил песни, поскольку не мог сам подпевать, нашел себе новую забаву. На заднем плане, чтобы его не заметили, он вволю подбрасывал в воздух пустые бутылки из-под вина, в то время как охотникам приходилось стрелять в них, что происходило не без лишнего шума. Тетушка, не терпевшая подвыпивших мужчин, опасалась всеобщей анархии и, чтобы развеять пыл, пригласила компанию на несколько часов в свой охотничий домик. Итак, все вышли и сели в повозку. Фридрих, Леонтин и Виктор снова ехали впереди длинной процессии, среди них был рыцарь печального образа. Его ветхого коня охотники украсили зелеными ветвями молодых деревьев так, что он ехал, как Мюнхаузен, словно в беседке.
         Когда они прибыли в замок, быстро нашли еще нескольких музыкантов, которых удалось найти, и танцевали до самой ночи. Для Фридриха и Леонтина, которые привыкли к скитальческой жизни с раннего возраста, и которые привыкли соприкасаться с огромными людскими массами, как бы мимоходом, этот маленький круг, в котором почти все, относились друг к другу по-родственному и казались одной большой семьей, был явлением новым. Живая манера, с которой барышни всегда разговаривали лицом, руками и глазами одновременно, их манеры и невинное кокетство, забота, с которой матери ходили вокруг после каждого танца и поправляли прически, вытирая с горячих лбов пот, заботясь о своих котятах, напоминая, что нельзя пить ничего холодного, наблюдая все время за Леонтином и Фридрихом. Все это произвело на двух незнакомцев самое странное впечатление, и они могли бы покорить сегодня многие сердца своей новой и необычной натурой, если бы один из них не был бы слишком великодушным, другой не был бы слишком необузданным.
       Леонтин кружился в вальсе с миленькой невестой. Она танцевала невероятно легко и красиво. Когда он обнимал стройное, плотное тело, она выглядела так неописуемо свежо и прекрасно, что он не мог удержаться и несколько раз прижал к себе прекрасное дитя. Она смотрела на него, втайне улыбаясь, хитрыми, вопросительными глазами. Наконец, они оба не смогли двигаться от усталости, и он дотанцевал с ней до следующей оконной ниши, где они вместе опустились на стулья. Через некоторое время он увидел ее у другого окна рядом с Юлией. Они мирно беседовали. Он устроился у стены таким образом, чтоб они не заметили его. Она рассказывала Юлии о том, когда состоится свадьба, какое у нее приданое, каким будет их сад и т.д. Леонтин взглянул в открытое окно и увидел выступающую из леса крышу маленького замка, только что освещенную закатом, неописуемо одинокую и пустынную. Великий страх пронзил его сердце, и он погрузился в глубокое раздумье. Невеста, вдруг осознавшая, что он все слышал, устыдилась и закрыла лицо руками. В эту минуту на лестнице послышался смутный шум, дверь распахнулась и извергла целое шествие самых странных и авантюрных уродцев, которые могло себе представить только страшно богатое, мрачно настроенное воображение — «Виктор!» - одновременно вскричали Леонтин и Фридрих, и они были правы. В максимальной спешке он собрал все старомодные, нелепые и порядком обветшавшие предметы одежды, которые попадались ему под руки, и нарядил в них слуг и охотников г-на фон А.  Он знал всех, кто находился в зале, быстро и остроумно сконструировал пародию на каждого сидящего в зале, подмечая самую образную черту характера, посредством необычного сочетания самых обыкновенных предметов. Так как масок не было, то лица он быстро нарисовал сам, и надо было признать, что каждое из них было узнаваемо и разило в самую точку, потому что самая сокровенная глупость каждого проступала в их чертах. Кто особенно выделялся, так это чрезвычайно худая фигура портняжки с неописуемо глупо улыбающимся лицом, волосы которого были зачесаны со лба назад. На нем было старое очень длинное пальто, даже слишком длинное, а короткие рукава казались чересчур короткими. Сверху у капюшона плавала крошечная шляпка, а в руке он держал небольшой зонтик. Сам Виктор возглавлял процессию в вывернутом наизнанку пальто со скрипкой, ведь он и был сердцем и душой этого балагана. Это была смелая выходка: он вошел в раж и со всей яростью сумел даже самых тщеславных заставить посмеяться над собой. Каждый узнавал в этих масках собственную глупость. Ведь даже самый неуклюжий вел себя мастерски, воплощаясь в саму неуклюжесть. Господин фон А. неподвижно стоял в углу и смеялся до тех пор, пока у него не потекли из глаз слезы. Тетка, которая, как почти все женщины, не понимала прямого юмора, с трудом выдавливала из себя улыбку. Другие сдерживали смех, изо всех сил стараясь выглядеть серьезными. Но, как ни странно, рыцаря Печального образа охватил странный страх, как только вошла процессия в масках, он убежал, и больше не показывался. Поэтому, когда удовольствие от зрелища начало угасать, Виктор, наконец, снова увёл банду на поиски беглого рыцаря. Они нашли его прячущимся в темном углу двора. Он был очень расстроен и отбивался руками и ногами изо всех сил, когда его выследили. Виктор взял его под руку и безумно вальсировал с ним вокруг фонтана во дворе. Старый, толстый придворный управляющий, в бокал которого незаметно подсыпали сосновую сажу, и который после каждого глотка против воли и ведома, измазывал лицо сажей, играл главного героя в комедии, также должен был принять участие в генеральном менуэте, который теперь разворачивался во дворе. Единственный фонарь на столбе бросал на ветру мерцающий свет на странный карнавал. Леонтин, который поначалу душой и телом радовался всем забавам, сидел высоко на садовой ограде и играл на расстроенной скрипке. Странного рыцаря, который, полный страха и гнева, тем временем силой вырвался из рук своих обидчиков, видели убегающим через поля на своем коне в лунную ночь.
               Как Вам понравился розыгрыш?» — спросила тетушка графа Фридриха, будучи заранее убежденной в том, что он сочтет шутку неприличной.  «В своей жизни», - сказал Фридрих, — «я никогда не видел пантомимы, в которой таким простыми средствами удалось бы достичь чего-то столь совершенного. Хотелось бы, чтобы всемирно известные мимы, гротескные танцоры хотя бы одним глазом увидели нечто подобное. Какими бедными, и глупыми они выглядели бы среди этих способных людей, которые подчеркивают не только тот или иной индивидуальный стиль комедии, но сколько остроумия, каков язык! А то нас утомляют общими шутками, лишенными всякой индивидуальности, традиционными, давно затертыми выражениями, прыжками и ужимками, пытаясь нас рассмешить, но нам так и не удается засмеяться. Здесь каждый придумывает по-своему, как диктует момент, и глупость смеется прямо и смело нам в лицо так, что наши сердца действительно наполняются свободой». «Это правда», — сказала тетка, изумленная этим приговором, — наш Виктор — глупый, смешной человек» — «Я с трудом верю в это, — ответил Фридрих, — чтобы быть таким, человек должен быть очень холодным и очень несчастным. Виктор кажется мне тем принцем из Сицилии, который все в своем саду и замке все построил криво, так что его сердце было единственно правильное в этом фантастическом искажении».
       Было уже поздно, во двор съехались чужие кареты, и общество начало прощаться и разъезжаться по домам. В общей суете комплиментов миленькая невеста забыла платок. Поэтому она побежала обратно в комнату с Юлией. Там уже никого не было. С другой стороны, туда вошел Леонтин, наконец покинувший банду в масках. Когда веселая девчонка увидела его, она быстро спряталась за длинную оконную занавеску и полностью закуталась в нее, так что из-за вуали призывно сверкали только ее озорные глаза. Леонтин обнял красивое, соблазнительное дитя и поцеловал в губы. Она быстро ответила на поцелуй и быстро побежала обратно к карете, где ее уже ждали. «До свидания, прощай!» - сказала она в то же время Юлии, фактически обращаясь к больше к Леонтину, - «вы меня больше не увидите в ближайшее время». - И она сдержала свое слово.
           Наконец, гости разъехались. Господин фон А. и его сестра отправились спать и в замке стало пусто и тихо. Леонтин сидел в Зале у открытого окна. Надвигалась гроза, ее отсветы можно было уже увидеть на горизонте. Юлия со светильником в руке прошла в свою спальню. Леонтин пожелал ей спокойной ночи. Она замешкалась - то ли остаться, то ли идти к себе. Она развернулась и подошла к нему. Он заметил слезы в ее больших глазах; никогда еще он не видел ее такой красивой. «Дорогая Юлия!» сказал он и взял ее за руку, которую она не отдернула. Внезапно ворвался в окно ветер и задул светильник. Отвернувшись, она произнесла в ночь несколько слов, но так тихо и, как ему казалось, захлебнулась сдерживаемым плачем, и он ничего не мог понять. Он хотел спросить ее, но она отдернула руку и быстро пошла в свою спальню. Не зная, что об этом подумать, он посмотрел вниз, в темный двор, погруженный в свои мысли. Там он увидел Виктора, сидящего на большом камне, подперев голову обеими руками; он, казалось, спал. Поэтому Леонтин сам поспешил во двор и взял с собой гитару, которую нашел внизу прямо на подоконнике. «Мы будем кататься по пруду этой ночью», — сказал он Виктору, который тем временем проснулся. Он сразу же воодушевился предстоящей прогулкой, и они пошли вместе в сторону пруда. Там они сели в небольшую лодку, стоявшую в камышах недалеко от замка, и поплыли на середину озера. Во всей округе стояла гробовая тишина, лишь время от времени из леса посвистывали ночные птицы. Казалось, вот-вот их настигнет непогода, которую можно было увидеть издалека, потому что прохладный ветер пролетел над прудом и взъерошил спокойную поверхность воды. Им показалось, что они заметили Юлию у окна. Тогда Леонтин, стоя прямо на носу лодки, спел под гитару следующую песню, а всегда активный и беспокойный Виктор то безрассудно раскачивал лодку, то снова кричал в сторону леса, чтобы собаки в ближайших домах просыпались:
                Спи, любимая, доколе
Спит земля в тиши ночной,
          Божий пастырь в звездном поле
Бдит за паствой золотой.

   За горами непогода,
Я один плыву в челне,
Струны цитры и свобода
                Помогают в бедах мне.

  Как по лесенке чудесной,
Словно ветви там и тут,
Золотые звуки песни
  К твоему окошку льнут.

        И прекрасный отрок с неба
    Мановением руки
     Одухотворяет небыль,
    Оживляет слог строки.

             И на свой манер старинный
     Песнь забытую поет,
       И воздушной пелериной
      За моей ладьей плывет.

       Ах, как манит и смущает
      Этот сладостный мотив,
                Нет ему преград, прельщает
         Всех живущих этот миф.

Гроза была совсем рядом, то и дело сверкали молнии. Виктор раскачивал лодку, Леонтин снова запел:

                Два юные графа влюбились
                Совсем потеряли покой,
                Не ели и спать не ложились,
                Томимы любовной тоской.

                Не верь их томленьям любовным,
                Дитя мое, ты никогда,
                Они, словно ветер и волны,
                Летят неизвестно куда.

                Мы славим и звезды, и землю
                Чудесным звучанием нот,
                И кто этой музыке внемлет,
                Тот главное в жизни поймет.

                Пусть нет у нас рядышком дома,
                Подумаешь, разве беда?
                Мы Ангелом светлым ведомы
                В другие совсем города.

                Подобно речному потоку
                Течет нашей жизни река,
                Бежит, начиная с истока,
                В глазах отражаясь слегка.

                И берег, и крылья из света,
                Любовь, что над всеми парит,
                Сверкающей в зеркале этом,
                Увидеть всем нам предстоит.
               
                Тебя свежей влаги отрада,
                Таинственный шепот воды
                Влекут в голубую прохладу
                Подальше от волн духоты.

                Но пусть тебя не соблазняет
                Мирской суеты карнавал,
                Чудесная маска сверкает,
                Скрывая грядущий финал,

                Который обманет надежды.
                Ступай на равнину в цветах,
                И там в этом море безбрежном
                Забудешь про горе и страх.
               
Виктор, который тем временем продолжал играться с эхом, не обращая внимания на песню, своим чрезмерным криком и визгом пытался ее перекричать. Юлия тоже давно закрыла окно, и в замке было темно и тихо. Между тем гроза была прямо над ними, леса ревели со всех сторон. Леонтин крепче ударял по струнам:

                Взмахни, огневыми крылами,
                Пусть молнии жгут небеса,
                Мой рыцарский дух через пламя,
                Во мне укрепляет гроза!               
               
                Шум леса, невзгоды, ненастье
                Ведут мою душу вперед,
                Она же с восторгом и счастьем
                Приветствует каждый восход!   
               

                Плывут мои мысли безмолвно,
                Как в море безбрежном суда,
                А в шторм накрывают их волны
                И мачты ломает вода.

                Пусть, Господи, воля пребудет
                Лишь только Твоя навсегда,               
                И сердце мое не остудит-
                Оно не умрет никогда.
               
          Тут они заметили красное сияние, которое, казалось, стояло над двором замка. Они подумали, что это дух огня, потому что все время видели призраки, похожие на пылающие костры: одни голубоватые блуждающие огоньки, проносящиеся по лугам на ветру, другие, более крупные огненные фигуры, идущие в ночи с странным свечением. Но когда они снова подняли глаза, они увидели пожар над замком, который медленно расширялся и становился гигантским, а длинная вспышка молнии, освещавшая всю территорию, показала им, что свет исходил от крыши. «Ради бога, в замке пожар!» — крикнул Виктор, бледнея, и они, не говоря ни слова, быстро поплыли к берегу.
           Когда они сошли на берег, то увидели красноватый дым, выходящий из люка и ужасающими кругами катящийся в ночь. Все в доме и во дворе еще спали глубоким сном. Виктор стал колотить во все окна и двери. Леонтин поспешил в церковь и стал звонить в колокол, чьи отрывистые глухие звуки, разносившиеся далеко над безмолвными горами, потрясали до глубины души. Ночной сторож шел по улицам деревни и оглашал воздух тревожными воющими звуками своего рожка. И так мало-помалу все вокруг ожило. Люди бегали, как призраки, с бледными, мертвенными лицами. Вспыльчивая тетушка, охваченная первым потрясением, лежала без сознания в конвульсиях, что усиливало общее замешательство. Яркое пламя уже вырывалось из крыши, задний дом все еще стоял тихо и нетронуто. В смятении никому не пришло в голову, что Юлия спала на заднем дворе и оказалась без помощи, когда пламя охватило единственную лестницу, ведущую туда. Леонтин подумал об этом и тотчас же бросился в огонь. Когда он переступил порог ее спальни, он увидел красавицу мирно спящей. Она лежала головой на своей белой нежной ручке. Все в комнате лежало тихо-мирно на своих местах так, как она разложила все, ложась спать. Рядом с ней лежал открытый Молитвослов.
 В эту минуту ему показалось, будто он увидел прекрасного, златокудрого ангела, сидящего возле ее кровати и смотрящего своими тихими, небесными глазами на дикую стихию, боящуюся детских глаз. - Барышня удивленно открыла свои большие глаза, когда он подошел к ней, и вскоре увидела необычный, страшный свет во всем доме. Леонтин быстро завернул ее в простыню и взял на руки. Не говоря ни слова, она прижалась к нему. Тем временем сильный ветер, который, казалось, исходил от самого огня, все больше распространял пламя, страшный пожар потянулся в темную ночь своими гигантскими руками вправо и влево и уже добрался до последнего дома. Затем Леонтин вдруг увидел, как посреди пламени появилась неизвестная женская фигура в белом, спокойно ходившая взад и вперед в суматохе. "Слава Богу!" В то же время он слышал, как фермеры снаружи кричали: «Если она здесь, дела скоро наладятся». - «Кто эта женщина в белом?» — спросил Леонтин, который не мог смотреть на нее без внутреннего содрогания.  Юлия, которая плотно прижалась к нему лицом, в замешательстве прослушала этот вопрос, и Леонтин понес ее через огонь, не отрывая глаз от странной фигуры в белом. Но едва он усадил барышню во дворе, как сам, совершенно обессиленный от дыма, жары и напряжения, рухнул на землю без сознания.
Тем временем это странное видение вселило во всех смелость, и, благодаря удвоенным усилиям, наконец удалось потушить пламя. Когда Леонтин снова открыл глаза, он с изумлением увидел все вокруг себя уже пустым и тихим. А белая женщина исчезла вместе с огнем так же, как и пришла. Сам он лежал рядом с местом пожара на ящике среди множества спасенной утвари, валявшейся в беспорядке друг на друге. Юлия сидела рядом с ним, положив его голову себе на колени. Все остальные, утомленные работой, постепенно разошлись; господин фон А. и его сестра отправились отдыхать. Только Виктор, который во время пожара несколько раз проникал в самые отдаленные помещения, оказался посреди рушащихся бревен на сгоревшем столбе. Великолепный фейерверк теперь потух сам по себе, мерцая то и дело, и время от времени загораясь слабым пламенем, в то время как несколько стражников ходили взад и вперед по пустынному месту, чтобы следить за огнем. Леонтин обнял Юлию, тихо сидевшую рядом с ним. Ее сердце было переполнено счастьем больше, чем когда-либо за всю ее жизнь. Глубоко взволнованная стремительными событиями той ночи, она чувствовала себя так, словно пережила годы всего за несколько часов; То, что долгое время поблескивало в тишине, вдруг вспыхнуло ярким пламенем. Устало она прислонилась лицом к его груди и сказала, не поднимая глаз: «Ты спас мне жизнь. Я не могу описать, что я чувствовала в тот момент. Мне хотелось бы сейчас от всей души поблагодарить тебя, но я не смогла бы это выразить, даже если бы захотела. Дело не в том, что ты вынес меня из огня». Она замолкла на некоторое, потом снова продолжила: «Пламя теперь погасло. Когда наступит день, все снова будет тихо, как обычно. Все спокойно вернутся к своей обычной работе. Но эту ночь уже никогда не забыть». Произнося эти слова, она задумчиво смотрела перед собой. Леонтин не мог больше удержаться, он притянул ее к себе и хотел поцеловать. Но она увернулась и странно на него посмотрела. - Так они долго сидели рядом друг с другом, почти не разговаривая, пока глаза Юлии, наконец, не закрылись. Он чувствовал ее спокойное ровное дыхание у себя на груди. Крепко держа ее в своих объятиях, он просидел мечтательно всю оставшуюся ночь. Тем временем гроза окончательно прошла, и от влажных полей, трав и деревьев воздух наполнился свежим ароматом. Заря уже была высоко над лесами. Затем прохладный утренний ветер разбудил Юлию. Ночная суета исчезла. Юлия смутилась и испугалась, осознав, что она полураздетая в объятиях Леонтина.
          Леонтин поднял красивую, сонную девочку навстречу свежему утру, а она закрыла от смущения лицо обеими руками. Выскользнув из его объятий, Юлия поспешила в дом, где все еще только начинали просыпаться.

• «Волшебный рог мальчика» Сборник песен и народных легенд поэтов-романтиков, друзей И. фон Арнима и К. Брентано