Научный центр I
С металлическим грохотом распахнулись задние двери. Водитель не спешил глушить двигатель, и машина ещё мелко вибрировала, стоя на месте. Тут Ласточка поняла, что сейчас будут выкатывать носилки, и её рассекретят. Деваться было некуда. А решать некогда. Она быстро перевернулась на спину, пальцы обхватили под халатом пистолет Элеоноры, который она вытащила из-под тумбочки, и в котором ещё оставались патроны. Дождавшись, пока носилки отъедут, Ласточка резко распрямилась, беря на прицел ближайшего санитара, или кто он там был... Тот так удивился, что замер на месте.
— Доктор?!
Голос у него был знакомый, вот только Октябрина всё никак не могла вспомнить его.
— Выдашь меня – башку прострелю.
— Что вы здесь делаете?
Ласточка усмехнулась.
— А сам как думаешь? Моя подруга больна, а этот предатель Артур обещал мне лечение. Да вот беда, Константа отправила его на шконку, а меня в вашу весёлую научную игру не пригласили. — Октябрина нетерпеливо качнула стволом. — Долго стоять собрался? Дуй, давай! Молча.
Мэдди следила до тех пор, пока «скорая» не скрылась в тоннеле, аккуратно спрятанном в задах приюта. Это не старое метро, но вполне возможно, что заброшена эта автострада точно так же. Ну или успешно делается вид, что она заброшена.
Мэддисон припарковалась в сквере, а сама, включив фильтр восприятия и превратившись тем самым в очень неблагополучного вида девочку-беспризорницу, вприпрыжку направилась к тоннелю. Осмотрела его, обежав вокруг, покрутилась рядом, заглянула внутрь.
— Скрылись там, в тоннеле, — обречённо выговорила Моргана, синтезируя собственный голос для всех собеседников. — Мне влезать внутрь? Я... Конечно, сделаю всё, чтобы вытащить Ласточку, но, если я кого-нибудь убью... — голос прервался.
— Не беспокойся, — Моника мельком глянула на Дэннера, кажется, напрочь ушедшего в собственные мысли. — Мы тебя в обиду не дадим, а Ласточку спасти обязаны! Командир, — хакерша легонько тронула Владимира за предплечье, чтобы привлечь внимание. — Даёшь добро на проникновение?
— Ты там поосторожнее, — сказал Владимир, ненадолго задумавшись. — Можешь включить нам трансляцию?
Санитар, поколебавшись какое-то время, всё же согласно кивнул: пистолет – аргумент весомый. Ласточка быстро соображала. В том, что ей ни на секунду не поверили, она не сомневалась абсолютно. Пока что они стояли в коридоре, тускло освещённом зарешеченными настенными лампами, и ждали... кого? Она надеялась, что Амальтею. Но это была бы слишком большая роскошь.
— Ну, — заговорила Октябрина, надеясь всё-таки признать по голосу его обладателя, — и правда, что вы тут аутоиммунные лечите?
Мужчины неуютно завозились.
— Кто вам сказал этот бред?
— Артур, говорю же, — продолжила амплуа дурочки Октябрина. — Ну, Артур у нас не самый умный представитель Homo Sapiens, а вот его отец мог бы что-нибудь сделать.
— Вы же сами его конфедератам сдали.
— Ой, не драматизируй, — поморщилась Октябрина, скучающе облокачиваясь о стену. — Это была вынужденная мера, он меня достал.
— А теперь вы надеетесь вылечить вашу подружку.
— А то.
— С нашей помощью.
— Да ты ж моя умница!
Ласточка говорила, притом не так уж и притворяясь. Артур затеплил в её душе искру надежды, пусть и безумную, но она горела ярко, и угасать пока не собиралась. Потому и звучали её слова довольно искренне: убедить других легче, когда убедишь самого себя.
— Естественно. Сэд?
— Да, конечно.
Почти сразу на мониторе появилась картинка с камер Мэдди. Заброшенный грязный тоннель с облупившейся штукатуркой, загаженный бродячими людьми и животными. На растрескавшемся асфальте виднелись свежие следы автомобильных покрышек. Мэдди мельком обернулась, но за спиной у неё ничего, кроме сероватого снега и сырого тумана не было.
Маленькая девочка с восторгом обвела глазами грандиозное для неё строение и бесшумно шагнула внутрь. Откуда-то из глубины доносился гул, образованный очень тихими и далёкими шумами, что наводило на мысль: тоннель не тупиковый, или из него есть пеший проход либо в здание приюта, либо ещё куда-то.
Что Мэдди, что Моника молчали, но оно и понятно: комментировать тут было пока что нечего. Тоннель спускался всё ниже, однообразно и уныло, подмигивая старыми лампами, невесть каким образом ещё светящимися, но в конце концов вдалеке замелькала белая «скорая» и её синие человечки. Мэдди остановилась и спряталась за обломок бетонной колонны, но наблюдение постаралась продолжить.
Пациентка снова хрипло застонала, судорожно цепляясь за каталку. Одна рука у неё почти уцелела, если можно так выразиться – опухоли уже подступали к кисти; чуть выше они уродовали предплечье, сливаясь с наростами на плече в один большой ком. Ласточке очень хотелось вколоть бедняжке обезболивающее. И рассмотреть её поближе. В ней, помимо жалости, пробудился чисто научный интерес.
— Нельзя же так человека мучить! — не выдержала она. — У вас димедрола, что ли, нет?
— Сторонние препараты нарушат чистоту эксперимента, — раздался голос за спиной. Ласточка обернулась и увидела... Артура.
Он спокойно вышел навстречу и улыбнулся.
— Опустите оружие, фрау Зингер. Это ни к чему. Пули мне не навредят.
— Что, серебряные заряжать? — прищурилась Ласточка, но пистолет не опустила. — Как ты сбежал от конфедератов?
— Я не сбегал. Они меня отправили в тюрьму до вынесения приговора.
— То есть... — Октябрина пригляделась – Артур как Артур. Всё тот же холодный взгляд серых глаз, те же тёмные волосы, – густые и красивые, не как у отца, – небрежно отведённые от высокого лба. — Точная копия. Так ты и есть третий.
— Третий? — вскинул брови Артур. — Не понимаю, о чём вы.
— Мизери, мой муж, а ты третий из ларца в катакомбах.
— Четвёртый, — поправил Артур. — Три пузыря были пустыми.
— Что с ней? — Октябрина кивнула на женщину на носилках.
— Ага. Я, прям, так всё тебе и рассказал... Ладно. Пойдёшь с нами.
— Пойду, — легко согласилась Ласточка. Ей всё равно предстояло проникнуть во вражеский лагерь. Правда, придётся это сделать в качестве пленника, но хоть так.
Наблюдая эту крайне интересную сцену, Мэдди постаралась подобраться поближе, чтобы зрители слышали этот разговор как можно чётче.
У Моники разрез глаз от увиденного перестал быть азиатским и сделался европеоидным. Так, ладно, сначала наркобароны и чёрные трансплантологи, потом странные эксперименты в бункере, потом Морена в Городе, а теперь ещё клонирование людей! Ну ей богу какой-то невыносимо-фантастический роман в лучших, мать его традициях. Даже андроиды-убийцы уже казались сущей ерундой, устранили ведь.
Что на одном конце провода, что на другом повисла мёртвая тишина. Люди вместе с Октябриной ушли, Мэдди без команды проникнуть внутрь не решалась, а у Моники даже матерных слов в голове не осталось. Паника накатывала лишь от одной мысли о том, куда влезла неугомонная Ласточка, а уж к чему это могло привести...
— Надо штурмом брать этот рассадник криминала, — сквозь зубы процедила Мона, стукнув кулаком по столу.
— Не торопись, — приглушённо отозвалась Мэдди, ненавязчиво оглядывая округу и ища, очевидно, способы попасть в кроличью нору не через дверь. — Спешка нужна только при ловле блох.
— Ну тебе это точно не грозит, да, — Мона немного остыла и поумерила свои наполеоновские амбиции, но осадочек остался. Теперь, вероятно, она на пару с Владимиром хотела Ласточку отходить за такие выходки армейским ремнём, а это всегда успеется.
В голове Владимира мысль о штурме вытеснила даже ремень – эффектная, ёмкая и во всех отношениях привлекательная.
— Нельзя оставлять её там, — сказал он. — Кто знает, что они способны с ней сделать...
В этот момент он готов был кинуться в приют, отобрав у Элеоноры досадно нерасторопную дорожную Хонду. Найти их. Хоть на коленях умолять Артура не причинять Ласточке вреда! Сдерживало только одно: знал, что бесполезно. Да и не выйти ему из Парадайза – в таком состоянии он не доберётся и до сигаретного ларька на углу. Руки сжались в кулаки, даже ногти, коротко обломанные о фортепианные клавиши, впились в ладони.
Джейми неожиданно вскочил, едва не опрокинув стул.
— Командир, отпусти! — выдохнул фельдшер, вцепившись Дэннеру в плечо побелевшими пальцами. Боль немного отрезвила Владимира, и ему удалось усилием воли вернуть прежний невозмутимый вид.
— Куда? К ним? Ну, и как ты...
— А мне плевать! Понятно?! Не отпустишь – сам пойду!
— Утихни! — рявкнул Дэннер. — Там Мэдди. У неё своё дело, у вас – своё. Мэдди, проследи за ними... Да отпусти меня уже, щас кусок от меня отщипнёшь. — Дэннер высвободился. — Что на тебя нашло?
И тут вошёл Олег, который вёл за руку зарёванную Эллисон. При виде Дэннера она оживилась и кинулась обниматься, зашипев от боли.
— Котик! Мне разрешили остаться!
— Ага. — Владимир перехватил супругу и бережно поставил на ноги, карябнув линолеум её дизайнерскими шпильками. — Давай потом, сейчас дело есть. Нужно создать образ деловых людей на двух раздолбаях из скоряка. Звучит как вызов?
— Звучит, — грустно кивнула Эллисон. — Но я сломала ноготь...
Декстер застонал и схватился за голову.
Палата Моники из мрачной норы, в которой прямо-таки сквозит одиночество, превратилась в настоящий штаб, где собралась куча народу. Отмолчавшись до определённого момента, Мона, как самый альтруистичный идиот из присутствующих, взяла на себя Эллисон.
— А я тебе помогу с маникюром, да и вообще со всем, ты же в этой палате обитать будешь. Только сделай то, что хорошо умеешь.
Улыбаться было сложно, особенно когда от напряжения дёргается глаз и скрипят зубы, но это, кажется, подействовало. Во всяком случае, Эллисон перестала строить такую грустную мину и зарылась в свой волшебный чемоданчик. Олег тут же был за шкирку притянут поближе к коляске Моники, чтобы не путался под ногами, а сама Мона вернулась к разговору с Мэддисон.
— Смотрю, у вас там аншлаг, — усмехнулась та, не отвлекаясь от поскрёбывания ногтем покрытия пыльной двери.
— Есть немного. Камер там нет?
— В этой дыре? Не-а, что, кстати, странно. Но дверь добротная, шпилькой не взломаешь. Возможно, расчёт на то, что сюда никто не полезет – о метро ведь такие жуткие байки ходят...
— И то верно, — согласилась Моника и тут же глубоко задумалась. Как только Мэдди туда просочиться и остаться незамеченной? Такую девочку сразу же примут за потеряшку из приюта, начнут допытывать или и вовсе возьмут в охапку и засунут в кладовку. А взрослой женщине что тут делать? Остаётся только обернуться крысой, но даже если и Мэдди сосканирует себе где-то такую ипостась, всё равно, чтобы оказаться внутри, нужно как-то открыть дверь, а тут несколько банальных металлических замков без грамма электроники, только болгаркой пилить и собрать на её шум всю королевскую конницу. Ну или триста лет возиться с отмычками, пока Артур не выйдет покурить и не даст дверью по лицу.
— Чёрт бы её побрал....
— Кого? — уточнила Мона.
— Ласточку. Влезла, блин... Лучше б меня им подсунула, я хотя бы железная.
— Но тебя же не было рядом. А она импровизировала.
— Инструменты, запчасти и расходники для ремонта андроидов нашего типа на дороге не валяются, — строго заметила Мэдди, но быстро с больной темы переключилась. — Могу попытаться взломать, но на это уйдёт много времени, могут заметить.
— Командир? — Моника вопросительно глянула на Дэннера.
— У Амальтеи наверняка есть доступ, — Дэннер напряжённо склонился к монитору, и Моника с лёгким недоумением заметила, что он грызёт сустав на указательном пальце, и уже успел содрать зубами кожу. Правда, успешно сохранял при этом невозмутимый вид. — Отправь «стрижа» к воротам, вдруг, нам повезёт, и ещё одна машина подъедет. Хотя, это маловероятно, но попробовать стоит. Если не подъедет, пили Амальтею.
Вошла Гертруда. Уставшая и перемазанная отработанной смазкой, но решительная.
— И кто я? — сходу осведомилась она. Владимир, как раз закончивший с поддельными документами, протянул ей браслет.
— Ты – доктор Стефания Шмидт. Приехала по обмену, работаешь над возможностью трансплантации ЦНС.
— Ого. И как мои успехи?
— Пока никак, что логично. Хочешь получать биоматериал. Согласно результатам исследований, дети наиболее перспективны, но ни один из твоих подопытных живым операцию не перенёс, у тебя кризис с материалом. Вот рекомендация от Хейгеля...
— Меня уже тошнит, — одобрила Гертруда.
— Ты что, предлагаешь мне идти в приют и пытать его хозяйку? — возмутилась Мэдди, аж подпрыгнув на месте. — Да я же её убью! И что мне сказать ей? Мне нужны твои очки, домашний халатик и доступ в засранный подвал, иначе I'll be back с гранатомётом?
— Да тише ты! — шикнула на неё Моника, выхватывая у Владимира как бы невзначай страдальческую руку. — Ты сейчас сказала слишком много слов в минуту, я не успела понять.
— Ай, забей, — отмахнулась Мэдди, которая уже к этому моменту возилась со «стрижом». — Короче вы мне предлагаете пойти её напрямую трепать? Или что-то ещё?
— Я бы вообще попробовала взломать, как есть, — осмелилась заявить Моника. — Палиться до появления наших переговорщиков хреновая затея, могут пронюхать, что мы что-то замышляем, и всё это неспроста. Но... Даже не знаю. Попробуй влезть к ним в системы что ли... Я помогу, если что.
— А может, Мэдди сработает как отвлекающий манёвр. — Владимир жест, конечно, заметил, но досады на погрызенный палец не выдал, а руку от греха подальше спрятал в карман. — Я имел в виду обыскать её! Выведать информацию. А пока ты будешь ковырять замок, охрана запросто поднимет тревогу. Наверняка там и видеонаблюдение есть, придётся подождать, пока мы к нему присоединимся.
Он говорил таким тоном, словно доступ к камерам всего лишь вопрос времени. Словно твёрдо знал, что всё получится. Может, поэтому ему и доверили миссию на обречённой колонии – из-за умения внушать людям веру в собственные силы.
— Ну... Надеюсь, моя стальная задница не застрянет в форточке, — голос у Мэдди повеселел, и она собралась покидать тоннель. — Отключусь пока, а то вдруг засекут. Если что-то найду – свистну.
— Принято.
Трансляция прекратилась, Моника очень тяжело вздохнула и опять оглянулась на Владимира.
— Не нравится мне это всё. Совсем уже чертовщина какая-то творится, которая мне просто мозг выносит... — она сняла очки и потёрла пальцами уставшие глаза. О своём физическом состоянии, скромно характеризующемся «хуже некуда», упоминать не стала, Владимиру своего хватает. Но самочувствие и вправду было отвратительное – банальная головная боль уже оформила в черепной коробке Моны постоянную прописку и въехала туда с целым грузовиком добра, собираясь, очевидно, задержаться надолго. Спина тоже протестовала против резко возросшей активности. Но просто взять и раскиснуть, когда друзья в беде, да и весь Город, Моника себе позволить не могла.
— Не тебе одной. — Дэннер вздохнул и критически оглядел свою руку – сустав раздулся и покраснел. — До чего ж паскудная привычка, всё никак не отделаюсь...
— Дорогая, ну, так же нельзя! — причитала Эллисон, порхая вокруг Гертруды, уже не столь изящно – сказывались травмы от руки Николаса. — Надо ухаживать за кожей! Каким дневным кремом ты пользуешься?
— Э-э... ну, это... в общем, да, — очень содержательно ответила Гертруда, опасливо поглядывая на плойку. И тут, в белом халате с кровавым пятном в палату вошёл Самуил Абрамович.
— Это что ещё за посиделки? — замораживающим тоном осведомился он.
Все застыли, как восковые фигуры, и даже Эллисон с плойкой, так угрожающе нависшей над взлохмаченной головой Гертруды.
Врать тут было бессмысленно, как и упоминать спасение Октябрины – Самуил Абрамович был готов её сожрать с квасом, поэтому этот аргумент его бы не впечатлил.
— Дело приняло неожиданный оборот, — подала голос Моника, постаравшись придать ему всю уверенность, какая ещё оставалась в её хрупком теле. — Нам срочно нужно подготовить агентов для проникновения на необходимый объект, а я всё ещё являюсь нанятым исполнителем, мне за это платят.
Предупреждая вопрос об Эллисон, Мона подкатила к ней поближе и взяла её за руку.
— Она моя кузина, её выгнали из дома и поколотили злобные соседи, и так получилось, что с побоями оказалась здесь. Её уже оформили, как пациентку.
И вновь все замерли, ожидая грома и молнии.
Кроме Владимира.
Тот столь невозмутимо продолжал набивать текст на своём ноутбуке, начисто игнорируя появление Самуила Абрамовича, что это спокойствие не то раздражало, не то восхищало. Какое-то время тишину нарушали исключительно лёгкие быстрые щелчки клавиш. Наконец, доктор сдался и обратился к Дэннеру напрямую.
— Вы с нами, молодой человек? — насмешливо осведомился он. Молодым Владимир не выглядел, хотя и являлся. Напротив, седина в тёмно-рыжих волосах визуально прибавляла ему лет, и Моника подумала, что это, должно быть, у доктора универсальная форма обращения к собратьям по половому признаку – вроде как, некоторые именуют всех подряд «братьями», как бы заведомо обезоруживая и демонстрируя не всегда искреннее дружелюбие. Только здесь наоборот – холодный официоз призван был увеличить дистанцию между собеседниками.
Владимир и ухом не повёл. Он продолжал печатать, и даже принялся едва слышно напевать.
— Молодой человек, — настойчиво повторил доктор. Ответ Моники он, разумеется, слышал, и вероятнее всего продолжил бы диалог именно с ней, однако простенькая манипуляция Владимира своё дело сделала: Самуил Абрамович внимание переключил. Не дождавшись видимой реакции и во второй раз, он шагнул вперёд и тронул Дэннера за плечо, чуть повысив голос.
— Я к вам обращаюсь!
Владимир перестал печатать и нарочито медленно обернулся.
— О, здравствуйте! — улыбнулся он как ни в чём не бывало. — Могу чем-то помочь?
Моника оскалила зубы и цокнула языком – вот же холера! Элементарная манипуляция, а как хорошо сработала! Из самой Моны-то манипулятор был совсем никакой, потому что в этом обычно на родителях и друзьях тренируются, а у неё с первым были проблемы, а второе отсутствовало, как факт. Сложно манипулировать пьяным или укуренным в хлам человеком, он сам с собой не справляется, так-то.
Пока Самуил был занят Владимиром, хакерша, вынужденно сдавшая назад, чтобы его пропустить, попутно спрятала себе за спину Олега, которого доктор мог взять за шкирку и уволочь куда подальше, а затем дежурно спросить о том, где его мать, и получить интересный ответ: сбежала следить во вражеский окоп. Тогда мальчишке точно несдобровать, поэтому Моника приняла отважное решение прятать его у себя.
— Можете, — холодно согласился доктор. Он широким жестом сеятеля повёл рукой: — Не соблаговолите объяснить, что всё это означает?
Владимир устало потянулся, с хрустом разминая суставы, и проследил его жест одними глазами.
— А чего объяснять, — сказал он, равнодушно пожав плечами. — Мои люди, как и я сам, всегда на посту. Из больничной койки, в том числе.
И, не давая доктору опомниться плавно перешёл в наступление:
— А как вы думаете, за что мы зарплату получаем. Солдат спит – служба идёт, это не шуточки, речь идёт о человеческих жизнях!.. Вот, вы! — И Дэннер, распрямившись пружиной, шагнул к доктору вплотную.
— Я?.. — Самуил Абрамович инстинктивно отступил на шаг, но дальше была только тумбочка, за которую он машинально ухватился.
— Да, именно вы! Вы бы позволили врагу хозяйничать в собственном доме?! — Голос Владимира вдруг загремел грозным набатом, и, несмотря на явную комичность ситуации, все оробели.
— Нет, я...
— И правильно! — Дэннер так хлопнул доктора по плечу, что бедняга аж присел. — Я не сомневался в вас! Ведь вам нужно работать, правда? Не смею вам мешать!
— Да... — Самуил Абрамович совершенно обалдел от такого и покосился на пустую кровать.
— Ой, совсем забыл! — Владимир фамильярно обнял его за плечи одной рукой. — Я ведь должен вам сказать одну очень важную вещь, мы же с вами на службе человечеству, вы меня понимаете...
Оба скрылись за дверью.
— Артист, — фыркнул Джейми.
— Зато как играет, — вновь цокнула языком Моника, но уже восхищённо, выпуская наконец из укрытия Олега. — Помогло ведь. Элли, — хакерша развернулась к своей названной кузине, — тебе помощь не нужна?
Злиться на кого-то не было ни сил, ни желания. Если Моне придётся провести в таком возбуждённом состоянии ещё пару суток, опционально ещё и без сна, то вполне существует шанс оказаться в реанимации ну или как минимум под капельницей. А ещё эти процедуры... Но до них ещё целая ночь.
— Спасибо, — сказала Эллисон. — Не передашь пенку для сухих и непослушных волос от Аурум?..
Олег плюхнулся рядом и принялся болтать ногами.
— Надолго он папу не задержит. Надо придумать, как его отвлечь. А то без командира нет армии.
Услышав сию светлую мысль от малыша, Джейми поперхнулся чаем и закашлялся.
— А ты ничего. Пойдёшь к нам в отряд? — в шутку предложил фельдшер, а Олег вдруг кивнул с абсолютно серьёзным видом.
— Пойду.
Джейми прикусил язык.
— Из меня дипломат х... так себе, — отозвалась Моника, протягивая Эллисон нужный баллончик.
Мэдди тем временем снаружи осмотрела здание приюта и выяснила, где находится кабинет Амальтеи, потом запустила к нему «стрижа», чтобы провести первичную разведку, а затем уже придумывать, как пробраться внутрь. Сразу стало понятно, что любая рамка металлоискателя представляет собой более существенное препятствие, нежели даже та дверь в тоннеле, а значит главные ворота и все дополнительные калитки – не вариант. Перелезать через забор? А если по колючей проволоке пущен ток, и разрыв цепи вызовет срабатывание сигнализации? А если по всей территории камеры? Дрянь...
«Стриж» залетел в пустой кабинет, и этому Мэдди была, несомненно, рада. Он дал ей понять, что в кабинете у хозяйки этого жуткого места помимо кучи ящиков в столе был ещё и сейф, и дамочка простодушной не была, ключи таскала с собой, потому что на столе связок не наблюдалось. Выругавшись, Мэдди стала лихорадочно выдумывать, как же ей в этот кабинет попасть, и... Придумала.
Пришлось изменить облик на фильтре, чтобы вместо маленькой девочки появилась девица лет семнадцати такого же неблагополучного вида, которая тут же кинулась к воротам приюта и принялась в них неистово барабанить. Охраннику, вышедшему на шум, она сказала, что хочет поговорить с директрисой, и ищет своего младшего брата. Осмотрев девицу на предмет опасности, охранник ничего не нашёл и взялся отвести зарёванную гостью прямо к Амальтее, а это, чёрт возьми, успех.
— Ждите здесь, — буркнул охранник и усадил Мэдди на скамью в коридорчике, в компанию к белобрысому мальчишке лет десяти, тоже, видимо, ожидавшему директрису. Мальчишка был потрёпан, светлые волосы торчали во все стороны, как стог сена, а под правым глазом наливался замечательный малиновый фингал. Мальчик шмыгнул разбитым носом и досадливо сообщил Мэдди:
— Опять она куда-то делась, так и будем в коридоре торчать. Того и гляди, ужин пропустим.
Мэдди ещё при входе обратила внимание на мальчишку, поскольку наблюдала таких детей регулярно в том районе, где жила. И очень жалела, что никак не могла помочь – всех же беспризорников к Принцессе не скинешь, она одного еле тянет, потому что с работой беда, а воровать и грабить она не может. И как же хорошо, что саму Мэддисон не волновал вопрос пищи, хотя поспать она была бы не против – мозг уже оказался перегружен стремительно случающимися событиями, и если раньше она могла себе позволить ненадолго вздремнуть раз в сутки, то тут уже который день проходил в беготне нон-стоп. И если бы у Мэдди было обычное тело, то возникшую усталость ещё можно было как-то объяснить, а тут... Вроде как стальная, к тому же в ещё более крутом теле, чем до этого. Да и теперь Мэдди совсем не могла отделаться от мысли, что обратно в своё тело она не хочет абсолютно, а ещё одно такое, киборгизированное, ей достать негде. От этого было очень грустно, но сейчас о себе думать не приходилось – в опасности жизнь Ласточки, и судьба всех жителей Города. И Амальтея, кажется, вообще не спешила кого-то тут спасать...
— Подрался что ли? — уточнила Мэдди, намекая на синяк. Разговор с мальчишкой она завела для того, чтобы скоротать время и что-нибудь выяснить.
— Они сами виноваты, — насупился мальчуган. — Нечего было отбирать хлеб у малышей... А ты новенькая, да? Из девчачьего корпуса?
— Нет... — тяжко вздохнула Мэдди. В приютах всегда так: старшие отбирают у младших всё, и хлеб, и прочую еду, и игрушки... И это делает воспитанником озлобленными, жестокими волчатами, которые грызут друг друга, не задумываясь.
— Я сестрёнку ищу, — печально ответила Мэдди после небольшой паузы. — Её родители из школы забрать забыли. Они пьют, — насмотревшись на то, что происходит вокруг, Мэддисон хорошо научилась выдумывать такие истории. Чего уж там скрывать, врать ей приходилось постоянно. Только вот дурно становилось при мысли о том, что с каждой секундой времени всё меньше, а директрисы, этой тучной женщины с пальцами-сосисками со свежим маникюром, всё ещё не было видно. Мэдди уже принялась было вынашивать план несанкционированного проникновения в кабинет, потому как если её стальная задница ещё могла многое пережить, то вот Ласточка не могла похвастаться такой роскошью, как время.
Мальчик задумчиво почесал голову, отчего с неё частично ссыпались выдранные в драке волосы.
— А может, я её знаю? Как её зовут?
— Вряд ли, — тяжело вздохнула Мэдди. — Но её Моникой зовут.
Имя это почему-то бесконечно вертелось у Мэддисон на языке. Она знала, что это настоящее имя Сэд, и что она охотно откликается на оба имени, но конкретно в этом было что-то очень личное, кому попало недоступное.
Мальчик подумал немного.
— Знаю одну Монику, она на третьем этаже. Только мы сейчас в административном корпусе, а тебе надо в девчачий.
Ждать Амальтею дальше Мэдди не могла. Она посидела ещё немного, болтая ногами, а затем вдруг встала, подошла к двери и, коротко оглядевшись, обнаружила видеокамеру.
— А зачем ты ждёшь эту курицу? — без особого участия поинтересовалась она у мальчишки, пристально разглядывая камеру прямо в объектив.
— Чтобы она меня наказала, зачем же ещё. — Мальчик с любопытством поглядел на Мэдди. — Опять молитвы впаяет, наверно. Но для того её нужно дождаться.
Охрана по ту сторону двери, правда, была. То ли чтобы подопытные сиротки не разбежались, то ли от визитов снаружи, то ли предусмотрены были оба этих варианта. Ласточка мельком глянула на охранников и тут же пригляделась повнимательнее: двое рослых мужчин выглядели не совсем обычно. Один из них странным образом периодически сливался со стеной, так, что казалось, будто подводит зрение. Обнажённые руки второго покрывала густая звериная шерсть. Под шерстью бугрились стальные мышцы. Лица охранников закрывали шлемы.
— Пошли-пошли, — поторопил Артур. Они проследовали дальше. Входная дверь привела в просторное квадратное помещение, абсолютно пустое. Здесь, как и в коридоре, Ласточка увидела уже привычную картину разрухи и запустения. Под ногами шуршал мусор, с потолка капала вода. Слева она расчерчивала стену полосами грязных потёков. В воздухе витал тоскливый запах ржавчины и сырой извести, впрочем, его сразу заглушила тяжкая вонь болезни от носилок. Артур остановил маленькую процессию у дальней стены. Потом набрал запрос на браслете, и стена исчезла. Ласточка сперва удивилась, затем только поняла, что видела лишь изображение – стена оказалась вовсе не бетонной, а прозрачной наноперегородкой, и на неё транслировали картинку настоящей стены, видимо, действительно некогда тут стоявшей.
Эти коридоры уже начинали провоцировать приступы лёгкой тошноты. Что в Парадайзе, что тут... будь они неладны. Ласточка тихо подозревала, что сеть тоннелей проходит если не подо всем городом, то по большей его части, как огромная паутина, центром которой, наверно, является оборонный завод, после войны заброшенный. Тянется, тянется, далеко, пересекает реки и каналы, теряется в темноте. Ниже метро, ниже военных бомбоубежищ. И таит в себе ещё множество загадок, наверняка, неприятных. Таких же неприятных, как Артур, внезапно ухвативший её сзади за ворот халата.
— Пришли, — сообщил он и открыл дверь электронным ключом. Ласточка подумала было умыкнуть ключ, но он был впаян в биометрический браслет. Жалко.
В глаза ударил яркий свет из-за двери, и Октябрину неделикатно втолкнули в проём. Санитары прошли дальше, вместе с каталкой, увозя больную в неизвестном направлении. Ласточка за неё беспокоилась.
В большой комнате за столом сидел человек в медицинской спецовке, склонившись над бумагами. Он поглядел на вошедших, подслеповато щурясь поверх очков.
Артур назвал цифровую комбинацию, ни о чём Ласточке не сообщившую, наверное, шифр. И вышел.
— Ну, — человек поднялся и направился к холодильнику в углу, тяжело подволакивая правую ногу. — Начнём, что ли. Присаживайтесь, девушка.
— Это что? — тревожно осведомилась Ласточка, на всякий случай, отодвигаясь. Мужчина щурился на шприц в своей руке. Движения у него были заторможённые, а взгляд отсутствующий. Казалось, он спит и никак не может проснуться.
— Препарат. Дайте вашу руку.
— Не надо мне ничего колоть! — шарахнулась Октябрина. — Не подходите ко мне!
Её охватила паника. Сырое и не очень чистое помещение, лихорадочно мерцающая лампа, мужик, явно с трудом осознающий, что он делает. Она быстро огляделась: бежать было некуда. Дверь надёжно заперта, стальная дверь с кодовым замком. Обшарпанный стол, маленький холодильник. Дальний угол отгорожен молочно-белой полиэтиленовой ширмой, старенькой, как и всё здесь.
Мужчина не внял призыву, и неумолимо приближался, шаркая по битому кафелю.
— Дайте руку.
— Не трогайте меня! — Ласточка инстинктивно его оттолкнула, ухватив за ворот хирургической рубахи, и ткань с треском разошлась, обнажая шею и грудь.
По желтушно-сизой коже тянулся грубый шов, какие обыкновенно накладывают после вскрытия.
Реальность опасно поплыла. Ласточка с визгом вскочила, опрокинув табуретку и вжимаясь в угол.
— В-вы... — она изо всех сил попыталась одолеть нарастающий инстинктивный ужас, машинально облизнула пересохшие губы. — Вы же...
— Чего?.. — мужчина остановился, глядя куда-то сквозь Ласточку. — Дайте руку, я введу препарат.
— Нет! — Октябрина прянула в сторону, меняя диспозицию и оказываясь у него за спиной. И тут кто-то ухватил за руку. Ласточка обернулась – и никого не увидела. Зато она отчётливо ощущала чьи-то сухие горячие пальцы, больно стискивающие запястье, а хриплый голос из пустоты предупредил:
— Не дёргайся.
— Кто вы такие?
— Дайте вашу руку.
— Что вы мне колете?
— Больно не будет.
Ласточка рванулась, по помещению пронёсся вихрь, размётывая бумаги на столе и откидывая ширму. За ней стояла пустая каталка. Мужик ввёл иглу.
Игл Октябрина боялась ещё со времён карательной психиатрии. Там, как правило, кололи пациентам такую токсичную дрянь, что относительно здоровые пациенты за пару месяцев терапии становились безучастными к окружающему миру овощами. Либо законченными эпилептиками с бесплотными голосами в башке. Нейролептики творили с человеческим организмом и прочие чудеса, чья безрадостная перспектива не привлекла также.
Одним словом, мужик своим уколом пробудил мирно дремавшую юношескую фобию, и волна панического ужаса, поднявшегося внутри Ласточки, перехлестнула наружу.
С жалобным звоном брызнули осколками лампы. Следом раздался треск ломающегося стола и грохот осыпающегося кафеля. Вихрь на сей раз сбил с ног и впечатал в стену. Контролировать силу Ласточка ещё не умела.
— Не упрямьтесь, — услышала она всё тот же сонный бесцветный голос. Игла проткнула кожу, и препарат холодной змейкой юркнул в вену.
Последнее, что запомнила Октябрина перед потерей сознания, было жжение спирта и бормотание:
— Ну, вот, вы хулиганите, а я продезинфицировать забыл...
Свидетельство о публикации №225070201372