Вадьинский бунт

Двадцатый век. Двадцать первый год.
Страна изранена, в руинах.
Влачил лишенья злой народ
На бесконечных на равнинах.

В полях, где смерть пила свой кубок,
Едва умолкла канонада,
Но новый голод, лют и груб,
Сжимал сердца крестьян блокадой.

Военный коммунизм ушёл, но тень
Его витала в деревеньках бедных.
И каждый новый Божий день
Был полон дум, забот наследных.

Продразвёрстка, как грозный бич,
Хлестала избы в Вадье малой.
И раздавался скорбный клич
Над пашней, что пустой зевала.

В амбарах — пусто, ветер свищет,
Последний хлеб забрал отряд.
Душа проклятия в небе ищет,
И страшен мужика был взгляд.

Крестьянин, видя свой удел —
Пустые клети, плач голодный, —
Терпел, доколе мог терпел,
Но гнев вскипел в душе народной.

И подстрекателей слова,
Что обещали жизнь иную,
Легли на землю, как трава
В сырую пору дождевую.

И кто-то в тень шепнул лукаво:
«Доколе гнуть под гнётом спину?
Вернём себе и честь, и право!» —
И бросил в пламя хворостину.

Взметнулся бунт, слепой и ярый,
Как стон земли, как крик веков.
Не ради славы иль наживы —
За жизнь детей, за хлеб и кров.

Но власть сурова. Приговор
Был скор, как выстрел в чистом поле.
Отряд карательный в упор
Сломил отчаянную волю.

И вновь покорность, тишина...
Но понял Ленин в кабинете,
Что бунтом дышит вся страна,
И гибнут в смуте стар и дети.

Утихло всё. Легли снега
На землю, что впитала горе.
И НЭП, как робкая дуга
Зари, забрезжил на просторе.

Так в Вадье отгремел мятеж,
Урок для будущих столетий:
Где голод ставит свой рубеж —
Там правда в силе, а не в плети.