Эвакуация

Александр Евдокимов

Э В А К У А Ц И Я

роман-притча
/фрагмент/

_______________
в стиле «Rock-in-Room»
in the style of «R-&-R»
_______________

(об отпевании и эвакуации Ленина)

Кремль…
Историческая архитектура латентно хранила в себе седую энергию эпох, как и мгновений, которые кирпичиками слагали и складывали не только крепость и плесень в потаённых углах, но и дух, силу и волю, радушие, гостеприимство и празднество, угрюмость, неприветливость и строгость традиций, обрядов и церемоний… =
: вековое молчание стен;    
: вековое звучание стен;
: вековые стенные правления…
Кремль умело представлялся настроениями разными, – как день велит, так и вставал под утро, которое украшало его древние стены, таким и взмывал он к звёздам своим высоким рубиновым: то властным и непокорным, то родным и близким, то благодатным и благопристойным, важным и затейливым, но всегда величественным – до тревожно-божественного и исполинского масштаба!
Рассвет пробивался с трудом – сквозь туман…
Ворона сидела над самой Москвой, крепко сжав в своих лапках кремлёвскую стену и не каркала – это был её любимый мерлон, так как с этого зубца-простенка, верхней части крепостной стены, хорошо просматривалась церемония смены караула: она громко каркала, разрывая пространство, как выстрелом, объявляя и начало церемониала, и его окончание, шагая при этом бесшабашным строевым, вместе с ритмом чеканных солдатских шагов… = 
: по мерлонам;
: по мерлонам;
: по мерлонам,
как по холмикам…
…пелена поредела, и сквозь неё проступили очертания строений архитектуры города…
Красная площадь продулась буранным ветром и колкой позёмкой…
Исполнился церемониал смены почётного караула у Мавзолея…
Зазвучал бой Курантов!...
Пробуждённый Кремль в утренней прохладе сегодня потянулся не к звёздам, а к застеклённому рамному кресту, – в окно кабинета Сталина…
 Кремль, – на каждый день, – и вчера, и сегодня – от фундамента до кирпича малого – был всегда настроен торжественно на всё, но в этот день, будто бы, замер необыкновенно: жил только кабинет Сталина.
Свет утра осветил два силуэта генсека: оба Сталина дымили трубками, пристально вглядываясь в заоконную серую даль с буранным снегопадом.
Табачный дым завис клубами за стеклом, рассеиваясь: две трубки потянулись к пепельнице – сбросился пепел… 
Письменный стол не имел на себе бессонных рукописей – ждал событий, как и все кабинетные атрибуты, так как даже оба Сталина молчали, стоя у окна, боясь потревожить мысли с надеждами на планы завтрашних дней.
Один из них тяжело повернулся, аккуратно протиснулся между столом и Кобой, и шагнул по кабинету вдоль стола для совещаний…
– Странный, – нарушил тишину он, проходя мимо карты на стене, – странный сон сегодня видел, Иосиф Виссарионович, очень странный…
Коба, оставшийся у окна, тот час же повернулся, качая вверх-вниз головой, присаживаясь во главу совещательного стола. 
- Ильич посетил, думаю…, – генсек посмотрел в бумаги перед собой и отодвинул их.
Камерная привычка – тусовка в ограниченном пространстве, прервалась, застыв на мгновение памятником и продолжилась в коротких отрезках – туда-сюда...
- Да. Очень напуган был, – обрадованно подхватил тему, ходящий по кабинету Сталин. – Увези, говорит!... Спрячь от немца, спрячь от супостата – ко мне идут они, долг вернуть желают.
Иосиф желчно ухмыльнулся до внятной улыбки: стул заскрипел под руководителем партии Советского Союза.
- А, ведь, действительно, – Сталин застучал трубкой об дно пепельницы, – за большие деньги купили и его, и революцию. И ничего взамен… почти… кроме побед…
Джугашвили прервал себя, громко хлопнув в ладоши и растёр утреннюю прохладу в них.
Сталин, продолжая хождение, рассуждал, оставляя за собой шлейф дыма на разворотах, меняя направление движения, в обратную сторону…
- Если так можно выра… зи-ться! – без интонаций вкладывал в разговор свои фразы Сталин, под Иосифа. – Да…
Хозяин встал – лампасы строго выпрямились!
- И заработали очень много… некоторые… в Германии… Парвус тоже… да и… не только! – вождь прошёл к белой печной стене и приложил ладони к теплу. – Эшелоны… эшелоны…
- А-а!... Эт-так, зарабатывают всегда, но только некоторые… остальные всю жизнь, – собеседник Кобы втянул потухшую трубку, сопливым звуком, – на жизнь и работают…
- Да-да… Эшелоны сейчас очень нужны! – хозяин остановился у карты. – Как и тогда… так и сейчас… И цена одна: золото – оружие… власть и жизнь…
- Вот-вот – жизнь! И он мне во сне, – спрячь, говорит, а то придётся, как Керенскому… в женском платье сбегать. Враньё, конечно…
- Что враньё, Иосиф Виссарионович?!... Деньги от немца? – Сталинский близнец пытался иронизировать. – Или немцу… э-э… с царского… обнажённого плеча самой имератри…
- Четыре, пять… вышел зайчик!... по гулять… Нет! – Коба склонился к карте и ехидно скосил взгляд на своего двойника. – Платье на Керенском… Ты гуляй… пока! Гуляй… по моему кабинету… дыми, но дымом не застилай!... Твой сон, может, намёк… может… подсознательный импульс… а может, не твой?! Может быть, самого!... Ну, что ж… Важный день! Символичный, для каждого бойца! Защитника Отечества!... Седьмое ноября сорок первого… Он закалит в нас дух и жажду к победе!...
Трубка, в руках Кобы, утвердительно ставила в воздухе точки: между ним и картой!
- Иосиф Виссарионович, вы правы – точно самого! В такой важный день! Исторический!... Пора, наверное, на парад?...  Вы решили раньше начать. Успеют?! Два часа всё же…
Трубка разгорелась – дым мутно завис, как небо за кремлёвским окном и Отчизной.
- Успеют! – вождь взял ручку и что-то вычеркнул в лежащих перед ним бумагах. – Пора на парад, пора!...
- Да-да, всё! Забью только трубку и выхожу.
- Пожалуй, я сам пойду. – Хозяин отвернулся от карты и посмотрел за окно – на кружащийся снег, поёжился. –  Правильно, что эвакуировали его?!... И парад засекретил… правильно! В стальной режим: отсутствие проводной связи – поможет! Меньше знаешь – лучше сон и даже вещий! Но это стоит того!... В параде – дух! И кино!... из него обращение к народам, а это уже оружие: атака! Главным и важным, из всех искусств, для нас является – кино!... А это – нам Ленин и подсказал… правда, не так маленько, но… кино, есть – кино! Пойдём равнение держать на м… мавзолей!
– Очень верно! – Иосиф встал, обошёл стул, и облокотился на его спинку. – Не может быть, два вождя в одной... э-э… в одном…
- Верно… Да, два – не может… И ты не соответствуешь… В кино сразу бы разоблачили… Но… всё в твоих руках! В эвакуацию не хочешь?!... Не далеко… в Куйбышев… чего бледнеешь?... Шутка!
- Я занимаюсь… стараюсь я… Иосиф Виссарионович… актёры Станиславского помогают! Наследием мастера, так сказать…
Иосиф Виссарионович поморщился и выбил пепел из трубки.
- Когда сняли крышку саркофага, чтобы эвакуировать… его и отставили в сторонку… как-то грани её блеснули!... Да и наполнились виде’нием!... Отблеском каким-то!… Проявилось всё это на мгновение… на доли секунды… или показалось?!... М-м-да, за гранью что-то, будто, показало! Кино… За гранью – грань… проняло светом не хорошим… каким-то… А за гранью этой он живой! Вождь, говорю, мелькнул, будто… Так: живой, или как?!... В кино все живые…
Коба посмотрел на кучку пепла очень внимательно.
- Как думаешь, когда меня не будет… будут ли фильмы обо мне?
- Как это… вас и не будет?!...
- Все под богом… Ты же уже мелькаешь в киноленте, представляя меня… Так и мелькнул Ильич – на гранях, а вдруг, двойник? А?!... Лжедмитрий?! История любит повторяться…
- Мелькнул и только! – убедительно повторил человек в гриме вождя и поставил точку. – Вы и без кино будете всегда живым, Иосиф Виссарионович! Не может быть… два вождя… Нет!   
- Верно!... но для стального духа он нужен! – Сталин встал и, разметав свой дым над собой, приблизился к оконной дали. – Легенда!... Пусть, даже миф… любая сказка имеет моральный дух!... Вещий сон у тебя – большевицкий: изложил всё верно, но деньги немцу уже не нужны, ему надо больше… Тут и ледоруб не поможет, но… под рукой… пусть будет, под рукой!... Кстати, левая рука твоя не соответствует?!... Мне доложили… Выдаёт тебя с потрохами… совсем, говорят, не сталинская! А?!... Им со стороны – видней?!... Весь, будто, схож, но от левого локтя – не доигрываешь! А?! Вот, тебе и кино… Враг сразу всё поймёт… Ненастоящий, как говорится! Целесообразная она – эвакуация!... А?!
- Иосиф Виссарионович, я и от левого локтя всё исполнял, будто… Но артисты из театра… как бы это сказать… едва сдержали смех и… сказали, что пародий не надо! Я не знаю, что такое… это… пара родий… родимых пара… но испужался их смеха!... и, тут же, от левого локтя, прекратил… эти… как они называют… воплощения! Я записываю за ними… Потом, обдумываю! Может, здесь на лицо, в паре – родивные происки станиславщины? Мне подсказал офицер НКВД так называть их… Почти все, говорит, дворяне! Разрешите, от имени Сталина, с ними…
- Дивно… представлять и ржать?! То есть подставлять!... Эвакуация может коснуться всех… А ты не записывай, а читай, что уже в книжках написали и только потом – думай.
Белые мухи буранной пелены заснежили горизонт…
Горизонт и рама окна исчезли – забелились, но из этой метели появились Красная площадь, Мавзолей и парад!...
Ворона гаркнула – голуби испуганно разлетелись, вознеся в крылах своих мир к серым облакам, но только, как символ…
И!...
Иосиф Виссарионович в скромном парадном, застёгнутом под подбородок, статно возглавил группу членов политбюро и Ставку.
На секунду всё замерло, как струна и!...
И!...
Шагнуло в сердца – до мурашек!
От стен Кремля: над Москвой холодное промозглое утро с ветром и снегом, но Красная площадь, наполненная ритмами маршей, стелила Васильевский Спуск – в накат, под горку, – мостила долгожданную дорогу Победы, – мостила твёрдо и упрямо, направляя торжественное шествие – сразу в бой – в атаку, которая и начнёт обратный отсчёт безумному походу фашистов на столицу Родины нашей и всей земли нашей родной – здесь!
  Площадь и трибуна Мавзолея… =
: и атмосфера стойких рядов плечом к плечу;
: и торжественные марши в снежном, но светлом утре;
: и многочисленные отряды добровольцев, идущих мимо Мавзолея, на котором руководители страны и – сам Сталин!...
Вооружённый военный парад строевым шагом чеканил брусчатку, поднимаясь над всем утренним туманом богатырями-исполинами, наполняясь силой и духом невиданными, и несоизмеримыми ни с какими другими в мире, передовая их всем и каждому в советской стране!
Снежинки вертелись неистово перед каждым участником парада – радуясь искреннему торжеству и, в этих порывах ветра, взлетали к трибуне Мавзолея и несли настроения будущих побед – ко всем принимающим парад и, главное, – Сталину!
Небо порошило и застилало глаза: как будто, из глубины документального киноэкрана шли герои Великой Победы – шли за горизонт – в рвы и окопы, траншеи и бесконечные дороги войны…
- Киножурнал немедленно разослать по стране! – Сталин возбуждённо повысил голос, сквозь снежинки. – Немедленно и чтоб до самого малого селения!
Коба глубоко вздохнул…
- И!... на передовую защитникам в передвижках! 
Парад завершался: за последним подразделением уже пристроилась небольшая ватага пацанов-сорванцов.
- Смена! – гордо и радостно подчеркнул Ворошилов. – Иосиф Виссарионович, подрастает под знаменем октября!
Вся группа на трибуне поддержала эти слова и зааплодировала негромко…
Пацаны шагали широко в такт «Прощания славянки» и улыбались, махая руками трибуне, а среди них, вдруг, – сквозь пелену бурана, – стала просматриваться тёмная, длинно-худощавая фигура… =
: в рясе; 
: с кадилом в руках;
: с огромным крестом на цепи, у желудка и…
И!...
Иосиф опустил руку, снял перчатку и, подхватив её за большой палец, качнул маятником для Берии.
Марш рвал пространство, гонимый ветром от духового оркестра и по этой тишине раскачалась пятерня – отдельно от всего происходящего – качалась, качалась, качалась…   
С высокой патриотической ноты, под военный оркестр, вождя, будто, столкнуло: всё рухнуло и тут же испортилось, точней протухло, но подсознание Кобы торопилось наполниться событием этого утра! Торопилось «скрутить свою фильму», где всё пространство чеканно марширует по брусчатке Красной площади, рождая символ будущей Победы над фашистской Германией! Верховный даже видел уже этот парад Победителей, в котором солдаты бросают «в ноги» символы фашизма, а пока, вождь, будто, онемел и реальность сдвинулась куда-то по Васильевскому спуску…
Сталин вновь пережевал, просматривая видение, как киноплёнку, только что прошедшего парада, который, перед его сознанием, исключая реальность, будто, во сне, продвигался фрагментарно – в рапиде: замедленное действо которого, эпизодически, наслаиваясь друг на друга, маршировало беззвучно и вытягивалось в равнении напротив Мавзолея… =
: Коба был с ними опять;
: Сталин был с ними в одном стою;
: Главнокомандующий вёл защитников Отечества – в бой!
И!...
Тут же, под оркестр: сквозь серое снежное утро мимо Мавзолея пошли многочисленные отряды добровольцев, которых приветствовали руководители страны. За последним подразделением парадного марша, вдруг, выдвинулась небольшая ватага пацанов, среди которых оказывается худощаво-длинная фигура в рясе с кадилом в руках! На груди у попа на цепи – огромный крест.
- Скрутили фильму, – едва слышно пробормотал Сталин с крепким грузинским словцом!
- Скрутим, Иосиф Виссарионович! – вытянулся Берия, сверкая линзами, – всех скрутим!   
- Лаврентий, – Коба перенёс ладонь от правого виска к бровям и изумлённо всмотрелся, выдохнув белое облачко пара, – это что за воин?!
- Б… б… бля… бля-агословляет, вероятно… Элемент проклятого прошлого, – Берия злобно улыбнулся, глядя на поповский сюрприз и активно искал выход в ответе, – но… все средства хороши, товарищ Сталин… это… как в Бородинском…
- С кадилом?! – Сталин резким взмахом другой руки оборвал этот маятник, сжав перчатку в крепком кулаке. – Разберись! Мне не надо этих примеров истории…
- Слушаюсь! – блеснул очками Берия, из-под шляпы.
Берия только повернулся вполоборота, а приказ уже ждал действий в полной готовности.
- Э-э!... Подожди, а!... Значит, мальчишек накорми, а этого элемента, потом, к нам. Ну, что, товарищи, пройдёмте…
Оркестр ладно перестроился и понёс живую музыку к Минину и Пожарскому… =
: к первому ополчению;
: к первому народному единству;
: к мизансцене, не слышавшей таких боевых маршей…
Но они дирижировали!...
Дирижировали и маршами для парада, и парадом, и походным маршем на фронт – с площадного – до полевого и окопного, до первой победной атаки: труба и звала – туда, и труба – там – отпевала!
Сталин направился к выходу с трибуны усыпальницы, все последовали за ним!
Стилобаты по всему периметру лицевой части Мавзолея, с обеих сторон, вели свои сходы в замавзолейный двор.
Политбюро начало бодро сползать с трибуны Мавзолея, но с оглядками на уходящий парад – провожая последним взглядом, как уходящий поезд, или уплывающий пароход, или улетающий самолёт – провожали…
Провожали урывками, как вождь: он останавливался и все застывали!

!Сталин медленно поворачивался и смотрел на храм, затем на уходящую музыку и, по трамплину Спуска, скользил за буранный горизонт – в холодные рвы и окопы!–!Всё окружение сбивалось аккуратно в спины друг другу и, метнув взгляд на Иосифа, цеплялись за его взгляд и тоже смотрели куда-то – туда, с государственным чаянием – хмуро и беззаветно!

- Вот с таким настроем! Вот с такой волей! Столицу отстоим! И без этого отстояли бы… но когда в честь знаменитого дня – сегодня – наш солдат пошёл в бой прямо – из сердца столицы нашей Родины, от Красной площади!... Такому солдату весь мир поверит, что он победит! И весь мир узнает, кто остановил фашистскую нечисть! Кто нанёс немецким захватчикам… захватчикам всей Европы! Нанёс первый и сокрушительный удар – русский солдат! Вот такое тихое спокойное, но твёрдое «ура», – ему, – нашему солдату!...
- Ура! Ура, ура-ура-ура – тихо поддержали слова вождя окружающие, выпуская изо рта и звук, и пар, и туман.
Сталин по военному чётко повернулся и шагнул… =
: шинели и пальто окружения козырнули на развороте;
: все ожидали того мгновения и расступились;
: вождь шагнул, через живой коридор, в замавзолейный двор…
Главнокомандующий твёрдо двинулся на первую ступень лестницы, ведущую вниз – на площадь за усыпальницей, и сбился с ноги!… 
Хозяин остановился!
Сталин и все его соратники оторопели от увиденного у Кремлёвской стены, сразу же за снежным бураном, – рядом, – за Мавзолеем, – ступени уходили в сумрак: кругом горели костры, у которых грелись возбуждённые революционные матросы, солдаты и гражданский люд. В самом центре замавзолейного двора стоял поп с мольбой в губах, глазах и руках. У служебного входа в Мавзолей, – сзади от стены, – стояли два матроса с винтовками, на штыках которых трепыхались в буйном ветру бумажные листочки – пропуски.
- Что тут развели?! А? – Сталин тихо выругался по-грузински и распял взглядом служителя церкви. – Убей его!
- Кого? – с готовностью спросил Лаврентий.
- Попа! – на белках Кобы колыхнулись языки революционных костров, зрачки были будто охвачены этим жаром.
И тут же, оглушив всех, раздался выстрел: вспугнув ворон и их тени метнулись по миру!
Коба вздрогнул: матрос опустил винтовку и вновь занял караульное место на посту перед входом в Мавзолей.
Сталин повернулся к кострам: поп, сжав в руках крест, лежал лицом в небо, снег возле него наливался красно-бурым месивом.
Вся группа во главе с Иосифом сошла со ступеней, направляясь к входу с торца усыпальницы.
Матросы перекрестили винтовки.
- Вы к Ленину? – матрос ловко накинул ремень оружия на плечо и дыханием согрел руки. – Ваш мандат?
Хозяин опешил и остановился – вся группа обратилась взглядами, вместе с поворотами всех тел, к Берии и, затем, только искоса – к вождю…
Сталин улыбнулся, но этот оскал истребил всё – от земли до облаков – доброе, лучезарное и добродушное – истребил!
- Ты что здесь устроил?! Киношник! – грубо и резко бросил он Берии прямо в лицо, через застывшую радость мимики. – За гранью уже!... Этой, как её… Что всё это здесь…
Хозяин кивнул назад, с разворотом к кострам и поповскому трупу, но удивился: замавзолейный двор был пуст, и будто, прорвав пространство, ворвались надрывные гулы самолётов, и выстрелы зенитных установок.
Только снег сохранял какие-то следы в своём покрове и багровое пятно у стены…
- Какой манда…
Главнокомандующий повернулся к служебному входу Мавзолея и осёкся – матросов уже не было, перед ним, вытянувшись, стояли бледные охранники НКВД!

!Сталин посмотрел на Берию!–!Берия растерянно вознёс к шляпе  руку!

Иосиф подавился вопросом и, с недоумением, голова Главы государства резко сдвинулась, как оружейный затвор – туда-сюда, – с одного плеча – к другому: к Мавзолею и – от него – к стене за ним…
Хозяин посмотрел на Берию – Берия был растерян.
- Парад, по случаю октябрьской социа…
- Попа ко мне… потом! – прервал бред подчинённого Иосиф Виссарионович.
- А-а-э-э… расстрелять?! – недоумённо спросил подчинённый грузин.
Коба чуть обозначил под усами улыбку.
- Без суда и следствия? – лукаво смягчился голос Сталина. – Зачем жертвы в такой день! Не действуют в стране Советов без этих… без су…
Лаврентий аккуратно стряхнул с плеча Кобы снежинки.
- Без судов и следствий я не действовал… я  приказ выполнял бес… этого… прекословного!... И… наверное, не успею, товарищ Сталин!
- А ты действуй, чтобы успеть, – оттолкнул руку Берии Главнокомандующий, – действуй!

!Только следы на снегу остались от начальника НКВД!–!Только скрип снега ещё слышался где-то!

НКВД-эшники открыли дверь перед Генсеком и членами политбюро – все избранные прошли в усыпальницу.
Внутри Мавзолея, в центре траурного зала мостился большой светлый стол: гробовая тишина не давила, а радовала уединением от всех проблем в стране и быту, укрывала от тревог, или сомнений и внутренних, и внешних...
Вход с Красной площади театрально и реально был задрапирован чёрным квадратом!
Тело Ленина отсутствовало в саркофаге, который сиротливо возвышался для взора предназначенного предполагаемому нескончаемому людскому потоку, у праздничного стола…
Стеклянная крышка саркофага, своим отсутствием, не предлагала продукт музейно-торговый: пылилась отдельно, отражая в своих гранях немые пространства...
У красной подушки, в свете лучей рампы театра одного неживого актёра, застыл гранёный стакан с водкой, укрытый куском  чёрного хлеба.
Вошли члены политбюро тихо, но по хозяйски: Сталина и Берии не было среди них и они стали располагаться вокруг нескромного стола – скромно, согласно положениям, зная – и место, и шесток, и кусок – для рюмки… стакану… бокалу… сосуду…
Проходя, они осматривались, пока люди в штатском наполняли им тару, дабы коснуться тостов.
Растирая руки, всенародный староста обошёл стол, сжав прищуром лучики праздничка – у глаз!
- Морозно нынче…, – крякнул Калинин, расшаркиваясь ладошками, – а без вождя здесь, как бы, теплее стало…
- Конечно, – обнаружил логику Маленков и, отодвинув стул, сел, – ведь теперь не соблюдают температурный режим.
К столу приблизились все и стали рассаживать себя, ослабляя верхние пуговицы с узлами галстуков, и, двигая проворно стулья, изучали краями всех глаз закуски и блюда.
Будённый, как злой таракан, блеснул взором и расправил ладонью усы. 
– Да, всё также – эт-ты на ветре замёрз, но кровь я тебе расшевелю! Кто это здесь без вождя?! – он повернулся к другу и дружески обнял его. – Клим, оказывается, здесь вождя нет?!... Интересно: на защиту Родины и великих завоеваний, так сказать: с площади и на линию фронта ушли полки! И их посылает – вождь! И благосло…
- Что-что?! – ухмыльнулся Маленков и закачал головой, и зацыкал по-детски.
- Не-не, эт… – п-п-пр-р-р! Послал, воодушевив! Кто?! – парировал Будённый. – Верно – вождь!
Калинин сбросил лучезарный праздничек – с глаз!
- Я сказал о том, – уже что-то жевал со стола, народный староста, – что топить больше стали-и-и…! – староста осёкся, увидев входящего вождя! – Сталин! О, товарищ Сталин!
Вошёл Сталин, диалог за столом оборвался.
Хозяин остановился у саркофага, придавив тяжёлым взглядом гранёно-хлебный церемониальный сосуд, и произнёс двусмысленно.
- Без вождя топить перестанут… или начнут топить…
Трубка беспардонно истопила табак, выпуская клубы дыма: туманный застил потянуло на крышку саркофага и вся эта марь проникла в глубину отражения граней стеклянной крышки и… рассеялась в объёме этих плоскостей – в их глубине…

!Застолье выпрямилось, поднявшись!–!Стулья сдвинулись, но устояли в порядке!

Хозяин заполнил тусовкой пространство между пустым саркофагом и столом, держа трубку в кулаке пистолетом, поглядывая на прозрачный короб, а отблески крышки тихо поигрывали светом дня и ничего не вещали.
– Поздравляем друг друга с двадцать четвёртой годовщиной революции. – Он остановился и трубка, над его головой, проткнула воздух усыпальни, прочертив восклицательный знак, а затем, он вяло потащил ноги во главу стола! – Мы продолжили традицию, и это ещё больше поднимет боевой дух нашего народа. И на фронте, и в тылу… а-а… фронт везде! Да, положение очень тяжёлое, но наш долг не пустить врага ни в Ленинград, ни в Москву! Бой за Москву – это бой за Родину!... Это я для отсутствующих…
Сталин посмотрел на входящего Берию и продолжил.
- В Бородинской истории пусть повторится только одно – наша Победа!
Иосиф Виссарионович шагнул к столу и, вместе с ним, все молча взяли бокалы и рюмки.
- За Победу! – тихо произнёс Главнокомандующий и, вскинув знамённо тост, вышел из-за стола, направляясь вокруг традиционной беседы, чокаясь ритуально с каждым, заглядывая при этом, в их глаза! 
Берия выше всех поднял бокал и тут же подхватил хванчкаро-водочное знамя!
- Мы сплотились благодаря нашему вождю, товарищу Станину! За Родину, за Сталина, за Победу!
- Лаврентий…, – оборвал его Иосиф и резко поставил на белоснежную скатерть бокал, капли хванчкары оросили застолье. – Ты что, Победу кадилом хотел благословлять?! Ведь кропить тогда надо, кропить…
Сталин обвёл всех тяжёлым взглядом и, повернувшись к саркофагу и его крышке, задумался.
Молотов тихо кашлянул, и начал утаптывать паузу дипломатическим словом…
- Товарищ Сталин, –  аккуратно начал Молотов, – Ильич чаще всего и был… то в разливе, то в Швейцарии… кэ-эхи-им-м… и привычно… в общем-то, главное, что… вождь с нами…
Сталин улыбнулся, поглядывая на пустующее ложе.
- Вообще, великий конспиратор! – блеснула ирония Кобы, искоса глядя в никуда, а затем вернул свой взгляд к сервису застолья. – То там, то в Шушенском на коньках, то в Горках… любил он там по болезни бывать… то здесь… А что, там красиво, в Горках-то…
Иосиф, не глядя, протянул руку к столу: Хрущёв расторопно оказался рядом, поднося два бокала и свой – не тронутый, и рояльный – с куста.
- Хванчкара и киндзмараули…
- Любое, Никита. То, что себе не оставишь!
- Коба, тебе всё – оба! Мне ж трэба горылка и сала шмат!
Сталин взял бокал.
- Спасибо, хлебосольный друг, спасибо! Вы закусывайте и кушайте… трудные дни у нас, но и день великий! Я хочу выпить за стойкость солдата и хочу, Лаврентий, выпить за тех, кто выигрывает  умом – за командиров! Лаврентий!... За командиров, чтоб были они не там… у тебя, а здесь… за разработкой планов и на передовой линии были и били! В атаке были! Всё – в атаку! И вождь с нами! За нашу победу!
Залпом – в удовольствие – выпили к аппетиту.
Осушив тостовое содержимое, все присели к столу после того, как устроился на стуле хозяин.
– Жуков считает, что Москву не отдадим… Молодец! Ставка думает так же!... – Иосиф Виссарионович поморщился и коротко отшвырнул кисть руки от себя: Ворошилов в одно мгновение убрал поминальный стакан из саркофага. – А ну, кто более истории матери ценен… кто к нам с кадилом придёт… тот им отпет и бу… бу…
Хозяин выдохнул устало звуки букв сквозь воздух, лениво задерживая на мгновение всю эту кашу во рту, с раздуванием щёк и с разрыванием губ…
Иосиф Виссарионович размяк с морозца и от бессонных ночей, – потянул верхнюю пуговицу на кителе, – расстегнул, разбрасывая, с облегчением, ворот…
И, вдруг, тяжёлый выдох вождя продолжился с застолья!
– И бу-у! – духовым оркестром надул щёки и губы Калинин! И все в разнобой стали подхватывать музыку духа, заметив дирижирование вилки хозяина, и создавать хоровую капеллу. – И бу-у! Бу-бу-у! И бу-у! Бу-бу, бу-бу, бу-бу, бу-бу-у!... И-и-и бу-у! И бу-бу-у, бу-бу-у! Бу-у! И-и-и бу-у-ум-м-м…
Колыбельное начало в траурном марше, и босые, божественно-тёплые пятки кристально чистой водочки, промаршировавшей по всем жилкам запевалы-старосты, подарили ему светлую дрёму.
Коба отложил вилку.
- Лаврентий, а где этот поп?…
- О-п-п, по-о-п-п!... И бу-у-у – завершил музыкальную фразу Калинин квадратом.
- С ним работают, товарищ Сталин, – поверх очков выглянул Берия.
- А хотел он чего?... Супостат.
- Отпеть – виновато пожал плечами Лаврентий.
- Что?! – ухмыльнулся генсек. – Кого?!...

!Берия кивнул на пустой саркофаг!–!Сталин выпучил и глаза, и усы, и, в немом слове, губы!

- Давай-ка его, – щёки хозяина искривились желваками, – сюда!
Застолье членов политбюро переглянулось.
Ворошилов осторожно вмешался, пытаясь объяснить ситуацию и сгладить эмоции.
- Товарищ Сталин, сюда же нельзя… увидит, что эвакуировали тело Ленина и…
Главнокомандующий резко его прервал.
- Хорошая идея – отпеть! Но пустоту не отпевают! И видеть её никому нельзя… Что – бездна!... Кого отпоём?!... Если долго смотреть в бездну, то она начинает смотреть на… Кто же похож?...

!Тишина потянулась тяжёлой паузой!–!Желудочный сок затих в животах под пиджаками и кителями!

В гранях крышки саркофага мелькнули движения с одной грани – в другую!...
Все, кроме вождя, медленно встали: Калинин затерялся среди этого преданного построения: не смел спать стоя и не мог.
- И кто? – вождь остановил взгляд на грузине. – Ты, Берия?!
Носовой платок хозяина Лубянки припал к лысине!
- Иосиф Виссарионович, лечь туда – не проблема. Я готов на всё для качества допросов, но он же уже меня… глядел… Кадило этот…
- Ах – да! – глаза Кобы наполнились кровью и маслом, лоснилась игра и чесалась! – Тогда кого?...
В повисшую паузу бросил спасательный круг Маленков.
- Иосиф, тут накладка… не знаю, как сказать?!...
- С главного: как обычно! Кого!
- Тут о другом и очень важном, товарищ Главнокомандующий!
- Тьфу-ты! Прорвались фашисты, что ли?! Йё…
- Нет-нет, боже упаси!
- Что-о?! – Сталин начал вставать, багровея в глазах. – Перекрестись ещё!
Ворошилов вскочил, роняя стул и, поднимая бокал, выпалил приглашение к тосту.
- Коба! На фронте всё стабильно и с площади наши пополнения ушли сразу в бой! Оборона там крепка и танки наши быстры! Враг будет разбит! Победа бу…
- Ты это зачем здесь?! – оборвал отец всех времён и народов! – Речь мою желаешь усилить деталями? Не надо! Всё в точности и от меня лично – в кино увидим… Главное, чтоб это увидели – там! И народ наш! Но для наших друзей это будет – бомба!... Слышите! Бом-м-м…
- Иосиф, ведь Маленков и хотел о главном… доложить… о накладке! – Климент опустил бокал и застегнулся. – Кругом враги, или…
- Товарищ Сталин, – встал и Маленков, – не смогли снять на плёнку начало!... Накладка!
- Коба, – продолжил тему Берия, – из-за сверхсекретности, посыльные не оповестили съёмочную группу… о переносе парада на два часа раньше… а телефонную связь мы отключили… Я выясню и…
- Что?! – Главнокомандующий сел.
- Да-да, мне Щербаков тоже звонил, или от него! – туманно произнёс Калинин.
- Иосиф Виссарионович, если кино – это часть нашей военной операции… А это именно так! Надо всё взять и переснять! – твёрдо и убедительно предложил Хрущёв.
- Никита прав! – поддержал Будённый.
- К тому же, снег какой был и… этот поп в конце! – блеснул нужной нотой, дипломатично Молотов. – Подготовиться тщательно и переснять! Во всех нужных деталях… которые нам нужно донести до…
- Да! – Ворошилов оправился и вновь поднял бокал. – Друзьям!
- Как и врагам! – согласился Берия.
- Весь мир этого ждёт! – подчеркнул, значительно Маленков.
- Переснять и выдать! – подхватили все.
- Переснять – для народа! – поправил репликастый хор народный староста, не вставая и не открывая глаз. – Товарищ Сталин!... Ваша речь… Это симфония... мудрость народа! У-увековечить!... П-п-перес-с-с… нять надо!... чтобы каждый мог в стране и видеть, и слушать, и слушать, и слушать… Ура!
Калинин на мгновение открыл глаза и захлопал в ладоши, а затем окунулся в эти жидкие аплодисменты лицом.
Повисла тишина.
- Наше победоносное – «Ура» оставим для наших атак! – Сталин встал, он смотрел куда-то вверх, пронзая стены! – Обязательно переснять! Со всеми деталями!
- Правильное решение, Иосиф Виссарионович! – подкрепил убедительно Молотов. – Речь на съезде не смогли снять! Помните?! Тоже накладка была, но очень хорошо пересняли киношники! Кинолетопись: пропаганда и агитация! Реальная коммунистическая идеология! Калинин прав: пластинки с речью необходимо ещё выпустить! Кинолента и пластинки! Смотреть и слушать!
- И читать! – вставил Ворошилов. – В передовице…
- Правильно! – Сталин коротко пригубил вина и сел.
- Разумно! – прокомментировал Берия. – Шире охватим – полнее спросим!...
Застолье, утерев вспотевшие лбы и шеи, облегчённо рухнуло на свои стулья.
- А где? – Иосиф всё так же смотрел куда-то в даль.
- В Кремле! – почти гаркнул Будённый и потянулся взглядом к точке, в которую смотрел вождь.
- Правильно! – Маленков так же подхватил воображаемую нить взора. – В зале и отснять…
- Да, разумно, – Берия смотрел растерянно на Сталина и на точку его взгляда, крутя зрачками по всему пространству, – в Георгиевском, например…
Хрущёв, осмотрев застолье, залпом выпил водки и крякнул.
- Надо бы рядом с площадью! Ближе к натуре… В белом зале и всё чтоб…
- В Екатерининском? – взвесил Ворошилов и посмотрел на реакцию Кобы. – А что?!... А правильно! Сразу за забор-ро…
- За стеной! – ловко поправил Лаврентий. – От Мавзолея.
- Подходящее решение! – согласился Молотов.
- Кино должны видеть все! – Сталин вспомнил о трубке, но, вдруг, развернул её в продолженье руки. – Вставай!... страна… огромная…
Стол вновь вскочил, кроме Главнокомандующего и Калинина, стулья пали беспорядочно сзади своих господ и, все тут же, – державно – на месте, – пошли и запели…
- Вставай, страна огромная! Вставай на смертный бой! С фашистской силой тёмною! С проклятою ордой! Пусть ярость благородная вскипает, как волна! Идёт война народная! Священная война!...
Калинин, на важных и священных словах, очнулся и, собравшись с терзаниями и тревогой, резко встал, в глазах был ужас!
- Товарищи, и с этой песней, и с этой речью нашего вождя на параде мы сокрушим врага! А кинолента расскажет всем братским народам… всем расскажет… всем… всем… всем… 
Сталин кивнул и жестом пригласил всех сесть.
Стулья вернулись в строй и утвердились в своей надобности под мягкими частями, присевших гостей.
Иосиф Виссарионович, сквозь пустой бокал, посмотрел, прищурив левый глаз, на саркофаг.
- Так, хорошо… Но кого? А?!...               
Вдруг, сквозь дивные усы, запел, чуть слышно, Буденный.
- Иосиф, до всенародной… вознесть бы надо… любовь нашего всенародного, а он наш староста! И бородка, и взгляд, и… п-пиджак, и галстук с башмаками… почти копия!
Все желанно посмотрели на Калинина: он сидел и уже вновь дремал.
- А волосы и глаза? – поинтересовался главный грузинский акцент.
Под усами Будённого оскалились зубы.
- Так… глаза-то у… жмура – того!... пойдут любые… – кавалерист расплющил веки на щеках, зажмурился. – А волосы?!... так…
Сталин рассмеялся!
- Считай, Иосиф, что уже их нет! – убедил Будённый.
Хозяину понравились инициативы служак.
- Вострой саблей машешь, Сёма: побрить – убрать, отпеть и… закопать?!…
Смех аккуратно поддержала вся компания, а Калинин, вдруг, растряс дремоту.
- В… в… вождя с хвостом видел! – сквозь сон пробормотал председатель Верховного Совета. – Ха… как живого!
И!... =
: смех дисциплинированно оборвался!;
: головы тут же развернули свои лица к хозяину Ставки;
: реплика народного старосты стала – событием и…
И!...
И, сглотнув неожиданный кашель, всё гневные морды, тут же швырнули взоры – к народному старосте!
Люди в штатском, прочитав команду в глазах Берии, подошли к стулу сновидца.
- А-а-а… с ним, с-с-с… с вождём… как их? этих… фрицев, – сонно продолжил Председатель Верховного Совета, – Риб-б-б-бентроп-п-п! Оп-оп-п-п! Ножкой топ! Топ-топ-п-п!... И эта… Тоже с хвостом-м-м, пом-пом, да ещё и с рожком-м-м! Ха-х-х-ха!... Да и с рогом-м-м!... Бегает вокруг нашей «Тэ – тридцать четвёртки» и б-бьётся об-б… броню, и б-бьётся!.. и бётся!... бётся! Хах! И б-бу-у!... С разбега!... И бу-бу-бу!... И бу-ух!... Буди-буди, пук-пух-х!...
Сталин захлопал, и поднялся, тряся указательным пальцем!
- О врагах надо думать… я понимаю эти мотивы… буди-буги… к друзьям американцам! Второй фронт будить надо… Да… бу-бу, бу-будить – и бу-будем!
И тут, вдруг, восстал, пошатнувшись над трапезой, Хрущёв.
- А разреши я, – Никита указал носом на ленинское ложе.
- Ты, Никита?!... – удивился Сталин искренне.
- Угу!
Хрущёв с синими дрожащими губами на улыбке, задом попятился к саркофагу… =
: ноги изловчились ступать носками вперёд;
: руки шарили всё пространство и на себе, и вокруг себя, глазами хамелеона;
: глаза не смотрели – они впали в преданность родную и внутреннюю…
- А шо? Брить меня не надо! – Никита Сергеевич, кряхтя, занёс ногу, как собачка, коленом над краем саркофага. – На телегу забирался легко! А?!
- Не страшно? – Коба прижёг дырчатый край трубки и она распыхтелась. – Выпил бы…
Хрущёв быстро и обрадовано – с надеждой, резво и снова по-собачьи, опустил ногу и повернулся к Сталину.
– Страшно, Коба, страшно?! А чёрт его… но для процесса и достижения… стакан… другой… водки бы… Угу!
Хозяин, обвалив себя вязкими клубами дыма, сел.
- Ну, хватит! А?!... да – талант!... От-та, Никита, вижу, что не только  плясать можешь. Духу хватает… Жаль, что время… да и место не для плясок и песен… А ведь, шальная присядь у тебя! Будоражит присядочка! А?!... Ведь, так и влезешь в телегу времени, окаянный… Молодец!...
Вдруг, открылась дверь и, с винтовкой в драной шинели и в серой папахе, заглянул революционный солдат с чайником.
- Товарищи, не подскажите, где тут кипяточка раздобыть можно? Кишки побаловать.
Сталин осмотрел членов политбюро, Берию, затем, отдельно и пристально, солдата и пустоту саркофага, заметив, на гранях крышки, блеклое отражение пришедшего бойца.
- Чайник это, Коба, – тихо подавился Лаврентий.
Сталин встал.
- Пошли, – хозяин бросил бокал и, переступив через осколки, шагнул в двери, увлекая солдата за собой и решительно возглавил поход, как Главнокомандующий!
Иосиф быстрым шагом шёл из Мавзолея подземными переходами, все следовали за ним, как пчелиный рой за маткой: коридор надвигался быстро, со знанием маршрута, предлагая много поворотов и переходов, вытягивая перед ними часовых, и гулко рассыпая, в длине всего пространства, шаги всех членов политбюро и Ставки.
Нужная дверь чуть раньше оказалась на месте – поспешила угодливо: энергичный поход прервал свой нестоевой шаг перед нужной дверью и Сталин развернулся.
  - А где солдат?
- Какой солдат? – искренне опешил Берия и тоже посмотрел взад процессии. – Чайник?!
Вновь случилась пауза: кремлёвские вопросительные взгляды заёрзали меж стен коридора!
Пауза натянулась и расширилась в ноздрях: вопросительные взгляды боялись вопросов, но Ставка и политбюро, где-то сзади – за спинами – на руках, преподнесли Лаврентию – алюминиевый чайник.
Даже в руках НКВД чайник молчал и доверчиво дышал и смотрел носиком в грузинский нос.
Лаврентий потянул содержимое алюминиевого брюха, через отросток – внутрь себя самого.
- Хванч-ч-ч…, – вкус грузина мгновенно поправился! – Ой!  Х-х-хи-ки-ки… Кинзмараули… А?!... вот – чайничек…
Чайник пропал!
Коба оправдал паузу трубкой… =
: затяжка туманно окутала всё лицо; 
: мудрым кольцом вывалилась вторая затяжка;
: третья развеяла всё…
- Я хотел сказать, где этот воин… в рясе?
Берия выпал с докладом – шагом вперёд. 
- Наверное, молится: ничего другого ему уже не осталось…
- Ко мне его. – Коба побледнел. – А вас ждут дела. Всё внимание фронту, товарищи! Лаврентий, потом с докладом! Какой такой цирк и какое кино ты мне здесь?!... сегодня устраиваешь?! Постановщик… важнейших из искусств!
Дым из трубки плотными клубами повис на ресницах вождя туманом едким и проник в сознание…
Дверь открылась и закрылась, скрыв всех по обе стороны замочных скважин: и от себя, и от друг друга…
Тишина.
За толстенными стенами Кремля – тишина…
В толстенных древних стенах Кремля – тишина…
У толстенных древних и стойких стен Кремля – тишина и стать…
Москвичам, лишь кому-то, Красная площадь видна из окна – тишина...
Тишина – никого…
Красная площадь только в ветрах и снегах, и ко всему этому тянется сквозь облачный застил солнце, и никого: лишь морозная пыль,  церемониальная смена караула у Мавзолея, да Минин и Пожарский, не пугающие ни воробьёв, ни голубей.
В замавзолейном дворе вновь, зачем-то запылали костры и привольно привал расставил пирамидки винтовок матросами, солдатами и гражданским людом…


/МоСт/ –
Москва-Столица…
во всех часовых поясах,
в «лихие-90-е»!