Натюрморт

                (несколько эпизодов из жизни художника)

Действующие лица:
Павел - мужчина сорока лет.
Ольга - его жена, под сорок.
Семен - сорока лет, их друг.
Молодой художник - девятнадцать лет.

                1

Гостиная. Ольга сидит на диване. Павел изучает какую-то информацию в смартфоне, сидя в кресле.

Ольга. Ты обедал?
Павел. Да.
Ольга. Семен прислал сообщение. Говорит, его продвинули по службе.
Павел. Хорошая новость.

Ольга замирает, борется с чем-то внутри себя.

Ольга. Это все, что ты скажешь? Хорошая новость?
Павел. Ну, это же хорошая новость...
Ольга. Для Семена, да.
Павел. Можем за него порадоваться.
Ольга. Мы только и делаем, что радуемся. За других. Очень уж хочется порадоваться и за себя самих.
Павел. Знаешь, разговоры на эту тему...
Ольга. Что? Ну, говори.
Павел. Сама знаешь.
Ольга. Выводят тебя из себя?
Павел. Утомляют.
Ольга. Лиза должна поступить в университет. У нее должна быть другая жизнь.
Павел. Поступит.
Ольга. Каким же это интересно образом? Может, у тебя есть деньги?
Павел. Мы справимся.
Ольга. Как?!
Павел. Еще три года до поступления. Что-нибудь придумаем.
Ольга. Что именно?

Павел оставляет телефон в сторону, закрывает глаза.

Ольга. Мы до сих пор живем в съемной квартире. С тех самых пор, как познакомились. Уже двадцать лет. Скажи на милость, что мы такого придумаем?
Павел. Не знаю. Возьмем кредит в банке.
Ольга. А как будем отдавать?
Павел. К тому времени что-нибудь придумаем.
Ольга. Я тебе скажу: мы ничего не придумаем до тех пор, пока ты не возьмешься за голову и не выбросишь из нее, как хлам, пустые мечты, которым никогда не сбыться. Ни-ког-да!
Павел. Не начинай. Ты в этом ничего не смыслишь.
Ольга. Ты не художник! Ясно тебе? И никогда им не был.
Павел. Тебе откуда знать?
 
Павел поднимается, подходит к окну, смотрит в него.

Ольга. Не уходи, когда я с тобой разговариваю.
Павел. Ты не говоришь, а орешь.

Ольга приближается к нему.

Ольга. Я еще даже не начинала. Сейчас же ответь, что мы будем делать?
Павел. Пока не придумал.
Ольга. Тебе, наверное, нужно больше времени?
Павел. Именно.
Ольга. (вскрикивает) Двадцать лет прошло! Я потратила на тебя половину собственной жизни!
Павел. Но и я потратил не меньше.
Ольга. На свою мазню! Ты что говорил? Помнишь? Ты что обещал? Чуть ли не золотые горы. Лжец!
Павел. Не разговаривай в таком тоне. Предупреждаю, ты меня обидишь.
Ольга. Только посмотрите, какие мы обидчивые. Ну же, скажи.
Павел. Что?
Ольга. Тебе все как о стену горохом. Где мы возьмем деньги, чтобы у нашей дочери был шанс жить по-другому, а не вот это все?
Павел. Сказал же: не знаю, но что-то придумаю. Обещаю.
Ольга. Снова обещаешь? Он обещает!
Павел. Чего ты сегодня взъелась?
Ольга. Все твои друзья давно имеют какой-никакой успех в делах, даже те, что моложе тебя, вырвались и пошли вперед. Андрей младше на семь лет, а у него карьера, перспективы, приличный доход. А у тебя что? Ноль без палочки. Полное зеро. 
Павел. Я все это терплю только из вежливости, которую ты сегодня где-то позабыла.
Ольга. А знаешь почему так, мой милый? Из-за этого. (указывает на дверь) Все из-за этого.
Павел. Ты ничего не понимаешь...
Ольга. Помолчи, я скажу. Если не перестанешь витать в облаках и не сосредоточишься на работе, и останешься там же, где сейчас, я клянусь Богом, всю эту твою писанину, все холсты порежу, краски выброшу и мольберты тоже, и тогда, может быть, ты придёшь в порядок.
Павел. Зря ты так говоришь.
Ольга. Опомнись, тебе не двадцать лет. Если бы у тебя был талант, он бы давно дал о себе знать. Хватит, прошло достаточно времени. Ты не ребенок.
Павел. Хочу, чтобы ты успокоилась. 
Ольга. Я спокойна! Бездарность. Тебе плевать даже на собственную дочь. Ты не присутствуешь в ее жизни, а все потому, что часами и сутками пропадаешь за этой дверью. Я все выброшу!
Павел. Не верю своим ушам. Что с нами стало?
Ольга. Что с тобой стало? Где тот человек за которого я вышла замуж?
Павел. Он перед тобой. И все еще любит тебя.
Ольга. Нет, ты любишь себя. Поэтому проводишь все время в своей так называемой мастерской, где никто не смеет тебя беспокоить. Ты только себя любишь, хочешь стать кем-то значительным, может, даже великим. Но не станешь. Ты не такой. В тебе этого нет. Просто нет. Чем быстрее поймешь, тем скорее жить нам всем станет легче.
Павел. Ради вас я ежедневно хожу на ненавистную мне работу, где продаю людям ненужное барахло, чтобы сводить концы с концами. Как ты смеешь только говорить, что я люблю себя одного? Ты понятия не имеешь, какого мне. Я стараюсь.
Ольга. Видимо, плохо стараешься. Найди другую работу. От этой все равно нет толку.
Павел. Может и найду.
Ольга. Давно пора. И с этого дня перестанешь писать. Думать нужно о том, как заработать, а не о глупостях. Ты тратишь время. Уже потратил уйму времени. Очень скоро мы превратимся в стариков, а у нас даже нет собственного угла. Об этом ты задумывался?
Павел. Мне кажется, мы говорим о Лизе.
Ольга. О ней в первую очередь. Я не допущу, чтобы она была несчастна, как мы с тобой.
Павел. Я не несчастен. И она не будет.
Ольга. Я несчастна! Я! Из-за тебя! Из-за того, в кого ты превратился. В сумасшедшего непризнанного гения. Я уже сказала, опомнись. Ты не тот, кем себя мнишь, в тебе нет и крупицы таланта.
Павел. Не тебе судить.
Ольга. Сколько картин ты продал за последний год? Ну, сколько? А сколько времени ушло впустую? Остановись пока еще не слишком поздно. 
Павел. Есть изменения. В последнее время мне что-то открылось. Теперь я работаю лучше.
Ольга. Настолько лучше, что уже месяцами ничего не можешь продать?
 
Она обнимает его, стоящего неподвижно с опущенными руками.

Ольга. (примирительно) Полюби что-нибудь другое. Найди смысл в том, что действительно может нам помочь.
Павел. Больше у меня ничего нет.
Ольга. (тихо) Дорогой, у тебя нет таланта. Ну кто, кто тебе об этом честно скажет, если не любимые люди? Остановись.
Павел. Оставь. 

Павел высвобождается от Ольгиных объятий и направляется прочь из гостиной.

Ольга. (в слезах) Куда ты? Куда ты пошел?
Павел. На свежий воздух.

Хлопает входная дверь.

Ольга.  (сдавленно) Ну и катись. Убирайся...

                2
Проходят два месяца.

Мастерская. Павел стоит посреди светлого помещения и пишет картину. В дверь стучат. Павел не реагирует. Стук продолжается очень долго.

Семен. Я знаю, ты там! Открывай.

Павел не отходит от холста.

Семен. Говорю, открой. Иначе выломаю дверь!

Павел идет к двери, открывает и возвращается к работе. Входит Семен, оглядывается.

Семен. К тебе не дозвониться, не достучаться и не докричаться.
Павел. (не отвлекаясь) Как ты меня нашел?
Семен. Секретов не выдаю.
Павел. Присаживайся.
Семен. (садится) Как сам?
Павел. Как видишь.
Семен. Я имею в виду, что с тобой?
Павел. Работаю.
Семен. (оглядывается на множество картин) Да, это я вижу. Ну, а вообще, как?
Павел. В порядке.
Семен. В порядке значит... То есть, все у тебя тип-топ?
Павел. Что еще за словечко?
Семен. Тип-топ?
Павел. Ага.
Семен. Тип-топ, тип-топ, тип-топ... С тех пор, как я занял руководящую должность, вокруг сплошной геморрой. Один мой подчиненный, молодой паршивец, едва не завалив ответственный проект, и чуть не подставив меня под гильотину, выслушав лавину критики в свой адрес, а ты знаешь, каким я могу быть, просто и без запинки ответил: не волнуйтесь, Семен Александрович, все будет тип-топ. По окончанию проекта, его все равно пришлось уволить за безответственность. И знаешь, что он сказал, когда я поинтересовался понимает ли он за что его выгоняют? Он сказал: не волнуйтесь за меня, шеф, все тип-топ. Я ночами не спал, пока мы занимались тем делом, едва инфаркт не схлопотал, а у молокососа все это время, оказывается, было одно сплошное тип-топ.
Павел. Думаешь, я безответственен? 
Семен. Не знаю, что думать. Сам мне скажи.
Павел. Ты здесь по Олиному поручению?
Семен. Не только. И по собственному желанию и желанию наших общих друзей. Все волнуются, просто с ног сбились разыскивая тебя. А ты снял квартиру на глухой окраине, чтобы писать? Что ж тебе дома не пишется?
Павел. Я больше там работать не могу.
Семен. Что так?
Павел. У нас с Олей состоялся разговор...
Семен. (отмахивается) Слушай, перестань. С женщинами всегда так. Моя еженедельно выносит мозг, как по расписанию. Я же не бросаю семью и не сбегаю прочь от людей... чтобы творить!
Павел. Возможно, зря. Твои работы стали бы лучше.
Семен. Уже около года не писал. Ни капли не мучает совесть, ей богу. Не уверен даже, что вернусь к этому.
Павел. Ты бывал коммерчески успешен.
Семен. Простое везение.   
Павел. Сдался?
Семен. Ну, почему сдался? Так, погоди, не заговаривай зубы, сейчас мы говорим о тебе и твоей жизни.
Павел. Ну, говори.
Семен. Я несколько раз виделся с Олей. Она постоянно плачет. А ты стоишь тут и занят делом...

Павел останавливается и вздыхает.

Семен. Что молчишь? Она готова просить прощение.
Павел. Дело не в ней.
Семен. В чем тогда?
Павел. (возвращается к работе) Мне нужно время.
Семен. Можешь конкретнее?
Павел. Сейчас я как никогда близок к тому, чего хочу достичь. Взгляни.

Семен поднимается, подходит, смотрит на картину.

Семен. Любопытно...
Павел. Такой эффект достигается благодаря особенной технике. Я ранее к ней не прибегал.
Семен. (садится) Зря не прибегал. А ты прибегай, прибегай, только из собственного дома, где тебя заждались жена и дочь.
Павел. (тихо) Я не вернусь.

Семен смотрит на Павла во все глаза, не способный сразу подобрать слова.

Семен. Нет, ну вправду, ты кто, Поль Гоген?
Павел. Поль Гоген отправился на Таити. У меня нет его возможностей.
Семен. Ты уволился с работы. На какие деньги живешь? Оля говорит, что и ей умудряешься высылать.
Павел. Подрабатываю по мелочи кое-где. Едва на жизнь хватает, но это пустяки.
Семен. Складывается впечатление, ты чуть ли не наслаждаешься собственным положением.
Павел. Здесь я могу работать когда захочу.
Семен. Просто невероятно...
Павел. Все шло к этому уже давно.
Семен. Когда мы оба учились в художественном институте, ты был другой. У тебя было чувство юмора и...
Павел. Мы были молоды. И ты не прав. Я всегда оставался собой.
Семен. Впрочем, верно. На последнем курсе, тебе единственному предложили работу. Хорошую. Помнишь? А ты что сказал? Как сейчас помню: я художник, а не карикатурист-дизайнер.
Павел. Теперь я бы повторил то же самое.
Семен. В тебе всегда была эта черта... желание выделиться. Поэтому некоторые тебя недолюбливали. Она раздражала даже меня. Это самомнение. Твоя жизнь - череда упущенных возможностей.
Павел. Все, что я делаю, я делаю не ради себя.
Семен. Что ж, поясни, будь добр.
Павел. Ты и сам все видишь.
Семен. Вижу что? Перед собой я вижу человека, который, возможно, не ел несколько суток.
Павел. Мы в опасности. Из-за того, что делаем сами с собой. Какие у нас желания, стремления, чего мы вообще хотим?
Семен. Кто эти - мы?
Павел. Все люди.
Семен. Слишком абстрактно, я не понимаю.
Павел. Человек рождается и с самого начала всеми фибрами души живет ради заработка, урвать побольше, залезть на плечи, на голову ближнего, лишь бы комфортнее устроится на солнышке. Все мы думаем о себе. Интересы других не в счет, если они противоречат нашим собственным преувеличенным запросам.
Семен. Мир несовершенен.
Павел. Отсюда наши беды: войны, хаос, разрушения, обесценивание достоинства, что говорить, обесценивание человеческой жизни. Нарастающее озверение, ненависть, месть, саморазрушение, увядание...
Семен. Остановись. Все это здесь каким боком?
Павел. Таков мой одинокий протест, если угодно.
Семен. Твоей семье, близким, друзьям, это неугодно.
Павел. Кто-то должен идти на жертвы. Иначе ради чего все?
Семен. Я же тебя знаю, ты не настолько наивен...
Павел. Если бы каждый стремился к красоте, гармонии, умел бы выражать себя, оставлял бы после себя нечто стоящее или хотя бы пытался, как бы все могло измениться...
Семен. Если бы.
Павел. Это наш долг.
Семен. Ты правильно сказал: все думают лишь о себе. Не утруждайся ради них.
Павел. Я должен.
Семен. Ну кому ты-то что должен?
Павел. Людям.
Семен. Каким людям?
Павел.Тем, кто еще способен чувствовать и сознавать.
Семен. Может, их уже не осталось. И все зря. А может, в тебе говорит тщеславие, желание нравиться, стремление обрести себя, эгоизм.
Павел. Нет. Ты будешь смеяться, но еще существует вечность. 
Семен. Для вечности, значит... Видел бы свои глаза. Ты сходишь с ума.
Павел. Может это не я, а все вокруг давно сошли с ума...
Семен. Все, что ты говоришь - слова восемнадцатилетнего человека.
Павел. Это слова человека, уставшего от того, что он ежедневно наблюдает.
Семен. Если устал - отдохни.
Павел. Мы заслуживаем лучшего.
Семен. (грустно) Романтик.
Павел. Естественно, я допускаю, что ничего не выйдет. И принимаю это.
Семен. Искусство не спасет мир.
Павел. Я должен работать.
Семен. А как же Лиза? Твоя дочь?
Павел. Она замечательная. Мы каждую неделю встречаемся и много разговариваем. Кажется, она понимает. Даже говорит, что верит в меня, что я сделаю что-то по-настоящему хорошее.
Семен. А ты не задумывался, что Лиза только делает вид, что понимает, лишь бы ты был счастлив? Она идет на жертву ради тебя.
Павел. Я не исчез из ее жизни и никогда не исчезну.
Семен. Ты жесток.
Павел. Я знаю, что с моей семьей все будет в порядке.
Семен. А с тобой что будет?
Павел. Я сознаю на что иду. Меня жалеть не стоит.
Семен. Тебе нужна хорошая взбучка. Кто-то должен вправить эти мозги.
Павел. Я уже все решил.
Семен. Хочешь осчастливить других, ценою счастья собственной семьи? Так не бывает.
Павел. Речь не о моей семье.
Семен. Как друг говорю, ну не глупи, иди обратно к ним.
Павел. Передай Оле, что рано или поздно, всему приходит конец. Я не вернусь.
Семен. Не могу я ей такого сказать. Ты бы ее видел. У меня просто язык не повернется.
Павел. Тогда я сам скажу.

Семен поднимается, вздыхает, идет к двери, открывает ее.

Семен. Не известно, добъешься ты чего-нибудь или нет, но в жизни есть не только искусство, а много не менее важных обстоятельств. Мир интересен.
Павел. Мы говорим об одном и том же.
Семен. Мне пора.

Дверь за Семеном закрывается.

                3

Проходит полгода.

Мастерская. В помещении приглушённый свет. Под стенами стоят картины. Мольберт пуст. Дневные лучи слабо пробиваются сквозь узкие щели между сомкнутых штор. Входная дверь приоткрыта и когда входит Семен, он это делает почти беззвучно. Семен осматривается: на столе стоит практически допитая бутылка водки, еще несколько бутылок валяются на полу в разных местах. Семен садится на стул, замечая Павла, который сидит у стены, опустив голову и поджав колени.

Семен. Ты как?

Молчание.

Семен. Мы собрали почти половину суммы. Думаю где взять остальные. Ты говорил с врачами?
Павел. Сказали, операцию необходимо провести до конца недели, иначе...
Семен. Да...
Павел. Это я виноват.
Семен. Ты-то тут причем? Кто знал, что у Лизы окажется такое редкое заболевание?
Павел. Ничего не понимаю. Все будто во сне.
Семен. Ты трезв?
Павел. Не знаю.
Семен. Не видел, чтобы ты когда-нибудь напивался. Нельзя раскисать.
Павел. Моя дочь умирает в больнице, а я ничего не могу сделать...
Семен. Уверен, мы отыщем деньги.
Павел. Все теперь зависит от этих поганых денег.
Семен. Понимаю о чем ты. Что ж, садись, давай вместе писать коммунистический манифест. Самое время.
Павел. В больнице врачи задавали разные вопросы о Лизе. На некоторые я не знал, как ответить и, вдруг, осознал, насколько мало участвовал в жизни дочери, и почти ничего о ней не знаю. Хотелось умереть, провалиться сквозь землю.
Семен. Самоистязанием сейчас не поможешь.
Павел. Я не могу ничего. Ни-че-го.
Семен. Не дури. Разберемся.
Павел. (будто спросонья) Чем я занимался все это время?
Семен. Хотел спасти мир.
Павел. На что я обрёк Лизу...
Семен. Здесь нет твоей вины. Прекрати уже.
Павел. Я сумасшедший.
Семен. Ты просто несчастный человек.

Молчание.

Семен. Оля не звонила?
Павел. Нет. Теперь она ненавидит меня еще больше.
Семен. Никто тебя не ненавидит.

Павел поднимается. На нем нечистая и мятая одежда. Он обходит собственные работы, пристально вглядываясь в них.

Павел. Знаешь, чем я занимался, когда мне позвонили и сообщили о смерти матери? Я писал вот эту вот картину. (насмешливо) Произведение искусства!
Семен. (миролюбиво) Слушай...

Павел приближается к Семену.

Павел. А где я должен был быть? Где?!

Семен вскидывает руки ладонями к Павлу, чуть ли не обороняясь.

Семен. Понимаю...
Павел. Сейчас я тебе кое-что покажу.

Павел маниакально вынимает из кармана небольшой нож.

Семен. Что ты надумал?
Павел. Пришло время ее немного улучшить.

Павел снова возвращается к картине.

Павел. Произведение искусства!
Семен. Паша, угомонись.

Павел бьет и всаживает нож в картину по самую рукоятку, и начинает водить в стороны, разрывая в клочья. Уничтожив одну, он принимается за следующую. Перед каждой новой картиной он иронично выкрикивает: “Произведение искусства!” Павел разрезает в клочья все свои работы. Семен не смеет его останавливать. Он только грустно наблюдает, покачивая головой. 

Семен. Сейчас еще не хватало, что бы ты сошел с ума от горя и водки.

Павел заканчивает, роняет нож и опускается на пол. Кусок изрезанного холста у своей ноги он отшвыривает в угол.

Семен. Это производит сильное впечатление. Столько лет работы псу под хвост.
Павел. Там им и место.
Семен. Полегчало?
Павел. Уже гораздо лучше. Все равно ни одна галерея не изъявила желания меня выставлять. Ни один перекупщик не захотел приобрести. Ваши работы не представляют коммерческого интереса. Так они говорят.

Павел встает, замирает, глядя куда-то перед собой в одну точку. Затем он идет к окну. 

Семен. У тебя опять горят глаза. Скажи, что ты задумал?
Павел. Так... кое-что.
Семен. Нет, ты мне скажи.
Павел. Тебя не касается.

Павел рывком раскрывает шторы и ясный дневной свет падает на него и заливает всю комнату.

Павел. Я добуду проклятые деньги.
Семен. Может, расскажешь как?
Павел. Спасибо тебе за все. Уходи. Я должен подумать.
Семен. О чем?
Павел. Уходи.
Семен. Будь по-твоему. Я могу оставить тебя одного и быть уверенным, что с тобой ничего не случится?
Павел. Меня жалеть не стоит.

Семен встает, идет к двери. По пути он замечает одну единственную чудом уцелевшую картину. Семен бесшумно поднимает ее, укладывает себе подмышку и открывает дверь.

Семен. Да, где-то я уже это слышал. 

Павел смотрит в окно, забыв про Семена, который тихо выходит, закрывая дверь. 

                4

Проходят два дня. Клиника. Комната ожидания. Ольга сидит с задумчивым видом на мягком современном диване, у нее в руке носовой платок. Входит Павел. Увидев его, Ольга встает, прижимая платок к груди. Павел нерешительно подходит к ней.

Павел. Здравствуй.
Ольга. (тихо) Здравствуй.

Они обнимаются, садятся рядом на диван.

Павел. Я немного опоздал. Мне сказали, операция уже началась.
Ольга. Да. 
Павел. Хорошо.
Ольга. Ты как?

В ответ Павел пожимает плечами, положительно кивает головой.

Павел. А ты?
Ольга. Только что выпила успокоительное.

Павел бросает взгляд в окно.

Павел. Погода сегодня хорошая.

Ольга, соглашаясь, кивает головой, едва сдерживая слезы. 

Ольга. Не знаю почему нам приходится проходить через такое.
Павел. (берет ее руку) Мы справимся.

Молчат какое-то время.

Ольга. Каким образом?
Павел. Что?
Ольга. Как ты добыл нужную сумму?
Павел. Разве Семен не рассказал?
Ольга. Не было времени. Он только выговорил что-то невнятное, назвал тебя большим художником.
Павел. Ты же его знаешь. Он жить не может без юмора.
Ольга. Правда, где ты взял деньги?
Павел. Выиграл в лотерею.
Ольга. Я серьезно.
Павел. (задумчиво) Пожалуй, случай с лотереей был бы даже более реалистичен.
Ольга. Так как тебе удалось?
Павел. Когда Семен приходил в последний раз, я уничтожил все свои работы у него на глазах. Кроме одной, которую он забрал с собой и отнес в галерею, где его когда-то выставляли и от собственного имени зарегистрировал картину на выставке. В тот же день выставку посетил молодой режиссер, какой-то сынок богатого папочки. И когда молодой человек увидел натюрморт моего авторства, тут же решил, что эта картина должна висеть на стене, в центре единственного помещения, где происходили бы все события его будущего фильма. Он видел в собственном фильме только мою картину. Цена не была для него проблемой. В качестве стоимости, Семен озвучил всю оставшуюся сумму необходимую для операции, вплоть до последней копейки.   
Ольга. В такое невозможно поверить.
Павел. Странно. Я всегда ненавидел натюрморты и написал всего один. Тот был единственным.
Ольга. Воля случая...
Павел. Будто сама судьба посылает мне знаки.
Ольга. Что тебе нужно сосредоточиться на натюрмортах?

Павел молчит. Ольга пристально смотрит на него.

Ольга. Прости за то, что я тебе тогда наговорила.
Павел. Не извиняйся. Ты сказала правду.

Ольга удивлена.

Павел. Кто-то должен был мне открыть глаза.
Ольга. Как ты переменился.
Павел. Лучше расскажи о Лизе. Я хочу знать все, что пропустил.
Ольга. (улыбается) Она больше не стремится на юридический.
Павел. Правда? С каких пор? Она же об этом мечтала.
Ольга. Все течет, все меняется. Девочка подрастает и глубже познает себя. Ее интересует дизайн. Творчество.
Павел. Давно?
Ольга. Около года. Я думаю, не обошлось без влияния парня.
Павел. Какого парня?
Ольга. Ее бойфренда. Так сейчас выражается молодежь.
Павел. Бой-кого?
Ольга. Наша дочь влюблена.
Павел. Она не рассказывала.
Ольга. Я сама случайно узнала. Мы познакомились. Он приличный человек. Хорошо к ней относится.
Павел. Просто нет слов...
Ольга. Еще недавно была ребенком, а теперь - взрослая.
Павел. Помнишь, как я брал вас на выставки? Лиза сидела у меня на руках и своими крохотными ручонками показывала на картины. Она издавала звуки восторга и звонко хохотала.
Ольга. Нарушала всеобщую тишину.

Оба смеются.

Ольга. Конечно, не обошлось без твоего влияния.
Павел. О чем ты?
Ольга. Она больше не хочет связывать жизнь с юриспруденцией. Как же? Ее отец художник.
Павел. Она так сказала?
Ольга. Видел бы ты как она тебя защищает. Всегда говорит, что ты оставишь след в искусстве. При этом в ее интонации всегда сквозит грусть. В ней чувствуется боль.
Павел. Я никогда не желал причинить боль ни тебе, ни Лизе.
Ольга. Знаю.
Павел. Я понятия не имел, как ей было трудно. И ты, прости меня. Вы обе...

Павел берет ее руку в свои.

Ольга. Жаль, что у нас ничего не вышло.
Павел. (задумчиво) У нас все получилось. У нас замечательная, умная, красивая дочь.

Ольга тихо рыдает, уткнувшись в его плечо.

                5

Проходят несколько месяцев. Павел и Семен сидят за столиком на террасе кафе. Теплый солнечный день.

Семен. (радостно) Ну, наконец-то, я вижу тебя опрятного, побритого, подтянутого, да еще и при дневном свете.
Павел. Душ, бритва, свежая одежда - творят чудеса.
Семен. Да что ты?
Павел. Хочу поблагодарить тебя и всех остальных.
Семен. Ты уже благодарил. Расслабься.
Павел. Я все отдам.
Семен. Нет, эти деньги не для тебя, а для девочки.
Павел. Я отдам.
Семен. Мы, твои друзья рады помочь. Главное - все закончилось благополучно и Лиза здорова.
Павел. Не спорь.
Семен. Где ты возьмешь такие деньги? Напишешь еще одну картину и предложишь киношнику ее купить? Знаешь, настолько счастливые случаи выпадают только однажды в жизни. Так что, это вряд ли.
Павел. Больше я не возьму в руки кисть.
Семен. Это еще почему?
Павел. У меня уговор.
Семен. С кем?
Павел. Помнишь день, когда я порезал все работы? Ты ушел, а я после, много размышлял. И, вдруг, понял, что для спасения Лизы должен принести жертву. Я опустился на колени и молился. Там в темноте. Долго молился. Я обещал, что больше никогда не вернусь к любимому делу, лишь бы он спас дочь. А через сутки позвонил ты и сказал, что какой-то режиссер купил натюрморт.
Семен. Просто совпадение.
Павел. Не думаю.
Семен. И что теперь, с искусством покончено?
Павел. Да.
Семен. Не жалко?
Павел. Человечество не обеднеет.
Семен. Теперь мы этого никогда не узнаем.
Павел. Рано или поздно, приходит время...
Семен. Хочешь сказать: повзрослеть?
Павел. Проститься... с иллюзиями...
Семен. Ты отдал столько лет... Я сожалею и очень недоволен. У тебя одни крайности, черт возьми!

Молчание.

Семен. Уверен, ты был близок к тому, чтобы тебя, наконец, оценили.
Павел. Еще одна иллюзия, с которой навсегда покончено.
Семен. Как скажешь... Но ты им хотя бы улыбался?
Павел. Что?
Семен. Я спрашиваю: улыбался ли ты сотрудникам галереи, когда предлагал свои работы?
Павел. Зачем?
Семен. Что значит зачем? Ты сколько лет работал в торговле?
Павел. Видимо, я старой закалки.
Семен. Не представляешь насколько. Знаю, работа должна говорить сама за себя и прочее, и прочее... Так не работает в современном мире. Нужно уметь себя преподнести. Я взял торт, чуть ли не поляну им там накрыл в первый день, прикинулся, что у меня День рождения, лишь бы чем-то задобрить тех критически настроенных акул. И получилось. Эврика. Меня выставили в глухом углу. После нашлись покупатели. Так-то. 
Павел. Это очень смешно и забавно.
Семен. Смейся, смейся... Помнишь Аркадия?
Павел. Какого еще Аркадия?
Семен. Того, что нам доказывал переоцененность Пикассо.
Павел. О, господи... Почему ты о нем вспомнил?
Семен. Он теперь выставляется.
Павел. Это розыгрыш?
Семен. Стал бы я.
Павел. Он ведь дремучий.
Семен. Он называет себя творцом антипикассо.
Павел. Что это интересно значит?
Семен. Говорит, что перед тем как начать новую картину, всякий раз думает, как бы ее точно не стал создавать ненавистный ему Пикассо. Он убежден, что такой подход и делает его работы уникальными.
Павел. Так или иначе, а Пикассо присутствует в его работах, во всяком случае, тот Пикассо, что существует в восприятии антипикассо.
Семен. Ну, вот. Из художника, ты превращаешься в критика. Знаешь, тебе идет.
Павел. Я еще не сказал всего, что хотел.
Семен. Весь во внимании.
Павел. После того, как ты ушел от меня в тот день. Прежде, чем молиться, я точно знал, что найду деньги. Там, в доме, двумя этажами выше, жил один богатей. Неприятный человек. Внешность бандитская, манеры и того хуже... в общем, я планировал, вооружившись ножом, его ограбить. Я был готов идти до конца.   
Семен. На убийство?
Павел. Если бы потребовалось.
Семен. У меня было дурное предчувствие. Я знал, что не следовало оставлять тебя самого. Господи...
Павел. Вот он я, чист перед тобою, как на ладони.
Семен. Ты бы превратился в полную свою противоположность. Ты бы пошел против всего, за что боролся в жизни собственным творчеством. Тебя бы посадили.
Павел. Не важно.
Семен. Да. 
Павел. Вот она какова... Жизнь. 
Семен. Мы, правду, мало знаем. Сегодня человек один, а завтра он совершенно другой. 
Павел. Пусть все оно остается в прошлом.
Семен. Как художник, я всегда считал тебя талантливее себя. Твоя одержимость порой восхищала. Но все же, было у меня предчувствие, что в искусстве ты больше теоретик, нежели практик.
Павел. Не совсем понимаю, но в чем я уверен наверняка, так это в том, что никогда я не обладал теми способностями, которые мне постоянно были нужны.
Семен. (отмахивается) Снова твое высокомерие. Иди к черту.

Молчание.

Семен. Что дальше? Каковы планы?
Павел. Есть несколько идей. Жизнь покажет. Не пропаду.
Семен. На днях я встретил Олю. Мы замечательно поболтали. Она была в приподнятом настроении. Но потом, заговорили о тебе. И пока мы разговаривали, я заметил (показывает пальцем на щеку) как у нее побежала слеза.
Павел. Спасибо, что ты это сказал.
Семен. Пожалуйста. Ну, так когда ты вернешься домой?
Павел. Я говорил уже.

Семен пристально всматривается в лицо Павла, словно на нем начертан ответ.

Семен. Но почему? Ты ее не любишь больше?
Павел. Не в этом дело.
Семен. Она задела твое драгоценное эго?
Павел. Я другой человек теперь. Все не как прежде. Человек, который мог быть с Олей, был невесомым, воздушным, несгибаемым энтузиастом, непризнанным гением, вечным романтиком и...
Семен. (угадывает) ...Дармоедом...
Павел. Словом, его больше нет. И главное, Оля могла любить именно такого меня, пусть и не признается в этом никогда даже самой себе. 
Семен. (тихо) Он есть. Внутри тебя.
Павел. Его больше не вытащить на белый свет.
Семен. Все равно не понимаю. Не понимаю я тебя и все!
Павел. Может когда-нибудь я смогу объяснить словами.
Семен. Сложно принять, что мы больше не будем как раньше встречаться семьями и веселиться. Помнишь, как было хорошо?
Павел. Да.
Семен. Никто тебя не поймет...
Павел. Довольно обо мне. Лучше скажи, куда уезжаешь. Что за спешка?
Семен. Переводят в заграничный офис. Уже подписал контракт на восемнадцать месяцев. Так что не увидимся полтора года. И все же, я тебя не понимаю...

                6

Проходят три года. Современный, со вкусом обставленный офис. За столом перед компьютером сидит Павел. Его не узнать - другая прическа, идеальный классический костюм, дорогие часы. В дверь стучат.

Павел. Войдите.

Входит Семен. Смотрит на Павла и пробегает глазами по помещению офиса. 

Семен. Лучше пойдем отсюда, пока кто-нибудь не вызвал полицию.
Павел. Присаживайся.
Семен. Дай обниму.

Павел встает к нему на встречу. Они обнимаются, хлопают друг друга по спине.

Семен. Три года прошло. Я не видел тебя три года...
Павел. Только не говори, что не тянуло домой.
Семен. Пришлось продлить контракт еще на восемнадцать месяцев. И по прошествии срока, я буквально взвыл. Понял, что хочу обратно сильнее, чем карьерного роста.
Павел. С возвращением.
Семен. (восхищенно) Как ты одет...
Павел. Я торгую произведениями искусства. Как говорят: держи марку.
Семен. (обрадовано) Действительно говорят...
Павел. (указывает на кресло) Прошу.
Семен. Да погоди ты, дай осмотреться.

Семен делает несколько шагов по помещению, с интересом разглядывая висящие на стенах картины.

Семен. Твои?
Павел. Моих клиентов.
Семен. Неожиданные работы... У тебя всегда был вкус.
Павел. В нашем бизнесе говорят: чутье.
Семен. Теперь, значит, покупаешь и продаешь?
Павел. Именно так.

Быстро стучат, дверь открывается, входит Молодой художник. Он сразу обращается к Павлу, не замечая Семена.
Молодой художник. Извините, что врываюсь, но мне нужно вам сказать.
Павел. Хорошо. Говорите.
Молодой художник. Знаете, я всю ночь не спал, думал о различных вариантах, копался, перебирал в голове и, вдруг, меня осенило. Я осознал вашу идею. Пожалуй, остановлюсь на ней. Я сделаю, как вы предлагаете. Сам удивляюсь, почему сразу не понял. 
Павел. Мое дело - предложить. Но решать вам.

Молодой художник только теперь замечает Семена.

Молодой художник. О, простите, я вас не заметил. (пожимает Семену руку)
Семен. Это в порядке вещей. Семен.
Молодой художник. Мне о вас много рассказывали. И, кстати, я смотрел тот фильм. На мой взгляд, ваша картина единственное хорошее, что в нем есть.
Семен. Моя картина? А... Спасибо.
Молодой художник. (к Павлу) Когда закончу, вы увидите первым.
Павел. Жду с нетерпением.
Молодой художник. Это все, что я хотел сказать. Мне пора. Спасибо!

Молодой художник исчезает так же быстро и внезапно, как появился.

Семен. (удивленно, шепотом) Это он?
Павел. Он.
Семен. Тот самый?
Павел. Да.
Семен. И что, работает с тобой?
Павел. С моим агентством.
Семен. Сколько ему?
Павел. Девятнадцать.
Семен. Девятнадцать? И уже выставляется в...
Павел. Уже. И ему не приходится улыбаться менеджерам галерей. 
Семен. (поражённый) Но как?
Павел. У него есть то, чего нет у нас с тобой.
Семен. Девятнадцать лет!
Павел. Да, удивительное поколение. Кто бы что не говорил, а надежда у нас все еще остается.
Семен. Ему, правда, не достает искренности. Он назвал твою картину хорошей.

Семен садится в кресло напротив Павла.

Семен. И ты, что даешь ему советы?
Павел. Скажем, немного корректирую.
Семен. И он слушает?
Павел. Иногда принимает к сведению. Я могу кое-что подсказать, направить, пояснить собственное видение, набросать общий замысел... Как ты и говорил, я больше теоретик, нежели практик.
Семен. Не верится. В интеллигентских кругах только и болтают об этом мальце, говорят, далеко пойдет.
Павел. О нем еще не заговорили так, как он того заслуживает. 
Семен. Рад, что дела идут в гору.
Павел. Возможно, через несколько месяцев открою собственную галерею. С долгами я рассчитался.
Семен. И об этом тебя никто не просил. Я говорил, не нужно возвращать деньги. Ну, а собственная галерея... Звучит многообещающе. Я как раз привез из тропиков несколько картин. Писал, знаешь ли, в свободное время. Тамошняя природа вдохновляет, такого буйства красок больше нигде не найти. И несколько замыслов привез с собой. Не терпится уже поработать. Кто знает, может, и меня будешь выставлять.
Павел. Ты же в курсе, я не ем сладкое.
Семен. (смеется) Наконец-то, ты обзавёлся чувством юмора.
Павел. Хорошо, что вернулся.
Семен. Мы не молодеем. С возрастом все труднее пускать корни на новом месте. Постоянно тянет домой, к друзьям, к привычной обстановке. Ну, а у тебя теперь есть деньги, немного свободного времени. Можешь писать. Даже я благословляю тебя на это.
Павел. Ну уж нет.
Семен. Да брось. Все же хорошо.
Павел. У меня уговор.
Семен. Да, я забыл. Ты принес свою жертву. Ждешь, чтобы я тебя пожалел?
Павел. Занимаюсь тем, что у меня получается. И преуспел.
Семен. Чего и всегда желал...
Павел. (с сомнением) Да.
Семен. Не представляю как такой человек, как ты, скучает по творческому вдохновению, по предощущению креативного порыва, по нанесению первых черт на холсте...
Павел. Скучать, во всяком случае, мне никто не запретит.
Семен. Но неужели не хочется?
Павел. Иногда мне снится сон, что я работаю. Я пишу и чувствую себя счастливым, но, вдруг, приходит понимание, что нарушил клятву. Тогда сон превращается в кошмар и я просыпаюсь, и обычно после этого долго не могу уснуть. Просто тихо сижу.
Семен. Мне кажется, ты сам вогнал себя в угол. Неужели ты настолько религиозен? Никогда в тебе этого не было.
Павел. Каждый совершает собственный выбор.
Семен. Это верно. Как Ольга и как дочь?
Павел. Лиза учится в университете. Она молодец. А Ольга вот-вот выйдет замуж.
Семен. Вот как? И кто он? Художник?
Павел. То ли музыкант, то ли продюсер музыкальных программ. Что-то в этом роде. 
Семен. Лишь бы был человеком...
Павел. И не пустозвоном. 
 
Павел поднимается из-за стола и прохаживает по офису, глядя на картины. Семен за ним наблюдает. 

Семен. (тихо) Ты все еще любишь ее.
Павел. И всегда буду.
Семен. (вздыхает) Не собираюсь влезать не в свое дело. Но я просто не понимаю этот спартанский уклад... Я очень рад, что ты успешен в делах, но тем прежним, ты мне нравился куда больше. Тот неудачник был... счастлив. Он был настолько живой... Вспомни свои идеалы. Желание привнести в этот мир что-то стоящее, прекрасное. Твоя наивная и смешная, но такая увлеченная борьба... Где тот человек? Где он, потому что я скучаю. Где идеалы?
Павел. Все дело в нас самих.
Семен. Ну, вот опять ты говоришь загадками. Я не пойму, если ты продолжишь выражаться таким способом. А как же вечность? Вспомни, как красиво и замечательно ты говорил.
Павел. Когда я об этом думаю... о вечности... то вспоминаю тех, кого люблю, и тех любимых, которых больше не вернуть. И эти чувства во мне, именно они вечны. Они подлинны и этого не изменить. Они навсегда.
Семен. (бессмысленно) Все дело в чувствах...
Павел. Чувства, которые мы испытываем к матерям, отцам, братьям, сестрам, женам, детям, друзьям...
Семен. (осторожно)... к искусству...

Павел, соглашаясь, кивает головой.

Павел. Все эти чувства постоянно кружат в удивительном, загадочном вихре и без конца болезненно сталкиваются между собой и ранят друг друга. Из-за них мы приносим жертвы, опускаемся до преступлений, из-за них страдаем и мучим других, из-за них мы меняемся и угасаем, и снова возрождаемся, из-за них привносим хаос и если удается - создаем порядок.
Семен. (задумчиво) Любовь? Любови? Множество любовей, которые сталкиваются между собой...

Павел останавливается и поворачивается к Семену.

Павел. И это все, что у нас есть.


                Конец

Посвящается тебе, единственной