Роман Судьбы людские. Часть вторая

Часть вторая
Глава первая
Весенние посадки и получение долгожданного письма
Дождался наконец Сергей Кораблёв своего освобождения. Он был в числе первой партии военнопленных из лагеря городка Каменец-Литовский, получивших долгожданную свободу. Этому, чтобы быть ему в числе первых освобождаемых, большую роль сыграло ходатайство пана Назаревича.
Большое желание было у казака, он просто горел этим, свидеться теперь со своими земляками. Ведь находился сейчас полк казаков уральских, как говорил ему Иосиф Казимирович, недалеко от их городка, по меркам Сергея, степного жителя. Но пан Назаревич отговорил его от этого. Убедил таки, что раз он имеет твёрдое намерение ехать домой, то его встреча со своими земляками может иметь при возвращении нежелательные для него последствия. Может усугубить и так, довольно сложное его положение. И если будут спрашивать его там, в России, советовал он, что-либо о казаках этого полка, то, мол он их видеть не видовал и о них ничего не слыхивал. Мол в плену пребывал, какие уж там встречи с кем-либо: так-то лучше будет для него.
Видя, что Сергей согласился с его доводами, Иосиф Казимирович спросил его, мол, когда он теперь намеревается ехать домой.
- Хочу письма вот дождаться из дома- ответил на это Сергей.- Но долго-то ждать не буду, кто его знат, как эта почта нынче работает. Письмо то, что я послал, дошло ли?..Подожду ещё малость, а там и в путь дальний тронусь, домой шибко тянет.
Иосиф Казимирович видел, как этот молодой парень скучает по дому. Особенно стало это сильно заметно в последнее время. Глядя на скучающего по дому парня, оторванного, в результате войны от своей Родины, у него возникали отцовские чувства к нему.
-Ты, казак, решай сам. А так знай, никто тебя у нас не гонит. Ну а как надумаешь домой ехать, провожу тебя…Да, вот что, завтра воскресный день, с утра займёмся дружно посадкой картошки. Пора уже.
На другой день, с раннего утра принялись за посадку. Мелкая семенная картошка, купленная Иосифом Казимировичем у знакомого торговца, разложенная на мешках в сарае, уже проросла хорошими, зелёными глазками. Они никогда не оставляли со своего урожая картошку на семена, покупая для посадки привезённую из других мест.
Как пояснил Сергею пан Назаревич, если оставлять из года в год на семена свою, то она со временем будет вырождаться, будет давать плохой урожай. Привезённая же из других мест, выросшая в другой почве, даст более хороший урожай. Так всегда поступал его отец.
Погода в этот день выдалась неплохая: дул слабый холодноватый ветерок. На небе не было видно темноватых туч, что говорило о том, что дождя не предвиделось. А это, ливани он, помешало бы их намеченной на этот день работе.
Они вчетвером стали переносить вёдрами из сарая семенную картошку на огород, где аккуратно, чтобы не повредить глазки, за этим следил Иосиф Казимирович, рассыпали картофелины небольшими кучками по одной стороне вскопанного участка земли. На этом, большом по размеру, участке огорода Иосиф Казимирович в этот год наметил посадить картошку. Затем они в вёдрах принесли их сарая хранимую в деревянном ящике древесную золу.
После этого Иосиф Казимирович, в начале вскопанного участка огорода, протянул по ширине тонкую верёвку и завязал, натянув её в воткнутые им по краям деревянные колышки. Сделав это, он аккуратно разложил по земле, рядом с протянутой верёвкой, через одинаковые, примерно на глаз, небольшие расстояния картофелины. Потом положил около воткнутых по краям колышек одинаковые по длине реечки.
-Вот по этим меркам,- он показал Сергею, который внимательно смотрел за его действиями, на деревянные реечки, -как первый ряд посадим, верёвку с тобой переставим с колышками для другого ряда. И так, ряд за рядом, до самого конца.
Пояснив это, он взял в руки лопату и подошёл к первой картофелине, лежавшей на земле в начале ряда рядом с натянутой верёвкой.
- Ну что, начнём. Ты, казак, посмотри, тут никакой сложности нет.
Сказав это, он слегка надавил ногой на штык лопаты, поставленной впритык к натянутой верёвке и, углубив его, приподнял с землёй. Лида после этого из ведра, которое она поднесла, засыпала в эту ямку две пригоршни золы и положила сверху неё картофелину, лежавшую рядом на земле. Иосиф Казимирович тут же засыпал эту ямку землёй, которую он держал на штыке лопаты.
- Вот так, казак. Мы с Лидой будем сажать с этой стороны, а ты с Тадеушем идите нам навстречу с того конца… Да, а у вас-то дома сажают ли картошку?
Он вспомнил, что Сергей рассказывал только о рыболовстве на их реке, также о том, как они охотятся на птиц и разных степных зверей. А о том, сажают ли у них на его родине что-либо, он ничего не рассказывал.
- У нас в посёлках нижних картошку не сажают. В посёлках, что выше по реке люди занимаются этим делом, и картошку, и капусту там сажают. В наших-то нижних посёлках сажают бахчи. В весну у нас Урал берега заливает шибко. А потом, когда вода схлынет, по бережку у нас сажают дыни, арбузы и тыквёшки. Этим у нас заправляют казачки. Они эти бахчи посаденые, водой с реки поливают, коромыслами в ведрах носют.
Вообще-то, вспомнил он, его мало интересовало, что там и как делали у них казачки на бахчах. Его с раннего детства влекло к рыбалке. Он готов был целые дни напролёт проводить на Урале с удочками: поплавочной и закидушкой. А когда повзрослел, стал помогать отцу рыбачить сетями, которые тот плёл сам. С детства он с интересом присматривался к тому, как его отец плёл рыболовные сети. А потом и сам, постигнув эту науку, неплохо орудовал игличкой, помогая ему.
- Ну что, Сергей, пойдём,- услышал он оклик Тадеуша, отвлекший его от воспоминаний. Он взял лопату, а тот ведро с золой и они пошли сажать с другого конца, идя навстречу Иосифу Казимировичу и Лиде.
Работая слаженно, не торопясь, они закончили сажать первый ряд. Затем, передвинули колышки, Сергей со своей стороны, а Иосиф Казимирович со своей, по длине мерных реек, натянув при этом верёвку. Разложив по земле на втором ряду картофелины, Иосиф Казимирович пояснил Сергею:
- Потом, как картошка подрастёт, проходя по этой узенькой, прямой дорожке между рядами, будем окучивать её тяпками.
Когда они затем стали сажать второй ряд, Сергей, приподняв лопатой ком земли и выжидая когда Тадеуш засыпет в ямку золу и положит картофелину, посмотрел на Лиду, которая в это время делала то же, что и её брат. Пригнувшись, она из ведра засыпала в ямку, сделанную её отцом, золу. Тёмное, рабочее платье её, одетое для работы на земле, слегка задралось и Сергей залюбовался её красивыми, стройными ножками. Но тут же, укорив себя, смутившись отвёл свой взгляд, взглянув на Иосифа Казимировича: не заметил ли он, куда я взираю? Больше, в течении всего времени, пока они работали, Сергей старался не глядеть на Лиду.
Сажая ряд за радом, переставляя верёвку и поднося из сарая вёдрами золу, они посадили почти половину участка, намеченного для посадки картофеля. В это время их позвала на обед пани Юзефа.
Поев с аппетитом наваристых щей, которые сварила она в этот день на обед, они продолжили работу и, к вечеру, закончили посадку.
Сергей воткнул лопату в землю и обтёр ладонью пот с лица, подставляя его прохладному вечернему ветерку. Окинул затем взглядом весь, большой по размеру участок огорода, на котором они посадили картошку.
– Неплохо махнули мы сегодня, а, Сергей? – видя его оценивающий взгляд, добродушно улыбнувшись, проговорил Иосиф Казимирович. – В этот год решил я намного больше картошки посадить. Часть урожая осенью продам…Да, казак, в сентябре картошку копать будем уже без тебя.
– В эту пору я уже дома пребывать буду.
Сказав это, Сергей краем глаз незаметно взглянул на Лиду. Она, заметил он, опечаленным, помрачневшим взглядом тоже мельком взглянула на него. Потом взяла в руки два пустых ведра и, опустив глаза, пошла относить их в сарай.
Через два дня небо с утра раннего угрюмо нахмурилось, и затем пролил сильный весенний дождь. Сергей теперь, после прошедшего дождя, с интересом, улуча время, стал смотреть на посаженный ими огород. Проходя по краю огорода, он всматривался: не появились ли всходы?
В субботу, ближе к вечеру, залив в бане водой доверху бак и занеся в предбанник дрова для печи, он прошёл на огород. Подойдя к участку, где была посажена картошка, и, пройдя его до конца, он увидел, что вся она дружно взошла. По всем рядам, они были около пятнадцати саженей в длину, ровненько красовались маленькие кустики. Ни на одном ряду он не увидел пустого места: вся проклюнулась, ни одной прогалины.
– Пошла, родёмая, смотри ты, как солдатики в строю ровнёхонько выстроились, – он улыбнулся самому понравившемуся сравнению, глядя на появившиеся зелёные всходы картошки. - Да, конечно же ровнёхонько, сажали-то мы по верёвке ровно натянутой. Дожди, которые здесь идут частенько, будут теперь хорошо поливать эту картошку. А осенью, когда копать будут, дай Бог хороший бы урожай был, картошка ядрёная уродилась, и меня добрым словом вспомнят: такую махину земли я вспахал. 
На следующий день, в воскресное утро, стали сажать семенами капусту, морковь и лук. Иосиф Казимирович, Лида и Тадеуш, как и при посадке картофеля, используя ровно натянутую верёвку, пользуясь маленькими тяпочками, делали ровные неглубокие канавки в сажаемых рядах. В которые затем посыпали семена и, после этого, присыпали небольшим слоем земли. В этот день Сергей подносил из колодца вёдрами воду для полива лейкой посаженные семена.
–Только слегка надо полить эти семена, – сказал Иосиф Казимирович Сергею. Взяв лейку, он показал ему, как это надо делать, полив часть посаженного ряда.
– В местах здешних дожди бывают частенько, – подумал Сергей о поливе. – В иную пору даже два, а то и три дня кряду с неба сыплет. Так что неплохо землица тутошная поливается. У них-то дома дожди летом бывают очень редко. В иные месяцы, жарой нестерпимо палящие, ни капли не упадёт на землю. – Казачки, – вспомнил он, – коромыслами воду носят с Урала и поливают грядки на бахчах. Благо, река от бахчей рядышком. Поливают они всегда к вечеру, когда солнышко на закат идти начинает, и жара немного спадает. При этом отмахиваются они от комарья доедливого. А на Урале, когда с мостков воду вёдрами зачерпывают, слипень коварный кусачий их дюже донимает.
В этот день они посадку провели быстрее, так как этот участок огорода был меньше участка, где была посажена картошка. Сергей, идя следом за Иосифом Казимировичем, Лидой и Тадеушем, сажающими грядки, поливал их лейкой. К обеду посадили последний ряд, который заканчивался вплотную к яблоневому саду.
Полив последний ряд, Сергей посмотрел на начавшие цвести в эти дни яблоневые ветвистые деревья. На ветках этих яблонь в солнечных лучах ярко, до ряби в глазах, белели цветки. И весь этот небольшой сад как бы был покрыт выпавшим на него белыми хлопьями снегом. 
Бывая в Гурьеве, он видел сады, которые росли по берегу Урала. Самый большой из них принадлежал казаку Сутягину, отчего и называли его горожане - Сутягинский сад;;. Находился он за пределами города и был, как и все другие сады, на берегу Урала;;. Росли в гурьевских садах различные фрукты, самое большое разнообразие их было в саду Сутягина: яблони,груши, айва, вишни, сливы, тутовник, а также виноград и смородина. Весной ему не приходилось бывать в Гурьеве, в это время он с отцом, братом Фёдором и казаками посёлка был на весеннем плавенном рыболовстве и не видел, как цветут эти гурьевские сады.
Засмотревшись на цветущий пышным белым цветом яблоневый сад, Сергей услышал затем, как его позвал на обед Тадеуш и, взяв лейку, пошёл относить её в сарай.
В один из дней Сергей, нарубив дров и уложив аккуратно поленья по стенке сарая, оставив только то, что нужно было занести в дом на кухню, присел на козлах. Вчера после занятий Тадеуш пришёл с двумя своими школьными товарищами, и они вчетвером напилили довольно-таки изрядную кучу колбашек. Так что в этот день с утра пришлось ему в ударном темпе помахать топором.   
С того дня, как он получил освобождение, его сильно стала донимать тоска-тоскучая по дому. Тосковал по дому он конечно и раньше, но сейчас тоска стала одолевать как бы с удвоенной силой. Пропал напрочь у него аппетит, на что обратили внимание в семье Назаревичей. То, что приносили ему в комнату, он съедал меньше половины.
В задумчивости он сидел на козлах и увидел, как во двор зашёл вернувшийся с работы Иосиф Казимирович. Увидев его возле сарая, он, не заходя в дом, подошёл к нему.
– Ну, казак, письмо пришло тебе, – улыбнувшись, сказал он Сергею, посмотрев на его задумчивое лицо. Он вынул из рабочего портфеля конверт: Вот, возьми, утром, когда я в школу шёл, почтарь меня по дороге встретил и вручил.
Сергей с оживлённостью быстро встал и, взяв в руки конверт, посмотрел на аккуратно разборчиво написанный адрес отправителя. «Да и от кого ещё ждать ему письмо, – подумал он прочитав, – конечно же, оно послано из дома».
– Ну вот, дошло, по-всему, письмо моё до дома. А то уж я и веру вконец потерял дождаться вестей.
Он на днях уже собирался ехать домой, не дожидаясь ответного письма. Сунув полученное долгожданное письмо за пазуху  и взяв большую приготовленную им кучу поленьев в охапку, он быстрыми шагами пошёл в дом.
Через полчаса Иосиф Казимирович зашёл к нему в комнату. Увидев Сергея, сидевшего за столом в глубокой задумчивости, на столе рядом с распечатанным конвертом лежал лист письма. Он молча подошёл и присел на стул. Видимо, вести для казака неважные, понял он, глядя на суровое, грустное лицо Сергея.   
– Что пишут? – осторожно спросил он, немного помолчав.
Сергей, взяв в руки письмо и глядя на него, как бы вновь прочитывая, с заметной горечью в голосе ответил:
– Не велит мне папаня домой нынче ехать, – сказав это, он вложил письмо в конверт и положил его на стол. – Казаки у нас бучу подняли проть новой власти… Большая незадача вышла с того, погибли казаки многие, и в плен порядком угодило.
Он замолчал, думая о том, почему в письме отец ни слова не написал ему о брате Фёдоре. Может, нет у них никаких вестей о нём, как ушёл он со всеми в отступ? А, может, не дошёл Фёдор до форта, ведь много людей погибло, по слухам, доходившим к ним в посёлок, в этом походе и отец не хочет огорчать его этой скорбной вестью? Эта неизвестность о брате сильно угнетала его. Одно только радовало, о чём он думал всё время, – значит, остальные в их семье все живы. И сестра Мария с мужем в Гурьеве живы, а ведь там тиф страшенный сильно лютовал.
– Что теперь думаешь? – спросил Иосиф Казимирович Сергея, глядя на его грустное лицо. Подумал, ведь казак с большим нетерпением ждал того дня, когда наконец поедет на свою родину, и это предостережение отца, безусловно, сильно озадачило его.
– Теперь… Батя в письме пишет, что казаки у нас могут снова бунт поднять. Жизнь в краях нашинских совсем нынче скверная стала. Виною тому война, что у нас была, апосля её и началось. Голод был большой, в письме пишет, помершие от него средь людей были. А до того у нас тиф сильно свирепствовал дюже, это ещё я видел, дома тогда пребывал. Много людей померло от болезни той. Ну и не велит отец пока домой ехать. С того, мол, погибнуть могу я при заварухе, что случиться у нас может. Пишет, что неспокойно нынче средь казаков, в озлобленности многие. Потом де, когда напрочь всё уляжется, когда можно мне будет без опаски уже ехать, тады и отпишет мне про то.
– Вот значит какая обстановка у вас?
 Выслушав Сергея, Иосиф Казимирович понял опасения отца за сына. Сейчас в их краях после подавления восстания казаков, которое они подняли ввиду многих бедствий в их жизни, наступивших после прошедшей тяжёлой, кровопролитной войны, очень неспокойно. Также он пишет о том, что казаки у них сильно озлоблены после поражения их восстания. Также предполагает он, что это может затем привести к новому бунту. Конечно, отец опасается за сына. Опасается, что если он вздумает сейчас приехать домой, то может быть вовлечённым в эти события.
– Отец твой не велит ехать, – рассудительно обдумав сказанное Сергеем, стал говорить он. – Значит у него на то основание есть, ему-то там виднее, что и как. Так что ты, казак, подумай о словах отца. Да к тому же, я уже говорил тебе об этом, опасно по нынешнему времени домой тебе ехать. В России сейчас скверное время настало.   
И, уже уходя, чтобы убедить Сергея принять всё-таки правильное для него решение – не ехать, повторил:
– Ты, казак, об этом подумай хорошенько, - сделав ударение на последнем слове.
Оставшись один, Сергей прилёг на койку и задумался. Вот как вдруг всё вышло: ждал, что домой поедет, а тут… И отец не велит, и пан Назаревич не советует. На какой срок, на какое время откладывается его возвращение домой? И сколько ещё времени пребывать он будет здесь, вдали от родного дома? Этого он сейчас не знал и даже предположить, конечно же, не мог.
Он подумал о Лиде. Решил он уже для себя, что вот уедет домой и постарается забыть о ней. Запала в душу его красавица-полька. Сильной мукой было для него жить в этой семье и стараться скрывать всё это время свои чувства к ней. После уединённого разговора с Лидой на речке, старался он, как мог, не видеть её и не разговаривать с ней. Но это нелегко было делать: ведь они жили в одном доме, так сказать бок о бок. Думал уедет, а тут…
Его раздумья прервал вошедший к нему в комнату Тадеуш, принесший ему завтрак. Он сел за стол и взял в руки ложку. Но не шла ему в горло пища, думы о том, как поступить не покидали его.

Примечания к 1-ой главе.
1) Хочу вкратце ознакомить читателя с жизнью человека, который посадил первый фруктовый сад в городе Гурьеве – Семёне Григорьевиче Сутягине. Его отец, уральский казак Абрамчев, где-то в начале XIX века попал в плен к киргизам. Когда это было, в каком году, за давностью лет никто не помнит. Также никто не помнит имени этого казака. У киргизов его определили в работники к богатому баю. Со временем, между казаком и дочерью этого бая возникла любовь. Узнав об этом, бай приказал избить работника и прогнал обоих, дочь к тому времени была беременна. Они пришли в Гурьев. Вскоре у них родился сын, назвали его Семёном. По прошествии времени, казак Абрамчев умер. На его здоровье повлияли побои, полученные при избиении нукерами бая. Жена ненадолго пережила мужа и когда умерла, их сын Семён остался сиротой.
Его усыновил богатый казак Григорий Сутягин. Записал мальчика на свою фамилию и дал ему своё отчество. Усыновил конечно с дальним прицелом. У Григория Сутягина были свои сыновья, но служить, когда подошло время, пошёл приёмный сын Семён. Видный и статный, высокий, двухметрового роста Семён Сутягин попал служить в Санкт-Петербург, в казачий гвардейский полк. Там, в России, он видел сады и загорелся желанием посадить фруктовый сад у себя на родине, в городе Гурьеве.
Отслужив положенный срок, он вернулся домой и попросил атамана гурьевской станицы разрешения на веделение ему земельного участка для посадки сада. Ему выделили землю на берегу Урала за пределами города. Саженцы он привозил из Астрахани и Средней Азии. В своём саду, наблюдая, старался решить проблему опреснения почвы. Занимался прививкой деревьев, выводил новые сорта, устойчивые к нашей солонцеватой почве и местному климату. Результатом кропотливых, многолетних трудов стал дивный сад. Труды его были замечены в столице и он был награждён Большой серебряной медалью Министерства земледелия.
Когда богатый казак, рыбопромышленник Федот Иванович Тудаков поднял вопрос о строительстве в Гурьеве новой церкви, гурьевские купцы его поддержали. Не отказался и Семён Сутягин, став его правой рукой и первым старостой Успенской церкви после окончания её строительства. Жизнь Семёна Сутягина оборвалась неожиданно и трагически. Во время установки на колокольню церкви очередного колокола, оборвались верёвки и его покалечило упавшей массой чугуна. Через неделю он умер.
2) Глядя на удачный опыт Семёна Григорьевича Сутягина, затем и другие люди в городе Гурьеве завели сады. Эти сады принадлежали горожанам: Г.Ранневу, Т.Сладкову, С.Затворникову, Г.Верину и другим горожанам. Их сады располагались на берегу Урала на окраине города.

Глава вторая
Принятие решения об отсрочке с отъездом
Решил Сергей, после раздумий долгих, повременить с отъездом, как просил отец. Не стоило бы ему перечить наказу отцовскому, о чём ему также и Иосиф Казимирович говорил, это и верно: ведь отцу-то там виднее нежели мне, от дома родного в далях живущего. Он уже собирался было письма не дожидаясь, на днях в путь на всех парусах отправляться. Хотел рукой махнуть на опасения, о чём ему говорили, о случиться могущих сложностях при возвращении на Родину.
О Лиде думал он, о любви его к ней, которая нежданно- негаданно здесь, на чужбине далёкой его охватила всецело. Но не это побудило его принять решение: не возвращаться сейчас домой. Никаких иллюзий он не питал по поводу их взаимной любви, которая, полагал он, ни к чему не приведёт. Ведь он кто? Военнопленный из лагеря, хотя и получивший освобождение, живущий в работниках. А хоть и относится пан Назаревич к нему, работнику временному, в общем неплохо, но это расположение его хорошее конечно же ничего существенного не решает.
На следующий день, когда Иосиф Казимирович пришёл из школы, Сергей сказал ему о том, что решил повременить с отъездом, дожидаясь письма от отца с вестями хорошими.
Выслушал Иосиф Казимирович Сергея, глядя на озабоченно-взволнованное лицо его. Это и понятно: скучает молодой парень по дому и переживает по поводу отсрочки возвращения на родину, возможно и на длительный срок.
-Ну вот и правильно, казак, что так решил. А в уныние ты не впадай, что поделаешь, время сейчас скверное и с отъездом тебе не стоит торопиться.
Он теперь, после того как выпросил себе работника из числа военнопленных и по истечении месяцев многих, как прожил этот молодой казак в доме его, стал осознавать перед собой ответственность за его судьбу.
- Согласный я, что горячку мне пороть не след с отъездом… вот только сколь ждать-то?... Тут вот что, подумал я…- Сергей замолчал, смущённо посмотрев в лицо Иосифу Казимировичу.
- Что у тебя? Да ты говори смело, - добродушно проронил Иосиф Казимирович, глядя на смутившегося Сергея.
-Хочу сказать…решил я, вот коль буду жить до поры здесь, работу мне какую бы подыскать. Да потом и житьё где, и так уж порядком я у вас загостился.
Иосиф Казимирович с удивлением посмотрел на него. Просьба Сергея искать для себя жильё на стороне, была для него, мягко говря, неожиданной.
-Работу я постараюсь тебе подыскать, - подумав ответил он Сергею. – Правда трудновато сейчас в нынешнее время с этим. Но, глядишь и подвернётся что, для тебя. А вот жить где – это ты брось! – он как-то осуждающе-строго посмотрел на Сергея. – Письмо домой будешь писать и узнают, что живёшь в другом месте теперь, подумают, что выгнал я тебя. Эти мысли выбрось из головы, надумал по углам где скитаться.
Сергей услышал в голосе Иосифа Казимировича раздражение, гневные нотки. Решил не перечить ему. Да и должно жилец-работник в доме ему не лишний. Жить здесь конечно же можно, одно только тяготило: надо будет всё это время, пока он живёт в этой семье всячески стараться скрывать свои чувства к Лиде.
На другой день утром он принёс на кухню два ведра воды и вышел во двор. Подойдя к сараю, он присел на бревно. Сейчас в наступившее весеннее время, дров заготавливать надо было меньше, дом он уже не отапливал. Времени свободного у него стало побольше, потому решил работу какую-либо подыскать, на что согласие дал пан Назаревич. А дрова заготавливать можно будет и вечерами, день заметно стал прибавляться.
Он посмотрел на ряды сложенных по стене сарая поленьев. Заготовленных поленьев было много, но он, чтобы время скоротать, решил поработать. Выбрал бревно не толстое и в два приёма положил его на козлы. Взяв двуручную пилу и придерживая бревно левой рукой, стал его неторопливо пилить. Конечно одному делать это было не удобно и трудновато, но он не торопясь, стараясь аккуратно прикладывать усилие на пилу только на себя, отпилил несколько колбашек. Когда стал пилить дальше, в это время увидел идущую к нему Лиду.
Перестав пилить, он посмотрел на неё. В её голубых глазах он увидел ласковые искорки, лицо её покрылось ярким румянцем, что придавало ей выразительную красоту.
- Пораньше я пришла, работы сегодня мало было. Ты что, смотрю, один пилишь. Давай я помогу тебе.
Сергей вспомнил такой же случай, когда Лида подошла к нему, чтобы помочь, но в этот раз отказывать ей не стал. Она, обойдя козлы, взяла деревянную ручку пилы и как-то задорно взглянула на него. Сергей хитровато улыбнулся, подумав: ну давай, помоги, если желание есть! – и, с небольшим усилием повёл плавно пилу на себя. Лида, видимо, пилу в руках держала впервые и Сергей, видя неумелые и неуклюжие попытки её помочь ему, объяснил, как надо правильно пилить вдвоём двуручной пилой.
- Ну хватит, Лида, - распилив с горем пополам несколько заготовок для рубки, сказал он ей, - не стоит тебе утруждаться сильно. Да и порядком уж я наколол дров, - он показал аккуратно сложенные по стене сарая поленья.
- Сергей, значит домой сейчас не поедешь? У нас пока будешь жить? – трогательно-взволнованно спросила Лида.
Он посмотрел в её глаза, вспомнил, как поцеловал её, когда они наедине были у реки. Глядя на неё, у него возникло сильное, непреодолимое желание нежно обнять её. Но сдержал свои нахлынувшие чувства. Посмотрел в сторону дома: не видит ли пани Юзефа их вдвоём наедине. Но, впрочем, подумал затем, в этом ничего такого предосудительного нет, если и увидит. Подошла Лида, выкрав свободную минутку, чтобы немного помочь ему.
- Да, Лида, домой я нынче не поеду. А сколь вот пробуду здесь, не знаю… Ну ты иди, да и вот занеси на кухню поленьев. А я рубить буду, то что напилили.
Он наложил в её согнутые руки небольшое количество поленьев. Когда Лида пошла в дом, взял в руки топор и занялся рубкой.
В воскресенье утром, когда Сергей проснувшись лежал в задумчивости в постели, к нему в комнату зашёл Иосиф Казимирович.
- Утро доброе, казак! Вставай, а то всё проспишь, - улыбнувшись шутливо сказал он присевшему на постели Сергею. – Сегодня после завтрака мы окучиванием картошки займёмся, пора уже.
Перекусив тем, что принёс ему в комнату Тадеуш, Сергей вышел из дома. На него пахнуло весенней утренней прохладой. Вдохнув полной грудью воздух, он присел на лавочку возле дома. Подумал о том, что не знает, как окучивать картошку, ведь он никогда раньше это не делал. Ничего, ему покажет Иосиф Казимирович, как это делается. Ведь картошку он тоже никогда не сажал. Показали – и все дела.
Вскоре вышел из дома Иосиф Казимирович с сыном и увидел Сергея, сидевшего на скамейке.
- Ну пойдёмте, хлопцы, инструмент рабочий возьмём.
Когда они подошли к сараю, он вынес три тяпки и заточной брусок. Уперев деревянный черенок в землю, он бруском заточил слегка округленную режущую часть металлического полотна тяпки, после чего, дал брусок Сергею.
- Вы тоже хорошо заточите свои тяпки и пойдёмте на огород, за работу примемся.
Когда они подошли к картофельному полю, он послал Тадеуша к другому краю.
-Ты иди начни с того конца, а я покажу Сергею, как нужно окучивать картошку.
Подойдя к первой грядке, равномерно ударяя тяпкой по земле рядом с подросшим картофельным кустом, он прорыхлил её. После этого, аккуратно подгрёб прорыхленную землю к основанию куста. Окучив таким образом на этой грядке несколько кустов, он сделал то же самое на этих кустах уже с другой стороны грядки.
- Ну вот, видел, как это делается? Я понимаю, что ты никогда этим не занимался. Ничего, в жизни-то всё пригодится, верно, казак? – с весёлой задоринкой посмотрев на Сергея проговорил Иосиф Казимирович.
Сергей посмотрел на результат проделанного: кусты, которые окучил Иосиф Казимирович, теперь были в центре невысокго ровненького земляного валика.
- Иосиф Казимирович, дома –то я навряд буду этим заниматься. Там-то другим инструментом буду работать. Ну а пока, коль здесь живу, буду эту науку познавать и вам помогать.
Иосиф Казимирович понял, что имел ввиду Сергей, говоря о других инструментах, которыми он будет работать дома. Конечно же он, как и все казаки, проживающие у них в посёлках, будет всецело поглощён рыболовством, на их, богатой рыбой, реке. А также охотой в их степной местности.
-Говоришь, работе на земле учиться будешь, это правильно. А может и у вас, в посёлках, когда будут картошку сажать. Ведь сажают же у вас, ты говорил, бахчи, - он положил свою тяпку на землю. – Я с этого места начну, а ты, пойдём покажу, где окучивать будешь.
Они прошли по краю огорода и Иосиф Казимирович, отсчитывая грядки, затем остановился и показал Сергею.
- Вот с этого места начнёшь. Положи с краю на землю свою тяпку.
Они прошли дальше по краю огорода, также отсчитав грядки, он воткнул в землю небольшой прутик.
-А закончишь вот здесь. Аккурат поровну на каждого.
Посмотрев затем, как Сергей, никогда не державший в руках тяпку, неумело начал окучку, он заметил ему:
-Ты тяпкой получше сорняки подрубай, да куст картошки ненароком не подрежь. Ну я пойду на свой участок, а ты особо-то не торопись.
Занимаясь окучиванием, Сергей с интересом со своей стороны наблюдал за работающим Тадеушем. Видно было, что этот паренёк имел всё-таки какой-никакой опыт, занимался окучиванием по-всему не впервые. Неплохо работая тяпкой, он неторопливо, сажень за саженью проходил по грядке. «С детства приучает его отец к труду, неплохой помощник растёт у него», - подумал Сергей о Тадеуше. Сам же он окучивал медленно, стараясь приноровиться к этой, впрочем, несложной работе. При этом он боялся с непривычки повредить тяпкой картофельные кусты.
Остановившись в конце грядки, чтобы немного передохнуть, Тадеуш заметил, что Сергей тоже, закончив окучивать очередную грядку, смотрит на него.
-Ничего, казак, приноровишься. Ты, знаю, никогда на земле не работал,- громко, чтобы Сергей услышал его на расстоянии, с весёлой ноткой в голосе протрубил Тадеуш. – А вот был бы я у вас дома, ты научил бы меня рыбу ловить, так ведь?
-Об чём речь, ясное дело научил бы. Ежли вот пришлось бы тебе в нашинских краях бывать, - шутливо ответил на это Сергей.
Продолжая работать, они услышали, как их позвала на обед Лида. Сергей не торопясь закончил окучивать начатую им грядку. Закончив, положил тяпку на землю, посмотрел, сколько ещё ему нужно обработать земли.
-Пойдём, Сергей, пообедаем, - окликнул его Иосиф Казимирович. – А потом отдохнём немного и продолжим.
Пообедав и отдохнув, они со свежими силами продолжили работу и через два часа закончили. Сергей перекинул свою тяпку на плечо и стал проходить по краю огорода, смотря на весь, немалый по размеру, картофельный участок. Грядки, по верху которых, как бы выстроились строго в ряд по образованным земляным валикам картофельные кусты, были словно по линейке прочерчены на земле.
К нему подошёл Иосиф Казимирович, увидев, что он с интересом смотрит на результат проделанной ими работы.
-Ну вот, закончили мы сегодня окучивание. В следующее воскресенье ещё пройдём, сорняки, которые прорастут, прополем и земли на валики к кустам подгребём. И всё на этом, до сентября к картошке не притронемся. А там и урожай будем копать.
Сергей посмотрел на яблоневый сад. Яблони к этому времени уже не были в белоснежных ярких нарядах, белые цветы с веток опали.
-Отцвели яблони, Иосиф Казимирович.
-Да, отцвели, к августу плоды будут,- ответил он. Когда они неторопливо пошли по краю огорода в сторону дома, он стал говорить Сергею о своём саде.
-Когда я этот дом купил, то на этом месте тоже яблони росли. Яблони, сказать тебе, довольно старые были, сорт к тому же неважный был. Потом я с отцом все эти старые деревья выкорчевал и посадили мы на этом месте молодые саженцы. Отец из деревни саженцы эти привёз, с Волыни, я родом оттуда. Хорошо яблоньки принялись, подошло время, плоды давать стали. Хороший сорт, скажу тебе, неплохой урожай дают. Отец у меня в этих делах дока, толк знает. Думаю, теперь ещё груши, сливы и вишню посадить. Места у меня на дворе для этого хватает. Давно думал этим заняться. Да тут как начались с четырнадцатого года войны эти, отец ко мне не приезжал, чтобы саженцы хорошие привезти.
За разговором они подошли к сараю и занесли тяпки.
-Да, я хотел спросить, не нашли ли для меня какую-либо работу? – спросил Сергей у Иосифа Казимировича. Насчёт его просьбы, подыскать ему работу, Иосиф Казимирович пока ничего не говорил. Возможно не находилась сейчас для него подходящей работы?
А работал бы я, - была мысль у него, тогда копейку свою, заработанную вносил бы в семью Назаревичей. Теперь, когда он понял, что, по всей видимости, домой поедет не скоро, считал, что просто обязан помогать семье его приютившей.
Иосиф Казимирович понимал, что Сергей, живя у него в доме, нигде не бывает, ни с кем не общается и, конечно же не знает о том, какая обстановка сейчас у них в стране.
-Пока ничего нет. Да ты особо-то не спеши, и так без дела у нас не сидишь. У нас в Польше в некоторых местах люди голодают. А так в целом после войн только-только жизнь налаживаться стала. По слухам, в России сейчас разруха везде и люди голодают, как и у нас… А насчёт работы ты спрашиваешь, как что-нибудь подвернётся, я уже говорил  об этом, то сразу тебе скажу.
После этого разговора с Иосифом Казимировичем, Сергей больше не говорил ему насчёт работы. Мол, сам скажет ему об этом, если найдётся. А напоминать об этом лишний раз не стоит.
В субботний день, придя с работы, Иосиф Казимирович увидел Сергея, проходившего по краю огорода, рассматривавшего картофельные грядки. Зайдя в дом, он увидел жену, которая хозяйничала на кухне. Отойдя от печи, она подошла к нему.
-Ты чего так сегодня припозднился, Сергей скоро уже баню будет затапливать.
-Припозднился я малость. Ты, когда закончишь здесь со своими делами, в нашу комнату зайди. Новость одну тебе рассказать хочу.
Дождавшись жену, он плотно прикрыл дверь.
-Ты садись, -он показал ей на кресло и когда она села, сел рядом, пододвинув стул.
-О чём хочу тебе рассказать, -не громко стал говорить он ей, -не надо бы Сергею говорить. Да и детям, как бы они ему об этом не рассказали.
Пани Юзефа с удивлением посмотрела на мужа. Мол, что за новость такая, особая, о которой он узнал, не следует говорить живущему у них в доме казаку.
-Полк казаков уральских, в котором Сергей служил, после войны в селе Беловежа расквартировали, - неторопливо стал говорить он затем, видя вопросительный, устремлённый на него взгляд жены.- Казак один из этого полка женился там на одной польке. Начальство полка не стало ему препятствовать в этом. Весь день он службе был: занятия там в полку, за лошадьми уход и всё прочее. А вечером, как после работы, к ней, польке этой, домой шёл… И вот как-то раз вызвало начальство полковое в штаб и сообщило ему о том, что мать его на родине умерла. Кто-то из казаков полка письмо получил из дома, из письма этого и известно стало, что матери его в живых нет. Казак этот, который письмо получил, думаю, из одного посёлка с ним. Из письма этого также узнали о том, что отчим этого казака двух его сестрёнок в детскую коммуну определил. Там в России сейчас всюду обстановка тяжёлая, после войн. Детей беспризорных много повсюду. Людей за эти годы на войнах погибло много и умерло от болезней, слышал я, тиф свирепствовал у них. Во многих городах для этих сирот беспризорных учреждения сделали – детские коммуны. Видно жизнь для отчима, казака этого, тяжёлая стала, как один он остался в доме без хозяйки с детьми. Кроме этих двух приёмных девочек у него ещё дети были от первой жены. И вот казак этот, как узнал, что сестрёнки теперь после смерти матери, в коммуне сейчас живут, решил домой поехать, чтобы забрать их оттуда и к себе привезти.
-В Россию решил ехать? Это ведь очень опасно для него, - осуждающе проговорила пани Юзефа. Она от него знала о том, что полк уральских казаков воевал на польской стороне против русских. И эта его поездка на родину может грозить ему гибелью.
-Да, конечно же опасно, спору нет, риск очень большой, - Иосиф Казимирович на минуту замолчал, посмотрев на прикрытую дверь. Теперь ей надо сказать о главном, почему он считает, что Сергею не надо говорить об этом. – Начальство полка стало отговаривать казака от этой затеи. Но он ни в какую: поеду, привезу сестрёнок своих, авось де повезёт мне. Жене польке сказал об этом, что поедет домой и сестрёнок своих оттуда привезёт. Полячка эта не поверила ему, что вернётся он к ней. Мол, уедет и всё, бросит её, а про сестрёнок говорит, для отговорки, что привезти хочет. Злоба на неё нашла и отравила казака этого.
-Матка Бозка! – вырвалось из уст пани Юзефы, услышав об этом. –Что натворила, это же надо такое сделать, такой грех совершить.
Теперь она поняла, почему муж не советует говорить Сергею обо всём этом. Конечно это правильно, ведь он безусловно знал этого казака, служили- то они в одном полку. Не следует его огорчать этой вестью. Итак он теперь, как письмо из дома получил, она заметила, ходит задумчивый и грустный.
-В боях не погиб казак и такой нелепый случай случился после войны с ним. Как ты думаешь, теперь для этой женщины какое наказание будет? – спросила затем пани Юзефа у мужа.
-Как накажут её? А что с того, человека-то уже не вернёшь, - с каким-то безразличием по поводу судьбы этой женщины ответил он на её вопрос. – Не вернёшь человека, курва конечно эта молодка, - гневно добавил он затем к сказанному.

Глава третья
В лихую годину
По степной дороге, ехал на телеге, слегка подстегивая коня из Уральска в посёлок Калмыковский один мужчина. Панкрат Селивёрстов, так звали этого мужчину, был работником по хозяйственной части, в созданной недавно в поселке Калмыковском детской коммуны. В Уральске получил он, выданную для питомцев коммуны одежду. Под вечер решил он заехать в Антоновский посёлок, чтобы у своих знакомых переночевать, не стал спешить на ночь глядя. Утром, ни свет, ни заря поблагодарил хозяев за ночлег, покормив сеном и напоив коня, выехал из поселка.
 Утро было тихое, светлое, располагающее к раздумью. На небе ни облачка, яркое солнышко по-весеннему начинало припекать. Держа вожжи в руках, Панкрат вглядывался в ровную, как стол, уходившую далеко за горизонт степь. Проехав от поселка приличное расстояние, ему показалось, что в саженях ста впереди, невдалеке от дороги, вроде кто-то сидит.
Подъехав поближе, он увидел девочку, которая сидела на небольшом бугорке, опустив голову и положив на колени скрещённые руки. Панкрат, остановив коня, подошел к ней и, когда девочка подняла на него глаза, увидел заплаканное, опечаленное её лицо.
-Одна одинёшенька сидит в степи с столь ранний час. Не заблудилась же, чай не в лесу. Видимо, что-то случилось у этой девочки раз опечалена,-  предположил Панкрат и решил расспросить её.
-Дочка, пошто одна-то сидишь здесь? Чай у тебя стряслось што? - и, когда девочка посмотрела на него испуганным взглядом успокоил.
-Да ты не пужайся меня, я чать не разбойник какой.
 Темноволосая смуглая, девочка, на вид ей было около пятнадцати годов, ещё раз окинула его недоверчивым взглядом. Незнакомый, рослый, коренастый мужчина смотрел на неё добродушно, поглаживая рукой густую черную бороду.
-Верблюд у меня пропал, прилегла я на траве и заснула, - волнуясь и сдерживая слёзы стала говорить она ему. - Хозяйка, у которой живу, домой, не пущает. Иди, говорит ищи верблюда, пока не сыщешь ко мне глаз не кажи, - при последних словах она заплакала.
-Ну, ну, ты дочка, не плачь. Слезами-то тут не поможешь.
-Украли по-всему верблюда,- сделал предположение Панкрат, окинув степь взглядом.- Время сейчас голодущее, и воровство нынче процветает. Заснула, девочка, видно от усталости, тут и воспользовались эти варнаки.
-У хозяйки говоришь живёшь, а отец с матерью у тебя где? Да и с какого посёлка ты будешь? - стал затем расспрашивать, он у девочки.
-Из Котельного я. Папа мой давно уж на войне погиб, я тады маленькой была, - немного успокоившись, стала она говорить ему: -  мне мама потом уж про то сказывала. А как папки не стало, нас казак один вдовый, нашенский из посёлка, Савелий Родионович его зовут, в свою семью, взял.
-И сколько вас в семье? -  выслушав девочку, поинтересовался Панкрат.
- Я с сестрёнкой и брат. Только в прошлом годе его, брата нашего Николая, на войну забрали. А ещё у Савелия Родионовича две дочери своих. Потом, он меня в работницы отдал, как наша мама от болезни умерла, - сказав это она опять заплакала, опустив голову.
-Не горюй, дочка время нынче такое, горя у всех хватат, - стал успокаивать её Панкрат. Хозяйка в дом тебя не пущает, а раз такое дело, почему к этому Савелию Родионовичу, отчим он тебе, ты не идешь? -спросил он затем.
Но девочка, вытирая рукой слёзы, ничего на это не ответила. Отрешенно, замкнувшись в себе.
 Панкрат, после того, что он услышал от девочки, сделал для себя вывод: трудная видать наступила полоса в жизни, приютившего их казака. После смерти матери этой девочки ему стало довольно затруднительно в это нелёгкое время содержать детей: двое своих дочерей и две падчерицы. Решил он отдать в работницы в одну семью, видно не из бедных, одну падчерицу. Хозяйка, видать в этой семье чересчур строгая. В дом отчима, девочка после пропажи верблюда, почему-то идти не решается.
-Дочка, как тебя зовут? И какая у тебя фамилия будет? - спросил, он у неё.
-Саша меня зовут, фамилия Коннова, - тихо проронила она.
Панкрат в задумчивости, стал почесывать бороду решая, как ему поступить с повстречавшейся на дороге девочкой. Попала она в затруднительное для себя положение, которое сильно гложило её.
-Верблюда тебе Саша, не сыскать, украли его воры по- всему. На мясо поди уже зарезали, время- то сейчас голодущее повсюду. А что, ежели я вот тебя в детскую коммуну, в Калмыково возьму. Я там работаю и аккурат туды еду,- он посмотрел внимательно, слегка прищурив глаза, на неё, чтобы понять, как она отнесется к его предложению. -Увезу и ни ругани тебе за пропажу и не порки. Решай, у нас в коммуне, голодать, ты не будешь.
 Задумалась Саша не зная, что на это ответить. Несколько минут она сидела молча, затем вопросительно посмотрела на мужчину.
-Я то бы….Да только вот, как сестренка моя, Наташа, одна будет?- озабоченно ответила она на сделанное ей предложение поехать в детскую коммуну.
-Сестрёнку твою Наташей, зовут? Ничего, сперва тебя к нам определим, а потом, слово даю, и ее возьмем. Отчим твой думаю, против не будет. Ему, ведь полегше будет, а то сама поди, понимаешь, небось тягостно ртов вот столько прокормить.
Согласилась Саша, услышав о том, что ее младшая сестрёнка, тоже потом, как заверил мужчина, будет жить с ней в коммуне.
Усадил Панкрат её позади себя на телеге, рядом с кипами связанной детской одежды прикрытой кошмой и тронул поводьями застоявшегося коня
-Хозяин, дома штоль!? - услышал Савелий громкий женский голос, донёсшийся из сеней. Выйдя в сени, он увидел соседку полноватую кареглазую, смахивающую по обличью на цыганку, ворчливую и всегда всем недовольную Прасковью Юдину.
-Савелий, падчерица твоя пропала,- затараторила, сбивчиво Прасковья. -Верблюда проворонила… Послала сыскать и нету её. Ночь ужо прошла, а все нету. Я, такое дело, за поселок в степь вышла, чтобы глянуть. Да где там… видать далеко ушла. Ты бы вот коня у кого взял, да и пошарил в окрест по степи.
Савелий недолюбливал жадноватую, прижимистую соседку. Когда умерла от болезни его новая в семье хозяйка, попросила она его отдать старшенькую падчерицу ей в работницы. Поразмыслив, он согласился на это. Хотя сущие гроши платила ему соседка, всё- таки облегчение было ему: проживая теперь в доме у Прасковьи падчерица Саша кормилась у ней.
-А что ж ты сразу, голова садовая, мне не сказала. Сколь вот времени прошло, явилась, - пронзив Прасковью недобрым взглядом озабоченно проронил Савелий,
-Да я думала, что найдет и придёт. Кто ж знал?
-Кто знал, кто знал, - грубоватым тоном буркнул Савелий. Надев быстро сапоги и взяв фуражку, он вышел из дома и поспешил к дальнему родственнику Куприяну. Попросив у него коня, он обскакал всю в округе от поселка степь. Но нигде не нашел свою падчерицу, как сквозь землю провалилась Саша.
Когда летом 1914 года грянула война, проводила казачка Апполинария Евграфовна своего мужа на фронт. Через несколько месяцев, в осень глубокую, получила она извещение о том, что муж её, Коннов Филипп, погиб в бою в далекой Польше;;.
Опечалилась слёзно казачка, получив весть скорбную, но горевать некогда, о детях  своих думать надо. Вскоре, присватался к ней казак из их посёлка, Савелий Мостовщиков, жену не так давно похоронивший. Предложил он перейти ей с детьми в дом его для проживания совместного. Согласилась на это его предложение казачка. Трудновато конечно было им: кроме троих детей Апполинарии у Савелия Родионовича было двое дочерей своих. Бедновато, жили, но на судьбу не роптали.
С полгода прожили они, трудности житейские преодолевая и решил Савелий Родионович на фронт пойти по найму за сына богатого казака. Подмогу;;, что от войска получил, Апполинарии, жене новой оставил и наказ дал, чтобы хорошо за детьми приглядывала. Пока служил он, богатые казаки, за сына которого на фронт ушел, помогали семье его: у них всегда была рыба, молоко, сметана и мучица для джурмы;;. Не голодали без хозяина. Получая письма из дома и зная об этом, не тревожился за семью казак. Неся справно службу ратную за Веру, Царя и Отечество, думал о времени том, когда домой вернётся. Воевал неплохо, уходя в полк на службу, казачий чин урядника он имел, а к концу войны до подхорунжего дослужился.
Когда с фронта в родной посёлок вернулся, недолго пришлось отдыхать ему. Не стало к тому времени царя, вера новой властью притеснениям подверглась, а в отечестве их огромном повсюду новая война заполыхала. И на землю их, кровью политой предками, война пришла. Новой кровью казачьей полита обильно была их земля в войне этой против полчищ супостатов, к ним вторгшихся. Как и на германской, так и в эту войну, которую потом в народе, почему-то, братской назовут, жив остался Савелий Мостовщиков.
Весной 1920 года сына Апполинарии Евграфовны, восемнадцатилетнего Николая, призвали в Красную Армию. Упивалась слезами горькими казачка, провожая сына на войну далекую.
К осени беда пришла в дом Савелия Родионовича: умерла от болезни тифозной Апполинария и остался он один с детьми. Пришлось согласиться ему с просьбой соседки, отдал он ей в работницы старшенькую падчерицу Сашу.

На другой день после исчезновения падчерицы, ближе к вечеру, когда Савелий колдовал со своими старыми, изношенными сетями, пытаясь из трёх сделать одну пригодную хотя бы на малое время для лова, к нему во двор зашёл неизвестный мужчина.
- Здорово казак! Бог в помощь!
Савелий, оторвавшись от своей кропотливой работы, посмотрел на незнакомого ему человека. Вошедший подошел поближе к развешанным сетям и с любопытством, оценивающе их осмотрел.
- Хочешь из этого, что-то изладить? - он понял, чем занимается с сетями казак, -Да, трудновато будет, повозиться порядком, придётся.
- Да трудновато, - согласился Савелий. - Как вобла пошла радёмая ходко, я на старьё всёжки взял порядком. Теперь вот из сетей, с ячеей  побольше, хочу одну сделать, пряжи, нынче не сыскать. А то жди, когда у нас с сетями образумится… а ты, кто мил человек будешь? Что-то я не признаю.
- Я кто? Работник из детской коммуны, что в Калмыковском поселке недавно открыли, - ответил мужчина на заданный вопрос. -А ты, я так смекаю, Савелий Мостовщиков будешь.
- Да, Савелий я, Мостовщиков. А ты про меня откедова знашь? - у него вдруг мелькнула догадка: незнакомец, пришедший к нему, работает в детской коммуне, не там ли у них Саша?
- Откель знаю? Падчерицу твою, Сашу, когда из Уральска ехал в степи встретил. Порассказала мне о себе… у нас она.
Отлегло на сердце у Савелия, узнав, что Саша жива и находится сейчас в детской коммуне.
Как, наверное, догадался читатель, мужчина, пришедший к Савелию был Панкрат Селиверстов. По просьбе привезенной им в коммуну Саши, он приехал к её отчиму, чтобы уговорить его отпустить её младшую сестрёнку к ним в коммуну. Где были бы они вместе.
- И теперь, вот как?...- Савелий, увидел вышедшую из дома младшенькую падчерицу. – Наташа, нашлась твоя сестра, она в Калмыкове с детьми в коммуне.
Панкрат посмотрел на подошедшую к ним девочку. На вид ей было около тринадцати годков. Как и Саша она была темноволосая и смугленькая. Он увидел, как у нее радостно заблестели глаза, узнав, что нашлась её старшая сестрёнка Саша.
Когда Наташа увидела в окно, что к ним во двор пришел какой- то человек и разговаривает о чём- то с её отчимом, у неё вдруг ёкнуло сердечко. А может этот человек знает что-либо о ее сестре и пришел про это рассказать? Сделав такое предположение, она торопливо вышла из дома и предчувствие не подвело её.
- Я, Савелий, вот для чего к тебе приехал. Скучает Саша о сестрёнке и просит, чтобы отпустил ты Наташу к нам.
Панкрат посмотрел на повеселевшую девочку и ему без всяких ее слов стало понятно, что она не против жить со своей сестрой в коммуне.
- Ты подумай, казак, тебе же полегше будет,- стал он убеждать Савелия. –Я знаю, что у тебя две дочери своих и живёшь без жены.
И подумав решил Савелий, что так оно будет лучше, и ему полегче, и падчерицы Саша и Наташа будут вместе.
Примечания к 3-й главе
1. По архивным данным, казак посёлка Котельного Калмыковской станицы приказный Коннов Филипп Иванович, погиб 2 октября 1914 года при переправе полка через реку Вислу.
 2. Наёмка - система отбывания воинской службы в Уральском казачьем войске, состоявшая в том, что для отбывания службы нанимались охотники (добровольцы), которые получали за это от оставшихся дома казаков, денежную подмогу. Размер подмоги для уходивших служить по найму в разные годы колебался от 20 до 100 рублей. Два раза царское правительство отменяло наёмку и оба раза восстанавливало по причине сильного возмущения уральских казаков против несения службы по очереди, что существовало давно в других казачьих войсках.
3. Джурма - похлебка из мучных катышек-шариков, заправленная поджаренным на масле луком.

Глава четвёртая
В детской коммуне
Когда выехали из поселка, Наташа, сидя на телеге в задумчивости, смотрела на тянувшийся зелёной полосой по берегам реки лес. Солнце, справа от степной дороги, медленно уходило за далёкий горизонт, окрашивая небо в яркий красноватый цвет.
Уезжая, она попрощалась со своими сводными сестрёнками, с которыми сдружились за эти годы, когда стали жить вместе в одной семье. Увидит ли их она ещё, об этом сейчас не думала, мысли её были о другом, о том, что вскоре она встретит свою старшую сестру Сашу в доме с непонятным ей названием- коммуна. И теперь уже они всегда будут вместе, ей не хотелось думать о чём-либо плохом, что может в будущем их разлучить.
Въехали в соседний Калмыковский посёлок уже в наступивших сумерках, когда золотистый месяц появился высоко в безоблачном небе, усыпанном мириадами мерцающих звёзд. Наташа никогда ранее не бывала в этом посёлке и когда они проезжали по улице, вглядывалась в освящаемые лунным светом деревянные и построенные из сырцового саманного кирпича дома.
Вскоре они заехали в обширный по площади двор, в котором находился, Наташа разглядела по очертании, большой высокий дом.*
Мужчина остановил коня и слез с телеги.
- Ну вот, доченька, мы приехали. Сейчас сестрёнку свою увидишь.
Когда она резво спрыгнула на землю, он взял её за руку и повёл в дом, где в просторных сенях их встретила высокая, статная женщина, одетая в белое платье.
- Михалычь, завтра с позаранку бочку на телегу погрузите и на реку за водой съездите.
Сделав это распоряжение мужчине, она посмотрела на девочку.
- Знаю тебя Наташей зовут, - при свете тускло горевшей керосиновой лампы, стоявшей на небольшой тумбочке у стены, женщина рассматривала новую прибывшую к ним питомицу. Видимо ожидая их и услышав, что они приехали, она принесла керосиновую лампу в сени. – Сестрица твоя, Саша, все уши прожужжала, спасу нет. Привезите мою сестрёнку, хочу говорит, чтобы мы вместе были. Ну вот, Наташа, будете у нас в коммуне вдвоём неразлучно. С другими детьми, думаю, ты подружишься.
Эта, встретившая её женщина, глядела на Наташу ласково. От её слов исходило тёплое, приветливое. И она почувствовала к себе заботливую доброту.
- Ну айда, я тебя Наташа к сестрице провожу, - женщина взяла керосиновую лампу и повела Наташу из сеней по коридору. В комнате, в которую они вошли, мерцая горела свечка, стоявшая на столе, который находился возле окна. Саша, увидев сестрёнку, подошла к ней и обняла за плечи.
- Приехала Наташа…- она была рада тому, что теперь они будут вместе. Проживая у строгой, придирчивой хозяйки, она очень редко видела свою сестрёнку. Хотя дом Прасковьи был совсем близко от дома Савелия Родионовича, всегда была занята различной работой, и у неё почти не выпадало свободной минутки.
- Наташа, кровать твою мы рядышком поставили с кроватью твоей сестрицы, - сказав это, женщина посмотрела на девочек, которые с любопытством стали смотреть на приехавшую к ним в коммуну младшую сестрёнку Саши. - Вы долго-то не разговаривайте, время уже спать скоро. Свечку, Саша, ты потом погаси, их нам экономить надобно.
Когда женщина вышла из комнаты, закрыв за собой дверь, сёстры сели на свои близко стоявшие кровати, Наташа спросила: А кто это?
- Вера Николаевна, старшая воспитательница. Она у нас хорошая. Упросила я её тебя к нам привесть. Послала она за тобой дядю Панкрата, работника при коммуне, и вот ты у нас.. А тебя Савелий Родионович как отпустил? Не возражал?
- Нет, противу этого ничегошеньки не сказал. Этот дядька, ты сказала его Панкратом зовут, привёз меня сюды к вам.
Саша рассказала сестрёнке о том, как она оказалась в детской коммуне. Рассказала, как намаялась шибко верблюда пропавшего всю ночь почти в степи искать и на зорьке ранней присела возле дороги. Раздумывала о том, как ей поступить: хозяйка, знала она, в дом не пустит, снова на поиски пошлёт. И тут увидела мужчину, который предложил поехать с ним в детскую коммуну, о которой ранее не слыхивала. Согласилась она, когда он сказал, что и её потом тоже в эту коммуну возьмут.
Саша видела, что все девочки, сидя на своих кроватях, прислушиваются к их разговору, но не обращала на это внимания. Пости все они остались без родителей в эту лихую годину. И конечно же, не от хорошей жизни оказались в этой поселковой детской коммуне. Теперь им всем предстояло годы провести вместе.
Задув затем свечку, о чём просила воспитательница, они ещё долго разговаривали при лунном свете, проникающем в широкое окно. Старались теперь говорить между собой потише.
Вспомнили брата Николая, ушедшего на войну далёкую. Очень хотелось им, чтобы не погиб он и вернулся домой живым.
Саша рассказала сестрёнке о том, что тягостно ей было у Прасковьи, сильно допекала она по всякому поводу. Хотя конечно же хорошо понимала, что в это время тяжёлое ей, старшей из девочек, нужно работать, чтобы трудом своим семье помогать. Работать ей конечно же, слов нет, было нужно, только работать бы ей не у этой зануды.
Об одном только не стала говорить Саша Наташе, посчитав это излишним. О том, что после пропажи верблюда в дом Савелия Родионовича, тем паче к Прасковье, идти душа не лежала. После того, как ушёл на войну брат Николай, а потом умерла от болезни мама, вроде как чужим стал для неё дом отчима. Одно только утешало её, согревало сердце: у неё есть родной, близкий человек – младшая сестрёнка Наташа.
Когда Наташа уснула, она ещё какое-то время лежала молча, вспоминая недалёкое прошлое. Вспоминала, как часто гуляли они с Наташей по берегу Урала. Как-то, этот случай почему-то ей запомнился, когда гуляли они, она зашла по колени в реку, чтобы напиться, зачерпнув ладонями воду, вдруг услышала сильный, испуганный крик Наташи. Бросившись к ней, тут же она поняла в чём дело: по земле проворно убегала сероватая ящерица, испугавшись крика. Она успокоила Наташу, обняв и погладив волосики: «Что ты, малышка, не бойсь, это не змея, это ящерка, она не кусачая, сама людей боится». Наташа, ей в это время было 8 лет, не видела ящериц и сильно испугалась увидев впервые.
Перед тем как уснуть, Саша осторожно, чтобы не разбудить, поправила сестрёнке тонкое одеяльце.
И потекли дни пребывания в детской коммуне у сестёр, регламентированные внутренними правилами. В определённые дни для воспитанников коммуны проводились учебные занятия, где их учили писать, читать и считать. Мало кто из детей, ввиду начавшейся в 1918 году войны, обучался грамоте. Лишь те из них, кто был постарше, учились какое-то время, до начала войны – кто-то в войсковых училищах (так назывались школы для детей казаков), кто-то в церковно-приходских школах, где обучались как дети казаков, так и дети иногородних. Проводили учебные занятия с воспитанниками коммуны старшая воспитательница Вера Николаевна и приходившая к ним учительница поселковой школы Дондукова Елизавета Яковлевна, строгая и требовательная женщина.
Саша старалась прилежно учиться грамоте, понимая, что это пригодиться ей в дальнейшей жизни. Понуждала и сестрёнку Наташу к прилежному обучению, делая замечания, когда видела появлявшиеся кляксы в её тетрадке.
Когда уровень воды в Урале после весеннего паводка пошёл на спад, поселковый сельсовет выделил земельный участок для детской коммуны. Этот земельный участок располагался в речной пойме, в местах где казаки всегда сажали бахчи. Сельсовет выделил семена для посадки бахчевых культур: тыквы, арбузов и дынь, а также семена капусты и огурцов. Занимались посадкой на влажной почве, после весеннего водоразлития реки, девочки. Руководил посадкой, показывая девочкам, как это делается, Панкрат Селивёрстов. Полив посаженных бахчей проводили мальчики, нося вёдрами воду с Урала. Урожай выращенный на этом земельном участке стал бы неплохим подспорьем для пропитания питомцев коммуны.
Вера Николаевна назначила мальчиков, которые были постарше, помогать бригаде поселковых рыбаков, которые получили наконец-то новые, долгожданные сети. Небольшую часть улова рыбы Сельсовет выделял детской коммуне.
Как-то в один из дней, когда девочки после обеда мыли посуду и делали уборку на кухне и в столовой комнате, к ним вошла Вера Николаевна. Посмотрев на аккуратную работу девочек, она позвала к себе Сашу. Услышав, что её позвала воспитательница, Саша домыла тарелку и, вытерев полотенцем руки, подошла к ней.
- Саша, вот что, тут девочки и без тебя уборку закончат, а ты айда со мной, другим делом займёшься.
Вера Николаевна примечала поступившую к ним бойкую девочку. Она среди других воспитанниц была более натружной, схватчивой и, что главное, исполнительной. Саша стала теперь для неё помощницей в хозяйственных делах коммуны.
Они вышли во двор и Вера Николаевна показала ей на мальчика, который стоял возле телеги, стоявшей у забора и разглядывал запряжённую лошадь.
- Парнишка этот у чабанов в степи проживал, - стала говорить она Саше о поступившем к ним мальчике, - расспросила я его, говорит, что из посёлка Сахарного, и что ни отца, ни матери у него нет. Я полагаю, что его отец погиб в войну, а мама видимо от тифа умерла, и чтобы от голода не умереть к чабанам помогать приноровился. Ты сейчас баню растопи, пусть он хорошенько помоется, обшивел весь бедняжка. Одёжу его сразу в печке всю сожги. Я тебе в баню для него новую принесу, подберу по росту.
Когда Вера Николаевна ушла, Саша подошла к прибывшему к ним в коммуну мальчику. На вид он был приблизительно одного возраста с ней. Черноволосый со смуглыми, азиатскими чертами лица он сильно смахивал на татарина. Чёрные волосы его лоснились от грязи. Одежда на нём была рваная и грязная, а на ногах потёртые старые калоши.
- Ты кто будешь? Как тебя зовут, чумазайка? Вера Николаевна, воспитательница наша, мне говорила, что ты из посёлка Сахарного будешь, - задорно улыбнувшись спросила Саша, оглядев с ног до головы новичка. Мальчик ничего не ответил, смерив её своими тёмными глазами, недоверчивым, потупленным взглядом.
- Ты что глух, аль нем? Как зовут тебя? Да ты не бойсь, я ж тебя не съем.
- Саша меня зовут, - сконфуженно и робко, помедлив какое-то время, ответил он.
- Саша тебя зовут. Меня тоже Сашей зовут, тёзку значится встренула, - она засмеялась, глядя на мальчика весёлыми глазами. Он же ещё более потупился, смотря на её задорное, повеселевшее лицо.
- А фамилия какая у тебя, Саша? – спросила она его затем.
- Фамилия, Круглов,  -тоже не сразу, помедлив проронил он.
- Ну Ляксандр Круглов, теперича айда в баню. Помоешься, шибко грязный ты. Одёжу чистую апосля наденешь.
Дважды повторять сказанное пареньку не потребовалось. Услышав, что после бани оденется во всё чистое, он не задерживаясь пошёл за весёлой, улыбчивой, встретившей его девочкой.
Войдя в просторный предбанник, она кивнула ему на деревянную лавку, стоявшую вплотную к стене.
- Ты пока посиди тута, а я воду нагрею. Как кликну, зайдёшь мыться.
В бане Саша залила доверху водой, ковшом из деревянной кадки большой чугунный котёл, вмазанный в верхнюю часть печки. После этого разожгла печь лежащими на полу сухими ивовыми веточками. Затем, когда хорошо загорелись они, стала неторопливо подбрасывать на пламя поленья, сложенные горкой у стены. Дождавшись, когда вода в котле закипела, она позвала Сашу.
Услышав, что его зовут он, приоткрыв дверь, оглядел баню и затем робко вошёл.
- Садись сюды, - указала ему Саша на широкую деревянную лавку. Когда он сел она сняла с полки большой жестяной таз, мыло и льняную мочалку. Ковшом налила в таз горячую воду.
- Ковшом водой холодной разбавь, ежли что, вон из кадки. А одёжу свою скидай-ка, я её в печке сожгу.
Она положила рядом с жестяным тазом ковш и, отойдя к двери отвернулась, ожидая, когда он разденется, чтобы бросить в печь его грязную одежду. Оглянувшись через какое-то время, она увидела, что он не торопится раздеваться, сидя тихо на лавке, смущённо глядя на неё.
- Да ты чё, меня боишси, не робей казак. Вымыться тебе надобно хорошенько.
В это время она услышала, что в предбанник кто-то вошёл и выйдя туда увидела Веру Николаевну.
- Саша, я одёжку ему принесла, - она положила свёрток на лавку. – А вот с обувкой нелады, то что есть у нас малы ему будут. Ты галоши его хорошо вымой, первое время пущай покаместь в них походит, а потом что-нибудь сыщем ему. Ну я пошла, ты уж тут командуй.
Когда Вера Николаевна ушла, Саша вошла в баню и увидела, что паренёк прекратив тереться мочалкой, смывая водой из таза рукой мыльную пену с лица, испуганно- стеснительно посмотрел на неё.
- Ты чё, казак, на меня особливо-то не зырься, мойся шибше,  - с задоринкой в глазах сказала она и, собрав в охапку грязную одежду, которую он раздевшись бросил на пол, кинула в печку. После этого вылила воду из таза в угол, в то место, где на наклонном полу было небольшое отверстие для стока грязной воды. Затем налила в таз ковшом чистую горячую воду, слегка разбавив холодной и отошла в сторону, ожидая когда он помоется основательно.
Наблюдая краем глаза за ним, она видела, как он хорошо, старательно мыл всё тело, натираясь натружно мочалкой. Закончив мыться, он опустил голову в таз и стал неуклюже мыть волосы. Видя это Саша подошла к нему.
- Давай, тёзка, сподмогну волосья твои помыть.
Он ничего не ответил, глянув на неё молча дал ей в руки мыло. Саша поменяла в тазу погрязневшую воду и стала тщательно мыть ему волосы, проговорив:
- Вшей у тебя в волосьях уймища, ничего, счас мы их всех изничтожим.
Перебирая пальцами его жёсткие, густые волосы, она старательно выбирала вшей, поселившихся у него при скитаниях в степи у чабанов. Могла ли Саша подумать о том тогда, что этот робкий, застенчивый паренёк, которому она помогает мыться, спустя годы станет её мужем.
_____________________________________________________

В конце лета Саше сообщили скорбную весть о её брате Николае, что в войну он не погиб, а уже после неё умер нелепой, подлой смертью от женщины-польки, отравившей его. На этой женщине он женился в далёкой Польше после окончания войны. Передал ей об этом через людей казак из ихнего посёлка Котельного, который получил письмо от сына, служившего, как и её брат Николай, в кавалерийском полку, перешедшем на польскую сторону.

Примечание к четвёртой главе
* Большой дом в посёлке Калмыковском, в котором разместили детскую коммуну, ранее принадлежал богатому казаку, занимавшемуся рыбной торговлей. В конце гражданской войны он, как и многие другие, навсегда покинул родные края.


Глава пятая
Получение новых сетей и проведение
весеннего рыболовства
В начале хода красной рыбы на нерест, уездные власти, с помощью потребкооперации, снабдили, хотя и с небольшой задержкой, рыбаков новыми сетями. С установлением в крае Советской власти лов в море и на реке Урал стал производиться созданными в Гурьеве и в посёлках артельными рыболовецкими бригадами. Издавна проводившийся у уральских казаков вид коллективного рыболовства «весенняя плавня», который более походил на спортивное состязание, новые власти уже не организовывали. На этом рыболовстве казаки, на лёгких, длинных лодках- бударках, рассекая вёслами воду, стремительно неслись по Уралу, ловя рыбу плавными сетями. При этом показывая ловкость, удаль и выносливость. Также теперь не стали проводить традиционные у казаков рыболовства, такие как «Багрение» и «Осенняя плавня». Все эти коллективные рыболовства на Урале навсегда канули в лету.
Рыболовство у казаков уральских было больше, чем промысел. Это была культурная традиция, веками освящённая и рыболовство несло на себе некий отпечаток сакральности. Во многих песнях уральских казаков в поэтической форме выступает Яикушка- сын Горыныч с золотым донышком и серебряной покрышкой. Веками, как сокровище оберегали казаки Урал и беда всякому, кто бы в неурочное (запретное) время нарушит вековые законы: закинет сеть, чтобы поймать рыбу. А также всякому, кто осмелился бы напоить скот в реке. Весной, когда запрещалось проводить лов рыбы, начиная от моря и в верх по реке до места проведения рыболовства. До тех мест, куда ещё не дошло так называемое рыболовное «войско», ежедневно проходившее с плавными сетями отмеченный на этот день рубеж. Лодки казаков в Гурьеве и в посёлках, в дни хода красной рыбы на нерест, располагались на берегу. Нельзя было никому, даже на короткое время, пройти на них по Уралу;;.
Также в это время был строгий запрет на всякий шум неподалёку от реки, включая даже колокольный звон в церквях. В Гурьеве, в эти дни не звонили колокола в старообрядческой и Никольской церквях, которые находились невдалеке от Урала, чтобы не пугать рыбу, плывущую в реке. В татарской мечети, которая тоже находилась на берегу реки, запрещалось муэдзину с минарета призывать мусульман к молитве. Как шутили горожане, громкий его голос мало чем уступал колокольному звону. Казаки говорили: рыба, тот же зверь, шуму и людей боится, уйдёт, а там ищи его!
В прошедшую зиму люди не запаслись льдом и в начавшуюся путину нельзя было использовать ледники на рыбном промысле для хранения пойманной рыбы. Не хватало рабочих рук, чтобы успеть перерабатывать всю поступающую от рыбаков рыбу. Было решено часть уловленной рыбы давать для переработки людям. Жители посёлка Кандауровского с особым усердием работали по заготовке рыбы, чтобы впредь не испытывать тех ужасов голода, как это было в прошедшую зиму. Каждый двор в посёлке превратился в своеобразный заготовительный пункт. Работали все, кроме тех, кто день- деньской рыбачил в бригадах. Переработкой выданной в семьи рыбы не покладая рук занимались люди от мальцов до седых стариков. Благо из Индерского озера в начале путины в нужном количестве была подвезена соль. Семьям, которые занимались переработкой рыбы, власти, в качестве поощрения, выдавали в немногом количестве чай, сахар и муку, а также небольшую часть заготовленной ими рыбы.
В семье Василия Кораблёва переработкой выданной им рыбы занималась его жена Клавдия с дочерями и младший сын Иван. Сам Василий с сыном Николаем все дни напролёт рыбачил на тоне. Иван со своими поселковыми друзьями, выбрав свободное время, ходил в степь за посёлок на разливы реки, выходившей из своих берегов. В это время сазан заходил из моря в Урал и на мелководье на разливах вымётывал икру. Бегая босиком по разлившейся в степи воде, казачата с азартом кололи острыми сандолями;; отливающихся от солнечных лужей жёлто-коричневым цветом сазанов. Пойманных таким способом сазанов, Иван относил в мешке домой, где во дворе, в леднике;; укладывал их на лёд. Прошедшей зимой Василий с сыновьями заготовили на Урале в нужном количестве лёд для своего ледника. Этот ледник для хранения рыбы в летнее время, был сделан уже давно, Василий только с годами его поправлял.
Видя расторопность младшего сына, Василий говорил жене: «Молодец, Ваня, не алырничает;;, везде успеват. И в доме с рыбой помогат, а окромя того с курдасами ходит сазана колоть, вон сколь в ледник натаскал».
Когда пошла в Урале красная рыба на нерест, Василий ходил сумрачный и озлобленный от того, что им вовремя не предоставили новые сети. Кроме этого, на него давили, не давая покоя, мысли о сыне Фёдоре, который находился сейчас в гурьевской тюрьме. Неизвестность о том, какое наказание будет Фёдору за участие в вооружённом восстании сильно угнетало его. Но когда наконец поступили в бригады новые сети, прибодрился, в глазах его появился живой огонёк. Мысли о сыне, как бы ушли на второй план, хотя конечно он не забывал о нём. Решил для себя, что сейчас не время предаваться горестным переживаниям, а, засучив рукава, браться за работу. С сыном Николаем они со всеми рыбаками бригады, в ударном темпе, навёрстывая упущенное время, стали неводом ловить рыбу.
В эту весеннюю плавню Василий был в числе четырёх гребцов на плашкоуте;;, на котором завозили невод. Работая энергично веслом, стоя у борта, он краем глаза посматривал, как уложенный ими аккуратно на палубе плашкоута невод, плавно погружался в воду. При этом обычно весёлым, громким голосом он подбадривал остальных вёсельщиков на плашкоуте: «Шибче налегай, казаки, на вёсла, поддадим жару!»
Николай в это время с напарником, молодым, сильным парнем Матвеем Калягиным, держали заострённое снизу бревно, которое, зайдя в воду, надавливали в дно. К бревну был накрепко привязан береговой канат невода. Вдвоём, прилагая усилие, они держали бревно, тем самым невод на плашкоуте, при его движении, удерживаемый береговым канатом, погружался в воду.
Пройдя полукругом на плашкоуте почти до середины Урала, гребцы поворачивали его к берегу, где их ждала вся бригада рыбаков. Причалив, они выходили на берег, держа в руках канат невода и все, в том числе и гребцы с плашкоута, в высоких, рыбацких сапогах зайдя в воду, взявшись за канат все ватарбой;; дружно начинали тянуть завезённый невод к берегу.
Николай с напарником в это время, когда невод, вытягиваемый рыбаками, приближался к берегу, начинали сажень за саженью переставлять бревно в сторону работавшей бригады. Тем самым, беря в обхват выходивший из воды невод с рыбой. Когда невод был уже совсем близко от берега, в нём плескалась пойманная рыба и, видя это, поднималось настроение у рыбаков. Подтянув затем невод к самому берегу, все оживлённо, видя воочию результат своего труда, начинали вынимать рыбу и тут же бросали её на прибрежный песок. Помогать им, вытащив на берег бревно, шли и Николай с Матвеем.
Так проходили в тяжёлой и изнурительной работе дни у рыбаков Кандауровского посёлка.
Как-то вечером Василий с сыном Николаем шёл с тони домой. Несмотря на усталость, Василий был в хорошем, приподнятом настроении. Улов при слаженной работе их бригады рыбаков в эти дни был отменный. Проходя мимо дома Петра Кораблёва, он через невысокий, плетёный забор увидел его во дворе.
- Ты иди домой, а я к Петру зайду, всё как-то недосуг поговорить, - сказал он Николаю и, открыв калитку, зашёл во двор.
Пётр, двоюродный брат Василия, был человеком скромным, тихим и неразговорчивым. Ко всему в жизни относился спокойно и сдержанно, никто не видел его никогда чем-то раздражённым и озлобленным. Даже когда у него возникали большие неприятности, которые другого человека вывели бы из терпения, он оставался к этому прохладно-безучастным. Про таких людей обычно говорят: и нашёл - молчит, и потерял –молчит.
В конце прошедшей войны, в бою около посёлка Калмыковского, он получил тяжёлое ранение, от которого долго вылечивался. Здоровье его после этого стало сильно пошаливать, да и годы сказывались. По этой причине Пётр не рыбачил в рыболовецкой бригаде, где нужно было в работе сильно выкладываться.
Теперь его часто видели на берегу Урала рыбачившего на поплавочную удочку с длинным удилищем. Когда в реке появился заходивший из моря сазан, при себе он всегда держал сачок. Без него было очень трудно вытащить из воды пойманного сазана, который очень часто, уже около берега, сильно дёргаясь, срывался с крючка. Для наживки в это время он использовал медведок, которых называли ещё земляными рачками, на которые хорошо ловился сазан. Медведок для наживки он ловил вечерами у себя во дворе. Поставив где-либо зажжёную свечку, на свет которой слетались медведки, приноровившись, он ловко ловил их сачком.
- Здорово, казак, как житуха-то? – спросил Василий Петра, подойдя к нему, скользнув взглядом по его широкому, бородатому лицу с горбинкой прямым носом. Увидев в его руках сачок и свечку, поинтересовался: «Ты, гляжу, никак медведок ловить собрался?»
- Медведок… К завтрему наловить надобно, - сказав это, Пётр внимательно осмотрел двор вокруг себя, решая, где лучше примостить свечку.
- Как стемнат малость, зажгу. На свет слетаются оне.
- Ну как, хорошо сазан ловится? – спросил Василий, видевший Петра, рыбачившего на Урале.
- Не жалуюсь, на варево хватат. Вы на тоне тож раздышались, валма рыба прёт.
- Не то слово – прёт, в дуру валит, отдыхать некогда… Я аккурат мимо шёл, дай думаю зайду, спросить хочу: есть ли какие вести о сыне твоём Артёме?»
О сыне он Петра спрашивал, правда давно. Может быть за это время удалось узнать ему что-либо.
- Нет, вестей новых покедова нет, - ответил Пётр. – Яков тоже ничего не знат о своём сыне…Ушли вроде как за кордон, а что там и как потом- покедова слуху нет.
Сын Якова Кораблёва, Ефим, по слухам, как и сын Петра, был в отряде казаков, который повёл атаман Толстов от Форта-Александровского к границе Персии. За последнее время стало известно только то, что в этом небольшом отряде были погибшие, включая женщин, которые были в этом отряде. Но конкретно: сколько именно было погибших, а также их имена- было неизвестно.
Сам Яков в эту путину был направлен в бригаду киргиз, делиться с ними опытом ведения рыболовства. Василий, трудившийся все дни в своей рыболовецкой бригаде, его не видел.
- Твой-то сын – Фёдор, слыхивал я, в полон к красным угодил, - в свою очередь спросил у него Пётр.
- Да, пленили Фёдора. Сейчас он в тюрьме, - опустив глаза с горечью ответил Василий. Он старался не думать о плохом, о том, что может грозить теперь Фёдору. Но тревожные мысли о судьбе сына, после заданного вопроса Петра, кольнули его в сердце.
- А о Сергее, что известно? – спросил его затем Пётр.
- От него я надысь письмо получил. В Польше в плен к полякам попал. Сейчас там в земле поляцкой у пана одного в работниках живёт. Пишет, что шибко по дому скучат. Отписал ему, чтобыть не торопился домой ехать, мало ли что по-нонешнему времени случиться могёт. Времечко счас скверное, людей вон пораскидало повсюду…Ну я пойду, прощевай покедова.
Проводив взглядом Василия, Пётр зажёг свечку, примостив её у сарая.
______________________________________________________
Уровень воды в реке к середине мая стал постепенно, изо дня в день, заметно уменьшаться. Порезвился вдоволь Яик-Горыныч, неся стремительно по весне свои воды с гор Уральских в море Каспийское, заливая пойму реки и степные, прибрежные пространства. Покуражившись, он сбавил свой горячий, буйный нрав и вернулся в свои исконные берега. Сазан, выходивший на разливы реки вымётывать икру, спешил по уходившей воде вернуться назад в свою среду обитания. В одном низменном месте на берегу, где скопилась вода, сазан, не успевший уйти в Урал, следуя инстинкту самосохранения, резко выпрыгивал из воды на прибрежный, мокрый песок и, дёргаясь на нём, подпрыгивая при этом, шустро приближался таким образом к реке, где, махнув хвостом, уходил на глубину.
Иван в это время бродил по уходившей воде с сандолей, охотясь (рыбной ловлей назвать это, кроме как охотой, нельзя) за сазанами. Увидев это, он тут же подбежал к неширокой, покатой полосе берега, отделявшей от реки низменное место, залитое водой, где скопились зазевавшие сазаны. Зорко наблюдая, как часовой, стоящий на посту, за стремящейся спастись рыбой, он, когда на берег выпрыгивал очередной сазан, глушил его деревянным черенком сандоли. С трудом донёс он в этот день домой тяжёлый мешок, где занёс свою добычу в ледник.
Когда вода ушла с поймы реки, казачки принялись сажать бахчи на влажной, прибрежной почве. Предварительно перед этим подготовив семена, замочив их, чтобы они набухшие быстрее проросли. Все надеялись на то, что это лето не будет таким знойно-жарким, как прошедшее, и удастся им вырастить неплохой урожай бахчевых: арбузов, дынь и тыкв, которые считались у них вторым хлебом. Правда сильно жаркие лета были не редки в их местности, но никогда ранее это не было столь трагичным для людей, в силу разных обстоятельств, возникших в первый, послевоенный год.
Рыбы казаки у себя во дворах заготовили не мало, помогая государству. Небольшую часть заготовленной рыбы, по договору с начальством они оставляли себе. Получив от властей новые сети, у народа появилась надежда, что не придётся теперь опасаться голода.



Примечания к 5-ой главе.
1) В Гурьеве до 1917 года, смотрящим на реке был урядник по фамилии Струняшев, который бдительно следил за порядком. Бывали отдельные случаи, когда кто-то в запретное время, хотя бы немного прошёл на лодке по Уралу, урядник Струняшев не медля, без всяких лишних слов, вынимал из ножен шашку и рубил эту лодку так, что от неё только одни щепки оставались.
2) Сандоль – острога, имеющая 2-3-4 зубца.
3) Казаки для хранения в летнее время рыбы у себя во дворах делали ледники. В начале выкапывали яму прямоугольной формы, глубина её в зависимости от уровня грунтовых вод была разной, иногда доходила до двух метров. На дно ямы укладывали камыш, также и стены в яме обкладывали камышом, который прижимали длинными ветками. По периметру ямы, на земле выкладывали из саманного кирпича стенки. Высота их, в зависимости от глубины ямы, была разной, с тем, чтобы человек в леднике мог находиться стоя в полный рост. В передней торцевой стенке оставляли место для установки двери, которая крепилась кожанными полосами к бревну, врытому в землю. По верху на стенки улаживали жерди из толстых веток и на них клали камыш, на который, в свою очередь, насыпали землю. Также землю насыпали снаружи к саманным кирпичам стенок. В дверной проём человек заходил согнувшись и спускался в ледник по деревянной лестнице, приставленной к стене. Рыбу в леднике укладывали на лёд, который был разложен на полу ямы поверх камыша. Сверху на рыбу клали небольшой слой камыша, который покрывали рогожей.
4) Алырничать – бездельничать, отлынивать от работы.
5) Плашкоут – небольшое палубное плавсредство прямоугольной формы на котором завозят невод – «Мята;ют», как говорят казаки.
6) Ватарба – компания, сборище.