Алтайское краеведение. Гришаев. Шукшин11

АТТЕСТАТ ЗРЕЛОСТИ

Мать принялась лечить его народными средствами. Ей трудно приходилось: зарабатывала гроши, тянулась на дочь, учившуюся в Новосибирском педагогическом институте, теперь надо было выхаживать больного сына.

Василию тоже было не сладко. Скоро 24 года стукнет, а за душой -- семь классов и никакой специальности, кроме, конечно, слесаря-такелажника, маляра да военного радиста. Куда с ними в деревне? Вдобавок две язвы. Другие в его годы обычно уже находят свою дорогу, обзаводятся семьей. Он еще ничего не нашел. Мечты остались мечтами. Все надо было начинать заново.

И он правильно решил: начинать надо с аттестата зрелости. Без него ходу не будет никуда. И со свойственными ему упорством и целеустремленностью впился в учебники.

-- Ну чего изводишься? -- жалеючи говорила мать. -- Отдохнул бы сначала, здоровье поправил.

-- Некогда, мама. Догонять надо.

И вот 31 августа 1953 года желанный аттестат был в руках! На первый взгляд он выглядит довольно скромно: три пятерки (история СССР, Конституция СССР, география), пять троек, остальные -- четверки. Даже по литературе четверка, а по русскому языку и того меньше -- тройка. Это у Шукшина-то! Но недаром позже он писал с гордостью: "Считаю это маленьким своим подвигом -- аттестат. Такого напряжения сил я больше никогда не испытывал".

И в самом деле, много ли уцелело в его памяти за шесть лет, да еще каких, даже из тех школьных наук за семь классов, которые он в свое время проходил? А ему пришлось поднимать всю программу за среднюю школу! Прибавьте сюда нехватки, серьезную болезнь. Поистине подвиг, притом немалый...

Но ученье ученьем, а надо было подумать и о куске хлеба, причем не только для себя.

Бывший секретарь райкома партии Федор Иванович Доровских вспоминает, что они у себя в райкоме решили помочь больному морячку, сыну остро нуждающейся вдовы погибшего на фронте солдата. Предложили ему комсомольскую работу -- отказался. Тогда назначили его учителем русского языка и литературы в вечернюю школу сельской молодежи.

"Учитель я был, честно говоря, неважнецкий, -- вспоминал Шукшин впоследствии. -- Без специальности, образования, без опыта. Но не могу и теперь забыть, как хорошо, благодарно смотрели на меня наработавшиеся за день парни и девушки, когда мне удавалось рассказать им что-то важное, интересное и интересно. Я любил их в такие минуты и в глубине души не без гордости и счастья верил: вот теперь, в эти минуты, я делаю настоящее, хорошее дело. Жалко, мало у нас таких минут. Из них составляется счастье".

Некоторое время Шукшин исполнял обязанности директора вечерней школы, исполнял, видимо, с тем же рвением, что и учительские. Сужу об этом не только по вышеприведенной цитате, но и по тому факту, что на протяжении трех месяцев в районной газете "Боевой клич" дважды появились его статьи: "Учиться никогда не поздно" (11 октября 1953 года) и "Больше внимания учащимся вечерних школ" (10 декабря 1953 года). Последняя статья подписана так: "В. Шукшин, директор Сростинский вечерней школы".

Вот небольшая выдержка из этой статьи:

"...Зачастую члены ВЛКСМ не ясно представляют себе всю важность обучения. Так, на вопрос: "Почему вы не учитесь?" -- товарищи Соловьева Р., Дегтярева М. и другие из колхоза "Путь к коммунизму", тяжело вздохнув, отвечают: "Да куда уж нам..." Причем этим "старушкам" по 25 лет.

Некоторые комсомольцы, записавшись в школу, решили, что исполнили свой долг, что теперь можно со спокойной душой проходить мимо школы... на танцы".

В один из своих приездов в Бийск я узнал (уж не помню от кого), что здесь живут две бывших работницы Сростинского* райкома КПСС, ныне пенсионерки, Мария Михайловна Снегирева и Мария Ефимовна Чернышова, когда-то давшие Шукшину рекомендации для вступления в партию.

На просьбу о встрече обе откликнулись охотно.

* Сростинский район существовал с 1944 по 1960 год.

Мария Михайловна Снегирева (теперь Ельчанинова) работала в те годы заведующей отделом пропаганды и агитации райкома партии. Спросил ее, как она познакомилась с Шукшиным.

-- А мы были соседями, жили через стенку. В их доме, во второй половине, до 1951 года была библиотека, а когда я приехала, ее перевели в другое помещение, и там поселили нас.

-- И чем вам запомнился Василий Макарович?

-- Добротой, отзывчивостью. У моей мамы было варикозное расширение вен. Однажды началось сильное кровотечение, остановить его она не сумела, перепугалась, стала стучать в стенку. Василий, на ее счастье, оказался дома. Перевязал ей ногу, потом прибежал ко мне в райком. Я попросила машину и отвезла маму в больницу. С тех пор она всегда говорила о Василии: "Мой спаситель".

У меня была неплохая (по тем временам конечно) библиотека. Он часто брал у меня книги. Помню, больше интересовался классикой: Пушкиным, Чернышевским, Горьким. Особенно любил Горького. Однажды обратился ко мне: "Мария Михайловна, вы разрешите мне выступить где-нибудь с беседой или докладом о Дне радио? Вот мои записи".

Посмотрела их, они мне понравились. Видно, знал он это дело и любил. Недаром радистом служил на флоте. А у нас в плане ко Дню радио ничего не было. Я и говорю ему: "Давай, Вася, выступи в Доме культуры". А он: "Да как-то неудобно сразу-то". -- "Ничего".

Выступил. Потом снова приходит. "Вы можете мне поручить небольшую аудиторию, чтобы я проводил беседы по текущим вопросам?" Конечно, я с радостью согласилась. С докладчиками у нас не густо было. Помню, раза три выступал он: в гараже МТС перед шоферами и ремонтниками, на животноводческой ферме, еще где-то...

Потом пришел уже после сдачи экзаменов экстерном за среднюю школу: "Мария Михайловна, мне бы надо работать".

Поговорили мы в райкоме с директором школы Николаем Николаевичем Жабиным, взял он его в вечернюю школу.

А весной пятьдесят четвертого обратился ко мне за партийной рекомендацией: "Можете дать?" -- "Конечно", -- говорю. А незадолго перед отъездом в Москву, на учебу, он попросил написать ему от райкома рекомендацию для поступления в институт. Писала ее я, а утверждало бюро райкома. Что там писала, уже не помню, а называлась она "рекомендация-характеристика".

Обо всем этом я рассказал в одной из своих публикаций, пренебрегши золотым правилом исследователя: все услышанное проверяй, сличая, по возможности, с документами. И был наказан. Спустя некоторое время в газете "Алтайская правда" появилась статья работника краевого партархива Я.Е. Кривоносова, в которой он привел текст протокола заседания бюро Сростинского райкома КПСС, на котором Шукшин был принят кандидатом в члены партии. Из протокола явствовало, что рекомендации ему дали Мария Ефимовна Чернышова и бухгалтер колхоза "Путь к коммунизму" Андрей Егорович Бровкин. (Третья была от комсомольской организации.)

В расстроенных чувствах я написал Марии Михайловне. Та, похоже, расстроилась больше меня.

"Я действительно писала рекомендацию. Когда оформляли рекомендацию-характеристику для поступления в институт, он спросил: "Мария Михайловна, как мне быть со вступлением в партию? Нужно ехать на учебу, у меня нет времени". Я посоветовала взять рекомендации в Сростках, а в институте вступить. Он спросил: "А не могли бы вы дать мне ее?" И я написала. На руках была путевка, я уехала в санаторий и больше Василия Макаровича не видала. Бюро состоялось без меня, и я до сих пор уверена была, что он принят с моей рекомендацией".

Не верить Марии Михайловне у меня нет оснований. Почему Шукшин не воспользовался ее рекомендацией, не знаю.

В Сростках мне приходилось слышать, что один из райкомовцев, даже кое-чем помогавший Шукшину, возражал против приема в партию сына репрессированного "врага народа", но поддержки не получил. Копаться в этой истории я не захотел. Легко нам теперь судить таких людей...

Заявление директору ВГИКа о разрешении сдавать вступительные экзамены на режиссерский факультет Василий Макарович написал (и, очевидно, отправил) 20 июня 1954 года. Кандидатом же в члены КПСС был принят лишь на другой день, 21 июня, а не в мае, как пишет в автобиографии, отправленной вместе с заявлением во ВГИК.

Думаю, не надо ломать голову над тем, почему Шукшин перед отъездом на учебу воспылал любовью к проведению политбесед и докладов, так спешил до отъезда оформить принадлежность к партии. Видимо, он полагал, и не без веских оснований, что экзамены экзаменами, а кандидатская карточка плюс рекомендация-характеристика райкома партии тоже сыграют не последнюю роль, когда дело дойдет до приемной комиссии, тем более для него, парня из далекой сибирской деревни, без связей и знакомств, к тому же сына "врага народа".

Насколько он прав оказался в своих предположениях, не знаю, но не поворачивается язык судить его за то, что в решающий момент своей жизни он все поставил на кон...

Мария Ефимовна Чернышова много лет работала в Сростках учительницей истории, завучем, инспектором районного отдела народного образования, некоторое время заведовала партийным кабинетом райкома партии. О Шукшине так рассказывает:

-- Впервые увидела его на улице: идет парень в матросской форме, крепкий, симпатичный. Спросила у кого-то: "Кто?" Ответили: "Шукшин".

Вскоре услышала в районо, что Шукшин просит разрешения сдать экстерном за среднюю школу. Надо сказать, отнеслись мы к его просьбе положительно. К этому времени мы все обратили внимание на него. Он был парень с содержанием. Вызывал уважение и своим внешним видом, и разговорами. Недаром, несмотря на молодость, звали его всегда по имени-отчеству: Василий Макарович.

Он попросил разрешения посещать уроки в школе. Ходил в основном на математику и физику, остальное учил самостоятельно.

Состав преподавателей у нас в то время был прекрасный. Вот лишь некоторые из них: Гекман Александр Иванович, талантливый физик, ныне, к сожалению, покойный, Ковязина Зинаида Ивановна, жена его, математичка, Белякова Зоя Васильевна, учительница русского языка и литературы. Их подписи стоят на аттестате зрелости Василия Макаровича. Прекрасные преподаватели! Недаром из Сростинской школы вышло столько замечательных людей!..

А из историков с высшим образованием в Сростках одна я была. И хотя уже не преподавала, Василий Макарович попросил разрешения брать у меня консультации. Приходил ко мне домой. Много раз приходил. Мне кажется, из учителей больше всех я с ним возилась. Консультировала я его по частям: история древнего мира, средние века, новая, новейшая история... Покончим с историей -- начинаются у нас беседы на другие темы. Если б вы знали, как интересно было с ним беседовать! Как много он знал, как оригинально обо всем судил! Часами говорили мы с ним...

-- О чем, не вспомните?

-- Ох, нет. Все забылось... Помню лишь, восхищался он Лениным, Максимом Горьким... Историю он сдал хорошо. И остальные предметы нормально. А сочинение его Зоя Васильевна Белякова, литератор наш, очень хвалила.

-- О чем оно было?

-- Вот не помню. А давайте позвоним ей в Верх-Ануйское, она сейчас там живет.

Позвонили. Но и Зоя Васильевна вспомнить не смогла. Что -- на историческую тему. Ее поразили содержательность, глубина и оригинальность изложения. Хотя с синтаксисом, как она выразилась, у него было неважно.

-- Так это вы поставили ему тройку по русскому языку?

В трубке -- тихий смех.

-- Что делать? Я еще старалась особо не придираться. Хотелось помочь парню выйти на большую дорогу.

Мария Ефимовна поведала мне еще о таком факте.

-- Василий Макарович никак не мог сдать немецкий язык. У нас специалиста не было, а в Бийск он дважды ездил, но никого не нашел, все в отпуске были. В одну из таких поездок с ним приступ случился, он же с язвой желудка с флота приехал. Мария Сергеевна прямо вся изболелась за сына. Как встретимся, она: "Ох, Мария Ефимовна, милая, как же Васе-то помочь? Все ведь он сдал, кроме немецкого".

Пришла я к директору школы и говорю: "Николай Николаевич, ну что мы парня будем мучить? Он ведь дальше учиться собирается. Из-за немецкого год потеряет, а ему и так уже двадцать четыре. Что ему немецкий? Не знал он его и знать не будет. Давайте, поставим ему тройку в аттестат и дело с концом".

Николай Николаевич формалист был большой, от буквы ни на шаг, а тут сразу согласился. Да и я была не меньше его щепетильной в таких вопросах, но вот взяла грех на душу. И не каюсь. Дали парню дорогу. А то ведь не известно, как повернулась бы за этот год его жизнь.

Да, бывают в жизни случаи, которые никакими правилами не предусмотришь. И хвала сростинским учителям за то, что у них хватило ума и сердца понять это...

Что касается Василия Макаровича, то он навсегда сохранил к ним чувство самой искренней благодарности. Зинаида Ивановна Ковязина рассказывает о таком эпизоде. К началу 1961 года в рабочий поселок Павловск переехали три семьи сростинских учителей: Степан Мартынович Чекушин, физрук, с женою Юлией Павловной -- литератором, Лидия Константиновна Савич с мужем, ну и Ковязина с мужем Гекманом. И вот, в феврале, они узнали из афиши, что к ним, в районный дом культуры, приезжает группа молодых кинорежиссеров и с ними -- Шукшин.

"Мы все, сростинцы, собрались на эту встречу. Но приезд их из Барнаула задержался из-за бурана часа на три. Все мы ждали. И вот начали входить один за другим кинорежиссеры с кинобанками и, наконец, наш Василий. Мы все со своими детьми по команде Чекушина встали и сказали: "Здравствуйте, Василий Макаровия", когда он поравнялся с нами. Он был так удивлен и растерян, что выронил свои кинобанки, они покатились по полу, а он обнимал и целовал нас, не находя слов от радости...

Все выступление Шукшина свелось к тому, что он рассказывал не о своей работе, а о том, как встретил здесь неожиданно своих учителей..."

Кстати, одного из них, учителя физики Гекмана, он вывел в рассказе "Упорный", написанном в 1973 году.

Но мы забежали вперед.

Итак, к осени 1953 года у Шукшина были аттестат зрелости, хорошая работа, некоторое, так сказать, положение в обществе. Жизнь вроде бы наладилась. И здоровье мамиными заботами вошло в норму. Но мать не раз замечала, что сын частенько задумывается, курит, играет желваками. Однажды села рядышком, сказала, заглянув в глаза:

-- Что ж, сынок... Деньжонок мы немножко поднакопили. Не хватит -- продадим корову Райку. Перебьемся. Езжай, учись...

Ох, мама, мама!.. Что бы там, в Москве, ни готовила судьба, повезет или не повезет, сбудется или не сбудется, но сын твой все равно перед тобою в вечном долгу!

И Василий Макарович сел писать заявление директору ВГИКа, Всесоюзного государственного института кинематографии...

А сдал экзамены он, как известно, сначала в историко-архивный институт. Думаю, это был запасный вариант. Чтобы не терять год, если не выгорит со ВГИКом (экзамены там проходили позже).

Но и это еще не все. Помните: "...Уехал в Москву в Литературный институт (правда, туда меня, понятное дело, не приняли -- за душой не было ни одной написанной строки), поступил на режиссерский факультет ВГИКа..."

За один заход такое сделать не каждый сумеет. Тут мало одних знаний, нужен еще бойцовский характер. В характере Шукшину не откажешь.

Его взял в свою мастерскую Михаил Ромм. Талантливый режиссер и педагог сумел разглядеть в великовозрастном, немногословном и, казалось бы, обыкновенном деревенском парне черты незаурядности. Его не смутило то, что Шукшин разбирается в искусстве слабее многих сокурсников. Зато у него за плечами такие университеты жизни, каких нет у других абитуриентов.

"Мне было трудно учиться, -- писал позже Шукшин. -- Знаний я набирался отрывисто и как-то с пропусками, кроме того, я должен был знать то, что знают все и что я пропустил в жизни. И вот до поры до времени я стал таить, что ли, набранную силу. И, как ни странно, подогревал в людях уверенность, что правильно, это вы должны заниматься искусством, а не я. Но я знал, вперед знал, что подкараулю в жизни момент, когда, ну, окажусь более самостоятельным, а они со своими бесконечными разговорами об искусстве окажутся несостоятельными..."

Он окончил институт в 31 год. Первую книжку рассказов "Сельские жители" опубликовал в 34 года. Первый кинофильм "Живет такой парень" создал в 35 лет. Нелегок и не скор был его путь в искусство.