Договор с тенью

«Договор с тенью» 

Александр Петрович жил тихо, почти незаметно. Пенсионер, чуть педантичный, чуть романтик, он населял свою скромную квартиру томами классиков, а его настоящим миром была поэзия. Особенно Лермонтов. 

В тот вечер он сидел в кресле, пальцы нервно перебирали страницы старого собрания сочинений. Только что перечитал «Договор» — стихотворение, которое всегда будоражило его. Малоизвестное большинству, почти забытое, оно казалось ему ключом к чему-то важному. 

 Пускай толпа клеймит презреньем
Наш неразгаданный союз,
Пускай людским предубежденьем
Ты лишена семейных уз.
Но перед идолами света
Не гну колени я мои;
Как ты, не знаю в нем предмета
Ни сильной злобы, ни любви.
Как ты, кружусь в веселье шумном,
Не отличая никого:
Делюся с умным и безумным,
Живу для сердца своего.
Земного счастья мы не ценим,
Людей привыкли мы ценить;
Себе мы оба не изменим,
А нам не могут изменить.
В толпе друг друга мы узнали,
Сошлись и разойдемся вновь.
Была без радостей любовь,
Разлука будет без печали.

— Иван Семеныч, вы «Договор» Лермонтова читали? — голос Александра Петровича дрожал. 

Иван Семенович, его давний друг по литературному кружку, поправил очки: 

— Ну, так…   Оно перекликается с его более ранним стихотворением «Прелестнице», где юный поэт уже обращается к теме запретной связи, осуждаемой обществом: 

«Ты помнишь ли, как мы с тобою…
Твой страстный шепот, взор живой… 
И как толпа, с улыбкой злою,
Клеймила нас печатью той!» 

 Ну а «Договор» — это логическое продолжение: если в «Прелестнице» герои еще страдают от осуждения, то здесь они сознательно отвергают «идолов света», заключая союз поверх условностей.

 Александр Петрович стукнул ладонью по книге. — А какая глубина! Белинский в письме Боткину называл его «чудо как хорошо». Глубочайшее стихотворение.  «Мы друг другу чужды поневоле…» Это же не просто стихи — это манифест! Отказ от лжи, от брака по расчету. Союз свободных сердец, где честь хранится без клятв и алтарей! 

Иван Семёнович хмыкнул: 

— Романтический порыв. Юношеский максимализм. Кому это вообще адресовано? 

Александр Петрович замер. 

— Вот именно… кому?

С этого вопроса началось его наваждение. Кто та женщина, вдохновившая Лермонтова на строки о союзе без колец и венцов? Которая шла рядом «в свободе и доверии»? Это же ключ! Ключ к пониманию его души! Я должен узнать!"

 Она должна была существовать — иначе откуда такая точность, такая страсть? 

 В нем просыпается исследователь. Он погружается  в архивы библиотек,Пушкинского Дома.  Пыльные тома переписки.

 - Александр Петрович,  листает очередную папку с письмами современников. Рядом – пожилая, строгая, но уважающая его энтузиазм научный сотрудник Марья Васильевна.

Александр Петрович (вздыхает, откладывая письмо): "Опять ничего... Сплошные светские сплетни о дуэлях, о его дерзости... А о ней– ни слова. Марья Васильевна, неужели нет ни одного намека? Хотя бы в письмах Лопухиной после его смерти? Она же была его 'Муза'?"
  Марья Васильевна (аккуратно подшивает документ, не глядя):
- Варвара Лопухина (Бахметева): Самая сильная любовь? Но их отношения развивались в юности, до написания "Договора" (1841), и были драматичны. Скорее "романтический идеал", чем "свободный союз" в реальности.
- Екатерина Сушкова: История мести, страсти, но не "договора" равных.
- Александра Осиповна Смирнова-Россет: Блестящая, умная, но их связь – скорее интеллектуальное общение.
 -Кто-то неизвестный? Кавказская возлюбленная? Мимолетная страсть?
 "А вы уверены, что Она существовала в таком конкретном виде? Может, это... идеал? Синтез?"
 Александр Петрович (упрямо): "Нет! Слишком лично, слишком страстно!  «Храня честь без клятв» – это о реальной опасности, о реальном выборе! Он знал такую женщину! Я чувствую!"

В поисках параллелей он вспоминает или заново открывает для себя пушкинскую "Черную шаль".
Гляжу, как безумный, на черную шаль,
И хладную душу терзает печаль.
Когда легковерен и молод я был,
Младую гречанку я страстно любил;
Прелестная дева ласкала меня,
Но скоро я дожил до черного дня…

 Это становится ключевым моментом для литературоведческого анализа.

  Александр Петрович пытается консультироваться с университетскими профессорами, музейными работниками, такими же энтузиастами. Он ведет внутренние диалоги с Белинским, с самим Лермонтовым.
 Профессор Титов, седой литературовед, выслушал его теорию после лекции. 
— Вы говорите о контрасте с Пушкиным? — удивился он. — «Черная шаль» — это страсть, разрушение. А у Лермонтова — созидание. Два человека, которые сознательно отвергают ложь, даже если весь мир против. 
— Именно! — глаза Александра Петровича горели. — Это не трагедия, а альтернатива. 
Профессор задумался: 
— Вы правы… Лермонтов здесь не жертва. Он устанавливает свои правила. 
 
 Поиск конкретной женщины постепенно отходит на второй план. Александр Петровича все больше захватывает сам процесс, атмосфера архива (пыль веков, шелест страниц, запах старой бумаги). Он находит массу удивительных деталей:
Неизвестные ему письма современников о литературной жизни.
 Черновики других стихов Лермонтова.
 Исторические анекдоты о Пушкине, Жуковском.
 Контекст эпохи – что значило "бросить вызов" брачным условностям в 1840-е?
   Он понял, что глубина самой идеи "договора" – не только о любви, но и о творчестве, о чести, о жизни вне толпы.
 После месяцев  поисков Александр Петрович вынужден был  признать: он не нашел Ее. Нет неопровержимых доказательств, связывающих стихотворение с конкретной женщиной. Лермонтов унес эту тайну. Возможно, это был синтез впечатлений,
идеал, а не реальность. Это горькое, но важное осознание.
 Но вместо разочарования — просветление. Поиск, хотя и не увенчался первоначальной целью, был невероятно плодотворен: глубже, чем когда-либо, понял Лермонтова, его эпоху, его бунт.  Заново открыл для себя Пушкина через контраст. Нашел радость в самом процессе исследования, в соприкосновении с историей. Собрал своего рода уникальный материал, систематизировал свои мысли.
 Вдохновленный, Александр Петрович решил написать книгу, но не разоблачительной сенсации о тайной любви Лермонтова, а  эссе/исследование «`Договор` Лермонтова и `Черная шаль` Пушкина: два полюса любви и мести». Вторая книга – более лиричная  «Прогулки с Лермонтовым по пыльным тропам», где он делится атмосферой поиска, находками, размышлениями о смысле исследования как такового.


  Эпилог:
 Александр Петрович на своем скромном поэтическом вечере. Он снова читает "Договор". Но теперь он читает его иначе – не только с восхищением, но и с пониманием всей глубины заложенной в нем тайны и вызова, который он бросил обществу и будущим исследователям. Он улыбается. Его "договор" с Поэзией исполнен. Он не нашел женщину, но нашел нечто большее – смысл в самом поиске, радость познания и новый диалог с Гением. "И пусть толпа..." – звучат последние строки. Занавес.