Наследие Часть 1

Написано в соавторстве с автором "Рыба"

Часть первая. Рошфор

Утренняя гроза уходила. В небе у холмов бледные беззвучные молнии ещё рвали горизонт, но маленький отряд всадников не мог догнать её. Кони ступали по лужам, в воздухе пронзительно пахло свежестью и мокрой майской листвой. Граф украдкой потирал висок: в грозу последнее время болела голова. Но цель путешествия, предпринятого им, была близка – замок с тремя башнями возвышался над холмистой равниной и белел на фоне туч. Виконт ехал чуть позади и следил за игрой небесной стихии.
Вдруг крыши над замком куда-то исчезли: виконт даже головой замотал, пытаясь понять, что с его глазами. Но с глазами было всё в порядке: это луч солнца пробился сквозь облака и ослепительно вспыхнул над громадой замка. Синее небо раскинулось над ним, а крыши – крыши, ставшие зеркальными, отразили пронзительную лазурь небес. И в ту же минуту синим огнем загорелись сланцевые кровли многочисленных домиков, частью совсем свежепостроенных, россыпью спускавшихся с холма к его подножию.
- Как красиво! – невольно вырвалось у юноши и на лице его появилась мягкая улыбка.
"Как у неё…" Ангерран де Ла Фер закусил губу и повел бровью: с тех пор, как сын вернулся под родительский кров, граф каждый день заново узнавал его. Младший сын, теперь уже единственное его дитя, он был живым напоминанием об Изабо… Это так отрадно – и больно!
Ангерран тряхнул головой и нарочито нахмурился: вот ещё, выражать столь громко свои восторги, особенно если речь идёт всего лишь о красотах природы?
Чувствительность наследника вызывала у него некоторое удивление: не пристало Ла Ферам восхищаться чем попало и по любому поводу! Воин, а его сын в свои пятнадцать с оружием в руках мог и взрослого бойца заставить засомневаться в себе, должен быть сдержан! Во всём – кроме немедленного ответа на оскорбление! А такие мелочи, как синие крыши Рошфора, его вообще не должны волновать!
Вопреки собственным мыслям, Ангерран разволновался сам!
Сгоняя с лица досаду, граф огляделся.
Дорога была пустынна, и это было удивительно: в это время года торговля шла бойко, взад-вперед должны были сновать повозки с товаром, всякий люд, всадники и пешие, простолюдины и окрестные дворяне. Но вокруг стояла тишина.
- Куда все подевались? – пробормотал граф. – Неужто все двинулись словно крестовым походом на Париж, на Генеральные штаты? Да там и сгинули?
Виконт, должно быть, услышал и оценил шутку отца, потому что с той же улыбкой поднял на него глаза.
– Из Штатов может выйти и польза для Франции, а от герцога де Люиня мы её вряд ли дождёмся, – чуть пожав плечами, высказался юноша.
Граф воззрился на собственного наследника: что такое, мальчишка мало того, что имеет смелость судить о таких вещах, так и… Да кто ж его спрашивает?!
– Вы берётесь утверждать, что полезнее для Франции? – жёстко вопросил граф.
Юноша смутился, щёки вспыхнули нежно и тонко.
– Я только предположил… – Улыбка его пропала и брови чуть нахмурились, но в тот же миг он вздернул подбородок – вышло почти совсем по-детски – и продолжил: – Но я осмелюсь высказать опасение, что королевский фаворит не из тех, кто будет думать о чем-либо, кроме увеселений, охоты и собственного обогащения.
– О! – выдохнул граф. – Я и забыл, что вы, сударь мой, слишком много времени провели при дворе и потому так хорошо знакомы с тамошними обитателями и их нравами. А ваша матушка, упокой господь её душу, не подумала, что вы слишком умны и чисты сердцем, чтобы выживать в этом вертепе.
С этими словами граф де Ла Фер надвинул шляпу на лоб и перевёл коня на рысь.
Он и сам знал, что был резок и несправедлив, но ничего не мог с собой поделать. Ничего.
Изабо ушла, оставив его один на один с этим миром. Мало того, будто недостаточно ему боли, так она унесла с собой бо;льшую часть его души: там зияла дыра, не заполняемая ничем. Вот только её сын… Но граф не ответил бы и сам себе, чего он хочет от сына.
Виконт склонил голову, чувствуя, как вся кровь отливает от лица – прямо к сердцу. Упрёк, если это был упрёк, не был им заслужен, или, лучше сказать, юноша не всегда понимал, чего хочет от него отец. Беспристрастного взгляда на мир, людей и их поступки, строгости к себе, кристальной честности, справедливости и милосердия к подчинённым – отец и был таким, недостижимым образцом, и Оливье смотрел на него, как на бога, неизменно следуя его заветам. Граф учил сына иметь собственные мысли – не просто чувства и побуждения, а мысли, выраженные в слове: лишь тогда они принимают форму цели и принципа. Он и имел, но как это согласуется с бессловесной покорностью? Юное мятущееся сердце виконта стремилось куда-то ввысь, но привычка к дисциплине и сыновняя почтительность взяли своё. Ещё раз бросив взор в лазурь омытых дождем небес, он последовал за небольшим отрядом вооруженных слуг, сопровождавших графа в поездке. Дорога в Бретань была длинной и достаточно опасной, чтобы пренебрегать охраной.
Но чем дальше продвигались путники, тем непонятней становилась ситуация: безлюдный тракт беспокоил их куда больше, чем привычное столпотворение на дороге. Всадники держались настороже, за каждым поворотом ожидая засады вооруженных мародеров. К тому же кустарник подступал к самой дороге, а за ним запросто мог укрыться целый отряд. Дальше заросли орешника переходили в довольно густой лес, но графа волновало не только то, что их могли подстерегать разбойники: его люди были отлично вооружены – нет, его куда более волновало то, что при нем была немалая сумма денег. Граф де Ла Фервез долг, и срок его уплаты истекал на следующий день. Впрочем, была ещё причина: Ангерран не хотел рисковать жизнью сына.
Он долго думал, прежде чем решился одолжить некоторую сумму у дальнего родича. С тех пор, как графиня оставила службу при дворе, оказалось, что ее доходы были немалой частью доходов семьи. Граф всегда был против этой её службы, правда, не протестовал открыто, однако, к жёстким ограничениям в тратах не привык, оттого ему было вдвойне неприятно обнаружить недостаток средств к существованию. К тому же, теперь следовало все время и все средства вкладывать в наследника, потому что только так можно было надеяться на былую славу рода.
Ангерран бросил взгляд через плечо: сын спокойно созерцал окрестности, но в его позе было напряжение бойца, готового к сюрпризам. Мальчишка за свои неполные шестнадцать лет успел побывать в переделках и кое-что повидал. Вот только управлять его не учили… Но кто бы мог предположить, что судьба будет так неблагосклонна к роду Ла Феров, что отберет сыновей одного за другим! Получается, что права была теща со своими предсказаниями: Оливье всё же стал наследником.
***
Стук копыт граф Рошфор заслышал, когда отряд был уже совсем рядом: влажная почва глушила звуки. Он дал своим людям знак остановиться, и три всадника, сопровождавшие его, замерли, положив руки на рукояти своих пистолетов. Воспользоваться ими они бы вряд ли успели, но вид у них был самый воинственный. Все же граф Рошфор не думал, что в собственных владениях кто-то всерьез мог угрожать ему. Правда, Бретань в те времена не была местом, где можно передвигаться без сопровождения хорошо вооруженных слуг. И не одна Бретань. Вид же всадников, чьи доспехи ослепительно сверкали на солнце, заставил Рошфора выступить вперед и предостерегающе поднять руку. Отряд напротив тоже остановил коней, но не стал собираться в тесную группу: пистолетный залп при таком условии мог оказаться для них роковым.
Рошфор, заранее извещенный письмом, ждал гостя, и опасение, что того на дороге могут подстерегать неприятные сюрпризы, заставило графа отправиться ему навстречу, прихватив в качестве эскорта пару вооруженных слуг. Виконт увязался следом за отцом, поскольку изнемогал от скуки под родительским кровом – синие крыши замка его не ничуть не привлекали.
Рошфор тронул коня и выступил вперед: он здесь был хозяином и желал им и остаться.
Начальник другого отряда, а блестящая кираса и богатое перо на шляпе обличали в нем начальника, сделал то же самое. За ним двинулся мальчик лет пятнадцати, но старший что-то коротко приказал ему, и тот остановил коня, что не помешало ему при этом выразительно положить руку на эфес шпаги.
Предводители сблизились не спеша, старательно вглядываясь друг в друга; когда кони сошлись, оба облегченно вздохнули.
– Рошфор!
– Де Ла Фер! Слава богу! Я специально выехал вам навстречу.
– Рошфор, куда все подевались в ваших владениях? На дорогах такая тишь, что хоть мертвых выставляй сторожить!
– Господин де Ла Фер, я рад видеть вас в добром здравии, рад, как никогда!
– Еще бы не рады! – позволил себе улыбку де Ла Фер. – Я выполняю свое обязательство и в свою очередь весьма благодарен вам за беспокойство.
– Не скрою, это приятное дополнение к нашей встрече. Желаете её отметить в замке прямо сейчас, или передохнем в ближайшем трактире? Отдельная комната в нем непременно найдется.
– В другое время с радостью принял бы ваше предложение, мы устали и нас мучит жажда, но я все же предпочел бы ваш замок.
– А кого это вы привезли с собой? – Рошфор указал на мальчика, в напряжении следящего за разговором. – Неужели это ваш младшенький?
– Дети имеют обыкновение расти, знаете ли! Да, это он. Виконт, приблизьтесь, я
представлю вас своему давнему другу, графу Рошфору, – кивнул сыну Ангерран.
Юноша приблизился, склонившись к шее своей лошади в почтительном поклоне, на ходу сдергивая бархатный берет, украшенный перышком цапли.
– Ну, вот он, – продолжил между тем Ангерран. – Оливье де Ла Фер, мой сын и
наследник.
Юноша едва удержался, чтобы не вскинуть на отца удивленный взор: в его голосе сейчас сквозила гордость! Ничем не прикрытая гордость! Придя в смятение и невольно зардевшись, Оливье, тем не менее, уловил жест отца, позволявший ему произнести необходимое приветствие.
– Господин граф, позвольте засвидетельствовать вам моё глубочайшее почтение, – промолвил он.
Рошфор глядел на него с затаенной улыбкой.
Оливье тоже смотрел на графа, потому что внешность его была примечательной: длинные волосы крутыми локонами спускались на плечи, плоёный стоячий воротничок подпирал смугловатые впалые щёки и твёрдый подбородок, а глаза были черны, как вишни в августе, и насмешливо блестели. Кажется, Оливье уже видел этого человека, но давно, в детстве.
Вовремя оторвавшись от созерцания собеседника, он опустил ресницы, а Рошфор сказал:
– Добро пожаловать, молодой человек, рад видеть вас вместе с вашим почтенным родителем в наших краях. И, кстати, с Шарлем-Сезаром вы ведь знакомы, не так ли?
Оливье смешался, не зная, что отвечать, а Рошфор, видя его замешательство, продолжил, махнув рукой сыну:
– Шарль-Сезар, можете подъехать, это наши друзья. А если припомнить наше родовое древо, – обратился он уже к де Ла Феру, – то мы с вами, граф, кажется, ещё и кузены.
– Бог мой, все дворяне – кузены, – улыбнулся граф де Ла Фер. – Рошфор, мне не терпится снять с себя некое обязательство, думаю, вы меня понимаете.
– Разумеется, дорогой друг, едем ко мне. Шарль-Сезар, это граф де Ла Фер и виконт де Ла Фер. Оливье. Надеюсь, вы его помните?
Высокий темноволосый и смуглый юноша с любезной улыбкой на красиво очерченных губах, приблизился к ним:
– Господин граф! Виконт! Как бы там ни было, теперь у меня есть возможность исправить то, что упустила моя память. Господа! – И он раскланялся, взмахнув шляпой. – Отец, позвольте я поеду вперед, распоряжусь к приезду гостей?
– Экая куртуазность, вы посмотрите! – хмыкнул Рошфор-старший, но всё же поджал губы.
– Давайте, виконт, распоряжайтесь. Вы это умеете!
Рошфор-младший, обрадовавшись, что может быть свободным, ещё раз поклонился, пришпорил коня и умчался, как ветер.
Оливье с любопытством посмотрел ему вслед: это и есть кузен Шарль-Сезар? Это, должно быть, его он встречал несколько лет назад в Сен-Жермене? Оливье было десять или одиннадцать, виконту, кажется, тринадцать… Память сохранила разрозненные детали - почему-то сначала вспомнился чрезмерно роскошный воротник из венецианского гипюра с мелкими жемчужинами, они ещё качались. И то надменный, то насмешливый взгляд виконта, и как он веселил принцесс. И как он сам, Оливье, выиграл состязание лучников, устроенное для мальчиков, но отказался выстрелить в яблоко, которое Рошфор-младший, дурачась, водрузил себе на шляпу. А потом виконт раздобылся на дворцовой кухне мороженым и угостил его…
Да, но теперь Шарль-Сезар мало напоминает того подростка, разве что кудрявые волосы те же. Но и Оливье не тот, что прежде.
Юный де Ла Фер в задумчивости озирал окрестности, все запоминая и впитывая всей душой окружавший его мир. Мир был прекрасен! Конечно, отец прав, что недоволен его душевными порывами, он считает это несовместимым с жизнью воина. Однако как же паладины минувших веков, о которых сложены баллады? Они жили и сражались по велению сердца, во имя чести и любви. Тут Оливье в который раз за сегодняшнее утро покраснел – не оттого ли, что он, как все молодые люди его лет, мечтал изведать любовь?
Занятый этим, он не слышал продолжения разговора отца с графом Рошфором, который не без некоторой досады кинул вослед умчавшемуся сыну:
– Этот юноша рвётся в Париж.
– Что ж, – пожал плечами де Ла Фер, – наследник такого рода вполне способен сделать карьеру. И королева Мария Медичи благоволила ему, не так ли?
– Так, – согласился Рошфор, – да только много воды утекло: виконт с некоторых пор никого не признает над собой, кроме епископа Люсонского.
– О! Но не о духовной же стезе грезит мальчик?
– Разумеется, нет! С ним у меня всегда было довольно проблем, но сейчас…
– Сейчас?
– Он, вроде, взялся за ум, стал интересоваться делами графства, – доверительно, будто извиняясь за поспешный отъезд сына, сказал граф негромко.
– Полно, сударь, тогда и переживать не о чем! – рассмеялся в ответ де Ла Фер. – Мне бы ваши заботы…
***
Между тем оба маленьких отряда объединились и двинулись в сторону замка. Лошади шли в гору: подъем был крут и, поневоле, Оливье отвлекся от своих мыслей, рассматривая дома вокруг. Деревушка была довольно зажиточная, или, может, такое впечатление создавалось от обилия цветов вокруг? Розы, вьющиеся по оградам и столбикам у крыльца набрали бутоны и уже радовали глаз первыми цветами. Что-то ещё, пёстрое и яркое, цвело везде – в горшках на окнах, на ступенях лестниц. И повсюду – плющ и дикий виноград взбирались по стенам каменных и фахверковых домов.
Едва ли не на каждом крыльце сидели кошки. Одни лениво грелись на солнце, другие умывались и охорашивались, гибкие, но упитанные. Они явно не жаловались на жизнь, ничем не напоминая своих вечно голодных парижских собратьев.
Граф де Ла Фер тоже отметил про себя цветочное великолепие, но иронию по этому поводу оставил при себе: так ли полны горшки в печи хозяев, как полны цветов их подоконники? Кошек он не заметил, или не придал значения их безбедному существованию.
А вот граф Рошфор догадался, какие мысли могли быть у его гостя. Непроницаемое лицо де Ла Фера не обмануло его.
– Здешние жители любят устраивать себе праздник из чего угодно – вот хоть из
цветочных клумб.
– Значит, и в домах у них есть чему радоваться, – вежливо заметил граф де Ла Фер.
– Надеюсь. Бретань богата садами, так что бедными эти места не назовешь. Взгляните, – указал он в сторону от дороги, – яблони ещё цветут, а груши уже завязались. Здесь у нас делают самый лучший сидр. Надеюсь, ваша жажда не уменьшилась, а, кузен?
На это Ангерран только хмыкнул:
– Мы осушим целый бочонок!
– Ну, ловлю на слове! – в том же духе ответил Рошфор.
Оливье прислушался к беседе старших и в конце концов поймал себя на том, что улыбается.
Придав лицу более подобающее выражение, он взглянул на отца, но тот смотрел по сторонам или подымал глаза вверх, к замку на холме или к синему небу, и тоже улыбался.
У самой церкви путники объехали каменный столб, украшенный резьбой со сценками из Библии. Виконт не смог побороть интереса и пару раз оглянулся на это местное олицетворение распятия, на что хозяин любезно заметил, что это кальвер, своеобразная Библия для бедняков.
Местный храм, перестроенный в прошлом веке, нёс на себе все признаки готики.
– Если пожелаете завтра к заутрене, милости просим сюда, – пригласил их Рошфор. – Шарль-Сезар вас сопроводит.
И опять де Ла Фер усмехнулся про себя: кузен Рошфор хоть в юности наперекор семье и сделался католиком, но религиозным рвением, кажется, не отмечен, так что только дети посвятят утро богу.
Громада замка снаружи выглядела суровой и негостеприимной, однако, внутри жилище было уютным и располагающим к приятному времяпровождению.
Шарль-Сезар и в самом деле успел распорядиться со знанием дела: гостей ждали комнаты, много горячей воды для умывания и обед. И конечно же, кувшины с напитками, предусмотрительно выставленные в гостиной. Ангерран по достоинству оценил их освежающий вкус, а Рошфор извинился, что за столом отсутствует хозяйка: графиня с младшими детьми неделю назад уехала в гости к своей матери. Но граф де Ла Фер не спешил с возможностью отдохнуть. Напротив, едва молодые люди вышли из-за стола, он
вопросительно взглянул на хозяина: не пора ли перейти к делам? Рошфор понимающе кивнул и пригласил гостя в кабинет.
– Ну, вот, здесь нам будет удобнее решать денежные дела, – улыбаясь сообщил он.
– Я вам очень признателен, что вы все сохранили в тайне. Мне бы не хотелось, чтобы виконт знал о моих временных трудностях.
– А он не знает?
– Я ему об этом не сообщил.
– Вы на самом деле уладили свои проблемы, Ангерран? – Переходом на имя Рошфор как бы призывал старого приятеля к бо;льшей непринужденности и откровению. – Или только слово заставило вас пуститься в дорогу? Вот ваша расписка, – порывшись в бумагах, он отыскал листок за подписью графа де Ла Фер.
– Уладил, кузен, уладил, и мне ничего не пришлось продавать. Я безмерно благодарен, что вы предложили мне помощь в тот момент, когда она была действительно необходима, и когда так нежелательна была огласка. Придет время, и виконт вступит в наследование доменом, не отягощенным долгами, – с этими словами граф де Ла Фер положил на стол большой кошель, бодро звякнувший металлом. – Тут вся сумма. Не сочтите за труд, пересчитайте.
– Зачем? – удивился Рошфор. – Я вам доверял, когда одалживал, доверяю и когда принимаю долг. Однако если вам это важно – извольте. Но, кузен, к чему было самому ехать в такую даль? Прислали бы поверенного, и только.
– Нет, сударь, я непременно должен был сделать это сам. И быть уверенным, что долг возвращен к оговоренному ранее сроку.
– К сроку! Право, это такие пустяки! А впрочем, вы правы! – кивнул Рошфор, понимая, как важно это для человека чести, каким был граф де Ла Фер.
Куча золотых и серебряных монет была пересчитана, ссыпана вновь в кошель, и заперта на ключ в необъятный сундук на львиных лапах, стоявший в углу графского кабинета и напоминавший своей резьбой о давно прошедших временах. На этом их дела были закончены, можно было перейти к приятной беседе.
Оба виконта между тем осматривали замок изнутри. Вернее, осматривал Оливье, а Шарль-Сезар давал необходимые пояснения.
– Ваши с отцом комнаты вот там, часть замка перестроена специально для гостей, а в той стороне покои графини, госпожи моей мачехи: мы туда не пойдём, – хмыкнул виконт. Он кликнул лакея и тот отворял перед молодыми людьми тяжёлые двери: – Это бальная зала.
– О! – вырвалось у Оливье, потому что в глаза ударил свет, льющийся в огромные окна, а верхняя полукруглая их витражная часть посылала вниз острые цветные лучи. – Это великолепно!
– И замысловато! – подтвердил Шарль-Сезар. – Вот, смотрите, – он подставил ладонь под мерцающий луч, и Оливье сделал то же самое, – красный самый тёплый, а зелёный или синий не греет.
– В самом деле! – удивился виконт.
– Но это не всё, – сказал Шарль-Сезар. – В простенках окон и на противоположной стене подсвечники, видите?
– Вижу.
– За ними зеркальца со скошенными краями.
– Это чтобы свечи как будто умножались.
– Конечно. Но в гранях стекла появляется радужный блеск. Ночью, если горят все свечи, эффект будет почти тот же!
И Шарль-Сезар снова поймал цветное пятно в ладонь.
Оливье с интересом взглянул на кузена – в чёрных глазах его плясали искры.
Виконт тоже смотрел на кузена: безмятежная лазурь его взора отражала цветные блики, как вода в летний полдень отражает и глубину небес, и лёгкую игру света и тени.
"Забавно, ещё час назад я более всего желал вырваться отсюда, а теперь открываю этому юному пикардийцу тайны замка Рошфор?! Сам себе не верю!"
– Вам не скучно, кузен Оливье?
– Нет, что вы! – ответил тот, и Шарль-Сезар ни на миг не усомнился в его искренности.
– Ну, если так – вперёд!
Оружейная зала была одновременно и библиотекой. На самом видном месте громоздился полный доспех венецианской работы, изукрашенный так, что дух захватывало! Оливье едва руку не протянул, чтобы прикоснуться к золоченому узору.
– Но на нём есть вмятины! Это не просто парадное вооружение? В нем сражались? – Теперь в глазах пикардийского кузена горел совсем мальчишеский восторг.
– Не думаю, – лениво ответил Шарль-Сезар. – Это, верно, с тех пор, как я в пятилетнем возрасте развалил его, когда хотел достать котика.
– Котика?
– Того, что сидит на шлеме.
– И правда – кот! Какая занятная фигура! – рассмеялся виконт и вопросительно обернулся к хозяину.
– Ну, да, у всех как у людей – рыцарь орла, или льва, или вообще единорога. А у нас – рыцарь бродячего кота, извольте любоваться!
– Вы меня разыгрываете?
– Ничуть, – повел бровью Шарль-Сезар. – Говорят, у кого-то из предков был кот-
фамильяр. Да и в семье всегда жили кошки. Бабушка тоже их привечает.
– Бабушка? Это вдовствующая герцогиня Екатерина де Роган?
– Она самая. Вы разбираетесь в родословных?
– Конечно.
– Ну, так найдёте, где наши оба древа соприкоснулись ветвями. И здесь, в библиотеке, можно найти старые записи, надо лишь озадачить секретаря.
– Нельзя ли взглянуть на книги?
– Разумеется, смотрите, если только пыльные фолианты вас интересуют больше, чем старинные мечи.
– Меня интересует всё, кузен!
– Ну, да, особенно легендарный Экскалибур и Дюрандаль. Висят на стене позади вас, – промурлыкал Шарль-Сезар. – И чаша Грааля заодно с ними. Вон стоит на камине!
Оливье прыснул.
– А ничего смешного! – ответил виконт и тоже расхохотался.
Оливье всё же покосился в сторону камина – на полке и впрямь стояла чаша. Или ваза? Или большой кубок? Странная, слишком простая рядом с роскошными доспехами. И мечи на стене странные, особенно один, с шершавым, как будто зернистым, лезвием – ровно до половины. Дальше до самой рукояти светилась отполированная сталь.
– Я бы сказал, что этот меч много лет назад воткнули в землю, да так и забыли.
– В камень.
– То есть?
– Воткнули в камень, а наш предок Артур его вынул. И совершил ещё немало всего, как гласит легенда.
– Это правда?
– То, что меч принадлежал некоему Артуру – совершеннейшая правда. На клинке выбито имя и нарисован медведь – для неграмотных. А "Артур" по-бретонски и есть "медведь".
– У нас в Ла Фере хранится меч, с которым предок де Куси ходил в Крестовый поход и сражался с неверными в Святой земле.
– Древность ужасная! – согласился Шарль-Сезар. – А мы с вами зелёная поросль от старых корней: у вас сиры де Куси, у нас король Конан Мериадек. Страшно подумать, какая ответственность! Вы её ежедневно ощущаете?
– Мне кажется, вы напрасно иронизируете, виконт, – посерьёзнел Оливье и потянулся за приглянувшейся книгой. – Ощущаю. – И тут же отдернул руку: – Ай!
С книжной полки спрыгнула крупная поджарая кошка необыкновенной масти – серая, скорее в пятнах, чем в полосках – и похромала к креслам.
– Она вас оцарапала?
– Нет, не успела!
– Это хромая Клод. Ещё котёнком изгнана из покоев мадам моей мачехи за то, что посягнула на моток ниток. С тех пор я зову ее Клото. Хорошо, что мадам не знает по-гречески. – Виконт состроил уморительную физиономию. – И с тех пор эта бестия сторожит библиотеку.
Оливье даже покраснел, так старался он не рассмеяться: пасынок не ладит с мачехой, это так понятно, но нельзя же проявить неуважение к семье, в чьём доме ты гость. Всё же поборов веселость, он наконец смог поднять глаза на кузена – тот, хоть и кривил губы в усмешке, но смотрел куда-то вглубь себя, забывшись на мгновение.
Но ещё мгновение спустя Шарль-Сезар перехватил взгляд юного кузена и внезапно подумал, что может эта страсть к путешествиям, к дороге и перемене мест – всего лишь предлог, чтобы не бывать дома? Он не любил этот замок, ему в нем было душно, тесно, он был тут лишним. Не обманывался ли он всё это время? Нет, в том, что единственное его пристанище осквернено, он не обманывался. А Оливье смотрит внимательно и ясно, всё для него в этой жизни понятно и просто. Жаль, это ненадолго.
– Если я перестану иронизировать, господин виконт де Ла Фер, я, пожалуй, наживу себе разлитие желчи, или ещё чего похуже – чёрную меланхолию, например. Что, согласитесь, весьма неприятно было бы в моём цветущем возрасте.
Оливье выдержал пристальный и насмешливый взгляд кузена, да если честно – просто вызывающий взгляд, за которым должен был бы последовать ответный вызов, но сказал он следующее:
– Предположим, мне не нравится покрой вашего платья… – Тут безупречная чёрная бровь виконта де Рошфора поползла вверх, но Оливье продолжил: – Однако такое носят при дворе и в других почтенных собраниях. Стану ли я носить такое же? И стану ли я судить о вас, кузен, по платью?
Шарль-Сезар тихо и медленно выдохнул сквозь зубы:
– Все так и делают! А, впрочем, снимаю шляпу перед таким благоразумием. Сколько вам лет, кузен, сорок пять?
Оливье хмыкнул и вздернул подбородок:
– Пятнадцать. А вам?
– Девятнадцать. Будет в следующем месяце.
Оба кузена рассматривали друг друга, и эта игра в гляделки, что не прекращалась на протяжении всей их беседы, похоже, уже смущала обоих.
Шарль-Сезар снова кликнул лакея и о чём-то тихо распорядился, а сам взял с кресла кошку и обнял её. Кошка громко заурчала.
Тут слуги принесли кувшины вина, бокалы и несколько вазочек с серебряными
крышками. Виконт пригласил Оливье за стол. Тот про себя отметил изящество посуды – такую он мог бы представить в женских покоях, однако облик, манеры и речи бретонского кузена не позволяли заподозрить его в недостатке мужественности.
– Вы сладкое любите? – неожиданно спросил он.
Оливье даже растерялся сначала, а потом кивнул.
Виконт снял крышки с вазочек: в одной были ломтики вяленых груш, как инеем подернутых сахаристыми крупинками, в другой сушеные вишни с орехами вместо косточки, в третьей какие-то зелёные конфеты.
И Оливье не устоял, попробовал всё, особенно зелёные конфеты.
– Это что?
– Крыжовник. С лимонной корочкой внутри.
– Восхитительно!
– Вот теперь верю, что вам пятнадцать! И пока наши отцы по-родственному решают свои денежные вопросы…
– Денежные?
– Ну, да. Разве вы не знали о цели вашего путешествия?
Оливье ответил не сразу:
– Отец упоминал о каком-то обязательстве, но я не придал этому значения и не задавал вопросов.
– И правильно сделали. Так вот, и вы по-родственному помогите мне разрешить одну задачу.
– Я к вашим услугам.
– Вот, – виконт указал на маленький шахматный столик в углу у окна. – Вы играете? Партия не окончена, и я, право, не знаю, что делать.
Оливье пересел за шахматы, прихватив вазочку с конфетами, а Шарль-Сезар встал рядом, не выпуская из рук кошку.
– Гм, интересно… С кем вы играли?
– Сам с собой. Сначала загнал себя в угол, а потом пытался найти выход.
– Это вы уж очень ловко себя загнали!
– О, да!
– А если вот так?
Шарль-Сезар даже присвистнул, а кошка испуганно мяукнула:
– Ого! Неожиданный ход! Кстати, отец распорядился, чтобы я с вами сходил на заутреню в нашу церковь. Мне кажется, вам будет интересно.
– Э…
– Не отвлекайтесь!
– У вас церковь старинная – такие места заслуживают внимания, а послушать там службу будет вдвойне поучительно!
– Не отвлекайтесь! Там хранится реликвия – статуэтка девы Марии, явившаяся четыре века назад в дупле дерева и найденная какой-то пастушкой. Впрочем, это и вся древность, не считая башни. Мой дед, принц Рене II, взялся приводить в порядок замок, а заодно под перестройку попала и церковь. Но все равно она торжественная и холодная в любое время года. Вы сами сможете убедиться, что в ней можно окоченеть.
– Хорошо, что вы меня предупредили. В таком случае я оденусь потеплее, – чуть приметная улыбка тронула губы Оливье. – Ну, вот, смотрите, эту партию можно закончить вничью!
– Превосходно! Даже изящно! Похвалюсь перед монсеньором, только не выдавайте меня!
– Не выдам. Потому что не знаю, о каком монсеньоре речь.
– О епископе Люсонском.
Оливье едва заметно пожал плечами, а Шарль-Сезар продолжил:
– Из-за Генеральных Штатов его преосвященство вынужден был находиться в Париже почти неотлучно, он неоднократно повторял, что хочет видеть меня каждый день с докладом, как я провел двадцать четыре часа. Если вы бывали при дворе…
– Я неплохо знаю французский двор.
– Вот как? – искренне удивился юный Рошфор.
– Моя матушка несколько лет состояла статс-дамой королевы-регентши, и я часто навещал ее, – пояснил Оливье.
– Ах, вот вы кто – сын мадам Изабеллы, конечно же! Я ведь помню, что мы встречались с вами в Сен-Жермене. И вашу матушку тоже помню. Такую редкостную красоту, совершенную и возвышенную, не часто встретишь.
– Благодарю, виконт. Вы служите при дворе?
– Я служу у епископа Люсонского.
– Но…
– Что-то вас смущает?
– Н-нет… – промолвил виконт, хоть его смущало, конечно, что старший сын графа Рошфора, наследник всего рода Роганов, служит у господина дю Плесси. – Так что происходило на заседаниях Штатов?
– Ничего не происходило. Каждый из певцов вел свою мелодию, но не слышал
остальных.
– Они не могли прийти к согласию?
– И не пришли, потому что у них разные представления о том, что нужно Франции. Как говорит монсеньор: «Ни к чему видеть зло, если нет желания с ним бороться».
– Это выгодная позиция, – кивнул Оливье, – хотя я не понимаю такого отношения.
Рошфор нахмурился и готов был вспылить, задетый за живое: его преосвященство пока не обладал реальной властью, чтобы как-то влиять на ход событий, а этого виконт признавать не хотел. К тому же, слова кузена весьма напоминали упрёк, а Шарль-Сезар в таких случаях всегда готов был принимать его на свой счёт. Однако же виконт вовремя спохватился: об этом-то как раз и не стоило откровенничать с юным пикардийцем.
Кошка у него на руках завозилась.
– У, леопардица! – виконт чмокнул её в нос и отпустил. – Так вы надолго в наши края?
– Думаю, завтра мы тронемся в обратный путь: отцу было важно успеть в Рошфор именно к сегодняшнему дню, так что, полагаю, у него нет оснований задерживать свой отъезд. Но я могу и ошибаться.
– Я тоже должен ехать, и мог бы часть пути проделать с вами. К тому же у нас будет больше охраны.
– Это разумно. Я скажу отцу.
– Договорились! Заодно покажу вам наши края. Но, виконт, мне кажется, я своей болтовней совсем утомил вас.
– Ничуть! – сказал Оливье и зевнул. – О, простите!
– Смеркается. Вы в Ла Фере, должно быть, привыкли к размеренной жизни. Не стоит нарушать сложившийся порядок. И если вам здесь не хватает каких-то привычных удобств, не стесняйтесь потребовать их.
– Виконт, ваш замок прекрасное жилище, и вы приняли нас по-королевски.
Шарль-Сезар улыбнулся:
– Через час подадут ужин.
И он проводил кузена до самой его комнаты.
***
Конфеты были так хороши, что Оливье не заметил, как несколько неумеренно воздал им должное – и совсем перебил аппетит. За ужином он ел мало и лег в постель налегке. В согретую мягкую постель. Надо же, в мае! Но, признался он сам себе, это очень приятно – ощущать такую заботу. Погружаясь в сон, юноша вспоминал все события прошедшего дня: утреннюю грозу и блестящие крыши, солнечные зайчики в витражах, доспехи в библиотеке, кузена с кошкой. “Леопардица!”
Он даже хмыкнул в подушку: бретонский кузен ему понравился, и, может быть, в дороге они познакомятся поближе?
А Шарль-Сезар лег ещё не скоро: он что-то долго писал при свече, потом просто сидел, подперев щеку рукой и глядя на огонь.
"Кузен де Ла Фер, – думал он, слишком чистосердечен, слишком добропорядочен, слишком благоразумен – всего в нем слишком, но как бы мне хотелось подружиться с ним! Если бы только он не был так молод". - С этой мыслью виконт вздохнул и задул свечу.
***
На следующее утро молодые люди поднялись чуть свет и отправились в церковь. Они спешились у ворот и среди немногочисленных прихожан, кланяющихся двум виконтам, заняли места семьи графа де Рошфор.
Простота убранства собора поразила виконта: стены и колонны сложены из камня и не оштукатурены, полы из каменных плит, грубо пригнанных друг к другу, деревянные скамьи без резьбы, древние и простые, как и сам храм. Окна украшены скромными витражами, а маленькая статуя Марии с младенцем на руках на одной из колонн, примыкавшей к кафедре, полна наивного очарования старинных изображений святого семейства.
И сам кюре, отправлявший службу, был под стать этому храму: сухопарый старик с венчиком седых волос вокруг тонзуры, с серыми спокойными глазами и твердо сжатыми губами, изрекавшими библейские истины так спокойно и уверено, словно он сам был очевидцем тех событий.
В этом храме и звон шпор, и любой звук были такими звонким и проникали в каждый, самый потаенный уголок, что Оливье в смущении и почти в благоговейном трепете боялся нарушить покой древних стен. Когда юноши вернулись к своим лошадям, оба были молчаливы и задумчивы.
– Все наши страсти кажутся ничтожными и сиюминутными перед величием слова божьего, – виконт де Ла Фер застенчиво улыбнулся, и Рошфор согласно кивнул ему в ответ.
– Его преосвященство господин епископ де Люсон часто говорит то же самое, – тень задумчивости легла на лицо Шарля-Сезара, длинные ресницы бросали синеватые зубцы теней на смуглые щеки.
Оливье взглянул на него украдкой: виконт был похож на испанского идальго, в нем ничто не напоминало жителя севера. И движения у него были быстрые, точные, он весь был как пружинка, готовая стремительно распрямиться, всем своим существом он был устремлен… куда? Ответ напрашивался сам собой: в Париж.
А виконт де Ла Фер озирал окрестности и думал, что будь у него такая возможность, он задержался бы тут подольше.
– Как же у вас тут красиво и тихо! И всё это ваше наследие!
Лицо кузена начало каменеть.
– Я не стремлюсь стать наследником и готов уступить это право младшему брату. Графиня, моя мачеха, будет счастлива получить все права на наследство для своего сына.
– И ваш отец согласен на это? – ахнул Оливье.
– Граф не против. Ему все равно. Мне тоже. Я для того и приехал, чтобы уладить этот вопрос. Зачем мне лишние хлопоты? – виконт рассмеялся беззаботным смехом, но внимательное ухо его собеседника уловило нотку горечи. – А вы, должно быть, постоянно вынуждены вникать в круг проблем, связанных с управлением графством?
– У меня нет выбора.
– Вас ещё не женили? Тогда выбор есть!
– У меня есть невеста.
– Так, а вот тут давайте поподробнее: знатна?
– Да.
– Богата?
– Да.
– И красива?
– Я с ней толком и не знаком, – пожал плечами Оливье. – Знаю только, что она сирота. В свое время нас представят друг другу официально.
– Вот-те раз! А вдруг девица совсем какой-нибудь крокодил?
Оливье прыснул и расхохотался.
Шарль-Сезар вдел ногу в стремя и взлетел в седло:
– Да здравствует свобода, прекрасные возлюбленные, отменное вино и быстрый конь! Догоните меня, кузен! – И он пришпорил своего вороного жеребца.
Смеясь и подбадривая возгласами своих коней, они понеслись вскачь по узким и крутым мощеным камнем улочкам к подножию холма. Искры летели из-под копыт, глаза горели от ветра, горожане шарахались в стороны от двух юных сумасбродов, в веянии перьев и развевающихся плащей на полном скаку вылетевших за ворота селения, но они ничего не замечали, несясь наперегонки.
Они были уже далеко от замка, когда лошади стали проявлять признаки усталости, и всадники перевели их на рысь, а потом и на шаг.
Поля, виноградники и сады скользили по склонам, как пологие зелёные волны.
– Жаль, отсюда не видно море, – вздохнул Рошфор. – Вы любите море, виконт?
– Я два года провел на корабле английского флота. Отец хотел, чтобы я стал морским офицером.
– Вот как? – Шарль-Сезар с возрастающим интересом смотрел на де Ла Фера. – Чтобы юноша с такой белой кожей и такими ухоженными руками лазал по вантам?
– Помилуйте, кузен, загар сходит быстро. Отец отозвал меня после смерти старших братьев. Я остался единственным наследником.
– Вам не повезло.
– Я люблю море, я мечтал побывать в разных странах, но так вышло, что я повидал Англию и лишь немного Востока.
– Ого, этого вполне достаточно. А я в девять лет сбежал из дому. С цыганами! Правда, меня некоторое время спустя нашли и вернули…
– О, боже!
– Да уж, внушение я получил от крестного, господина де Марийака – никогда не забуду!
– А нам не пора возвращаться? – вдруг забеспокоился де Ла Фер.
– За опоздание к завтраку кроме выговора от родителей нам ничего не грозит, – пожал плечами Шарль-Сезар. – Но если вы голодны, тогда мы возвращаемся.
Возвращались они не спеша, по-крайней мере Оливье думал, что кузен намеренно тянет время. У самых ворот он вообще приотстал, и виконт обернулся к нему. Что-то было не так! Шарль-Сезар прижимал к лицу платок и содрогался от приступа удушающего кашля.
Губы его посинели, он едва держался в седле, и Оливье подъехал вплотную, подставив ему плечо:
– Шарль-Сезар, я держу вас, спокойно, мы уже дома. Сейчас позовут врача, только дышите. – Тот сделал отрицательный жест. – Почему? Что с вами? Что это?
– Моё наследие…– свистящим шепотом ответил виконт, окончательно теряя сознание.
***
Завтрак подали вовремя, граф де Рошфор был бледен, но вышел к гостям. Виконту было лучше, с ним не первый раз случилось такое, это проходит, а с возрастом приступы удушья становятся всё реже, сообщил он. Прошел ещё час, и граф де Ла Фер с виконтом,закончив недолгие сборы, покинули гостеприимный замок. Шарль-Сезар нашел в себе силы прийти попрощаться с кузеном.
После отец застал сына в его комнате полулежащим на кушетке с кошкой на руках.
– Шарль-Сезар, что вы устроили, и почему вы не в постели?
– Ваше сиятельство, я бы хотел закончить наше дело, ради которого вы и вызвали меня сюда. И чем скорее, тем лучше. Мне нужно ехать.
– Я ваш отец, и лучше знаю, что вам нужно.
– Не сомневаюсь. Документы ведь готовы, позовите нотариуса, чтобы официально подтвердить ваше решение, я всё подпишу.
– Шарль-Сезар, у вас жар, вы больны.
– Нет у меня никакого жара!
Кошка приподняла голову, мяукнула и навострила уши.
– Довольно! Никуда вы не едете, и никаких разговоров о делах до тех пор, пока я не позволю! Над вами моя власть, а не какого-то там… люсонского выскочки! Это моё последнее слово!
На этом граф Рошфор удалился, приставив лакеев к дверям с приказом сторожить их неотлучно, а сам прошел в свой кабинет. Из достопамятного тяжёлого сундука на львиных лапах он извлёк пакет бумаг и выбрал оттуда несколько. Потом он сам долго разжигал огонь в камине – теми самыми бумагами. Пламя взвилось и весело заплясало, в его золотом свете корчился чёрный пепел. У графа Рошфора с сыном больше не было никаких дел.
***
Ангерран де Ла Фер молчал, когда они с виконтом тронулись в обратный путь,ограничиваясь самыми необходимыми словами в дороге; молчал он и когда они вступили под своды родного дома. Сын тоже не делал попыток заговорить, опасаясь сказать что-то не к месту – он не боялся отца, но благоговел перед ним. Но юности трудно взять верх над опытом зрелости, и Оливье все же не выдержал.
– Ваше сиятельство, чем я провинился? – напрямик задал он вопрос отцу.
– Вам понравился ваш кузен?
– Да, но для дружбы необходимо лучше узнать человека, – откровенно ответил сын. – У меня же для этого было немного времени. Если вам это будет угодно, я смогу навещать виконта в Париже или в любом другом месте.
– Сомневаюсь, что в дальнейшем это будет возможно, Оливье. У меня обширные планы на ваш счет. А графу Рошфору я весьма обязан, он выручил меня в трудную минуту. К тому же Шарль-Сезар перебирается в Париж окончательно, епископ Люсонский нуждается в нем. Что же до вас, то меня удивило, что вы так легко пренебрегли условностями. Если вы в гостях, значит вы подчиняетесь распорядкам дома, принявшего вас. Прошу вас на будущее запомнить это.
И, надеюсь, вы не разгласите того, чему там стали свидетелем.
– Конечно, отец, об этом меня не нужно предупреждать.
***
Придет время и Оливье де Ла Фер будет вспоминать это почти мимолетное знакомство.
Судьба еще не раз столкнет кузенов.

Конец первой части