Храни вас Бог, сынки

   Её звали МамВаря.

   Так окрестили свою учительницу детдомовцы младших классов, которым было трудно выговорить её имя-отчество Варвара Лаврентьевна. И это новое имя как нельзя лучше подходило ей.

   Попала она туда по разнарядке сразу же после окончания семилетки. В детском доме имени Халтурина в предвоенные годы нашли приют дети, волею судеб лишившиеся родительской заботы и ласки.

   Невысокая, худощавая с тяжёлой русой косой, почти не отличавшаяся от своих воспитанников молодая учительница не просто стала учить детей грамоте. Варвара как добрая мама, окружила их заботой и любовью. В каждом из своих учеников она видела личность, маленького человека, который достоин любви и уважения.   

   В те годы детдом был на полном обеспечении Кожтреста и Варваре часто приходилось там бывать по служебным делам, где она познакомилась с Василием, молодым парнем, работавшим счетоводом. Весёлый, кудрявый красавец с пронзительным взглядом голубых глаз каждый раз при встрече заставлял учащенно биться сердечко молодой девушки.

   Через некоторое время они поженились, а вскоре появился на свет их первенец – Захар. Время было тяжёлое, голодное. Страна только восстанавливалась после Гражданской войны. Молодой семье пришлось перебраться в деревню, где жили родители мужа. В колхозе на трудодни иногда давали зерно и это было подспорьем для их большой семьи. Василий устроился счетоводом в правлении колхоза, а Варвара пошла преподавать в школу. Потом родилась дочка, Дашенька, а через несколько лет началась война.

   Сейчас Варвара сидела в избе за столом и смотрела на фотографию, висящую на стене, на которой был снят её свёкор, Евграф Митрофанович в форме подпрапорщика 2-го Сибирского саперного батальона и с Георгиевским крестом четвёртой степени вместе со свой супругой Евдокией Захаровной. В той же раме под стеклом были вставлена и их с Василием совместная фотография, которую они сделали сразу после регистрации брака. В руках она держала единственное письмо от Василия, которое пришло через несколько месяцев после того, как он, собрав вещмешок и поцеловав её на прощание, ушел на фронт. И с тех пор, как она получила этот заветный солдатский треугольничек, от мужа не было ни слуху ни духу. А тут еще и сын Захар тайком несколько раз ходил в военкомат и добился-таки призыва в армию за полгода до положенного срока. Попал он в Халтурин, в военно-политическое училище. За все время только и дошла до неё весточка, что мол жив, здоров и упорно постигает науку «фашистских гадов бить».

   Варвара горько вздохнула: теперь её сердце будет не только за мужа болеть, но и за сына. Увидит ли она своих мужчин хотя бы ещё один раз?

   - Мама! Мама! Там дядька Игнат тебя кличет, – звонкий голос Дашутки вернул Варвару к действительности. Она торопливо вышла на крыльцо. За калиткой стоял запыхавшийся, взмокший Игнат Киприяныч, колхозный конюх.

   - Что случилось-то, дядька Игнат? Что ты такой весь заполошный? – Варвара подошла ближе, внимательно вглядываясь в лицо конюха, пытаясь разгадать, с какой вестью он к ней заявился.

   - Ты это, Лаврентьевна, не волнуйся, - хриплым голосом заговорил Игнат. – Был я в Котельниче и на станции видел эшелон, который на фронт должон пойти. Из одной теплушки меня окликнул твой Захар. Наказал тебе передать, что они сегодня отправляются, шлёт он тебе сыновий поклон и обещает скоро возвернуться домой с победой.

   - Как же так? Сегодня? Отправляют? Ой, горюшко. Не увижу я его. Бежать мне надо, Игнат. Бежать на станцию.

   - Я бы подсобил тебе, да сама знаешь, у нас только один мерин в колхозе и то, на нем председатель в район с утра уехал.

   - Ничего, Игнат, здесь же недалеко, километров семь, если через лес сократить путь. Надо успеть. Обязательно надо успеть!

   Варвара бросилась в хату, заметалась по ней, лихорадочно соображая, что можно собрать в дорогу сыну. Руки ухватили полкраюхи хлеба, луковицу, да несколько варёных картофелин, оставив парочку дочке на ужин.

   Набросив на себя короткую плюшевую жакетку, повязав голову платком, она заскочила к соседке, попросила присмотреть за избой и дочкой и заторопилась по пыльной дороге в сторону станции.

   Мысль о том, что сейчас может свидится с сыном перед отправкой на фронт, подстёгивала, придавала силы. Она почти бежала по дороге. Ноги скользили в грязи после недавно прошедшего дождя, пару раз она едва не упала, но Варвара упорно шла вперёд, боясь опоздать.

   - Надо успеть, обязательно надо успеть. Ведь это может последняя возможность увидеть сыночка.

   Наконец показалось здание вокзала. Все пути были забиты эшелонами. Варвара остановилась в растерянности.

   - И где мне искать нужный эшелон? Что там Игнат говорил? Их отправляют на фронт? Так здесь, наверное, все туда едут.

   Запыхавшись от быстрой ходьбы, Варвара стояла и пыталась взглядом определить, где искать своего Захарку.

   Людское море колыхалось между эшелонами. Солдаты перебегали от состава к составу, слышались отрывистые команды офицеров, иногда среди массы людей в военной форме можно было увидеть чумазые лица железнодорожников, сноровисто осматривавших колёса теплушек. Громко лязгали сцепки, раздавались свистки, к эшелону цеплялся паровоз, и очередная часть была готова к отправке на передовую.

   Где-то играла гармонь, кто-то пел забористые частушки про Гитлера. Все были чем-то заняты и спросить про сына ей было не у кого.

   МамВаря переходила от состава к составу. А как увидишь сына в такой большой массе людей?

   - По ваго-о-онам!- прозвучала зычная команда. Враз стихли частушки, умолкла гармошка и солдатики торопливо полезли в теплушки. Раздался короткий гудок паровоза - и эшелон стал медленно набирать скорость.

   Варвара стояла между путей, стянув платок с головы и, утирая им бежавшие из глаз слёзы, провожала взглядом проплывающие мимо неё вагоны.

   - Храни вас Бог, сыночки. Возвращайтесь скорее с победой, - мысленно молилась она, хотя понимала, что до победы доживут не все.

   - Мама! Мама! Я здесь! – из дверей одного из вагонов торчала голова её сыночка, который размахивал пилоткой, улыбаясь ей. – Я вернусь! Обязательно вернусь!

   - Захарка! Сынок! – Варвара рванулась к теплушке, но эшелон набирал скорость, увозя её сына, её родную кровиночку… - Как же мы с тобой не попрощались?

   Она в изнеможении опустилась на землю. Слёзы застилали ей глаза, дрожащими руками она прижимала узелок с едой к груди и всё повторяла шепотом:

   – Как же? Как же так мы с тобой только один миг увиделись? Я ж тебе поесть несла, торопилась…

   - Поберегись, - раздался над ухом зычный голос.

   Вздрогнув, Варвара оглянулась: из стоящего на соседних путях санитарного поезда выгружали носилки с бойцами, несли мимо неё и грузили на подводы, чтобы везти в госпиталь.

   Два санитара остановились рядом и поставили носилки с раненым на землю.

   - Пойду, узнаю, куда лейтенанта нести? – Санитар поправил автомат и, кивнув второму, зашагал в сторону подвод. Его напарник достал цигарку и закурил. Раненый тихонько стонал.

   Грубая, пропахшая порохом шинель, укрывала его почти до подбородка, но не могла скрыть худобу. Лицо было мертвенно-бледным с ввалившимися щеками. Сквозь повязку на голове проступали бурые пятна крови, обветренные потрескавшиеся губы кривились и дрожали, из пересохшего рта раздавался невнятный прерывистый шепот. Что он говорил, этот молоденький лейтенант, о чём шептал в горячечном бреду? Может отдавал приказ в атаку или звал маму?

   Наклонившись, она положила в изголовье узелок с едой, ласково погладила лейтенанта рукой по голове и незаметно перекрестила…

   Поправив шинель, Варвара отошла от носилок. Взгляд её устремился вдаль, где скрылся эшелон, увозивший сына с товарищами на фронт.

   Смахнув рукой слезы, она прошептала вслед:

   - Храни вас Бог, солдатики…