Временная жизнь

глава 28
Оставался последний день в Семигорске. Последний… Марте очень не хотелось думать об этом так. Она избегала самого слова, называя его «крайним». Ведь после Москвы она собиралась вернуться. У неё был грандиозный план возвращения — не только в город, но и к себе.

У неё теплилась надежда, что Елена Дрогина даст согласие на выпуск книги. Марта уже держала в руках готовый черновик, собранный и вычитанный. После поездки она собиралась передать его Юльке — подруге и блестящему редактору. Затем — договориться с дизайнерами, выбрать обложку, обсудить формат, шрифт, бумагу. Типография. Презентация.

Дел было много. Но главное — Марте нужно было принять важное решение в собственной жизни. Она не могла больше стоять на месте. Надо было наконец-то расставить все точки в разговоре с Павлом. Эта тема тяготила, давила, и пока Марта откладывала её, будто откладывала собственную зрелость.

На улице лежал свежий снег. Он мягко скрипел под ногами, воздух был хрустальным — пахло морозом, елью и, как ни странно, бумагой. 25 декабря. Город дышал ожиданием чуда, даже если в него уже почти никто не верил.

Марта стояла у знакомой двери, держа в руках аккуратно собранную папку. Это был не просто текст — это была книга. Слова Елены Дрогиной, облечённые в форму, вычищенные, но не выправленные. Подчёркнута подлинность, сохранена тишина между строк.

Она нажала на звонок. За дверью послышались шаги, затем поворот ключа.

— Заходите, — сказала Дрогина.

На ней был серый шерстяной свитер, волосы были убраны, но одна прядь выбивалась — упрямая, как и она сама.

В квартире пахло чаем с чабрецом и чем-то почти забытым — домашним теплом, каким-то внутренним согласием. Будто здесь всё стало на свои места.

— Вы успели, — Елена опустила взгляд на папку. — Не думала, что так быстро.

— Не смогла иначе, — ответила Марта. — Я знала, что должна успеть до Нового года. Для вас. Для книги.

Они сели за круглый стол. Марта разложила распечатанные страницы. Знакомый почерк теперь превратился в стройный текст — те же слова, но они звучали иначе. Громче. Чище.

— Я ничего не изменила по смыслу, — сказала она. — Только убрала повторы, расставила акценты. Я оставила воздух. Хотела, чтобы это по-прежнему были вы.

Елена перелистывала страницы. Иногда задерживала взгляд, иногда едва слышно хмыкала.

— Вы убрали те воспоминания о редакторе из Ленинграда? — вдруг спросила она.

— Только один повторяющийся абзац. Остальное осталось. Это важно. Это часть вас.

Дрогина кивнула.

— Я не знаю, зачем вы всё это начали, — тихо сказала она. — Но вы оказались правы. Когда я отдала вам тетрадь, мне стало легче. А сейчас… я не боюсь. Только волнуюсь.

Марта улыбнулась. В горле стоял ком — от облегчения, от нежности к этому хрупкому доверию.

— Я завтра уезжаю в Москву. Отвезу черновик Юле — она моя подруга и очень хороший редактор. Она поможет нам довести текст до финала. Я пришлю вам вёрстку, макет, каждый этап — всё согласуем.

— Только обложку я хочу видеть первой, — сказала Елена, глядя в окно, где тихо и уверенно падал снег.

— Обязательно.

Наступила тишина. Та самая, которая бывает только в канун чего-то важного. Всё замирает, чтобы что-то началось.

Уже на пороге Елена догнала Марту и протянула ей сложенный лист бумаги.

— Подождите. Это название. Я придумала его прошлой ночью.

Марта развернула лист. Почерк был аккуратным, твёрдым.

> "Там, где снег не тает"



Марта подняла глаза. И вдруг почувствовала, как внутри что-то встало на своё место — твёрдое, настоящее, не временное.

Книга родилась.

Она вышла на улицу. Снег всё ещё падал, мягко и бесконечно. В груди пульсировало что-то большое — не тревога, нет. Радость. Чистая, светлая, почти детская.

Марта шла медленно, вбирая в себя этот город, этот вечер, этот снег.

В кармане завибрировал телефон. Костя.

— Ну? — он не стал здороваться.

— Она согласна! — почти прокричала Марта. — Дала добро! Я везу книгу Юльке. Мы начнём.

— А потом? — мягко спросил он.

— Потом я вернусь. И мы сделаем из этого книгу. Ту самую. Настоящую.

Он замолчал. А потом сказал:

— Я буду ждать тебя, Марта. Завтра утром отвезу тебя на вокзал.

— Договорились, — прошептала она. И вдруг поняла: впервые за долгое время внутри — ни страха, ни сомнений. Только лёгкость. Всё не зря.

Папка в руках казалась тяжёлой — не от бумаги, от значимости.

И в этой тяжести было настоящее счастье.