Битва при Бунъэй. Глава первая

В этой глухой, обветшалой до мозга костей деревушке Хигасикyма, где зима была теплее, чем приём, оказываемый чужакам, здание муниципалитета возвышалось как памятник одновременно архитектурному и нравственному разложению.

Линолеум по краям скукожился, словно засыхающий лист, батареи шипели с бессильной яростью тысяч бюрократов, а единственное, что здесь когда-либо шло по расписанию — это часы. Но и те, разумеется, были сломаны.

В самом сердце этого чиновничьего мавзолея восседала новая секретарша — выглядевшая настолько не к месту, что местные бабки быстро окрестили её «Мисс Токио» — словно родом она была не из мегаполиса, а из инфекционного отделения. Высокая, красивая, с тем изящным холодным достоинством, какое бывает только у женщин, для которых теплые батареи и обувь без дыр — вещи само собой разумеющиеся. Её длинные, грациозные ноги с математической точностью были закиданы на стопку неразобранных — и весьма подозрительных — муниципальных отчётов. Звали её Аюми Сато, и в данный момент она лениво развалилась в потрёпанном офисном кресле, в ушах — наушники, на лице — буддийское равнодушие, а в руках — пилочка для ногтей, которой она делала педикюр под ритмы Left Out in the Cold группы Sparks.

Единственные признаки жизни в этом учреждении подавленного безразличия — это вконец отчаявшееся комнатное растение, и бухгалтерские отчеты, у которых, в отличие от растения, надежд не было с самого начала.

Хрупкое спокойствие этой почти спа-процедуры разрушилось, но не от привычного храпа мэра Кацуxиро, регулярно доносящегося из глубин его чиновничьей берлоги, и не от жалобного мяуканья полуголодного муниципального кота, а от взрывоподобного появления господина Хироси Танаки — муниципального бухгалтера, а куда более важно — тестя мэра, хоть и в маразме, но столь же незаменимого, как код замка на муниципальном сейфе.

Дверь, давно лишенная верхней петли и потому славящаяся оперным драматизмом входа, распахнулась с таким грохотом, словно за стеной началась артиллерийская дуэль. Пилочка госпожи Сато на секунду зависла в воздухе — как грациозная розовая запятая недоумения.

Господин Танака, с лицом, перекроившимся в гримасу паники, вперемешку с немытыми усами, напоминал испуганного хорька, которому впопыхах надели жилетку из бабушкиного сундука и страдавшего хроническими нервными приступами.

— Где мэр?! — взвыл он голосом, треснувшим как тарелка из дешевого фарфора. — Где этот бесполезный… зять, ****ь… Ему звонят из Токио! Из Токио, понимаешь?! Всё срочно!

Аюми, не удостоив его даже беглого взгляда, прибавила громкость в телефоне. Голос бухгалтера стал уютно глухим — как пчела, бьющаяся в банке.

— Аюми Сато! Госпожа Аюми Сато! — захлопав по полу своими ботинками, Танака приплясывал, словно надеялся передать срочность ситуации через вибрацию досок. — Офис губернатора! Туристы! Богатые! Саудиты! Где он, этот долбаный мэр?!

Аюми наконец подняла взгляд. Её выражение напоминало энтомолога, впервые увидевшего таракана с тремя глазами. Она сняла один наушник с той степенной медлительностью, с какой женщины обучаются выслушивать мужчин, которые глупее офисного фикуса.

— Он на рыбалке, — произнесла она спокойно и холодно, как гладь декабрьского озера.

Танака уставился на неё, разинув рот, как будто она только что заявила, что мэр сбежал с моржихой.

— Что значит на рыбалке?! Сейчас?! Когда Токио на линии?! Когда саудиты летят?! Когда… такое…

Аюми пожала плечами, вернула наушник на место и продолжила педикюр.

— Сказал, нужно поймать что-то большое, и до ужина,- произнесла она, имея в виду, вероятнее всего, не рыбу, а похмелье или очередную любовницу.

Танака издал звук, напомнивший смесь стонов, всхлипов и проклятий, и вылетел из кабинета, оставив за собой шлейф из документов, вьющихся в воздухе, как крылья чрезвычайно озадаченной курицы.

Тем временем, на промерзшем до треска берегу озера Хачиман, мэр Кацуxиро — человек, у которого моральный компас вращался как рулетка в казино — действительно «рыбачил».

Правда, под «легендарной форелью», о которой он без особой убедительности вещал своей слишком умной секретарше, скрывалась тепловатая банка дешевого пива, а собственно «рыбалка» сводилась к унылому забрасыванию лески в стоячую промерзшую лужу (сами жители называли её гордо — Озеро), пока сам мэр, свесивший пузо впереди себя, как разведывательный отряд, развалился на складной табуретке, и одной ласковой, маслянистой рукой теребя крайне приветливое бедро госпожи Танаки — хозяйки местного кафе и производителя отменной квашеной капусты. И, по совместительству, обладательницы бюста, куда как более утешительного, чем любой надвигающийся бюрократический апокалипсис.

В то утро клевало одно — северный ветер. Но мэра это не смущало. Он уже поймал всё, что хотел: государственную дотацию, наивного бухгалтера, и, если слухи не врали, секретаршу, которая чересчур сообразительна для подобных мест.

Но когда отчаянный вопль бухгалтера эхом прокатился по льду, даже мэр начал подозревать, что в этом году «Битва при Бунъэе» может оказаться не победой, а капитуляцией.