8 Москва - Нелли
Выглядело это, как сельский клуб, но важно, что в голове, а не в реальности. Особенно податливых, нервических дам научился вычислять по глазам, позе, жестам. С ними кайфовал от себя, своей страсти. Секс интересовал только как продолжение игры в тяни-толкай, власть и подчинение.
О ебле говорил беззастенчиво, но так не думал. Порнуха оставляла равнодушным. Хотелось наэлектризовать девку до дрожи, передающейся кончикам пальцев, дотрагивающихся до ее лица, волос. Добившись, лизался вовсю, но только пока она трепетала со мной. Если не приходила в себя, то и дальше, но чаще бросал на полпути. Наслаждение - от осязания пола, и уходит вместе с ним.
Друзья говорили, что веду себя, как баба: жду, пока она захочет. Но завидовали, не подозревая, что не умею трахаться и презираю тех, кто это освоил. Никогда не старался удовлетворить женщину, поскольку, как формулировал, "не мужское это дело". Я им и так нравился. Запомнился ролик на BBC, когда к отъезжающей машине с модной звездой подбегает толпа поклонниц, и одной удается дотронуться ладонью до уже закрывшегося стекла и поймать взгляд кумира - бурный оргазм бледнеет перед ее переживаниями. Чего-то подобного я и хотел, и всегда прокатывало, кроме как в одном случае.
Коля, в комнате которого я периодически жил, дружил со своей однокурсницей Элей, наполовину азербайджанкой, наполовину татаркой, жившей в нашей общаге. Картофеленосая, круглоглазая и коренастая, она была из Центральной России, куда ее семья переехала из азербайджанского городка на границе с Ираном. Как-то, пойдя с нами в клуб, прихватила свою сестру Нелли, ничуть на нее не похожую. Стройная, с тонкими, мягкими восточными чертами лица и миндалевидными глазами, она была красавицей.
Там произошло понятно что и, возвратившись в общагу, мы с Нелли лизались в общей кухне. Никаких особых надежд я не питал, поскольку она не вписывалась в обыкновенно ведущийся на меня контингент. Жила в Алтуфьево у брата-бизнесмена, готовилась к поступлению в МГУ и, судя по всему, была психически уравновешенной и не гулящей. Да и молодая слишком, 17 лет. Мне было 20. Я ей так и сказал, что, видимо, мы разойдемся, как в море корабли. Но, целуя мою грудь, она ответила, что будет приезжать. И стала.
Чтоб не ударить в грязь лицом, столовал ее в "Томасе", спустив все деньги, включая плату за общагу, где жил параллельно с ДАСом. Пока еще не выперли, повел ее туда. Она потребовала презерватив. Я не привык думать о нем заранее, считая ответственностью женщин, да они и не парились. После долгих шатаний, купили. Пришли, трахнулись, и она заявила: "Я хочу еще, когда второй раз?" Такого еще не спрашивали, и я опешил. По идее она должна была лежать рядом и смотреть на меня большими, красивыми глазами. Но она сидела и ждала. Утратив желание, проводил ее до метро.
Забыл бы о ней, но она приходила, уже без секса, которого не хотелось. Потом уехала в родной город. И тут, ближе к лету, меня переклинило. Я решил, что моя жизнь ужасна, бессмысленна и никчемна, и стоящее в ней только она. Воображая унылые, волнующиеся безлюдным морем пейзажи любимых нидерландских художников 15 века, как символ моего бесцельного существования, написал ей письмо, в котором океанские просторы в пустынности соперничали с межзвездными пространствами, и в общем-то признался в любви. Она прислала ответ, что тоже любит меня.
Окрыленный, я уехал в Севастополь, где благополучно забыл о ней, гуляя с Юлей, красивой фигуристой девчонкой с округлым лицом, аккуратным немного вздернутым носиком, большими голубыми глазами и волнистыми черными волосами - в деда-азербайджанца. Ее парень, мой одноклассник, просил сесть ей на хвост, чтоб никто не увел. Втроем, с ее подругой, распивали бутылку водки и шлялись по барам. Мы с Юлей очень друг другу нравились, что особенно проявлялось, когда она, пьяная, не прерывая беседы, садилась поссать, держась за мои брюки и стараясь не попасть мне на туфли. Трахнувшись, мы бы сблизились, и ей пришлось бы расстаться с одноклассником, чей отец владел большим универсамом. Она предоставила мне выбор, и я, серьезно ей симпатизируя, решил оставить все как есть. Знал бы, что он с ней разведется, оставив с ребенком, вел бы себя иначе.
Вернувшись, в Москву, я и не вспоминал о Нелли, поскольку влюбился в Колю. К тому давно шло, но тут я просто изнывал. Чуть не наизусть зная его тело, не мог даже коснуться его. Светлый блондин с выраженными чертами лица, свойственными героям Достоевского в фильмах Пырьева, медлительными, аккуратными движениями и такой же речью, он был насквозь положительным, и никаких отношений такого рода, о котором я мечтал, и быть не могло. Но я буквально исходил безнадежной нежностью к нему, от которой, как с похмелья, кружилась голова. Не страсть, как к женщине, а именно любовь переполняла и отравляла, не находя выхода.
Встретившись с Нелли случайно, ночью в коридоре, мы целовались на балконе, и наша плоть и кровь, помимо нас, слилась опять в занюханной общажной комнатушке. Как будто те объятия не размыкались никогда. Потом мы занимались любовью, в первый раз в моей жизни. То было волшебство. А потом она сказала: "Я хочу еще, сколько ждать до следующего раза"?
В трудные годины жизни я задавался вопросом, что было бы, если б я тогда не оставил ее. Приехав в следующем году учиться в Католическом Институте, узнал, что с большим энтузиазмом спала с Олегом, тем самым бывшим соседом, что до нее дотрахивал еще двух моих девок. Учитывая, что знаю у него всего о четырех, это что-то да значит. Не считая женщин за людей, он говорил то, что они хотели слышать, изучал технику секса и умудрялся, перехихикиваясь, мило беседовать с ними во время ебли, происходившей за шкафом, что было вне моего понимания.
Сейчас, когда хрупкая восточная красота ее отцвела, я вижу в социальной сети ее мужа, бывшего американского военного посольского работника в Москве, и их троих детей. Образцово-показательная семья, свято верящая в американские ценности. Он пишет тупейшие книги о том, как добиться успеха, и она гордится им, поддерживая во всем. У нее свой многолюдный бизнес и приклеенная дурацкая улыбка. Но я помню ее другой. Может, она дура, а может, я прошляпил любовь.
Что до меня, то в детстве я очень стеснялся переодеваться при мальчиках и нисколько - при девочках. За всю жизнь я ни разу не смог поссать в писсуар при другом мужчине и, сдуру приняв приглашение пойти в баню, тут же ушел, увидев голых мужиков - совершенно неприличное зрелище. Шлялся четыре часа зимой по лесу в ожидании возможности уехать, простудился и заболел.
Девочки и потом женщины волновали, возбуждали меня, и даже очень. Мальчики и мужчины - нисколько, если не влюблялся. Но первая моя любовь - бойкий, красивый белобрысый мальчик из Зарафшана. Мне было 8, мы были в пионерлагере. Я украл у него экспортную блестящую ручку с надписью "Azerbaijan", ее нашли в моей сумке. Мне как с гуся вода, но дружбе конец.
С девочками мне было легче, свободнее, чем с мальчиками. В детском саду и младших классах моими лучшими друзьями были девочки. Потом то же - с женщинами. Я их лучше чувствовал, чем мои приятели, и потому вел себя с ними свободнее, развязнее. Может, это испортило меня. Даже с Нелли мог бы остаться хотя бы ради секса, но за стенкой, одна в двушке, жила Катя, высокая грудастая деваха, считавшая меня эталоном мужчины и готовая дать в любой момент.
А сейчас поздно, поздно, поздно...
Свидетельство о публикации №225070200083